— Нет, Эдди, сегодня обойдемся без тебя.
   Эдди стоит, с тревогой глядя на Винсента.
   — Все в порядке, Эдди, — успокаивает его Учитель. — Потом поговорим.
   — Ладно, я буду ждать тебя здесь, — отвечает Эдди.
   — Нет уж, поезжай домой, — вмешивается Луи. — Чего ты собираешься ждать? У тебя сегодня выходной. Проведи его с дочерью. Кстати, как дела у Розанны?
   — Она в порядке, Луи. Но…
   — Вот и проведи день с дочкой. Передай ей привет от дядя Луи, ладно? Мы сами отвезем Винсента домой.
   “Линкольн” уносится прочь. Учитель сидит сзади, зажатый между Фрэнки и Архангелом. Впереди Луи и его брат Джозеф — он за рулем.
   — Рад, что ты пришел, Винсент, — говорит Луи с улыбкой, оборачиваясь.
   — Приказ есть приказ, — пожимает плечами Учитель. Дорога неровная, ухабистая — особенно вблизи от берега реки. Слева просторное футбольное поле, и автомобиль, выруливает прямо на него. Посередине Джозеф внезапно тормозит.
   — Сколько лет мы с тобой работаем вместе, Винсент? Двадцать? Больше? Всякий раз, когда тебе приходила в голову очередная идея, я был тут как тут, выполнял любую твою дерьмовую фантазию. У меня были люди, была организация. Ты этим пользовался, так? Мы оба разбогатели. Двадцать лет, а?
   У Учителя в глазах вспыхивают искорки.
   — Да уж, — кивает он. — Союз своеобразный.
   — Но знаешь, что я тебе скажу, — продолжает Луи, — Мы столько лет работаем вместе, а я ни хрена о тебе не знаю. За двадцать лет так и не понял, что у тебя в башке.
   — На самом деле это очень просто, — отвечает Учитель.
   — Вот как?
   — Проще простого.
   — Слушай, что я тебе расскажу, — доверительным тоном сообщает ему Луи. — Вчера стою я на кладбище, навещаю свою покойную мамашу, и вдруг ко мне подходит эта баба, которая была присяжным заседателем. Подходит и начинает рассказывать, что ты говоришь обо мне всякие гадости.
   — Энни? Она приходила к тебе?
   — Ты говорил обо мне гадости или нет?
   Учитель задумчиво щурится.
   — Гадости? Нет, Луи, я бы это так не назвал. Возможно, я отзывался о тебе с некоторым презрением. Кажется, я назвал тебя болваном, психом или еще чем-то в этом роде…
   — Ты называл меня чудовищем, мать твою! И не виляй мне тут — все записано на пленку.
   Учителю весело, он довольно хихикает.
   — Я не виляю. Просто учти, что говорил я это без злобы. На самом деле ты мне абсолютно безразличен.
   — Ты сказал, сука, что запросто можешь меня убрать.
   — Конечно, могу. Но, сколько мне помнится, я сказал, что могу тебя и не трогать. Для меня это не имеет значения. Тебя обидели мои слова, да?
   — Обидели?! Ах ты, сволочь!
   — Напрасно, Луи. Мы с тобой не родственники, не задушевные друзья. По-моему, ты и твой братец называли меня словами похуже.
   Тут Джозеф не выдерживает.
   — Я тебе скажу, кем я тебя считаю. Ты поганый извращенец. Всегда таким был. Еще в детстве ты был полным психом. Сколько раз я говорил Луи — держись подальше от этого ублюдка.
   — Видишь, Джозеф, как приятно с тобой поговорить, — замечает Учитель. — Спасибо, что поделился со мной своими чувствами.
   Джозеф плюет ему в лицо.
   — Тебе конец, крыса. Ребята, вытащите его отсюда. Давайте кончать.
   Архангел открывает дверцу, вылезает наружу.
   — Пойдем, — говорит он.
   Фрэнки наставляет пистолет Учителю в висок.
   — Живо!
   Учитель легко выскакивает из машины. Втроем они идут по пустынному полю: Фрэнки слева, Архангел справа. Братья Боффано сидят в машине. Возле края футбольного поля, где вплотную к площадке подступает роща, Учитель останавливается. Он смотрит на реку, на железную дорогу.
