Гусев Валерий Борисович. Вольный стрелок

   Подошел к Боксеру.
   – А ведь ты бы мог закончить жизнь со всем по-другому, – сказал я на прощание.
   – Иди ты на … – прошептал он.
   Но я не понял. Не знаю таких грубых слов.
   Я столкнул лодку в воду, сел за весла. И тут появился Анчар, жуя на ходу.
   – Где ты был? – спросил я, подгребая к нему.
   – Стекло вставлял, да. Кушать готовил. – Он бросил взгляд на застывшее тело Боксера. – Опоздал, да?
   – Нет, почему же? Попрощайся. Это он убил Светкиного жениха. И похитил Женьку.
   Анчар запальчиво плюнул в сторону камня, на котором остывал труп Боксера.
   Непростительный для горца поступок.
 
   Отоспавшись, мы вычистили все добытое в бою оружие, смазали, уложили в ящик и спрятали в монастыре.
   Потом Анчар подогнал джип к сгоревшей машине и оттащил ее в сторону, чтобы освободить проезд.
   Мы заперли ворота и поехали двумя машинами за Мещерскими.
   Я застал у них доктора Макарова, не умевшего скрыть свою озабоченность. Позже надо поговорить с ним. Он это понял.
   – Я поеду с вами, не возражаете? – обратился он к Мещерскому. – Отдохну у моря, более подробно осмотрю вас.
   Тот пожал плечами и спросил меня:
   – А где Анчар?
   – В машине. Он боится сюда идти. Тут одна дама чуть его не изнасиловала.
   Мещерский слабо улыбнулся. Он постарел, осунулся. Даже немного поседел, чуть заметно. Аристократическая бледность сменилась болезненной.
   Но все-таки был хорош. И еще больше похорошел, когда вошла Вита.
   Она забросала меня объятиями и вопросами. Будто век не видались. Похоже, так и было. Я тоже по ним соскучился, как ни странно.
   – Можно возвращаться на виллу, – сказал я, – опасности больше нет. Остались одни удовольствия.
   – Значит, и Женечка может вернуться? – в один голос вскричали Мещерские.
   Ну и Женька!
   – Конечно, – ответил я, – но не сразу. Я поручил ей сложное дело.
   Которое она сделает за один час московского времени. Но я чувствовал, что это еще не все. По крайней мере, для меня.
   – Вы жестокий человек, – улыбнулась Вита. – И прежде всего по отношению к себе. Женечка – это сокровище.
   Я не возражал, но внес уточнение, желая быть объективным:
   – Склочница. Вы бы слышали, как она собачилась с подругой.
   – Она вас ревновала, – поставила диагноз проницательная Вита. – Я собираю вещи.
   Через несколько минут вошел, охранник и взял собранный чемодан, отнес его в джип.
   По пути к машинам мы хотели зайти к доктору Пшеченкову, попрощаться и поблагодарить за гостеприимство, но я прислушался у дверей кабинета и покачал головой. Ясновельможный пан проводил очередной сеанс сексотерапии, а нарываться опять на «как вы не вовремя» мне не хотелось.
   Мещерский написал ему записку, вложил ее в конверт с деньгами и отдал охраннику. Не обидев и его.
   Мы подошли к джипу. Анчар вылез из-за руля.
   Мещерский пожал ему руку, Вита поцеловала его.
   – Где ты был так долго? – спросила она.
   – Воевал, – приосанился джигит.
   – И здорово воевал, – похвалил я Анчара от сердца – он расцвел.
   Мы с Макаровым сели в «Форд» и тронулись вслед за джипом.
   – Как дела? – спросил я.
   – Плохо. Осталось совсем немного. Я передал Вите очень сильное лекарство от головной боли. Оно поможет ему, но ускорит негативный процесс.
   – Вы сказали ему об этом?
   – Он сам это знает.
   – Сможете задержаться на вилле?
   – Это необходимо. Я бы хотел понаблюдать его. Может быть, что-нибудь придумаю. В пределах возможного.
   – А что Вита?
