Грэхем Йан. Монумент

   – Ты отвратителен, – сказала Эреш. Теперь она смотрела на него в упор. – Позволь-ка спросить тебя кое о чем. Ты все еще веришь, что Белтирран существует?
   – Он существует. – Баллас кивнул. – Лэйк доказал мне это. Так что если ты думаешь, будто…
   – И он населен?
   – Да.
   – Даже если ты попадешь в Белтирран, – фыркнула Эреш, – кто сказал, что тамошние люди примут тебя с распростертыми объятиями? Ты будешь изгоем. Человеком из-за гор.
   – Они не узнают, откуда я. Я им не скажу. Эреш хрипловато рассмеялась.
   – Ты глупец, – сказала она. – Великие Пилигримы! Впервые за все эти дни хоть что-то меня позабавило. Как насчет твоего акцента, Баллас? Ты полагаешь, что хатфолский говор привычен для Белтиррана?
   – Не важно, – отозвался Баллас. – Я притворюсь немым, пока не научусь говорить по-тамошнему. Невелика хитрость.
   Она саркастически усмехнулась.
   – Ты думаешь, будто Белтирран – чудесное место? Но страна, которая примет тебя, не может быть раем. Потому что ты – как зараза, моровое поветрие, грязное пятно. Ты не будешь принадлежать этому месту. Им следует выгнать тебя вон. Любая земля, на которой ты сможешь жить, отвратительна. Ты принадлежишь мусорной куче, Баллас. Ты – вонючий кусок говна…
   – По крайней мере Магистры меня не найдут.
   – А кроме Магистров, ты никому не причинил зла? Ты это хочешь сказать?
   Баллас не понял ее.
   – Ты пьяна, – сказал он. Эреш коротко кивнула.
   – Ну и что? Правда есть правда – не важно, кто ее произносит. Куда бы ты ни пошел – ты приносишь несчастья. Ты лжешь, воруешь, убиваешь. Это в твоей природе. Ты не можешь от себя убежать. Покинь Друин, если угодно. Но вскорости за тобой начнется охота и в Белтирране. Кто-нибудь очень быстро захочет с тобой разделаться. Ты никогда не найдешь покоя.
   Баллас почувствовал, как в нем вздымается гнев.
   – Да что ты знаешь о мире!
   Эреш непонимающе подняла брови.
   – Что ты о нем знаешь, а? – повторил Баллас. – Ты, проведшая всю свою жизнь в вонючем болоте! Что ты видела? Что ты умеешь? Ничего – кроме как убивать угрей.
   Эреш перевела дыхание.
   – Я ненавижу тебя, Анхага Баллас. Однако желаю тебе удачи. Слова девушки изумили его.
   – Это как же так?
   – Надеюсь, ты найдешь свой Белтирран. И пусть он станет для тебя раем. И люди примут тебя как своего. И ты проживешь долгую счастливую жизнь. А шлюхи в Белтирране – самые лучшие на свете. И эль – дешев, но необычайно вкусен.
   Баллас нахмурился.
   – Ничего не понимаю.
   – Я поняла, что вся жизнь – просто шутка. – Эреш закрыла глаза, словно слова причиняли ей боль. – Ты дурной человек. Но ты благоденствуешь. Многие пытались тебя убить, но ты избежал смерти. А вот мой отец погиб. Он был добрым, хорошим… Но он мертв. И смерть его была мучительной. Тут нет смысла, нет логики. Я могу воспринять это только как жестокую шутку. Чтобы быть счастливым, надо выбрать: смеяться над жизнью – или плакать. У такого юмора дурной привкус – но это юмор. – Она открыла глаза. – Я предпочитаю смеяться. Любая злая ирония, каждый жестокий выверт судьбы теперь дарят мне радость…
   Что-то изменилось в Эреш – неожиданно и резко. И не вино тому причиной, подумал Баллас. Хотя оно и усилило эффект.
