Гусев Валерий Борисович. Вольный стрелок

   – Кто это тебя так? Ты видел?
   – Женька, – слабо оправдался я. – Она, вообще-то, умеет. Но у нее не всегда получается.
   – Давай я поправлю.
   – А ты умеешь?..
   – …Но у меня тоже не всегда получается. Рискнем еще раз? Терять-то нечего. Кроме волос.
   Рискнули. Вроде получилось. Володя сделал мне короткую прическу (третий день на свободе), привел в порядок бородку. И я сам себе понравился, когда переоделся: искатель приключений, из карантина.
   – А ты чего, собственно, приперся? – спросил Володя, когда мы сели за стол. – Нагулялся?
   – Поблагодарить тебя пришел. Что, нельзя? Как у тебя, кстати, обошлось?
   – А как обходится у того, кто с Серым связался? За отстрел задержанных и твой побег понизили в звании. Перевели в паспортный стол. На полгода.
   Я нырнул под стол, щелкнул замками чемоданчика, положил перед ним пачку долларов:
   – Компенсация.
   Володя встал, подошел к двери и распахнул ее:
   – Давай отсюда!
   – Ни хрена не давай. Ты работал на Мещерского. Это твой гонорар.
   – Я работал на тебя. Я помогал другу. Бывшему.
   – Только без истерик, – попросил я. – Не хочешь гонорар, возьми за стрижку.
   – За такую стрижку, – засмеялся Володя, – я сам тебе должен заплатить. Если честно.
   – Тогда так: ты продаешь мне информацию.
   – Служебную? – уточнил предусмотрительно Володя.
   – Отчасти, – уклонился я. – Сам решишь.
   – Серый, давай, я лучше возьму тебе билет. На самый дальний рейс. Поверь, все будут рады.
   – Бакс особенно.
   – Он здесь? – Володя привстал – вроде как стойку сделал. Недаром нас когда-то легавыми обзывали.
   – Похоже, что так. На месте решил разобраться. И он мне очень нужен, личные счеты. Но обещаю тебе, стрелять не буду. Сам, во всяком случае, – по существу, поправился немножко честный.
   – Ладно, что тебе нужно? По порядку.
   – Как мои дела?
   – Почти так же. Ты в розыске. Обвинение в убийстве Мещерского с тебя сняли, Боксера тоже: эксперты подтвердили, что смерть наступила от укуса ядовитой змеи, не запомнил, какой. Подлинность посмертной записки Мещерского подтвердилась. Правда, по поводу гибели Боксера кое-какие сомнения в твой адрес остались…
   – Ну, да, – я кивнул, – я ему змею за шиворот положил. И ущипнул ее за хвост, чтобы злее была.
   – …На разборе дела я пытался опровергнуть версию об убийстве Боровской, в основном из-за отсутствия мотивов. Не удалось, они уцепились за твое «признание» – корысть и низменные побуждения. Якобы ты за время пребывания на вилле соблазнился деньгами Мещерского и красотой его супруги…
   – Сволочи! – не выдержал я. – Но я тебе благодарен. Особенно за то, что ты назвал Виту его супругой.
   – Что ж я, совсем темный душой? – обиделся Володя.
   – Что еще?
   – С Анчаром твоим воевал. Он с повинной пытался идти, все на себя брать. Изолятор штурмовать собирался. Два дня разведку вел, пока я его не перехватил. Это ведь он тебя в горах пытался отбить?
   – Если не ты, то он. Больше некому. Женька твоя примчалась, быстрее своей телеграммы, такой нам разнос устроила… Славная девушка, надежная, – логически завершил Володя.
   – Деньги Мещерского конфисковали? Приобщили, так сказать, к материалам дела?
   – Вот этого не знаю. – Володя переставил солонку, не под ней ли эти деньги? – Когда тебя мотали, я смотрел дело. Была бумага по автомашинам и другому имуществу, это видел. По деньгам – ничего не попадалось. Обратил бы внимание. – Помолчал. – И большие деньги?