   — Имею я право на последнюю просьбу? — спрашивает он.
   — Чего-чего? — хмурится Архангел.
   — У меня к вам последняя просьба.
   — Какая еще просьба?
   — Посмотрите, пожалуйста, на машину Луи.
   Учитель, руки которого спрятаны в карманах, нажимает на кнопку дистанционного управления. Сам он на “линкольн” не смотрит, ему не интересно. Ослепительная вспышка, оглушительный грохот, звон стекла, отчаянный вопль. Кажется, кричал Джозеф Боффано — впрочем, тут легко ошибиться.
   Архангел застыл на месте, ничего не понимая. Учитель быстро разворачивается, выбивает у Архангела из руки пистолет, марка “беретта-92”. В игру вступает Фрэнки — вскидывает руку и всаживает Архангелу в левое ухо три пули.
   Потом Учитель и Фрэнки неторопливо идут к машине. Дверцы вырваны, Луи Боффано выполз из кабины и лежит на земле. У Луи не хватает одной руки, вокруг него живописно раскиданы куски тела его брата. Луи остался без лица — оно свисает с подбородка, держась на лоскуте кожи.
   Учитель опускается рядом с Луи на колени.
   — Извини, Луи, за неаккуратную работу. Сам понимаешь, много пластика в этот чемоданчик не засунешь. Ты не обиделся?
   Заслонившись ладонью, чтобы на него не попали капли крови, Учитель стреляет Боффано в голову. Потом они с Фрэнки быстро шагают по направлению к роще.
   — Слушай, Фрэнки, — говорит Учитель. — Я очень благодарен тебе за то, что ты предупредил меня заранее. Правда, благодарен.
   — Ерунда, — отвечает Фрэнки.
   — Я ценю в людях преданность.
   — Да ладно, чего там.
   — Только знаешь, Фрэнки, я вот обещал тебе, что ты займешь место Луи. Я тут подумал, пораскинул мозгами и пришел к выводу, что из этого ничего не выйдет. По-моему, у нас с тобой недостаточно поддержки в организации. Кроме того, у меня есть сейчас дела поважнее. С Энни Лэйрд произошла настоящая трагедия. Я должен заняться ее сыном.
   — А? Минуточку, — лепечет Фрэнки. Он останавливается, смотрит на Учителя — Что за ерунду ты несешь? Мы же договорились. Мы разработали план!
   — Хочешь знать правду, Фрэнки? У меня просто не хватит терпения, чтобы погрузиться с головой во все ваши мафиозные интриги. Ты уж меня извини.
   — Да ты что, с ума сошел?!
   Фрэнки сует руку под куртку, хватается за пистолет. Учитель к этому готов — он стреляет Фрэнки прямо в сонную артерию, и оттуда фонтаном бьет кровь. Учитель едва успевает увернуться, но капли все равно попадают ему на рубашку. Потом Учитель со всего размаху бьет рукояткой пистолета по правой руке Фрэнки. Слышно, как хрустят кости. Пистолет падает, и Учитель тут же его подбирает.
   — Черт бы тебя побрал, — хрипит Фрэнки. У него из горла ритмично выплескиваются целые фонтаны крови.
   Учитель больше не ждет. Он идет по тропе дальше, не оглядываясь. Фрэнки бежит за ним.
   — Что это за хреновина? — сипит он.
   Слова можно разобрать с трудом, поскольку Фрэнки захлебывается кровью. Учитель останавливается, смотрит на Фрэнки и с улыбкой покачивает головой.
   — Фрэнки, ты меня удивляешь. Как ты умудряешься говорить в таком состоянии?
   — Я тебе больше не верю! — булькает Фрэнки. Он пытается схватить Учителя за рукав. Тот легко увертывается.
   — Фрэнки, как ты себя ведешь!
   — Заткнись. Я тебе больше не верю. Ни на грош, — решительно заявляет Фрэнки, после чего глаза у него закатываются, и он падает лицом в грязь.
 
   Сари медленно ведет машину по проселочной дороге возле Гаррисона. Эбен сказал, что будет ждать ее где-то здесь. Однако пока его не видно — лишь голые деревья, рельсы железной дороги, водная гладь реки.
