Страница:
И никогда – ни до, ни после – не видел он такого совершенного тела. Твердые упругие груди с острыми сосками, длинные стройные ноги с тонкими лодыжками… Он помнил все до мельчайших подробностей, будто только вчера ночью эти ноги сжимали его, а его руки впивались в ее нежные бедра…
Сколько раз говорил он себе, что должен ненавидеть ее за слабость и ложь, но каждый раз признавался, что любовь к Анджеле не уходит из его сердца.
Да, несмотря ни на что, Бретт любил Анджелу Синклер и знал, что любовь его никогда не умрет.
Именно поэтому его интересовало, как идут дела в Луизиане. Он волновался, узнав, что Новый Орлеан пал и что там теперь хозяйничают янки. Бретту оставалось лишь надеяться, что с Анджелой все в порядке. Впрочем, о ней мог позаботиться ее отец, да и муж – ведь она наверняка вышла замуж за Реймонда Дюваля, и, возможно, у нее уже есть дети.
Бретт понимал, что не должен постоянно думать о ней, но не мог забыть Анджелу.
Это была плата за его глупость.
– Анджела, ты меня слышишь? – Убрав прядь волос со лба девушки, доктор Дюваль погладил ее по щекам и еще раз спросил Кезию: – Ты уверена, что она приходила в себя?
– Да, доктор, да! – взволнованно вскричала Кезия. – Я пришла утром и хотела отпустить Мисси – девочку, что присматривает за ней по ночам, а та сказала, что мисс Анджела всю ночь стонала. Тогда я подошла к ней и стала вытирать ее личико влажным полотенцем, а она как откроет глаза и давай звать своего папочку, а потом ка-ак закричит, заплачет… И снова уснула, бедняжка… Господи… – по щекам Кезии потекли слезы, – сколько же она вынесла, сколько пережила! Не хочу я говорить ей о смерти отца, не хочу!
– Можешь не делать этого, – согласился Винсон. – Я сам скажу. А теперь принеси мне таз с холодной водой и губку.
Когда Кезия выполнила приказание, доктор обмакнул губку в воду и провел ею несколько раз по лицу больной. Сначала девушка даже не шелохнулась, а затем ее голова едва заметно качнулась из стороны в сторону.
– Ты слышишь меня, Анджела? Это я, Винсон Дюваль. Я с тобой. Ты слышишь меня, дорогая?
Ресницы девушки затрепетали.
– Хвала Господу, она приходит в себя! – вскричала Кезия, всплеснув руками.
– Уйди отсюда, – махнул ей доктор. – Ты перепугаешь ее до смерти. Я тебя позову, если понадобишься.
Кезия бросилась вон из комнаты, торопясь рассказать обитателям Бель-Клера, что молодая госпожа пришла в себя.
– Анджела, поговори со мной, – уговаривал Дюваль.
Ей казалось, что она скользит по темному мягкому бархату. Ей так хорошо, но какая-то сила пытается вырвать ее из этого уютного, теплого мира, в котором она оказалась… и из которого ей вовсе не хочется уходить… Анджела напряглась, пытаясь собрать обрывки тревожащих ее воспоминаний воедино. Отец… Что-то случилось с отцом.
– Папочка… – прошептала она, не понимая еще, почему при мысли о нем ей становится так нехорошо. – Папочка, пожалуйста…
Винсон схватил ее за руки. Пальцы девушки зашевелились, словно ища, за что бы ухватиться.
– Анджела, не думай сейчас ни о чем. У тебя болит что-нибудь? Я помогу тебе. – Он давал ей большие дозы успокоительного, полагая, что лекарство дольше продержит ее в забытьи и она не будет чувствовать боли.
Вдруг глаза Анджелы обагрило кровью, словно перед ними развернулось алое покрывало. Потом это покрывало начало постепенно отодвигаться, и она увидела… отца… И сразу поняла, что он мертв.
Девушка разрыдалась.
– Поплачь, поплачь, – погладил ее по плечу доктор. – Все пройдет.
Он долго утешал девушку, даже не замечая, что кто-то настойчиво стучит в дверь. Наконец, прикрыв Анджелу одеялом, Дюваль встал и подошел к двери, чтобы узнать, кто смеет так бесцеремонно ломиться в комнату больной.
Оказалось, майор Гембри, узнав от Кезии, что девушка пришла в себя, поспешил посетить ее в надежде выяснить, кто же поднял руку на ее отца.
– Анджела, слушай внимательно, – проговорил доктор, вытирая ей слезы, – я знаю, что ты расстроена, но ты должна нам помочь. Человека, который убил твоего отца, еще не нашли. Ты можешь сообщить нам что-нибудь? Какие-нибудь приметы?
– Я помню только кровь. Только кровь, – отозвалась девушка. – Я бы хотела… – От усердия она даже стиснула зубы, голова ее буквально раскалывалась от боли. – Я не могу… Мне очень жаль…
– А отец сказал тебе что-нибудь перед смертью? Ужасно, что приходится так мучить тебя, но вдруг ты сможешь помочь… Тебя нашли у тела твоего отца. Мы поняли, что он умер у тебя на руках. Может, он сказал хоть что-то, назвал имя убийцы? Попытайся вспомнить.
– Не могу, – хрипло прошептала Анджела. – Я лишь помню, что спустилась вниз и увидела его тело, залитое кровью. А потом пустота…
Винсон разочарованно пожал плечами:
– Ну хорошо. Может, позднее тебе удастся вспомнить больше. А теперь спи. Тебе надо отдохнуть.
– Нет, я не хочу спать. Мне кажется, что я проспала целую вечность. – Она попыталась сесть, но от усилия голова закружилась сильнее. Упав на подушки, девушка взмолилась: – Зажгите, пожалуйста, свет. Мне не хочется лежать в темноте.
Винсон и майор обменялись встревоженными взглядами.
Стоял полдень. Шторы были раздвинуты, и комнату заливало яркое солнце.
Винсон наклонился поближе к Анджеле и заглянул ей в глаза. Она даже не моргнула.
Он медленно поводил рукой перед ее лицом – девушка продолжала смотреть вдаль, взгляд ее был неподвижен.
Повернувшись к майору, Дюваль покачал головой. Оба были потрясены.
Анджела ослепла.
Глава 21
Сколько раз говорил он себе, что должен ненавидеть ее за слабость и ложь, но каждый раз признавался, что любовь к Анджеле не уходит из его сердца.
Да, несмотря ни на что, Бретт любил Анджелу Синклер и знал, что любовь его никогда не умрет.
Именно поэтому его интересовало, как идут дела в Луизиане. Он волновался, узнав, что Новый Орлеан пал и что там теперь хозяйничают янки. Бретту оставалось лишь надеяться, что с Анджелой все в порядке. Впрочем, о ней мог позаботиться ее отец, да и муж – ведь она наверняка вышла замуж за Реймонда Дюваля, и, возможно, у нее уже есть дети.