   – Мы не посвящаем ее в подробности, но она, как любящая женщина, все понимает.
   – Держится она хорошо.
   – Они оба молодцы. И как же долго они могли бы быть счастливы.
   Короткое счастье сильнее, хотел сказать я, но понял, что не прав.
 
   Дом снова ожил на время – хозяева вернулись. Они обошли свои владения и ничего не заметили из повреждений, Анчар постарался.
   – Неплохо вы повоевали, – кивнул Мещерский в сторону сгоревшего «уазика».
   – Это еще не все. Мы рассчитались и за яхту. Вон там покоится на дне тот самый катер с пробоиной в днище. Мы можем поднять его и оставить у себя в качестве компенсации.
   – Сначала мы поднимем яхту, – сказал Мещерский. И это мне понравилось. – Отремонтируем, и я подарю ее вам, в качестве компенсации. – Вот это не понравилось. – Но мы об этом поговорим позже.
   Совсем плохо. Будто раздает имущество родным и близким.
   Мы поужинали. Вита поиграла нам на рояле. Анчар упрямо напевал про аэродром под все ее мелодии. Мещерский, как обычно, не сводил с нее глаз. Макаров – с него.
   Было в общем-то неплохо. Только всем сильно не хватало нашей Женьки.
   Перед сном Мещерский пригласил меня в кабинет.
   – Ковер придется заменить, – сказал я. – Они пытались вскрыть ваш сейф.
   Он пожал плечами и сел за стол, указал мне кресло.
   – Что вы сделали с кассетой?
   – Отправил в Москву, в министерство.
   – Я так и думал, – он задумчиво поиграл карандашом. – Вот что, Алекс. Вы не плохо справились со своими обязанностями. Сделали даже больше того, на что я мог рассчитывать. Я вам очень признателен…
   Я наклонил голову. Хотя мне хотелось пожать плечами.
   – …Наш договор потерял силу. Мне бы хотелось рассчитаться с вами. Более того, я считаю, что вы заслужили гораздо более высокое вознаграждение, чем предусмотрено договором. Яхту я отдаю вам. Не надо спорить, – в голосе появился металл. – Это бесполезно. Что еще? Что я могу сделать для Женечки?
   Я встал и пошел к двери.
   – Куда вы?
   – Собрать вещи. Вы позволите Анчару отвезти меня сейчас в город? Я заплачу ему. Или вам, как удобнее.
   Он помолчал, постучал карандашом о стол.
   – Простите меня, я оскорбил вас. Но от чистого сердца. От желания возможно полнее выразить свою благодарность.
   Как красиво сказано: оскорбил от чистого сердца. Диалектически.
   – В последнее время, – сказал я, – мы работаем на вас как друзья.
   – Я знаю. Меня это очень радовало. Что ж, сделаем по-другому. Но я пригласил вас не за этим. У меня есть еще одна просьба. Вы не могли бы еще немного пожить с нами?
   – Я сам хотел вам предложить это. Я привык работать с гарантией.
   – Тут другое… Мне бы хотелось, чтобы в трудную минуту вы были рядом с Витой.
   – Что вы имеете в виду? – грубо спросил я.
   – Ну мало ли… Всякое может случиться, – эта уклончивая фраза была тверда. Больше он ничего не скажет.
   Да, собственно, он все уже сказал.
   Я прошел к себе, сел в кресло, закурил. Почувствовал накопившуюся злую усталость. А впереди еще – неизбежное «мало ли что».
   Мне захотелось пойти сейчас к Анчару в саклю, сесть с ним рядом на пороге со стаканом в руке, слушать его «аэродром», неугомонных цикад и шелест волн под вечными звездами.
   Так я и сделал…
 
   Макаров пробыл у нас несколько дней, ничего не сказал и не сделал утешительного и собрался в Москву.
   – Надеюсь на вас, – отмочил он на прощание, когда я отвез его в город. – Звоните, если что…
   Если что что? Мудрила.
