Я в беспокойстве посмотрел по сторонам. Рядом оказался светофор. Идея! Я побежал через улицу, уворачиваясь от машин. Рядом находился ведущий в северном направлении переулок.
   Зажегся красный свет, и машины остановились. Я побежал вдоль ряда стоящих автомобилей.
   За рулем старого «форда» я увидел старушку. Я рванул за ручку дверцы, она открылась, и я вскочил в машину.
   Выхватил из рукава мой небольшой крупнокалиберный пистолет, «дерринджер», и сунул ей в бок.
   Она разинула рот от изумления.
   — Это захват! — проскрежетал я. — Поезжай не медленно к площади Роксентера или будешь изнасилована!
   Она взвизгнула.
   — Поезжай! — прикрикнул я.
   Зажегся зеленый. Оставляя за собой визгливый крик, мы помчались на север.
   Я взглянул на свои часы. Еще оставалось время. Но эта баба колесила по всей дороге.
   — Езжай прямо! — скомандовал я.
   — Я не вижу без очков! — провизжала она. — Достаньте мои очки из бардачка!
   — Езжай! — приказал я, ткнув ей в бок пистолетом.
   Виляя в обе стороны, но следуя моим инструкциям, она выехала на авеню Америка и поехала по ней в северном направлении. Мы находились в четырех кварталах от площади Роксентера, но все улицы были так изрыты, что езда напоминала вдевание нитки в иголку.
   Мы резко свернули в сторону и чуть не въехали в строительный котлован.
   Старуха резко нажала на тормоза, и я чуть не вылетел в ветровое стекло.
   — Я не вижу без очков! — визжала она. — Они в бардачке!
   Ну ладно! О Боги! Все что угодно, лишь бы не угодить в аварию. Я открыл бардачок.
   Пш-ш-ш!
   Газовый балончик «Мейс» прыснул мне прямо в лицо.
   Я заорал благим матом! Я совершенно ослеп!
   Проклятая старушенция, должно быть, открыла дверцу с моей стороны: в бок мне врезались острые каблуки ее туфель, и я вывалился на мостовую. Прямо в канаву!
   По реву мотора я понял, что «форд» удаляется, и пошарил вокруг себя, надеясь найти пистолет и пальнуть разок вслед старушке. И тут сообразил, что эта (…){…) не только вышвырнула меня из машины, но и украла мое оружие!
   Я вытащил какую-то тряпку и попытался протереть глаза.
   О Боги, их жгло, как огнем!
   Теперь я видел свет, но все сливалось в серое пятно без определенных очертаний.
   Я побрел, спотыкаясь, вперед. Я опасался, что опоздаю. Определить время по своим часам я не мог.
   Наконец окружающие предметы начали приобретать более отчетливые очертания. Магазин игрушек! Я, шатаясь, ввалился в дверь.
   — Есть ли у вас водяные пистолеты?
   Смутно я увидел, что передо мной на стойку кладут четыре или пять штук.
   — Откуда вы знаете, что они исправны?
   Продавец, или кто бы это ни был, принес стакан воды и наполнил пистолеты. Я схватил один и пустил себе воду в глаза. Схватил другой и сделал то же самое. Третий я разрядил себе в нос. Последний — в рот.
   Я видел!
   — Они неисправны, — сказал я и поспешил на улицу.
   Когда я выходил, о дверной косяк вдребезги разбился стакан.
   Я побежал, стараясь вовремя добраться до своей цели.
   Влетел в нужный мне холл и поднялся наверх, еле дыша и без сил.
   Боги мои, как же трудно передвигаться по Нью-Йорку. За каждым поворотом вас поджидают сюрпризы!
   Но, благодарение богам, я успел вовремя!
Глава 5
   Точно по расписанию, плотно упакованный в толпе спешащих покинуть работу служащих, двигался субъект моей цели — мисс Щипли.
   На ней было объемистое пальто мужского покроя. С руки ее, болтаясь, свисал объект моей цели — сумочка!
   Потоку возвращающихся с работы людей преградило путь движение машин на Седьмой авеню.
