Гривадий Горпожакс. Джин Грин - неприкасаемый: карьера агента ЦРУ No 14

- Видимо, есть у нас всех что-то такое, что не истребить и не унизить.
Джин прикурил и сфотографировал теперь Лота с Николаевым.
- Куда же оно денется, наше прошлое! - Лот встал. - Мой отец был
спартаковцем. Его замучили в гестапо. Мне и самому порядком досталось. Я мог
бы составить реестр пыток и зверств, учиненных надо мной.
- Чем вы теперь занимаетесь, товарищ. Рунке? - поинтересовался Николай
Николаевич.
- Я по профессии переводчик, а по призванию - петрограф.
- Ваше призвание - моя любимая наука. Я ведь коллекционирую камни. Не
будь я математиком и не приговори меня к ней создатель, я бы...
Лот порылся в карманах и достал оттуда два удивительных агата. Прежде чем
протянуть их Николаю Николаевичу, он, как истый камневед, потер их рукавом
пиджака.
- Они точь-в-точь коктебельские!
Николай Николаевич вначале положил камни на ладонь, а потом каждый из них
поочередно поднес поближе к глазам.
- Обработаны по первому классу, - сказал он. - Что ж, раз так - пойдемте.
- И он увлек Лота и Джина за собой в кабинет.
- Обед готов! - послышался из столовой голос Инги.
Николай Николаевич торжественно достал с полки свои сокровища: коробки, в
которых, как птенцы в гнездах, лежали агаты, сердолики, фернанпиксы самых
разнообразных форм и расцветок.
Лот обшарил глазами кабинет.
Три стены снизу доверху были обшиты полками. Здесь в основном были книги
по математике, физике и биологии. Одна полка отдана русской классике. Много
словарей - немецких, французских, английских. У окна стоял огромный стол из
красного дерева; казалось, он состоял из сплошных ящиков, не только впереди
и сзади, но и с боков. Над столом возвышалась старинная лампа с
куполообразным абажуром. На стене висел портрет молодого Эйнштейна,
играющего на скрипке.
- У вас, по-видимому, в кабинете не курят? - предупредительно спросил
Лот, разглядывая у окна продолговатый и прозрачный как слезинка сердолик.
- Я не курю, - как бы извиняясь, сказал Николай Николаевич, - и у меня в
кабинете друзья стараются тоже не курить.
- Я, я, натюрлих!..
- Вы знаете, что меня в свободное время больше всего занимает? - после
небольшой паузы спросил Николай Николаевич. - Обтачивание камней... Как это
интересно, пытаться каждому камню найти свойственную только его сущности
форму! Эта работа близка к искусству... Не так ли?
- Все сущее ждет формы своего выражения. Только человек мечется и
враждует с себе подобным. У меня был друг детства, почти двойник. - Лот
отошел от окна. - Но нас развела судьба. Я стал антифашистом, он -
гитлеровским офицером-десантником. Я живу и работаю в ГДР, он участвовал в
корейской войне на стороне американцев, а сейчас, кажется, работает у них в
разведке, - Лот повернулся к Джину. - Я тебе рассказывал, Марк, про этого
человека...
Джин кивнул. Свобода Лота удивляла и раздражала его, а Лот, казалось, был
на вершине, он легко передвигался по комнате, вел, вроде бы непринужденный,
но тонко нацеленный разговор.
- Я расфилософствовался, и чуть не забыл показать вам главное чудо!
Лот протянул Николаеву японский камень.
- Это из породы красных камней, которые добывают на острове Садо в
Японском море, - пояснил он. - Поглядите. - Лот вынул зажигалку и, взяв у
Николая Николаевича камень, начал коптить его. - Теперь он заиграет! -
воскликнул Лот и принялся энергично тереть камень о рукав пиджака.
- Что вы делаете! Инга! - крикнул Николай Николаевич. - Инга, принеси,
пожалуйста, суконку или кусочек шерсти. У вас будут пятна на рукаве пиджака.
- Чепуха!
Николай Николаевич, не дожидаясь дочери, сам вышел за суконкой.
Лот сфотографировал рукописи, лежащие на столе, и названия книг на полках
научной литературы на русском языке.
