Гусев Валерий Борисович. Вольный стрелок

   – Как же! – по всем границам.
   – Все?
   – Что знал, то сказал.
   – Давай машинку. И звони своему шифровальщику.
   Володя притащил в кабинет «Оптиму» (своя у него была портативная, она мне не годилась), грохнул ее на стол. Я положил рядом диктофон и взялся за работу – по указаниям Мещерского сделал распечатку первого листа, больше пока не надо.
   Володя с интересом прислушивался.
   – Это то, из-за чего весь сыр-бор?
   – Да.
   – И что здесь заложено?
   – Точно не знаю, но догадываюсь. Если управимся – орден тебе обеспечен. А мне – пост почетного министра внутренних дел. Или бюст на родине героя.
   – Не надо! – испугался Володя. – Ты уже обещал. Знаю я теперь твои ордена. И бюсты.
   В дверь постучали, и вошел немолодой человек в бородке и очках, ученый такой, мудрый. В шортах и майке-безрукавке с орлиным профилем на груди.
   Мы познакомились. Он назвался Иваном Андреевичем и, потирая руки, сел за стол, взял мой листок. Пробежал его глазами по диагонали, посмотрел зачем-то на оборот, разочарованно положил на стол, снял очки.
   – Ерунда, – сказал он. – Здесь элементарная двойная зашифровка.
   – Не поняли, – признались мы дуэтом.
   Он усмехнулся.
   – Я, наверное, тоже не все бы понял в ваших методах. Поясню. Буквы текста произвольно заменены цифрами. Это первое кодирование. Затем они вразброс собраны в колонки, а промежутки между ними заполнены другими цифрами, абсолютно случайными. Вот и все.
   Мы переглянулись:
   – А дальше? – будто он прервал сказку на самом интересном месте.
   – Второе кодирование, вернее, ключ к нему – перфорированная трафаретка. Вы накладываете ее на ваш лист и в отверстиях остаются только те цифры (в нужном порядке), которые соответствуют буквам. И по списку переводите.
   – А если у меня нет списка и трафаретки? Я, например, хотел расшифровать этот текст методом Холмса. Помните, «пляшущие человечки»? Определить наиболее часто употребляемые буквы, по ним какое-то слово, по нему – другие буквы и т. д. Напрасно?
   – Ну, почему? Можно было бы попробовать. Но вас бы сбили лишние цифры в колонках. Поэтому процесс дешифровки при определенной настойчивости можно было бы довести до конца, с достаточной степенью достоверности, лет примерно за семьдесят.
   – Нет, это нам не подходит.
   – Я так и думал.
   – Значит, безнадежно?
   Иван Андреевич засмеялся.
   – Странный вы народ, сыщики. По одному волоску можете отыскать человека с хроническим насморком, а такое простое дело вам недоступно.
   – Ну да – проще простого, с семи нот.
   – Проще простого – нужно заложить эти данные в компьютер…
   – Вот и все?
   – Вот и все. А если у вас есть предположения насчет каких-нибудь ключевых слов – пятнадцать минут, с трех нот.
   Ключевые слова есть, например, музей, коллекция, названия икон, имена художников.
   – Хотите, я это сделаю?
   – Нет, – поторопился я. – Это не сколько преждевременно. Тем более что информация нам не принадлежит.
   – Государству? – догадался ученый Иван Андреевич, в шортах, майке и очках.
   Когда он ушел, я скомкал лист и положил в пепельницу. Володя щелкнул зажигалкой.
   – Слушай, Леха, ты не хочешь на всякий случай скопировать запись? И копию оставить у меня в сейфе? С пояснительной запиской.
   – На имя министра? Мудрая мысль. Главное – откровенная такая. Я бы даже сказал, бестактная. Но ты недооцениваешь силу моей любви к жизни, как г-н Боксер недооценивает мой профессионализм. Оба проколетесь, спорим?
   Но копию я все-таки сделал и у Володи оставил. С запиской. На имя аж двух министров – внутренних дел и культуры.
