Хэммет Дэниел. Рассказы

тебе крышка. Куда?
- В гостиницу, - уперся он.
Я вылез из-за руля, встал коленями на сиденье, перегнулся через спинку
и начал его обрабатывать. Он был слаб. Сопротивляться долго он не мог.
Ломать человека, который и в самом деле, может быть, умирает, неблагородно,
но очень уж много хлопот я взял на себя из-за этого фрукта, чтобы попасть к
его друзьям. И бросать дело на половине не собирался. Поначалу было похоже,
что он недостаточно размяк и придется еще разок его продырявить. Но девушка
приняла мою сторону, и вдвоем мы убедили его, что единственный надежный
выход - ехать туда, где его спрячут и где за ним будет уход. И даже не так
убедили, как просто замучили - сдался он потому, что ослаб и больше не мог
спорить. Он дал мне адрес возле Холли-парка.
Надеясь на лучшее, я повел машину туда.
Дом был маленький, в ряду других маленьких домов. Мы извлекли 0'Лири из
машины и, поддерживая с обеих сторон, повели к двери. Даже с нашей помощью
он дошел еле-еле. На улице было темно. В доме свет не горел. Я позвонил.
Никакого ответа. Я позвонил опять, потом еще раз.
- Кто там? - спросил грубый голос.
- Рыжего ранили, - сказал я.
Тишина. Потом дверь слегка приоткрылась. Изнутри дома в прихожую падал
свет - достаточно света, чтобы узнать плоское лицо и мускулистые челюсти
головолома - телохранителя, а затем палача Мацы.
- Какого черта надо? - спросил он.
- На Рыжего напали. Он ранен, - объяснил я, выдвигая обмякшего великана
вперед.
Но приютить нас не торопились. Горилла держал дверь по-прежнему.
- Подождите, - сказал он и захлопнул ее у нас перед носом.
Внутри раздался его голос: "Флора". Все правильно - Рыжий привел меня
куда надо. Дверь снова открылась - на этот раз настежь, и мы вместе с Нэнси
Риган ввели раненого в прихожую. Рядом с гориллой стояла женщина в черном
шелковом платье с глубоким вырезом - Большая Флора, решил я.
На каблуках ей чуть-чуть не хватало росту до метра восьмидесяти, но я
заметил, что туфли на ней маленькие и руки без колец - тоже маленькие.
Остальные части маленькими не были. Широкие плечи, могучая грудь, толстые
бицепсы и шея, при всей ее розовой гладкости напоминавшая шею борца. Моих
лет под сорок; очень курчавые коротко остриженные волосы соломенного цвета,
очень розовая кожа и красивое, но грубое лицо. У нее были серые, глубоко
посаженные глаза и толстые, но хорошей формы губы; широковатый, чуть
загнутый нос производил впечатление силы, и основательный подбородок этого
впечатления отнюдь не портил. От лба до горла под розовой кожей все было
простелено ровными плотными тугими мышцами.
Я понял, что с Флорой шутки плохи, судя по внешности и повадкам этой
женщины, она вполне могла организовать и налет, и последующую раздачу
призов. Если лицо и тело не врали, у нее для этого вполне хватило бы сил: и
физических, и ума, и воли - и еще остались бы лишние. Стоявший рядом с ней
громила и рыжий великан, которого я подпирал, были сделаны из материала
пожиже.
- Ну? - спросила она, когда за нами закрылась дверь.
Голос у нее был низкий, но не мужской. Он вполне отвечал ее внешности.
- Вэнс со своей кодлой прихватили его у Лароя. У него пуля в спине, -
сказал я.
- А ты кто?
- Уложите его. - Я тянул время. - У нас вся ночь для разговоров.
Она повернулась и щелкнула пальцами. Из двери в тыльной стороне
вынырнул потертый старичок. В карих глазах его застыл испуг.
- Живо наверх, - приказала она. - Постели кровать, принеси горячей воды
и полотенца.
Старичок запрыгал вверх по лестнице как ревматический заяц.
Гориллообразный сменил Нэнси возле Рыжего, и вдвоем мы втащили великана
в комнату наверх, где старичок суетился с тазами и тряпками. За нами
поднялись Флора и Нэнси Риган. Мы положили раненого ничком на кровать и
раздели. Из раны еще текла кровь. Он был без сознания.