   – Очень. Все, что он за свою жизнь… скажем так, заработал. Не сомневаюсь, что он оставил соответствующее распоряжение. В духе порядочного человека. Пересмотревшего свою жизнь на пороге… вечности.
   – Ты хочешь их вернуть?
   – Правильно понял. Где этот, мой следователь, живет? В конторе-то я до него не доберусь.
   – У него свой дом за городом. Большая семья.
   – У меня тоже. Одних жен и наложниц без числа. А дома нет. Но я на эти деньги не рассчитываю. Адрес, Володя!
   – Точного адреса не знаю, не гостил у него. Где-то в поселке Космонавтов.
   – Ну не зря же тебя в паспортный стол посадили. Узнай завтра. Дело ведь не только в деньгах.
   – Ты через него на Бакса хочешь выйти? – понял Володя. – Думаешь, он по его наводке против тебя работал?
   – И это тоже. Да ведь и не прощать же ему, как он над Серым издевался. Долг, опять же, служебный нарушил. Взятку получил. Деньги государственные, по сути, присвоил. Стало быть, чем меньше – тем чище. Мне таких не жалко. Но и здесь тебе слово даю – пальцем его не трону. – Помолчал, сравнительно честный, признался. – Но морду, конечно, набью. Круто. Но это уже наши с ним дела, сугубо личные. Претензий у него не будет.
   Не успеет, подумал я, с претензиями.
 
   Я переночевал у Володи и, когда он ушел на службу, позвонил по коду в Москву, Светлову.
   – Удрал? – обрадовался он. – А я уже своих ребят хотел послать на выручку.
   – Своими силами, однако, управился, мой генерал. У меня тут ребят тоже хватает. И девчат.
   – Леша, ты большое дело провернул, спасибо…
   – Это случайно. Скучно было.
   – Не кокетничай. Какая помощь нужна? Тебе там виднее.
   – Помните, мой генерал, как Серый организовал в городе О, великий Центр по борьбе с преступностью? И как его прибрал к своим грязным рукам зеленый Бакс? И осмелился, сволочь, уничтожить моих друзей и соратников?
   – Много говоришь, Леша. Он в ваших краях, так?
   – Думаю, так. Значит, мне нужно…
   – Я понял, Леша. Ребят я все-таки пошлю. Успеешь до них управиться, твоя добыча. Не успеешь – никакой конкуренции. Все по этому вопросу, – уже с генеральской ноткой. – Но мне тоже нужна твоя помощь… Ты слушаешь?
   – Когда мне так говорят, я обычно свой бумажник из кармана в чемодан перекладываю, под нижнее белье.
   – …Так вот, я получил очень тревожную информацию, случайно. Хотелось бы, чтобы ты подключился к работе. Дело редкостное. Я бы сказал, страшное по своим возможным последстиям. В огромных масштабах.
   – Вы меня пугаете, я сейчас трубку брошу. А что же наши вездесущие спецслужбы?
   – Тут все очень непросто, Леша. Особенно по телефону. Приезжай, я жду.
   – Ну вот, – протянул я недовольно. – А я жениться хотел. Дом построить. Тостер купить. Хоть я его боюсь, вздрагиваю. Яхту со дна моря поднять. А на яхте – паруса, и – в открытое море, лет на десять, от всех этих мирмулек…
   – Потом, а? – жалобно протянул Светлов и напомнил: – Тебя ведь генерал просит.
   – Это вы там, своим, генерал. А мне вы не генерал.
   – Ломаешься? – загремел бас в лампасах. – Торгуешься?
   – Ну как вам сказать…
   – Что ты хочешь?
   – Так бы сразу… А то – генерал! Я, может, тоже полковник. Частного розыска.
   – Лешка, не хами! Выкладывай.
   – Вот этот следователь, что пытался повесить на меня три убийства, он очень, по-моему, нехороший человек…
   – Еще бы.
   – …Он ломал меня по указанию Бакса. За что и получил от него, да, собственно, не от него, тот ему «разрешил» присвоить деньги из сейфа Мещерского. Валюту.
   – Это серьезно.
   – Так вот, его надо размазать по служебной линии, так, чтобы он уже никогда не собрался. И чтоб другим было неповадно.
