Гросс Эндрю. Шут

   Я уткнулся лицом в землю и заплакал. Я плакал по маленькому Филиппу, которого так никогда и не увижу. По моей жене, которая умерла.
   Неужели Бог пощадил меня только для этого? Неужели вот для этого турок не опустил саблю на мою шею? Для того, чтобы я увидел вот это? Неужели для этого спас меня тогда смех? Чтобы Бог смог посмеяться надо мной сейчас?
   Я снял дорожный мешок, в котором лежали подарки для Софи: шкатулка для благовоний, несколько старинных монет, ножны, золотой крест. Я выкопал ямку в земле рядом с могилой сына и положил в нее "сокровища". Мне они были уже не нужны.
   – Они твои, Филипп, – прошептал я. – Твои, мой милый мальчик.
   Потом я разровнял землю и снова прижался к могиле. Но постепенно боль потери уступала место гневу. Во мне крепла решимость. Я знал, что приказ отдал Болдуин, а выполнил его Норкросс. Но зачем? Почему?
   Я всего лишь содержатель постоялого двора. Ничто. Просто крепостной.
   Но я всех вас увижу мертвыми.

Глава 25

   На площади, куда вернулись мы с Мэттью, уже собралась большая толпа. Отец Лео, Одо, другие мои друзья... Все хотели утешить меня, сказать доброе слово. И послушать рассказ о двух годах войны.
   Я прошел мимо, к постоялому двору. Точнее, к тому, что от него осталось. Обгорелые деревяшки, пепел, мусор... Я хотел найти что-нибудь. Что-то такое, что напоминало бы о ней, моей Софи – клочок ткани, блюдо... любое напоминание о потерянном.
   – Она постоянно говорила о тебе, Хью, – сказал Мэттью. – Очень скучала. Мы все уже думали, что ты пропал на войне. Но не Софи.
   – Послушай, брат, ты уверен, что она умерла?
   – Да, конечно. – Он пожал плечами. – Когда ее увозили, она едва дышала. Я бы сказал, была скорее мертва, чем жива.
   – Но ты сам не видел, как она умерла? Ты ведь не знаешь наверняка?
   – Нет, наверняка не знаю. Но прошу тебя, брат, не тешь себя пустой надеждой. Мы же с ней одной крови. И скажу откровенно: когда ее вытащили, я молил Бога, чтобы Софи была мертва.
   Я посмотрел ему в глаза.
   – То есть она, может быть, и не умерла?
   Мэттью покачал головой.
   – Смирись с тем, что есть, Хью. Если она не умерла тогда, то скончалась вскоре после этого. Уверен, ее тело оставили где-нибудь по дороге.
   – Так ты искал ее? Нашел? Или кто-нибудь, кто ехал с запада, видел ее останки?
   – Нет. Никто.
   – Тогда какой-то шанс еще есть. Ты сказал, что Софи верила в меня, знала, что я вернусь. Так вот, я тоже верю и сделаю для нее все.
   Я оказался в той части пепелища, где была наша комната. Все сгорело, все превратилось в пепел. Наша кровать, комод... Что-то блеснуло отраженным светом...
   Я опустился на колени, разгреб золу, и сердце едва не взорвалось. Слезы подступили к глазам.
   Гребень Софи. Ее половинка. Другую жена отдала мне в наш последний день. Я поднял ее. Обугленная, надтреснутая, она едва не развалилась у меня в руке. Но, сжав этот кусочек дерева, я почувствовал Софи!
   Я торопливо развязал мешок, достал свою половинку и сложил обе. В тот же момент Софи словно предстала у меня перед глазами – ее милое лицо, ее смех – как живая.
   – Те всадники, Мэттью, они не бросили ее в огонь вместе с сыном. Они не оставили ее умирать. Почему? Наверное, не без причины. Они увезли ее с собой. С какой-то целью. – Я посмотрел на Мэттью, держа перед собой гребень. – Может быть, надежда не такая уж пустая.
   На площади меня все еще ожидали старые друзья, Одо и Жорж.
   – Ты только скажи, Хью, – первым заговорил Жорж. – Мы пойдем с тобой. Выследим этих мерзавцев. Мы все от них натерпелись и знаем, кто виноват. Они заслуживают смерти.
   – Ты прав. – Я обнял мельника за плечи. – Но сначала мне нужно найти Софи.
   – Твоя жена умерла, – ответил Одо. – Мы сами это видели, хотя поверить в такой кошмар трудно.
   – Ты видел ее мертвой? – обратился я к кузнецу. – А ты, Жорж?
   Оба виновато пожали плечами и посмотрели на Мэттью, как бы ища у него поддержки.
   – Софи так же жива, как и мой Ало, – хмуро пробормотал мельник. – Они оба теперь на небесах.
   – Ты так считаешь, но не я. Софи жива. И не на небесах, а здесь, на земле. Я знаю. Я чувствую ее.
   Я поднял посох, забросил за спину дорожный мешок и повесил на шею мех с водой. Потом, не оборачиваясь, зашагал к каменному мосту.
   – Что ты собираешься делать, Хью? Драться этим посохом? – Одо догнал меня и схватил за руку. – Ты же один. У тебя ни доспехов, ни оружия.
   – Я найду ее, Одо. Обещаю, я найду Софи.
   – Подожди, я принесу какой-нибудь еды, – взмолился кузнец. – Или немного эля. Ты ведь еще пьешь эль, Хью? Армия не излечила тебя от этой привычки? Может, ты уже и в церковь ходишь по воскресеньям?
   По его глазам я понял, что Одо уже не надеется увидеть меня живым.
   – Я верну ее. Вот увидишь.
   Они промолчали.
   Я поднял посох и направился к лесу.
   В сторону Трейля.