Нэнси Риган зашлась.
- Он умирает! Врача! Рыжик, дорогой мой...
- Замолчи! - сказала Большая Флора. - Поделом ему, идиоту - поперся к
Ларою! - она схватила старика за плечо и отшвырнула к двери. - Еще воды, -
крикнула она ему вслед. - Окунь, дай мне твой нож.
Гориллообразный вынул из кармана пружинный нож с точеным-переточеным
узким лезвием. Этот нож, подумал я, перерезал горло Мацы.
Флора вырезала им пулю из спины 0'Лири.
Пока шла операция, Окунь не выпускал Нэнси Риган из угла комнаты.
Напуганный старичок стоял на коленях возле кровати, подавал Флоре то, что
она просила, промокал кровь из раны.
Я стоял рядом с Флорой и раскуривал сигареты из ее пачки. Она поднимала
руку, я вынимал сигарету из своего рта и вставлял ей. Она делала затяжку,
сразу на полсигареты, и кивала. Я вынимал сигарету у нее изо рта. Она
выпускала дым и снова наклонялась к раненому. Я прикуривал от окурка новую и
ждал ее сигнала.
Ее голые руки были по локоть в крови. По лицу тек пот. Все это
напоминало бойню и длилось довольно долго. Но когда она выпрямилась, чтобы
затянуться в последний раз, пуля из Рыжего была вынута, кровь остановлена и
сам он перевязан.
- Ну, слава Богу, все, - сказал я, закуривая теперь уже свою сигарету.
- Они у тебя с торфом, что ли?
Испуганный старичок занялся уборкой. Нэнси Риган потеряла сознание в
кресле, и никто не обращал на нее внимания.
- Окунь, присмотри за этим гостем, - сказала Флора, кивнув на меня, - я
помоюсь.
Я подошел к девушке, потер ей руки, плеснул воды в лицо, и она
очнулась.
- Пулю вынули. Рыжий спит. Через недельку опять полезет в драку, -
сказал я ей.
Нэнси вскочила и подбежала к кровати.
Вошла Флора. Она умылась и переменила измазанное кровью черное платье
на зеленое кимоно, из-под которого там и сям выглядывали крупные части в
сиреневом белье. Она стала передо мной и скомандовала:
- Говори: кто, откуда, зачем?
- Я Перси Магуайр, - сказал я, словно это только что выдуманное имя все
объясняло.
- Это "кто", - сказала она так, словно мое липовое имя ничего не
объясняло. - А теперь - откуда?
Гориллообразный Окунь стоял сбоку, оглядывая меня с головы до пят. Дети
от моего лица не разбегаются, но на нем более или менее правдиво
запечатлелась жизнь, не перегруженная утонченностью и этикетом. Сегодняшние
развлечения украсили меня синяками и царапинами, оставили след на том, что
сохранилось на мне из одежды.
- Персик, - откликнулся горилла, ощерив редкие желтые зубы. - У тебя
папа с мамой цветов не разбирали!
- Это тебе и "откуда", и "зачем", - настаивал я, не обращая внимания на
шутки из зоопарка. - Я Перси Магуайр, и мне нужны мои полтораста тысяч
долларов. Толстые брови ее сползли на глаза.
- Тебе причитается полтораста тысяч, да?
- Ага, - ответил я. - За ними и пришел.
- Ах, ты не получил? Ты хочешь получить?
- Слушай, сестренка, гони деньги. - Чтобы спектакль удался, вести себя
надо было без церемоний. - А от этих "ах, ты получил", "ах, ты не получил"
мне только- пить охота. Банк мы взяли, поняла? Потом вижу, деньги наши
накрылись, и говорю своему корешу: "Ничего, мы с них стребуем. Держись за
Перси, и все". Потом ко мне подваливает Вэнс и говорит: "Давай с нами", я
говорю: "Ладно", - и мы с корешем идем с ними и сегодня вечером встречаем
Рыжего в шалмане. Тогда я говорю корешу: "Эти костогрызы кончат Рыжего, и мы
ничего не получим. Мы его у них отнимем и заставим отвести туда, где Флора
сидит на деньгах. Теперь там будет по полтораста тысяч на брата - делить-то
осталось почти не с кем. А когда получим - охота будет Рыжего убрать - никто
не мешает. Только дело сперва, удовольствия после, а полтораста тысяч - это
дело". Сказано - сделано. Мы выручили большого, когда на него насели. Кореш
по дороге залип на девушке, получил в зубы и лег спать. Мое дело маленькое.
