– А… – Бугго выглядела немного разочарованной. – А где Антиквар? И Малек?
   – На корабле. Я запретил им пока отлучаться.
   – Пусть погуляют, – великодушно позволила Бугго.
   Хугебурка вынул из кармана устройство внешней связи и вызвал корабль. Поговорил немного, затем обратился к Бугго:
   – Калмине спрашивает, мы теперь тоже пираты или как?
   – Или как, – сказала Бугго. – Пусть не увлекается. Но у нас с ними пока важное дело. Кстати, вы не знаете, где найти Алабанду?
   – Капитан велела не увлекаться, – строго произнес Хугебурка в устройство внешней связи. – Можете гулять и все трогать руками. К вечеру встречаемся на корабле.
   Он выключил связь.
   – Алабанда ждет нас в губернаторском дворце.
   Хугебурка выглядел усталым, как будто всю ночь накануне занимался тяжелым физическим трудом. Бугго осмотрела себя, огладила мятую юбку, поправила застежки на блузе.
   – Мне переодеться? – спросила она.
   – Да. – Хугебурка кивнул в сторону двери.
   Там вертелись, подталкивая друг друга боками, четыре женщины довольно потасканного вида. Их черные лица были ярко раскрашены: на щеках красные круги, губы голубые, брови выбелены. На них извивались ленты; безъязыкие округлые бубенцы били их по обнаженным рукам, свисая с крученых серебряных нитей; кружево, плотное, собранное в тугие складки, облепляло их обнаженные плечи, как пена из огнетушителя. В многочисленные разрезы пышных юбок выглядывали ноги в красных, зеленых и золотых чулках; туфель Бугго не заметила.
   – Кто это? – спросила она, поджимая губы немного брезгливо.
   – Модистки. – Хугебурка поманил их рукой. – Выберите себе одно из четырех платьев. Они помогут вам одеться и причешут.
   – Вы уверены?
   – Я ни в чем не уверен, капитан. Большую часть моей жизни я провел в состоянии полной растерянности. Одевайтесь. Я подожду вас здесь.
* * *
   Бугго, в зеленом и серебряном, в золотых чулках с узором в виде рыбьих чешуек, с бусиной на лбу и восьмиугольными монетками по подолу, шла по улицам портового города, кося глазами по сторонам. Это был обыкновенный городок, каких много во вселенной, – и невзрачный, и местами очень симпатичный. Улицы были сплошь замощены гладким пластиком на подушке с устройством антигравитации; при ходьбе они легонько пружинили под ногой, и Бугго поняла, почему здешние женщины носили мягкие туфли: приятно было ощущать подошвой подпрыгивание пластикового настила.
   – Здешние мужчины уже издали угадывают настроение женщины по походке, – сказал Хугебурка. Как будто прочитал мысли Бугго. – Если она семенит, мелко раскачивая доски, – значит, ищет себе друга. А если шагает широко, медленно – значит, ее лучше не трогать.
   – Антиквар об этом знает? – спросила Бугго, останавливаясь.
   Хугебурка схватился за устройство внешней связи и вызвал Калмине.
   А весть о том, что какая-то худышка, штурман эльбейского торгового флота, уничтожила экипаж Нагабота и зацепила «Птенца» со всем грузом, неслась, спотыкаясь и падая, по портовым барам и всему городку и за ночь распространилась за его пределы.
   Бургарита была маленькой планеткой с короткими сутками. Торопливый ритм смены дня и ночи делал здешних обитателей нервными, легко возбудимыми. Некоторые, из числа местной аристократии, содержали изолированные от внешнего мира особняки, где искусственно были установлены более удобные эльбейские сутки. Это создавало для всех дополнительные неудобства.
   Губернаторский дворец медленно покачивался в смуглом, разреженном воздухе, главенствуя над городом. Высокий фундамент то надувался и выпячивался под тяжестью дворца, то слегка вытягивался, подталкивая здание вверх.
