Когда все закончилось, я проводил Эмили на постоялый двор. В воздухе уже чувствовался холодок, и она зябко куталась в накидку. Я хотел обнять ее за плечи, но при мысли об этом меня бросало в нервную дрожь.
   Мы шли неспешно средь звуков ночи – ухали совы, чирикали на ветках неугомонные пташки. Из-за облачков выглядывала яркая луна.
   – Как там Норберт? – спросил я. – Поправился ли после болезни?
   – Да, он в полном здравии. Только вот трюк с цепью у него по-прежнему не получается. Жаль, настроение в замке после возвращения Стефена уже не то, что раньше. Куда ни пойди – везде тафуры, а за их спиной герцог.
   – Стефен и Анна...
   – Анна... – Эмили вздохнула, как будто не зная, стоит ли продолжать. – Мне очень хочется верить, что она поступала так не по собственной воле.
   – Вы хотите сказать, что все те ночные налеты на деревни, разорения, грабежи и убийства творились без ее ведома?
   Эмили покачала головой.
   – Не совсем так. Я лишь хочу сказать, что ею руководил страх. Конечно, это слабое оправдание. Однажды она сказала мне нечто такое, чего я не поняла тогда и не понимаю сейчас. "Если бы я знала, кто такой на самом деле этот шут, он уже давно висел бы на площади или гнил в тюрьме со своей женой".
   Я покачал головой.
   – Она называла тебя трактирщиком-крестоносцем. Поэтому они схватили твою жену. Но, как утверждает Анна, она даже не подозревала, что трактирщик и ты – одно и то же лицо.
   – Но зачем? Зачем я им нужен?
   – Потому что ты "владеешь величайшей реликвией христианского мира". И даже сам об этом не догадываешься. – Эмили наклонила голову и лукаво посмотрела на меня. – По крайней мере, так говорит Анна.
   – Величайшей реликвией христианского мира? – Я горько рассмеялся. – Они что, рехнулись? Посмотрите! У меня же ничего нет. А все, что было, уже отняли.
   – Я говорила ей то же самое. Но ведь ты действительно был в походе, Хью. Возможно, они с кем-то тебя перепутали.
   К тому времени, когда мы дошли до постоялого двора, Эмили уже дрожала от холода, и я, глядя на нее, едва удерживался от того, чтобы обнять ее, прижать к себе и согреть. Боже, я отдал бы за это все на свете. Даже "величайшую реликвию всего христианского мира".
   – А ведь я принесла тебе кое-что, Хью. Оно у меня здесь.
   Мы вошли внутрь. Камин пылал вовсю, и Елена уже спала на своей кровати. Эмили подняла с пола дорожный мешок.
   Развязав шнурок, она достала кожаный мешочек, а из него деревянный ящичек размером в две мои ладони. Он был украшен искусной резьбой, свидетельством работы настоящего мастера, а на крышке была вырезана буква "К".
   Передав ящичек мне, Эмили отступила на шаг.
   – Это принадлежит тебе, Хью. Потому я и пришла.
   Ничего не понимая, я внимательно осмотрел шкатулку, потом сдвинул крохотный засовчик и осторожно поднял крышку.
   Глаза мои наполнились слезами. Я понял все сам...
   Пепел.
   Прах Софи.
   – Ее тело кремировали на следующий день, – тихо сказала Эмили. – Я собрала прах. Священники говорят, что душа не попадет на небеса, пока тело не предано земле.
   Грудь моя стеснилась... к горлу подступил комок. Я глубоко вдохнул.
   – Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
   Я обнял ее и привлек к себе. Ее сердце билось рядом с моим сердцем.
   – Как я уже сказала, Хью, это принадлежит тебе.
   Я наклонился к ее уху и прошептал:
   – Мое единственное сокровище – это ты.