Бретт понимал, что не должен постоянно думать о ней, но не мог забыть Анджелу.
Это была плата за его глупость.
– Анджела, ты меня слышишь? – Убрав прядь волос со лба девушки, доктор Дюваль погладил ее по щекам и еще раз спросил Кезию: – Ты уверена, что она приходила в себя?
– Да, доктор, да! – взволнованно вскричала Кезия. – Я пришла утром и хотела отпустить Мисси – девочку, что присматривает за ней по ночам, а та сказала, что мисс Анджела всю ночь стонала. Тогда я подошла к ней и стала вытирать ее личико влажным полотенцем, а она как откроет глаза и давай звать своего папочку, а потом ка-ак закричит, заплачет… И снова уснула, бедняжка… Господи… – по щекам Кезии потекли слезы, – сколько же она вынесла, сколько пережила! Не хочу я говорить ей о смерти отца, не хочу!
– Можешь не делать этого, – согласился Винсон. – Я сам скажу. А теперь принеси мне таз с холодной водой и губку.
Когда Кезия выполнила приказание, доктор обмакнул губку в воду и провел ею несколько раз по лицу больной. Сначала девушка даже не шелохнулась, а затем ее голова едва заметно качнулась из стороны в сторону.
– Ты слышишь меня, Анджела? Это я, Винсон Дюваль. Я с тобой. Ты слышишь меня, дорогая?
Ресницы девушки затрепетали.
– Хвала Господу, она приходит в себя! – вскричала Кезия, всплеснув руками.
– Уйди отсюда, – махнул ей доктор. – Ты перепугаешь ее до смерти. Я тебя позову, если понадобишься.
Кезия бросилась вон из комнаты, торопясь рассказать обитателям Бель-Клера, что молодая госпожа пришла в себя.
– Анджела, поговори со мной, – уговаривал Дюваль.
Ей казалось, что она скользит по темному мягкому бархату. Ей так хорошо, но какая-то сила пытается вырвать ее из этого уютного, теплого мира, в котором она оказалась… и из которого ей вовсе не хочется уходить… Анджела напряглась, пытаясь собрать обрывки тревожащих ее воспоминаний воедино. Отец… Что-то случилось с отцом.
– Папочка… – прошептала она, не понимая еще, почему при мысли о нем ей становится так нехорошо. – Папочка, пожалуйста…
Винсон схватил ее за руки. Пальцы девушки зашевелились, словно ища, за что бы ухватиться.
– Анджела, не думай сейчас ни о чем. У тебя болит что-нибудь? Я помогу тебе. – Он давал ей большие дозы успокоительного, полагая, что лекарство дольше продержит ее в забытьи и она не будет чувствовать боли.
Вдруг глаза Анджелы обагрило кровью, словно перед ними развернулось алое покрывало. Потом это покрывало начало постепенно отодвигаться, и она увидела… отца… И сразу поняла, что он мертв.
Девушка разрыдалась.
– Поплачь, поплачь, – погладил ее по плечу доктор. – Все пройдет.
Он долго утешал девушку, даже не замечая, что кто-то настойчиво стучит в дверь. Наконец, прикрыв Анджелу одеялом, Дюваль встал и подошел к двери, чтобы узнать, кто смеет так бесцеремонно ломиться в комнату больной.
Оказалось, майор Гембри, узнав от Кезии, что девушка пришла в себя, поспешил посетить ее в надежде выяснить, кто же поднял руку на ее отца.
– Анджела, слушай внимательно, – проговорил доктор, вытирая ей слезы, – я знаю, что ты расстроена, но ты должна нам помочь. Человека, который убил твоего отца, еще не нашли. Ты можешь сообщить нам что-нибудь? Какие-нибудь приметы?
– Я помню только кровь. Только кровь, – отозвалась девушка. – Я бы хотела… – От усердия она даже стиснула зубы, голова ее буквально раскалывалась от боли. – Я не могу… Мне очень жаль…
– А отец сказал тебе что-нибудь перед смертью? Ужасно, что приходится так мучить тебя, но вдруг ты сможешь помочь… Тебя нашли у тела твоего отца. Мы поняли, что он умер у тебя на руках. Может, он сказал хоть что-то, назвал имя убийцы? Попытайся вспомнить.
– Не могу, – хрипло прошептала Анджела. – Я лишь помню, что спустилась вниз и увидела его тело, залитое кровью. А потом пустота…
Винсон разочарованно пожал плечами:
– Ну хорошо. Может, позднее тебе удастся вспомнить больше. А теперь спи. Тебе надо отдохнуть.
– Нет, я не хочу спать. Мне кажется, что я проспала целую вечность. – Она попыталась сесть, но от усилия голова закружилась сильнее. Упав на подушки, девушка взмолилась: – Зажгите, пожалуйста, свет. Мне не хочется лежать в темноте.
Винсон и майор обменялись встревоженными взглядами.
Стоял полдень. Шторы были раздвинуты, и комнату заливало яркое солнце.
Винсон наклонился поближе к Анджеле и заглянул ей в глаза. Она даже не моргнула.
Он медленно поводил рукой перед ее лицом – девушка продолжала смотреть вдаль, взгляд ее был неподвижен.
Повернувшись к майору, Дюваль покачал головой. Оба были потрясены.
Анджела ослепла.
Глава 21
Проконсультировавшись с новоорлеанскими врачами и медиками, прибывшими в город вместе с войсками генерала Батлера, доктор Дюваль пришел к выводу, что пока невозможно сказать, навсегда Анджела потеряла зрение или ее слепота со временем пройдет. Равно как нельзя было узнать наверняка, сможет ли она вспомнить события страшной ночи или они совсем стерлись из ее памяти.
С забинтованной головой, поддерживаемая с одной стороны Винсоном, а с другой – Реймондом, Анджела все же присутствовала на похоронах отца. Мужчины помогли ей удержаться на ногах, когда гроб с телом Элтона устанавливали в склепе рядом с гробом его любимой Твайлы. Отделенная от мира непроницаемой завесой тьмы, Анджела подумала, что еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.
В последующие дни она совершенно потеряла ощущение времени. Лишь немногие друзья ее отца заходили к ней, чтобы высказать соболезнования и выразить сочувствие. Кое-кто из них деликатно интересовался ее состоянием, избегая даже произносить слово «слепота». Девушка едва не кричала от отчаяния – их жалость была невыносима.
Когда визитеры расходились, она полностью погружалась в себя. Анджела твердо решила, что будет бороться: даже если зрение не вернется к ней, она не будет беспомощным инвалидом.