 
   – Все теперь? – спросил Анчар, когда я сел в машину. – За Женечкой поедем? Так, да? Правильно сказал? – с такой надеждой в голосе, с таким нетерпением, что я чуть не обнял его.
   – Арчи, едем домой. Я жду сообщения о Женьке. И тогда будем переворачивать дачи. Обещаю тебе.
   – Какой ты человек! Терпеливый… Как столетнее дерево…
   На вилле я снова спрятал кассету, уже в другое место.
   Что ж, первый раунд я выиграл. По очкам. Причем выиграл так, что противник об этом еще не догадывался. А вот когда догадается… Но до этой поры нужно выиграть второй раунд. Уже хорошим нокдауном. Обязательно и непременно.
   И вот здесь я бы уже прекратил бой, собрал бы свою команду и дал бы хорошего деру.
   Но бегство – это поражение. Ну и что? Поражение! Полный разгром в бою что ли лучше?
   И с другой стороны – почему же поражение? Я даже перевыполнил свою задачу. Мещерских, считай, от опеки избавил и даже «конверт» к рукам прибрал, что мне в обязанности не вменяли, кстати.
   Вот тут я и подумал: а что бы мне ответили на это Мещерские, Анчар, Женька? И захлопнул книгу на самом интересном месте. Когда дочитал до Светкиных несправедливых слов: «Опять слинять хочешь, Серый?..»
   Анчар занялся совершенно заброшенным за эти горячие дни хозяйством, полез в виноградник, зазвенел стеклами парников. Я было подумал, что есть время и мне поработать над созданием надежной обороны. Но не мог ни думать, ни делать. Пока не добуду Женьку.
   И я забрался в библиотеку Мещерского, стал листать альбомы с репродукциями, обращая особое внимание на те, что снабжались скорбными пометками «Безвозвратно утерян» или «Находится в частной коллекции», а то и «Вывезен за рубеж».
   Убедился, что я на правильном пути, что с этого пути меня Баксу не свернуть. Иначе как… Вот именно.
   Анчар позвал меня обедать, поставил на стол супницу, полную винограда.
   – Ешь. Теперь будем простой виноград есть, без всяких градусов. Теперь вино пить не будем. Пока Женечку не спасем. А тогда… – Он мечтательно не договорил.
   Представляю, что будет тогда. Пострашнее боксеровых угроз. Особенно на следующее утро.
   – Шлепает кто-то, – прислушался Анчар и притянул к себе карабин. – На террасе. Слышишь, да?
   Сперва на террасе, а потом в гостиной послышались шлепки легких босых ног и в дверях появилась Светка в купальнике. Опять из моря. Дитя волны и лунного света. Я был ей рад. Я ждал ее. Как, пожалуй, не всякую любовницу ждут.
   Что за прекрасные слова она сейчас скажет?
   – Опять жрут! Такой человек в беде, а они застольничают.
   – Садись, зачем ругаешься? Будешь хороший гость. – Анчар придвинул ей стул и тарелку. – Кушай виноград. Я буду смотреть и радоваться.
   – Самое время радоваться, – буркнула Светка, но за стол села.
   – Радоваться надо часто. Тогда беда стороной идет. Она всегда веселого человека обходит. Боится.
   – Так что? – не выдержал я.
   Светка отщипнула ягоду, кинула в рот.
   – Серж сказал так. Женьку держат на вилле «Фрегат»; она вторая по счету от общих ворот, вплотную к горе. Дом двухэтажный, по второму этажу – сплошной балкон, другого такого нет, не спутаете…
   – Как с ней обращаются, не сказал?
   – Не сказал. – Врет, стало быть. – Держат ее в подвале – там гараж и всякие службы. Охраны – шесть человек. Двое дежурят, двое в караулке, двое спят. – Она откинулась на спинку стула, достала из кармашка купальника сложенную мокрую бумажку. – Вот план подвала.
   Просто волшебный кармашек. Всегда в нем находится самое нужное. В самое время.
   – Как туда можно пробраться, не сказал?