   – Я займусь этим. Сообщи мне попозже в подробностях. Лучше всего – в форме докладной записки. Причем даже не на мое имя. У нас теперь есть специальная комиссия. Она назначит служебное расследование, а потом – уголовное. Но ты не задерживайся, ладно? Можем опоздать.
   – И человечество нам этого не простит?
   – Не простит, – серьезно сказал генерал Светлов.
   – Да, собственно, у меня тут немного осталось. Деньги у следователя отобрать, передать их куда следует… Ну и так, какие-то мирмульки по линии Бакса.
   – Что за мирмульки такие?
   – Мирмульки, – пояснил я генералу, – это такие пустяки, которые не стоят вашего внимания…
   – Не зарывайся, Леша.
   – Первым стрелять не буду, мой генерал, обещаю.
   – Ну и вредный ты человек, Серый.
   – Вы еще не все про меня знаете, – успокоил его я.
   От всей души, стало быть.
 
   К обеду вернулся Володя. Шлепнул передо мной на стол бумажку с адресом следователя.
   – Я так понял, ты у меня задержишься, угол снимешь?
   – Поживу, если не возражаешь…
   – Не объешь, потерплю. – И он положил на бумажку ключи от дома. – Виноград только не воруй у соседей.
   – Больно надо. Я богатенький, как Буратино. Могу и на рынок сходить.
   – Вот я тоже по рынку походил, послушал, что люди говорят…
   – И говорят они…
   – Да, говорят они, что никаких денег в сейфе Мещерского отродясь не бывало. Одна старушка – она рваными галошами торгует – мне опись его содержимого показала. Там все есть, даже коробка со скрепками, аттестат зрелости и фотография любимой женщины, но денег в описи – ни копейки. И тем более – ни цента.
   – Вот видишь, кто был прав, стало быть?
   – Это еще не все. На него было два заявления – о вымогательстве. Хода им не дали.
   – Этих людей можешь установить и на меня вывести? Сделаешь?
   – Попробую сделать.
   – Попробуй не сделать. Я тебя расстреляю. Вот как вернусь – так сразу.
   – Ладно, напугал. Тогда прими еще информацию, бесплатно. Ко мне водитель автобуса заходил. Он снова похищенную девушку видел в той же машине, но уже с каким-то грузином в страшной кепке. Номер сообщил, я запомнил.
   – Ах, какое совпадение. – Я подошел к окну. – Не она ли?
   Володя выглянул, посмотрел на меня, еще раз на машину. Покачнулся.
   Я пожалел его:
   – Мне ее бандюки Боксера подарили. Когда его имущество делили меж собой, на память о безвозвратно ушедшем командире.
   – Так ты поехал? – нетерпеливо спросил он и признался: – Я больше не могу. Передохнуть от тебя надо.
   – Поехал, стало быть.
   И я опять поехал. В поселок Космонавтов.
   Что я там натворю, сам еще не знал. Установлю пока наблюдение, изучу его распорядок, привычки, а там уже – импульсивно, стало быть. Как Бог на душу положит.
   Поселок не больно далеко был, как раз на полпути между районом и Майским. Небольшой, уютный такой, совершенно дачный. Весь в садах и виноградниках. Частные домики, дома и домищи с бассейнами. Магазинчик, а вокруг него – базарчик с фруктами и тряпками. Три улицы всего – Первая, Вторая и Третья.
   Мой дом был на Второй, центральной, поэтому я поездил по Первой и Третьей, подходы намечал.
   Вокруг дома – каменная ограда, за ней хороший сад, в саду – беседка под виноградной лозой. Я остановил машину за несколько домов и вальяжно прошелся по улице, сдвинув шляпу на нос, посвистывая и постукивая по заборам сломленной веткой: собаки у следователя не было.
   Приближался вечер. Я выехал из поселка, поставил машину на площадку под большим орехом, поддомкратил, снял переднее колесо и утомленно присел на скамеечку, окружавшую ствол дерева.