Как-то вечером Мамма Кезия принесла Анджеле поднос с ужином, и девушка настояла на том, что будет есть самостоятельно. Ах, как трудно оказалось управляться с вилкой! По тяжелым вздохам Маммы Кезии Анджела поняла, что пока все идет не слишком гладко.
– Я должна попробовать, – снова и снова повторяла она. – У меня все получится, если я буду стараться.
Услышав, как открывается дверь, Анджела инстинктивно подняла голову, и сразу почувствовала отвращение, узнав голос Клодии.
– Ах, какая гадость! – закричала Клодия. – Мамма, что с тобой случилось? Почему ты сама не кормишь ее? Посмотри, она вся перемазалась, вся постель в еде! Я прикажу тебя выпороть…
– Не смей так говорить! – перебила ее Анджела, отбрасывая поднос в сторону.
Клодия выругалась, потому что молоко, выплеснувшись из стакана, пролилось на кровать. Потом Анджела почувствовала, как грубые руки толкнули ее.
– И не вздумай вставать, ты слышишь меня? Настало наконец время указать тебе твое место в этом доме! Не попадайся мне на пути, а то как бы тебе не пришлось пожалеть об этом! Плантация требует внимания, а ты все время отрываешь меня от дел!
Анджеле не нужно было видеть, чтобы догадаться – сейчас Клодия нависает над ней с искаженным от злобы лицом, глаза ее налиты кровью и готовы вот-вот вылезти из орбит, зубы скрежещут, кулаки крепко сжаты.
Подождав, пока Клодия переведет дыхание, Анджела твердо заявила:
– Я и не собираюсь тебе мешать. Но я не позволю, чтобы со мной обращались как с инвалидом, запирали меня в комнате и кормили с ложечки как младенца! Я научусь сама заботиться о себе, и ты меня не остановишь!
– Я вольна поступать как хочу, Анджела! – взвизгнула Клодия. – Это тебе не остановить меня, так и знай! Во-первых, не забывай, что ты слепа и беспомощна. Мало того! Напоминаю тебе, что идет война. Плантаторы убегают с насиженных мест целыми толпами, но я останусь здесь, потому что мне на помощь придут войска северян, которые заставят негров работать и собирать урожай. Благодаря мне Бель-Клер будет процветать!
– Ты ничего не забыла, а, Клодия? – спокойно осведомилась Анджела. – Что скажешь о завещании папы? Мистер Дюбоз сказал, что передаст мне все права на имение, как только я почувствую себя лучше. Он сообщил мне о последней воле отца, – добавила она.
– Ты что, вообще ничего не соображаешь? – завопила Клодия. – Идиотка! Я же не просто так подружилась с янки! Теперь я могу попросить генерала Батлера конфисковать Бель-Клер и передать его мне! Не забывай, что я подписала присягу на верность Союзу и теперь могу делать все, что захочу!
Закрыв глаза, Анджела вновь погрузилась в свой темный мир. Отчаяние одолевало ее. Клодия права. Какая разница, что отец написал в завещании? Он с таким же успехом мог оставить свое имущество Союзу.
Клодия замолчала на некоторое время: она хотела, чтобы Анджела хорошенько обдумала ее слова. Вспомнив вдруг о том, что Мамма Кезия все еще стоит рядом, Клодия взмахом руки отпустила старую служанку.
Услышав, как открылась и закрылась дверь, Анджела решила, что названая сестра ушла наконец из комнаты, и с грустью прошептала:
– Мамма Кезия, дорогая, ну что же мне делать?
Ответом ей был издевательский смех Клодии:
– Если тебе что и надо делать, так это держаться от меня подальше, дорогуша! А как только доктор Дюваль скажет, что твое состояние улучшилось, ты немедленно уберешься из моего дома! Не хочу, чтобы ты болталась тут, сокрушаясь о своих бедах. А я… Я слишком занята, чтобы возиться с тобой. У меня столько планов! Все янки смогут останавливаться здесь! Я буду устраивать балы, приемы, вечера, пикники! Я не допущу, чтобы ты попадалась моим гостям на глаза и навевала на них тоску своим унынием!
Каждое слово было для Анджелы как удар бича. Девушка вся сжалась, но решилась возразить Клодии:
– Не забывай, что это и мой дом тоже. Ты не сможешь выгнать меня отсюда.
Клодия расхохоталась:
– Мы еще посмотрим!
Как только она ушла, Анджела вытянулась на кровати, размышляя о том, как будет жить в неведомом темном мире. Во-первых, ей надо вспомнить, где что стоит в ее комнате. Впрочем, это как раз нетрудно – здесь девушка знала каждый уголок. А потом… Потом она постепенно обойдет весь дом: каждую комнату, каждый коридор. А уж когда сможет без труда ходить по дому, то решится выходить на улицу. Правда, ей сначала придется полагаться на помощь слуг, Маммы Кезии например, но она сумеет преодолеть все трудности. Господь ей поможет. И она не позволит Клодии выгнать ее из собственного дома.
Анджела решила бороться.
Несколько недель она удивляла слуг своим упрямством. Научившись без труда ориентироваться в доме, девушка взялась за уроки верховой езды. Здесь ей нужен был помощник, и на эту роль она пригласила Вильяма, сына Кезии.
Вскоре это зрелище стало привычным для обитателей Бель-Клера: маленький негритенок едет на лошади рядом с белой леди. Человек, не знающий, какая беда постигла Анджелу, ни за что не догадался бы, что она слепая – девушка сидела в седле очень прямо, высоко подняв голову и расправив плечи.
Лишь оставаясь наедине с собой, Анджела давала волю своим чувствам и позволяла страху вырываться наружу.
Поначалу Клодия злорадно наблюдала за названой сестрой, надеясь, что та упадет с лошади и расшибется насмерть, но потом ей надоело это занятие. Она решила, что Анджеле все равно не удастся вернуть себе имение.
Чувствуя свою полную бесполезность, Реймонд с каждым днем все больше и больше пил. Основную часть времени он проводил в полубессознательном состоянии, не понимая, что происходит вокруг. Клодия пообещала, что выгонит его из дома, если он хоть пальцем пошевелит, чтобы помочь Анджеле, и Реймонд испугался. Ему некуда было идти, и он почел за лучшее повиноваться жене. Родители Реймонда подписали присягу на верность Союзу, а он решительно отказывался это делать; поэтому они панически боялись его приездов, опасаясь, что в пьяном угаре сын сболтнет лишнее и устроит им неприятности. Из-за больной ноги Реймонд не мог пойти на войну, не мог работать. В Бель-Клере о нем заботились. Когда запасы спиртного, сделанные Элтоном Синклером, подошли к концу, а Клодия и не подумала возобновить их, Реймонд, к собственному удивлению, изобрел способ изготовления самогона – некоего подобия рома – из черной патоки. С тех пор он почти все время стал проводить на сахарном заводе, готовя свое зелье и напиваясь там же до полусмерти.
