Рано или поздно они должны были с Гарри пожениться, и с ее стороны было бы несправедливо не дать ему еще одну возможность попробовать вызвать в ней какие-нибудь чувства. Может быть, первая попытка была неудачной по объективным причинам? Придя к такому заключению, Каролина послала своему кавалеру записку с просьбой явиться ровно в три часа пополудни, когда ее отец погрузится в серию послеобеденных экспериментов. О тете она тоже позаботилась, устроив небольшую катастрофу, потребовавшую немедленного визита миссис Хибберт к модистке, гарантировавшего ее отсутствие в течение не менее двух часов.
   Таким образом, у Гарри будет предостаточно времени, чтобы повергнуть ее в трепет.
   Каролина ожидала его с нетерпением.
   Зная, что подготовка – это половина успеха любого предприятия, она приложила немало усилий, чтобы выглядеть как можно лучше. Поскольку Гарри, насколько ей было известно, рьяно придерживался условностей, Каролина для своего наряда не могла выбрать никакой другой цвет, кроме белого. Хотя ей минул двадцать один год, она все еще считалась дебютанткой и была обязана носить исключительно белое. Это ограничение тем не менее не помешало ей выбрать самое прилегающее платье, подчеркивающее ее весьма скромные формы. Темно-бордовые нити, вплетенные в белое полотно ткани, создавали весьма кокетливый рисунок. В нем она выглядела идеально пристойной. И пристойно пленительной.
   Если Гарри дано привести ее в трепет, то Каролина хотела бы оказать ему максимальное содействие в этом деле.
   Без пяти минут три Каролина во всеоружии светской обольстительницы спускалась по лестнице с твердым намерением провести очередной научный эксперимент. Она устроилась в гостиной на кушетке, изрядно помучившись с ногами, пока не определила для них единственно верное положение, напоминавшее позу греческих богинь. Прилегающее платье, правда, не было слишком открытым, но, во всяком случае, подчеркивало ее фигуру.
   К тому моменту, когда явился Гарри, опоздав на семь минут, Каролина уже четыре минуты как не чувствовала своих затекших ног. Но она не роптала, тем более что молодой джентльмен ворвался в гостиную с радующим душу энтузиазмом. Она встретила его ослепительной улыбкой и с удовлетворением отметила, что нанесенный ею на днях удар почти не отразился на цвете его носа.
   – Каролина, слава Богу, с тобой все в порядке!
   – Здравствуй... – поздоровалась она, стараясь придать голосу томную хрипотцу. Но все ее усилия соблазнить его не имели успеха. Быстро подскочив к Каролине, Гарри попытался стащить ее с кушетки.
   – Ты столько дней отказывалась меня принимать, что я подумал, уж не захворала ли ты.
   – Нет...
   – Ты выглядишь чудесно. Такая красивая.
   – Спасибо...
   – А как тебе нравится мой новый жилет? – Он отпустил ее руки, которые сжимал до этого в горячем приветствии, и слегка повернулся, подставляя грудь солнечным лучам, пробивавшимся в окно. – Я только вчера его получил.
   – Что? Ах, это...
   – Какого черта ты разлеглась на кушетке? Каролина вздохнула. Ее попытка обольщения явно не удалась. Годы общения с отцом научили ее распознавать в мужчинах признаки отрешенности от внешнего мира, когда, занятые собой, они теряли способность реагировать на женские уловки. Однако неудача ее не обескуражила. Мужчины, насколько она могла судить, нуждались в прямолинейном подходе. Вернее, в прямых действиях. Помня об этом, она опустила ноги на пол, решив применить другую тактику.
   – Какой красивый жилет, – ответила она, едва не застонав от боли, когда кровь прихлынула к онемевшим ногам. – Он такой... такой геометрический. – Каролина равнодушно оглядела довольно невзрачную, выдержанную в серебристо-серых тонах обновку Гарри, после чего окинула критическим взглядом всю его не вызывавшую вдохновения фигуру. По правде говоря, он навевал на нее отчаянную скуку. Странно, почему она раньше этого не замечала?