   Фасад из белого пластика сверкал в красноватых солнечных лучах. Два огромных пластиковых кренчера, ярко раззолоченных, с зеленой полосой вздыбленной шерсти вдоль спины, карабкались по стене и сталкивались под круглым окном над главным входом. Из двери, как язык изо рта, вывешивалась сплетенная из металлических канатов лестница.
   Бугго остановилась перед дворцом, подбоченясь, закинула голову. Фиолетовое небо Бургариты, изливающее густой свет здешнего полудня, как бы почивало на плоской крыше.
   Хугебурка поглядел сбоку на Бугго, подергал углом рта. Краем глаза она уловила его гримасу.
   – Вам, конечно, вся эта затея глубоко противна? – спросила Бугго насмешливо.
   – Идемте, – с отвращением сказал Хугебурка. – Ненавижу выяснять отношения в разгар боевых действий.
   Бугго повернулась к нему.
   – А мы ведем сейчас боевые действия?
   – Вот именно. Идемте же.
   Внутри особняк был голым, как яичная скорлупа: гладкие пластиковые стены, кое-где размалеванные абстрактными узорами в две и три краски; пол, мало отличающийся от мощения улиц. Все это непрерывно покачивалось и ходило ходуном.
   – Как здесь можно жить? – изумлялась Бугго, привыкшая к полумраку наших тесных, густо населенных вещами комнат. – Человеку свойственно любить шероховатое, обладающее фактурой, а не эту синтетику. Чем ее смазывают?
   – Вы неправы, – возразил Хугебурка.
   Бугго вскинула брови. Хугебурка схватил ее за руку.
   – Как вы не понимаете! Помните, что я вам говорил о женской походке? Алабанда угадывает любое настроение своих подчиненных и визитеров. Он знает о нас гораздо больше, чем вы предполагаете. В таком доме ему не нужны камеры слежения. Любое техническое устройство можно обмануть, но нельзя имитировать биение сердца.
   – А если тренироваться? – строптиво спросила Бугго.
   – Бургарита – пиратская база. Здесь живут по большей части нетерпеливые люди, не склонные к созерцательности и самоконтролю.
   – Какой вы умный! – сказала Бугго.
   В приемной губернатора имелись приваренные к полу кресла и столик на колесиках, весело катавшийся от кресла к креслу. Для того, чтобы он направился к любому из присутствующих, достаточно было потопать по полу – и тотчас столешница со всеми имеющимися на ней напитками и угощеньицами оказывалась возле желающего.
   Алабанда был сегодня трезв, одет в серое и вовсе не выглядел безумным.
   Стоило Бугго занять кресло, как к ней стремительно рванулся столик, на котором между прозрачными, вмонтированными в доску столешницы бутылями лежала маленькая планшетка.
   – Это вам, капитан, – Алабанда указал толстым пальцем на планшетку. – Включите.
   Бугго активизировала экран. Высветились столбцы цифр общепринятого начертания и буквы чужого алфавита.
   – Что это?
   – Расчетные схемы «Птенца», списки контрактов, имена подруг Нагабота, адреса партнеров, карточные долги. Сбоку есть переход на универсальный переводчик.
   Бугго нашла и погладила подушечкой пальца маленький выступ. Буквы поблекли, сменились другими, менее четкими. Бугго мельком глянула на строчку «приборовая доска, пластик – рассчитанная стоимость – 30 экю», отложила планшетку.
   – Я правильно понял, – заговорил снова Алабанда, глядя на Бугго пристально и доброжелательно (зрачки в глазах пляшут, один словно бегает по кругу, другой мечется взад-вперед, но оба то и дело впиваются в капитана Анео). – Вы хотите отдать долги, получить поживу и забрать месть?
   – Да.
   Хугебурка рядом с Бугго наливал себе вино. Густая жидкость с громким, назойливым бульканьем капала в стакан из маленького крана. Этот звук раздражал Бугго и вместе с тем помогал ей собраться с мыслями.