   Эбен возникает на обочине неожиданно, ниоткуда — Сари едва успевает нажать на тормоза. Он садится рядом. Лицо у него улыбающееся, но рубашка и куртка в пятнах крови. Волосы растрепаны, глаза светятся диковатым золотистым блеском. Эбен страстно целует свою любовницу.
   — Вперед, любимая, — говорит он.
   Сари сворачивает на гудроновое шоссе, описывающее дугу вокруг поселка, который состоит из роскошных домов в стиле Тюдор.
   — А я боялся, что ты не приедешь, — говорит Эбен.
   — Как же я могла не приехать? — Сердце у Сари чуть не выпрыгивает из груди от тревоги. — Рассказывай скорее, что произошло.
   — Нет, не стоит.
   — Ну пожалуйста, Эбен.
   — Не хочу тебя в это впутывать.
   — За тобой гонятся?
   — Да.
   — Кто, полиция?
   — Да.
   — И ты не виноват?
   — В чем?
   — В том, в чем тебя обвиняют.
   — Разве бывает, чтобы человек, рожденный женщиной, был не виноват? Но я пытаюсь спасти жизнь одного ребенка. Я сражаюсь во имя любви.
   На лесистом отрезке шоссе Сари останавливает машину. Дорога узкая, и выехать на обочину невозможно, но это не имеет значения — других машин на шоссе все равно нет. Сари смотрит на Эбена в упор.
   — Ты ее трахал?
   То чувство, которое она к Эбену испытывает, уже нельзя назвать любовью. Оно вообще не имеет названия. Это жадные губы, расположенные внутри ее черепа. Они высасывают мозг, который съежился и почернел, словно гнилой лимон.
   — Почему ты меня об этом спрашиваешь? — вздыхает Эбен.
   — Ты трахал ее или нет?
   — Ты хочешь знать, занимался ли я любовью с Энни? Нет.
   — Кто она на самом деле? Не ври мне!
   — Сари, я не буду тебе врать. Но лучше нам на эту тему не говорить.
   — Ах вот как? Нет уж, дорогой Эбен, придется тебе рассказать мне правду. Если ты будешь со мной честен, я тебе тоже сообщу кое-что любопытное. Это касается путешествия в Гватемалу.
   Она смотрит в его золотистые глаза, в них нечто похожее на смятение.
   — Куда она отправилась? — желает знать Эбен.
   — Нет, — качает головой Сари. — Сначала ты ответишь на мой вопрос.
   — Понимаешь, я еще могу спасти и ее, и ее сына. Их обоих.
   — Спасти от чего?
   — Не от трагедии, нет. От судьбы убежать невозможно. Но я могу спасти их от обыденности и лицемерия. И больше об этом ни слова. Ты должна мне верить. Ты ведь веришь мне?
   — Нет.
   — Тогда просто люби меня, Сари.
   — Я была сумасшедшей, когда влюбилась в тебя.
   — Скажи мне, куда отправилась Энни?
   — Нет! — упрямо заявляет Сари. — Сначала я должна понять, что происходит.
   — Что происходит? — Он смеется. — В небе сгорело несколько созвездий. Они обожгли космос, разрушив все на своем пути. Разве может вселенная уберечь нас от этой катастрофы? Нет, Сари, вселенная нас от этого не спасет. Но я тебе скажу вот что. — Он берет ее пальцами за подбородок и поворачивает лицом к себе. — Спасти нас может любовь. Любовь и больше ничто. Так куда же она отправилась? Скажи мне, любимая.
   Сари смотрит в окно, потом переводит взгляд на него. Он прав, думает она. Не нужно барахтаться, нужно слушать голос сердца.
   Нет, сердце слушать нельзя. Оно обмануто. Этот человек — лжец, злокачественная опухоль. Но я его люблю. А любовь может спасти от чего угодно.
   Эбен усмехается.
   — Так куда именно отправилась Энни Лэйрд?
   Как она его ненавидит! Сари смотрит вниз, говорит:
   — Никуда.
   Он не сводит с нее глаз.