Глава 26

   Я бежал. Бежал как слепой, ничего не видя и ничего не замечая. Бежал в направлении, противоположном тому, откуда пришел. В сторону Трейля. Туда, где стоял замок моего сеньора.
   Горе рвало меня изнутри, точно одичавший пес. Из-за меня умер мой сын. Из-за моей глупой прихоти. Из-за моего безрассудства и гордости.
   Во мне бурлила, кипела горечь. Мысль о том, что бедняжка Софи попала в руки мерзавца Норкросса и его подручных, сводила меня с ума.
   Я дрался за этих так называемых "благородных" в Святой земле, а они в это время, прикрываясь Божьим именем, насиловали и убивали. Я прошел полсвета, я убивал, я следовал призыву папы римского. И вот как со мной расплатились. Не свободой, не другой, лучшей жизнью, а горем и презрением. Каким же я был глупцом, что поверил богатым.
   Я бежал, пока мог переставлять ноги, а потом, обессиленный и обезумевший от ярости, упал на землю, в грязь.
   Необходимо найти Софи. Я знаю – ты жива. Я все поправлю. Я знаю, как ты страдала.
   На каждом повороте я молился о том, чтобы не споткнуться о ее тело. И каждый раз, когда этого не случалось, во мне крепла надежда, что она жива.
   К вечеру я наконец остановился, огляделся и не понял, где нахожусь. Есть было нечего, вода кончилась. Меня поддерживала только злость. Я посмотрел на солнце. Куда вели ноги? На север или на восток? Я не имел ни малейшего понятия.
   Я снова побежал. Ноги как будто налились железом. Кружилась голова, и желудок настойчиво требовал пищи. Глаза застилала пелена слез. И все-таки я бежал.
   Встречные смотрели на меня как на сумасшедшего. Безумец с посохом.
   – Трейль! – кричал я. – Мне нужно в Трейль!
   Они поспешно отступали с дороги. Паломники, купцы, бродяги, даже те, кто был не в ладах с законом, не желали связываться с человеком, глаза которого пылали гневом.
   Не знаю, сколько я бежал, день или два. В конце концов ноги все же не выдержали, и меня обступила тьма. Ночь выдалась холодная, меня трясло. Из гущи леса доносились жутковатые звуки.
   Где-то невдалеке шумела река. Я сошел с дороги и углубился в лес, ориентируясь на звук.
   Внезапно земля ушла из-под ног, я попытался ухватиться за ветку, но пальцы соскользнули, и я полетел куда-то вниз.
   Боже...
   Пусть будет, что будет. Я заслужил это и умру в лесу...
   Скатываясь по склону оврага, я выкрикнул имя Софи.
   В следующий момент голова ударилась о что-то твердое, и в рот хлынула зловонная теплая жидкость.
   – Я иду...
   К Софи. Навстречу воющей темноте.
   Мир померк у меня перед глазами, и я успел лишь прошептать:
   – Спасибо, Господи.