   Алабанда сцепил пальцы на животе. У него была весьма широкая талия, что еще больше подчеркивалось покроем одежды, но рыхлым или жирным он не выглядел. Плотным – да. Вылепленным из сырой глины. Такой, что самая острая сабля застревает.
   – Расскажите о гнилой сделке, – потребовал он.
   – Разве у вас нет информации?
   – Мне важна ваша точка зрения.
   – Почему? – в упор спросила Бугго.
   Хугебурка опять тревожно забулькал вином почти над самым ее ухом.
   Алабанда пояснил, вращая пальцами над серо-парчовым брюхом:
   – Потому что именно эту точку зрения я буду поддерживать.
   – Хорошо, – сказала Бугго. – Чиновник военного ведомства Вейки, некто Амунатеги, договорился с покойным Нагаботом…
   Алабанда прервал ее оглушительными аплодисментами. Он хлопал в ладоши, подскакивая на своем кресле, и столик конвульсивно дергался перед Хугебуркой, мешая тому цедить вино в стаканчик.
   – Великолепно! – воскликнул Алабанда. – О, продолжайте, умоляю! «С покойным Нагаботом»… Как в книге! Обожаю!
   Хугебурка подсунул Бугго выпивку. Она взяла, пробежала пальцами по стеклопластику стакана, как будто пробовала на звук музыкальный инструмент.
   – …о поставке нескольких сотен единиц оружия массового поражения, – невозмутимо продолжила Бугго.
   – Конкретней! – крикнул Алабанда, стараясь ей подыгрывать.
   – Гранаты с химической начинкой. – Бугго вызывающе положила ногу на ногу и покачала туфлей.
   – Так вот как вы их убили? Гранатами с химической начинкой?
   – Да, – сказала Бугго. – Именно так. – И перестала качать ногой.
   – Почему вы обвиняете в гибели Нагабота и всего экипажа «Птенца» этого чиновника, как его… – Алабанда сделал вид, что забыл имя. Однако у Бугго возникло стойкое убеждение в том, что губернатор притворяется. Он знал о существовании Амунатеги еще до появления Бугго. Просто ему не хотелось произносить это имя вслух.
   – Потому что он столкнул нас в открытом космосе, – сказала Бугго, также избегая называть чиновника. – Потому что он представил нас Нагаботу как беззащитных дураков, которых он возьмет голыми руками.
   – Милая красавица, но ведь он мог добросовестно заблуждаться на ваш счет, – Алабанда незаметно переместился в кресле. Столик, как дрессированная собачка, покатился к нему и начала ездить от одного колена губернатора до другого, взад-вперед, взад-вперед. Алабанда поймал со стола сочный фрукт и впился в него крашеными зубами.
   – В любом случае Амунатеги не предупредил Нагабота о том, что в моем экипаже находится опытный боевой офицер, отличник Академии, – стояла на своем Бугго.
   Она четким жестом указала на Хугебурку. Тот вскочил, коротко поклонился, сел. Алабанда направил столик к нему.
   – Угощайтесь! Угощайтесь! – вскричал он.
   Хугебурка криво улыбнулся и взял комок сладкого лакомства, облепленного маленькими кислыми ягодками.
   – Сразу в рот! – разволновался Алабанда. – Прекрасный выбор! Мое любимое! Кладите в рот целиком, немного пососите, а потом раздавите зубами несколько ягодок. Вот так едят шнеги.
   – Шляпа Господня! – сказал Хугебурка. – Это какую надо иметь пасть!
   Алабанда рассмеялся. Хугебурка кушал шнеги с таким видом, как будто руководил погрузкой и распределял контейнеры по трюмам. Шнеги полностью склеил его челюсти и вывел старшего офицера «Ласточки» из общения на добрый десяток минут.
   Алабанда вновь обратился к Бугго.
   – Но этот ваш Амунатеги мог и не знать про наличие боевого офицера на борту «Ласточки».