   Его грудь и плечи не отличались шириной, и мышцы под одеждой не бугрились. Волосы у него были какого-то неопределенного землисто-бурого цвета, а лицо – очень юным и глуповатым. Главной достопримечательностью его лица были глаза – большие, выпуклые и... водянистые.
   Нельзя сказать, что физические параметры имели для Каролины существенное значение. Глядя на старого друга, она неожиданно для себя обнаружила, что он похож – во всяком случае, внешне – на лягушку. Это обескураживающее открытие смутило Каролину.
   Она скромно сложила руки на коленях и, потупившись, попыталась осмыслить свое открытие.
   – О, Гарри, я... – начала она, лихорадочно соображая, что же она хочет сказать.
   – Замолчи, любимая. Это я должен молить тебя о прощении за то, что как ужасно обошелся с тобой на балу у Тэллисов. Все это время меня мучили жуткие угрызения совести. – Он опустился перед ней на колени и в простодушном порыве схватил ее руки. – Не знаю, что на меня нашло. Клянусь, любовь моя, я больше никогда не позволю себе ничего подобного.
   Каролина подняла на Гарри глаза и улыбнулась. Его искренние слова растопили ее сердце.
   – Все в порядке, Гарри. Но я как раз хочу повторения. Здесь и сейчас. Я даже нашла повод выпроводить тетю Уин из дома, чтобы дать тебе возможность сделать еще одну попытку.
   Гарри, открыв рот, в ужасе отшатнулся от нее.
   – Но...
   – Я тогда просто очень испугалась. Уверена, что, если мы попробуем снова, ты заставишь меня трепетать. Наверное, тогда все так получилось, потому что ты слишком быстро положил руку мне на корсаж. – Каролина нахмурила брови. – Постарайся сейчас этого не делать. – Она поднялась и потянула его за собой. – Встань вот здесь, как тогда, – попросила она, но, к ее величайшему изумлению, Гарри не тронулся с места.
   – О чем ты толкуешь? – Он встал с пола, оказавшись, на ее удивление, вовсе не таким высоким, как ей казалось раньше. Вернее, он был таким же, как и прежде, но по какой-то причине она хотела думать, что он более рослый. Вроде графа.
   – Умоляю, Гарри, не упирайся, – попросила она нетерпеливо, отгоняя мысли о графе. – Ты же знаешь, как серьезно я отношусь к научным исследованиям. Нужно подготовить все заранее, чтобы получить соответствующий резу...
   – Научные исследования! – Гарри сжал кулаки, лицо его покраснело от гнева. – Не хочешь ли ты сказать, что проводила в тот раз один из своих дурацких опытов?
   Каро возмущенно уперла руки в бока. Она допускала, что ее действия могли озадачить Джеффри. Ведь он был едва с ней знаком. Но Гарри знал ее всю жизнь! Подобного упрямства от друга детства она не ожидала.
   – Гарри, пожалуйста, поцелуй меня сию же минуту! Я должна знать, почувствую трепет или нет...
   – Предпочту воздержаться! – бросил он ей в лицо.
   – Но...
   – Иди к черту, женщина! Как будто у меня нет других проблем!
   – Но...
   – Никаких «но», Каролина! Я, между прочим, мужчина...
   – Конечно. Это очевидно...
   – Пять дней назад я из-за тебя опростоволосился...
   – Я знаю. Но я поняла почему. Если бы ты не трогал...
   – К черту твои дурацкие объяснения! – Внезапно он ее оттолкнул и, чтобы выпустить пар, заметался по комнате.
   – Я вел себя как последний идиот! Задел твою девичью скромность, обидел тебя!
   – Нет...
   – Как раз да! Мне на следующий день сообщил об этом Тэллис. Еще он сказал, что ты была страшно расстроена.