   – Сказал. По дороге – никак, глухо. А поверху, в обход, есть старая дорога, она давно непроезжая, вся завалена камнями. Оттуда можно спуститься прямо хоть на крышу виллы. Она будто потому и названа так, что как птица на скале сидит.
   Никогда не слыхал, чтобы фрегат на скалах сидел, впрочем, им там виднее.
   Ясно и то, что нужно разведку провести, нечего вслепую соваться – раз сорвется, другого раза не будет.
   – Засветло доедем? – спросил я Анчара.
   – Доедем, да.
   – Собирайся. Из оружия бери только пистолет. Света, пойдем, я тебя провожу, потрепемся еще разок.
   Мы вышли с ней на берег.
   – У тебя какие взрывные устройства, я ведь не специалист?
   – Всякие. А что тебе нужно?
   – Во-первых, на липучке или присосках что-нибудь найдешь? С дистанционным взрывателем.
   – Есть такая штучка, но не очень мощная.
   – Днище катера возьмет?
   – Нашего-то? Запросто, мягко говоря. Он же пластмассовый.
   – Ты сможешь такую мину на место поставить?
   – Смогу, я у них частый гость, почти член экипажа. Сколько раз с этого борта на охоту за тобой спускалась. А взрыватель тебе передать?
   – Мне. Он с какого расстояния берет?
   – Максимально? Двести метров им пульс. Ну если учесть еще слой воды, то где-то сто двадцать – сто пятьдесят. Годится?
   – Вполне. Только покажешь, как с ним управляться. И мне нужно еще что-то, что бы лаз из монастыря к дороге завалить.
   – Принесу.
   Анчар посигналил.
   – Кстати, дружок, ты как вывернулась из-за неудавшегося убийства Серого?
   Светка дернула плечом, мол, вспомнил:
   – Или я не женщина, как твоя Женька говорит.
   – Спасибо, Светочка. Ты поосторожнее там. Видишь, как иной раз получается…
   – Знаем, на что идем. – Она надела ласты, подняла с песка маску.
   – Ты акваланг-то где прячешь?
   – А вот, у причала, чтоб долго не искать. Иной раз, – поддразнила, – ведь как получается – и в черной воде его надевать приходится. Ну, ладно, пошла я. Удачи вам, ребята.
   – 
   Мы чуть не проскочили поворот на Медвежье. Хорошо, я в тот момент оглянулся и разглядел заваленный набок указатель.
   Проехали еще верст с двадцать до едва заметной развилки: вправо настоящая дорога, влево – старая.
   Анчар свернул, и какое-то время мы еще смогли пробираться меж камней и трещин. Встали: дальше уже не дорога.
   – Разверни сразу, – сказал я Анчару. – Мало ли как обернется.
   Он заглушил двигатель, положил ключи под сиденье. Тоже верно.
   Дорога – или как ее назвать? – тропа архара, да? – сначала шла чуть заметно вверх, потом изогнулась, немного спустилась и опять полезла вверх, круто – так, что мы уже шли согнувшись, цепляясь за камни. Еще и еще круче, больше уж некуда, чуть не отвесно вверх – и кончилась. Обрывом, откуда заметно тянуло холодом. Хотя здесь, наверху, камни были еще теплые. Это мы чувствовали животами, когда ползли к обрезу обрыва.
   Осторожно высунули головы; открылся прекрасный вид сверху на бандитское гнездо, просто-таки подетальный план.
   Тут были всякие строения: в западном и восточном стиле, в национальном и интернациональном, дикие и симпатичные, но они не интересовали нас. Нам был нужен «Фрегат», присевший враскоряку на скале.
   Прямо под нами, чуть левее. Метрах в двадцати по прямой. Спуститься можно было (по канату, естественно) прямо на его крышу. Оттуда – на балкон, с балкона на первый этаж, передушить охрану, освободить Женьку, получить ее горячий благодарный поцелуй, а дальше что?
   Вверх не подняться. Положим, прорвемся без потерь через ближайший пост, а второй нас встретит боем, к нему уже готовый, потому что без шума мы первый не
   возьмем.