   В девятнадцать тридцать две проскочил мимо меня зеленый «жигуль» с объектом моего наружного наблюдения за рулем. Стало быть, поборолся с сорняками на ниве справедливости, теперь домой поспешал: в садике повозиться, детишек потетешкать, жену приласкать и чайку перед сном выпить.
   Впрочем, об этом уже завтра. Не все же сразу.
   И я поставил колесо на место и поехал потрепаться к Володе. Заодно и переночевать.
   А к девятнадцати ноль-ноль, оставив машину на обочине, естественно, с той стороны поселка, откуда никак мой следователь не мог приехать, если только спьяну, переодевшись в старое и Анчаров кепок, срезав себе посох, закинув за плечо мешок, вступил на Первую улицу утомленным странником.
   Подошел к одному домику (ну понравился он мне, приветливый такой, и заборчик у него общий с одним домом, что на Второй улице), постучал в глухую калитку.
   – Хозяин! Передохнуть пустишь? До холодка.
   Хозяин оглядел меня от кепки до кроссовок, отворил калитку:
   – А украдешь чего?
   – А зачем? – Я встряхнул мешок за плечом. – У меня все есть. Вот водички если испить, не откажусь.
   – Ага, – заподозрил хозяин, – водички испить, а то так жрать охота, что и переночевать негде?
   – Не, – успокоил его я, направляясь в ту точку, где мне больше всего нравилось, – я вот здесь посижу чуток, а после дальше пойду. Мне сегодня в Майском надо быть – там и ужин, там и приют с лаской.
   Я снял мешок, расположился рядом с кустом роз, нюхнул одну, закатил глазки в восторге.
   Хозяин пошел за водой, а принес вина, расположился рядом. Лучше и не придумаешь.
   Расстелил на травке полотенце, разложил яблоки, кисть винограда, поставил кружки. Наполнил. Выпили за знакомство.
   – Ты кто ж будешь? – спросил он, яростно хрустнув яблоком.
   – Писатель. Хожу по земле, смотрю, как люди живут. То порадуюсь с ними, то огорчусь…
   – Чего же пешком-то? – Он опять на
   полнил кружки.
   А я услышал звук подъехавшей по Второй улице машины, хлопок дверцы, радостный визг детей.
   – А машины нет – вот и пешком. Да оно так интересней. Что там в окошко увидишь?
   В доме следователя зазвенела посуда.
   – Рассказал бы чего? Как, скажем, в других местах люди теперь живут? Давно нигде не был.
   – Что так?
   – А куда теперь поедешь? Заграница кругом. Деньги разные, цены не поймешь, народ злой…
   Я поддерживал разговор, прислушиваясь больше к тому, что происходило на соседнем участке, чем к словам собеседника, хронометрируя каждое событие на сопредельной территории.
   Около девяти завершился ужин, и следователь, в рабочей одежде, вышел в сад, и без того ухоженнный без меры, принялся бродить меж посадками и деревьями: там секатором чикнет, здесь тряпицей подвяжет, то на гусеницу ругнется, то лягушки испугается.
   – Сосед! – задиристо крикнул мой радушный хозяин, когда на полотенце не осталось ничего, кроме ощипанной кисти винограда и яблочного черенка. – Посиди с нами! Вина выпей!
   Это бы неплохо.
   – Не пойдет ведь, такая сволочь. Двадцать лет соседствуем – ни разу за стол не пригласил. И не откликнулся.
   – Серьезный человек?
   – Хрен его знает? Сейчас по саду пошляется и вон в тем окошке чай сядет пить. Водохлеб! – И хозяин в знак протеста пошел за вином.
   – А чего он в окошке чай пьет? – пошел я напролом. – Ишь у него беседка какая ладная, под виноградом. Пей – не хочу. В любимом-то саду.
   – Он в тую беседку нынче – ни шагу. Там, слышь, в винограде какая-то моль завелась, в чашки стала падать. А раз ему за шиворот попала – вот визгу-то было, всю улицу побудил. Чумной какой-то мужик.
   Я дождался, пока «чумной мужик» отпил вечернего чаю и захлопнул окно, поблагодарил хозяина и стал собираться в путь-дорогу.