   Надвинув шляпу на глаза, подняв воротник пальто, я держал объект моей цели под пристальным наблюдением. Опытный в такого рода делах, тщательнейшим образом подготовленный Аппаратом, я не предвидел никаких трудностей в овладении им. Ловко вырвать его, быстро исчезнуть, рассовать содержимое объекта по карманам, выбросить сам объект в ближайший мусорный контейнер — и победа будет мне обеспечена!
   Трепетное предчувствие погони вызвало у меня легкую дрожь.
   Не каждый-то день охотнику светит такая прекрасная добыча — восемьдесят тысяч долларов.
   Я видел эту сумочку, черную, свисающую с руки мисс Щипли на ремешке: она была такой набитой, она так и просилась в руки опытному охотнику. А после этого, увенчанному победой, мне уж не пришлось бы похищать мебельные фургоны или подставлять лицо под ослепляющие струи из «Мейса» только для того, чтобы выполнять свои обязанности.
   Мисс Щипли выделялась среди толпы своею мужской походкой. Трудно было упустить из виду ее тяжелое светло-серое пальто. Серая шляпа с широкими загнутыми полями казалась маяком, зовущим к себе измученного штормом матроса, плывущего по бурным безжалостным волнам Нью-Йорка. Она, очевидно, направлялась к станции метро. Это меня вдруг сильно встревожило. Мне не хватало денег на покупку жетона в метро.
   Но судьба мне улыбнулась. Мисс Щипли задержалась перед газетным киоском. Толкаемый со всех сторон спешащим человечеством, я крадучись подошел к ней сзади. Она пыталась сделать выбор между журналами «Как наращивать мышцы. Для мужчин. С фотографиями полностью обнаженных» и «Пент-хауз. С обнаженными фигурами на обложке». Похоже, ей нелегко было принять решение. Она взяла один, потом другой, затем снова вернулась к первому.
   Я не стал мешкать, ведь на карту было поставлено восемьдесят тысяч долларов.
   Опытной рукой я ловко сдернул сумочку с ее плеча и юркнул в толпу.
   Она была у меня! «Все-таки, — подумал я, — победа останется за мной!»
   Какая это морока, сокрушался я, работать с необученным персоналом! Вот и приходится прибегать к таким необычным уловкам!
   Я побежал.
   Слух мой слабо улавливал свистки полицейского.
   За мной, должно быть, гнались.
   Ради собственной пользы требовалось проявить максимум хитрости, и первое, что мне пришло в голову, — это изъять из сумки содержимое и отделаться от улики.
   Слившись с толпой, я сунул в сумку правую руку.
   Щелк!
   Е-о-о мое-о-о-о!
   Что-то скрытое в сумке больно вцепилось мне в кисть!
   Я попытался вытащить руку.
   Эта невидимая штука была прикреплена к внутренней стороне сумки.
   Страдая от боли, я попытался стряхнуть сумку с руки. Она не стряхивалась!
   Левой рукой я ухватил сумку за дно и попытался стащить ее с правой.
   Жуткая боль!
   В отчаянии я остановился и попытался левой рукой освободить правую. Я сунул левую руку в сумочку.
   Щелк!
   Е-о-о мое-о-о-о!
   Что-то защелкнулось и на этой руке.
   В сумке теперь оказались обе мои руки! Вытащить их я не мог!
   Жиденький звук полицейского свистка не прекращался.
   Свисток находился внутри сумки!
   Твердый надменный голос у моего уха проговорил: «Я так и думала, что вы попытаетесь это сделать». Мисс Щипли!
   Она прикоснулась к сумочке сбоку пальцем, и жиденький звук полицейского свистка прекратился.
   Но это было еще не все. Она ткнула мне в правую почку чем-то твердым и круглым. Пистолет!
   Мне было ужасно больно. Словно мои пальцы оказались в зубах у свирепого зверя. Нет, двух свирепых зверей!
   — Я не езжу домой на метро, — сказала она. — Я живу здесь рядом. Так что шагай тихо, и чтобы не кричать! У этого пистолета чувствительный спусковой крючок. А для прохожих он совсем не заметен. Хватит выть. Устроишь сцену — и мне придется все-таки позвать легавых. Шагай, Инксвитч.