Тем временем Клодия, не без помощи майора Гембри и генерала Батлера, разумеется, сумела благополучно вырастить урожай хлопка и сахарного тростника. Она нашла нескольких надсмотрщиков, которые были готовы за соответствующую плату подгонять обленившихся рабов. Устроив дела на плантации, Клодия смогла взяться за выполнение своего плана по превращению Бель-Клера в уютный уголок, двери которого были распахнуты для янки. Офицеров приглашали занять самые роскошные покои, а солдаты разбивали палатки на газонах вокруг дома. Клодии больше не надо было беспокоиться о том, что особняк обворуют или нападут на него. Горе было тому, кто осмелился бы нарушить покой этого райского места.
Анджела ненавидела янки, и, когда они бывали в доме, она отказывалась выходить из своей комнаты. Мамма Кезия подробно описывала девушке роскошные пиршества, и той казалось, что ее отец переворачивается в гробу.
Она плохо спала, ее то и дело преследовали воспоминания об ужасной ночи. Анджела знала, что нечто очень важное все время ускользает от нее. Да, чего-то вспомнить она не могла! Напрягая память, девушка представляла, как отец лежал в луже крови с торчащим из груди кинжалом, а она стояла рядом с ним на коленях. Он сказал ей что-то, но его слова никак не могли пробиться сквозь таинственную завесу… Временами перед внутренним взором Анджелы вставала ужасная картина: к ее лицу приближается кочерга, и она видит человека… Но кто же он? Иногда казалось, что она вот-вот вспомнит… но картина, как снег, таяла в ее сознании.
Одно очень огорчало девушку – она не получала никаких известий о том, как обстоят дела на войне. Анджела все еще надеялась, что силы сопротивления прогонят янки.
Реймонду запрещали встречаться с ней, Клодия даже не разрешала ей спускаться вниз к столу, но Анджела была только рада этому, потому что ей невыносимо было осознавать, как янки хозяйничают в их доме. Лишь доктор Дюваль приносил иногда кое-какие новости, но теперь и он стал реже бывать у нее. Время шло, и Дюваль пришел к выводу, что нет никакой необходимости навещать девушку по нескольку раз в неделю, так как ее рана почти зажила. Доктор снова и снова повторял, что ей неслыханно повезло. Будь удар хоть капельку сильнее, она бы не выжила. Но он не мог успокоить ее и сказать, когда зрение снова вернется. Дюваль призывал Анджелу не терять надежду и уповать на Бога. Теперь он приезжал в Бель-Клер только раз в десять дней.
Во время своих недолгих визитов он рассказывал Анджеле, как идут дела на фронте: о сражениях в Виргинии и о том, что федеральные силы пытались захватить Ричмонд. Хотя последний удар северян нанес серьезное поражение войскам южан, генералу Ли удалось задержать армию юнионистов у Потомака. Анджела была сильно опечалена, услышав о том, что в так называемой семидневной кампании погибло около двадцати тысяч конфедератов.
Еще больше она расстроилась, когда узнала, что в военных действиях погиб Джеми Рэбин – сын ее учительницы музыки. Девушка понимала, что мать, должно быть, сходит с ума от горя. К ее великому удивлению, доктор Дюваль был против того, чтобы она навестила Мелору.
– Молодой леди небезопасно ездить сейчас в город, – заявил он. – Особенно в подобном состоянии…
Анджела не стала спорить, а принялась спокойно разрабатывать собственный план. Через два дня Мамма Кезия сообщила ей, что Клодия на целый день уехала к Элизабет Гембри. И Анджела немедленно приказала приготовить экипаж.
– Ты поедешь со мной, – сказала она Кезии, – и будешь моими глазами. Сначала мы заедем к миссис Мелоре с соболезнованиями, а потом отправимся на прогулку по Новому Орлеану, и ты будешь рассказывать мне все, что видишь. Я хочу знать, каким стал город.
Кезия попыталась сопротивляться, ссылаясь на то, что в городе неспокойно.
– Ерунда! – бросила Анджела, не желавшая слушать возражений. – Янки же больше не воюют, разве не так? Я уверена, что они не устраивают беспорядков и не нападают на прохожих. Ну скажи, что может случиться? Успокойся, все будет хорошо.
По пути Мамма Кезия рассказывала, что везде много народу, в основном по улицам бродят солдаты; и Анджела действительно слышала шум и громкий говор.
– Надеюсь, дом миссис Мелоры не разворовали, как другие дома в Новом Орлеане, – заметила девушка.
Наконец экипаж остановился, и Кезия сказала:
– Вот мы и приехали. Это дом Мелоры. Впрочем, – добавила она, – кажется, нам стоит немного подождать. Сюда идут несколько солдат, и они смотрят на вас.
– Ну и что? – пожала плечами Анджела. – Мы же не делаем ничего плохого. Помоги мне, Вильям, – обратилась она к сыну Кезии.
Девушка не видела, что мальчик уже соскочил на землю и стоял перед ней, готовый подать руку. Мамма Кезия устало раскрыла над своей подопечной зонтик от солнца.
Янки подошли совсем близко. Вильям отпрянул назад, а Анджела решила, что он просто испытывает ее. Шагнув вперед, она наткнулась на одного из солдат.
– Эй, ты, смотреть надо! – закричал он. – Ты нарочно это сделала, а? – Подозрительно прищурившись, солдат уставился на девушку. – Поди, решила, что все должны уступать тебе дорогу, потому что ты леди с Юга! Конечно, именно это ты и вообразила!
Анджела даже не сразу поняла, что происходит, потому что перепуганный Вильям при виде солдат поспешил скрыться за коляской. Мамма Кезия, которую тоже парализовал страх, едва слышно шептала:
– Это солдаты, детка. Дай им пройти.
К восторгу всей компании, военный, на которого наткнулась Анджела, с такой силой толкнул ее, что девушка отлетела назад к экипажу.
– Уберись с дороги! – рявкнул он. – Покажи, что уважаешь нас.
– Что вы себе позволяете? – возмутилась Анджела. – Толкаете женщину и говорите о каком-то уважении. Вы, чертовы янки…
Одной рукой девушка нащупала зонтик, который Мамма Кезия все еще держала в руках. Выхватив его, она размахнулась и умудрилась ударить одного из солдат по лицу. Завопив от испуга, Кезия бросилась на середину улицы, сопровождаемая Вильямом.
– Ах ты маленькая сучонка! – взревел солдат, вырывая зонт из рук Анджелы и разламывая его пополам о колено. – Сейчас я покажу тебе, как надо со мной обращаться!