   – Мой отец был хорошим человеком. Пусть не смельчаком. Когда он выставлял себя отважным, это всегда было притворство. – Девушка помолчала, глядя на Балласа. Что-то изменилось в ее лице, на губах появилась грустная улыбка. – Да, ты прав, Баллас. Моему отцу не просто недоставало храбрости. Он был трусом. В детстве я восхищалась им, полагая, что он отважен, как лев. Позже, когда я выросла, то начала понимать, что он меня обманывает. Из-за этого я не перестала его любить. Да, пусть он лгал мне, но то была ложь во благо… Люди ненавидели нас – все, кто хоть что-то знал о прежних занятиях отца. Мы жили уединенно, на болотах, и все же опасались за себя. Отец хотел доказать, что он сумеет защитить меня от всех бед. Заставить меня поверить, что он силен и контролирует ситуацию. Когда я осознала правду, я поняла, что это мне следует его защищать. И не от других людей, а от себя самой. Если бы он узнал, что я вижу истинное его лицо за маской, ему было бы больно. Я разбила бы ему сердце… – Эреш устало вздохнула. – Если ты доберешься до Белтиррана, это будет еще одной злой шуточкой судьбы. Худший из нас находит себе лучшее место под солнцем. Я буду смеяться так громко, что начну харкать кровью. Удачи, Баллас. Надеюсь, ты обеспечишь мне этот черный юмор.
   Взяв свой плащ, Эреш направилась к выходу. Баллас поймал ее за локоть.
   – Кажется, я ошибался. В тебе очень много от отца.
   Эреш выдернула у него руку.
   – О чем это ты?
   – Вы оба трусы. Но твой отец по крайней мере честно это признавал.
   Девушка недоуменно вскинула брови.
   – Жизнь – не шутка. Твой отец был достаточно отважен, чтобы принимать ее всерьез. Он боялся – и очень часто. А ты? Пытаешься сделать вид, будто ничего важного не происходит. Ничто не имеет значения. Ты ошибаешься – и отлично об этом знаешь. Но ищешь извинения для своей слабости. Отворачиваешься. Зажмуриваешься. Краск никогда так не поступал.
   Лицо Эреш закаменело.
   – Ты не имеешь права трепать имя моего отца! Как ты вообще смеешь о нем говорить, ублюдок? Он был в тысячу раз лучше, чем ты!
   – Вот уж точно. Но он мертв, а я нет. Теперь смейся, если желаешь. Нравится тебе эта шутка?
   Эреш плюнула ему в лицо. Теплая струйка слюны потекла по щеке. Баллас вытер ее ладонью.
   – Надеюсь, ты сдохнешь, – сказала Эреш, выходя из комнаты.
   – Когда-нибудь – обязательно, – сказал Баллас себе под нос. – Но еще не сейчас.
   Баллас задержался в спальне, допивая вино из бутылки на столе. Потом он вернулся на веранду – как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает повозка.
   – Она уехала, – сказал Атреос Лэйк.
   – Вот и славно, – буркнул Баллас.
   – Кажется, вы не очень-то жаловали друг дружку…
   – Она приносила некоторую пользу, – сказал Баллас. – Но как любая женщина – не слишком много.
   Лэйк отошел от балюстрады.
   – Собирай вещи, – велел он. – Нам пора отправляться.
   В спальне Баллас сложил заплечный мешок. Он был сделан из воловьей кожи, пропитанной жиром. Баллас упаковал провизию – вяленое мясо и сушеные овощи – и меховую одежду, которая понадобится на высоте, веревки и свернутое одеяло. Снаружи тоже было привязано разнообразное снаряжение – ледоруб, крюки, фляга для воды, короткий лук и колчан с двумя десятками стрел.
   Баллас прошелся по дому. В столовой он выпил несколько бокалов вина. Его мучила жажда. Он нервничал. Чувство было странным и незнакомым, но в последние дни оно охватывало его снова и снова. Облизнув губы, Баллас влил в себя последние капли вина и вышел на веранду. Атреос Лэйк был уже там. Он стоял в своей обычной позе – положив ладони на перила и повернув лицо к Гарсбракам. В слепых глазах отражался лунный свет. Долгое время Лэйк не шевелился. Ноздри раздувались, грудь размеренно вздымалась, вдыхая ночной воздух, словно он хотел изгнать из себя все гнилостные запахи порченого человеческого мира, прежде чем подняться к непорочным высотам.