 
   Я поехал в «Лавровую ветвь». Вошел в номер Боксера. Здесь было несколько человек, двоих я знал. Но вели они себя сейчас совсем по-другому.
   Встали, когда я молча остановился в дверях, поставили наполненные стаканы: еще в коридоре я достал из сумки и повесил на плечо автомат, за поясом – мой любимый «вальтер».
   И красиво стоял на пороге – загорелый, мужественный, немного утомленный и неустрашимый. Непобедимый, стало быть.
   – А все почему? – сказал бы я им. – Все потому, что борюсь за правое дело, за справедливость. А вы все – наоборот. Но, думаю, они и так все поняли.
   В холле номера было смрадно. Пили уже не первый день, пили скучно, без тостов и шуток, вяло стуча стаканом о стакан.
   – Где Боксер? – нагло спросил я.
   – Погиб, наверное, – ответил тот, что меня всегда обыскивал.
   – Где, на охоте, наверное?
   Напряженное молчание в ответ.
   Сейчас я им скажу речь.
   – Вот что, козлы, вы там на виллу Мещерского притащили какую-то ржавую горелую железяку. Мне она мешает созерцать природу. Чтоб сегодня же убрали.
   – Сделаем, шеф, – сказал один.
   – Я тебе не шеф. Твой шеф на солнышке преет. А где этот жлоб, капитан затонувшего корабля?
   – В соседнем номере, – сказал другой, – справа.
   – Я зайду к нему минут на десять, а вы потом ему «Скорую» вызовите. – И вежливо добавил: – Пожалуйста.
   – Выпьешь с нами? – спросил третий и протянул мне стакан. – За упокой нашего бывшего шефа.
   – Покоя ему не будет: на его могилу Анчар плюнул. А я с такими, как вы, водку не пью.
   И правильно, подумали они, мы недостойные люди.
   И я сказал этим людям, какому еще более недостойному Баксу они служат. Потому что был уверен, что Светлов с ним строго по закону разберется. А этого мало, стало быть.
   И пошел в номер Капитана, поиздеваться над ним. А как же? Вы – нам, мы – вам. Серый никому ничего не прощает. С гарантией работает.
   Капитан тоже пил водку и собирал вещи.
   – Знаешь меня? – спросил я, закрывая ногой дверь.
   Он растерялся.
   – В бинокль видел.
   – На самом деле я еще хуже. Где Мещерский и его дама?
   – Клянусь, мы ничего дурного им не сделали. Высадили на остров, и все. Чтобы не мешали на вилле.
   – А яхту кто потопил? Вместе с пассажирами и экипажем.
   – Клянусь, – он прижал руки к груди. И совсем не был похож на того негодяя, о котором мне рассказывали Мещерские. – Клянусь, мы высадили их на остров.
   – Если не найдешь их в два дня, Анчар тебя зарежет, за два часа. Он умеет.
   – Я искал, я очень сильно их искал. Они убежали за границу.
   – В наручниках, – я прямо-таки убивал его своей осведомленностью. А он никак не мог сообразить от страха, что она идет от первоисточника.
   – На борту был пассажир, моя любимая. Где она?
   – Не было! – Он уже пузыри пускал. – Только Мещерский и его жена…
   – Ты сядь, успокойся. – Я положил автомат на столик, чтобы наши шансы были равны. – Так это с его женой ты хотел побаловаться? Да говорят еще, что в извращенной форме. Да в присутствии мужа. Какие-то вы все однообразные.
   Ладно, хватит с него. Он все понял и больше не будет. Я и ему рассказал для верности о Баксе. И набил ему морду. Очень. Всю.
   И на прощание сказал:
   – А Мещерского найди – проверю.
   Но он не услышал…
 
   С приятным чувством хорошо исполненного долга я вернулся на виллу.
   Правда, Анчар на меня надулся. Как-то по-детски.
   – Воевать вместе, да? А плоды пожирать один, так, да?..
   Это он о мордобое в капитанском номере.
   На вилле было грустно. Тревога смешалась с печалью.
   Начались дожди. Море помутнело, сильно волновалось, выбрасывая на берег всякие вещи с катера.