Если она ему дороже, чем полтораста тысяч - на здоровье. Я пошел с Рыжим. Я
вытащил его, когда он поймал пулю. Вообще-то мне и кореша доля полагается -
это триста тысяч, - но дай мне полтораста, как я хотел сначала, и мы в
расчете.
Я думал, этот номер у меня пройдет. Что она выдаст деньги, я, конечно,
не надеялся, но если рядовые в банде не знают этих людей, с чего бы этим
людям знать каждого бандита?
Флора сказала Окуню:
- Убери его телегу от подъезда.
Когда он вышел, мне стало легче. Если бы она хотела разделаться со мной
сразу, она бы не послала его отгонять машину.
- Пожрать у вас есть? - спросил я, располагаясь, как дома.
Она подошла к лестнице и крикнула наверх:
- Приготовь нам поесть.
Рыжий лежал без сознания. Нэнси Риган сидела рядом с ним, держала его
за руку. В лице у нее не было ни кровинки. В комнату снова вошла Флора,
посмотрела на раненого, приложила ладонь к его лбу, пощупала пульс.
- Пойдем вниз, - сказала она.
- Я... я лучше тут останусь, если можно, - сказала Нэнси Риган. В
глазах и голосе ее был ужас перед Флорой.
Большая женщина, ничего не сказав, пошла вниз. Я спустился за ней в
кухню, где старичок жарил на плите яичницу с ветчиной. Я заметил, что окна и
черный ход забиты толстыми досками, которые связаны вдобавок брусьями,
приколоченными к полу. Часы над раковиной показывали 2.50 ночи.
Флора принесла бутылку и налила себе и мне, пока мы ждали за столом
еду, она ругала на чем свет стоит Рыжего 0'Лири и Нэнси Риган - он выбыл из
игры, потому что пошел к ней на свидание, как раз когда его сила больше
всего нужна. Она ругала их и по отдельности, и парой, и даже расширительно,
затрагивая вею ирландскую нацию, - но тут старичок принес нам яичницу с
ветчиной.
Когда мы покончили с едой и размешивали самогон уже во второй чашке
кофе, вернулся Окунь. С новостями.
- На углу торчит пара рож, и они мне не нравятся.
- Легавые или?.. - спросила Флора.
- Или, - сказал он.
Флора снова стала проклинать Рыжего и Нэнси, но на эту тему добавить
было почти нечего. Она повернулась ко мне.
- Какого лешего ты их приволок? - спросила она. - С хвостом в километр
длиной! Пусть бы подох там, где получил, идиот!
- Я приволок его сюда за сто пятьдесят тысяч. Отначишь мне, и я
смываюсь. Ты мне больше ничего не должна. Я тебе ничего не должен. Чем
языком молоть, гони бабки, и я отваливаю.
- Разбежался, - сказал Окунь.
Женщина посмотрела на меня из-под нахмуренных бровей и отпила кофе.
Через пятнадцать минут в кухню влетел обтрепанный старичок и сказал,
что слышит шаги на крыше. Его выцветшие карие глаза затянула коровья
поволока страха, сморщенные губы кривились под взлохмаченными желто-седыми
усами.
Флора высыпала на него пригоршню похабных существительных и
прилагательных и прогнала наверх. Она встала из-за стола и потуже запахнула
на себе зеленое кимоно.
- Ты здесь, - сказала она мне, - и отбиваться будешь с нами. У тебя нет
выхода. Пушка есть?
Я признал, что револьвер есть, но в ответ на остальное помотал головой.
- Не моя вахта - пока что, - сказал я. - Чтобы нанять Перси, надо
полтораста тысяч, мелкими бумажками, на руки.
Я хотел узнать, здесь ли спрятана добыча. С лестницы донесся слезливый
голос Нэнси Риган:
- Нет, нет, милый! Прошу тебя, прошу тебя, ляг в постель! Рыжик, ты
себя погубишь!