   Да, кроме того, вилла с трех сторон огорожена высоким сетчатым забором – такой и с разбегу не возьмешь. А с четвертой, я уже говорил – отвесная скала высотой с семиэтажный дом, нависающая козырьком. Да в воротах охранник.
   – Что думаешь? – нетерпеливо ткнул меня в бок Анчар.
   Хорошо, что в бок, а не в спину – уже лежал бы я на крыше «Фрегата». Беспомощный и одинокий.
   – Спустим веревку, да? – продолжал он. – Ты сначала Женьку привяжешь. Анчар ее как рыбку наверх выдернет… Золотую.
   – А потом тебя. И поедем домой вино пить. Что думаешь?
   А что тут думать-то, сказал прапорщик и срубил дерево.
   Я еще раз изучил диспозицию или дислокацию (не знаю точно), постарался все что нужно запомнить – ведь действовать придется в темноте, что там редкие фонари на виллах?
   Пожалуй, Анчар прав. Другого мы не придумаем. Правда, как и во всяком плане, слабых мест достаточно.
   Смогу ли спуститься по веревке, по силам ли Анчару вытянуть нас на такую высоту, что, если нас заметят? – и масса других вопросов. Все их надо обдумать, стало быть, и решить.
   А времени нам отпущено не так уж много…
   – Согласен? – спросил Анчар на обратной дороге.
   – Ну что с тобой делать? Придется тебе доверить наши жизни. Ты только не урони нас.
   – Женечку не уроню, знаю. Как можно ее уронить, да? – Он замолчал.
   – А меня?
   – Ну, если только один раз. Невысоко.
   И на том спасибо.
   Темнело. Иногда, когда дорогу зажимали с обеих сторон скалы, становилось совсем между ними темно, Анчар даже включал фары.
   – Я думаю, так надо сделать – к веревке железную палку привязать, как в цирке…
   Это уж точно.
   – …А на краю скалы мой кепок под веревку подложить.
   – Нет, – сказал я. – Лучше мокрую подушку от дивана.
   – Да, – сказал Анчар, – так лучше, да. Намыленной водой намочим.
   И по дороге до виллы мы, практически, решили все вопросы. И еще я сказал Анчару, что ему делать, если поднимется тревога.
   – Правильно, так, – согласился он. – Тебя в подвале искать не станут. Ты сядь в бочку и поспи до утра. Я один раз спал в бочке от вина, очень крепко.
   Ладно, посплю.
 
   После завтрака (без капли вина) мы забрались в кладовку, перерыли ее и отобрали все, что нам надо: бухту хорошей веревки, даже каната, я бы сказал, длинный стальной шток от якоря и плотно набитый кранец, обшитый парусиной (вместо подушки), брезентовые рукавицы.
   Один конец веревки мы расплели надвое и привязали шток – получилась трапеция.
   – Надо попробовать, – сказал Анчар.
   Мы пошли на берег, забрались на подходящий уступ. Метров шесть всего высотой. Я глянул вниз и зашатался.
   – Ничего, – успокоил Анчар, перекидывая веревку через плечо, – только первый раз страшно. Потом привыкнешь.
   Он спустил немного трапецию, надел рукавицы, твердо уперся расставленными ногами, откинулся назад.
   Я повернулся спиной к обрыву, лег животом на его край, нащупал ногами шток, вцепился в веревку.
   Анчар начал медленно травить ее, перекинутую через шею. Меня стало раскачивать, шток стремился вырваться из-под ног.
   – Лучше сядь, – тяжело дыша, прерывисто посоветовал Анчар.
   Легко сказать. Но я ухитрился – действительно, так получалось устойчивей, и я мог держаться не за одну веревку, а за две.
   – Как ты? – крикнул я Анчару, благополучно завершив спуск.
   – Так хорошо. Но шее больно. Надо кепок подложить, да! – И он втянул наверх трапецию.
   Я пошел вдоль берега, Анчар уже ждал меня, и мы пошли к дому. Кожа на его могучей шее была стерта до крови.