   Почти все время мы проводили в гостиной, у камина, который стараниями Анчара жарко пылал весь день, то бросая по стенам яростные блики, то выбрасывая в комнату клубы дыма, когда задувал «плохой ветер».
   Вита часто садилась к роялю. А Мещерский, когда у него не болела голова, словно пробудившись, рассказывал нам много интересного из того прекрасного, что познал за последнее время. Я тоже с вниманием слушал его под вой ветра в каминной трубе и мерные накаты волн на берег. И узнал из его рассказов много новых слов.
   Вскоре вернулась хорошая погода, последняя в этом году. И мы с Мещерским занялись обследованием катера и откровенным мародерством. Трупов там не было, но было много полезного. Мы собрали еще оружие, правда, с ним пришлось повозиться – море его не щадило, покрыло ржавчиной, забило песком. Ныряя в каюты, мы вытаскивали из них все, что могло пригодиться и могло облегчить катер при подъеме, складывали все добытое в швертбот, и Анчар отвозил на берег.
   До осенних штормов мы надеялись, подняв катер, с его помощью поднять и яхту.
   Вита опять стала подолгу и далеко плавать, благо дельфины уже давно не показывались.
   И вот в один прекрасный вечер Мещерский рано ушел к себе, закрылся в кабинете. До этого мы очень хорошо проводили вечер, по полной программе, с музыкой, песнями и плясками. Князь, правда, чаще обычного незаметно, как ему казалось, запивал минералкой таблетки. А один раз громко сказал какую-то нелепицу и стал запихивать кусок недоеденного шашлыка в узкое горлышко графина. Но тут же опомнился и очень испугался.
   Через некоторое время он сказал просто и скучно: «Мне пора», извинился и вышел. Вита вышла за ним, но скоро вернулась.
   – Саша занялся в кабинете. Мы не будем ему мешать. – Она была спокойна.
   Мы разбрелись по своим углам, угнетенные, но не встревоженные. Потому что в последнее время Мещерский частенько чудил, но всегда умел деликатно поправиться.
   В кабинете Князя до утра горел свет.
   К завтраку он не вышел, а когда Вита отправилась к морю, в доме раздался выстрел.
   Мы с Анчаром одновременно вошли в кабинет. Не ворвались, не вбежали, а именно вошли, будто он позвал нас звонком настольного колокольчика.
   Мещерский лежал на спине посреди комнаты, раскинув руки, чуть отвернув голову, на которую было страшно смотреть.
   – Перехвати Биту, – сказал я Анчару. – Она в море.
   – Так, да, – сдавленно проговорил он и вышел из кабинета.
   Я прошел к письменному столу. На нем лежала записка с обычным в таких случаях содержанием (прошу, мол, в моей смерти никого не винить, ухожу из жизни сознательно и добровольно и т. д.). Ее я не тронул.
   Отдельно лежали два конверта. В записке на мое имя Мещерский благодарил за помощь, просил его понять и не судить слишком строго, а также просил позаботиться об Анчаре и Вите. Здесь же была пачка долларов (мой гонорар) и красивое женское кольцо – подарок Женечке, последний ей привет.
   Князь он и есть князь.
   Пожал плечами и застрелился.
   Письмо Вите я тоже положил в карман. Я понимал, что совершаю преступление, но мне слишком была дорога их любовь.
   Поняв, что результаты ночных трудов могут быть не только на столе, я заглянул в корзину для бумаг – она была полна клочков разорванных страниц. Я поворошил их, на глаза попался обрывок со словами: «…у меня было все, но у меня ничего не было…»
   Итог всей жизни талантливого и красивого человека.
   Зачем-то я положил и этот обрывок в карман, забрал корзину и вышел в гостиную.
   Выглянул в окно – в дали моря белела шапочка Виты.
   В камине тлели угли, и я вывалил на них все содержимое корзины. Следствию они вряд ли помогут, а Мещерскому так спокойнее.
   Бумаги начали чернеть, зашевелились и разом, торопливо вспыхнули – как взорвались.