   Бугго передернула плечами, разметав бубенцы на шнурах по спине и груди.
   – Капитан Алабанда, – холодно произнесла она, – готовя операцию такого масштаба, пренебрегать деталями – преступно.
   Она прямо сочилась презрением. Алабанда созерцал ее с немного снисходительным восхищением.
   – Послужной список членов моего экипажа – вполне доступная информация, – продолжала Бугго напористо, – а господин Амунатеги поленился ознакомиться с ним. В результате капитан Нагабот был введен в заблуждение, за что и поплатился жизнью.
   Алабанда подал вперед свое массивное тело.
   – Отлично! Полагаю, вы уже состряпали план?
   – Во всех деталях, – уверенно ответила Бугго.
* * *
   Работа по ликвидации нагаботова наследства взорвалась, словно бомба, и разметала экипаж «Ласточки». Антиквар готовил корабль к аукциону, наскоро проводя инвентаризацию и забирая все интересное, если оно не было включено в инвентарный список. Уже были вывешены объявления о торгах. Губернатор Бургариты объявил о своем личном покровительстве госпоже Анео.
   Хугебурка связался с представителем заказчика и занимался завершением сделки по ауфидиям.
   В разгар его переговоров по стереовидению в рубку вошла Бугго. На капитане была тощая серая майка и комбинезон со спущенными лямками.
   – Э, – сказал Хугебурка представителю заказчика и метнул на Бугго быстрый взгляд. – Одно мгновение. Мой капитан хочет мне что-то сообщить.
   Он успел как раз вовремя, чтобы оттеснить Бугго и не впустить ее в поле зрения собеседника.
   – Вы что? – возмутилась Бугго.
   – А вы что? – шепотом разъярился Хугебурка и стал как снежная туча – черным. – Это пираты! Они презирают голодранцев! В каком вы виде, госпожа Анео?
   Бугго смерила его гневным взглядом.
   – Аристократизм нельзя надеть или снять, господин Хугебурка.
   Он безнадежно махнул рукой.
   – Неважно. Что вы хотели сказать?
   – Что к моменту приемки груза они должны подготовить червячью пастушку.
   – В каком смысле – подготовить? – не понял Хугебурка. – Она вполне подготовлена.
   – В том смысле, что им следует подыскать какого-нибудь франта, который захочет размалевать свое тело узорами. Вероятно, стоит пустить это в моду… Пусть подготовят рекламу, что ли…
   – Погодите! Но ведь у нас уже есть пастушка! Зачем создавать лишние сложности? Сделка и без того непростая.
   – Не вижу никаких особых сложностей, – возразила Бугго. – Я же сказала, достаточно создать моду на раскрашенную кожу. При здешней манере одеваться это плевое дело. А нагаботову червячью пастушку я забираю себе. Это мой капитанский приз.
   – Капитанский каприз, – поправил Хугебурка.
   – Называйте как хотите, – фыркнула Бугго. – Мне необходима горничная. Я хочу, чтобы кто-то следил за моей одеждой и подавал мне кофе в постель. Ну, что стоите? Идите, договаривайтесь! У меня куча дел.
   И ушлепала, босая, оставив Хугебурку разбираться с заказчиком, которого истерзала уверенность в том, что его пытаются облапошить.
   – Назовите конкретное количество червячков, – наседал он. – Вы их перецифровали?
   – Их продают на вес, – устало отбивался Хугебурка. – Послушайте, мы ведь снизили цену.
   – А почему вы требуете, чтобы пастух был наш? Это опасно? Ваш пастух скончался? Может быть, он был больной и заразил их?
   Хугебурка послал Бугго мысленное проклятие. Не мог же он сказать правду. Что Бугго не желает оставлять у пиратов эту женщину, у которой отрезали язык. Что капитана наверняка попросил об этом Калмине. И что он сам, Хугебурка, считает необходимым ограничивать количество тяжких испытаний, выпадающих человеку в жизни.