   – Идем, – грубовато сказал Лэйк и легко перескочил через перила.
   Баллас посмотрел на дом. Окна были освещены, дверь на веранду осталась открытой. Казалось, Лэйк просто бросал свой дом… Или, может быть, оставлял место, которое все эти годы считал лишь временным пристанищем.
   Баллас посмотрел вдаль. Огни Дайшада пронзали тьму. Светились окна домов, кабаков, борделей. Последнее прощание с Друином. Скоро он поднимется под облака, и нижний мир исчезнет…
   Баллас снова посмотрел на огни. Ему ничуть не жаль было покидать Друин. Долгое время он ощущал себя как в тюрьме. Не только с тех пор, как Церковь начала охоту. Нет, чувство было давнее. Он не знал иных мест, кроме Друина, но уход ничуть не огорчал его.
   Тогда откуда эта легкая неуверенность? Словно бы крохотная часть его существа желает остаться… Ничего подобного, решил Баллас. Обернувшись, он посмотрел на Гарсбраки. Огромные черные склоны, пронзающие небо.
   Он боится их, понял Баллас. Горы были незнакомыми, опасными – и вот почему он хотел остаться в Друине. Баллас недовольно заворчал. Очень скоро он поднимется в эти горы. Через день или два они перестанут быть для него чужими.
   Сомнения заполняли его сердце – и тогда Баллас снова вспомнил сон о Белтирране: зеленые ковры полей, скот, и крестьянские домики, и работающие в поле люди… Его сомнения рассеялись как дым.
   Перескочив через перила, Баллас пошел вперед.

Глава восемнадцатая

   На Скаррендестине Пилигримы поднялись против Асвириуса, ибо разгадали его намерения. Желал он похитить их магию и для одного лишь себя обрести силу святой горы и могущество самого бога-творца…

   Баллас и Лэйк шли по лугу, направляясь к горам. Старый путешественник двигался ловко, но осторожно. В правой руке он сжимал посох, а левой держался за локоть Балласа. Временами Лэйк спотыкался, однако быстро восстанавливал равновесие.
   В скором времени луг остался за спиной, и путешественники вошли на территорию каменоломни. Здесь в изобилии валялись осколки камня. Идти стало труднее. Лэйк то и дело спотыкался и бормотал проклятия. На лице его застыло выражение гнева и смущения. С трудом переводя дыхание, он ворчал:
   – Пока не началась разработка, здесь было чисто. Я сделал это… Я создал эту проклятую каменоломню.
   Баллас не отвечал. Ему хотелось как можно скорее покинуть каменоломню. Он боролся с желанием пуститься бегом – к склонам. Исчезнуть среди скал, где никто его не увидит. Однако он шел неторопливо и размеренно, терпеливо помогая Лэйку преодолевать шаг за шагом. Наконец выработка закончилась. Баллас увидел склон. Почти отвесная стена вздымалась футов на двадцать. Она была неровной; камень выветрился и раскрошился. Стену покрывали выбоины и впадинки.
   – Что ты видишь? – спросил Лэйк. Баллас описал.
   – Я не смогу забраться туда без посторонней помощи, – зал Лэйк. – Но у нас есть веревки. Ты знаешь, что делать?
   – Да – сказал Баллас, вынимая из мешка моток.
   – Мы прошли… сколько? Шагов пятьсот? Баллас оглянулся на выработку.
   – Вроде того.
   – Если память меня не подводит, наверху растут несколько рябин. К ним можно привязать веревку.
   Баллас скинул мешок, повесил на плечо веревку и начал карабкаться наверх. Выбоины и выступы в камне служили неплохими опорами для рук и ног. Не прошло и минуты, как Баллас преодолел подъем. Оглядевшись по сторонам, он поискал рябины.