   И тут же раздался еще один выстрел.
   Я подскочил к окну – белой шапочки в море больше не было.
   Перехватил абрек Виту…
   Я выбежал из дома.
   С крыши сакли спустился, плача, Анчар с карабином.
   – Ты с ума сошел! – Я зачем-то вырвал у него ружье.
   – Лучше, чтобы она повесилась, так, да?.. Или чтобы ее опять схватили грязные жадные руки… Как Сулико… После Саши, да… – Анчар говорил непривычно для него быстро, лихорадочно, слизывая слезы с усов. – Вита сказала: Арчи, я умру в один час с Сашей… И посмотрела на меня… Я не обманул ее… – И он зарыдал, припав к моему плечу, содрогаясь всем телом.
   Я обнял его.
   Мне было страшно.
   – Стыдно, – наконец сказал Анчар, вытирая ладонями лицо. – Арчи – не женщина. Скажи – кто виноват, и Арчи…
   – Никто, Анчар, – сказал я тихо. – Просто двое людей прожили свою жизнь. Спрячь карабин и езжай в город за милицией
   – 
   Приехала оперативная группа, в полном составе. Во главе со следователем прокуратуры.
   Володя сделал мне глазами знак, чтобы я не очень афишировал наше знакомство. И не лез в бутылку.
   Пошла обычная в таких случаях работа. Медэксперт констатировал смерть от огнестрельного ранения в висок. Добавил, что, по его мнению, картина типичная для самоубийства. Следователь, поглядывая на меня, выразил сомнение.
   Мне это не понравилось. Не хватало еще осложнений с родной милицией.
   – А где же тогда оружие, посредством которого совершено это так называемое самоубийство? – И снова «проницательный» (я тебя насквозь вижу) взгляд на меня.
   – Ищите, – я чуть было не пожал плечами.
   – А вы пока помолчите. Вас еще не спрашивают.
   Вошедший сотрудник что-то шепнул ему на ухо.
   Следователь с еще большим интересом, я бы сказал, с многообещающим интересом взглянул на меня и вышел из кабинета. Быстро вернулся и обратился ко мне:
   – Как вы объясните пулевую пробоину в стене дома? Заделанную, кстати, весьма тщательно. И недавно замененное стекло.
   – И кто жег бумаги в камине? – бросил и свой вопрос сотрудник.
   – В какой последовательности отвечать?
   – Как вам удобнее, – ухмыльнулся следователь.
   – Хорошо, я отвечу. Но это мои последние слова без протокола. Бумаги скорее всего жег покойный. Разбитое стекло и пулевой след – результат недавнего нападения на виллу хулиганов.
   – И что же? – Он все-таки втянул меня в разговор. – Вы заявили в милицию?
   – Да зачем? Обычное дело – постреляли и ушли.
   – Так-таки и ушли? – И «поймал» меня «неожиданным» вопросом: – У вас есть оружие?
   – Откуда? Я мелкий частный детектив мелкой сыскной конторы. Мне не положено. Тем более что я на отдыхе.
   – Неплохо отдыхаете… – Намек такой прозрачный.
   – Все, – сказал я. – Отключаюсь.
   Да и Володя сделал мне знак глазами: не задирайся.
   Мне бы понять, что нужно следователю, тогда и защищаться можно конкретно. Или он работает по наводке Бакса, или хочет мужик выслужиться. На хрена ему какое-то самоубийство, если он может взять убийцу на месте преступления. Это, стало быть, разные вещи.
   – Ну, что же, – согласился следователь, – давайте знакомиться ближе. Принесите свои документы. – И, усевшись за стол Мещерского, достал бланки протокола.
   Предупредил меня, что допрашивает как свидетеля и об ответственности, естественно, за дачу ложных показаний.
   Просмотрел мои документы, ухватился:
   – Так что же вы отрицаете наличие у вас оружия? – торжествующе-уличающе потряс над столом моей лицензией. – Вот же, здесь же, прямо сказано: «Имеет право на хранение и ношение личного огнестрельного оружия…» Ваш ответ?