   — У меня есть друзья в различных авиакомпаниях. Я попросила проверить их все списки пассажиров, отправлявшихся на прошлой неделе в Гватемала-Сити. Чего я им только не врала! По сути дела, я нарушаю закон. За это меня могут лишить лицензии. Но ради тебя, Эбен, я готова на все. Итак, никакой Энни Лэйрд в этих списках нет.
   Эбен бормочет нечто неразборчивое.
   — Но я обнаружила вот что, — продолжает Сари. — Из того же городка Фарао, штат Нью-Йорк, в Гватемала-Сити вылетела некая Джулиет Эпплгейт. Я вспомнила эту женщину. Это ведь с ней ты флиртовал в кафе поэтов. Может быть, она дружна с твоей Энни Лэйрд? Может быть, она вылетела в Гватемалу по поручению своей подруги? Я расспросила женщину, которая продала ей билет, поподробнее. Так уж сложилось, что мы немного знакомы. Она рассказала мне, что Джулиет Эпплгейт первоначально хотела улететь в маленький гватемальский городок, который называется Туй-Куч, но туда нет рейсов…
   Эбен счастлив.
   — Сари, — нежно говорит он. — Ты просто чудо!
   Он обнимает ее, целует с таким чувством, что Сари поневоле оттаивает.
   — Ты доволен?
   — Да! Ты открыла для меня новый мир. А я думал, что он уже навеки для меня закрыт.
   — Кто эти женщины, Эбен? Кто такие Джулиет Эпплгейт и Энни Лэйрд? Они твои любовницы?
   Но он уже ее не слушает. Эбен сосредоточенно размышляет, глядя на приборный щиток. Придя наконец к некоему решению. Эбен слегка кивает.
   — Сари, мне нужна твоя машина, — говорит он решительным тоном.
   — Куда ты поедешь?
   — Причем мне нужна только машина. Без тебя. Сейчас мне необходимо побыть одному.
   — Что? Ты шутишь? Он смеется.
   — Да, шучу. Но мне сейчас действительно не до пустой болтовни. Так что извини, любимая.
   — Ах ты, сукин сын! Я сбежала с работы, забыла обо всем на свете, а ты имеешь наглость…
   — Дай-ка мне ключи и выметайся.
   — Мерзавец! Что ты несешь? Неужели я, по-твоему, должна топать отсюда до города пешком?
   Эбен вздыхает.
   — Нет. — Еще один вздох. — Это было бы неразумно. Ладно, я что-нибудь придумаю.
   Он выдергивает из замка зажигания ключи, вылезает из машины, открывает багажник. Потом возвращается, Сари видит, что в руке у него пистолет.
   — Пойдем, — говорит Эбен. — Я хочу, чтобы ты легла в багажник.
   Сари смотрит на него искоса.
   — Эбен, — лепечет она.
   — Пойдем, Сари. Быстрее. Иначе я буду вынужден тебя убить.
   — Эбен!
   — Сари, я благодарен тебе за помощь, я очень тебя люблю, не хочу доставлять тебе страданий, но Тао сегодня не в духе. Все внимание Тао устремлено в ином направлении.
   Он вытаскивает ее за локоть из салона. Сари, как зачарованная, послушно переставляет ноги. Эбен берет ее рукой за затылок и запихивает в багажник лицом вниз. Когда ладони Сари касаются дна, она пытается сопротивляться, но вполсилы. Ей кажется, что все это происходит во сне, смысл которого она не понимает. Эбен терпеливо берет ее за ноги, сгибает их и запихивает Сари в багажник.
   — Мне очень жаль, Сари, — говорит он. — Прости меня, если можешь. Сейчас тебе будет хорошо. Больше никогда с тобой ничего плохого не случится.
   Сари не верит ему. Сари раскаивается в том, что полюбила этого человека. Сари лежит, скрючившись в три погибели, и ей очень страшно. Ее щеки касается ствол пистолета. Сари смотрит в черную дыру, пытается сфокусировать взгляд, но не может — слишком мало расстояние.
   — Послушай совета Лао Цзы, — говорит Эбен. — Будь в центре вселенной и прими смерть всем своим сердцем. Тогда ты станешь вечным. Представляешь, что такое вечность?
   Он дает ей немного подумать над своим вопросом, но ответа не слышит.