Глава 88

   На следующее утро я поднялся рано, еще до восхода солнца. Взял лежавший у кровати кожаный мешочек и тихонько выскользнул из дома.
   Под навесом у меня хранились кое-какие инструменты. Я взял лопату. Петухи еще не пропели.
   Городок уже просыпался, люди принимались за обычные дела. Возчик впрягал в тележку мула. Из дома пекаря доносился запах свежего хлеба.
   Мой путь лежал к холму за местечком.
   После того как Софи умерла у меня на руках, мне часто снилось одно и то же. Как я привожу ее домой. Мысль о том, что душа ее страдает, что она так и не получила последнего благословения, не давала покоя. Теперь я наконец мог завершить печальный ритуал. Пусть покоится с миром там, где прожила всю свою недолгую жизнь.
   Перейдя речушку вброд, я начал подниматься по крутому склону. Утро уже наступило, мягкий свет оживил лес, на деревьях чирикали птицы. Солнечные лучи пробивались сквозь туманную дымку. Через несколько минут я был на вершине, с которой весь наш городок был виден как на ладони. В домах хлопали двери, кто-то спешил через площадь. Я посмотрел на постоялый двор, где спала Эмили.
   Подойдя к раскидистому вязу, рядом с которым была могила моего сына, я опустился на колени. Положил на землю кожаный мешочек. Взял лопату и начал копать. Слезы застилали глаза, и в груди как будто грохотал большой, тяжелый барабан.
   – Вот ты и вернулась домой, Софи, – прошептал я. – Теперь вы вместе, ты и Филипп.
   Я развязал мешочек и вынул деревянный ящичек с буквой "К". Высыпал легкий, похожий на пыль, прах в только что вырытую ямку и засыпал землей. Постояв немного над могилой, я повернулся и посмотрел на просыпающийся городок.
   Вот ты и дома, Софи. Да упокоится душа твоя.

Глава 89

   Стефен Борейский восседал на стуле с высокой резной спинкой. Выстроившиеся в очередь просители, почтительно склонившись, ждали, пока герцог удостоит их своим вниманием. Бейлиф стоял слева от господина и сообщал ему о последнем решении, касающемся повышения налогов. Сенешаль уже приготовился доложить об общем состоянии дел. Однако мысли герцога были далеко.
   Его не оставляло ощущение незавершенности начатого. С первого дня возвращения рутинные проблемы, которые прежде значили для него так много, стали казаться мелкими, никчемными. К нему обращались по самым разным вопросам, требовавшим зачастую незамедлительного решения, а он никак не мог на них сосредоточиться. Мозг его словно превратился в заполненную мраком яму, на самом дне которой блестело одно-единственное пятнышко света.
   Сокровище. Реликвия.
   Оно дразнило и манило. Мерещилось наяву и являлось в снах. Священная реликвия, чудесным образом пережившая все беды и катастрофы, веками хранившаяся в разных местах Святой земли. Он желал ее так сильно, с такой страстью, с какой никогда не желал ни одной женщины. То, что однажды прикоснулось к Нему. Не раз и не два он просыпался от того, что его руки во сне уже сжимали заветный трофей. Он просыпался, мокрый от пота, с пересохшими губами и отчаянием в душе.