   Лэйк не рассчитал. Они росли ярдах в пятидесяти – слишком далеко, чтобы привязать к ним веревку. Баллас выругался – и его проклятие эхом разнеслось в ночном воздухе. В отдалении Балласу почудилось движение. В темноте среди рябин что-то шевелилось… Что-то белесое… В лунном свете блеснули глаза… Баллас выхватил кинжал: ему показалось, что из темноты сейчас кинется лективин. Но тут же он заметил пару изогнутых рогов и шерсть. На него смотрел горный козел.
   Баллас снова выругался. Козел скакнул вбок и растворился в темноте. Баллас обмотал веревкой близлежащий валун и скинул второй конец вниз. Нашарив его, Лэйк привязал к веревке оба мешка, и Баллас втащил их наверх, а затем снова скинул веревку. Лэйк полез наверх. Мало-помалу он преодолевал стену. Когда старик добрался до края, Баллас схватил его за шиворот и втащил наверх.
   Лэйк лег на спину. Он тяжело дышал.
   – Староват я уже для таких упражнений, – сказал он. Баллас молча смотрел на него.
   – Не обращай внимания. Я справлюсь.
   Через несколько секунд Лэйк поднялся на ноги. Держась за веревку, он дошел до валуна.
   – Рябин уже нет?
   – Они подальше. – Баллас кивнул в сторону деревьев, позабыв, что Лэйк их не видит.
   – Веревки не хватило?
   – Да.
   Нахмурившись, Лэйк направился к рябинам. Сперва он двигался осторожно, но вскоре его шаги стали увереннее. Он на знакомой территории, понял Баллас. Карьер сбил Лейка с толку, поскольку ландшафт подножия изменился с тех пор, как он поднимался на Гарсбраки. Но сами горы остались прежними.
   Лэйк остановился около рябин.
   – Я не так уж и ошибся, – сказал он, трогая ветки. Баллас подал ему мешок, и путники двинулись дальше.
   Своим посохом Лэйк указал на каменную глыбу справа от них.
   – Вон там начинается расщелина, – сказал он. Баллас проверил. Старый путешественник не ошибся.
   Посох Лэйка указал на другой камень.
   – Его поверхность немного вогнута и напоминает миску. Лэйк снова оказался прав.
   – У тебя недурственная память, – признал Баллас.
   – Друг мой, – отозвался Лэйк, – она безупречна. И за это ты должен быть благодарен судьбе.
   Теперь Лэйк двигался гораздо быстрее – словно зрячий человек по ровному полю. Посох равномерно ударял по земле, каблуки постукивали по камню. Они направились к широкому плато. Справа поднималась к небу пирамидальная скала в сотню футов высотой. Слева склон заканчивался отвесным обрывом; на его краю росли рябины. По дороге Лэйк продолжал свою игру, то и дело указывая Балласу новые ориентиры – выбоины в скале, наполненное водой углубление необычной формы, два козырька в семнадцати футах над головой – один прямоугольный, другой овальный.
   Баллас чувствовал растущее раздражение. На кой хрен понадобилась Лэйку эта игра? Может, он просто рисуется? Не исключено. Лэйк подделал отчет о Белтирране, чтобы вызвать восхищение людей. Уж конечно, он не упустит случая показать свой уникальный талант… А может, здесь была иная причина. Не исключено, что, запомнив мелочи, Лэйк позабыл какие-то важные детали. Он не был в горах более двадцати лет. Возможно старик опасается, что его память не так хороша, как он предполагал. И потому постоянно проверяет себя…
   Наконец плато сузилось и превратилось в каменный выступ трехфутовой ширины. Справа поднималась отвесная стена слева продолжалась пропасть. Из глубины ее доносился плеск; Баллас увидел небольшой водопад. Бегущая вниз вода переливалась в лунном свете. У подножия водопада, слегка поблескивая, лежали влажные черные валуны. Баллас прикинул, что глубина пропасти никак не менее семидесяти футов.
   – Красиво, не правда ли? – заметил Лэйк. Каким-то образом он понял, что водопад привлек внимание спутника.
   Баллас пожал плечами.
   Лэйк положил руку на стену скалы. Провел по ней пальцами и отыскал трещину в камне. Несколько секунд он ощупывал ее, а потом скинул мешок.
   – Устал? – едко спросил Баллас. – Ты, кажется, хвалился своей выносливостью…
   – Тс-с. – Лэйк приложил палец к губам.