   — Ну ладно, — вздыхает Эбен, и это последние слова, которые Сари слышит в своей жизни.
 
   Винсент звонит Эдди.
   — Кругом хаос, — говорит он. — Советую тебе оборвать корни. Возьми дочку, поезжай на юг, начни новую жизнь.
   — Что за хреновину ты несешь?
   Винсент смеется.
   — Встреча с Боффано прошла неудачно. Мы разошлись в точках зрения на одну проблему.
   — Что все это значит?
   — Ты не беспокойся, проблема была решена. Ситуация обрисовалась неоднозначная, но теперь все в порядке. Сматывайся, Эдди. Пора.
   — А ты?
   — Не сейчас. У меня еще есть одно дело.
   — Какое?
   — Мне не дает покоя любопытство. Неужели Энни думает, что я не способен на истинную любовь? Или, по ее мнению, любовь для Учителя — дело слишком простое? Слишком вульгарное? Ведь я живой человек, а не привидение, бродящее по земле и сеющее повсюду ростки вечной мудрости.
   — Ничего не понимаю, — говорит Эдди.
   — Неужели с ее точки зрения я не достоин места за ее столом?
   — Понятия не имею.
   — Ты знаешь, а ведь я выяснил, куда она отправила своего мальчика. Один городок в Гватемале, высоко в горах. На самом краю света. Я ведь ее предупреждал, я очень терпеливо объяснял ей, что она нигде от меня не спрячется. Видит Бог, я переверну небо и землю, чтобы не допустить трагедии.
   — Ты псих, — говорит Эдди.
   — Бесполезно вмешиваться в рисунок судьбы. Весь мир накрыт крыльями Тао. Все заранее предрешено. Я ничего не могу изменить, Энни это тоже не под силу. Скоро увидимся, Эдди. Поцелуй от меня дочь.
   Он вешает трубку. Эдди слушает ровный гудок и говорит вслух:
   — Ты псих.
   Он кладет трубку.
   — Ты прикончил моих братьев! И после этого, ублюдок, звонишь мне и болтаешь, словно ничего не произошло. Я всю жизнь был при тебе дворняжкой. Но безнаказанно убивать моих братьев я не позволю! Ты мне за это заплатишь, псих несчастный.
 
   Когда по радио передают сводку последних новостей, Энни находится в мастерской — развешивает занавески на окнах. Выбитые стекла она уже вставила и теперь стоит на стремянке, прилаживая алюминиевый карниз. Весь день она провела в хлопотах, чтобы ни о чем не думать. Метод довольно действенный — например, в настоящую минуту Энни думает только о том, как бы попасть шурупом в отверстие. По радио звучат позывные студии новостей, а затем Энни слышит:
   “Возле Коулд-Спринг взорвана машина. Полиция подозревает, что речь идет о междоусобице в мафии. Подробности после рекламной паузы”.
   Энни роняет карниз, и он с грохотом катится по полу. Молитвенно сложив руки, она спускается со стремянки, застывает перед радио. Нижняя губа закушена, глаза блестят. Господи, неужели этого подонка наконец прикончили? Надеюсь, что тебя, подлец, разорвало на мелкие кусочки.
   Энни стоит на цыпочках, затаив дыхание. Проклятая реклама никак не закончится. В мастерской пахнет свежим лаком и октябрем — несколько дней по помещению свободно разгуливал ветер, задувая через разбитые стекла. Энни только теперь замечает, какими ароматами наполнилась мастерская. Господи, молится она, хоть бы это был он. Наверняка взорвали его, измельчили в труху! Из горла у нее вырывается хриплый смех. Нет, не спеши, говорит она себе. Подожди, пока назовут его имя. Но Энни ничего не может с собой поделать — ее трясет от хохота. В жизни не слыхивала такой смешной рекламы.
   А вот и продолжение сводки новостей:
   “На спортивной площадке возле заброшенного школьного здания близ Коулд-Спринг обнаружена взорванная машина и четыре мертвых тела. Полиция утверждает, что это преступление — дело рук мафии. Личности двоих погибших уже установлены, однако следствие держит имена в тайне…”
   Четверо? Почему четверо? Луи достаточно было взорвать одного. Ну, может быть, двоих, если считать Джонни. Но откуда четверо?