Глава 27

   Я очнулся, но не от шума воды или чего-то столь же восхитительного, а от низкого, ворчливого, далеко не мирного звука.
   Я открыл глаза. Утро еще не наступило. Я свалился в глубокий овраг и лежал у дерева, о которое ударился при падении. Ужасно болела разбитая голова.
   Из чащи снова донеслось глухое ворчание.
   – Кто там? Кто это? – вопросил я.
   Ответа не было. Я напряг зрение, стараясь рассмотреть того, кто скрывался в темноте. Кто мог забрести в лес глубокой ночью? Вряд ли встреча с незнакомцем сулила приятное общение.
   Первым, что я рассмотрел, были глаза. Глаза не человеческие – большие, как молитвенные камни, желтые, узкие, злые. Мне стало не по себе.
   И вдруг... они сдвинулись! Я услышал хруст сухих веток. Существо вышло из леса и двинулось ко мне.
   Темное, мохнатое...
   Боже! Кабан! До него оставалось не более двадцати шагов.
   Желтые глаза смотрели на меня, словно зверь пытался решить, не сгожусь ли я на поздний ужин. Кабан захрапел и... затих.
   Тишина была жуткая.
   Он готовился напасть – в том не было никаких сомнений.
   Я попытался собраться с духом. Сражаться с кабаном? Вряд ли у меня было много шансов. Да и чем сражаться с хищником вдвое шире и наверняка тяжелее? Зверь запросто разорвал бы меня на кусочки своими острыми клыками.
   Сердце бешено колотилось, и это был единственный звук, который я слышал, не считая угрожающего ворчания чудовища. Кабан не спускал с меня глаз, следя за каждым движением.
   Господи, помоги! Что же делать? Убежать я не мог – он настиг бы меня после первых же шагов. Рассчитывать в ночном лесу на чью-то помощь не приходилось.
   Не поворачивая головы, чтобы не спровоцировать зверя на решительные действия, я поискал взглядом какое-нибудь укрытие. Зверь как будто изучал меня, наклонив голову и лишь храпом выдавая свои истинные намерения. Я ощущал его горячее дыхание, запах запекшейся на спутанной шерсти крови от прошлых схваток.
   Я схватил висевший на поясе нож. Только вот пробьет ли он толстую шкуру хищника?
   Кабан коротко хрюкнул и оскалил клыки – пасть у него была кроваво-красная. Мне совсем не хотелось умирать. По крайней мере не так... Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы мне не пришлось драться с этим чудовищем.
   Мне было ужасно, невероятно одиноко.
   Похоже, кабан тоже понял, что ему противостоит всего лишь один противник, потому что, хрюкнув еще раз, бросился в атаку.
   Мне ничего не оставалось, как отпрыгнуть за дерево, едва избежав знакомства со щелкнувшими совсем рядом убийственными челюстями.
   Почти ничего не видя, наугад, я бил и бил ножом в отвратительную тупую морду, но зверь снова и снова бросался вперед. Дерево оказалось недостаточно толстым, а мне не хватало проворства. В какой-то момент его клыки распороли бедро, и я вскрикнул от боли.
   Господи, меня словно пронзили копьем.
   Рассматривать рану было некогда – кабан снова перешел в наступление. На сей раз удар пришелся в живот.
   Я ткнул ножом в мерзкую морду. Чудовище попятилось, но тут же вгрызлось в мою ногу, мотая головой из стороны в сторону, как будто вознамерилось вывернуть ее.
   Я отбивался из последних сил, понимая, что исход схватки предрешен. Брызги крови летели во все стороны.
   Кое-как, спотыкаясь и падая, я добрел до середины лужайки. Живот горел. Из раны на бедре текла кровь. Со мной было кончено. Я упал на землю, прижался спиной к дереву и вдруг... увидел посох. Наверное, выронил его, когда падал. Я потянулся за ним, хотя и понимал, что посох не оружие против разъяренного кабана.
   Хищник уже приближался.
   – Ну же, свинья, иди ко мне. Давай... вперед! Закончи то, что начал.
   Мне вспомнился турок в Антиохии. Тогда спасение принес смех. Но дважды один трюк не срабатывает. Я поднял посох, будто копье.
   – Ну же, давай! Прикончи меня. Я готов. Прикончи меня.
   Словно в ответ на приглашение кабан ринулся в атаку.
   Вот и все. Я не успел даже вздохнуть, а только выставил посох в сторону черной летящей туши и, собрав последние силы, ткнул им, целя в желтый глаз.
   Зверь издал жуткий вопль. Я попал! Посох вошел в глаз. Кабан пошатнулся и замотал головой, я схватил нож и принялся бить в морду, шею, спину... С каждым ударом из-под шерсти брызгала кровь. Чудовище слабело и уже не рычало, а хрипело. Кабан пошатнулся, все еще не оставляя попыток освободиться.
   Его кровь смешалась с моей. Отбросив нож, я взялся за посох и надавил. Из раскрытой зубастой пасти вырвался последний предсмертный хрип. Задние ноги подкосились, и хищник завалился на бок. Обессиленный, я опустился на траву рядом с ним.
   Я победил!
   Но какой ценой. Из бедра и живота текла кровь. Я знал, что если не выберусь из оврага, то умру здесь.
   Перед глазами встало лицо Софи. Я понял, что улыбаюсь, и подался к ней.
   – Сюда, – прошептала она. – Иди ко мне.