   Нужно что-то придумать, какой-то хомут изобрести. А то ведь и без головы останется.
   Но Анчар думал не о себе, не о своей шее.
   – Что хочу сказать? – Он остановился. – Ты мужчина, она – женщина, ей будет плохо на этой железке, так, да?
   Вообще-то, конечно. Двадцать метров на ней сидеть.
   – Нужно сиденье сделать.
   – Давай уж тогда лифт построим. Время есть.
   – Пойдем покажу, что придумал.
   Придумал здорово, признаться. В сарае, где было свалено разное барахло, он разыскал кресло рулевого, снятое Мещерским с яхты. Мало того, что оно было маленькое, легкое и прочное – так еще и со спинкой, и подлокотниками!
   Больше того, Анчар разыскал еще и старый страховочный пояс яхтенного рулевого, с хорошей пряжкой, которая защелкивалась и отпиралась одним движением руки. Можно было бы вполне использовать этот пояс вместо кресла, но у Анчара были другие на него виды. Он заложил его за спинку, пропустил под подлокотниками и успокоился:
   – Так хорошо. Женечке удобно будет.
   Я думаю… Ей даже понравится. Еще раз попросит.
 
   Перед отправлением я спустился в колодец и спрятал там кассету, завернутую в пакет. Пожалел, конечно, что поленился подобрать возле причала вынесенную морем банку из-под чая, за которую так переживал Анчар. И в которую Мещерский уложил кассету перед ее навечным, как он полагал, захоронением в братском крабовом могильнике. И которую выкинула за ненадобностью Светка. А может, и по другой причине выкинула – в кармашек купальника не влезала…
   Приехали много заранее.
   По дороге убрали ломиком несколько больших камней, так что смогли проехать вперед еще метров на триста. Может, и немного, но, когда погоня пойдет, каждый метр малым не покажется.
   Стали устраиваться на месте. Анчар расстелил бурку – ждать нам придется долго, уложил под рукой карабин, патроны россыпью, гранаты и табак с трубкой. Отдельно лежала монтировка с веревочной петлей.
   Начали вести наблюдение, по очереди.
   Все эти сутки, с того страшного часа, я старался думать только о том, как добыть Женьку, а вовсе не о том, что с ней могли сделать. Сейчас мне это уже не удавалось.
   – Вот! – прошептал Анчар.
   Я подполз к нему, свесил голову.
   Из дома вышел мужик с судками, в белом халате и колпаке – повар. Он прошел вдоль стены и рядом с гаражными воротами толкнул дверь в сводчатой нише. Просунул руку, видимо, включил свет.
   Значит, эта дверь не на запоре, уже легче.
   Вышел он неожиданно быстро, но с теми же судками, с оторванным рукавом халата и со сбитым набекрень колпаком. Ясно, Женька активную голодовку объявила. И правильно, нам вражеские деликатесы ни к чему. Тем более что дома своей жратвы навалом.
   Больше Женьку не беспокоили.
   Стало темнеть. «Фрегат» готовился к вечернему кайфу. Обслуга убралась (в смысле – разъехалась), остались хозяева и охрана. Окна были задернуты, звуки никакие до нас не доносились.
   Из караулки вышли двое. Один прошел к воротам и остался там. Другой подошел к сводчатой двери в подвал и запер ее на ключ. Ну, ему же хуже. Потому что ключ он положил в карман.
   Стемнело совсем. Я надел на руку веревку с монтировкой, сунул в карман фонарик, проверил пистолет и загнал патрон в ствол.
   Анчар спустил «за борт» нашу «люльку», уложил канат на кранец, перекинул через плечо, изготовился.
   В этот момент из дома вышел человек, остановился на крыльце, докуривая сигарету. В свете фонаря я узнал его – тот, что в «приемной» Боксера все время проигрывал в карты.
   Что-то мне в нем не понравилось.