   Я прикусил губу. Как-нибудь перенесу эту жуткую боль. Пуля в почке нисколько не улучшает кровообращение. Я пошел и тем самым избежал такого финала.
   Мы перешли через Бродвей. Прошли пару кварталов на север. Снова свернули на запад.
   Она остановила меня перед ведущими вниз ступеньками, входом в подвальное жилье в старом ветхом доме, пока избежавшем сноса, которому подверглись многие дома в округе. На ступеньках лежало много снега и мусора. Я видел все это сквозь красную дымку, заволокшую мне глаза.
   Мисс Щипли позвонила три раза.
   Затем достала ключ и отперла чугунную решетчатую дверь. Взяв другой ключ, она отперла подвальную дверь. Не отнимая от моей спины ствол пистолета, она провела меня в небольшую переднюю, прикрыла и заперла обе двери.
   — Можешь снова орать, если хочешь, — сказала она. — Подвал абсолютно звуконепроницаем. Это на стоящая находка. А сзади есть миленький садик, где можно зарывать тела. Поэтому будь-ка терпелив и делай, что тебе говорят.
   Она пинком втолкнула меня в комнату. Несмотря на красную дымку в глазах, я испытал шок оттого, что увидел внутри. Она почувствовала это и сказала с хвастливым удовлетворением:
   — Это я сама оформила интерьер.
   Приглушенно-красный тон. На стенах со вкусом развешаны орудия пыток. Вместо занавесок — гирлянды из плеток. В центре комнаты — громадная кровать с четырьмя стойками, украшенными сверху ухмыляющимися рожами фантастических чудовищ. В углу головой вниз свисало тело — я надеялся, что это было чучело, — убитого козла. Оно было усеяно дротиками.
   — Теперь садись-ка на кровать, Инксвитч, только сзади. — Она подкрепила свое предложение тычком пистолета. — Ну что, небось, зол как черт. — Она посмотрела на меня, прищурившись. — Мужики агрессивны, и верить им глупо. А потому приступить к удалению сумки, не приняв определенных мер предосторожности, нельзя. Чего доброго ты еще начнешь лягаться.
   Левой рукой она расстегнула мне пальто. Затем ремень на поясе. Я хотел рвануться, но, похоже, рисковал при этом получить пистолетом по зубам. Я остался на месте.
   Она стянула с меня ботинки.
   Стащила брюки.
   Сдернула с меня трусы.
   Зазвенела цепь!
   Мисс Щипли прицепляла к моей правой лодыжке стальной браслет. Цепочкой он был прикреплен к задней стойке кровати с правой стороны.
   Мисс Щипли защелкнула стальной браслет вокруг моей левой лодыжки. Браслет тоже соединялся цепью, только с левой задней стойкой кровати.
   Мисс Щипли взобралась на постель за моей спиной, завернула через голову мне на руки пальто, пиджак и рубашку. Затем втащила меня на середину кровати и с правой передней стойки подтянула к себе на длинней цепи стальной наручник. Она надела его мне на мучительно ноющее запястье правой руки. С наручником на левой передней стойке она сделала то же самое, защелкнув его на левом моем запястье.
   Обойдя стойки, она укоротила ножные цепи так, чтобы мои ступни находились подальше друг от друга.
   Затем выбрала слабину и на ручных цепях — насколько это было возможно, потому что руки мои все еще находились в сумке.
   — Знаю, капканы, наверное, причиняют ужасную боль, — торжествующе проговорила мисс Щипли, — но придется их снять. Только если ты пообещаешь не драться. Мужчины так агрессивны!
   Я пообещал, умоляя снять их наконец.
   Повозившись над дном сумки, она ослабила какой-то механизм и сдернула ее с моих рук.
   Две здоровенные мышеловки!
   С зубцами, которые с каждым движением вонзались все глубже!
   Опасаясь ударов и потому держась подальше, она стянула рукава пальто, пиджака и рубашки с моей правой руки через ловушку, а после этого сняла и снова надела стальной наручник. Затем потянула за цепь, подтащив мою руку поближе к правой стойке. То же самое она проделала и с левой рукой.