   – Лицензия просрочена, посмотрите внимательней. Повторяю, оружия у меня нет. И я бы просил вас вести расследование в установленном порядке. Явный обвинительный уклон, с которым вы его ведете… – Я замолчал, потому что Володя опять сигналил: не задирайся.
   А я и не задирался. Я отстаивал свое право на презумпцию невиновности: «Никто не может быть признан…» и т.д.
   – Что вы делали на вилле? – Он не обратил никакого внимания на мою просьбу. – Гостили?
   – Исполнял свои обязанности. Охранника…
   – С просроченной лицензией? – перебил он.
   – Мог бы и вообще без лицензии.
   Эх, ворвалась бы сейчас сюда Женька, врезала бы ему двумя пятками с каблуками в лоб, выпрыгнули бы мы, обнявшись, в окно и спрятались бы в сакле, под буркой… Нет, под буркой жарко с Женькой…
   – Чем занимался владелец виллы?
   – Отдыхал.
   – Он крупный авторитет в прошлом, – вставил Володя, желая смягчить обстановку и «перевести стрелку».
   – Интересно. У вас, гражданин Сергеев, что, были общие дела с убитым?
   Все-таки с убитым. Козел упрямый!
   – Были, – я усмехнулся. – Он воровал, а я его ловил.
   Напрасно я это сказал – вырвалось. Дал ему «на почве неприязненных отношений…» – и большего не надо, мало не покажется.
   По довольному лицу следователя я догадался, что и его посетила эта радостная мысль.
   – Кто еще проживает на вилле?
   – Его товарищ Арчил, фамилии не знаю. Жена Мещерского, но, по-моему, они не зарегистрированы…
   – Сожительница, – злорадно по складам вписал следователь.
   – Где они находятся в настоящее время?
   – Мне это неизвестно, – наполовину соврал я.
   Арчил ведь еще до приезда милиции исчез, будто его никогда и не было. И правильно сделал.
   Мне б, дураку, тоже слинять. Вот-вот море вынесет тело Виты. Вот-вот обнаружат труп Боксера, правда, он убит не пулей, а ядом, но все равно мне легко не отвертеться.
   – Последний вопрос. – Следователь эффектно отбросил «перо», откинулся на спинку стула. – Мне все ясно. Ответьте: куда вы дели пистолет, из которого застрелили гражданина Мещерского? Где он? – громовым голосом Закона.
   – Под тумбочкой, – спокойно сказал я. – Отлетел после выстрела.
   – Вы лжете! – Он стукнул кулаком по столу. Но слишком сильно – ушибся. – Так не бывает.
   Вот именно – так и бывает в большинстве случаев, когда стреляют в голову, – рука еще держит пистолет, но уже слабо, и силой отдачи его отбрасывает в сторону.
   Даже медэксперт с недоумением взглянул на следователя.
   Сотрудник двумя пальцами поднял пистолет и положил перед ним на стол.
   – Все равно, – не сдался он. – Возьмите у него отпечатки пальцев.
   – На пистолете наверняка будут мои следы, – сказал я примирительно. Мне хотелось, чтобы они поскорее убрались. – Покойный показывал его мне.
   И они наконец убрались. Взяли с меня подписку о невыезде, забрали вешдоки: записку Мещерского, пистолет, гильзу, собрали в камине сгоревшие бумаги. Но вряд ли им это поможет, я успел разрушить пепел кочергой дотла.
   – Машину за покойным пришлите, – сказал я им вслед.
   – Что же ты опять меня одного оставил? – спросил я Арчила, который возник сразу после отъезда группы. – Они меня подозревают в убийстве Мещерского.
   – Я им скажу, чтобы не обижали, – сумрачно обещал Арчил.
   – Скажи, – вздохнул я, – да построже.
   Мы просидели остаток дня в гостиной, плотно закрыв дверь в кабинет.
   А ночевать ушли в саклю.
 
   Ночью штормило. И я с тоскою в сердце вышел утром на берег.