   Звонит телефон. Энни снимает трубку и слышит:
   — Он знает, где ваш сын.
   — Кто знает?
   Однако она уже все поняла. Это Джонни — Энни узнала его по голосу.
   — Он знает, что ваш сын в Гватемале, в каком-то маленьком городке. Нужно что-то делать. Я сейчас не могу вам помочь — должен думать о собственном ребенке. Придется вам разбираться самой. Остановите его, Энни.
 
   Девушка, сидящая за стойкой авиакомпании “Америкэн эрлайнз”, смотрит на бедную женщину с сочувствием. К сожалению, посадка уже закончена, сделать ничего нельзя.
   — Сожалею, мэм, но вы пришли слишком поздно. Правда, через час в Гватемалу вылетает самолет компании “Авиатека”. На него вы вполне успеете.
   — Я не могу ждать! Там мой ребенок!
   — Мэм, но посадка уже закончена.
   — Ради Бога! Мне нужно немедленно к нему! Он умирает!
   — Ваш сын в Гватемале?
   — Он умирает! Пожалуйста! Произошел несчастный случаи, он ранен. Мне позвонил муж, я немедленно должна быть там!
   В аэропорту очень строгие правила, и девушка из “Америкэн эрлайнз” это знает. Если нарушить правила — будут неприятности. Но у несчастной женщины такой отчаянный вид, что отказать ей просто невозможно.
   — Подождите минуточку, — говорит девушка, тянется к телефону, а свободной рукой успокаивающе сжимает бедной матери локоть.
 
   Три минуты спустя Энни бежит со всех ног по длинному пустому коридору. У трапа ее ждет стюардесса.
   — Спасибо, спасибо, большое спасибо, — лепечет Энни.
   Ее усаживают в кресло, и в следующую минуту самолет трогается с места. Энни сидит у окна, рядом никого нет. Слава Богу, сейчас не до пустой болтовни со случайным попутчиком. Энни смотрит в серый иллюминатор, разглядывает царапины, мучается вопросами, на которые нет ответа.
   Зачем я только вступила с ним в борьбу? Как мне могло прийти в голову, что я способна с ним справиться? Он — настоящий гигант. Он раздавит нас обоих одним мизинцем. Почему я не сделала так, как он просил? Почему? Почему?
   Самолет набирает высоту. Внизу выстроились городские кварталы: серый камень, стекло, прямолинейные надрезы улиц.
   Потом рядом с Энни садится Учитель.
 
   — Странное совпадение, правда? — говорит Учитель. — Надо же нам было оказаться в одном и том же самолете!
   Он чувствует ее ярость, слышит еще не вырвавшийся из ее горла крик. Учитель заботливо накрывает ее руку своей.
   — Не нужно кричать, — проникновенно говорит он и показывает рукоятку пистолета, торчащую у него из-под мышки. — У меня в аэропорту есть друзья, они дали мне возможность пронести с собой оружие. Вы знаете, Энни, что я воспользуюсь им без колебаний. Убью вас, убью экипаж, убью себя. Кто тогда поможет Оливеру? Он будет обречен. Дело в том, что один мой коллега уже летит из Калифорнии в Туй-Куч. Утром он будет на месте. Ваш единственный шанс спасти сына — попасть в Туй-Куч раньше моего коллеги. Подумайте, я вас не тороплю. Вы увидите, что я прав.
   Но первый приступ страха, уже прошел, и Учитель это видит. Он знает, о чем сейчас думает Энни. Она думает, что он лжет и что никакого коллеги нет. Энни права. Учителю неприятно, что он ее обманывает, но ничего не поделаешь — так уж устроен Тао. Тао превращает случайную ложь в вечную истину.
   — Верьте мне, Энни. Послушайтесь меня хоть на этот раз. Если бы вы прислушивались к моим советам раньше, все получилось бы иначе. Но нет, вы предпочли советы вашей полоумной подруги. Видите, к чему это вас привело.
   Он нажимает кнопку вызова стюардессы. Когда она появляется, говорит:
   — Я лечу первым классом, место двенадцать. Совершенно случайно встретил старую знакомую. Представляете, какое невероятное совпадение? Ничего, если я тут посижу?
