Возвратившись домой из театра, Петр тотчас объявил графу Чернини о своем желании посетить на следующий день императрицу Элеонору-Магдалину. Однако императрица колебалась с ответом. Третья жена Леопольда была женщиной тихой, кроткой, всегда послушной мужу. Она сторонилась государственных дел, не терпела пышности и церемоний, вела замкнутый, почти монастырский образ жизни, усердно посещая церковные службы и всецело отдаваясь семье и воспитанию дочерей. Исключение она делала только для своих многочисленных братьев. Ради устройства их карьеры она пускала в ход все свое влияние. Ничто другое ее не интересовало.
Но император решил пойти навстречу пожеланиям Петра. Был наскоро выработан церемониал свидания: царь возьмет с собой только одного Лефорта, а императрица выйдет к нему с принцессами в сопровождении обер-гофмейстерины и придворных дам. Местом свидания была назначена Зеркальная зала, рядом с императорской опочивальней.
Петр согласился на все эти условия. Но с первого же шага нарушил их, захватив с собой не только Лефорта, но также Головина и Возницына. Граф Чернини успел уведомить императора об этой перемене. Поколебавшись, тот счел нужным увеличить свиту своей жены, приказав вице-канцлеру графу Кауницу находиться при императрице.
Итак, свидание состоялось. Императрица и принцессы, окруженные придворными дамами, стояли посреди залы, когда было доложено о прибытии царя. Элеонора-Магдалина тотчас пошла навстречу Петру и ласково его приветствовала, а затем возвратилась на прежнее место. В разговоре с дамами Петр держался совершенно свободно. Он говорил по-русски, а они отвечали по-немецки. Лефорт был переводчиком. Петр спрашивал принцесс, сколько им лет, хвалил их красоту. Элеонора-Магдалина справилась о здоровье сестры своей - русской царицы*, и этим вопросом Петр остался доволен. После этого царь раскланялся и удалился. Вот и все.
А еще он покорил австрийцев тем, что великодушно сократил наполовину платежи в три тысячи флоринов, которые император хотел выплачивать на содержание русского посольства в Вене. Нет, нет, протестовал Петр, эта сумма слишком велика для "дорогого брата", которому приходится нести тяготы затяжной войны с турками.
Австрийцы, немало наслышавшись о буйном нраве Петра, едва верили своим глазам, что этот скромный, застенчивый молодой человек и есть русский царь.
* * *
Дружелюбие, а главное, любопытство Петра, о которых в Вене ходили легенды, имели совершенно неожиданные последствия. Вена вообще падка на слухи. А тут из сообщений цесарского посла в Лондоне стало известно, что Петр, находясь в Англии, будто бы показал недостаточную приверженность православию и даже интересовался другими религиями. Иезуиты тотчас же начали строить планы: не удастся ли обратить в католичество царя, а вслед за ним и его подданных. Это была чистой воды чепуха. Петр был искренним, хотя, может быть, и не слишком строгим поборником православия.
Но личный советник императора иезуитский священник отец Вольф верил, что он сможет воссоединить православную и католическую церкви, разумеется, под главенством папы римского. Поэтому приезд царя в Вену отец Вольф рассматривал как знамение свыше или, по крайней мере, как стечение обстоятельств, благоприятствуюших осуществлению его замыслов. Тем более что сам царь, кажется, был готов к этому. Гуляя по Вене, он интересовался храмами. Заходил и в кирху иезуитов на Университетской площади. Она явно заинтересовала его.
В этом не было ничего удивительного. Построенная в стиле барокко, только-только начавшем входить здесь в моду, она всех поражала тогда своей необычной красотой.
На смену мрачным, как крепости, средневековым домам приходили округлые и пышные, похожие на знаменитые венские торты со взбитыми сливками, здания. Они могли символизировать все что угодно, но для Габсбургов, для католической церкви это был символ триумфа.
Именно по этой причине архитектура барокко с ее вычурностью и театральностью определила на грядущие столетия лицо Вены. Барокко - это радость, рвущаяся сквозь стены: нет больше турецкой угрозы, нависшей с Востока, корни ненавистном лютеранства вырваны с австрийской земли, и Бог спас народ Австрии от "черной смерти".
Между прочим, стиль барокко завезли в Вену иезуиты. В зтом городе они вообще пользовались большим влиянием, причем не только в религиозных или политических делах. Многие историки, например, считают, что своей известной любовью к театру венцы во многом обязаны иезуитам. Это они начали ставить драматические спектакли на сценах австрийской столицы, прославляя божественные чудеса.
Еще более наглядно это влияние можно увидеть в архитектуре барокко.
Взять ту же кирху иезуитов на Университетской площади, построенную в 1627-1631 годах. Она и сейчас стоит в Вене почти в том виде, как ее когда-то увидел Петр. Входишь через низенькую дверь, и невольно отступаешь назад - перед тобой огромное, наполненное радужным светом пространство, окруженное колоннами, спиралью закручивающимися к потолку, словно гигантские танцующие змеи. Да и весь интерьер не как в церкви, а скорее как в театре: золотые листья, обрамляющие изящные рамы в простенках, парящие трубы над залитым солнцем алтарем. И только потом, уже приглядевшись, начинаешь понимать, что все зто, как в театре, не настоящее. Роскошные танцующие колонны не из мрамора, а из раскрашенного гипса. Купола, свободно парящего в высоте, нет - это всего лишь оптическая иллюзия, создаваемая сложным рельефом потолка.
Вот так же, наверное, и Петр разглядывал эту диковинную церковь, когда к нему незаметно подошел отец Вольф и завел разговор - интересный и содержательный.
Трудно сказать, сколько раз встречался Петр с отцом Вольфом, но встречался не раз, начиная уже с первых дней пребывания в Вене. Об одной такой встрече сохранились довольно подробные свидетельства. Случилось это в день именин Петра 29 июня 1698 г.