   – Граф с тобой разговаривал? – Каролина недоверчиво посмотрела на него.
   – Конечно. Он сказал, что ты была сама не своя.
   – Но это неправда!
   – Я ответил ему то же самое. Но думаешь, он меня послушал? Как бы не так. – Гарри потрогал свой припухший нос. – Проклятие, Каро! Зачем ты всем разболтала, что я к тебе приставал?
   – Я ничего подобного не говорила.
   – Что подумают люди? Даже Матильда взялась меня, поучать и заявила, что в делах такого рода нужно проявлять больше осторожности.
   Каролина похолодела.
   – Кто эта Матильда? – спросила она упавшим голосом. Гарри покраснели вновь начал мерить шагами комнату.
   Его шея приобрела цвет поспевающих вишен.
   – М-м... не важно. Проблема в том, что мне не стоило тебя целовать. Жена не должна вести себя подобным образом. От нее этого не ждут. Мало того, что ты сама меня спровоцировала, так я еще получил нагоняй!
   Каролина молча наблюдала, как его шея быстро наливалась все более густым багрянцем.
   – Но сейчас все позади, – продолжал он, вскинув подбородок. – Можешь быть спокойна, я не прикоснусь к тебе и пальцем до самой нашей первой брачной ночи.
   – Но я хочу, чтобы ты поцеловал меня!
   – Чепуха! – возмутился он. С каждым словом его голос набирал силу. – Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.
   Каролина прикусила губу и наклонила голову. Она пыталась придумать, как заставить его выполнить ее просьбу.
   – Обещаю, что больше не поддамся эмоциям.
   Гарри проглотил образовавшийся в горле комок. Она видела, как поднялся и опустился его кадык. Теперь перед ней стоял ее прежний Гарри, друг детских дней, каким она его знала.
   – Ты... ты не можешь этого знать, Каро. Я... мои поцелуи способны кого угодно вывести из равновесия.
   – Конечно, милый. – Она усмехнулась, заметив, что его решимость начала слабеть. – Но я хочу убедиться...
   – Черт возьми, Каро! – перебил ее Гарри и нервно затряс головой. – Я не собираюсь это обсуждать! Я ни за что не повторю это, и я не хочу рисковать твоим уважением, так же как не хочу снова обрушить на свою голову гнев Тэллиса.
   Каролина опять ничего не ответила. Лицо Гарри окрасилось в цвет спелых вишен, а широко раскрытые глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Она видела его таким и раньше и по опыту знала, что никакие увещевания не поколеблют его решения. Когда Гарри раздувался, как сейчас, добиться от него взаимопонимания было не менее бессмысленной затеей, чем попытка достучаться до сердца греческой статуи.
   – Ну что ж, – произнесла она, ловко сменив тактику. Сдаваться она не собиралась и твердо решила добиться своего, даже если для этого придется идти окольными путями. – Скажи, зачем ты хочешь на мне жениться.
   Гарри растерянно заморгал, очевидно, не веря, что победа далась ему с такой легкостью. Но когда он осознал суть вопроса, лицо его потемнело от ярости.
   – Проклятие, Каро! Что с тобой сегодня? Я тебя что-то не пойму.
   – Проклятие, Гарри! – передразнила его Каролина и вздохнула, теряя терпение. – Ты сегодня ужасно несговорчивый.
   Некоторое время они молча метали друг на друга гневные взгляды. Тишину, как водится, первым нарушил Гарри.
   – Господи, Каро! – начал он, ероша волосы привычным жестом. – С девушками на эту тему не говорят.
   – Но раньше это не служило нам помехой, – парировала она. – Так скажи мне, Гарри, почему ты хочешь взять меня в жены?
   – Ты знаешь почему, – вздохнул он, переминаясь с ноги на ногу, и неловко пожал плечами. На мгновение он даже показался ей моложе своих лет. – Ну хотя бы потому, что ты лучше меня разбираешься в хозяйственных делах.