Глава 28

   Городок спал. Одетые в темное всадники осадили коней у одного из нескольких крытых соломой и обнесенных заборами домиков на окраине. В загоне спали домашние животные.
   Неожиданностей не предвиделось, так что для всадников все обещало стать очередной забавой. Главный фыркнул и опустил забрало шлема. На шлеме был изображен черный византийский крест. В отряд он подбирал только тех, кто убивает ради удовольствия, кто охотится не ради мяса, а ради трофеев. Облаченные в темные боевые доспехи, с опущенными забралами, они не носили каких-либо знаков отличия или гербов. Никто не знал, кто они такие. Боевые мечи, топоры, булавы составляли их вооружение. Сейчас они смотрели на предводителя, ожидая приказа, готовые ко всему, жаждущие крови.
   – Позабавьтесь, – сказал Черный Крест и усмехнулся. – Только не забывайте, ради чего мы здесь. Тот, кто найдет реликвию, станет богачом. Пошли!
   Сонную тишину ночи взорвал стук копыт.
   Где-то тревожно ударил колокол. Слишком поздно! Соломенные крыши первых домишек уже вспыхнули. Дремавший городок проснулся.
   Кричащие женщины пытались увести в безопасное место сонных детей. Разбуженные горожане выскакивали из домов, но либо попадали под копыта несущихся по улице коней, либо падали, сраженные мечами всадников.
   Какие они жалкие, эти крестьяне, размышлял Черный Крест. Бегут, суетятся и дохнут как мухи, оберегая свои крохотные кусочки дерьма. Думают, что мы – вражеские солдаты, явившиеся за их скотом и их тощими сучками. Даже не понимают, кто мы такие и зачем здесь.
   Огонь распространялся, и вместе с ним возрастала паника. Совершенно не обращая внимания на всю эту суету, Черный Крест направился к большому каменному дому, лучшему в городке. За ним следовали пять всадников.
   Внутри уже царил переполох – кричала женщина, плакали разбуженные дети.
   – Ломай, – кивнул Черный Крест одному из своих людей.
   Одного удара топором оказалось достаточно, чтобы расколоть деревянные двери.
   На пороге появился пожилой мужчина в белом с синим халате. У него были длинные седые волосы и густая темная борода.
   – Что вам нужно? – дрожащим от страха голосом спросил хозяин дома. – Мы не сделали никому ничего плохого.
   – С дороги, еврей, – рявкнул Черный Крест.
   Из глубины дома выбежала жена хозяина в длинной шерстяной рубашке.
   – Мы мирные люди, – бесстрашно заговорила она. – Вы получите все, что вам нужно.
   Схватив женщину за горло, Черный Крест прижал ее к стене.
   – Покажи мне ее, – потребовал он. – Покажи, если тебе дорога собственная жизнь.
   – Пожалуйста, возьмите деньги, – жалобно заскулил мужчина. – Они во дворе, в сундуке около бака с водой. Возьмите все. Все, что хотите.
   – Обыщите дом, – приказал своим солдатам Черный Крест. – Снесите, если понадобится, стены. Но только найдите!
   – Но деньги... Я же сказал...
   – Мы пришли не за деньгами, мразь, – ухмыльнулся Черный Крест. – Нам нужно кое-что поценнее. Христианская реликвия.