Накануне вечером, как и положено в канун дня святых апостолов Петра и Павла, царь с послами присутствовал на всенощной, а утром - на литургии в посольской походной церкви. В одной из зал дворца Кенигсека был раскинут алтарь-шатер, уставленный богатой церковной утварью. Служил литургию русский священник Иоанн Поборский. Все шло как положено, хотя и в чужой стороне, но по русским православным обычаям. Однако то, что произошло потом, обычаям старины уже не соответствовало. После православного богослужения Петр с послами прошел в другую половину дома, где находиласъ домашняя католическая церковь. Там отец Вольф произнес проповедь на смеси славянских языков, проводя параллель между царем Петром и апостолом Петром. В "Статейном списке" так описывается этот эпизод:
"А по молебне были в костеле, который был на посольском дворе, и в том костеле после мессы сказывал поучение по-словенски езувит Вулф и объявлял приклады, дабы господь бог яко апостолу Петру дал ключи, так бы дал великому государю, его царскому величеству, взять ключи и отверсть турскую область и ею обладать".
Но в некоторых иностранных источниках эта фраза трактуется по-другому. Ключи-де будут отданы во второй раз новому Петру, который сможет открыть другую дверь. Какую - не ясно, но намек понять можно.
Впрочем, сам отец Вольф вспоминал обо всем этом весьма уклончиво. В 1703 году в одном из писем он написал следующие строки о пребывании царя в Вене.
"Я вошел в такую милость этого государя, что он желал, чтобы я постоянно находился при нем, и пригласил меня произнести в праздник св. Петра и Павла в своем и всех своих присутствии проповедь, которую, перемешивая чешский, моравский и польский языки, я так составил, что милостью христовой и великий князь, и другие все ее поняли и остались ею очень довольны, ибо князь сам удостоил несколько раз высказывать о ней свое суждение".
Но царь был не столь благочестив, как могло показаться из всех этих эпизодов. Вечером в тот же день в честь именинника был дан большой праздник. Происходил он во дворце Кенигсека, где собралось от 500 до 1000 человек. Венская знать - дамы и кавалеры - явилась в пышных нарядах, как на придворный бал. Праздник начался серенадами, исполнявшимися итальянскими певцами под аккомпанемент цесарских камер-музыкантов. Затем, когда смерклось, царь со всеми гостями отправился на берег речки Вены в роскошно убранный дом и зажег ракетой великолепный фейерверк. Под залпы двенадцати орудий на темном венском небе разноцветными огнями вспыхнули буквы "VZPA", означавшие "Vivat Zar Petrus Alexiowicz". Празднество закончилось балом, продолжавшимся до рассвета, причем и сам именинник танцевал до упаду.
Хотя некоторые иностранные послы сообщили, что царь не испытывал радости от столь большого скопления незнакомых ему людей, у самого Петра, по-видимому, осталось от празднества самое приятное впечатление. В приписке к письму Виниусу, сделанной рукой Петра, говорилось:
"На день светыхъ апостолъ была у насъ гостей мужеска и женска пола болше 1000 чел., и были до света, и безпрестанно употребляли тарара тарара къругомъ, ис которыхъ иныя и свадбы сыграли въ саду. Изъ Вены, июля 2 den 1б98".
Вот такие дела происходили во дворце Кенигсека*.
* * *
Но нестоит думать, читая светские хроник и, что Петртолько и делал, что развлекался в Вене. Как раз наоборот - он много и упорно работал. Именно в Вене он берет бразды правления русской внешней политикой. Ведет переговоры с имперским канцлером Кинским и тайным посланцем польского короля генералом Карловичем. Именно в Вене начинается мучительный процесс переосмысления всей европейской политики России.
То, что ясным и неоспоримым выглядело в Москве, сразу же приняло зыбкие и неопределенные очертания после того, как Великое посольство пересекло границы России. Уже в Бранденбурге Петра настигли тревожные вести из Польши.
Больше года там продолжалось "бескоролевье". Освободитель Вены король Ян Собеский умер, а по старинному обычаю новый король должен был избираться капризной шляхтой. Ее же, как всегда, раздирали соперничающие группировки.
Наиболее сильным претендентом на польский трон был французский принц де Конти. Это был типичный французский принц крови. Не государственный ум или успехи полководца, а безрассудная доблесть, дружеское очарование и любовные похождения сделали его любимцем версальского двора. Он без энтузиазма воспринял предложение стать польским королем - ему вовсе не хотелось менять изысканные развлечения Версаля на нищету и прозябание восточноевропейских равнин. Но "король-солнце" решил, и принц не осмелился перечить. Кроме того, Франция обещала: если поляки изберут принца, Турция заключит с Польшей мир и вернет ей крепость Каменец.
Перспектива такого сепаратного мира Россию никак не устраивала. Против французов интриговала и Австрия. Их кандидатурой был курфюрст Саксонии Франц Август I - он обещал выполнять прежние союзные обязательства Польши в войне против Турции.
В Варшаву прибыл специальный австрийский прсдставитель с большой казной для подкупа. Но и французский король раскрыл свой кошелек. Он выложил три миллиона золотых, чтобы купить столько членов сейма, сколько не обходимо для избрания Конти.
Это и было сделано. Польская знать, включая влиятельную семью Сапеги, единодушно избрала французского принца. Избранник тотчас же прибыл в Данциг в сопровождении сильной эскадры, которой командовал знаменитый адмирал Жан Барт. В Польше началась смута. России грозили войной, а русскому резиденту в Варшаве Никитину - смертью. "Пойдем забирать Смоленск", - орали на всех углах сторонники французов.
Петр, который с тревогой следил за развитием событий в Польше из Пилау (в Бранденбурге), занял решительную позицию. Он приказал двинуть к польской границе стрелецкие полки под командованием князя Ромодановского. А 12 июня направляет послание сейму. Избрание французском принца, внушал он полякам, приведет к нарушению Польшей союзных обязательств и переходу ее на сторону турецкого султана и крымского хана.
"Посему, имея к государству вашему постоянную дружбу, мы такого короля французской и турецкой стороны видеть в Польше не желаем, а желаем, чтобы выбрали вы себе короля какого ни есть народа, только бы был он не противной стороны, в доброй дружбе и крепком союзе с нами и кесарем римским, против общих неприятелей Креста Святого".