– Да уж, – поддержал его приятель. – Не забывай о приказе номер двадцать восемь, Нед. Перед тобой обычная проститутка. Пожалуй, нам стоит отвести ее за ближайший угол и заставить поработать.
Слишком разъяренная, чтобы испугаться, Анджела принялась вырываться, кусаться и царапаться, когда сильные руки схватили ее и поволокли куда-то.
Мелора Рэбин, услышав шум, выбежала из дома и закричала:
– Отстаньте от нее, скоты! Оставьте девушку в покое!
– Держись от нас подальше, – предупредил ее один из солдат. – А то как бы тебе самой не попасть под действие этого приказа.
Вокруг них начала собираться толпа. Мелора увидела, что к солдатам со всех сторон бегут их приятели.
– Я прошу вас отстать от нее, – не унималась Мелора. – Разве не понимаете – это слепая.
– Слепая? – удивился один из солдат.
Мужчины выпустили Анджелу, но она все еще продолжала размахивать руками, пытаясь пробраться к дому.
Отступив назад, солдаты наконец убедились, что девушка действительно не видит их.
– Все хорошо, – вскричала Мелора, подбегая и обнимая ее. – Пойдем со мной. – Она быстро увела Анджелу в дом и закрыла за собой дверь.
Когда они прошли в гостиную, Мелора сочувственно вздохнула.
– Ах бедняжка! – проговорила она. – А ведь все дело в генерале Батлере и его приказе номер двадцать восемь. – Мелора хмыкнула. – Женщинам теперь небезопасно показываться на улицах, потому что солдаты могут посчитать их проститутками.
Немного успокоившись, Анджела спросила, о чем речь.
– Как, разве ты не слышала? Генерал Батлер заявил, что устал от постоянных оскорблений, наносимых нашими женщинами его солдатам. Вот он и издал указ, позволяющий янки любую женщину считать проституткой.
– Боже мой! – Анджела покачала головой. На глаза ее навернулись слезы, но она твердо решила не давать им воли.
Мелора отправилась на кухню приготовить чай, и когда вернулась, то решила заговорить о том, что больше всего терзало ее душу:
– Я знаю, ты приехала ко мне из-за Джеми. Спасибо тебе. Кажется, его смерти мне не пережить. Когда десять лет назад Фред умер от малярии, я поняла, что такое сердечная боль. Но теперь-то я знаю, – это было ничто в сравнении с тем, когда мать теряет свое дитя. Тогда боль становится невыносимой.
Нащупав руку Мелоры, Анджела сжала ее:
– Родителей тоже тяжело терять. Кто я теперь? Сирота.
– Да, и у тебя большое горе, – вздохнула Мелора. – Все это так печально…
– Только, пожалуйста, не жалейте меня, – попросила Анджела. – Со слепотой я еще могу справиться, но жалость мне не одолеть.
– Ты отлично держишься, дорогая. Ида Дюваль говорила мне, что Винсон доволен тем, как ты справляешься с несчастьем. Хотя я никак не могу понять, как тебе удается ладить со своей сестрицей-предательницей.
– Мы делаем то, что должны делать. В один прекрасный день все переменится. – Найдя на подносе сливочник, Анджела стала наливать сливки в чай, радуясь тому, что Мелора не помогает ей.
Вдруг в дверь громко забарабанили.
– Это, наверное, Мамма Кезия, – бросила Мелора и отперла замок. – Я видела, как она убежала. Наверное, поняла, что опасность миновала, и решила вернуться.
Анджела нахмурилась: Кезия не могла стучать с такой силой. Услышав сердитые крики, она поняла, что ее худшие подозрения оправдались.
Беда, да и только!
– Да, она здесь, – донесся в гостиную нерешительный голос Мелоры, – но не забывайте – она слепая.
– Ничего, мы и со слепой справимся.
Анджела вскипела, узнав голос майора Гембри. Подойдя к ней, майор ядовито сообщил, что она, Анджела Синклер, обвиняется в нарушении приказа номер двадцать восемь и он намеревается препроводить ее в штаб-квартиру юнионистов для выяснения подробностей. Девушке пришлось прикусить язык, иначе бы она наговорила много дерзостей этим наглым янки. Не желая навлекать еще больше неприятностей на Мелору и дать майору возможность применить силу, Анджела повиновалась.
С гордо поднятой головой она пошла вслед за солдатами, шагавшими впереди. Девушка ничего не видела: у нее было такое чувство, словно она попала в ловушку, расставленную посреди какого-то бесконечного ночного кошмара. Анджела даже не представляла, сколько времени просидела на жесткой лавке, ожидая, пока ею займутся. Но держалась она стойко.
Когда майор Гембри, войдя, посмотрел на нее, ему пришло в голову, что он в жизни не видел существа упрямее. Она очень красива, ничего не скажешь, и слепота ее – настоящая трагедия, подумал майор. Слава Богу, что такой нрав не у всех южанок, а то не видать бы юнионистам победы, как своих ушей.
– Генерал Батлер поручил мне разобраться с вашим делом, – коротко бросил он.
Анджела слышала его шаги, поэтому не удивилась, когда Гембри заговорил.
– Ну что ж, майор, действуйте, – сказала она. – Вы и правда собираетесь обвинить меня в проституции в соответствии с этим знаменитым и нелепым приказом? Да уж, слепая шлюха – это нечто даже для видавших виды северян.
Майор просто задрожал от злости, но ничего не сказал: со всех сторон на его пленницу глазели солдаты, и он не хотел, чтобы какая-то девчонка ставила его в неловкое положение.
– Я не стану обращать внимание на вашу грубость, мисс Синклер, принимая во внимание ваше увечье. Но я хочу, чтобы вы знали: лишь благодаря вашей сестре генерала Батлера удалось уговорить не принимать к вам жестких мер. Его не тронул мой рассказ о вашей слепоте. Генерал сказал, что вы наверняка используете ее для выгоды южан.
– Это ложь, – заявила Анджела, не в силах больше терпеть.
Словно не слыша ее замечания, Гембри продолжил:
– Итак, мне удалось уговорить его, и он согласился не сажать вас в тюрьму, хотя для вас там самое место. Генерал согласился дать вам еще один шанс при условии, что вы не будете приезжать в Новый Орлеан. В ожидании его распоряжений вы не должны покидать Бель-Клер. Вы поняли меня?
С забинтованной головой, поддерживаемая с одной стороны Винсоном, а с другой – Реймондом, Анджела все же присутствовала на похоронах отца. Мужчины помогли ей удержаться на ногах, когда гроб с телом Элтона устанавливали в склепе рядом с гробом его любимой Твайлы. Отделенная от мира непроницаемой завесой тьмы, Анджела подумала, что еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой.