   Поэтому он сказал своему партнеру по переговорам:
   – Нет, просто наш капитан хочет иметь на корабле женскую прислугу, а эта рабыня не значится ни в инвентарном списке корабля, ни в описи груза и, следовательно, является капитанским призом.
   – Понятно, – хмуро отозвался собеседник, чувствуя, что его все-таки обвели вокруг пальца.
   За ауфидиями прислали погрузчик с большой, герметично закрывающейся цистерной из прозрачного сверхпрочного пластика. По дну цистерны переступали двое голых подростков. Они глупо ухмылялись сквозь стенки и надували щеки. Над цистерной переливался ядовито-яркими красками большой рекламный стенд.
   Хугебурка подбежал к цистерне, хлопнул по ней ладонями. Из кабины погрузчика высунулась косматая черная голова.
   – Хугебурка? – крикнула голова.
   – Шланг! – потребовал Хугебурка, не тратя времени на знакомства и разговоры.
   Из кабины выскочил коротышка-эльбеец в желтых штанах с бантом на заду, полуголый и босой. Вдвоем они совладали с широким норовистым шлангом, который норовил ухватить людей за ноги гофрированными кольцами. Цистерну соединили с грузовым трюмом «Птенца».
   – А перегонять их как будем? – деловито осведомился коротышка и сплюнул, попав себе на босую ногу. – Под давлением или как?
   – Они сами полезут, – сказал Хугебурка. – Мы эвакуируем нашу пастушку, и они поползут на тепло человеческого тела. Скажи этим двум – пусть попрыгают и разогреются.
   Коротышка постучал пальцами по стенке цистерны и несколько раз сильно взмахнул в воздухе руками, сделав строгое лицо. Подростки принялись скакать и что-то орать, широко разевая рты, – наружу звуков не доносилось.
   Хугебурка не был вполне уверен в том, что говорил. Он вычитал это на сайте «Ауфидии. Транспортировка». Такие сайты, как и лоции, иногда включают в себя традиционно легендарные сведения, вроде известий о женщинорыбах с поющими волосами.
   Хугебурка бегом вернулся на «Птенца», велев коротышке ждать у цистерны. Тот привалился плечом к кабине, вынул из-за пояса штанов комок белой жвачки, сунул за щеку и о чем-то глубоко задумался. Хугебурка быстро вошел в помещение, где содержались ауфидии, и знаком приказал пастушке выбираться в соседний отсек, оборудованный нарами. Она осторожно избавила свое тело от червячков и последовала за ним, неловко спотыкаясь и озираясь. Дверь запечатали. Девушка присела на край нар, повинуясь быстрому жесту офицера, и стала ждать. В ярком свете ламп Хугебурка видел, как она водит лицом вправо-влево, ни на что особо не глядя, рассеянно.
   Сдернув одеяло с нар, Хугебурка набросил его на плечи голой женщины. После шелковистых прикосновений ауфидий теплая ткань царапала чувствительную кожу и вызывала раздражение. Девушка тотчас принялась скрести себя под одеялом ногтями, и вид у нее делался все более виноватым.
   Хугебурка этого не замечал – был слишком занят. Он еще раз проверил крепление шланга, пробежал по грузовому трюму, выскочил, спрыгнув с трапа, и велел погрузчику открывать свой клапан. После короткой паузы ауфидии панически хлынули в шланг. Брошенный на землю, он извивался и вздрагивал, как живой, и стремительно покрывался изнутри разноцветными разводами. Червячки заполнили цистерну на треть. Подростки, облепленные серебристыми тельцами, хихикали и морщили лица – им было щекотно.
   – Срамота, – молвил коротышка и снова плюнул, на сей раз стараясь быть осмотрительней.
   Когда погрузчик отбыл, оставив Хугебурке гору документов и запечатанные пачки денег с висячей печатью Эльбейского Кредитного Банка, старший офицер «Ласточки» вернулся на «Птенца». При виде него пастушка потянула на себя одеяло, от которого было избавилась. Хугебурка остановился перед нею, чувствуя неловкость.