Решительность Петра подействовала. А Август Саксонский попросту отказался признать решения сейма и вступил в Польшу во главе саксонской армии. Он опередил изнеженного барчука Конти и первым вошел в Варшаву, а заодно быстренько сменил веру - протестантскую на католическую. Правда, от него ушла жена, не пожелавшая менять религию. Но что жена по сравнению с польским троном! Да и в Варшаве полно красавиц. 15 сентября 1б97 г. польский сейм изменил свое мнение и избрал королем Августа, который правил Польшей 36 лет. А Конти, весьма довольный, вернулся к своему любимому делу - увеселениям в Версале.
В ответ на поздравления Петра Август обещал сохранить союз с Россией. Получив такое приятное известие, довольный Петр сразу же двинулся в Голландию.
Что ж, это была его первая дипломатическая победа.
* * *
Окрыленные этой победой, русские послы в Амстердаме уже прямо, без обиняков просят помощи деньгами, материалами и снаряжением для строительства большого флота, чтобы воевать с турками. В Голландии всего много, уговаривали они, а в Москве морских припасов нет. Все взятое будет возвращено или за него заплатят.
Но не тут-то было. Напрасно Головин с Возницыным твердили о христианской солидарности в борьбе против мусульман. Ушлые голландцы только посмеивались про себя над наивностью москвичей. Но в помощи твердо отказали.
Именно в Голландии у Петра зародилось чувство тревоги: что-то идет не так. На первый взгляд, все вроде бы нормально, и его замыслы укрепить антитурецкую лигу, даже при всей уклончивости европейской политики, отнюдь не выглядят несбыточными. Особенно на фоне тех событий, которые происходили осенью 1697 года. Вот факты.
В сентябре австрийский полководец Евгений Савойский нанес туркам тяжелое поражение в битве при Зенте. А месяц спустя в Рисвике под Гаагой Австрия и другие европейские страны помирились наконец с Францией. Казалось бы, все это должно играть на руку России. Австрия - главная военная сила Священной лиги сможет теперь целиком сконцентрироваться на турецком театре военных действий.
Но подспудно что-то явно затевается. Петр чувствует это. Вот и голландцы отказали в помощи... Откуда-то ползут липкие слухи о тайных сношениях австрийцев с турками. Свои сомнения по поводу замирения на конгрессе в Рисвике Петр поверяет в письме к Виниусу:
"Мир с французами заключен и три дня назад был отмечен в Гааге фейерверком. Дураки зело рады, а умные опасаются, что французы их обманули, и ожидают вскоре новую войну",
Так оно и оказалось. Русский тайный агент сообщил из Вены, что турецкий султан собирается прислать послов для переговоров о мире с Австрией. Это сообщение вскоре подтвердилось. 12 мая русский резидент в Варшаве Никитин переслал послание австрийского императора Петру, в котором сообщалось, что султан через английского короля передал предложение о мире. Австрия просила Петра назначить русских прсдставителей для участия в мирных переговорах с турками. Кроме того, были получены копии документов, которыми обменялись между собой Турция, Австрия, Англия и Голландия, начавшие разработку мирного договора.
Получалось, что Петра просто водили за нос. Австрия грубо нарушала договор о совместной войне против Турции, который она заключила с Россией немногим более года назад. Австрийцы, тайно сговорились с турками начать переговоры о мире и, соблюдая видимость политеса, приглашают Россию к ним присоединиться.
А голландцы и англичане, столь гостеприимно принимавшие Петра, готовили ловушку, в которую должен был попасть молодой и неопытный русский царь. Ему говорят любезные слова, но ни полслова о том, что английские и голландские дипломаты в это же самое время попросту сводничают, пытаясь склонить Турцию к миру с Австрией. Разумеется, Австрия согласна. А Россия? Пусть воюет, но воюет одна. Так даже лучше.
Это был наглядный урок европейской политики. На глазах у изумленного Петра распадался Священный союз против "неверных турок", который он так стремился укрепить. А взоры европейских держав обращались на своего христианского собрата - Испанию. В Европе происходила перегруппировка сил.
* * *
В Мадриде медленно умирал испанский король Карл II. Его слабеющая власть распространялась не только на Испанию. Испанская корона обьединяла, казалось бы, необъятное - большую часть Италии, Южную Голландию, обширные территории Южной, Центральной и даже Северной Америки, острова и архипелаги в разных морях и океанах. Это было самое богатое наследство, которое когда-либо существовало в мире, а детей у Карла не было.
В числе первых претендентов на испанское наследство выступала Франция. Король Людовик XIV был женат на старшей сестре Карла II Марии-Терезии, и, значит, их сын мог стать законным наследником испанских владений. Но у него был соперник - столь же законный и могущественный. Австрийский император Леопольд I был женат на младшей сестре Карла Маргарите-Терезии и также имел от этого брака сына.
В Европе запахло порохом. Франция и Австрия готовились к войне друг с другом. Европейские страны, затаив дыхание, следили за их борьбой. Но они не были сторонними наблюдателями. Кому бы ни попало наследство Австрии или Франции, мощь их настолько увеличится, что нарушит традиционное равновесие сил, которое поддерживало европейский порядок. Поэтому никто не желал, чтобы наследство целиком досталось одной державе. Каждый мечтал урвать хотя бы часть для себя в начавшейся общеевропейской свалке. Австрия спешила развязать себе руки от войны с Турцией. Англия и Голландия разжигали страсти, надеясь захватить заморские владения Испании, утвердиться на море. Польша, Пруссия, Швеция - все стремились к тому, чтобы получить свою долю наследства. Им даже было выгодно оставить Россию один на один с Турцией - пусть не лезут в европейские дела.
* * *
В запутанной европейской мозаике все постепенно становится на свои места. Картина проясняется. Вена - средоточие злоключений Петра. Именно отсюда, как круги по воде, расходятся все каверзы. И Петр, не жалея лошадей, гонит в Вену...
Однако богоданный союзник вовсе не спешил раскрывать объятия и крепить столь нужный обоим странам союз против Турции. В Вене творилось нечто непонятное. Дело, ради которого Петр спешил, на аудиенции с императором обсудить было никак нельзя. Но и переговоры не могли начаться, пока не состоится торжественный прием посольства. Прием же этот не мог состояться ранее приезда в Вену Владимира Борзова, который вез из Москвы драгоценных соболей для подношения по столь торжественному случаю. Но раз нет подарков, цесарский двор не мог составить церемонию приема послов. И так далее и тому подобное. В общем начиналась какая-то удивительная тягомотина с бесконечными спорами, приседаниями, заверениями в любви и дружбе.