   Каролина внезапно шагнула к нему, протянув руки, чтобы прикоснуться к старому другу, как она делала это много раз в детстве, когда ей было с ним хорошо.
   – Но разве ты не хочешь узнать, Гарри, ждет ли нас настоящая любовь?
   Он неожиданно нахмурился и сразу как-то повзрослел. Морщинки, прорезавшие его лоб, сделали Гарри похожим на своего отца. И сразу знакомые с детства черты лица друга исчезли, и Каролине показалось, что она видит перед собой мужчину средних лет, а не двадцатидвухлетнего юношу.
   – Я считал тебя слишком умной для подобной девчачьей чепухи. Это все твоя тетка! Это она вдалбливает тебе в голову всякие глупости.
   Каролина окаменела.
   – Гарри, я люблю свою тетю Уин. И прошу тебя запомнить это раз и навсегда, если ты хочешь на мне жениться, – процедила она ледяным тоном под стать холоду, вдруг сковавшему ее сердце.
   Темные глаза Гарри округлились.
   – Я догадывался, что ты питаешь к ней слабость. Она, бесспорно, очаровательное создание. Но боюсь, как бы твоя любовь к этой рехнувшейся старой перечнице не затмила твой разум. Не забывай, кто ты.
   Каролина не сразу поняла, что Гарри имел в виду. Но по выражению его глаз она догадалась, что ничего приятного за его словами не стояло. Однако ей вдруг захотелось услышать это от него самого.
   – Так кто же я, Гарри?
   Он вздохнул, и на его лице отразилось сожаление. Он снова знакомым жестом взъерошил волосы.
   – Пожалуйста, не заставляй меня произносить эти слова вслух.
   – Нет уж, скажи! – Каролина не желала отступать.
   – Скажу. Но помни, я тебя предупреждал. – Желая смягчить удар, Гарри взял руку Каролины. – Ты «синий чулок», – проговорил он со вздохом. Она поморщилась и хотела отнять руку, но он не позволил. – Но я знаю тебя всю жизнь и смирился с этим. Мне кажется, мы с тобой сумеем поладить. Я ведь никогда не мешал тебе забавляться твоими химикатами, правда?
   – Ты не можешь мне что-то запрещать, – возразила Каролина.
   – Это правда. Но так будет и после нашей свадьбы. Я хочу подчеркнуть, что вообще не собираюсь тебя перевоспитывать. Ты даже сможешь использовать для своих дел одну из комнат прислуги.
   – Но...
   – Более того, – перебил он Каролину и, поймав ее взгляд, продолжил: – Я все знаю о твоей матери.
   Каролина скривилась и попыталась освободиться из его крепкой хватки, но опять безуспешно.
   – Я не имею к ней никакого отношения. Я похожа на отца. Ты сам постоянно твердил мне об этом.
   – Может, да, – произнес он нараспев. – А может, и нет. Ты слишком много времени просиживаешь на деревьях.
   – Моя мать никогда этого не делала.
   – Верно, – согласился он, кивнув. – Но это выглядит довольно странно.
   – Вот как? – тихо отозвалась она. – Но доктора утверждают, что помешательство наступает в результате расстройства ума. Я же, как тебе известно, занимаюсь наукой, что требует логического и ясного мышления.
   – Это справедливо только для мужчин, – упрямо возразил Гарри со свойственным ему высокомерием. – Наука вредна для женского рассудка и способствует его расстройству.
   – Вздор! – Каролина могла бы наговорить ему кучу грубостей, но гневный взгляд Гарри и каменное выражение его лица остановили ее.
   – Мой отец имеет на сей счет весьма определенное мнение. – Он сделал выразительную паузу, чтобы показать невесте, что с неодобрением относится к их спору.