   Я лежал, прикованный к постели, голый и распластанный, лицом вверх!
   Мисс Щипли скинула свое пальто. Сняла шляпу. Пригладила волосы перед зеркалом в рамке из кинжалов.
   — А ловушки? Вы позабыли! — крикнул я ей, побуждаемый болью в истерзанных пальцах.
   — Всему свое время и место, — сказала мисс Щипли. Затем более громким голосом позвала: — Кэнди, малышка! Иди-ка сюда и посмотри, что я достала для нас с тобой!
Глава 6
   Открылась дверь в заднюю комнату. Мелкими шажками на цыпочках настороженно вошла женщина лет тридцати. В очень женственном платьице в складочку из полосатой ткани. У нее были
   вьющиеся очень пушистые волосы цвета платины и большие круглые черные глаза. Она не блистала красотой, но то, что имела, использовала наилучшим образом.
   — О-о-о! — протянула она. Затем запрыгала, хлопая в ладоши. — О, Щипли, дорогая, что за чудеса ты творишь! И все ради меня! — Она подбежала к мисс Щипли и страстно ее поцеловала.
   Лесбиянка и ее «жена»!
   О боги, что им нужно от меня?!
   Кэнди танцующей походкой отошла назад и посмотрела, как я лежу, распластанный и голый, на постели. Она сделала вид, что смущена. Потом сказала:
   — Не очень крупный, а ты как думаешь?
   — О, Кэнди, голубушка, разве ты недовольна? — забеспокоилась мисс Щипли.
   — Нет-нет! Щипли, лапочка, пожалуйста, давай не будем ссориться. Он просто великолепен. Я тебя не обидела? Ну, Щипли, хорошая моя.
   Они обнялись с ласковым мурлыканьем.
   — Снимите эти (…) ловушки! — завопил я в отчаянии.
   Мисс Щипли сказала Кэнди:
   — Я подумала, что, может, хоть на этот раз тебе захочется…
   Кэнди в ужасе отпрянула:
   — О нет-нет! Прикоснуться к мужчине? Ни за что на свете! Что бы ты обо мне подумала! О, Щипли, голубушка, как бы я смогла быть такой грубой и вульгарной? Никогда, вот ни на столечко, я не изменю тебе.
   Мисс Щипли снисходительно улыбнулась. Затем, мурлыча какую-то песенку без слов, она подошла ко мне и, причиняя мне как можно больше мучений, стала снимать браслет с левой моей руки. Уж поверьте, я орал благим матом!
   — Ах, — вздохнула Кэнди. — Ах, Щипли, голубушка, поцелуй меня! — Глаза у нее горели.
   Мисс Щипли поцеловала ее. Затем вернулась и закончила манипуляции с моей левой рукой, причинив мне максимум боли. Я ревел хриплым голосом!
   Кэнди присела на софу. Она тяжело дышала. Губы ее увлажнились. Колени раздвинулись. Она жестами настойчиво звала к себе мисс Щипли.
   Мисс Щипли схватила ее в объятия, прижала к комоду и, подхватив на руки, унесла в другую комнату, захлопнув дверь ногой.
   С помутившимися от боли в правой руке глазами я слышал из соседней комнаты настойчивые увещевания. Затем короткие стоны. Затем экстатические стенания. Затем, по истечении нескольких минут, резкий крик с придыханием!
   Что там происходило?
   Еще несколько минут.
   Тихое бормотание.
   Дверь открылась.
   На мисс Щипли все еще были пиджак, рубашка и галстук. Но ниже талии она была почти нагой. Она тяжело дышала.
   На Кэнди осталась лишь женская сорочка. Ее раскрасневшееся, покрытое испариной лицо дышало возбуждением.
   Глаза их горели.
   Что они там могли делать?
   Мисс Щипли подошла к «железной деве» и открыла ее. Она служила ей холодильником. Мисс Щипли достала оттуда пару банок, и женщины развалились на софе, с наслаждением потягивая пиво.
   — Снимите же эту (…) ловушку! — заорал я на них.