И тогда Петр делает первый шаг - решительный и твердый, который во многом определил стиль Пстровой внешней политики. Не дожидаясь начала формальных переговоров, он направляет 21 июня главе ведомства иностранных дел графу Кинскому письмо с тремя краткими вопросами:
1. Каково намерение императора продолжать войну с турками или заключить мир?
2. Если он хочет мира, то на каких условиях?
3. Какие предложения сделали турки через посредничество англичан?
Так начиналась венская дипломатическая дуэль. Молодой Петр напорист и прямолинеен. Он убежден в правоте своего дела, выстулая защитником интересов христианства. Говоря сегодняшним языком, его позиции хорошо обеспечены пропагандистски, а юридически он опирается на русско-австрийский договор о совместной войне против Турции.
Но Австрия вовсе не спешит отвечать Петру. Визави Петра канцлер Кинский - осторожный дипломат. Он уклончив и изворотлив. Венецианский посланник в Вене благородный кавалер Рудзини так характеризует дипломатические качества Кинского:
"Человек больших знаний, расчетливый сверх надобности и скрытный до излишества; действует всегда с искусством, утончает самые естественные соображения и очень часто скорее запутывает, чем упрощает дело. Во всех делах страшно нерешителен, но эта нерешительность происходит у него не от недостатка мужества, а, скорее, от избытка остроты ума, почему даже после принятия твердого решения его собственная проницательность представляет ему какие-то затруднения и внушает другое решение, и он оставляет дело неисполненным и неоконченным... К естественным трудностям дела примешиваются препятствия от его тяжелого характера, и можно понять последствия: крайнюю трудность и опасности, с которыми связано ведение переговоров с таким субъектом".
Под напором Петровой логики старик Кинский буквально извивается, но твердо ведет к тому, чтобы отстранить Россию от непосредственных переговоров с турками и заключить сепаратный договор с ними. Для этого он готов идти на ложь и фальсификацию. Когда Петр напрямик поставил эти вопросы, мирные предложения Австрии еще не были переданы Турции. А значит, еще было время учесть в них интересы русских союзников. Но вместо этого австрийцы поспешили направить туркам свои предложения, пометив их задним числом, будто они посланы еще до приезда Великого посольства в Вену. Только после этого, 24 июня, Петру дается ответ, что Австрия всего лишь не прочь выслушать мирные предложения турок. Однако в основу мирных переговоров уже положен принцип uti possidetis - сохранения за сторонами тех территорий, которые сейчас занимают их войска. Такие условия цесарь предложил и за себя, и за царя, и за короля Польского, и за республику Венецианскую. И как бы демонстрируя добрые намерения, Кинский передает турецкие предложения о мире и австрийский контрпроект с фальшивой датой.
Получив такой ответ, Петр выразил желание лично послушать объяснения Кинского. Поэтому утром 26 июня канцлер приезжает в посольский дом.
Петр недоволен австрийцами. Он не скрывает этого: вступая в переговоры с общим врагом, не предупредив союзников, Австрия нарушила свои обязательства по договору. Что касается предложенного "основания мира" сохранения за каждым государством того, что оно захватило, то этот принцип для России не подходит. Завоевав Азов, но не получив Керчи, она не обеспечит свои земли от нападения крымских татар. Поэтому с заключением мира следует повременить. А англичан и голландцев тут слушать нечего: у них на уме одни лишь торговые выгоды.
Кинский юлит: для заключения мира еще ничего не сделано. Но цесарь ответил бы перед Богом, если бы, видя возможность заключить честный мир, не приступил к этому делу, а позволил понапрасну проливать христианскую кровь.
Петр: от честного мира не отступаю, а желаю, чтобы он был прочен. Но для всякого, имеющего разум, ясно, что султан идет на уступки, видя свою беду, а цесаръ спешит заключить мир ввиду предстоящей войны с Францией из-за испанского наследства. Но если во время войны с Францией султан тоже начнет войну против цесаря, то тогда уже будет ненадежно ему помогать. Кроме того, стоит вспомнить, как в прошлом году забунтовали венгры. Если же опять случится подобное, а австрийских войск в Венгрии уже не будет - они будут воевать с французами, - на что тогда рассчитывать?
Это уже был, как говорится, удар "под вздох". Царствование Леопольда проходило в беспрерывных восстаниях венгров против тяжелой десницы Габсбургов. Но Кинскому пришлосъ и это проглотить.
В ответ идет лишь пустая общая фраза: надо, мол, заботиться о будущем, а не поминать о прошедшем.
На следующий день Кинский снова явился к Петру в дом Кенигсека. Он докладывал императору о вчерашнем разговоре, и тот "за добрые рассуждения его царского величества по премногу благодарствует" - так записано в русском "Статейном списке" об этой беседе. Цесарь заверял, что без сношения и соглашения с царем он ничего делать не будет.
В ответ Кинскому передаются "мирные статьи", в которых Петр выдвигает два основных требования. Первое: передача России Керчи. Второе: если Турция не уступит Керчи, Австрия должна продолжать войну не только до истечения трехлетнего срока договора, но еще один-два года.
Через два дня последовал уклончивый ответ Кинского. Он не оспаривает притязаний России на Керчь. Но не без издевки замечает, что Турция не имеет обыкновения уступать на переговорах то, что не потеряла в бою. То же в отношении продолжения войны: рассудить о том можно будет и по открытии конгресса с турками.
На этом дуэль прерывается. Петр ее проиграл. Он ехал в Вену искать союзников в войне против Турции, а вместо этого ему пришлось бороться с тем, чтобы Австрия не заключила поспешного мира с турками, оставив Россию одну вести войну.
Хотя... можно ли считать проигравшим человека, который обрел зрение, если даже мир, который он увидел собственными глазами, оказался совсем иным, чем казался прежде? Венские переговоры прояснили для русской дипломатии политическую картину Европы: Австрия ищет мира с Турцией. Ее победы обеспечивают присоединение к ней Венгрии и Трансильвании, и никакими силами ее воевать уже не заставишь. Главное для нее сейчас - освободиться от этой уже ненужной войны для борьбы за испанское наследство. А Россия? Пусть воюет одна, оберегая австрийский тыл от турок и татар. Позиция других союзников Польши и Венеции - не вполне ясна. Но, очевидно, без Австрии и они воевать не будут.