В последующие дни она совершенно потеряла ощущение времени. Лишь немногие друзья ее отца заходили к ней, чтобы высказать соболезнования и выразить сочувствие. Кое-кто из них деликатно интересовался ее состоянием, избегая даже произносить слово «слепота». Девушка едва не кричала от отчаяния – их жалость была невыносима.
Когда визитеры расходились, она полностью погружалась в себя. Анджела твердо решила, что будет бороться: даже если зрение не вернется к ней, она не будет беспомощным инвалидом.
Как-то вечером Мамма Кезия принесла Анджеле поднос с ужином, и девушка настояла на том, что будет есть самостоятельно. Ах, как трудно оказалось управляться с вилкой! По тяжелым вздохам Маммы Кезии Анджела поняла, что пока все идет не слишком гладко.
– Я должна попробовать, – снова и снова повторяла она. – У меня все получится, если я буду стараться.
Услышав, как открывается дверь, Анджела инстинктивно подняла голову, и сразу почувствовала отвращение, узнав голос Клодии.
– Ах, какая гадость! – закричала Клодия. – Мамма, что с тобой случилось? Почему ты сама не кормишь ее? Посмотри, она вся перемазалась, вся постель в еде! Я прикажу тебя выпороть…
– Не смей так говорить! – перебила ее Анджела, отбрасывая поднос в сторону.
Клодия выругалась, потому что молоко, выплеснувшись из стакана, пролилось на кровать. Потом Анджела почувствовала, как грубые руки толкнули ее.
– И не вздумай вставать, ты слышишь меня? Настало наконец время указать тебе твое место в этом доме! Не попадайся мне на пути, а то как бы тебе не пришлось пожалеть об этом! Плантация требует внимания, а ты все время отрываешь меня от дел!
Анджеле не нужно было видеть, чтобы догадаться – сейчас Клодия нависает над ней с искаженным от злобы лицом, глаза ее налиты кровью и готовы вот-вот вылезти из орбит, зубы скрежещут, кулаки крепко сжаты.
Подождав, пока Клодия переведет дыхание, Анджела твердо заявила:
– Я и не собираюсь тебе мешать. Но я не позволю, чтобы со мной обращались как с инвалидом, запирали меня в комнате и кормили с ложечки как младенца! Я научусь сама заботиться о себе, и ты меня не остановишь!
– Я вольна поступать как хочу, Анджела! – взвизгнула Клодия. – Это тебе не остановить меня, так и знай! Во-первых, не забывай, что ты слепа и беспомощна. Мало того! Напоминаю тебе, что идет война. Плантаторы убегают с насиженных мест целыми толпами, но я останусь здесь, потому что мне на помощь придут войска северян, которые заставят негров работать и собирать урожай. Благодаря мне Бель-Клер будет процветать!
– Ты ничего не забыла, а, Клодия? – спокойно осведомилась Анджела. – Что скажешь о завещании папы? Мистер Дюбоз сказал, что передаст мне все права на имение, как только я почувствую себя лучше. Он сообщил мне о последней воле отца, – добавила она.
– Ты что, вообще ничего не соображаешь? – завопила Клодия. – Идиотка! Я же не просто так подружилась с янки! Теперь я могу попросить генерала Батлера конфисковать Бель-Клер и передать его мне! Не забывай, что я подписала присягу на верность Союзу и теперь могу делать все, что захочу!
Закрыв глаза, Анджела вновь погрузилась в свой темный мир. Отчаяние одолевало ее. Клодия права. Какая разница, что отец написал в завещании? Он с таким же успехом мог оставить свое имущество Союзу.
Клодия замолчала на некоторое время: она хотела, чтобы Анджела хорошенько обдумала ее слова. Вспомнив вдруг о том, что Мамма Кезия все еще стоит рядом, Клодия взмахом руки отпустила старую служанку.
Услышав, как открылась и закрылась дверь, Анджела решила, что названая сестра ушла наконец из комнаты, и с грустью прошептала:
– Мамма Кезия, дорогая, ну что же мне делать?
Ответом ей был издевательский смех Клодии:
– Если тебе что и надо делать, так это держаться от меня подальше, дорогуша! А как только доктор Дюваль скажет, что твое состояние улучшилось, ты немедленно уберешься из моего дома! Не хочу, чтобы ты болталась тут, сокрушаясь о своих бедах. А я… Я слишком занята, чтобы возиться с тобой. У меня столько планов! Все янки смогут останавливаться здесь! Я буду устраивать балы, приемы, вечера, пикники! Я не допущу, чтобы ты попадалась моим гостям на глаза и навевала на них тоску своим унынием!
Каждое слово было для Анджелы как удар бича. Девушка вся сжалась, но решилась возразить Клодии:
– Не забывай, что это и мой дом тоже. Ты не сможешь выгнать меня отсюда.
Клодия расхохоталась:
– Мы еще посмотрим!
Как только она ушла, Анджела вытянулась на кровати, размышляя о том, как будет жить в неведомом темном мире. Во-первых, ей надо вспомнить, где что стоит в ее комнате. Впрочем, это как раз нетрудно – здесь девушка знала каждый уголок. А потом… Потом она постепенно обойдет весь дом: каждую комнату, каждый коридор. А уж когда сможет без труда ходить по дому, то решится выходить на улицу. Правда, ей сначала придется полагаться на помощь слуг, Маммы Кезии например, но она сумеет преодолеть все трудности. Господь ей поможет. И она не позволит Клодии выгнать ее из собственного дома.
Анджела решила бороться.
Несколько недель она удивляла слуг своим упрямством. Научившись без труда ориентироваться в доме, девушка взялась за уроки верховой езды. Здесь ей нужен был помощник, и на эту роль она пригласила Вильяма, сына Кезии.
Вскоре это зрелище стало привычным для обитателей Бель-Клера: маленький негритенок едет на лошади рядом с белой леди. Человек, не знающий, какая беда постигла Анджелу, ни за что не догадался бы, что она слепая – девушка сидела в седле очень прямо, высоко подняв голову и расправив плечи.
Лишь оставаясь наедине с собой, Анджела давала волю своим чувствам и позволяла страху вырываться наружу.
Поначалу Клодия злорадно наблюдала за названой сестрой, надеясь, что та упадет с лошади и расшибется насмерть, но потом ей надоело это занятие. Она решила, что Анджеле все равно не удастся вернуть себе имение.