   Баллас замолчал. Лэйк тоже притих. Некоторое время он стоял неподвижно, а затем вдруг кинулся вперед, пробежал с дюжину шагов по уступу – и прыгнул в пропасть.
   – Лэйк! – заорал Баллас и нелепо взмахнул руками, точно надеясь, что сумеет поймать старика. Лэйк пролетел по воздуху над пропастью и начал падать. Миг спустя он исчез в темноте. Баллас был слишком ошеломлен, чтобы хотя бы выругаться. Тошнотворная слабость охватила его. Он почувствовал, как Белтирран ускользает. Единственная его надежда отыскать убежище исчезла, растворившись во тьме.
   Баллас подскочил к краю.
   – Лэйк! Кровь Пилигримов! Где ты?..
   – Спокойней, спокойней, – отозвался невозмутимый голос. – Все отлично.
   Опустившись на колени, Баллас заглянул в пропасть. Лэйк стоял на другом выступе – в семи футах ниже первого, на противоположной стороне расщелины.
   – Все точно так, как я помню. – Он, ухмыляясь, постучал посохом по камню. – Давай, Баллас. Прыгай сюда. Только сначала кинь мешки. Они не помогут тебе в полете, дружище.
   – Рехнулся? – рявкнул Баллас. – Ты мог себя угробить.
   – Угробить? Ничего подобного. Скорее я спас себе жизнь. Мы пойдем этой дорогой, Баллас.
   – На кой хрен ты кинулся в эту долбаную пропасть?
   – По верхней тропе больше нельзя идти.
   Баллас посмотрел вперед. Ничто не выдавало опасности. Этот уступ был шире, чем нижний, и тянулся вдаль, сколько хватал глаз.
   – Что за чушь? – хрипло спросил он.
   – Ты должен мне довериться, Анхага Баллас, – мягко сказал Лэйк. – Я уже бывал здесь. А ты нет.
   Выругавшись себе под нос, Баллас скинул мешки. Потом спрыгнул сам и неуклюже приземлился на нижний выступ. Камень загудел под его весом.
   – М-да… Тебя нельзя назвать грациозным созданием, – хмыкнул Лэйк.
   – А тебя можно назвать долбаным идиотом, – буркнул Баллас. – Если соберешься сделать еще что-нибудь сумасбродное, сперва хотя бы предупреди. Тупой сукин сын.
   Лэйк улыбнулся.
   – Прости. – Нагнувшись, он подобрал мешок и зашагал по выступу.
   Баллас последовал за ним. Эта тропа казалась несравненно более опасной – уже первой и не такой ровной. Здесь была масса колдобин и ям. Тропа то резко шла под уклон, то поднималась вверх. Однако Лэйк двигался вперед с невероятной скоростью, словно прыжок в пропасть придал ему уверенности. Старик считает горы своей территорией, подумалось Балласу. Он владеет нижними склонами и чувствует себя как дома наверху. Может быть, он хотел показать, как близки и понятны ему горы, – действуя так, словно они не могут причинить ему вреда. Или же просто желал доказать Балласу свою осведомленность, если не превосходство. Что, надо сказать, Лэйку удавалось…
   Они шли долго, но наконец Лэйк остановился.
   – Сюда – сказал он, кивая на V-образный пролом в скале. Они вошли внутрь и оказались в небольшой пещере.
   – Хорошее место для лагеря, – улыбнулся Лэйк. – Здесь отдохнем до рассвета.
   Баллас вытащил из мешка растопку и развел огонь. Тени заплясали на стенах пещерки. Баллас скорчился у огня, фея руки.
   – Кто первый караулит? – спросил он.
   – Вряд ли от меня будет прок в этом деле. – Лэйк пожал плечами.
   – Но ты же не глухой, – буркнул Баллас. – Говорят, у слепых развивается острый слух.
   – Я думаю, это излишняя бдительность.
   – Не хочу рисковать, – отозвался Баллас, поправляя костер.
   – Нас не будут преследовать. Баллас фыркнул.
   – Ты забыл, как жаждут стражи меня поймать?