Но император решил пойти навстречу пожеланиям Петра. Был наскоро выработан церемониал свидания: царь возьмет с собой только одного Лефорта, а императрица выйдет к нему с принцессами в сопровождении обер-гофмейстерины и придворных дам. Местом свидания была назначена Зеркальная зала, рядом с императорской опочивальней.
Петр согласился на все эти условия. Но с первого же шага нарушил их, захватив с собой не только Лефорта, но также Головина и Возницына. Граф Чернини успел уведомить императора об этой перемене. Поколебавшись, тот счел нужным увеличить свиту своей жены, приказав вице-канцлеру графу Кауницу находиться при императрице.
Итак, свидание состоялось. Императрица и принцессы, окруженные придворными дамами, стояли посреди залы, когда было доложено о прибытии царя. Элеонора-Магдалина тотчас пошла навстречу Петру и ласково его приветствовала, а затем возвратилась на прежнее место. В разговоре с дамами Петр держался совершенно свободно. Он говорил по-русски, а они отвечали по-немецки. Лефорт был переводчиком. Петр спрашивал принцесс, сколько им лет, хвалил их красоту. Элеонора-Магдалина справилась о здоровье сестры своей - русской царицы*, и этим вопросом Петр остался доволен. После этого царь раскланялся и удалился. Вот и все.
А еще он покорил австрийцев тем, что великодушно сократил наполовину платежи в три тысячи флоринов, которые император хотел выплачивать на содержание русского посольства в Вене. Нет, нет, протестовал Петр, эта сумма слишком велика для "дорогого брата", которому приходится нести тяготы затяжной войны с турками.
Австрийцы, немало наслышавшись о буйном нраве Петра, едва верили своим глазам, что этот скромный, застенчивый молодой человек и есть русский царь.
* * *
Дружелюбие, а главное, любопытство Петра, о которых в Вене ходили легенды, имели совершенно неожиданные последствия. Вена вообще падка на слухи. А тут из сообщений цесарского посла в Лондоне стало известно, что Петр, находясь в Англии, будто бы показал недостаточную приверженность православию и даже интересовался другими религиями. Иезуиты тотчас же начали строить планы: не удастся ли обратить в католичество царя, а вслед за ним и его подданных. Это была чистой воды чепуха. Петр был искренним, хотя, может быть, и не слишком строгим поборником православия.
Но личный советник императора иезуитский священник отец Вольф верил, что он сможет воссоединить православную и католическую церкви, разумеется, под главенством папы римского. Поэтому приезд царя в Вену отец Вольф рассматривал как знамение свыше или, по крайней мере, как стечение обстоятельств, благоприятствуюших осуществлению его замыслов. Тем более что сам царь, кажется, был готов к этому. Гуляя по Вене, он интересовался храмами. Заходил и в кирху иезуитов на Университетской площади. Она явно заинтересовала его.
В этом не было ничего удивительного. Построенная в стиле барокко, только-только начавшем входить здесь в моду, она всех поражала тогда своей необычной красотой.
На смену мрачным, как крепости, средневековым домам приходили округлые и пышные, похожие на знаменитые венские торты со взбитыми сливками, здания. Они могли символизировать все что угодно, но для Габсбургов, для католической церкви это был символ триумфа.
Именно по этой причине архитектура барокко с ее вычурностью и театральностью определила на грядущие столетия лицо Вены. Барокко - это радость, рвущаяся сквозь стены: нет больше турецкой угрозы, нависшей с Востока, корни ненавистном лютеранства вырваны с австрийской земли, и Бог спас народ Австрии от "черной смерти".
Между прочим, стиль барокко завезли в Вену иезуиты. В зтом городе они вообще пользовались большим влиянием, причем не только в религиозных или политических делах. Многие историки, например, считают, что своей известной любовью к театру венцы во многом обязаны иезуитам. Это они начали ставить драматические спектакли на сценах австрийской столицы, прославляя божественные чудеса.
Еще более наглядно это влияние можно увидеть в архитектуре барокко.
Взять ту же кирху иезуитов на Университетской площади, построенную в 1627-1631 годах. Она и сейчас стоит в Вене почти в том виде, как ее когда-то увидел Петр. Входишь через низенькую дверь, и невольно отступаешь назад - перед тобой огромное, наполненное радужным светом пространство, окруженное колоннами, спиралью закручивающимися к потолку, словно гигантские танцующие змеи. Да и весь интерьер не как в церкви, а скорее как в театре: золотые листья, обрамляющие изящные рамы в простенках, парящие трубы над залитым солнцем алтарем. И только потом, уже приглядевшись, начинаешь понимать, что все зто, как в театре, не настоящее. Роскошные танцующие колонны не из мрамора, а из раскрашенного гипса. Купола, свободно парящего в высоте, нет - это всего лишь оптическая иллюзия, создаваемая сложным рельефом потолка.
Вот так же, наверное, и Петр разглядывал эту диковинную церковь, когда к нему незаметно подошел отец Вольф и завел разговор - интересный и содержательный.
Трудно сказать, сколько раз встречался Петр с отцом Вольфом, но встречался не раз, начиная уже с первых дней пребывания в Вене. Об одной такой встрече сохранились довольно подробные свидетельства. Случилось это в день именин Петра 29 июня 1698 г.
Накануне вечером, как и положено в канун дня святых апостолов Петра и Павла, царь с послами присутствовал на всенощной, а утром - на литургии в посольской походной церкви. В одной из зал дворца Кенигсека был раскинут алтарь-шатер, уставленный богатой церковной утварью. Служил литургию русский священник Иоанн Поборский. Все шло как положено, хотя и в чужой стороне, но по русским православным обычаям. Однако то, что произошло потом, обычаям старины уже не соответствовало. После православного богослужения Петр с послами прошел в другую половину дома, где находиласъ домашняя католическая церковь. Там отец Вольф произнес проповедь на смеси славянских языков, проводя параллель между царем Петром и апостолом Петром. В "Статейном списке" так описывается этот эпизод:
"А по молебне были в костеле, который был на посольском дворе, и в том костеле после мессы сказывал поучение по-словенски езувит Вулф и объявлял приклады, дабы господь бог яко апостолу Петру дал ключи, так бы дал великому государю, его царскому величеству, взять ключи и отверсть турскую область и ею обладать".