   – Ты меня слышишь? – спросил он. – Ты понимаешь?
   Она встала, моргая кротко.
   – Если ты меня понимаешь, то кивни.
   Она послушно кивнула и переступила босыми ногами, комкая упавшее на пол одеяло.
   – Тебя забирает капитан, – сказал Хугебурка. – Госпожа Бугго Анео.
   Она опять кивнула.
   Хугебурка немного подумал. Он испытывал определенные затруднения, приказывая человеку, которого не мог спросить: «Вопросы есть?» Поэтому Хугебурка сказал так:
   – Я отведу тебя к ней в каюту. Выбери себе вещи. Одежду, гребешки, туфли. Бери что захочешь, только не трогай форму. Ясно? Ты понимаешь, что такое форма?
   Она кивнула, кося по сторонам. Рот у нее был приоткрыт, от непрерывного ношения маски нос распух, а углы губ воспалились и покрылись коростой. И кожа вся сплошь в узорах и разводах. Хугебурка бестрепетно взял это существо за руку и потащил к выходу.
* * *
   Бугго была с Алабандой. Он возил ее в пустыню на своем флаере. Они скользили над зеленоватыми песками, которые перед рассветом начинали звонко, пронзительно скрипеть, смещая певучие массы под напором утреннего света. Это пение предвосхищало быстрое появление красноватого солнца Бургариты. Внезапно вспыхивали изумрудным огнем пески, золотые лучи змеями пробегали по зелени, а затем из-за горизонта выскакивало светило и с ходу принималось жарить. Алабанда находил это великолепным.
   В пустыне, в подземном помещении, оборудованном стабильной вентиляцией и искусственным освещением, идентичным эльбейскому, располагался большой завод. Алабанда был его владельцем. Бугго, обмотанная вместо платья двумя разноцветными шарфами с бахромой, в туфлях на игольном каблуке, висела на руке Алабанды, и он нес ее по лестницам и переходам, мимо прозрачных кабинетов технологов, по лабораториям, комнатам отдыха, где были цветы и бассейны с зеленоватой водой, сквозь чад и смрад заводского борделя, в цеха по отливке изделий, в закуток предводителя смены, и там быстро, нахально мигали цифры на планшетках, неслась из уст тарабарщина, порождаемая «Универсальным переводчиком Лололера», на которой Бугго теперь изъяснялась почти как на родном языке. Все это изливалось сплошным потоком – череда лиц, интерьеров, машин, компьютерных экранов, стереовизоров, слов, слов, слов – а затем опять шаги, переходы, двери, лестницы, и ветер, горячий мощный ветер пустыни, пытающийся сорвать седоков с флаера и превратить их в песок, песок, песок…
   Там, перекрикивая шум двигателя и низкий рев ветра, Алабанда рассказал Бугго об Островах.
   Ветер выхватывал слова из губ Алабанды и трепал их, превращая в лоскуты, но Бугго ловила эти лоскуты и соединяла их в узоры, и в глубине этих причудливых извивов, на месте соединения обрывков, вдруг начинали прорисовываться очертания фигур, абрисы лиц, ветки деревьев.
   На краю сектора – Алабанда еще юноша, он младший помощник штурмана, который варит кофе всем старшим офицерам и в свободное время заглядывает штурману через плечо: что и как тот делает (а тот больше пьет арак и дуется в кругляши – но кто же прокладывает, в таком случае, курс?) – и там, на краю сектора, был малый челнок.
   Какие-то люди, потерпевшие крушение. Смутно вспоминаемые лица, розоватый пушок на круглом изгибе черной женской щеки, в зрачке – отражение дерева, полного золотых плодов.