Обед прошел весело и непринужденно. Много ели, пили немного, но шутили,
смеялись.
После обеда по просьбе Тони Джин сыграл "Прелюд" Рахманинова. Николай
Николаевич, растроганный, театрально жал руку смущенному "судовому врачу".
Лот сфотографировал братьев и подумал:
"Кажется, голос крови возьмет свое".

На этот раз Рубинчик шел в Комитет госбезопасности, твердо зная, что
новый вызов опять связан с таинственным Евгением Чердынцевым.
"Невероятно, но факт, - думал он, - должно быть, этот тип - чистой воды
шпион и теперь уже, по-видимому, пойман".
Он представил себе хмурое, заросшее щетиной лицо этого некогда холеного,
самоуверенного блондина, ерзающие пальцы опущенных рук, сломленную складку
рта. И вдруг...
- Кино посмотреть хотите?
На этот раз Сергей Николаевич был весьма оживлен.
- Кино? Почему же нет? - растерялся Марк.
- Ну вот и отлично... Будьте любезна! - обратился чекист к своему
помощнику - совсем молодому парню, почти ровеснику Марка.
Тот опустил шторы, выдернул из железной трубки, висящей на стене, белый
экран, выдвинул киноаппарат и доложил:
- Готово.
- Звук?
- Все в порядке.
- Начинайте. И началось...
Из гостиницы "Националь" вышел его старый знакомый - "Жека" Чердынцев. Он
постоял у двери, закурил и направился в сторону метро. У автоматных будок
встретился с изящно одетым господином с черным чешским портфелем в руке.
"Жека" и господин сразу же узнали друг друга, хотя встреча их проходила
довольно сдержанно. Человек достал из портфеля сверток. "Жека" развернул
его. На дне небольшой коробочки, в вате, лежали три камешка. "Жека" качнул
головой, положил сверток в карман, расплатился с изящно одетым господином и
пошел к "Метрополю".
- Узнаете? - спросил Сергей Николаевич.
- Он, - еле сдерживая возбуждение, сказал Марк. - Ничуть не изменился.
- Это на двух пленках? - спросил. Сергей Николаевич у Ильина.
- Так точно.
- Товарищ Рубинчик! Помните, вы говорили, что у него была родинка на
правой руке, будьте, пожалуйста, внимательным.
..."Жека" набирает чей-то номер в телефонной будке на Главпочтамте.
Крупным планом - правая рука. "Стоп-кадр" с изображением руки. Теперь
крупный план левой руки с телефонной трубкой. Снова "стоп-кадр".
- Родинка была! - выкрикнул Марк. - На тыльной стороне кисти между
большим и указательным пальцем... Сейчас ее почему-то нет...
Когда после фразы "Тоню, пожалуйста. Скажите - Рубинчик" Марк услышал
свою фамилию, Он все же не удержался и крикнул:
- Сука!..
Исчез, свернувшись в железную трубку, белый экран, "ушел" в книжную полку
портативный киноаппарат, раздвинулись шторы, а потрясенный Марк все еще си
дел молча.
- Значит, он?
- Он.
- А родинка?
- Ума не приложу.
- Ну ладно. Благодарю вас, товарищ Рубинчик, - сказал Сергей Николаевич.
- Постарайтесь не делиться своими впечатлениями ни с кем.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. "ЧЕРТОВО КОЛЕСО"

По Соборной площади в Кремле разгуливал невероятно странный господин. Не
было ни одного москвича, который бы, встретившись с ним, не обернулся.
Группы туристов из провинции при виде господина застывали в изумлении.
Иностранцы пшикали ему вслед.
Замшевые шорты обнажали волосатые мощные ноги с перекатывающимися
мускулами. Широченные плечи распирали ярчайшую гавайскую рубаху. На бритой
голове красовалась кокетливо сбитая набок немыслимо экзотическая шляпа.
Лот специально вырядился так, во-первых, для того, чтобы больше
соответствовать взятому образу чудака миллионера из немецкой Швейцарии,
путешествующего по классу "люкс", а во-вторых, для того, чтобы немного
подразнить "этих русских".