Но в некоторых иностранных источниках эта фраза трактуется по-другому. Ключи-де будут отданы во второй раз новому Петру, который сможет открыть другую дверь. Какую - не ясно, но намек понять можно.
Впрочем, сам отец Вольф вспоминал обо всем этом весьма уклончиво. В 1703 году в одном из писем он написал следующие строки о пребывании царя в Вене.
"Я вошел в такую милость этого государя, что он желал, чтобы я постоянно находился при нем, и пригласил меня произнести в праздник св. Петра и Павла в своем и всех своих присутствии проповедь, которую, перемешивая чешский, моравский и польский языки, я так составил, что милостью христовой и великий князь, и другие все ее поняли и остались ею очень довольны, ибо князь сам удостоил несколько раз высказывать о ней свое суждение".
Но царь был не столь благочестив, как могло показаться из всех этих эпизодов. Вечером в тот же день в честь именинника был дан большой праздник. Происходил он во дворце Кенигсека, где собралось от 500 до 1000 человек. Венская знать - дамы и кавалеры - явилась в пышных нарядах, как на придворный бал. Праздник начался серенадами, исполнявшимися итальянскими певцами под аккомпанемент цесарских камер-музыкантов. Затем, когда смерклось, царь со всеми гостями отправился на берег речки Вены в роскошно убранный дом и зажег ракетой великолепный фейерверк. Под залпы двенадцати орудий на темном венском небе разноцветными огнями вспыхнули буквы "VZPA", означавшие "Vivat Zar Petrus Alexiowicz". Празднество закончилось балом, продолжавшимся до рассвета, причем и сам именинник танцевал до упаду.
Хотя некоторые иностранные послы сообщили, что царь не испытывал радости от столь большого скопления незнакомых ему людей, у самого Петра, по-видимому, осталось от празднества самое приятное впечатление. В приписке к письму Виниусу, сделанной рукой Петра, говорилось:
"На день светыхъ апостолъ была у насъ гостей мужеска и женска пола болше 1000 чел., и были до света, и безпрестанно употребляли тарара тарара къругомъ, ис которыхъ иныя и свадбы сыграли въ саду. Изъ Вены, июля 2 den 1б98".
Вот такие дела происходили во дворце Кенигсека*.
* * *
Но нестоит думать, читая светские хроник и, что Петртолько и делал, что развлекался в Вене. Как раз наоборот - он много и упорно работал. Именно в Вене он берет бразды правления русской внешней политикой. Ведет переговоры с имперским канцлером Кинским и тайным посланцем польского короля генералом Карловичем. Именно в Вене начинается мучительный процесс переосмысления всей европейской политики России.
То, что ясным и неоспоримым выглядело в Москве, сразу же приняло зыбкие и неопределенные очертания после того, как Великое посольство пересекло границы России. Уже в Бранденбурге Петра настигли тревожные вести из Польши.
Больше года там продолжалось "бескоролевье". Освободитель Вены король Ян Собеский умер, а по старинному обычаю новый король должен был избираться капризной шляхтой. Ее же, как всегда, раздирали соперничающие группировки.
Наиболее сильным претендентом на польский трон был французский принц де Конти. Это был типичный французский принц крови. Не государственный ум или успехи полководца, а безрассудная доблесть, дружеское очарование и любовные похождения сделали его любимцем версальского двора. Он без энтузиазма воспринял предложение стать польским королем - ему вовсе не хотелось менять изысканные развлечения Версаля на нищету и прозябание восточноевропейских равнин. Но "король-солнце" решил, и принц не осмелился перечить. Кроме того, Франция обещала: если поляки изберут принца, Турция заключит с Польшей мир и вернет ей крепость Каменец.
Перспектива такого сепаратного мира Россию никак не устраивала. Против французов интриговала и Австрия. Их кандидатурой был курфюрст Саксонии Франц Август I - он обещал выполнять прежние союзные обязательства Польши в войне против Турции.
В Варшаву прибыл специальный австрийский прсдставитель с большой казной для подкупа. Но и французский король раскрыл свой кошелек. Он выложил три миллиона золотых, чтобы купить столько членов сейма, сколько не обходимо для избрания Конти.
Это и было сделано. Польская знать, включая влиятельную семью Сапеги, единодушно избрала французского принца. Избранник тотчас же прибыл в Данциг в сопровождении сильной эскадры, которой командовал знаменитый адмирал Жан Барт. В Польше началась смута. России грозили войной, а русскому резиденту в Варшаве Никитину - смертью. "Пойдем забирать Смоленск", - орали на всех углах сторонники французов.
Петр, который с тревогой следил за развитием событий в Польше из Пилау (в Бранденбурге), занял решительную позицию. Он приказал двинуть к польской границе стрелецкие полки под командованием князя Ромодановского. А 12 июня направляет послание сейму. Избрание французском принца, внушал он полякам, приведет к нарушению Польшей союзных обязательств и переходу ее на сторону турецкого султана и крымского хана.
"Посему, имея к государству вашему постоянную дружбу, мы такого короля французской и турецкой стороны видеть в Польше не желаем, а желаем, чтобы выбрали вы себе короля какого ни есть народа, только бы был он не противной стороны, в доброй дружбе и крепком союзе с нами и кесарем римским, против общих неприятелей Креста Святого".
Решительность Петра подействовала. А Август Саксонский попросту отказался признать решения сейма и вступил в Польшу во главе саксонской армии. Он опередил изнеженного барчука Конти и первым вошел в Варшаву, а заодно быстренько сменил веру - протестантскую на католическую. Правда, от него ушла жена, не пожелавшая менять религию. Но что жена по сравнению с польским троном! Да и в Варшаве полно красавиц. 15 сентября 1б97 г. польский сейм изменил свое мнение и избрал королем Августа, который правил Польшей 36 лет. А Конти, весьма довольный, вернулся к своему любимому делу - увеселениям в Версале.