   – Есть разница между желанием и возможностью, – усмехнулся Лэйк. – Поверь мне: здесь тебя никто не найдет. Спи спокойно. Завтра у нас будет тяжелый день.
   Забившись поглубже в пещеру, Лэйк расстелил одеяло и завернулся в него. Баллас некоторое время смотрел на луну и звезды. Потом он тоже начал дремать. Сквозь пелену сна до него долетел странный шум – стук копыт и встревоженное блеяние козла. Баллас подскочил, но все стихло. Он перевел дыхание и выругался.
   – Вот поэтому-то здесь мы в безопасности, – сказал Лэйк, не открывая глаз.
   – О чем ты?
   – Этот козел допустил ужасную ошибку, – сказал Лэйк. – И такую же совершит любой страж, который сунется за нами в горы. Завтра сам все поймешь. – Лэйк чуть пошевелился и снова затих.
   Баллас проснулся на рассвете. Он чувствовал себя так, будто не спал вовсе. Ломило кости, в горле пересохло, все тело болело. Постанывая, Баллас заставил себя принять сидячее положение. Атреос Лэйк был уже на ногах. Опустившись на колени перед кострищем, старый путешественник развел огонь.
   – Плохие сны? – спросил Лэйк.
   – Что? – пробормотал Баллас, доставая флягу с водой со дна рюкзака.
   – Ты беспокойно спал. Ворочался, дергался, бормотал что-то…
   Напившись, Баллас припомнил свой сон. Или, вернее сказать, осколок сна, оставшийся в памяти. Ему снились горы. Камни, валуны, скалы. Ничего драматического он припомнить не мог. Никаких происшествий – всего лишь несколько картинок. Может быть, ему вовсе ничего и не снилось, а просто в памяти засели детали вчерашнего восхождения? Поднявшись, Баллас вышел из пещеры. Земля блестела от инея. Камни под ногами были скользкими. Осторожно ступая, Баллас прошел несколько ярдов и облегчился, глядя, как желтая струя мочи плавит снег. Потом вернулся в пещеру.
   Они позавтракали. Баллас подсел поближе к огню.
   – Когда человек устает, холод ощущается гораздо сильнее, – заметил Лэйк. – Поэтому очень важно как следует выспаться. Иначе путешествие покажется в десять раз тяжелее. – Он покопался в своем мешке. – Я взял с собой виски. В основном в лечебных целях. Но пара глотков поможет тебе уснуть…
   Внезапно заблеял козел. «Не тот ли самый, – подумал Баллас, – что потревожил нас ночью?»
   – Ах да, – пробормотал Лэйк. – Я хочу показать тебе кое-что.
   Упаковав мешки, они вышли из пещеры обратно на выступ.
   – Будь осторожен, – сказал Баллас, – здесь…
   – Скользко, да. Знаю, друг мой. – Лэйк взял Балласа за локоть. – Надеюсь, мы успеем добраться до вершины, прежде чем ляжет снег. Если же нет, Баллас, тогда мы узнаем, каков бывает настоящий холод.
   Они зашагали по выступу. Баллас двигался с неимоверной осторожностью. Стоило ему сделать шаг, как нога начинала скользить. Лэйк тоже двигался медленно. Он слегка опирался на посох, а левой рукой придерживался за стену. Баллас заглянул в пропасть. Он увидел еще один водопад, поменьше первого. Вода готова была превратиться в лед. Над водопадом уже висели сосульки. Рябины поблескивали от изморози. Оставшиеся листья на ветках сверкали, как стальные лезвия.
   Через несколько сотен ярдов Лэйк остановился. Своим посохом он указал на противоположную сторону пропасти. Баллас увидел ровную каменную площадку прямоугольной формы в четыре шага шириной. На ней стоял козел. Он пил воду, вытекавшую из скальной стены.
   – Вот. Видишь? Так убивают Гарсбраки. Баллас нахмурился.
   – Козел жив-здоров. И, кажется, вполне счастлив. Он просто пьет.
   – Пьет? А-а… Тогда ты видишь еще и то, как горы могут пытать. – Лэйк опустил посох. – Этот козел в ловушке. Оттуда, где он стоит, выхода нет.