   — Всему свое место и время, Инксвитч, — спокойным голосом рассудительно ответила мисс Щипли.
   — Что у вас на уме? — взревел я.
   — Объясни ему, — сказала Кэнди. — Я всегда слушаю это с удовольствием.
   Мисс Щипли начала снисходительно объяснять:
   — Во всех компаниях Роксентера есть курсы психиатрического регулирования рождаемости. Ты понимаешь, насколько это важно — сократить население земного шара. Люди плодятся, как крысы. И все подонки. За ними не угнаться мировым запасам продовольствия, которые следует сократить, с тем чтобы цены оставались высокими и друзья Роксентера могли получать прибыль. И таково, разумеется, название игры.
   Она жадно глотнула пиво и, позабыв вытереть «усы», продолжала лекторским тоном:
   — Регулирование рождаемости зависит не только от пилюль, кроме того, ИГ Барбен не имеет монополии в этой области — у него есть конкуренты. По этому единственное, что может сдерживать рост населения на Земле, — это гомосексуализм. Так вот, если бы все были гомосексуалистами — мужчины «голубыми», женщины лесбиянками, — тогда проблема перенаселенности отпала бы совсем. Замечательное дело, начатое Роксентерами несколько десятилетий назад, только сейчас вступает в свои права. Обучение контролю за рождаемостью вводится теперь в детские сады. Конкурентов Барбена ждет разорение, ибо кому нужны будут эти пилюли? Не будет больше массовых митингов за запрещение абортов, да и сами аборты станут не нужны. Мир целиком и полностью пойдет путем вселенского гомосексуализма.
   Курсы психиатрического регулирования рождаемости просто замечательны. Они были разработаны доктором Жарьмозгом, главой Международной психиатрической ассоциации, на специальные пожертвования Роксентера. А Роксентеры, как известно, всегда держали под контролем психиатрию и психологию. То, что когда-то называлось «нормальным» сексом, является настоящим сексуальным преступлением. А то, что когда-то называли «сексуальными преступлениями», теперь стало нормальным явлением. Так что если все учащиеся этих курсов серьезно, как психиатры, возьмутся за дело превращения всех, кого только возможно, в извращенцев, садистов и гомосексуалистов, то долгосрочная цель Роксентера уменьшить население мира станет реальным фактом. Вот мы и намерены сделать хотя бы одного мужика извращенцем. А ты тут, Инксвитч, как раз можешь пригодиться.
   — Я на это не пойду! — закричал я. — Снимите этот (…) капкан!
   Мисс Щипли взглянула на Кэнди:
   — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Готова?
   — О, конечно. — Кэнди затрепетала. Мисс Щипли отставила пиво.
   Она подошла ко мне и стала крутить капкан, пытаясь снять его с моей правой руки. Я вскрикнул отболи!
   — Кажется, заело. — В ее тонких губах сквозило удовлетворение.
   У Кэнди из уголков рта побежали струйки пива. Дыхание ее участилось.
   Мисс Щипли еще крутанула капкан. Я взвыл не помня себя от боли!
   Кэнди выронила банку. Пиво разлилось по полу пенящейся лужицей. Ноги ее вытянулись, рот приоткрылся, глаза запылали.
   Мисс Щипли тяжело задышала и сжала в руках капкан. Я чуть не надорвал себе легкие.
   — О Боже, — простонала Кэнди.
   Мисс Щипли резко сорвала с моей руки мышеловку. Я так взревел, что сам себя оглушил.
   Кэнди, вытянувшись в струнку, запрокинула голову и стала двигать бедрами вверх и вниз.
   Мисс Щипли схватила ее на руки и, горячо целуя в шею, унесла в другую комнату, резко захлопнув дверь.
   Я слышал страстные увещевания. Я слышал звуки борьбы. Снова увещевания.
   Затем короткие стоны.
   Затем пронзительный крик!
   Прошло немного времени.
   Тихое сердитое ворчание. Голос мисс Щипли.
   Тянулись минуты.
   Что они там делали?