В ответ на поздравления Петра Август обещал сохранить союз с Россией. Получив такое приятное известие, довольный Петр сразу же двинулся в Голландию.
Что ж, это была его первая дипломатическая победа.
* * *
Окрыленные этой победой, русские послы в Амстердаме уже прямо, без обиняков просят помощи деньгами, материалами и снаряжением для строительства большого флота, чтобы воевать с турками. В Голландии всего много, уговаривали они, а в Москве морских припасов нет. Все взятое будет возвращено или за него заплатят.
Но не тут-то было. Напрасно Головин с Возницыным твердили о христианской солидарности в борьбе против мусульман. Ушлые голландцы только посмеивались про себя над наивностью москвичей. Но в помощи твердо отказали.
Именно в Голландии у Петра зародилось чувство тревоги: что-то идет не так. На первый взгляд, все вроде бы нормально, и его замыслы укрепить антитурецкую лигу, даже при всей уклончивости европейской политики, отнюдь не выглядят несбыточными. Особенно на фоне тех событий, которые происходили осенью 1697 года. Вот факты.
В сентябре австрийский полководец Евгений Савойский нанес туркам тяжелое поражение в битве при Зенте. А месяц спустя в Рисвике под Гаагой Австрия и другие европейские страны помирились наконец с Францией. Казалось бы, все это должно играть на руку России. Австрия - главная военная сила Священной лиги сможет теперь целиком сконцентрироваться на турецком театре военных действий.
Но подспудно что-то явно затевается. Петр чувствует это. Вот и голландцы отказали в помощи... Откуда-то ползут липкие слухи о тайных сношениях австрийцев с турками. Свои сомнения по поводу замирения на конгрессе в Рисвике Петр поверяет в письме к Виниусу:
"Мир с французами заключен и три дня назад был отмечен в Гааге фейерверком. Дураки зело рады, а умные опасаются, что французы их обманули, и ожидают вскоре новую войну",
Так оно и оказалось. Русский тайный агент сообщил из Вены, что турецкий султан собирается прислать послов для переговоров о мире с Австрией. Это сообщение вскоре подтвердилось. 12 мая русский резидент в Варшаве Никитин переслал послание австрийского императора Петру, в котором сообщалось, что султан через английского короля передал предложение о мире. Австрия просила Петра назначить русских прсдставителей для участия в мирных переговорах с турками. Кроме того, были получены копии документов, которыми обменялись между собой Турция, Австрия, Англия и Голландия, начавшие разработку мирного договора.
Получалось, что Петра просто водили за нос. Австрия грубо нарушала договор о совместной войне против Турции, который она заключила с Россией немногим более года назад. Австрийцы, тайно сговорились с турками начать переговоры о мире и, соблюдая видимость политеса, приглашают Россию к ним присоединиться.
А голландцы и англичане, столь гостеприимно принимавшие Петра, готовили ловушку, в которую должен был попасть молодой и неопытный русский царь. Ему говорят любезные слова, но ни полслова о том, что английские и голландские дипломаты в это же самое время попросту сводничают, пытаясь склонить Турцию к миру с Австрией. Разумеется, Австрия согласна. А Россия? Пусть воюет, но воюет одна. Так даже лучше.
Это был наглядный урок европейской политики. На глазах у изумленного Петра распадался Священный союз против "неверных турок", который он так стремился укрепить. А взоры европейских держав обращались на своего христианского собрата - Испанию. В Европе происходила перегруппировка сил.
* * *
В Мадриде медленно умирал испанский король Карл II. Его слабеющая власть распространялась не только на Испанию. Испанская корона обьединяла, казалось бы, необъятное - большую часть Италии, Южную Голландию, обширные территории Южной, Центральной и даже Северной Америки, острова и архипелаги в разных морях и океанах. Это было самое богатое наследство, которое когда-либо существовало в мире, а детей у Карла не было.
В числе первых претендентов на испанское наследство выступала Франция. Король Людовик XIV был женат на старшей сестре Карла II Марии-Терезии, и, значит, их сын мог стать законным наследником испанских владений. Но у него был соперник - столь же законный и могущественный. Австрийский император Леопольд I был женат на младшей сестре Карла Маргарите-Терезии и также имел от этого брака сына.
В Европе запахло порохом. Франция и Австрия готовились к войне друг с другом. Европейские страны, затаив дыхание, следили за их борьбой. Но они не были сторонними наблюдателями. Кому бы ни попало наследство Австрии или Франции, мощь их настолько увеличится, что нарушит традиционное равновесие сил, которое поддерживало европейский порядок. Поэтому никто не желал, чтобы наследство целиком досталось одной державе. Каждый мечтал урвать хотя бы часть для себя в начавшейся общеевропейской свалке. Австрия спешила развязать себе руки от войны с Турцией. Англия и Голландия разжигали страсти, надеясь захватить заморские владения Испании, утвердиться на море. Польша, Пруссия, Швеция - все стремились к тому, чтобы получить свою долю наследства. Им даже было выгодно оставить Россию один на один с Турцией - пусть не лезут в европейские дела.
* * *
В запутанной европейской мозаике все постепенно становится на свои места. Картина проясняется. Вена - средоточие злоключений Петра. Именно отсюда, как круги по воде, расходятся все каверзы. И Петр, не жалея лошадей, гонит в Вену...
Однако богоданный союзник вовсе не спешил раскрывать объятия и крепить столь нужный обоим странам союз против Турции. В Вене творилось нечто непонятное. Дело, ради которого Петр спешил, на аудиенции с императором обсудить было никак нельзя. Но и переговоры не могли начаться, пока не состоится торжественный прием посольства. Прием же этот не мог состояться ранее приезда в Вену Владимира Борзова, который вез из Москвы драгоценных соболей для подношения по столь торжественному случаю. Но раз нет подарков, цесарский двор не мог составить церемонию приема послов. И так далее и тому подобное. В общем начиналась какая-то удивительная тягомотина с бесконечными спорами, приседаниями, заверениями в любви и дружбе.