   – А то заночуй, – предложил он. – Вино еще есть. А утром автобусом доедешь.
   Соблазнительно. Но уж больно наслежу, и хорошего человека могу подставить – кто знает, как мой визит обернется.
   – Не, сегодня обязан быть. Обещал.
   – Не иначе любовника застать хочешь? – хитро улыбнулся хозяин.
   Я тоже хитро улыбнулся, но ничего не сказал.
   – Дорога-то у вас спокойная? – спросил я за калиткой.
   – А чего у тебя брать-то? – посмеялся хозяин. – Да и не девка ты.
   Это уж точно! Совсем даже наоборот, стало быть.
 
   Я прошел чуток по дороге, свернул в темный проулок и пошел в обратную сторону к машине.
   Едва разыскал ее в темноте, переоделся и благополучно вернулся в Майский. Довольный и решительный.
   Володя понял меня превратно, попросил мой пистолет, понюхал ствол и пересчитал патроны в обойме, не поленился.
   – А чего ты тогда сияешь? – спросил он, возвращая мне «вальтер».
   – А вина на халяву нажрался, не повод?..
   Еще пару вечеров я набегал в поселок, в разное время проехался мимо дома следователя. Убедился – он был размеренный человек и свои привычки не менял.
   Сердце мое нетерпеливо горело местью. К тому же по друзьям соскучился. Пора домой, стало быть. Под шкуру.
 
   Следующим вечером я простился с Володей, пожелал ему больших успехов в деле всеобщей паспортизации населения.
   – Где тебя искать, если надо? – спросил он.
   Как я объясню, если сам толком не знаю. Да и не хотелось мне открывать Ан-чарово убежище, даже Володе.
   – Я тебя сам найду. Подстрахуешь мои разборки с Баксом?
   Володя вздохнул:
   – Мне терять нечего. В крайности, постовую службу придется вспомнить…
   Перед выездом в поселок я еще пошарил по магазинам, ну что я за гостинцы ребятам приготовил? Как нищий, право. И я купил еще один чемодан, который набил всякими вещами, вплоть до полотенец – банных, личных, ножных, кухонных.
   За городом опять переоделся во все страшное и прибыл точно к завершению садоводом-любителем его вечернего обхода своих владений. Махнул через забор, укрылся в беседке, щипал со скуки виноградные ягоды и смотрел и слушал, как великий сыщик, едва не погубивший Серого, пьет в окне свой традиционный вечерний чай со «сникерсом».
   Задумчиво откусит, покатает во рту, прихлебнет со свистом из чашки и со значением смотрит в темноту сада.
   Все, пора. А то весь чай выпьет.
   Я скользнул из беседки, пригнувшись, шмыгнул к дому и – по стеночке – до окна. Включил в кармане диктофон.
   Перед окном резко выпрямился:
   – Здорово, мужик! Ну-ка, посторонись. – И махнул в комнату.
   Сначала он вскочил со стула, открыл рот и выронил непроглоченный кусок на рубашку. Постепенно закрыл рот, машинально вытер ладонью подбородок. Потом выбросил руку к пиджаку, висевшему на спинке стула.
   Довольно суетливо вытащил из кармана пистолет… и проводил взглядом его полет в окошко, в темный сад.
   Отступил в комнату.
   – Кто вы такой? – Для следователя довольно глупый вопрос, лучше звучит утверждение: мне все известно.
   – Спроси лучше, – подсказал я, – что вам нужно? Только не ори. – И я показал ему кусочек своего пистолета.
   – Что вам нужно? – автоматически повторил он.
   – Пришел продолжить наше знакомство. Мы остановились на самом интересном месте.
   – Гоша? – послышался за дверью женский голос. – Ты собираешься ложиться?
   Я успел защелкнуть дверную задвижку. В дверь, с той стороны, толкнулось что-то плотное.
   – Отчего ты заперся? – удивленно-подозрительно.
   – Я смотрю секретные документы, лапочка, – подсказал я лживым шепотом.
   Он повторил, не отрывая глаз от моего «вальтера». Я всегда считал, что пистолет с голым стволом гораздо убедительнее смотрится.