Чувствуя свою полную бесполезность, Реймонд с каждым днем все больше и больше пил. Основную часть времени он проводил в полубессознательном состоянии, не понимая, что происходит вокруг. Клодия пообещала, что выгонит его из дома, если он хоть пальцем пошевелит, чтобы помочь Анджеле, и Реймонд испугался. Ему некуда было идти, и он почел за лучшее повиноваться жене. Родители Реймонда подписали присягу на верность Союзу, а он решительно отказывался это делать; поэтому они панически боялись его приездов, опасаясь, что в пьяном угаре сын сболтнет лишнее и устроит им неприятности. Из-за больной ноги Реймонд не мог пойти на войну, не мог работать. В Бель-Клере о нем заботились. Когда запасы спиртного, сделанные Элтоном Синклером, подошли к концу, а Клодия и не подумала возобновить их, Реймонд, к собственному удивлению, изобрел способ изготовления самогона – некоего подобия рома – из черной патоки. С тех пор он почти все время стал проводить на сахарном заводе, готовя свое зелье и напиваясь там же до полусмерти.
Тем временем Клодия, не без помощи майора Гембри и генерала Батлера, разумеется, сумела благополучно вырастить урожай хлопка и сахарного тростника. Она нашла нескольких надсмотрщиков, которые были готовы за соответствующую плату подгонять обленившихся рабов. Устроив дела на плантации, Клодия смогла взяться за выполнение своего плана по превращению Бель-Клера в уютный уголок, двери которого были распахнуты для янки. Офицеров приглашали занять самые роскошные покои, а солдаты разбивали палатки на газонах вокруг дома. Клодии больше не надо было беспокоиться о том, что особняк обворуют или нападут на него. Горе было тому, кто осмелился бы нарушить покой этого райского места.
Анджела ненавидела янки, и, когда они бывали в доме, она отказывалась выходить из своей комнаты. Мамма Кезия подробно описывала девушке роскошные пиршества, и той казалось, что ее отец переворачивается в гробу.
Она плохо спала, ее то и дело преследовали воспоминания об ужасной ночи. Анджела знала, что нечто очень важное все время ускользает от нее. Да, чего-то вспомнить она не могла! Напрягая память, девушка представляла, как отец лежал в луже крови с торчащим из груди кинжалом, а она стояла рядом с ним на коленях. Он сказал ей что-то, но его слова никак не могли пробиться сквозь таинственную завесу… Временами перед внутренним взором Анджелы вставала ужасная картина: к ее лицу приближается кочерга, и она видит человека… Но кто же он? Иногда казалось, что она вот-вот вспомнит… но картина, как снег, таяла в ее сознании.
Одно очень огорчало девушку – она не получала никаких известий о том, как обстоят дела на войне. Анджела все еще надеялась, что силы сопротивления прогонят янки.
Реймонду запрещали встречаться с ней, Клодия даже не разрешала ей спускаться вниз к столу, но Анджела была только рада этому, потому что ей невыносимо было осознавать, как янки хозяйничают в их доме. Лишь доктор Дюваль приносил иногда кое-какие новости, но теперь и он стал реже бывать у нее. Время шло, и Дюваль пришел к выводу, что нет никакой необходимости навещать девушку по нескольку раз в неделю, так как ее рана почти зажила. Доктор снова и снова повторял, что ей неслыханно повезло. Будь удар хоть капельку сильнее, она бы не выжила. Но он не мог успокоить ее и сказать, когда зрение снова вернется. Дюваль призывал Анджелу не терять надежду и уповать на Бога. Теперь он приезжал в Бель-Клер только раз в десять дней.
Во время своих недолгих визитов он рассказывал Анджеле, как идут дела на фронте: о сражениях в Виргинии и о том, что федеральные силы пытались захватить Ричмонд. Хотя последний удар северян нанес серьезное поражение войскам южан, генералу Ли удалось задержать армию юнионистов у Потомака. Анджела была сильно опечалена, услышав о том, что в так называемой семидневной кампании погибло около двадцати тысяч конфедератов.
Еще больше она расстроилась, когда узнала, что в военных действиях погиб Джеми Рэбин – сын ее учительницы музыки. Девушка понимала, что мать, должно быть, сходит с ума от горя. К ее великому удивлению, доктор Дюваль был против того, чтобы она навестила Мелору.
– Молодой леди небезопасно ездить сейчас в город, – заявил он. – Особенно в подобном состоянии…
Анджела не стала спорить, а принялась спокойно разрабатывать собственный план. Через два дня Мамма Кезия сообщила ей, что Клодия на целый день уехала к Элизабет Гембри. И Анджела немедленно приказала приготовить экипаж.
– Ты поедешь со мной, – сказала она Кезии, – и будешь моими глазами. Сначала мы заедем к миссис Мелоре с соболезнованиями, а потом отправимся на прогулку по Новому Орлеану, и ты будешь рассказывать мне все, что видишь. Я хочу знать, каким стал город.
Кезия попыталась сопротивляться, ссылаясь на то, что в городе неспокойно.
– Ерунда! – бросила Анджела, не желавшая слушать возражений. – Янки же больше не воюют, разве не так? Я уверена, что они не устраивают беспорядков и не нападают на прохожих. Ну скажи, что может случиться? Успокойся, все будет хорошо.
По пути Мамма Кезия рассказывала, что везде много народу, в основном по улицам бродят солдаты; и Анджела действительно слышала шум и громкий говор.
– Надеюсь, дом миссис Мелоры не разворовали, как другие дома в Новом Орлеане, – заметила девушка.
Наконец экипаж остановился, и Кезия сказала:
– Вот мы и приехали. Это дом Мелоры. Впрочем, – добавила она, – кажется, нам стоит немного подождать. Сюда идут несколько солдат, и они смотрят на вас.
– Ну и что? – пожала плечами Анджела. – Мы же не делаем ничего плохого. Помоги мне, Вильям, – обратилась она к сыну Кезии.
Девушка не видела, что мальчик уже соскочил на землю и стоял перед ней, готовый подать руку. Мамма Кезия устало раскрыла над своей подопечной зонтик от солнца.
Янки подошли совсем близко. Вильям отпрянул назад, а Анджела решила, что он просто испытывает ее. Шагнув вперед, она наткнулась на одного из солдат.
– Эй, ты, смотреть надо! – закричал он. – Ты нарочно это сделала, а? – Подозрительно прищурившись, солдат уставился на девушку. – Поди, решила, что все должны уступать тебе дорогу, потому что ты леди с Юга! Конечно, именно это ты и вообразила!
Анджела даже не сразу поняла, что происходит, потому что перепуганный Вильям при виде солдат поспешил скрыться за коляской. Мамма Кезия, которую тоже парализовал страх, едва слышно шептала:
– Это солдаты, детка. Дай им пройти.
К восторгу всей компании, военный, на которого наткнулась Анджела, с такой силой толкнул ее, что девушка отлетела назад к экипажу.
– Уберись с дороги! – рявкнул он. – Покажи, что уважаешь нас.