   Будь оно у него, Боре вошел бы в число самых могущественных герцогств Европы. Какой собор он построил бы для хранения бесценной реликвии и во славу ее! Что проку в жалких костях его собственного святого покровителя, которые лежали в усыпальнице! Мощи – ничто по сравнению с этим. Паломники со всего света потянулись бы в Боре. Ни один священник не стоял бы так же высоко, как он. Никто не был бы ближе к Господу.
   И Стефен знал, кто владеет бесценным призом.
   В душе его собиралась буря. Кто-то из стоящих рядом бубнил что-то о податях, землях, богатствах. Какая чушь! Какая мелочь! Он вдруг почувствовал, что не выдержит и взорвется.
   – Убирайтесь! – крикнул Стефен, поднимаясь со стула. Бейлиф и сенешаль удивленно посмотрели на него. – Вон! Ступайте прочь! Оставьте меня! Что мне до ваших новых налогов, до еще одного стада овец. Вы смотрите в землю – я же мечтаю о вечной жизни!
   Он махнул рукой, сметая со стола поднос с кубками и чашами, которые со звоном разлетелись по полу. Все пришло в движение, люди бросились врассыпную, как будто сам замок вдруг задрожал, грозя обрушиться.
   Остался только шут Норберт – он вцепился в ножку стола и дергался как припадочный.
   – Хватит, Норберт. Не старайся. Мне не до шуток. Иди.
   – Я бы ушел, – пролепетал посиневшими дрожащими губами шут, – да только ваш стул стоит на моей руке.
   Поняв, в чем дело, герцог усмехнулся, а старик, высвободив распухшую руку, выкатился за дверь.
   Один из слуг робко приблизился, чтобы навести порядок и собрать посуду, но Стефен досадливо отмахнулся. Взгляд его остановился на тонкой струйке вина, медленно ползущей к чьему-то сапогу.
   Кто же посмел его ослушаться? Кто, набравшись наглости или потеряв рассудок, посмел приблизиться к нему?
   Он поднял голову – Морган. Предводитель тафуров. Черный Крест.
   – Зачем ты пришел? Рассказать о еще одной сожженной деревушке? О том, что поиски снова не увенчались успехом?
   – Нет, мой господин. Я пришел, чтобы порадовать вас доброй вестью. Я знаю, где сокровище.
   – Где? – Герцог подался вперед.
   – Ваша кузина, госпожа Эмили, указала путь к нему. – Черный Крест криво усмехнулся.
   – Эмили? – Стефен пожал плечами. – Какое отношение она имеет к реликвии? К тому же моя кузина сейчас в Тулоне.
   – Она не в Тулоне. – Черный Крест сделал шаг вперед и, склонившись к уху герцога, прошептал: – Она в одном Богом забытом местечке в герцогстве Трейль. Вилль-дю-Пер.
   – Вилль-дю-Пер? Знакомое название. Но разве ты уже не побывал там?
   – Да, – кивнул Морган. – Ваша кузина сейчас там с известным нам трактирщиком. Там же и то, что мы ищем.