   – Не засиживайся, дружок. Я жду.
   – Хорошо, я скоро, – пришлось вновь просуфлировать. И грубо уточнить: – Сожительница?
   – Вы Сергеев? – догадался он, когда нас оставили в покое.
   Я не стал отпираться – бесполезно, такой проницательный, хваткий. От него не уйдешь, не отвертишься. Крутой мент.
   – Что вы хотите?
   – Хочу, чтобы ты извинился передо мной за гнусную клевету. – Я сел за его письменный стол, положил пистолет. Пусть получше поймет, что мы поменялись ролями. Теперь я буду его допрашивать. Применяя незаконные методы.
   – Извиняюсь.
   – Ну, – обиженно протянул я, – так не пойдет. В письменной форме. В газету.
   – Зачем же так?.. Я искренне…
   Я не поленился, встал, подошел вплотную, от души ткнул его пистолетом в лоб. Это он понял.
   – Садись, – я указал ему место напротив, за столом. – Пиши.
   Он послушно взял листок бумаги, выжидающе посмотрел на меня.
   – Так. «Я, такой-то, следователь районной прокуратуры, заведомо неправомерно возбудил уголовное дело в отношении гр. Сергеева А. Д. по обвинению в убийстве трех человек». Написал? Возражения, уточнения есть? Дальше: «Зная о его непричастности к этим преступлениям, в нарушение закона заключил вышеупомянутого Сергеева А. Д. под стражу и незаконными методами добивался от него фиктивного признания своей вины». Согласен? Согласен, вижу. Пиши: «В своих действиях глубоко раскаиваюсь и приношу Сергееву А. Д. свои искренние извинения. В пояснение моего поступка…» Вообще-то, это преступление. Ну, ладно, сойдет. «В пояснение моего поступка сообщаю, что меня вынуди ли к нему следующие обстоятельства…» Дальше – сам. Мне все равно, как ты будешь объясняться. Можешь, если не боишься, даже сказать правду: мол, меня заставил пойти на это (под угрозой или взяткой) крупный авторитет преступного мира, известный под кличкой… Бакс. Он выронил ручку.
   – Я не знаю никакого Бакса. Я напишу по-другому.
   – Да пиши что хочешь. Только убедительно и самокритично.
   Он долго сопел над листком, наконец протянул его мне.
   – Вслух, – потребовал я.
   Объяснение было невразумительное, да что от него требовать? Это было неважно.
   – Все, – сказал я, – молодец. Число, подпись.
   Я прекрасно понимал, что все это – филькина грамота, но в совокупности с диктофонной записью сработает где надо.
   – Я могу идти спать? – вежливо, с надеждой в голосе спросил он, когда я сложил листок и сунул его в карман.
   – Ты помнишь, как со мной работал? – Он стыдливо опустил голову, как первоклашка, уличенный в списывании со стены интересного слова. – Не торопись, еще не вечер.
   – Маша будет беспокоиться.
   – Что-нибудь придумаешь.
   Теперь его надо дожать до Бакса.
   – Где деньги Мещерского?
   – Какие деньги? – весь лоб в морщинах.
   – Не запирайся. Нам все известно. Деньги из сейфа Мещерского.
   – Вы что… грабитель? – Это он к моей совести апеллировать попробовал. Догадался, наивный.
   – Робин Гуд. Повторить вопрос? – Я снова поднял пистолет. – Человеку, которого обвиняют в тройном убийстве, совершить четвертое…
   – Ах, эти деньги? У меня их нет. Я сдал их в установленном порядке.
   – Начальству будешь врать.
   – Вы не поняли, – выкрутился он, запутываясь. – Эти деньги – да, мне обещали их в качестве… вознаграждения за вас…
   Как деликатно объяснился.
   – …Но после вашего побега их у меня изъяли. – Поправился: – Я их вернул.
   Честный какой.
   – Кому?
   – Одному человеку. Вы его не знаете.
   – И он меня тоже? Зачем же он так старался?
   Опять головку вниз, пальчиком край стола колупает.