   Его люди ворвались в дом, где нашли старика, обнимающего двух дрожащих от ужаса детей, мальчика лет шестнадцати с курчавыми волосами, и девушку, может быть, на год старше, с темными, полными страха глазами.
   – Что вам нужно? Я не понимаю. – Отец бросился на колени. – Я всего лишь купец. У нас нет никаких реликвий.
   Тем временем приспешники Черного Креста уже взялись за дело, круша стены, взламывая сундуки и комоды.
   Предводитель схватил хозяина за горло.
   – Мне не до шуток. Отвечай, где сокровище?
   – Заклинаю вас, у нас нет никаких сокровищ, – бормотал дрожащий мужчина. – Я торгую шерстью.
   – Торгуешь шерстью? – Черный Крест кивнул и посмотрел на юношу. – Что ж, посмотрим. – Он выхватил кинжал и приставил его к горлу мальчика. – Ну?
   – У камина... под плитками, – прошептал отец, роняя голову.
   Двое из рыцарей поспешили к камину и, орудуя топорами, принялись ломать плитки пола, под которыми обнаружился тайник. Оттуда извлекли сундучок, наполненный золотыми и серебряными монетами, брошами, ожерельями. На самом же дне сундучка лежал огромный рубин величиной с монету, в позолоченной византийской оправе. Драгоценный камень как будто светился изнутри.
   Рыцарь взял его и взвесил на ладони.
   – Вы даже не понимаете, что это такое.
   Еврей смахнул повисшие на ресницах слезы.
   – Неужели? – усмехнулся Черный Крест. – Это печать Павла. Твой народ недостоин того, чтобы владеть ею. Больше ты ничего не украдешь у нашего Господа.
   – Я не украл ее. Это вы крадете. Мне же ее продали.
   – Продали? – В глазах рыцаря вспыхнули злые огоньки. Он повернулся к мальчику. – Тогда это не такая уж большая потеря по сравнению с тем, что вы отняли у нас.
   Произнеся это, он воткнул кинжал в живот сына. У юноши вырвался короткий полувздох-полухрип, глаза его широко раскрылись, а изо рта потекла тонкая струйка крови.
   Черный Крест ухмыльнулся.
   – Нефрем... – вскрикнули одновременно купец и его жена и рванулись к сыну.
   Рыцари схватили их за руки.
   – Сожгите дом, – распорядился предводитель. – Их семя мертво. Больше они не будут осквернять землю.
   – Как быть с девчонкой? – спросил один из рыцарей.
   Черный Крест рывком поднял девушку на ноги и окинул оценивающим взглядом. Красивая. Он провел рукой по гладкой щеке.
   – Какая шкурка, а, торговец шерстью? Неплохо бы завернуться в такую. Ну, что молчишь?
   – Пожалуйста, возьмите все, – в отчаянии взмолился несчастный отец, – только оставьте нам нашего ребенка.
   – Боюсь, что не смогу. – Черный Крест покачал головой. – Она мне еще пригодится. Да и другим тоже. Например, слуге, который чистит мулов нашего герцога.
   Он толкнул девушку в руки ближайшего солдата. В следующее мгновение ее, кричащую от страха, уже вынесли из дому.
   – Не печалься, еврей, – обратился Черный Крест к плачущему отцу. Потом, наклонившись к сундучку, взял монету и бросил ее на пол. – Возьми. Я не краду у тебя дочь – я ее покупаю.