   Дверь отворилась. Они вышли. Обе были фактически голые. Мисс Щипли оказалась совсем плоской, а между грудей, вернее, там, где они должны были быть, посередине, красовалась татуировка — кинжал. Ее коротко остриженные волосы взлохматились и взмокли.
   По лицу и животу Кэнди размазалась губная помада, а массивные груди влажно блестели.
   Они плюхнулись на софу, вытянув ноги. Кэнди запрокинула голову. Она выглядела совсем изможденной. Мисс Щипли смотрела на меня в упор, поджав губы и что-то прикидывая в уме. Мне начало становиться не по себе.
   — То, что вы делаете, — сказал я, — преступно. Вы украли мои деньги!
   — Заткнись, — бросила мисс Щипли. Она поднялась и достала еще две банки пива из «железной девы».
   Кэнди взяла банку и, холодную, прижала ее к своей (…).
   Так они сидели некоторое время.
   Затем мисс Щипли набрала в рот пива, склонилась над Кэнди и перелила пиво ей в рот. Как делают искусственное дыхание «рот в рот». Кэнди судорожно глотнула и стала оживать.
   Мисс Щипли достала из банки щепоть марихуаны и свернула толстую самокрутку. Она прикурила ее и вставила Кэнди в рот. Сделав несколько глубоких затяжек, Кэнди села.
   Мисс Щипли взяла «косячок» и ткнула им в мою сторону:
   — Куришь?
   — Ни за что! — вскричал я, уже чувствуя тошноту от распространяющейся в комнате вони.
   — Умница, Инксвитч. Но я могла бы здорово тебе насолить, если бы доложила твоему начальству, что ты отказываешься употреблять «травку». Нам с тобой известно, что отказ от употребления балдежных средств может привести в компании Роксентера к понижению в должности.
   Тут-то она промахнулась. У меня не было начальства.
   — Я вижу, сами-то вы не затягиваетесь, — ухмыльнулся я.
   — Героин, дядя. Сама я употребляю только героин. И «скорость», разумеется. — Она вернула самокрутку Кэнди. — Но вот Кэнди — существо нежное и хрупкое. Я позволяю ей курить только «Акапулько голд», самую классную травку. Ее психолог все старается перевести ее на кокаин, но от этого размазывается помада — ведь надо вдыхать порошок через нос. Я знаю, почему он это делает. Этот мерзкий (…) хочет заняться с ней сексом. Простым мужским сексом. Настоящий извращенец. — Она обратилась к Кэнди: — Мы его когда-нибудь разложим на этой кровати, правда, кисонька? Кэнди села и выпрямилась:
   — Сейчас я чувствую себя лучше. Как зовут этого парня?
   — О, извини, Кэнди… Я забыла представить тебя. — Мисс Щипли указала на меня рукой: — Эту противную тварь мужского пола зовут Инксвитч. Инксвитч, это мисс Кэнди Лакрица.
   Кэнди поспешно отвела руки назад, хотя я вовсе не предлагал ей рукопожатия.
   — Я не рада познакомиться с вами, — прощебетала она. Затем переключилась на что-то другое. — Музыка. О, Щипли, милая, включи какую-нибудь музыку.
   Мисс Щипли бросилась к какому-то ящику и открыла его. Это был стереопроигрыватель. Она поставила пластинку.
   Комната наполнилась низкозвучащей музыкой. Звук исходил изо ртов двух масок, изображающих чертей и расположенных по обеим сторонам кирпичного камина, в котором, видимо, накаливали щипцы для пыток.
   Вагнер! Одна из его наиболее суровых и зловещих симфоний.
   Кэнди немного послушала. Потом начала массировать свои пышные груди. Соски напряглись и встали торчком.
   — О, Щипли, — сказала она. — Если бы я сказала, что нам пора готовиться к вечернему сексу, ты бы не упрекнула меня за поспешность?
   Мисс Щипли потрепала ее по головке и поцеловала в щеку.
   — Как скажешь, моя лапочка.
   Выражение глаз мисс Щипли заставило меня содрогнуться.
   Мужской походкой она подошла к стенному шкафу, сунула туда руку и стала что-то вынимать. Потом отошла от шкафа, похлопывая по ладони четырнадцатидюймовой резиновой дубинкой.