И тогда Петр делает первый шаг - решительный и твердый, который во многом определил стиль Пстровой внешней политики. Не дожидаясь начала формальных переговоров, он направляет 21 июня главе ведомства иностранных дел графу Кинскому письмо с тремя краткими вопросами:
1. Каково намерение императора продолжать войну с турками или заключить мир?
2. Если он хочет мира, то на каких условиях?
3. Какие предложения сделали турки через посредничество англичан?
Так начиналась венская дипломатическая дуэль. Молодой Петр напорист и прямолинеен. Он убежден в правоте своего дела, выстулая защитником интересов христианства. Говоря сегодняшним языком, его позиции хорошо обеспечены пропагандистски, а юридически он опирается на русско-австрийский договор о совместной войне против Турции.
Но Австрия вовсе не спешит отвечать Петру. Визави Петра канцлер Кинский - осторожный дипломат. Он уклончив и изворотлив. Венецианский посланник в Вене благородный кавалер Рудзини так характеризует дипломатические качества Кинского:
"Человек больших знаний, расчетливый сверх надобности и скрытный до излишества; действует всегда с искусством, утончает самые естественные соображения и очень часто скорее запутывает, чем упрощает дело. Во всех делах страшно нерешителен, но эта нерешительность происходит у него не от недостатка мужества, а, скорее, от избытка остроты ума, почему даже после принятия твердого решения его собственная проницательность представляет ему какие-то затруднения и внушает другое решение, и он оставляет дело неисполненным и неоконченным... К естественным трудностям дела примешиваются препятствия от его тяжелого характера, и можно понять последствия: крайнюю трудность и опасности, с которыми связано ведение переговоров с таким субъектом".
Под напором Петровой логики старик Кинский буквально извивается, но твердо ведет к тому, чтобы отстранить Россию от непосредственных переговоров с турками и заключить сепаратный договор с ними. Для этого он готов идти на ложь и фальсификацию. Когда Петр напрямик поставил эти вопросы, мирные предложения Австрии еще не были переданы Турции. А значит, еще было время учесть в них интересы русских союзников. Но вместо этого австрийцы поспешили направить туркам свои предложения, пометив их задним числом, будто они посланы еще до приезда Великого посольства в Вену. Только после этого, 24 июня, Петру дается ответ, что Австрия всего лишь не прочь выслушать мирные предложения турок. Однако в основу мирных переговоров уже положен принцип uti possidetis - сохранения за сторонами тех территорий, которые сейчас занимают их войска. Такие условия цесарь предложил и за себя, и за царя, и за короля Польского, и за республику Венецианскую. И как бы демонстрируя добрые намерения, Кинский передает турецкие предложения о мире и австрийский контрпроект с фальшивой датой.
Получив такой ответ, Петр выразил желание лично послушать объяснения Кинского. Поэтому утром 26 июня канцлер приезжает в посольский дом.
Петр недоволен австрийцами. Он не скрывает этого: вступая в переговоры с общим врагом, не предупредив союзников, Австрия нарушила свои обязательства по договору. Что касается предложенного "основания мира" сохранения за каждым государством того, что оно захватило, то этот принцип для России не подходит. Завоевав Азов, но не получив Керчи, она не обеспечит свои земли от нападения крымских татар. Поэтому с заключением мира следует повременить. А англичан и голландцев тут слушать нечего: у них на уме одни лишь торговые выгоды.
Кинский юлит: для заключения мира еще ничего не сделано. Но цесарь ответил бы перед Богом, если бы, видя возможность заключить честный мир, не приступил к этому делу, а позволил понапрасну проливать христианскую кровь.
Петр: от честного мира не отступаю, а желаю, чтобы он был прочен. Но для всякого, имеющего разум, ясно, что султан идет на уступки, видя свою беду, а цесаръ спешит заключить мир ввиду предстоящей войны с Францией из-за испанского наследства. Но если во время войны с Францией султан тоже начнет войну против цесаря, то тогда уже будет ненадежно ему помогать. Кроме того, стоит вспомнить, как в прошлом году забунтовали венгры. Если же опять случится подобное, а австрийских войск в Венгрии уже не будет - они будут воевать с французами, - на что тогда рассчитывать?
Это уже был, как говорится, удар "под вздох". Царствование Леопольда проходило в беспрерывных восстаниях венгров против тяжелой десницы Габсбургов. Но Кинскому пришлосъ и это проглотить.
В ответ идет лишь пустая общая фраза: надо, мол, заботиться о будущем, а не поминать о прошедшем.
На следующий день Кинский снова явился к Петру в дом Кенигсека. Он докладывал императору о вчерашнем разговоре, и тот "за добрые рассуждения его царского величества по премногу благодарствует" - так записано в русском "Статейном списке" об этой беседе. Цесарь заверял, что без сношения и соглашения с царем он ничего делать не будет.
В ответ Кинскому передаются "мирные статьи", в которых Петр выдвигает два основных требования. Первое: передача России Керчи. Второе: если Турция не уступит Керчи, Австрия должна продолжать войну не только до истечения трехлетнего срока договора, но еще один-два года.
Через два дня последовал уклончивый ответ Кинского. Он не оспаривает притязаний России на Керчь. Но не без издевки замечает, что Турция не имеет обыкновения уступать на переговорах то, что не потеряла в бою. То же в отношении продолжения войны: рассудить о том можно будет и по открытии конгресса с турками.
На этом дуэль прерывается. Петр ее проиграл. Он ехал в Вену искать союзников в войне против Турции, а вместо этого ему пришлось бороться с тем, чтобы Австрия не заключила поспешного мира с турками, оставив Россию одну вести войну.
Хотя... можно ли считать проигравшим человека, который обрел зрение, если даже мир, который он увидел собственными глазами, оказался совсем иным, чем казался прежде? Венские переговоры прояснили для русской дипломатии политическую картину Европы: Австрия ищет мира с Турцией. Ее победы обеспечивают присоединение к ней Венгрии и Трансильвании, и никакими силами ее воевать уже не заставишь. Главное для нее сейчас - освободиться от этой уже ненужной войны для борьбы за испанское наследство. А Россия? Пусть воюет одна, оберегая австрийский тыл от турок и татар. Позиция других союзников Польши и Венеции - не вполне ясна. Но, очевидно, без Австрии и они воевать не будут.