Глава 29

   – Он мертв?
   Голос пробился ко мне словно через густую пелену. Женский голос... Я открыл глаза, однако ничего не увидел. Только неясное, размытое пятно, проступающее как будто из тумана.
   – Не знаю, моя госпожа, – произнес другой голос, – но раны очень серьезные. Боюсь, он долго не протянет.
   – Какой необычный цвет волос... – заметила первая.
   Я мигнул, в голове мало-помалу начало проясняться. Мир как будто был отделен от меня отражающим свет, поблескивающим занавесом. Может, я умер? Незнакомое, но милое лицо склонилось надо мной. Золотистые волосы были заплетены в тугие косички и спрятаны под расшитый пурпурный капюшон. Лицо улыбнулось. От улыбки сразу стало теплее, словно меня коснулись лучики солнца.
   – Софи, – прошептал я и поднял руку, чтобы дотронуться до ее щеки.
   – Ты ранен, – ответила женщина. Голос ее напоминал щебет птицы. – Боюсь, ты принял меня за другую.
   Странно, но никакой боли я не чувствовал.
   – Это рай?
   Незнакомка снова улыбнулась.
   – Если рай – это место, где раненые рыцари похожи на овощи, то да, должно быть, так.
   Она снова прикоснулась ко мне нежными руками. И я снова мигнул. Женщина и впрямь не была Софи, и голос ее звучал с северным акцентом. Париж?
   – Жив, – со вздохом пробормотал я.
   – Пока да. Но твои раны очень опасны. Тебе нужен лекарь. Ты здешний? Откуда? У тебя есть семья?
   Я попытался сосредоточиться на ее вопросах, но мысли разбегались, мир перед глазами расплывался, а раны напомнили о себе болью.
   – Нет.
   – Ты преступник?
   Голос второй женщины долетел до меня откуда-то сверху.
   Прищурившись, я рассмотрел богато одетую даму, явно благородного происхождения, восседающую на изумительно белой верховой лошади.
   – Уверяю вас, госпожа, – ответил я, изображая подобие улыбки, – вам нечего меня бояться. – Взгляд мой упал на испачканную кровью тунику. – Даже несмотря на мой вид. – Боль нарастала, пронзая бедро и живот. Сил не оставалось, и я со стоном откинулся на спину.
   – И куда же вы держите путь, мсье Руж^[3]? – поинтересовалась золотоволосая.
   Я совершенно не представлял, где нахожусь и насколько далеко ушел от нашей деревни. Зато мне вспомнился кабан.
   – В Трейль.
   – В Трейль! – воскликнула прекрасная незнакомка. – Даже если мы возьмем тебя с собой, боюсь, ты не выдержишь дороги и скончаешься прежде, чем мы туда доберемся.
   – Взять его с собой? – удивилась вторая дама. – Да вы только посмотрите на него. Он же весь в крови, и мы даже не знаем, чья это кровь. От него пахнет лесом. Оставьте его, дитя мое. О нем позаботятся такие же...
   Мне стало смешно. После всего, что выпало на мою долю, моя жизнь зависела от исхода спора двух благородных дам.
   – Не беспокойтесь, госпожа, – сказал я самым любезным тоном, на какой только оказался способен, – мой оруженосец должен вот-вот прийти мне на помощь.
   Юная красавица подмигнула.
   – Он совершенно безобиден. Ты ведь не опасен, верно?
   Она посмотрела мне в глаза. Такого милого лица я давно уже не видел.
   – Для вас – нет.
   Я слабо улыбнулся.
   – Ну вот, видите? Я могу поручиться за этого беднягу.
   Она попыталась поднять меня, призвав на помощь двух стражей в круглых шлемах и зеленых туниках. Те посмотрели на вторую госпожу.
   – Раз уж вы того желаете... – Дама вздохнула и пожала плечами. – Но только вы несете за него полную ответственность. И раз уж вам небезразлична его судьба, то уступите ему свою лошадь.
   Я попробовал встать, однако ноги не повиновались мне.
   – Не утруждай себя, рыжий, – сказала золотоволосая.
   Один из стражей, высокий хмурый мавр, поднял меня за руки. Женщина была права – раны мои выглядели скверно. Я понял, что если лишусь сознания, то, может быть, уже никогда не открою глаза.
   – Скажите, кто меня спасает. Мне нужно знать, кого благодарить в раю, если я туда проскочу.
   – Спасает тебя, рыжий, твоя улыбка. – Юная особа звонко рассмеялась. – Но если Господь все же не окажется столь милостив... меня зовут Эмили.