   – Ну вот что, оголец. Мне пора – ехать далеко. А дороги у вас неспокойные. Все сведения о тебе, в том числе и заявления о вымогательстве, я передал в министерство. От меня зависит, что с тобой будет…
   Этого он не ожидал, чуть не расплакался.
   – Тебя Бакс на меня натравил?
   Он сильно и молча кивнул, едва лбом в стол не ударился.
   – Где он? Сколько у него людей?
   – Не знаю. Я с ним не встречался. На меня Боксер выходил.
   Тут уж я не выдержал и дал ему подзатыльник (на этот раз он крышку стола достал – носом):
   – Что ты опять врешь, сучонок? Боксер в это время уже пахнуть начал.
   Не понравилось, захлюпал носом.
   – Как ты держишь связь с Баксом? – повторил я.
   – Правда, не знаю. Когда я ему нужен, приходит его человек.
   – Всегда один и тот же?
   – Нет, разные.
   – Кого из них ты знаешь? Не молчи.
   – Администратора гостиницы…
   – «Лавровая ветвь»? – поторопил я его. Сейчас опять Маша ломиться начнет.
   – Да.
   Доверенное лицо, стало быть.
   – Завтра поедешь к нему и скажешь, взволнованно, с придыханием, что у тебя есть сведения о Сером. Лично для Бакса.
   – Он меня убьет…
   – А какая тебе разница, кто тебя убьет – он или я? Только, если ты сдашь мне Бакса, у тебя есть шанс. Если наоборот – ни малейшего. Это понятно? Не слышу.
   – Гоша! – завопила за дверью Маша. – У тебя совесть есть?
   – Отвечай, дурак, – спокойно сказал я. – Все тебе подсказывать надо.
   – Машенька, – завопил и он. – Я заработался. Завтра у меня очень сложный допрос. Потерпи, дружок, я уже кончаю.
   – Лучше бы в спальне кончал, да почаще, – буркнула Маша и ушла, зло шлепая задниками тапочек.
   – Ладно, хватит на сегодня, – сказал я, подходя к окну. – Нам обоим пора. С утра едешь в гостиницу, вечером я жду тебя у твоей конторы. Любая глупость с твоей стороны – последняя.
   И я махнул в окно, не набив ему морды. Пока, стало быть. Успею еще.
   И поехал с его пистолетом, за которым не поленился нагнуться в саду, и с гостинцами в горы, в родную пещеру, к своим снежным человекам. Которые уже наверняка волновались в связи с моим затянувшимся отсутствием.
   И торопился рассветным утром (как Женька говорит) по заоблачной тропе, как дурак из пяти букв, в шляпе, в пиджачной паре и с двумя чемоданами.
 
   Встретили меня в пещере радостно, в основном из-за чемоданов. Оценили мой «прикид», особенно отметили прическу. Накормили и уложили спать. До полудня.
   Потом Женька меня растолкала и спросила:
   – Когда домой поедем?
   – А чем тебе здесь плохо?
   – Здесь хорошо, – подтвердил Анчар. – Только вина нет.
   – Зато воды много, – сказала Женька, кивнув на вход, за которым лил дождь.
   Уже давно, вот почему так хорошо спалось.
   – Мне немного осталось, – сказал я. – Следователя нашлепать и Бакса разложить.
   – А чем же ты занимался эти дни? – возмутилась Женька.
   – Подготовкой, – гордо отрезал я.
   – Давай пополам сделаем, – предложил Анчар. – Следователя я нашлепаю, а потом вместе Бакса накажем.
   – Я подумаю, – пообещал я. – А вообще, Жень, ты права. Не место тебе здесь. Да и нам тоже. Тем более что все заботы мои – в населенных пунктах. К тому же сегодня дело мое прокурор закроет. С подачи моего раскаявшегося дружка. – И я показал им выбитую из следователя бумагу.
   – И что ты предлагаешь? – поинтересовалась Женька. – Отель нам не светит.
   – В психушку перебраться. Под теплое крылышко пана Пшеченкова.
   Анчар хотел что-то сказать, но удержался.
   – Решено, – подытожил я, вставая. – Только в монастырь по пути заглянем, пару автоматов прихватим.