В кухню вошел Рыжий 0'Лири. На нем были только серые штаны и повязка.
Глаза горели лихорадочным счастьем. Пересохшие губы улыбались. В левой руке
у него был пистолет. Правая висела бесполезно. За ним семенила Нэнси. Она
перестала причитать и сжалась позади него, увидев Большую Флору.
- Дайте гонг, и начинаем. - Полуголый великан захохотал. - Вэнс на
нашей улице.
Флора подошла к нему, взяла пальцами его запястье, подержала секунды
три и кивнула.
- Полоумный сукин сын. - Больше всего в ее голосе было, пожалуй,
материнской гордости. - Ты уже сейчас годишься для драки. И очень кстати -
будет тебе драка.
Рыжий засмеялся - засмеялся торжествующе, хвастаясь своей крепостью, -
и тут его глаза обратились ко мне. Смех из них исчез, и они недоуменно
сощурились.
- А-а, ты? - сказал он. - Ты мне снился, не помню только где. Где же...
Погоди. Сейчас вспомню. А-а, вот... Черт! Снилось, что это ты в меня
стрелял!
Флора улыбнулась мне - в первый раз я увидел у нее улыбку - и быстро
сказала:
- Окунь, возьми его!
Извернувшись, я наискось выскочил из кресла. Кулак Окуня ударил меня в
висок. Ловя ногами пол, я отлетел в другой конец комнаты и вспомнил синяк на
виске мертвого Мацы.
Стена остановила меня, и тут же навалился Окунь.
Я ударил его кулаком в плоский нос. Брызнула кровь, но его волосатые
лапы меня не выпустили. Я прижал подбородок к груди и ударил его головой в
лицо. На меня пахнуло духами Большой Флоры. По мне скользнуло ее шелковое
кимоно. Обеими руками схватив меня за волосы, она отогнула мне голову -
открыла мою шею для Окуня. Он сжал ее лапами. Я затих. Он душил не сильнее,
чем было нужно, но этого хватало.
Флора обыскала меня - револьвер, дубинка.
- Револьвер 9,65, - объявила она. - Рыжий, я вынула из тебя
револьверную пулю 9,65. - Ее слова доносились до меня сквозь рев в ушах.
В кухне тараторил голос старичка. Я не мог разобрать, что он говорит.
Руки Окуня отпустили меня. Я сам себя схватил за горло. Невыносимо было,
когда его не сдавливали. Чернота медленно уплывала из моих глаз, оставив
много пурпурных облачков, плававших и плававших по кругу. Наконец я сумел
сесть на полу. И только тогда понял, что лежал на нем.
Пурпурные облачка съеживались, и я уже видел между ними, что нас в
комнате трое. В углу свесилась в кресле Нэнси Риган. В другом кресле, у
двери, с черным пистолетом в руке сидел испуганный старичок. В глазах у него
был отчаянный страх. Наведенный на меня пистолет трясся вместе с рукой. Я
хотел сказать, чтобы он либо перестал трястись, либо отвел пистолет, но еще
не мог выдавить ни слова.
Наверху прогремели выстрелы, их грохот наполнил тесный дом.
Старичок вздрогнул.
- Выпустите меня, - вдруг прошептал он, - и я вам все отдам. Отдам!
Все... если выпустите меня из этого дома!
Слабый лучик света там, где не было и проблеска, вернул мне голосовые
способности.
- Ближе к делу, - выдавил я.
- Я отдам вам всех этих, наверху... эту дьяволицу. Я отдам вам деньги,
я отдам вам все - если выпустите. Я старый. Я больной. Я не могу жить в
тюрьме. Что у меня общего с грабежами? Ничего. Разве я виноват, что
дьяволица?.. Вы же сами видели. Я раб... а мне жить осталось всего ничего.
Надругательства, брань, побои... и этого мало. Теперь я попаду в тюрьму,
потому что эта дьяволица - настоящая дьяволица. Я старик, я не могу жить в
тюрьме... Выпустите меня. Сделайте доброе дело. Я отдам вам дьяволицу... и
этих дьяволов... награбленные деньги. Обещаю вам! - И это говорил насмерть
перепуганный старичок, ерзавший и корчившийся в кресле.