   Каролина оцепенело отвела взгляд в сторону, но не потому, что испугалась его сердитого вида. По опыту она знала, что всякий раз, когда Гарри начинал цитировать отца, переубедить его в чем-либо становилось невозможно. Но несмотря на смиренную позу и скромно потупленный взор, она была полна решимости отстаивать свою точку зрения до конца.
   – Все мои опыты тщательно спланированы, обоснованы и документированы, – проговорила она, наконец вырвав у него свою руку.
   – В этом-то все и дело! – воскликнул Гарри со злорадством. – Женщины опытов вообще не ставят, как бы тщательно спланированы они ни были. И если бы я захотел, мне не составило бы труда собрать доказательства твоего безумия. Для этого потребовалось бы только составить список твоих интересов.
   – Гарри... – Но прежде чем она успела его остановить, он начал перечислять ее прегрешения, что делал множество раз и раньше.
   – Во-первых, те опыты по стрельбе.
   На этот упрек Каролина уже отвечала ему неоднократно. Она терпеливо скрестила на груди руки и, яростно сверкая глазами, впилась взглядом ему в лицо.
   – Их ставил мой отец.
   – Исследования овечьего мыла...
   – Их продолжил мой отец.
   – Но ведь начала их ты, не так ли?
   Она прикусила язык – возразить ей нечего. Гарри был прав.
   – Однажды ты показала мне математическую статью, подтверждающую существование воображаемых чисел.
   – И вовсе они не воображаемые, – взвилась Каролина, почувствовав себя глубоко уязвленной. – А чрезвычайно точные.
   Он насмешливо фыркнул.
   – Ты хотела изобрести машину для дойки коров.
   – А ты видел руки Салли? Грубые и в мозолях? Я просто хотела помочь ей, – попыталась она защититься.
   – Ты едва не убила скотину.
   – Гарри... – взмолилась она, но он поднял указательный палец, и ей пришлось замолчать. Было ясно, что слушать ее он не намерен. Все ее доводы не имеют смысла.
   – Где они, Каролина?
   Ее глаза от изумления расширились, но потом она посмотрела на него чересчур невинным взглядом.
   – Что – где?
   – Твои нелепые писульки?
   – Это не писульки, а записи, Гарри! – выпалила она, еле сдерживая закипающее негодование. – Научные наблюдения. Факты. Заметки. – Тетрадь она спрятала за кушетку, чтобы можно было сразу по свежим следам изложить впечатления от поцелуя Гарри. При условии, конечно, что он снизойдет до поцелуя.
   – Ты никогда с ними не расстаешься. И вечно строчишь в своей тетради, как какой-нибудь одержимый монах. Каро...
   – Перестань! Перестань! – Из глаз ее брызнули слезы. Впервые за долгое время Гарри одержал над ней верх. Он наотрез отказывался понимать ее. Каролина сделала глубокий, прерывистый вдох, стараясь успокоиться. – Я в своем уме, – твердо заявила она, предпринимая еще одну попытку помочь ему увидеть правду. Посмотрев на него исподлобья, она заметила, что выражение его лица смягчилось.
   – Я не хотел тебя обидеть, ты же знаешь, – произнес он примирительно. – Просто весь этот набор: эксперименты, исследования, писульки – все это выглядит чудовищно странно. Ты бы лучше училась играть на фортепиано или вышивать накидки для кресел, а не углублялась в геометрическую природу грязи.
   – Геологическую природу, Гарри, – вздохнула она устало. Ответ сорвался с языка сам собой, как это получалось у нее сотни раз, стоило Гарри затронуть больную тему. – И чтобы ты знал, это весьма важно для выращивания урожая.
   – Может, ты и права, – прозвучало в ответ. – А может, и нет. Я стараюсь растолковать тебе, что готов взять тебя в жены при том условии, что твое странное поведение не усугубится. – Он даже приподнялся на цыпочках, чтобы посмотреть на нее сверху вниз, потому что они были почти одного роста. – Каро, ты должна мне довериться и позволить руководить тобой. Ты ведь даже не леди. Ты «синий чулок» из семейки со странностями. Но с другой стороны, ты моя милая и дорогая сумасшедшая девочка, наделенная талантом и светлой головой для успешного занятия овцеводством.