– Что вы себе позволяете? – возмутилась Анджела. – Толкаете женщину и говорите о каком-то уважении. Вы, чертовы янки…
Одной рукой девушка нащупала зонтик, который Мамма Кезия все еще держала в руках. Выхватив его, она размахнулась и умудрилась ударить одного из солдат по лицу. Завопив от испуга, Кезия бросилась на середину улицы, сопровождаемая Вильямом.
– Ах ты маленькая сучонка! – взревел солдат, вырывая зонт из рук Анджелы и разламывая его пополам о колено. – Сейчас я покажу тебе, как надо со мной обращаться!
– Да уж, – поддержал его приятель. – Не забывай о приказе номер двадцать восемь, Нед. Перед тобой обычная проститутка. Пожалуй, нам стоит отвести ее за ближайший угол и заставить поработать.
Слишком разъяренная, чтобы испугаться, Анджела принялась вырываться, кусаться и царапаться, когда сильные руки схватили ее и поволокли куда-то.
Мелора Рэбин, услышав шум, выбежала из дома и закричала:
– Отстаньте от нее, скоты! Оставьте девушку в покое!
– Держись от нас подальше, – предупредил ее один из солдат. – А то как бы тебе самой не попасть под действие этого приказа.
Вокруг них начала собираться толпа. Мелора увидела, что к солдатам со всех сторон бегут их приятели.
– Я прошу вас отстать от нее, – не унималась Мелора. – Разве не понимаете – это слепая.
– Слепая? – удивился один из солдат.
Мужчины выпустили Анджелу, но она все еще продолжала размахивать руками, пытаясь пробраться к дому.
Отступив назад, солдаты наконец убедились, что девушка действительно не видит их.
– Все хорошо, – вскричала Мелора, подбегая и обнимая ее. – Пойдем со мной. – Она быстро увела Анджелу в дом и закрыла за собой дверь.
Когда они прошли в гостиную, Мелора сочувственно вздохнула.
– Ах бедняжка! – проговорила она. – А ведь все дело в генерале Батлере и его приказе номер двадцать восемь. – Мелора хмыкнула. – Женщинам теперь небезопасно показываться на улицах, потому что солдаты могут посчитать их проститутками.
Немного успокоившись, Анджела спросила, о чем речь.
– Как, разве ты не слышала? Генерал Батлер заявил, что устал от постоянных оскорблений, наносимых нашими женщинами его солдатам. Вот он и издал указ, позволяющий янки любую женщину считать проституткой.
– Боже мой! – Анджела покачала головой. На глаза ее навернулись слезы, но она твердо решила не давать им воли.
Мелора отправилась на кухню приготовить чай, и когда вернулась, то решила заговорить о том, что больше всего терзало ее душу:
– Я знаю, ты приехала ко мне из-за Джеми. Спасибо тебе. Кажется, его смерти мне не пережить. Когда десять лет назад Фред умер от малярии, я поняла, что такое сердечная боль. Но теперь-то я знаю, – это было ничто в сравнении с тем, когда мать теряет свое дитя. Тогда боль становится невыносимой.
Нащупав руку Мелоры, Анджела сжала ее:
– Родителей тоже тяжело терять. Кто я теперь? Сирота.
– Да, и у тебя большое горе, – вздохнула Мелора. – Все это так печально…
– Только, пожалуйста, не жалейте меня, – попросила Анджела. – Со слепотой я еще могу справиться, но жалость мне не одолеть.
– Ты отлично держишься, дорогая. Ида Дюваль говорила мне, что Винсон доволен тем, как ты справляешься с несчастьем. Хотя я никак не могу понять, как тебе удается ладить со своей сестрицей-предательницей.
– Мы делаем то, что должны делать. В один прекрасный день все переменится. – Найдя на подносе сливочник, Анджела стала наливать сливки в чай, радуясь тому, что Мелора не помогает ей.
Вдруг в дверь громко забарабанили.
– Это, наверное, Мамма Кезия, – бросила Мелора и отперла замок. – Я видела, как она убежала. Наверное, поняла, что опасность миновала, и решила вернуться.
Анджела нахмурилась: Кезия не могла стучать с такой силой. Услышав сердитые крики, она поняла, что ее худшие подозрения оправдались.
Беда, да и только!
– Да, она здесь, – донесся в гостиную нерешительный голос Мелоры, – но не забывайте – она слепая.
– Ничего, мы и со слепой справимся.
Анджела вскипела, узнав голос майора Гембри. Подойдя к ней, майор ядовито сообщил, что она, Анджела Синклер, обвиняется в нарушении приказа номер двадцать восемь и он намеревается препроводить ее в штаб-квартиру юнионистов для выяснения подробностей. Девушке пришлось прикусить язык, иначе бы она наговорила много дерзостей этим наглым янки. Не желая навлекать еще больше неприятностей на Мелору и дать майору возможность применить силу, Анджела повиновалась.
С гордо поднятой головой она пошла вслед за солдатами, шагавшими впереди. Девушка ничего не видела: у нее было такое чувство, словно она попала в ловушку, расставленную посреди какого-то бесконечного ночного кошмара. Анджела даже не представляла, сколько времени просидела на жесткой лавке, ожидая, пока ею займутся. Но держалась она стойко.
Когда майор Гембри, войдя, посмотрел на нее, ему пришло в голову, что он в жизни не видел существа упрямее. Она очень красива, ничего не скажешь, и слепота ее – настоящая трагедия, подумал майор. Слава Богу, что такой нрав не у всех южанок, а то не видать бы юнионистам победы, как своих ушей.
– Генерал Батлер поручил мне разобраться с вашим делом, – коротко бросил он.
Анджела слышала его шаги, поэтому не удивилась, когда Гембри заговорил.
– Ну что ж, майор, действуйте, – сказала она. – Вы и правда собираетесь обвинить меня в проституции в соответствии с этим знаменитым и нелепым приказом? Да уж, слепая шлюха – это нечто даже для видавших виды северян.
Майор просто задрожал от злости, но ничего не сказал: со всех сторон на его пленницу глазели солдаты, и он не хотел, чтобы какая-то девчонка ставила его в неловкое положение.
– Я не стану обращать внимание на вашу грубость, мисс Синклер, принимая во внимание ваше увечье. Но я хочу, чтобы вы знали: лишь благодаря вашей сестре генерала Батлера удалось уговорить не принимать к вам жестких мер. Его не тронул мой рассказ о вашей слепоте. Генерал сказал, что вы наверняка используете ее для выгоды южан.
– Это ложь, – заявила Анджела, не в силах больше терпеть.
Словно не слыша ее замечания, Гембри продолжил:
– Итак, мне удалось уговорить его, и он согласился не сажать вас в тюрьму, хотя для вас там самое место. Генерал согласился дать вам еще один шанс при условии, что вы не будете приезжать в Новый Орлеан. В ожидании его распоряжений вы не должны покидать Бель-Клер. Вы поняли меня?