Хохоча и громко восклицая "о, шен", "вундербар", он фотографировал из
"партефлекса" и "экзакты" Царь-пушку, Царь-колокол, Ивана Великого, церковь
Ризоположения; кинокамерой "кэннон" снимал живописную толпу, покрикивал
"фриден-фройндшафт"; "филипс", висящий на его груди, дико барабанил
музыкальную программу из Цюриха. Его несколько удивляло, что у каждого
второго русского тоже были транзисторные приемники и почти у каждого -
фотоаппараты и кинокамеры, что русские были вполне сносно одеты и не
испытывали никакого страха перед иностранцами. Глядя с кремлевского холма на
огромный бескрайний город, он думал:
"У нашей команды было бы много работы, если бы фюреру удалось взять
Москву в сорок первом. Все-таки странный человек был наш Ади".

Лот уже собирался покинуть Кремль, когда вдруг почувствовал какое-то
беспокойство. Ему показалось, что в этой толпе или вообще в этой обстановке
появилось нечто, представляющее для него чрезвычайный интерес. Это была не
слежка, слежку его интуиция разведчика угадывала безошибочно, это было
что-то другое. Он несколько раз пересек площадь, внимательно вглядываясь в
лица, и вдруг увидел ЭТО лицо, которое заставило его насторожиться. Должно
быть, вначале это лицо промелькнуло среди сотен других, не задержавшись в
мозгу, а только лишь слегка задев центр тревоги. Теперь он видел его ясно.
В группе солидных негоциантов, слушающих пояснения тоненькой
девушки-гида, стоял "контейнер", квадратный дядюшка Тео Костецкий-Брудерак.
Выпучив рачьи глазки, он с вечным своим выражением идиотического
остекленелого любопытства смотрел на девушку, на ее руку, на купола соборов.
"Та-ак, - подумал Лот, - какое трогательное внимание, мистер Мерчэнт!"
Когда группа негоциантов двинулась к выходу из Кремля, к Боровицким
воротам, Лот пошел сзади. Видно было, что дядя Тео не подозревает о том, что
он взят под наблюдение. Несколько раз его взгляд даже касался Лота, но
безучастно скользил дальше.
Негоцианты вышли из Кремля, пересекли Манежную площадь и вошли в
гостиницу "Националь", ту самую, где Лот снимал шикарный трехкомнатный номер
с видом на Кремль. Лот последовал за ними.
Негоцианты, по всей вероятности канадцы, шумные полнокровные люди,
договаривались об обеде: "рашен водка" и "кавиар" - вот что занимало их умы
в этот момент. Дядя Тео с застывшей улыбочкой внимал этим чрезвычайно
оригинальным разговорам, потом вынул платочек, аккуратно сморкнулся и
потопал в туалет.
Лот вошел в туалет через минуту. Здесь было полутемно, прохладно и пусто,
лишь из одной закрытой кабинки слышалось вежливое журчание.
Лот остановился возле писсуара, шумно прокашлялся и запел измененным,
хриплым голосом подвыпившего человека свою фронтовую песню "Лили Марлен".
Если я в окопе от страха не умру,
Если русский снайпер мне не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен,
То будем вновь
Крутить любовь
Под фонарем
С тобой вдвоем,
Моя Лили Марлен.
Он увидел в зеркале, что дверца за его спиной чуть-чуть приотворилась и в
щелке мелькнул глазок дяди Тео. Он быстро повернулся, ухватился за ручку и
потянул дверь на себя. Дядя Тео сопротивлялся
- Отпустите дверь, - сказал Лот по-немецки
- Кто вы? - пискнул дядя Тео.
Лот рванул дверь, ворвался в кабину, сжал задрожавшего дядю Тео в
стальных объятиях, жарко дыхнул в ухо.
- Гуд афтэрнун, мистер Брудерак.
- О боже, это вы, - прошептал дядя Тео, - как? Каким образом?! Здесь?..
- Через час встречаемся в баре, - шепнул Лот и разжал объятия.

В валютном баре "Националь", несмотря на ранний час, сидело уже несколько
сильно перегрузившихся господ. Цены здесь весьма сходные, и иному владельцу
конвертируемой валюты нелегко бывает сдержать боевые инстинкты.