   Кэнди сидела на софе, глаза ее горели. По комнате волнами прокатывалась музыка Вагнера. Мисс Щипли проверила цепи, которые удерживали меня в распластанном положении. Ее глаза расчетливо оглядывали мою наготу. Кэнди, раздвинув ноги, наблюдала с восторженным вниманием.
   Мисс Щипли выбрала подошву моей ступни.
   Хрясь!
   — Ну давай, кричи же, — потребовала мисс Щипли. — Без крика — ничего хорошего.
   Я поклялся, что не доставлю ей этого удовольствия, и крепко сжал зубы.
   Она снова нацелилась на ступню.
   Хрясь!
   По телу пробежала острая боль!
   Она переместилась в изголовье кровати, включила красный свет, и я оказался в его круге.
   Мисс Щипли выбрала мой живот.
   Шлеп!
   И тут она принялась за работу всерьез. Оскалив зубы, она изо всей силы лупила меня где только можно!
   Она двинула меня по (…).
   Я заорал благим матом!
   Кэнди тяжело дышала. Глаза мисс Щипли так и горели от ненависти. Ее резиновая дубинка поднималась и опускалась в ритме симфонии Вагнера.
   Ну и боль!
   Я орал, и орал, и орал!
   Мисс Щипли прибегла к кулакам.
   Кэнди скулила: «Щипли, Щипли, Щипли! О Боже, Щипли, возьми меня, скорей возьми меня!»
   Мисс Щипли круто повернулась к ней, подхватила ее, обнаженную, на руки и бросилась в соседнюю комнату. Дверь за ней громко захлопнулась.
   Бессвязные стенания. Затем вопли, вопли, вопли.
   Тишина. Уж, часом, не прикончила ли она ее?
   Наконец тихое ворчание, похожее на ругательства.
   Потом молчание.
   Немного погодя дверь открылась. Вышла мисс Щипли, неся на руках Кэнди. Она опустила ее на софу, опустилась рядом с ней и стала массировать ей запястья и лодыжки.
   Кэнди пришла в себя, вскинула руки и обняла мисс Щипли за шею. Мисс Щипли обратилась ко мне:
   — Ты грязный (…). У тебя, Инксвитч, порочная душонка. Не смотри своими похотливыми глазами на эту бедную невинную девушку.
   Мисс Щипли выпила пива, а Кэнди выкурила «косячок». Ей снова захотелось музыки.
   Мисс Щипли нашла «Ночь на Лысой горе». Вскоре из дьявольских масок полилась наводящая ужас мелодия.
   О боги, они снова хотели приняться за старое!
   Мне еще сильнее досталось дубинкой.
   Я потерял сознание.
   Когда много позже я пришел в себя, они снова были на софе, но Кэнди стояла на коленях, и голова ее лежала на тощем животе мисс Щипли.
   — А, — промолвила мисс Щипли. — Решил прекратить симуляцию, не так ли? — Она плюнула в меня.
   Музыка кончилась. Но пиво и марихуана не кончались.
   Спустя некоторое время Кэнди стала поглаживать волосы мисс Щипли.
   — Музыки! — попросила она. — Я должна послушать музыку. Щипли, голубушка, что-нибудь для души, пожалуйста.
   Мисс Щипли нашла пластинку с похоронными маршами и поставила на проигрыватель. Потом пошла и принесла дубинку побольше.
   Я и ждать не стал, когда она ударит. Я погрузился в полное беспамятство под торжественно-печальные звуки похоронного марша. Откуда-то издалека до меня доносились шлепки и глухие звуки ударов по телу в ритме этой мелодии.
   Наверное, прошел не один час, прежде чем я снова пришел в себя.
   Кэнди, изогнувшись, лежала на краю софы. Ее тело было изрисовано губной помадой. Руки свесились на пол. Губы, влажные и размазанные, приоткрылись во сне.
   Но мисс Щипли казалась ужасней, чем прежде. Она заметила, что я очнулся, встала с дивана и, расставив ноги и уперев руки в бока, сказала: