Тиша выпила ровно столько, сколько требовалось ей для поддержания сил, не более, и осторожно извлекла из ранок клыки, стараясь не надорвать кожу. Вынув из-за отворота рукава крохотный ножик, она точным движением прорезала бороздку между ранками, причем старалась, чтобы вышло неглубоко и неровно. Тиша могла бы, конечно, попросту разрезать кожу матроса и напиться из ранки, но одного этого ей было недостаточно. Прикасаться губами к живой трепещущей плоти, погружать в нее зубы было куда упоительнее, чем сосать из надреза кровь с характерным привкусом металла.
   Уложив беспомощного матроса на песок, Тиша отвязала от его пояса кошелек. Не то чтобы она нуждалась в деньгах, просто это была часть ее замысла. Положив ладонь спящему на лоб, она другой рукой бережно закрыла его глаза. И прошептала, едва касаясь губами его уха:
   – Сегодня ночью ты возвращался на корабль, возвращался домой. И на тебя напали двое грабителей. Ты отбивался, но у одного из них был нож…
   Матрос непроизвольно дернулся. Рука его вяло и неуклюже потянулась к шее, но Тиша нежно и настойчиво уложила ее на место.
   – Они забрали твой кошелек и ушли. А ты заполз в эти развалины, спрятался на случай, если им вздумается вернуться, и заснул… вот так.
   Матрос задышал размереннее и глубже, и тогда Тиша быстро поднялась и ушла прочь. Здесь этому мальчику ничто не угрожает. Впрочем, если бы что-то дурное с ним и случилось, Тишу это нисколько не касалось.
   Вот таким образом она и охотилась долгие годы. И всегда старалась избирать жертву среди тех, кто надолго в городе не задержится. Миишка просто идеальный город: столько моряков, проезжих торговцев, путешественников. Время от времени, правда, случалось так, что Тиша, не в силах побороть неутолимый голод, нечаянно убивала жертву, но такое случалось крайне редко. И уж если ей приходилось избирать для трапезы местного жителя, она потом всегда аккуратно зарывала беднягу, а Рашед всякий раз, когда в городе кто-нибудь исчезал, обвинял в этом Крысеныша. Тиша не видела нужды его переубеждать.
   Она легко, без усилий, бежала по песку вдоль моря, наслаждаясь тем, как поет в ней теплая и сильная кровь молодого матроса, радуясь тому, что с юных лет обладала умением порой забыть и о прошлом, и о будущем ради упоительных минут в настоящем.
   – Тиша!
   Женщина остановилась, изумленно озираясь по сторонам. Все так же шумело море, и ветер ерошил ветви деревьев, росших над песчаным берегом.
   – Любовь моя!
   Голос Эдвана, невесомый, бесплотный, эхом отозвался сзади, и Тиша обернулась. Призрак парил над песком, и его зеленые штаны и белая рубаха слабо мерцали, просвечивая сквозь туман. Отрубленная голова покоилась на плече, и длинные желтые волосы свисали до самой талии.
   – Мой дорогой, – медленно проговорила Тиша. – Ты давно здесь?
   – Не очень. Ты… ты уже идешь домой?
   – Я хотела проверить пакгауз и узнать, не нужно ли что-нибудь Рашеду.
   – Рашеду, – повторил Эдван. – Ну да, конечно.
   Облик его чуть заметно изменился, словно после смерти тела прошла уже неделя с небольшим и плоть тронуло разложение. Кожа налилась тугой желтизной, и под ней уже проступали синеватые следы застоявшейся крови.
   Миг бездумной радости, тепла, жизни, силы завершился. Тиша вяло прошла по берегу и, опустившись на песок, привалилась спиной к стволу кривого дерева.
   – Ну же, – сказала она, – не хмурься. Рашед нам необходим.
   – Ты это уже говорила. – Эдван был уже рядом с ней, хотя Тиша так и не успела заметить, как он приблизился. – Ты всегда так говоришь.
   Оба смолкли, слушая, как волны на мелководье ритмично шлепают о песок. Тиша даже и не знала, что ответить. Она любит Эдвана, но он живет в прошлом, как, впрочем, и большинство призраков, которые пребывают среди людей. Эдван почти не в силах осознать настоящее. Тиша прекрасно знала, чего он хочет. Того же, что и всегда. Она уже сыта, а вот Эдван все еще голоден, и, поскольку он не может жить истинной жизнью, для него остается только одно. Воспоминания.
   Вот только ее это так гнетет и мучит. Всякий раз, когда она откликается на мольбы Эдвана, на пять, а то и шесть ночей она начисто лишается своей счастливой способности жить исключительно настоящим.
   – Нет, Эдван, – устало сказала Тиша.
   – Ну пожалуйста, Тиша! Клянусь, чем хочешь, – это в последний раз!
   Сколько раз она уже слышала эти клятвы!
   – У нас мало времени до восхода солнца.
   – Еще два часа, если не больше! Тиша…
   Невыносимо было слышать отчаяние в его голосе. Тиша уткнулась подбородком – в колени и вперила взгляд туда, где в необоримой дали темнота моря сливалась с темнотой ночи. Бедный Эдван! Он, конечно, заслуживает большего, но этому пора положить конец. Быть может, если Тиша покажет ему самые горькие воспоминания, доведет их до логического конца, Эдван все-таки сумеет осознать и принять их нынешнюю жизнь. Ее новую жизнь.
   Она закрыла глаза, в глубине души надеясь, что Эдван когда-нибудь ее за это простит, и мысленно прикоснулась к нему, прикоснулась к прошлому…
   Высоко в северных горах, которые нависли над Стравиной, почти круглый год шел снег, да и в бесснежные дни солнце почти никогда не выглядывало из-за туч. День в этих краях мало отличался от ночи, однако Тишу это не волновало. Надев любимое ярко-красное платье, туго подвязав фартучек, она подавала кружки с пивом изнывающим от жажда путникам и постоянными посетителям трактира. В зале всегда жарко горел очаг, тут царили тепло и уют, а для новых гостей, кто бы они ни были, у Тиши всегда находилась улыбка. Однако же особую улыбку, ясную, точно лучик солнца, пробившийся на мгновение сквозь густую пелену туч, Тиша приберегала только для своего молодого мужа, который усердно трудился за стойкой бара, заботясь о том, чтобы ни одному посетителю не пришлось долго ждать заказа.
   Эдван редко улыбался в ответ, но Тиша знала, что он любит ее всей силой своей неистовой души. Отец его был жестоким, извращенным тираном, а мать умерла от горячки, когда Эдван был еще младенцем. Мальчик жил в нищете и настоящем рабстве – это все, что мог он припомнить о своем детстве. В семнадцать лет он ушел из дому, побывал в двух городах, нашел себе работу в трактире – и вот тогда повстречал Тишу и впервые испытал любовь и нежность.
   Мир для него полон боли и враждебен, и только в объятиях Тиши находил он покой и отдохновение.
   Для Тиши мир был исполнен песен, нехитрых блюд и кружек пива, которые она изо дня в день подавала посетителям таверны – завсегдатаям, почти что близким друзьям, а также домашнего тепла и ночей, проведенных под пуховым одеялом в объятиях Эдвана.
   То было наилучшее время в их жизни… Жаль только, что оно длилось так недолго.
   Когда лорд Кориш впервые открыл дверь таверны, он не стал входить, а почему-то остался стоять на пороге. Порыв ледяного ветра прошелся по общей зале, и все, кто сидел за столиками, принялись ворчать и браниться, а Тиша бегом бросилась закрывать дверь.
   – Можно мне войти? – спросил пришелец, однако вопрос его прозвучал так уверенно, словно он заранее знал ответ и только хотел поскорее услышать его от Тиши.
   – Да, конечно же, – ответила она, мимолетно удивившись: – кто же спрашивает разрешения войти в таверну, открытую для всех?
   Тогда лорд Кориш и его спутник вошли в таверну, Тиша наконец смогла захлопнуть дверь, и в зале снова воцарился мир. Кое-кто из любопытства оглянулся на вновь пришедших, прочие вернулись к еде и отвлеклись от нее лишь тогда, когда обнаружили, что их любопытные товарищи до сих пор так и глазеют на незнакомца.
   На первый взгляд во внешности лорда Кориша не было ничего необычайного. Даже кольчуга никого не удивила – мало ли в округе и солдат, и наемников? Он не был высок ростом, но и не мал, не отличался ни красотой, ни каким-то уродством. Что и в самом деле было в нем примечательного, так это гладкая, совершенно лысая голова и маленький белый шрам над левым глазом. Однако же лорд Кориш пришел не один, и посетители таверны глазели вовсе не на него. Вниманием их целиком завладел его спутник.
   Вместе с заурядным лысым солдатом в таверну вошел человек, потрясший воображение Тиши. Необычайно высокий и мускулистый, он был одет в темно-синий теплый камзол, расшитый серебряной нитью. Его черные, коротко подстриженные волосы лишь подчеркивали необыкновенную бледность лица, что до глаз, Тиша так и не смогла понять, какого они цвета, – слишком уж прозрачные они были, словно скованные гладким льдом озера.
   Двое уселись за столик, но лысый солдат все глядел, не отрываясь, на Тишу.
   – Подать вам пива? – спросила она.
   – Ты подашь и отдашь мне все, что я ни пожелаю, – отвечал он громко, явно наслаждаясь этой минутой. – Я – лорд Кориш, новый хозяин замка Гестев. Все, что здесь есть, и так уже принадлежит мне.
   При этих словах завсегдатаи таверны зашептались, но у всех хватило ума не высказывать свое мнение в полный голос.
   Тиша прикусила нижнюю губку и опустила глаза. Чуть больше года прошло с тех пор, как прежний хозяин замка Гестев умер от раны, полученной на охоте. За все это время даже слух не пролетел о том, что приедет новый лорд.
   – Прошу прощения за мою фамильярность, – пробормотала она. – Я же не знала…
   – О, я вовсе не против такой фамильярности, – негромко ответил Кориш.
   С точки зрения Тиши, он нисколько не походил на аристократа, а впрочем, не так уж много она видела в своей жизни аристократов. Холодный, жесткий, очень может быть, что жестокий, Кориш вполне подходил для того, чтобы вершить суд и расправу в суровом горном краю. И все же если б нужно было выбрать, кто из этих двоих новый лорд, Тиша без колебаний указала бы на его спутника.
   Черноволосый за все это время не произнес ни слова. Едва усевшись за столик, он окинул залу испытующим взглядом, точно выискивая признаки возможной опасности, а уж потом сидел с отрешенным видом, словно все происходящее нисколько его не касалось.
   – Это Рашед, мой слуга, – сообщил лорд Кориш, даже взглядом не удостоив своего спутника. – Он из дальней пустынной страны, что за морем, и терпеть не может наши холода. Верно, Рашед?
   – Да, хозяин, – отвечал тот равнодушно, словно исполняя давно опостылевший ритуал.
   – Принести вам пива, милорд? – вежливо спросила Тиша, искавшая хоть какой-то предлог отойти от стола.
   – Нет, не нужно. Я пришел за тобой.
   От такого ответа Тиша оторопела.
   – То есть как? – пролепетала она.
   Кориш встал и откинул плащ. Кожа у него была необычайно бледная, но даже под доспехами и кольчугой видно было, какие мощные у него плечи и руки.
   – Я уже не первый вечер в деревне и тайком наблюдал за тобой. У тебя милое личико. Ты поедешь со мной в замок и будешь там жить, пока я не уеду отсюда. Продлится это год, от силы два, зато ты ни в чем не будешь нуждаться.
   Тиша похолодела от страха, но заставила себя улыбнуться так, словно перед ней был обычный посетитель, решивший от скуки пофлиртовать с ней.
   – О, боюсь, мой муж будет против, – с деланной небрежностью бросила она и повернулась, чтобы вернуться к своим обязанностям.
   – Муж? – Кориш наконец отвел от нее свои холодные карие глаза и тут же устремил проницательный взгляд на Эдвана – хрупкого, слабого, взбешенного Эдвана, который весь сжался, готовый вот-вот выпрыгнуть из-за стойки.
   – Еще не время, хозяин, – негромко сказал Рашед. Прошла целая вечность. Наконец Кориш кивнул Тише, встал из-за стола и, не говоря ни слова, вышел. Рашед последовал за ним.
   Той же ночью в постели Эдван умолял Тишу собрать пожитки и бежать с ним.
   – Куда? – спросила она.
   – Куда глаза глядят! Это добром не кончится.
   В этой крохотной северной деревушке Тиша прожила всю свою недолгую жизнь… и она совершила глупость, уговорив Эдвана остаться. Через два дня был найден мертвым местный крестьянин, с которым Эдван поспорил о цене на пшеницу. Крестьянина обнаружили заколотым на заднем дворе таверны. Когда люди лорда Кориша явились расследовать эту смерть, они обнаружили под кроватью Эдвана и Тиши окровавленный кинжал. С солдатами был и Рашед – якобы для того, чтобы надзирать за расследованием, хотя на самом деле он просто вошел, сел за стол у очага и приготовился ждать. Когда один из солдат принес ему кинжал, в прозрачных глазах Рашеда не отразились ни гнев, ни изумление. Он лишь едва заметно кивнул, а солдаты действовали так, как будто им был отдан недвусмысленный четкий приказ.
   Тиша была так потрясена, что даже не разрыдалась, когда солдаты выволокли из дому ее мужа в цепях. Она увидела глаза Рашеда – совершенно пустые глаза, в которых только на краткий миг мелькнуло странное выражение… мелькнуло и исчезло бесследно.
   Прежде чем Тиша успела броситься вслед за Эдваном, третий солдат заломил ей руки за спину. Тогда в таверну вошел лорд Кориш и остановился перед Тишей, терпеливо дожидаясь, когда ей надоест вырываться из рук солдата.
   Именно в тот миг Тиша начала осознавать, что под его простецкой внешностью и грубыми манерами таится иная, непостижимая суть. Лицо его не отражало никаких чувств. Совершенно никаких.
   – Что будет с моим мужем? – прошептала она.
   – Его приговорят к смерти. – Кориш помолчал и добавил: – Если только ты сегодня же не отправишься со мной в замок.
   Была ли Тиша глупа или же просто наивна? Она слышала в таверне столько рассказов о том, как аристократы удовлетворяют свою похоть, без зазрения совести разрушая чужие жизни. Она думала тогда, что все эти истории сильно преувеличены.
   – Если я поеду с тобой, мой муж будет жить? – спросила Тиша.
   – Да.
   Кориш не позволил ей взять с собой ничего, кроме запасного платья. Тишу вывели из таверны. Во дворе один из людей Кориша держал под уздцы пару уже оседланных гнедых. Кориш взобрался на одного коня, Рашед – на другого. Эдвана нигде не было видно.
   – Рашед теперь и твой слуга, – сказал Кориш. – Он о тебе позаботится.
   Рашед с седла наклонился к Тише, подхватил ее под мышки, легко поднял и усадил перед собой. Одержимая страхом, Тиша тогда не замечала почти ничего, но позднее она не раз вспоминала эту минуту. Она тогда была еще прежней Тишей, наивной служаночкой Тишей, которая любила своего мужа и верила, что жизнь прекрасна; Тишей, которая искренне не понимала, куда девался Эдван. Сидя боком в седле, она откинулась назад и невольно вцепилась в тунику Рашеда, когда его гнедой с места взял в галоп.
   Скачка длилась целую вечность. Плаща у Тиши не было, и в одном платье она скоро продрогла до костей. Рашед ни единым словом не дал понять, что заметил это, но после того, как Тиша начала дрожать от холода, он крепко обхватил ее своими сильными руками, прикрыв от пронизывающего ветра. Кориш скакал впереди, оставшиеся солдаты – вслед за Рашедом.
   А вот Эдвана так нигде и не было видно. Неужели его уже бросили в сырую и темную камеру?
   Впереди возник гигантский силуэт замка, и ужас охватил Тишу с новой силой, но только на этот раз она ужаснулась своей участи. Замок Гестев выглядел внушительно: приземистый массивный донжон, к которому с двух сторон пристроены конюшня и кордегардия. Когда Рашед снял Тишу с седла, первой ее мыслью было бежать. Но куда? Окрестностей она совсем не знала и к тому же опасалась, что своим бегством навредит Эдвану.
   Внутри замок выглядел так же уныло, как снаружи. Никто не развел огонь в ожидании их приезда, и пронизывающий ветер дороги сменился леденящим дыханием каменных стен. Не было на этих стенах ни гобеленов, ни картин. В главной зале пол был выстлан соломой. Каменная лестница в дальней стене уводила наверх. Единственными предметами обстановки в зале были длинный растрескавшийся стол да одно-единственное массивное кресло. Два небольших факела, горевшие на стене, кое-как освещали залу.
   Лорд Кориш, словно и не заметив, что Тиша стучит зубами от холода, обошел ее и положил на стол свой меч. Отблески пламени заиграли на его гладкой безволосой макушке.
   – Крысеныш! – крикнул он. – Парко!
   Голос его раскатился по зале рокочущим эхом. С лестницы донесся дробный топот, и Тиша, сама не зная почему, спряталась за спину Рашеда. В залу спустились с лестницы двое, и Тиша, едва взглянув на них, усомнилась в том, что их можно назвать людьми.
   Первый из них сильно смахивал на уличного оборвыша и был с ног до головы покрыт грязью. На вид он был очень молод – почти мальчишка. Глаза, волосы, ногти, даже зубы – все у него было какого-то неопрятно бурого цвета. И только кожа оказалась на удивление бледной – там, конечно, где ее можно было разглядеть под слоем грязи.
   При виде второго Тиша испытала такой ужас, какого не сумел ей внушить даже Кориш. Его бледное, исхудавшее лицо с дикими глазами, горевшими в свете факелов, напоминало туго обтянутый кожей череп. Голова у него была повязана засаленным, некогда зеленым платком, а из-под платка свисали почти до пояса слипшиеся от грязи черные космы. Больше всего, однако, Тишу испугало то, как он двигался. Проворный, точно хищный зверь, он прямо с лестницы спрыгнул в залу, ухватился обеими руками за стол, развернулся и начал принюхиваться.
   Наконец он увидел Тишу и ринулся к ней через всю залу, но на полпути остановился и вытянул шею, пытаясь разглядеть девушку за широкой спиной Рашеда.
   – Вы что же, и не собираетесь приветствовать своего хозяина? – холодно осведомился Кориш.
   – Прости нас, – звонким голосом ответил Крысеныш. – Мы готовили, как ты и велел, комнату для женщины.
   Его голос, исполненный почтения, плохо вязался с ненавистью и коварством, которые светились в его глазах. Парко опустился на четвереньки и даже не оглянулся на Кориша.
   – Женщина, – пробормотал он, тупо кивая головой.
   Тиша мысленно содрогнулась, видя на что обрекла ее судьба. И вот эти — слуги ее нынешнего сеньора? Хорош лорд! Где огонь в каминах, где стража, где еда и бочонки с пивом?
   Рашед отошел от нее, присел на корточки возле Парко и заглянул ему в лицо.
   – Парко, эту женщину нельзя трогать. Ты понял? Она не для тебя.
   Тишу поразило то, что в его голосе прозвучала едва уловимая нежность.
   – Женщина, – повторил Парко.
   – Он в твоих предупреждениях не нуждается, – бросил Кориш, снимая плащ, – а вот ты… ты забываешься.
   Рашед выпрямился, отступил от Парко.
   – Да, хозяин, – тихо сказал он.
   Кориш повернулся к Тише:
   – Я отнюдь не жесток. Можешь отдохнуть денек-другой, прежде чем приступишь к своим обязанностям.
   – А какие у меня обязанности?
   – Изображать хозяйку дома. – Кориш помолчал немного и вдруг расхохотался, словно лишь сейчас понял соль своей сомнительной шутки. При звуке этого хохота Тишу едва не стошнило.
   – Если уж я тут лорд, – продолжал Кориш, – при мне должна быть леди – пускай даже и трактирная девка.
   После этих слов Тише впервые подумалось, что Кориш вовсе не горит желанием исполнять роль лорда замка Гестев. Такие вот сменные вассалы обычно получали свои владения от более богатых аристократов или же от своих сеньоров. Однако чего же Кориш хочет от нее, Тиши? Она понятия не имеет, как нужно изображать леди и хозяйку замка. Снова Тиша в смятении покосилась на Крысеныша и Парко. Если Кориш окружает себя такими жалкими личностями только для того, чтобы самому чувствовать себя личностью значительной, зачем же ему тогда привлекать себе на службу того же Рашеда? И тем более зачем искать женщину, которая будет исполнять роль хозяйки замка?
   На ночь ее заперли в нетопленной грязной комнатушке на самом верху башни и бросили дрожать от холода под тонким и сырым фланелевым одеялом. На следующий день к ней вообще никто не зашел, зато вечером она услышала лязг засова и какое-то мгновение сама не знала, пугаться ей или радоваться. Вошел Рашед. В руках у него был поднос с чаем, жарким из баранины и хлебом, а через локоть был перекинут плащ.
   – Я здесь совсем замерзла, – сказала Тиша.
   – Надень вот это. – Рашед протянул ей плащ и поставил поднос перед ней, прямо на пол. – Замок выстроен в незапамятные времена, каминов здесь нет, один только громадный очаг в главной зале. Я отыскал дрова и развел огонь. Скоро там станет потеплее, но все же не спускайся вниз без хозяина или без меня.
   Тиша не могла сказать, говорит он все это по душевному порыву или же просто исполняет свои обязанности, внушая ей правила поведения в доме. Впрочем, она тут же поняла, что все это неважно. В этом омерзительном и страшном месте Рашед был, пожалуй, единственным, кого она, пускай и с натяжкой, могла бы назвать своим другом. Слезы сами собой хлынули из ее глаз.
   – Что с Эдваном? – Тиша встала, шагнула к Рашеду. – Скоро его освободят?
   Мгновение Рашед молчал, не шевелясь, даже, кажется, не дыша. Молчал и упорно смотрел в стену за ее спиной.
   – Твой муж сегодня утром был приговорен к смерти, а на заходе солнца казнен, – наконец проговорил он все тем же ровным, недрогнувшим голосом. И повернулся к двери, собираясь уйти. – Хочешь посидеть у огня?
   Тише показалось, что она сходит с ума.
   – Посидеть… у огня?! – Она громко расхохоталась. – Ах ты ублюдок!
   Все, все оказалось напрасным! Напрасно она пожертвовала собой, согласившись отправиться в этот ледяной склеп, и Эдван, который больше, чем кто бы то ни было, заслуживал мирной жизни, умер лишь потому, что некий развращенный лорд возжелал его жену. Даже думать об этом было невыносимо. Чем так жить, уж лучше умереть!
   Тиша опрометью пробежала мимо Рашеда, выскочила в коридор. Она не знала, погнался ли Рашед за ней, когда по каменной лестнице сбежала в главную залу. Лорд Кориш восседал за растрескавшимся столом и что-то писал на пергаменте. Не обратив на него внимания, Тиша бросилась к входной двери.
   Не успела она протянуть руку к чугунной дверной ручке, как перед нею, словно из-под земли, выскочил Парко. И заворчал, втягивая раздутыми ноздрями ее запах. Тиша помимо воли отпрянула, следя за каждым движением гримасничающего урода.
   – Выпусти меня отсюда! – крикнула она Коришу. Теперь он уже ничем не может ей грозить. Не осталось в ее жизни ничего, чем она могла бы дорожить, – стало быть, и бояться ей больше нечего.
   И только тут она заметила, что дверь заложена поперек громадным чугунным засовом. В неистовом желании бежать отсюда Тиша его прежде не заметила. Чугунный брус был шириной с ее спину и такой увесистый с виду, что казалось невероятным, чтобы человек мог поднять его в одиночку. И уж конечно, Тиша с ним бы точно не справилась.
   – Убери это! – потребовала она, все так же стоя спиной к Коришу. – Наш договор расторгнут.
   – Дверь заложил Рашед. Даже я с трудом мог бы управиться с этим засовом. Тебе понравился ужин?
   Ненависть была для Тиши совершенно новым чувством, и оттого она не сразу нашлась, как ответить на оскорбительно светский тон Кориша.
   – Если уж тебе так хотелось завести хозяйку в своем доме, что ж ты не подыскал себе жену? Испугался, что ее оттолкнут твоя грубость и мужицкие манеры? Нет, ты выбрал женщину, которая ниже тебя, чтобы без помех властвовать над ней, как… – Она мельком глянула на Парко, который больше ничуть не пугал ее, заметила притаившегося в углу Крысеныша. – … Как над всей твоей жалкой шайкой, – закончила она.
   Что-то грохнуло за ее спиной – это Кориш стукнул кулаком по столу, да с такой силой, что стол, проскрежетав по каменному полу, сдвинулся. Стало быть, его легко разозлить. Вот и славно. Тиша наконец повернулась к Коришу и увидела, что на лице его написана ничем не прикрытая ярость.
   – Ты живешь из моей прихоти, – процедил он, – из моей милости. Не забывай об этом.
   – Милости?! – В смехе Тиши было не меньше безумия, чем в глазах Парко. – А с чего ты взял, что мне нужна такая жизнь? Ты убил моего Эдвана, и я не стану делать для тебя ничего! Понимаешь? Я не стану украшать твой стол, развлекать твоих гостей или что там еще ты пожелаешь! Каждый день я буду пытаться бежать отсюда, пока мне это не удастся… или пока ты сам не решишь убить меня!
   Кориш ничего не ответил. Казалось, он лишился дара речи.
   Тиша не успела и глазом моргнуть, как он одним прыжком оказался рядом с ней и схватил ее за руку. От него так несло немытым телом, что ее замутило. Стальные пальцы стиснули ее руку с такой силой, что Тиша невольно вскрикнула.
   – Нет, ты станешь делать все, что я пожелаю! – прошипел он. – Я здесь хозяин, я и никто другой! Пускай этот замок и гнусная дыра, но я – лорд Гестев, и ты будешь мне подчиняться!
   – Ни за что! – всхлипнула она. – Ты убил моего Эдвана!
   Кориш одной ногой отпихнул большой пласт лежавшей на полу соломы. Под ней обнаружился люк с большим чугунным кольцом. Тиша не успела даже вскрикнуть, как он рывком поднял крышку люка и толкнул ее вниз.
   Тиша ожидала, что падение будет долгим, но вместо этого она скатилась по каменным ступенькам в темноту. Упав, она больно ударилась головой о пол, едва различимый в слабом свете, который проникал в отверстие люка. Затем крышка люка с гулким грохотом захлопнулась, и вокруг воцарился непроглядный мрак.
   Тиша села и, ощупав себя, убедилась, что в падении ничего не повредила, разве что кое-где ушиблась и поцарапалась. Что ж, по крайней мере, здесь ее на время оставят в покое.
   Из темноты донеслось злобное, почти звериное рычание.
   – Ты будешь делать все, что я захочу, – прошипел до ужаса знакомый голос, – просто потому, что не сможешь иначе!
   Кориш вслед за ней спустился по лестнице и теперь был здесь, в темноте, где-то рядом.
   Тиша отползла подальше от того места, откуда доносился его голос. Нашарив рукой нижнюю ступеньку, она повернулась к лестнице… и тут сильные пальцы вцепились ей в волосы, рывком дернули назад. Голова Тиши глухо стукнулась об пол.