   Он отбросил окурок, воровато огляделся и шмыгнул к подвальной двери, достал свой ключ. Ага, в карты не везет – решил любви попробовать! Сейчас тебе будет любовь. До гроба…
   Я заскользил вниз. И только тут подумал, какую дурацкую затею мы осуществляем. Охранник у ворот меня увидеть не мог. Второй пока тоже. Ему приспичило, и он застенчиво повернулся ко мне спиной. Но вот он застегнет брюки и пожелает взглянуть на звезды. Хорошо, если для начала просто меня окликнет. А что я ему скажу?
   Мол, стену крашу, вот! Бакс, мол, приказал к его приезду – непременно, чтобы скала не серая была, а голубая…
   А скорее всего снимет он меня одной хорошей очередью с моего гнездышка без всяких вопросов. И шлепнусь я, как лягушка, на жесткую спину «Фрегата». Или Анчар успеет вздернуть наверх мой труп, чтобы похоронить с воинскими почестями…
   Однако обошлось. Не зря, видно, говорят, что Бог бережет пьяных, дураков и влюбленных. В нашей-то команде все такие и есть. А уж Серый – тот всегда во всех трех ипостасях.
   Я легко ступил на крышу, «люлька» взвилась и исчезла.
   Так, теперь – все лишнее, кроме Женьки. И все лишнее на пути к ней надо убрать. Ключ от подвала, значит, не нужен, но и охранник у дома – тоже: если возникнут осложнения с Игроком, тот может поспешить на помощь или поднять тревогу. Первое предпочтительнее, стало быть.
   Я спустился на балкон, лег и просунул руку с монтировкой меж балясин. Дождался (с нетерпением, надо сказать), когда голова медлительного охранника оказалась подо мной, и от души ахнул по ней железкой. Он вздохнул, опустился на колени, завалился на бок. Я взял его автомат и нырнул в подвал.
   И столкнулся с Женькой. Она едва не застрелила меня – то ли от неожиданности, то ли от радости. И повисла у меня на шее. Это, повторяю, она умела.
   – Я человека убила, – шепнула Женька. – Он хотел меня обесчестить.
   – Значит, не человека, не переживай. Пойдем, глянем.
   Убедимся, стало быть.
   Женька провела меня в закуток, где ее «содержали под стражей».
   Игрок, обмякший, со спущенными штанами, лежал на спине, в крайне неудобном положении – на ножке перевернутого металлического стула.
   Я нагнулся над ним.
   – Жить будет. Ходить по бабам никогда. Он себе позвоночник повредил.
   Я перетащил его в дальний угол, бросил на него какое-то тряпье. Подобрал с пола разорванные Женькины трусики и заткнул ими на всякий случай его пасть вроде кляпа.
   Садист Серый.
   …Несмотря на предупреждение – не трогать заложницу до особого распоряжения, Игрок решил-таки попытать счастья.
   Он долго уговаривал Женьку, обещал помочь бежать отсюда, грозил всякими карами, сулил много добра и зла.
   Женька терпеливо выслушивала весь этот бред и наконец дала ответ, предельно ясный. И неприлично эмоциональный. Сожалею, что не могу привести его здесь.
   Игрок напал на нее сзади. Одной рукой зажал рот, другой обхватил горло. Женька обмякла в его руках, «потеряла сознание». Он с лихорадочным нетерпением избавился от своих штанов, перевернул Женьку на спину, задрал юбку и рванул трусики… И получил коронный удар в лоб, двумя пятками – со всей дури грохнулся спиной на тонкую ножку стула…
   – Пошли домой, – сказал я. – Мы по тебе соскучились.
   – Водку пьянствовать? – обрадовалась Женька. – А я знала, что ты не бросишь меня в беде.
   – Тебя бросишь, как же.
   – А ты страдал по мне, похудел даже.
   – В сухом полене жара больше, – буркнул я (так моя тетушка когда-то говаривала).
   – Посмотрим, – хихикнула Женька. И опять – на шею.
   У дверей я вырвался из ее объятий, придержал, осторожно выглянул.
   Теперь рисковать никак нельзя.
   – Подожди здесь.