   Так и есть – возле причала покачивалось тело Виты с пробитой головой.
   Что было делать? Не прятать же труп? Мещерский бы этого мне не простил. Да я бы и сам себе этого не простил бы никогда.
   Я вынес Биту из воды и положил на песок…
   Переправил в монастырь свое имущество: бумаги, что оставил нам Мещерский, доллары, документы и пистолет.
 
   Я встретил группу у ворот, сообщил, что случилось.
   – Вот видите, – непонятно сказал следователь.
   Приехали они плохо: следователь, его сотрудник и двое оперативников в штатском, но с автоматами.
   Оперативники сразу же начали шарить по территории, видимо, имели какую-то информацию.
   Следователь пригласил меня в кабинет Мещерского.
   Спросил ключи от его сейфа, покопался в нем, посетовал, что нужны понятые – много денег, валюта. Поинтересовался, не появлялись ли сожительница и товарищ покойного?
   Явно тянул время.
   Дождался своего часа.
   Вошли оперативники и стали нашептывать ему с обеих сторон в уши.
   – Вот видите, – повторил он, выслушав их. – Неподалеку обнаружен еще один труп со следами насильственной смерти.
   Где уж они их разглядели?
   – Я навел о вас справки, – с каким-то лживым сочувствием бубнил следователь. – Странная закономерность повторяется. Где бы вы ни появились, там сейчас же – трупы.
   – Чьи? Можно уточнить?
   – Разные, – уклонился он. – И теперь вот здесь, на нашей территории. Труп Мещерского, труп его сожительницы, не опознанный труп на берегу, за Песчаной косой. Недавно к тому же доставлен в горбольницу пострадавший с переломом позвоночника. Очень странно… И вы, как рабатник правоохранительных органов, должны понимать, что простой случайностью, каким-то роковым совпадением объяснить это невозможно. Объяснение этим фактам есть только одно, и я, к сожалению, должен заключить вас под стражу. Вот постановление прокуратуры.
   – Почему же – с сожалением? – через силу улыбнулся я, думая о том, что трупов Виты и Боксера еще не было, а постановление уже было.
   – В вашем положении ирония совершенно неуместна. Прочтите документ. Что бы не было потом нелепых претензий.
   Знаю я эти штучки, сам проделывал.
   И я просто протянул вперед руки.
   Меня вывели и посадили в машину, а сами еще покопались в доме, опечатали двери и ворота.
   Когда выезжали, следователь кивнул на сгоревшую машину, обернулся ко мне, зажатому между оперативниками:
   – А это, кстати, еще что?
   – А это вовсе и не кстати, – буркнул я и отвернулся.
   – 
   Машина влезла наверх и там, где крутым поворотом начинался спуск к вилле, откуда-то сверху раздался выстрел.
   Пуля попала водителю в плечо, но следователь успел перехватить руль и вывел машину из зоны огня. Еще одна пуля успела клюнуть заднее колесо, но, хромая и постанывая, «уазик» вырвался и скрылся за поворотом.
   Оперативники выбросились из машины, ударили из автоматов по скалам. Лишь звонкое эхо было им ответом.
   Они перевязали водителя, сменили колесо. Достали еще пару наручников и пристегнули меня к сиденью.
   Эх, Арчи, опять ты опоздал, милый…
 
   Отвезли меня в район, что худо: Володе протянуть мне руку помощи было сложнее. Но я на него надеялся, стало быть.
   Взялись за меня круто. Оно и понятно – киллера повязали. На допросах особо не церемонились, щадящий режим не предлагали.
   Убедительно отрицать свою причастность к убийствам я не мог, тогда пришлось бы рассказывать слишком много. А я не знал, для кого требуется выжать из меня информацию. Думаю, этого никто не знал, кроме следователя. Поэтому работали со мной ребята добросовестно, как и требовалось с матерым убийцей.
   Я упорно держался своей версии: Мещерский покончил с собой, а что касается Виты и Боксера – мне об этом ничего не известно. Ищите в другом направлении.