- Как я тебя выпущу? - Я поднялся, не сводя глаз с его дула. Добраться
бы до него, пока разговариваем.
- Как "как"? Вы друг полицейских, я знаю. Полицейские уже здесь - ждут
рассвета, чтобы войти в дом. Я своими старыми глазами видел, как забрали
Бритву Вэнса. Вы можете провести меня мимо ваших друзей, полицейских.
Сделайте, как я прошу, а я отдам вам этих дьяволов и их деньги.
- Предложение хорошее, - ответил и, беспечно шагнув к нему. - Но могу я
выйти отсюда, когда захочу?
- Нет! Нет! - сказал он, не обратив внимания на то, что я сделал к нему
еще шаг. - Сперва я отдам вам трех дьяволов. Я отдам вам их живыми, но
бессильными. И их, деньги. Обещаю -и тогда вы выпустите меня... и эту
девушку. - Он вдруг кивнул на Нэнси, чье белое лицо, все еще хорошенькое,
почти целиком превратилось в огромные глаза. - Она тоже неповинна в
преступлениях этих дьяволов. Она должна уйти со мной.
Интересно, подумал я, что этот старый заяц о себе возомнил?
Я нахмурился с преувеличенной задумчивостью, а тем временем сделал еще
один шаг.
- Не сомневайтесь, - убежденно прошептал он. - Когда дьяволица вернется
в эту комнату, вы умрете - она вас обязательно убьет.
Еще три шага - и я доберусь до него и до его пистолета. В коридоре
раздались шаги. Поздно прыгать.
- Да? - в отчаянии прошептал он.
За какую-то долю секунды до того, как вошла Большая Флора, я кивнул.
Она переоделась перед боем в синие брюки - возможно, Окуня, - расшитые
бисером мокасины, шелковую кофточку. Курчавые соломенные волосы, чтобы не
мешались, она стянула лентой. В руке у нее был револьвер, и еще по одному -
в карманах брюк.
Тот, что в руке, поднялся.
- Тебе конец, - сказала она деловито.
Мой новый союзник заныл:
- Подожди, подожди, Флора! Не здесь же, прошу тебя! Сам я отведу его в
подвал.
Она нахмурилась, пожала шелковыми плечами.
- Только быстро, - сказала она. - Через полчаса рассвет.
Я бы засмеялся над ними, если бы не так хотелось плакать.
Я должен верить, что этот старый заяц заставил ее переменить планы?
Видимо, я отчасти надеялся на помощь старика, иначе не был бы так
разочарован этой маленькой комедией, показавшей мне, что они просто устроили
западню. Но в какую бы дыру меня ни заманивали, едва ли она будет хуже той,
в какой я нахожусь.
И я вышел впереди старичка в коридор, открыл дверь, которую он мне
показал, включил свет в цокольном этаже и стал спускаться по неровным
ступенькам. Он шептал у меня за спиной:
- Сперва я покажу вам деньги, потом отдам вам этих дьяволов. А вы не
забудете ваше обещание? Мы с девушкой пройдем через полицейских?
- Ну да, - успокоил я хрыча.
Он нагнал меня, сунул мне в руку пистолет.
- Спрячьте его, - шепнул он и, когда я засунул пистолет в карман, дал
еще один, вынув, как и первый, из-под пиджака.
А потом он и в самом деле показал мне добычу. Деньги еще лежали в
ящиках и мешках, как их вынесли из банков. Он захотел открыть несколько штук
и показал мне деньги - зеленые пачки, обклеенные желтой банковской лентой.
Ящики и мешки хранились в маленьком кирпичном чулане с висячим замком на
двери, и ключ был у него.
Когда мы кончали осмотр, он закрыл дверь, но не запер и повел меня
назад ко входу.
- Это, как видите, деньги, - сказал он. - Теперь насчет них. Вы станете
здесь, спрячетесь за этими ящиками.
Перегородка делила подвал надвое, в ней была дверная коробка, но без
двери. Старик велел мне спрятаться около этого проема, между перегородкой и
четырьмя ящиками. Стоя там, я оказался сзади и справа от того, кто спускался
по лестнице и шел через подвал к чулану с деньгами. Оказывался я в этой
позиции тогда, когда человек проходил через проем в перегородке.