   Сердце Каро смягчилось. По крайней мере, один ее талант получил должную оценку. А то эти яростные споры заставили ее уже усомниться, будет ли ей доверено ведение хозяйства после свадьбы.
   – Так ты позволишь мне вести наши общие дела и управлять собственностью?
   – Если захочешь, – пожал плечами Гарри.
   – Конечно, захочу.
   – Только по всем важным вопросам тебе придется советоваться со мной.
   – Естественно, – поддакнула она, зная заранее, что она сама будет решать, что важно, а что нет. Подобный расклад Каролину устраивал идеально.
   – Думаю, мы отлично поладим, – подытожил Гарри с довольной улыбкой.
   – Отлично поладим, – эхом отозвалась она, но на душе почему-то стало скверно. Гарри был готов пойти на любые уступки. Он разрешил ей заниматься ведением хозяйства и даже обещал выделить комнату для химических опытов, так что при необходимости она сможет помогать отцу. Он знал о скандале, связанном с ее матерью. Каролина же научилась бороться с его склонностью к выспренности. Учитывая все это, она ожидала, что и в будущем ничто не нарушит плавного течения ее жизни. Чего еще можно желать? Стоило признать, что большинство леди не имели и половины того, что предлагал ей Гарри.
   – Так что, Каро, мы пришли к соглашению?
   – Разумеется, Гарри. – Она сладко улыбнулась, стараясь придать лицу теплое выражение. – Но... не мог бы ты меня поцеловать? – попросила она с неподдельной печалью в голосе. – Только один разочек. Чтобы я успокоилась.
   Он тяжело вздохнул, вынужденный поступиться своими принципами.
   – Ладно, так и быть. Только потом не держи дверь на засове.
   – Не буду. Обещаю. – Улыбка озарила ее лицо, а по телу прошла сладкая дрожь восторга. Неужели в руках Гарри она наконец затрепещет?
   – Очень хорошо. Иди сюда. – Он притянул ее за плечи, и Каролина охотно повиновалась в надежде очутиться в его объятиях. Но ее надеждам не суждено было сбыться.
   Едва она смежила в предвкушении ресницы, как ощутила на лбу прикосновение его губ. Легкое и сухое в отличие от того злополучного раза. В следующее мгновение он уже отодвинулся. – Ну вот, котенок. Пока все, до брачного ложа.
   С этими словами Гарри удалился.
   Джеффри стоял в дверях салона и наблюдал за ней. Она не шевелилась и зачарованно смотрела в окно, словно ждала божественного откровения. Если бы Джеффри не видел легкого колыхания платья на ее груди, то мог бы легко принять ее за фарфоровое изваяние, по ошибке оставленное в полумраке гостиной.
   Одета она была нарядно и красиво: во все белое с едва заметными бордовыми нитями, притягивавшими глаза мужчин туда, куда не следовало бы им смотреть. У графа невольно возник вопрос, кто занимался ее гардеробом. Представить Каролину, думающую о тряпках, он не мог. Бесконечные часы, затраченные на изучение образцов тканей и примерку платьев довели бы ее до белого каления. Она бы нетерпеливо топала ножкой, снедаемая думами об отцовских опытах, теткином доме и... поцелуях.
   Эта мысль подтолкнула графа к действиям. Тихо притворив за собой дверь, он прошел в комнату и, стараясь шагать бесшумно, направился к Каролине, любуясь игрой солнечных бликов в ее волосах. Когда он впервые увидел ее той ночью на балу у матери, ему почудилось, что ее волосы были цвета спелой пшеницы или густого золотого меда. Но сейчас, озаренные послеобеденным солнцем, ее белокурые локоны казались совсем светлыми, словно сами источали сияние.