   Я подобрался к караулке, заглянул в светящееся окошко. Двое охранников спали, как говорится, зубами к стенке, один валялся с газетой за неимением лучшего, четвертый чистил разобранный автомат. Вот бы все они, лентяи, занялись делом – привели бы оружие в порядок, да с полной его разборкой. Службы не знают, стало быть. Проучу!..
   Я отыскал подходящий кол (он был привязан к засохшему саженцу, точнее, наоборот) и подпер им дверь.
   С удовольствием взял Женьку за руку, и мы на цыпочках поднялись на балкон по внешней лестнице, прислушиваясь к веселому говору и женскому визгу среди звона посуды в доме.
   Я стал на перила, сложил руки в замок, Женька легко перенеслась на крышу, протянула мне руку. И все это – под аккомпанемент ее поцелуев и объятий.
   Остановились перед каменной стеной, отвесно уходящей ввысь, к звездам.
   – Серый, – выдохнула Женька. – Я ведь ни за что на нее не залезу. Тем более без трусиков. Ты подглядывать будешь.
   – Ну и оставайся, – рассердился я и чуть мигнул фонариком в небо. – А я на лифте поеду.
   Но не поехал, не успел.
   Едва наша «люлька» повисла над крышей, очнулся и завопил поверженный мною охранник. Вот что значит не доводить дело до конца!
   В дверь каптерки заколотились его коллеги – выбросились в разбитое прикладом окно, рванули к дому. От ворот бежал еще один.
   Я усадил Женьку в кресло, пристегнул, бросил ей на колени автомат.
   – Пошел, Арчи!
   – Цепляйся, Серый! – завопила Женька, передергивая затвор. – Прикрою!
   Снизу ударили автоматы, полетели осколки камней. Веревку бы не перебили.
   Пригнувшись, я пробежал по крыше и свалился в какой-то куст, затаился в нем.
   С неба упала и рванула граната. Женька, по пути наверх, добавила злую, отчаянную очередь. Ничего, сейчас Анчар ее успокоит.
   Стрельба прекратилась – некуда было стрелять, ни одной цели. Выстрелы сменились матом, нелепыми командами, которые никто не выполнял, собачьим лаем.
   Но народ прибывал, сбежалась охрана с соседних вилл. И я, пока не поздно, смешался с толпой, помелькал там и тут, покричал вместе со всеми и, когда надоело, нырнул в подвал. Здесь Женьку искать не будут. Ну, заглянут разок, и все.
   Можно отдыхать. Под топчаном, на котором недавно маялась Женька.
 
   …А она тем временем мчалась в машине с Анчаром. Развилку они проскочили вовремя – сзади мелькнули фары погони. Но попробуй догони Анчара в горах.
   Женька с восторгом вспоминала потом эту поездку. Ей это даже больше понравилось, чем качаться в кресле над бездной. Под пулями. Да без трусиков.
   – Один раз мы даже сорвались в пропасть, – врала она, – но Анчар схватился левой рукой за сосну и вернул машину на дорогу.
   Впрочем, кто знает, может, так оно и было. Анчар, во всяком случае, не отрицал этого факта.
   Еще до света они были в городе.
 
   Я устроился поудобнее, положил рядом пистолет.
   Шум в «осиновом» гнезде нарастал – взревели машины, погоня пошла. Наивные люди…
   Приблизился быстрый топот многих ног, озабоченный матерный говор. Пробежались по всем подвальным помещениям, сунулись в углы, но небрежно, даже не заметили под тряпьем своего отыгравшего Игрока.
   Я успокоился и уснул.
 
   И вот что мне приснилось.
   Будто бы наступило утро. И будто бы этим ясным утром к Медвежьему подъехала на нескольких машинах группа омоновцев при всем параде: в брониках, сферах, с палками и стволами.
   Старший вызвал председателя этого горно-садового товарищества, рассадника, стало быть.
   – По сведениям нашего информированного источника, – сказал старший, – на территории вашего поселка скрывается объявленный в розыск опасный преступник. Мы проведем розыск и задержание. А если потребуется, обезвреживание.
   Возражений не последовало. Тем более что причина возможных возражений уже не существовала.