Глава 90

   К моему великому удивлению и радости, Эмили не ушла сразу, а задержалась на несколько дней. Нечего и говорить, что я был на седьмом небе от счастья.
   Я показал ей нашу линию обороны: опоясывающий город частокол из острых кольев, способный если не отразить, то по крайней мере задержать внезапное нападение; спрятанные на деревьях мешки с камнями и гравием; оборудованные в ветвях и кустах стрелковые гнезда, откуда на атакующих обрушился бы град камней и стрел. Она видела, с какой страстью убеждаю я друзей и соседей в необходимости сопротивления. И от всей души одобрила мой план.
   Когда выпадала свободная минутка, я показывал ей лучшие места: лесной пруд с лилиями, где любил купаться; скрытый между холмами луг, где рос дикий подсолнечник. Эмили помогала мне по хозяйству, топила камин, поднимала вместе со мной бревна. На одном из опорных столбов я вырезал ее инициалы: Э.К.
   Конечно, я понимал, что сказка рано или поздно кончится, и Эмили придется покинуть Вилль-дю-Пер. И тем не менее ей здесь нравилось, а я не спешил торопить события, убеждая себя, что ее никто не ищет. Что ей здесь ничто не угрожает. Что чудо еще может случиться. Что мы...
   Шли дни. Однажды после полудня я забросил инструменты под навес и, подойдя к Эмили, взял ее за руку.
   – Идемте, сегодня день не для работы. Я хочу показать вам одно чудесное местечко. Пожалуйста, госпожа.
   День выдался не по-осеннему теплый, даже жаркий. Солнечные лучи ласкали кожу. Мы прошли мимо холма, где лежали Софи и Филипп, и вскоре оказались на широкой лужайке с высокой золотистой травой под голубым небом.
   – Чудесно! – воскликнула Эмили и бросилась на землю. – Какое буйство красок! Какой простор! Божественно! – Она раскинула руки и похлопала по траве. – Иди сюда, Хью.
   Я лег рядом. Ее мягкие светлые волосы падали с плеч, под вырезом платья белели холмики грудей. В ушах зашумела кровь, и я поспешил отвести взгляд.
   – Скажите, что означает буква "К" в ваших инициалах?
   – "К"?
   – Да, первая буква фамилии... Она была на той шкатулке, что вы мне дали. Я ведь совсем ничего о вас не знаю. Кто вы. Откуда. Кто ваши родители.
   – Тебя беспокоит, – рассмеялась она, – что я моху быть недостаточно высокого происхождения?
   – Конечно, нет... Просто интересно.
   Я приподнялся на локте.
   – Ну, если интересно... Я родилась в Париже. Четвертый ребенок в семье. У меня два брата и сестра, все старше. Мой отец... замечательный человек, но совсем не по тем причинам, о которых ты, возможно, думаешь.
   – Он из благородных, это ясно. И, наверно, служит при дворе?
   – Скажу так, он занимает высокое положение. Образованный. Но при этом его взгляды могут быть совершенно ограниченными.
   – Вы еще почти ребенок, а уже улетели так далеко от гнезда.
   – Гнездо не всегда самое приятное место. – Эмили отвела взгляд. – По крайней мере, для младшей дочери. Что ждало меня там? Изучение скучных наук и сухих истин, далеких от настоящей жизни? Брак по расчету с каким-нибудь стариком? Как ты думаешь, интересно принимать подарки от плешивых простофиль и смеяться шуткам самодовольных балбесов?
   – Мне трудно судить. Я встречался только с двумя благородными госпожами, и обе уступают вам в красоте и доброте.
   Ее ладонь легла на мою, да там и осталась. Некоторое время мы молчали, потом Эмили толкнула меня в бок.
   – Можешь рассмешить меня?
   – Рассмешить тебя?
   – Да, ты же шут. И вполне приличный. – Ее глаза заблестели. – Ну же, давай. Тебе ведь не трудно.
   – Не так-то это просто, – возразил я. – В таком месте...
   – Стесняешься? Меня? Ну перестань, Хью. – Она ущипнула меня за руку. – Здесь же, кроме нас, никого нет. Я даже закрою глаза, чтобы не смущать тебя. Разве так уж трудно понять, что может вызвать у меня улыбку?
   Она закрыла глаза и выставила подбородок. Ее милое лицо с мягкими чертами было передо мной... пряди ее золотистых волос касались травы...
   Я вдруг позабыл, как дышать.
   Она была невероятно красива. И еще добра, щедра, умна и смела.
   И все, что стояло между нами, вдруг исчезло – остались только два бьющихся сердца. Я положил руку ей на бедро и осторожно – только бы она не обиделась – двинулся выше, по плавному изгибу талии...
   Эмили не шевелилась, а я испытал вдруг нечто странное. Дыхание стеснилось, по спине словно пробежали тысячи крохотных ножек. Чувствовал ли я это с самого начала? С того самого мига, когда, открыв глаза, увидел ее лицо?
   Обогнув плечо, моя ладонь остановилась у мягкой окружности груди. Ее сердечко дрогнуло, сбившись с ритма. Я почувствовал такое всего лишь во второй раз в жизни.
   Мои губы опустились на ее, слегка приоткрывшиеся. Эмили не шелохнулась, только немного подалась навстречу. Языки встретились и начали медленный танец, как сошедшиеся в небе облака.
   Она дотронулась до моей щеки. Ее кожа пахла лавандой и бальзамином. Для меня как будто открылся новый мир.
   Уже в следующее мгновение мы прервали поцелуй. Эмили улыбнулась.
   – Ты сжульничал. Меня предупреждали насчет ловких деревенских парней.
   – Разбуди меня. Я знаю, что сплю.
   – Тогда просыпайся. – Она положила руку мне на грудь. – А я знаю, что все это наяву.
   Мое сердце было готово разорваться от счастья, я все еще не мог поверить в случившееся.
   И тут со стороны города донесся громкий, тревожный колокольный перезвон.

Глава 91

   Я знал, что такой звон оповещает об опасности.
   Действительность напомнила о себе. Я вскочил и повернулся к городу. Всадников на дороге видно не было. Никаких признаков паники на улицах не наблюдалось. На Вилль-дю-Пер никто не нападал. Но на площади уже собиралась толпа. Что-то все-таки случилось.
   – Идем. – Я помог Эмили подняться. – Надо возвращаться.
   Мы сбежали с холма и помчались к площади. Люди кричали, я услышал свое имя.
   Меня перехватил Жорж.
   – Хью, они идут. Люди из Боре.
   Я посмотрел на Эмили, потом перевел взгляд на Жоржа.
   – Откуда ты знаешь?
   – Нас предупредили. Пошли в церковь, скорее. Он ищет тебя.
   Мы побежали к площади. Жители уже собрались там и громко обменивались мнениями. Протолкавшись через толпу, я увидел сидящего на ступеньках церкви паренька лет шестнадцати – он никак не мог отдышаться. Увидев меня, парень поднялся и сделал шаг навстречу.
   – Вы Хью. Я узнал вас по рыжим волосам.
   – Ты не ошибся, – ответил я, присматриваясь к нему и находя знакомые черты. – Ты из Боре?
   – Да. – Он кивнул. – Бежал почти всю дорогу. Меня послал сюда ваш друг, Норберт.
   – Тебя послал Норберт? – Я подошел ближе. – И какие же новости ты принес?
   – Норберт велел передать, что они уже в пути. Чтобы вы приготовились. Все.
   – Мне нужно вернуться. – Эмили схватила меня за руку. – Я попробую убедить герцога, что он ошибается, что...
   – Нет. – Парень покачал головой. – Норберт сказал, что вам нельзя возвращаться. Стефен знает, что вы здесь. За вами следили. Люди герцога будут здесь сегодня вечером. Самое позднее – завтра.
   Толпа встревоженно зашумела. Какая-то женщина лишилась чувств. Портной, Мартин, указал на меня пальцем.
   – Ну и что теперь, Хью? Это ведь твоя работа. Что нам теперь делать?
   Я скользнул взглядом по испуганным лицам. Жены искали мужей и прижимали к груди маленьких детей.
   – Мы готовы. Они придут сюда, чтобы забрать то, что принадлежит нам. Мы не склонимся перед ними.
   Все молчали. Над площадью словно навис страх. Но тут вперед вышел Одо и, оглядевшись по сторонам, ударил о землю рукоятью молота.
   – Я с тобой, Хью. Как и мой молот!
   – И я т-тоже, – сказал Альфонс. – С-со своей с-секирой.
   – И я! – крикнул Шарль.
   Они побежали занимать позиции, но толпа осталась на месте. Потом от нее отделился один человек. За ним другой. Они тоже были готовы драться.
   Я повернулся к посланнику Норберта.
   – Откуда мне знать, что тебе можно верить? Чем ты докажешь, что пришел от Норберта? Ты сказал, что за госпожой Эмили следили. А если это какая-то хитрость?
   – Вы знаете меня, Хью. Я – Люсьен, сын булочника. Хочу стать учеником у Норберта.
   – Ученика легко подкупить, – заметил я.
   – Норберт так и сказал, что вы потребуете доказательство. И оно у меня есть. Кое-что ценное для вас. Кое-что такое, что мог прислать только он.
   Люсьен наклонился и поднял какой-то длинный предмет, обмотанный одеялом.
   Я усмехнулся. Старый шут был прав. То, что принес Люсьен, было действительно очень дорого мне. Я оставил его в замке в ту ночь, когда ушел из Боре.
   Люсьен протянул мне посох.

Глава 92

   В следующие несколько часов наш городок как будто превратился в растревоженный муравейник, где каждый знает, что делать, и все объединены общей целью. Ничего подобного я раньше не видел.
   На мосту спешно вбивали в землю десятки заостренных кольев. На деревья втаскивали мешки с камнями. Те, кто умел стрелять, точили наконечники стрел. Те, у кого не было луков, сидели в засаде с мотыгами и колотушками.
   К ночи город закончил подготовку и замер в нервном, тревожном ожидании. Согласно плану, при первом же признаке опасности женщины и дети должны были бежать в лес. Я сказал Эмили, что ей придется идти с ними. Но когда пришло время, все они остались в городе.
   – Я буду с тобой, – упрямо покачав головой, заявила Эмили. Чтобы одежда не сковывала движений, она закатала рукава и подвернула подол платья. – Могу подавать стрелы или делать что-то еще.
   – Эти люди – убийцы, – попытался объяснить я. – Они убивают без разбора, им все равно, кто попадет под меч, благородный или простолюдин. Это не твоя война.
   – Ошибаешься. Она уже стала моей, – твердо, с той же непоколебимой решимостью, которую она выказала в Боре, спасая меня, ответила Эмили.
   Поняв, что спорить бесполезно, я оставил ее набивать камнями мешки и побежал к мосту, где проходила наша первая линия обороны и где работали Альфонс и Шарль.
   – Сколько их будет? – спросил Шарль.
   – Не знаю. Двенадцать... двадцать... может быть, больше. Но никак не меньше десятка.
   Сам я устроился на втором этаже дома портного, расположенного у самого въезда в город. Оттуда можно было наблюдать за всеми нашими действиями. При себе я имел старый, но остро отточенный меч.
   В животе как будто затягивали узлы. Ожидание хуже любой пытки, но ничего другого нам не оставалось.
   Мы с Эмили сидели у стены, ее головка покоилась на моем плече. У меня было такое чувство, словно я знаю ее всю жизнь. И она придавала мне сил.
   – Что бы ни случилось, – прошептала Эмили, – я рада, что оказалась здесь, с тобой. Не знаю, как это объяснить, но у меня предчувствие, что тебе назначена особая судьба.
   – Когда турок в Антиохии пощадил меня, я подумал, что он сделал это только для того, чтобы посмешить народ.
   – И ты стал шутом.
   – Да. Благодаря тебе.
   – Я ни при чем. – Она отстранилась и посмотрела на меня. – Ты добился всего сам. Сделался любимчиком двора. Но сейчас я думаю, что Бог избрал тебя для какой-то более высокой цели.
   Я обнял ее и крепко прижал к себе, ощущая упругую податливость грудей, чувствуя ритм ее сердца. В чреслах моих вспыхнуло желание. Мы посмотрели друг на друга, и что-то подсказало мне, что момент наступил. Место и время совпали. Мы оба оказались там, где хотели быть.
   – Не хочу умереть, – прошептала Эмили, – не узнав, каково это – быть с тобой.
   – Ты не умрешь. Я не позволю.
   Она подалась ко мне, и мы поцеловались. Не так, как раньше, с волнением и предчувствием чего-то неведомого, но глубоко и страстно. Ее дыхание участилось.
   Кожа Эмили под платьем была гладкая и немного прохладная. В спину мне как будто воткнулись сотни тонких иголок.
   Мы снова посмотрели друг на друга.
   – Я люблю тебя. С самой первой встречи. Я сразу это понял.
   – Не сразу, – шепнула Эмили. – Но я тоже тебя люблю.
   Она опустилась на меня сверху и только чуть слышно охнула, когда я вошел в нее. Я держал Эмили за бедра, ее глаза сияли от удовольствия, а по моей спине катился пот. Она ритмично задвигалась, и все это время мы оставались лицом к лицу, наслаждаясь долгожданной близостью.
   – О, Хью, – простонала Эмили, сжимая меня бедрами, – я люблю тебя.
   Наконец дрожь прошла по ее телу, и она вскрикнула от восторга. Я сжал ее плечи с такой силой, как будто хотел навсегда удержать Эмили при себе. Она застонала.
   – Только не буди меня, потому что мне снится самый чудесный, волшебный сон.
   Она застыла, вжавшись лицом в мою грудь, и время остановилось. За окном сияла луна. Я сидел и думал, как мне повезло встретить такую женщину. Я был готов пожертвовать собой, чтобы защитить ее, а она уже не раз доказала, что готова на любой риск ради меня.
   Может быть, именно ради этого судьба и сохранила мне жизнь? О большем я не мог и просить.
   И тут с улицы донесся тревожный крик, а уже в следующий момент земля задрожала от стука копыт.
   Я метнулся к окну. В небо взлетела зажженная стрела – сигнал приготовиться.
   Я повернулся к Эмили. Недавнего покоя и уверенности как не бывало – страх сдавил грудь.
   – Они здесь!

Глава 93

   Черный Крест и его люди смотрели с холма на спящий город. Безлунная ночь позволила подойти скрытно. Они провели в дороге два дня, смерчем пронесшись через десяток затерянных в лесах городков и деревушек, сметая все на своем пути. Черный Крест знал – теперь сердца его подручных преисполнены жаждой крови.
   Из леса появился высланный заранее лазутчик.
   – Местечко спит, господин. Мы можем атаковать.
   – Чем они нас встретят? – поинтересовался Морган. Лазутчик усмехнулся.
   – На многое они не способны. Навалили всякого дерьма на дорогу – наверное, рассчитывали, что наши кони увязнут в нем.
   Морган кивнул. Так он и думал. Взять городишко – пустяковое дело. Детская забава. Это будет избиение младенцев. Спящих младенцев. В поисках реликвии он проделал долгий путь из самой Антиохии. И вот теперь от конечной цели его отделяет не более четверти часа. Тот червяк больше не уползет с бесценным трофеем.
   Морган повернулся к своим приспешникам.
   – Кто найдет реликвию, получит замок по возвращении. Убивайте всех, кого нужно, берите все, что хотите, но найдите мне рыжего. Насадите его на меч и подайте мне.
   Глаза его людей вспыхнули. Предвкушая забаву, они уже натягивали шлемы и рукавицы, надевали нагрудники, привязывали наплечники. Их оружием были булавы, пики и мечи. Они уже предвкушали, как превратят сонный городишко в кучку развалин, а его площадь в лужу крови.
   – Какие будут распоряжения, сир? – спросил один из рыцарей.
   – Сровняйте эту кучу дерьма с землей, – ровным голосом приказал Морган. – Чтобы не осталось ни одной лачуги. Убейте всех. Чтобы не осталось ни одной живой души. Кроме трактирщика, никто не должен выжить. Никто, включая и госпожу Эмили.
   Тафуры закивали.
   Морган поднял руку, подавая сигнал к атаке.

Глава 94

   Пол сотрясался у меня под ногами. Гул нарастал, становясь похожим на шум приближающейся лавины.
   Я выбежал на улицу. Люди высовывали головы из укрытий, и в глазах у них был ужас.
   – Не паниковать! – крикнул я. – Они думают, что разделаются с нами, как с детьми. Вспомните, что вы должны делать. Главное – придерживаться плана.
   Успокаивая других, я и сам чувствовал скребущий внутри кулак страха. Я побежал к мосту, где Шарль и Альфонс уже натягивали веревку поперек дороги.
   – Помните, что они сделали с вашими друзьями и близкими, когда были здесь в последний раз. Помните свою клятву. Вы обещали отомстить, и сейчас у нас есть шанс поквитаться с ними за все.
   Всадники приближались. Казалось, к нам катит грохочущий вал. Сердце стучало так, будто норовило разорвать грудь.
   И вот наконец мы увидели их – черное облако, приближающееся со стороны леса. С горящими факелами в руках и устрашающими воплями, от которых холодела кровь, они мчались во весь опор. Сколько их было? Я насчитал человек двенадцать – четырнадцать.
   Не так уж много. Город оставался погруженным во тьму, и я знал, что они не видят, какой сюрприз мы им приготовили.
   – Держитесь!
   Мой вопль утонул в оглушительном шуме.