Глава 30

   Очнулся я с ощущением покоя и тепла близкого очага. Я лежал на удобной широкой кровати в большой комнате с каменными стенами. На деревянном столе справа от кровати стояла чашка с водой.
   Склонившийся надо мной бородатый мужчина в красном одеянии довольно усмехнулся и посмотрел на стоящего рядом толстого священника.
   – Ну вот, Луи, он пришел в себя. Можешь возвращаться в аббатство. Похоже, ты остался без работы.
   Священник приблизил ко мне одутловатое лицо.
   – Признаю, Огюст, с телом ты справился. Но есть ведь еще и душа. Возможно, этот незнакомец в окровавленной тунике пожелает исповедаться.
   Я облизнул сухие губы и ответил за себя сам:
   – Извините, святой отец, но если вам требуется чья-то исповедь, то обратитесь лучше к тому кабану, что напал на меня в лесу. А если не дождетесь от него покаяния, то по крайней мере получите мясо.
   Лекарь расхохотался.
   – Вы только посмотрите. Едва очнулся, а уже попал в цель.
   Священник нахмурился. По-видимому, ему не нравилось быть предметом насмешек. Он напялил на голову бесформенную шляпу и повернулся к двери.
   – Тогда я ухожу.
   После его ухода добродушный лекарь опустился на кровать.
   – Не обращай на него внимания. Мы поспорили, кому ты достанешься – ему или мне.
   Я приподнялся на локтях.
   – Рад был оказаться предметом вашего спора. Где я?
   – Можешь не сомневаться – в хороших руках. Я еще ни разу не потерял больного, если только он не был безнадежен.
   – И как я?
   Он пожал плечами.
   – Сказать по правде, ты был очень плох.
   – Вы не ответили, где я нахожусь. – Улыбка далась мне с трудом. – Куда меня привезли?
   Лекарь мягко потрепал меня по плечу.
   – Я слышал. Ты в Боре, приятель.
   Боре... Я моргнул от удивления. Боре принадлежал одному из самых влиятельных герцогов Франции, был раза в три больше Трейля и лежал от него на расстоянии четырех дней пути. Верхом. Как же я сюда попал?
   – Я... я давно здесь?
   – Уже четыре дня. Да прибавь два дня дороги. Ты был без чувств, но кричал.
   – Что же я говорил?
   Огюст снял с чашки кусок ткани и положил мне на лоб.
   – Душа твоя в смятении, и дело здесь не в ранах, которые нанес кабан. На сердце у тебя тяжкий груз.
   Я не стал ему перечить. Моя Софи... она где-то в Трейле. А до Трейля не меньше недели пешком. Но я все еще чувствовал, что она жива.
   – Спасибо, что позаботились обо мне, Огюст, но я должен идти.
   – Подожди. – Лекарь положил руку мне на грудь. – Ты еще не готов. И не благодари меня. Я всего лишь положил мазь и прочистил раны. Скажи спасибо госпоже Эмили.
   – Эмили... да...
   Из тумана, в котором пребывала моя память, всплыло прекрасное лицо. Поначалу я даже принял ее за Софи. Мне вдруг вспомнилось все, все, что случилось по дороге сюда. Как мавр привязал меня к седлу. Как та молодая женщина... Эмили... уступила мне свою лошадь. Как она все время шла рядом...