   Как одержимые, помчались они тогда разыскивать Острова – десяток астероидов в безымянном, никем не исследованном поясе, – там, на краю сектора. Они провели в скитаниях почти год по счету Бургариты. От синтезированной пищи у них отекали ноги и лица, а в глазах стало появляться размазанное, искаженное отражение тех же деревьев. Чужая память застревала в их сознании, они напивались и бредили, но не могли уйти с границы сектора, потому что Острова постоянно находились рядом.
   – Рай, Бугго! – кричал Алабанда. – Вот что это было! – вопил он. – Рай – это отрава! Мы болели от его близости!
   А потом они начали умирать, один за другим, и Алабанда больше никому не варил кофе – он захватил бортовой компьютер и сам прокладывал курс, прошивая пространство на краю сектора мелкими стежками, взад-вперед, взад-вперед.
   Что-то случилось с раем, что-то ужасное произошло из-за поступка тех древних людей, которые погубили деревья, и рай оторвался от Земли Спасения. Космическим ветром несло его по пространствам, которые создал Бог.
   – О, если бы рай стоял на месте и просто разрастался, как ему было заповедано, если бы он ширился вместе со вселенной, – бормотал Алабанда. – Но рай пронзил вселенную насквозь, как игла, и стал недоступен и опасен.
   Там, на краю мира, едва цепляясь за рассудок, – Алабанда уже сделался капитаном, и теперь та женщина с розовым пушком на щеках приносила ему в каюту безвкусный искусственный хлеб, продукт третьей, четвертой переработки, – они ждали, пока Острова явятся им, и выплевывали зубы изо рта.
   – Я помню, как наши зубы уплывали в черноту за иллюминатором, – кричал Алабанда, – они уплывали грызть и кусать бесконечность, стоит им сомкнуться!
   Он угрожал кулаком низкому небу Бургариты, и слезы, срываясь с его лица, оседали на скулах Бугго.
   И Острова прошли мимо них, едва не царапнув иллюминатор – однажды, в начале второй смены, когда почти все были пьяны и тряслись возле мутных окон. Сквозь пластик, размазанные, точно в зрачках безумца, просматривались деревья, птицы, тихие животные.
   – Я видел музыку! – орал Алабанда. – Она висела на ветвях, и ее можно было снять, как белье с веревки, ее можно было пересчитать, надеть на пальцы! Клянусь слюнями Ангелов, она была там, такая густая, что некоторые люди намазывали ее на хлеб!
   Зеленые пески Бургариты расступались под мощным брюхом флаера, раздуваемые ветром, и волочились за ним почтительным шлейфом, и взбаламученный воздух пустыни играл крошечными изумрудными искрами, а Алабанда кричал и бредил райскими Островами, и Бугго всем своим существом понимала их реальность, их неизбежность, подобную смерти или течению времени.
* * *
   – Мне нравится имя Тагле, – сказала Бугго. – А тебе?
   Червячья пастушка стояла посреди капитанской каюты и облизывала губы, тревожа коросту в углах рта. На ней было длинное белое платье, почти прозрачное, без рукавов и без швов по бокам. На руки она натянула перчатки до локтя. Выше перчаток и в разрезах сбоку парчово светилась узорная кожа. Лицо в золотистых, красных, синих разводах выглядело жутковато, но вместе с тем привлекательно. Чем-то оно гармонировало с рассказом Алабанды.
   – Тагле, – повторила Бугго. – Как тебе?
   Девушка наклонила голову.
   – Не могу же я тебя никак не звать?
   Она опустила голову еще ниже.
   – На «Ласточке» полно пустых кают, – продолжала Бугго. – Выбери себе любую. Я хочу, чтобы ты не покидала мой корабль до нашего вылета.
   Девушка кивнула. Бугго показалось, что в ее глазах появилось вопросительное выражение, и почти сразу догадалась, в чем дело.
   – Ауфидий мы продали. У них теперь другие пастухи.
   Тагле – если, конечно, она будет носить это имя, – радостно заулыбалась. Ее беспокоила судьба червячков.