Лот, одетый теперь в обычный летний костюм, вошел в бар и лицом к лицу
столкнулся с золотистой, сверкающей звездой первой величины - Лиз Сазерленд.
Красавица шла к выходу, оживленно болтая со спутниками, знаменитым бородатым
толстяком Питером Устиновым и каким-то низеньким итальянцем.
"Черт побери, - подумал Лот, - на сорок третьем году жизни уже нигде не
спрячешься от своих баб"
Он посторонился. Лиз, равнодушно взглянув на него и пробормотав "sorry",
выскользнула в коридор Лот мысленно погладил себя по бритой голове.
Он залпом выпил стакан джина с тоником, заказал второй и закурил
гаванскую сигару.
Через пять минут рядом с ним к стойке подсел дядя Тео, взял рюмочку водки
и чашечку кофе. Лот заметил, что у почтенного негоцианта чуть-чуть дрожат
сошки пальцев.
- Твое здоровье, коллега, - сказал Лот и приподнял стакан.
- Твое здоровье! - просалютовал рюмочкой дядя Тео.
- Повторим?
- Конечно!
- Как идет бизнес?
- Ведем переговоры с "Союзмашимпортом", - сказал дядя Тео. - Пока все
нормально.
- Как жена, дети?
- Спасибо, все в порядке. Часто вспоминают вас в своих молитвах.
Поболтав таким образом еще некоторое время, они покинули бар, вышли на
улицу и взяли такси.
- Парк культуры, - сказал Лот шоферу и повернулся к Тео. - А в Москве вы
похожи на квадратную затычку в круглой дырке. Помните эту английскую
поговорку?
Дядя Тео удивленно взглянул на него.
В такси Лот оживленно рассказывал дяде Тео о нравах венских проституток,
которые разгуливают по Кертнерштрассе как какие-нибудь леди. Примерный
семьянин, дядя Тео, внутренне ужасаясь, хохотал.
Когда они отпустили такси возле монументальной арки Парка культуры, дядя
Тео спросил:
- Куда мы идем, мистер Лот?
- Кататься на "чертовом колесе", - усмехнулся Лот. - Нет лучше места в
Москве для беседы единомышленников.
Они прошли по широким аллеям, посыпанным толченым кирпичом, миновали
пруд, забитый прогулочными лодками, и подошли к подножию гигантского "Колеса
обозрения". Через несколько минут "единомышленники" в утлой кабинке уже
вздымались над Москвой, возносились в бледное от зноя небо.
Лот засунул руку в карман, включил контрольное устройство, посмотрел на
дядю Тео и, не выдержав, расхохотался: более нелепого пассажира "чертового
колеса" трудно было придумать.
- Сколько дней вы уже в Москве, Тео? - спросил он.
- Четвертый день, - моргнул дядя Тео.
- И за все это время не смогли напасть на мой след? Бездарно, старина. За
что вам платит деньги Си-Би Грант?
- О чем вы? При чем здесь след? Я очень рад неожиданной встрече. Всегда,
знаете ли, приятно на чужбине встретить соотечественника, даже с такой
измененной внешностью, но... Простите, мистер Лот, но почему вы все время
так оскорбительно смеетесь?
- Потому что вы очень смешны. Нелепы и смешны, - Лот приблизил свое лицо
к лицу дяди Тео и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказал: - Кончайте валять
дурака.
Они были уже на самом верху колеса. Дядя Тео окинул взглядом город, где
когда-то на заре туманной юности его сильно побили за украденное столовое
серебро - ничего не скажешь, изменилась старушка Москва, - глубоко вздохнул
и сказал:
- Вы в плену недоразумения, мой друг. Дело в том, что помимо добровольной
и бескорыстной общественной деятельности в патриотических организациях, у
меня есть еще новые, коммерческие дела, и вот по этим делам я и приехал в
Москву. Наша встреча - случайность, поверьте, - он приложил руку к груди.
- А теперь послушайте меня, - грубо сказал Лот, - и слушайте внимательно.
Во-первых, я хочу вам напомнить, что все ваши попытки оседлать меня в Штатах
развалились как карточный домик. Во-вторых, хочу вам сказать, что здесь, в
Москве, вы против меня совершенно бессильны. Здесь вы один как перст, Тео, а
у меня есть люди. Здесь мое страшное детище Джин Грин... - Лот сделал паузу.
- Он не станет с вами церемониться, если я прикажу. И наконец, в-третьих...
Я ведь кое-что знаю о ваших подвигах в составе батальона "Нахтигаль" в
красивом городе Ломберге, он же Львов... А одно известное вам учреждение в
Москве с большим вниманием отнеслось бы к вашему прошлому. Итак, перестаньте
крутить и отвечайте прямо: что вас принесло сюда?
Они совершали уже третий круг. Дядя Тео прикрыл глаза и вытер лоб
платком.
- У меня кружится голова. - слабо пискнул он.
- Потерпите, - сказал Лот.
- Нас интересуют списки, - сказал дядя Тео, не открывая глаз.
- Какого черта! - воскликнул Лот. - Я обещал Мерчэнту предоставить списки
в его полное распоряжение. Эта операция идет без ведома "фирмы" только по
линии "Паутины". Мы уже договорились о цене. Слушайте, Тео, я вам очень
настоятельно советую переменить руку. Я сильнее Мерчэнта, Тео...
- У меня очень кружится голова, - проговорил Тео. - Поймите, я старый
человек...
В это время колесо остановилось. Программа, оплаченная тридцатью
копейками, окончилась.
- Пошли обедать, - сказал Лот и крепко взял дядю Тео под локоток.
Они заняли столик на открытой веранде ресторана, повисшей над подернутой
желтой ряской водой. Здесь дядя Тео заметно повеселел, порозовел и
вдохновенно занялся предательством. Делал он это так легко, оживленно и
споро, что сразу было видно - это ему не впервой.
За ближайшим к ним столиком обедало безобидное семейство с двумя детьми.
Родители вели себя строго, чопорно, дети же шалили и получали изредка по
рукам. Семейство не обращало внимания на двух дружески беседующих
иностранцев, прямое подслушивание откуда бы то ни было было исключено, но на
всякий случай Лог и дядя Тео вели беседу на трех языках, то и дело переходя
с английского на немецкий или французский. Миниатюрный серебристый
транзистор Лота лежал на углу стола. В случае, если на них с противоположной
стороны пруда или с проплывающих лодок будет нацелен направленный микрофон,
в аппаратике возникнет тревожное пощелкивание.
- ...Мерчэнт и некоторые другие люди из руководства "Паутины" не доверяют
вам, мистер Лот, - говорил Тео. - Вы им очень нужны, но они боятся, как бы
вы не подмяли их под себя.
- Правильно боятся, - усмехнулся Лот. Он сидел развалившись, прихлебывая
холодное терпкое "мукузани".
- Борьба за вас и против вас началась еще в августе 1962 года, -
продолжал Тео. - Вы, конечно, помните это время, убийство старика Гринева,
песчаный карьер Спрингдейла, таинственная деятельность Красной маски,
ипподром Лорел, вилла Гранта... Убежден, что вы все эта должны прекрасно
помнить, мистер Лот.
- Бросьте, Тео, эти намеки, - снисходительно улыбнулся Лот, - Вы сейчас в
другой роли.
- Нет, нет, я это так, просто для полноты картины, - заторопился дядя
Тео. - Итак, в то время мы хотели прежде всего заполучить в свои руки Джина
Грина. Именно он должен был добыть для нас списки и, кроме того... - дядя
Тео замялся.
- Ну-ну, - ободрил его Лот.
- И кроме того, в руководстве существовало мнение, что мы сможем получить
с его помощью некие компрометирующие вас документы...
- Вздор! - весело сказал Лот.
- Конечно, конечно, - закивал дядя Тео. - Лично я всегда считал, что ваша
репутация безупречна, но..
- Дальше, - оборвал его Лот.
- Дальше я письмом Чарли Врангеля навел Грина на квартиру
Лешакова-Краузе. Мы надеялись, что Грин, поддавшись вполне понятному чувству
мести, применит по отношению к его семье... дочери и...
- Понятно, добрый дядюшка, - хохотнул Лот. - Дальше.
- Однако этого не произошло, а дальше вы спутали нам все карты, спрятав
Джина под крылышком "фирмы" и дяди Сэма. Правда, и там у нас были свои
люди...
- Тупая свинья Чак Битюк, - сказал Лот.
- Да, Чаку многого недоставало, но он был добрым и честным малым. Мир его
праху! - Дядя Тео закручинился, потом оживился, словно что-то случайно
припомнил. - Кстати, о Чаке, мистер Лот. После встречи с известным лицом из
Аргентины руководство считало, что вы прекратите свою двойную игру, но
спустя некоторое время во Вьетнаме Джин Грин ликвидировал
Чака и сорвал одну из самых важных наших операций по стимуляции
эскалации. Кроме того, руководство узнало о ваших самостоятельных действиях
по торговле сильнодействующими лекарственными средствами, некоторые
подробности из жизни китайца Чжоу и Чарли Чинка, но это уже мелочи.
- Все-таки вы неплохо работаете, - одобрил Лот
- Спасибо, - потупился дядя Тео. - После нашей великой акции, думаю,
трудно упрекнуть...
- Об этой акции не вам судить, - строго оборвал его Лот. - Вернемся к
нашим делам.
Дядя Тео кашлянул.
- Итак, вы понимаете, мистер Лот, почему у руководства не было к вам
абсолютного доверия?
- И они доверили вам... - улыбнулся Лот.
- Да, я должен был проконтролировать ваши действия в России и при
возможности принять меры к сплочению нашего союза...
- Все понятно. Хватит! - оборвал Лот, осушил бокал и чуть пригнулся к
дяде Тео. - Я записал нашу беседу, старая перечница.
- О! - слабо воскликнул дядя Тео и побагровел. - Поверьте, мистер Лот,
это уже излишне. Если уж я...
- Если уж вы продаетесь, то продаетесь навсегда? Это вы хотели сказать? -
ласково улыбнулся Лот. - Я и не сомневался в этом, майн либер гроссфатер.
Это сделано только для закрепления нашей дружбы. Теперь слушайте. У нас с
Джином здесь важное задание "фирмы". Но сначала Джин выполнит мое,
понимаете, лично мое, задание. Через семь-десять дней мы будем в Лондоне. У
вас обратный билет в каком направлении?
- Монреаль через Копенгаген, - сказал дядя Тео.
- Вам придется переменить его. Мы с Джином должны вас увидеть в Лондоне.
- Но почему с Джином? - удивился дядя Тео. - Разве он вам будет нужен
после выполнения задания? Лот потрепал дядю Тео по коленке.
- У вас есть друзья в Лондоне?
- Истинные патриоты есть везде, - пробормотал дядя Тео.
- Прекрасно, - сказал Лот. - Я считаю, что наш обед удался. Знаете, я
приятно удивлен русской кухней.
Он поднял палец, подзывая официанта, получил счет и углубился в его
изучение.
- Та-а-ак. Итого - двадцать один рубль семьдесят четыре копейки.
Он передал счет дяде Тео и сказал:
- Платите. Не забудьте дать официанту копеек двадцать на чай.
- Позвольте! - ошарашенно воскликнул дядя Тео. - Вам кажется, что я
должен оплатить этот обед?
- Вы меня удивляете, дедушка, - вяло пробормотал Лот.
- Это совершенно неприемлемый вариант, - возмущенно заговорил дядя Тео. -
Я решительно отказываюсь.
- Прекратите болтовню, вынимайте денежки и платите, - жестко сказал Лот и
кивнул на официанта: - Видите, человек ждет. Еще подумает, что вы жадина.
Дядя Тео лихорадочно вытер салфеткой лоб, заерзал на стуле, пискнул.
- Может быть, на паритетных началах?
- Исключено, - ответил Лот.
- Но это невозможно, это немыслимо. Двадцать один рубль семьдесят четыре
копейки! - Дядя Тео выхватил из внутреннего кармана пиджака валютную линейку
- мечту бережливого путешественника, мгновенно проверил расчет. Глаза его
полезли на лоб. - Двадцать четыре доллара девяносто пять центов, и еще
двадцать копеек сверх счета! Мистер Лот, вы втянули меня в западню!
Он чуть не плакал. Официант, молодой чернявый парень, с интересом
наблюдал за этой сценой.