   — Конечно, сэр.
   — Принесите нам, пожалуйста, выпить.
   — Что пожелаете?
   — Мне джин и тоник. — Он оборачивается к Энни. — А вам?
   Энни ничего не отвечает, поэтому Учитель просит принести два джина. После того как стюардесса уходит, он говорит:
   — Сегодня, когда я ехал в такси, меня сморило, и я видел кошмарный сон. Мне снилось, что мы с вами пришли на вечеринку к моим родителям. Вы выпили лишнего, а я вышел во двор и увидел вашу машину. В ней сидел Оливер. Я запер дверь на ключ и поджег машину. Потом вернулся в дом, чтобы позвать вас, но вы меня не слушали. Вы были заняты тем, что задували свечи на праздничном торте. “Оливер горит!” — кричу я, а вы меня не слушаете. Представляете, какой сон? Я проснулся весь в холодном поту. Мне было очень страшно. Слава Богу, это был всего лишь кошмар. Теперь вы рядом со мной, все будет в порядке. Знаете, Энни, я не держу на вас зла.
   — Зак, я не хотела…
   — Я знаю, вы были напуганы.
   — Я вас не понимала. Теперь я изменилась…
   — И это я тоже знаю. Но ход судьбы не остановить. Это очевидно. Сила растущей орхидеи способна сокрушить вселенную. Утром Оливеру суждено умереть. Думаю, мы оба это понимаем. Мы сделали все возможное, чтобы спасти его. Все было тщетно. С нашей стороны было глупо вмешиваться в волю судьбы. А уж ваша подружка Джулиет и вовсе вела себя как последняя дура. По правде говоря, все мы в этой истории похожи на цирковых клоунов.
   Стюардесса приносит напитки, получает от Учителя двадцать долларов на чай и кокетливо улыбается.
   — Зак, а не могли бы вы вместо…
   — Вместо убийства Оливера, хотите вы сказать?
   — Да. Не могли бы вы вместо этого убить меня. Увезите меня куда-нибудь, мучайте, пытайте, прикончите каким-нибудь особенно интересным образом. Разве вам этого недостаточно?
   Он смотрит на нее с искренним участием.
   — Энни, вы ничего не понимаете. Я не хочу никого убивать. Просто я знаю — чему быть, того не миновать. Помните тот разговор у вас в мастерской? Я сказал, что, если вы будете мне доверять, с Оливером ничего плохого не случится, но если вы меня предадите, Оливеру не спастись, чего бы мне это ни стоило. Помните? Как я умолял вас, чтобы вы мне поверили. Как я просил! Но все бесполезно. Неверие, предательство, измена укоренены в вашей душе. Разве можете вы изменить свою натуру? С тем же успехом я мог бы требовать от неба, чтобы оно изменило расположение звезд. Вы понимаете меня? Я не в силах изменить то, чему суждено случиться. Я — всего лишь свидетель. Я буду с болью наблюдать, как вы сжимаете в объятиях тело вашего мертвого сына.
   — Зак, Зак, ради Бога…
   Он подносит палец к губам.
   — Тише. Расслабьтесь. Во вселенной и так слишком много напряжения. Договорились?
   Учитель берет ее за руку, сжимает. Он думает о том, какая странная, удивительная воля случая. Они совершат это путешествие вместе. Им есть о чем поговорить. Ему хочется задать ей так много вопросов. Учитель испытывает одновременно страх, горечь, волнение. Он отпивает джина, и напиток кажется ему похожим на расплавленное серебро.
 
   Четыре часа спустя Энни, расталкивая пассажиров, бежит к зданию аэропорта. Учитель опередил ее метров на двадцать. Он оборачивается, игриво ей подмигивает и исчезает в толпе. Длинный коридор, в самом конце которого стойка таможни. Учитель оказывается в самом начале очереди, и женщина в таможенной форме приглашает его к стойке. Может быть, вызвать полицию? — думает Энни. Нет, он на меня смотрит. Убьет меня, убьет себя, а его напарник доберется до Оливера. Остается ждать, смотреть, как он обменивается шуточками с таможенницей. Вот он миновал таможню, отправился за багажом.