Старик возился за каким-то ящиком. Он достал полуметровый обрезок
свинцовой трубы, одетый в черный садовый шланг. Он дал мне его и все
объяснил:
- Они будут приходить сюда по одному. Когда войдут в эту дверь, вы
знаете, что надо делать, и тогда они ваши, а мне вы дали обещание. Так или
нет?
- Ну да, - ответил я, теряя уже всяческое соображение.
Он ушел наверх. Я пригнулся за ящиками, осмотрел пистолеты старика - и
будь я проклят, если обнаружил в них хоть один изъян. Оба были заряжены и с
виду исправны. Этот последний штрих окончательно сбил меня с толку. Я уже не
понимал, в подвале стою или летаю на аэростате.
Когда в подвал вошел 0'Лири, по-прежнему только в брюках и повязке, мне
пришлось сильно тряхнуть головой, чтобы прийти в себя; я ударил его трубой
по затылку, едва его босая нога переступила порог. Он растянулся ничком.
Старик сбежал по ступенькам, не переставая улыбаться.
- Торопитесь! Торопитесь! - пропыхтел он, помогая мне тащить Рыжего в
чулан с деньгами. Потом он достал два куска веревки и связал великана по
рукам и ногам. - Торопитесь! - пропыхтел он еще раз и убежал наверх, а я
вернулся в засаду и помахал трубой, размышляя, что если Флора меня
застрелила, то сейчас я просто получаю вознаграждение за свою добродетель -
в раю, где я буду вечно радоваться, глуша тех, кто плохо обходился со мной
внизу.
Спустился горилла-головолом, подошел к двери. Сам получил по голове.
Прибежал старичок. Мы отволокли Окуня в чулан, связали.
- Торопитесь! - пропыхтел старый хрыч, приплясывая от возбуждения. -
Теперь эта дьяволица - бейте сильнее! - Он убежал наверх и зашлепал ногами
где-то у меня над головой.
Я чуть отодвинул в сторону недоумение, расчистив место для хотя бы
маленькой работы ума. Эта ерунда, которой мы занялись, ни на что не похожа.
Этого просто не может быть. В жизни так ничего не делается. Ты не стоишь в
углах, не глушишь людей одного за другим, как машина, покуда старый сморчок
подает их тебе в дверь. Бред собачий! С меня хватит!
Я прошел мимо своей засады, положил трубу и подыскал другое место, под
какими-то полками, около лестницы. Присел там на корточки, с пистолетами в
обеих руках. В этой игре что-то нечисто... должно быть нечисто. За болвана я
больше сидеть не буду.
По лестнице спускалась Флора. Старичок трусил за ней.
Она держала два пистолета. Ее серые глаза рыскали повсюду. Она пригнула
голову, как зверь, выходящий на драку. Ноздри у нее трепетали. Она
спускалась не быстро и не медленно, и все движения ее тела были точны, как у
танцовщицы. Сто лет проживу, не забуду, как спускалась по нетесаным
ступенькам эта статная свирепая женщина.
Она увидела меня, когда я поднялся.
- Брось оружие! - сказал я, уже зная, что она не бросит. В тот миг,
когда она навела на меня левый пистолет, старик выхватил из рукава квелую
дубинку и стукнул ее по виску. Я прыгнул и подхватил Флору, не дав удариться
о цемент.
- Вот видите! - радостно сказал старичок. - - Деньги - у вас, и они -
ваши. А теперь выпустите меня и девушку.
- Сперва уложим ее с остальными, - сказал я.
Он помог мне перетащить Флору, и я велел ему запереть дверь чулана. Он
запер, и я отобрал ключ одной рукой, а другой взял его за горло. Он
извивался, как змея, пока я обшаривал его, вынимал кистенек и пистолет и
ощупывал пояс с деньгами.
- Сними его, - приказал я, - с собой ты ничего не унесешь.
Руки его повозились с пряжкой, вытащили пояс из-под одежды, бросили на
пол. Набит он был туго.
Держа старика за шею, я отвел его наверх, в кухню, где застыв сидела
девушка. При помощи основательной порции чистого виски и множества слов мне
удалось растопить ее, и в конце концов она поняла, что выйдет отсюда со
стариком, но никому не должна говорить ни слова, в особенности полицейским.