   Баллас посмотрел повнимательнее. И понял, что вопреки первому впечатлению Лэйк был прав. Каменный квадрат со всех сторон окружали отвесные скальные стены. Козел попал туда, соскользнув по крутому склону, и вряд ли сумеет залезть обратно. Так же, как и человек, решил Валдае. Лэйк улыбнулся.
   – Если представить на миг, что эта ловушка была создана специально, – сказал он, – ее можно было бы назвать в высшей степени остроумной. Не так ли?
   Баллас кивнул.
   – Козел пошел по той тропе, которая так понравилась тебе вчера вечером. Падение с края не кажется таким уж опасным. И если смотреть оттуда, место, где стоит козел, похоже на начало нового выступа, который просто заворачивает за изгиб скалы… Но только похоже. – Лэйк вздохнул. – Этот козел погибнет мучительной смертью. Там есть вода, но он умрет от голода. Неприятная смерть.
   На камне лежала кучка костей. Отсюда Баллас не мог сказать, человеческие они или звериные.
   – Кто же пробил тропу, ведущую в никуда? – спросил он. – Глупость какая-то…
   – Не все выступы – тропы. Этот, – Лэйк ткнул посохом в сторону ловушки, – когда-то, думается мне, и впрямь был тропой. Но не теперь. Много сотен лет назад, задолго до основания Друина… даже до того, как началась история, горы потрясло ужасающее землетрясение. Тропы разорвало на части пропастями и разломами. Они превратились в ловушки, а горы стали опаснее во сто крат. Так думают некоторые ученые. Хотя, разумеется, это не более чем предположение.
   – Но если здесь были тропы…
   – …Значит, кто-то их проложил? Но мы не знаем кто. Даже если когда-то тут обитали люди, это могло быть очень и очень давно… А может быть, они здесь и не жили, а просто путешествовали через горы… из одной страны в другую.
   – В Белтирран? – немедленно спросил Баллас.
   – Белтирран – название, которое жители Друина дали земле за горами. Есть другая теория – я обращался к ней, когда писал свой отчет о Белтирране. Некоторые полагают, что земли к югу и северу от гор свободно сообщались – торговали, возили товары через Гарсбраки. Возможно, вообще считались одной страной. Потом, когда произошло землетрясение и горы стали непроходимы, земли разделились. Ничего нельзя было сделать, чтобы воссоединить их. Что оставалось, кроме как основать два разных государства? Так появился Белтирран.
   – Думаешь, так и было?
   – Это не доказано, но возможно. По моему мнению, наша костяная карта доказывает, что за Гарсбраками есть какая-то цивилизация.
   Баллас ощутил прилив оптимизма. Он чувствовал себя так, словно уже добрался до Белтиррана. Им овладела эйфория. Ухмыльнувшись, Баллас сказал:
   – Идем дальше!
   – Сперва, – отозвался Лэйк, – окажи мне услугу. Обеспечь тому козлу быструю смерть. Они хорошие создания, и мне неприятно думать, что одно из. них будет страдать.
   Баллас кивнул и расчехлил лук.
   Путешествие продолжалось. В полдень они сделали привал, и Баллас съел горбушку черного, успевшего зачерстветь хлеба. Потом напился из источника. Лэйк был прав: вода оказалась неимоверно чистой. Такой Баллас не видел ни разу – ни в ручьях, ни в колодцах, ни тем более в городских фонтанах.
   Отдохнув, путники двинулись дальше. Под ногами хрустел щебень и мелкие обломки камня. Идти было неудобно. Баллас быстро устал. У него болели колени, ныла поясница. Мышцы на ногах словно одеревенели. На одном из участков земля выровнялась, и путники вступили на покрытую жухлой травой ровную площадку. Баллас испытал несказанное удовольствие, но облегчение было кратким. Щебень и камни вскоре вернулись, а вместе с ними – и боль.
   Ближе к вечеру они остановились перед нагромождением валунов. Оно поднималось вверх футов на тридцать. Камни были влажными и обросли мхом. Лэйк покачал головой.