   Каролина представлялась ему небесным созданием. И только выражение сосредоточенности на ее лице и отсутствие крыльев слегка портили общее впечатление.
   – Почему вы такая серьезная, Каролина? Надеюсь, ваш мистер Росс не проигрался на бирже?
   – О, милорд, я и не подозревала о вашем присутствии. – Она вздрогнула, а голубые глаза ее испуганно распахнулись.
   – Знаю, – мягко сказал он. Ее простодушная, открытая реакция радовала и удивляла графа. По выражению лица Каролины можно было без труда угадать ее чувства и мысли. – Надеюсь, мое присутствие не стало для вас неприятным сюрпризом. – И только когда ее губы расплылись в искренней улыбке, он понял, насколько важен для него ее ответ.
   – Ничуть! Напротив, я как раз думала о вас.
   – Правда? – Джеффри взял ее за руку и потянул к ближайшему дивану.
   – Я пришла к выводу, что из всех моих знакомых вы единственный, кто в состоянии понять, что произошло. – Она оживилась, личико ее лучилось радостью. Граф облокотился на спинку дивана, получая удовольствие от одного ее созерцания.
   Как можно устоять перед чарами этого прелестного создания?
   – Тогда расскажите, что случилось, – попросил он с нажимом.
   – Вам когда-нибудь доводилось сталкиваться с чем-то, до такой степени потрясающим, что у вас захватывало дух?
   – О да, – протянул он, и его взгляд замер сначала на ее зардевшихся щеках, а потом на ярко-голубых глазах. – Страсть мне знакома, и я довольно хорошо в ней разбираюсь.
   – Нет, милорд. – Она вспыхнула от столь откровенно сексуального намека, и ее щеки запылали ярким огнем. – Я имела в виду страсть ума, – пояснила Каролина, не поднимая глаз.
   – Понимаю. – В его голове возникла картинка из детства, когда он был маленьким мальчиком и забавлялся с корабликом, своей самой, любимой игрушкой. Он был просто помешан на кораблях и море и даже изучал чертежи судов, разложив их в детской на полу. Но потом, когда отец проиграл последний участок их плодородных земель, Джеффри, чтобы выжить, был вынужден заняться овцеводством. – Прошу прощения, – произнес он, стараясь смягчить невольные нотки горечи в голосе. – Боюсь, самая большая моя страсть относится к фасону моего сюртука.
   – Чепуха, милорд! Вероятно, вы все еще в поиске. Джеффри отвел от нее взгляд. Сочувствие, промелькнувшее в ее глазах, окрасило их в цвет дождевого потока.
   – Я тоже, – продолжала она, – всю жизнь ломаю голову, дано ли мне испытать такую страсть. У моей матери ничего подобного не было. И... – Ему показалось, что голос ее дрогнул.
   – Ваша мать была несчастна? – спросил граф, едва скрывая любопытство, и взглянул Каролине в лицо.
   – Да, – ответила она тихо. Хотя Каролина избегала на него смотреть, он видел по ее глазам, что она старается тщательно подбирать слова. – Я считаю, что она была глубоко несчастна. Она умерла много лет назад. – Тут лицо Каролины внезапно прояснилось, и она повернулась к Джеффри. – Но мой отец, он не несчастлив. Напротив, радость бьет в нем ключом, стоит ему завести разговор о химикатах. А тетя Уин, когда не строит из себя светскую даму, проявляет гениальные познания в области ботаники. В Хедли к ней приходят советоваться даже садовники. Что касается меня...
   Ее голос осекся, и она съежилась. Тонкие, едва видимые морщинки, вдруг обозначившиеся на ее лице, свидетельствовали о глубоком разочаровании. Он столько раз замечал их, глядя на собственное отражение в зеркале, что безошибочно распознавал их и у других.
   – Вероятно, вы чересчур обременены хозяйственными заботами вашего отца, чтобы думать о высоких материях, – закончил он за нее.