- Где Рыжик? - спросила она, когда на лицо ее вернулись краски - хотя
хорошеньким оно оставалось и без них, - а в глазах появился проблеск мысли.
Я ответил, что он на месте, и пообещал ей, что к утру он будет в
больнице. Остальное ее не интересовало. Я прогнал ее наверх за пальто и
шляпой, сходил вместе со старичком за его шляпой, а потом отвел их обоих в
комнату на нижнем этаже.
- Сидите здесь, пока не приду за вами, - сказал я, запер их и положил
ключ в карман.
Парадная дверь и окно на нижнем этаже были забраны досками так же, как
задние. Я не рискнул их отрывать, хотя уже светало. Я поднялся наверх,
соорудил из наволочки и кроватной планки белый флаг, высунул в окно и, когда
чей-то бас сказал мне: "Ладно, давай говори", высунулся сам и сказал
полицейским, что сейчас их впущу. Чтобы открыть парадную дверь, я минут пять
работал топориком. Когда дверь открылась, на ступеньках и тротуаре стояли
начальник полиции, начальник уголовного розыска и половина личного состава
полиции. Я отвел их в подвал и выдал им Большую Флору, Окуня и Рыжего 0'Лири
вместе с деньгами. Флора и Окунь очнулись, но не разговаривали.
Пока сановники толпились вокруг добычи, я ушел наверх. Дом наполнили
полицейские сыщики. Я здоровался с ними по дороге к комнате, где оставил
Нэнси Риган и старика. Лейтенант Дафф возился с запертой дверью, а Хант и
О'Гар стояли у него за спиной.
Я улыбнулся Даффу и отдал ключ.
Он открыл дверь, посмотрел на старика и девушку - больше на девушку, -
потом на меня. Они стояли посреди комнаты. Выцветшие глаза старика смотрели
жалко и вопросительно, а голубые глаза девушки потемнели от тревоги. Тревога
ничуть не повредила ее красоте.
Если это твое - ты не зря запер на замок, - шепнул 0'Гар мне на ухо.
А теперь можете бежать, - сказал я им. - Отоспитесь как следует, на
работу явитесь завтра. Они кивнули и вышли из дома.
Вот как у вас в агентстве поддерживают равновесие! - сказал Дафф. - На
каждого урода-оперативника по красавице?
В коридоре появился Дик Фоули.
- Что у тебя? - спросил я.
- Финиш. Анжела привела меня к Вэнсу. Он привел сюда. Я привел
полицейских. Его взяли... Ее взяли.
На улице грохнули два выстрела. Мы подошли к двери и увидели какую-то
возню в полицейской машине. Мы подошли к ней. Бритва Вэнс в наручниках
корчился в кабине, сползая на пол.
- Мы держали его в машине, Хьюстон и я, - объяснил Даффу агент в
штатском, человек с жестким ртом. - Он хотел бежать, схватил револьвер
Хьюстона обеими руками. Мне пришлось стрелять... два раза. Капитан нам
голову оторвет! Нарочно держал его здесь - как будущего свидетеля. Ей-богу,
я бы не стал стрелять, но тут - либо он, либо Хьюстон!
Дафф обозвал агента ирландской дубиной и помог ему поднять Вэнса на
сиденье. Полные боли глаза Вэнса остановились на мне.
- Я... тебя... знаю? - выдавил он. - "Континентал"... Нью-Йорк?
- Да.
- Не мог... вспомнить... у Лароя... с Рыжим?
- Да, - сказал я. - Взяли Рыжего, Флору, Окуня и деньги.
- А Папа... до... пуло...са... нет.
- Папа до чего? - переспросил я, и спина у меня похолодела.
Он приподнялся на сиденье.
- Пападопулос, - выговорил он из последних сил. - Хотел... пристрелить
его... уходит с девушкой... легавый поспешил... жалко...
Слова в нем кончились. Он содрогнулся. Смерть уже стояла в его зрачках.
Врач в белом хотел протиснуться мимо меня в машину. Я оттолкнул его и,
нагнувшись, схватил Вэнса за плечи. Затылок у меня оледенел. В животе было
пусто.
- Слушай, Вэнс, - крикнул я ему в лицо. - Пападопулос? Старичок? Мозги