- Зачем мы брали икру? - взвизгнул дядя Тео. - Это же дикая,
бессмысленная роскошь! Лот повеселел, поняв, что Тео сдается.
- Вы же сами слопали почти всю эту роскошь, - с мягким укором сказал он
потрясенному до глубины души негоцианту.
- Но зато вы выпили всю водку и две трети вина, - задрожал на него
челюстью дядя Тео.
- Не будем мелочными, - махнул рукой Лот.
- Дайте хотя бы немного, - простонал дядя Тео. - Хоть пять рублей, хоть
три...
- Ни копейки! - рявкнул Лот.
- Но с какой стати? - пискнул дядя Тео.
- Я решил быть экономным, - пробурчал Лот. Дядя Тео неверными пальцами
отслюнявил семь трешек, из специального круглого кошелька отсчитал семьдесят
четыре копейки, быстро взглянул на официанта и добавил десять копеек.
- Еще десть, - сказал Лот, зорко присматривавший за этой операцией.
Дядя Тео выложил гривенник, встал и, уничтоженный, с головой, почти до
макушки ушедшей в "контейнер", пошел к выходу.
Поездка в Москву была отравлена окончательно. После этого обеда дядя Тео
не спал пять ночей и сократил свои расходы в Москве до минимума.

Вечером проходил прием в честь закрытия Выставки медоборудования. Джин,
явившийся сюда для того чтобы все-таки соблюсти какой-то "декорум", стоял в
слабо колыхающейся толпе дипломатов, легкомысленно одетых дам, маститых
ученых. У всех на лицах были вежливые, слегка вымученные улыбки, и Джин
точно с такой же улыбкой попивал "хайболл", выжидая момент, когда можно было
бы пристойно "испариться".
Неожиданно за спиной его прозвучал милый женский голос:
- Хай, Джин! Вот так встреча!
Он обернулся и увидел красавицу Лиз Сазерленд, которая только что вошла в
зал в сопровождении двух поджарых журналистов, мальчиков лет сорока.
Приход "звезды" привлек общее внимание, на нее устремились десятки
взглядов, и Джин почувствовал себя не очень-то уютно.
- Хэлло, Лиз! Я слышал, что у вас здесь бешеный успех, - сказал он,
улыбаясь, тоном усталого светского бездельника.
- Что вас занесло в Москву, Джин? - спросила Лиз.
Она смотрела на него мягко, почти нежно Этот взгляд напомнил ему Ширли, и
он вдруг почувствовал тоску, неприкаянность, смутное чувство какой-то вины
Кисси, Ширли, Тран Ле Чин, Тоня... Во всех его любовных историях была
безысходность. Неужели он не имеет права на обыкновенное счастье?
- Да вот решил прокатиться ради разнообразия, - протянул он. - Я работаю
на выставке. А как вам здесь, Лиз? Нравится?
- Очень, - сказала Лиз. - Здесь очень весело.
- Это и я заметил, - сказал Джин. - Swiming Moscow4. Почти Лондон. Жаль
только, что все веселые местечки закрываются так рано. С такой же проблемой
я столкнулся в Цюрихе.
- Вам не кажется странным. Джин, что я вас сразу узнала после той
единственной встречи в "Желтом кресте"? - сощурила глаза Лиз.
- Действительно, немного странно, - промямлил Джин.
- Я много раз видела ваш портрет на столе одной моей близкой подруги.
Надеюсь, вы ее помните? - А, да, да, конечно, помню, - Джин устало вздохнул.
- Где она сейчас?
- В Биаррице, - сказала Лиз. - Что с вами, Джин? Вы какой-то кислый...
- К вам направляются какие-то шишки, - сказал Джин, - и поэтому я
испаряюсь.
- Позвоните мне вечером в "Метрополь", номер сорок пять, - сказала Лиз. -
Я хотела бы спросить вас о том вашем друге, с которым...
- У меня нет друзей, - пробормотал Джин. - О том парне я ничего не знаю.
Не видел его уже года два.
- А Ширли когда вы видели последний раз? - с неожиданной сухостью
спросила Лиз.
- Да уж, пожалуй, годик прошел, - бессмысленно хихикнул Джин. - Пока,