Страница:
— Выходит, он заточил ее в крепость через много лет, когда страсть их остыла? — спросила Элинор.
— Их страсть все эти годы полыхала с прежним неистовством. Когда Генрих вступил в связь с прекрасной Розамундой, которая родила ему Уильяма Салисбери, вашего дядюшку, Элинор пришла в исступление. Она принялась настраивать против него своих старших сыновей. Генрих был вынужден заключить королеву в один из ее собственных замков. Он сделал это в целях самозащиты.
— Значит, он больше не любил ее! — вздохнула Элинор.
— О нет, вы ошибаетесь! Они по-прежнему были близки, и королева Элинор родила четверых своих детей, находясь в заточении!
— Мне кажется, он женился на ней вовсе не по любви, а чтобы досадить королю Франции и удовлетворить свое честолюбие! — упорствовала Элинор. — Боже, какой холодный расчет должен был руководить его поступками! Но и королева тоже хороша! Она совершила прелюбодеяние, вступив в связь с Генрихом. В общем, они вполне стоили друг друга!
— Мне не следовало рассказывать вам об этом. — Уильям был задет за живое отповедью Элинор.
— Как это — «не следовало»? — смеясь, воскликнула Элинор. — Ведь вы обещали никогда не скрывать от меня правды. Мои дед с бабкой были честолюбивы и злонравны, они не знали удержу ни в страсти, ни в ярости. Но из них, похоже, вышла неплохая пара. Разве могут супруги желать большего?
Маршал опустился на коврик возле Элинор и провел костяшками пальцев по ее нежной щеке.
— Элинор, я хотел бы взять вас с собой в Чепстоув и Пембрук. Я люблю Уэльс и надеюсь, что вы тоже полюбите его.
— О, Уильям, неужели это правда? Я так давно мечтала побывать там!
— Вы — графиня Пембрук. И я считаю, что пришло время познакомить вас с нашими владениями. — Маршал выбрал крупный каштан, очистил его от кожуры и поднес к губам Элинор. — Я считаю вас недостаточно взрослой для того, чтобы быть женой и матерью, но обязанности хозяйки моих угодий, похоже, вам вполне по плечу! — Он обнял ее и нежно поцеловал в висок.
Прибыв в Дарем-хаус, Ричард обнаружил, что весь дом гудит, словно потревоженный улей. Здесь полным ходом шла подготовка к дальнему путешествию. Однако ему не удалось найти хозяина особняка ни в конюшне, ни в оружейной, ни в помещениях, отведенных для гарнизона. Принц был крайне удивлен, когда встретил Маршала в покоях Элинор. Тот помогал жене выбрать наряды, которые могли понадобиться в пути. Ричард в притворном ужасе закатил глаза:
— Ты уже полностью починила себе этого неустрашимого воина и тонкого политика, сестра! Но я никак не думал, что ты вовлечешь его в свои сугубо дамские заботы — платья, шпильки, гребни!
Элинор засмеялась и тотчас же оставила свое занятие. Она была рада встрече с братом.
— Ричард, я прикажу, чтобы тебе принесли вина и эля. Мы только что получили несколько бочонков отменного эля из Кента.
— Не торопись назад, сестра! Мне необходимо обсудить важное дело один на один с Уильямом.
— В этом случае Элинор следует остаться, — твердо произнес Уильям. — Она имеет право знать обо всех без исключения моих делах.
Ричард был безмерно удивлен этим заявлением Маршала. Он пожал плечами и приступил к выполнению главной цели своего визита. В нескольких словах он обрисовал Уильяму ход подготовки к войне, призывая его принять участие в походе против Франции. Он перечислил имена тех, кто уже дал согласие выступить на стороне Генриха.
— А кроме того, — заключил он, — в наших рядах будет сражаться Симон де Монтфорт. Он уже отправился на помощь графу Бретанскому. Не так давно де Монтфорт принес присягу на верность Генриху.
— Симон де Монтфорт? — Элинор никогда прежде не слыхала этого имени.
— Вот так новость! — воскликнул Уильям. Повернувшись к Элинор, он пояснил: — Он —величайший воин нашего времени, отважный и несокрушимый великан. Его называют Богом войны. Он подобен неутомимой и безжалостной махине, этакой движущейся горе, которая сметает все на своем пути. Он один стоит целой армии.
Ричард расхохотался, вспомнив, какое впечатление великий воин произвел на них с братом, когда они впервые увидели его.
— Мы с Генрихом в его присутствии почувствовали себя жалкими карликами, его ноги и руки подобны ветвям могучего дуба. Неудивительно, что он так отважен и вынослив.
Элинор невольно поежилась:
— Но ведь он француз. И рассчитывать на его помощь в войне против Франции…
— Он француз только наполовину, — возразил Уильям. — И ему по праву принадлежит графство Лестер. Но ты чем-то недовольна, Элинор? Мне казалось, что ты без ума от воинов, — поддразнил он ее.
— Ничего подобного! — вспыхнула Элинор. — Не от воинов, а от одного-единственного воина, который, в отличие от большинства из них, учтив и безупречно воспитан!
Уильям улыбнулся ей и вновь обратился к Ричарду:
— Даже имея в своих рядах Бога войны и его рыцарей, вы рискуете проиграть эту кампанию. Вы должны привлечь на свою сторону еще многих и многих. Таких, например, как Суррей и Нортумберленд, а также тех, кто владеет Пятью портами.
— Милорд граф, если вы присоединитесь к нам, остальные без колебания последуют за вами! — горячо заверил его Ричард.
— Они сделают это без большой охоты. Вам удастся наскрести немного денег или получить от них подкрепление в виде горстки воинов. На большее никто нынче не пойдет! И, таким образом, война станет заведомо бессмысленной, ведь, чтобы одолеть Францию, потребовалось бы напряжение всех ресурсов нашей страны!
—Король прикажет всем воинам выступить в поход, только и всего!
— Неужто? — помрачнел Уильям. — А я отправлюсь в Уэльс и Ирландию, чтобы нанять там солдат. Вы чувствуете разницу? Воины, которых силой заставили идти в поход, сражаются неумело и неохотно. Они отнюдь не подмога, а обуза в бою. Вам следовало бы знать об этом!
— Уильям, вы видите все в чересчур мрачном свете! А ведь Генрих уже приказал Губерту де Бургу приготовить в Портсмуте корабли для переброски наших войск и оружия!
— Губерт никогда бы не осмелился перечить королю, — все так же мрачно процедил
Уильям. Он не добавил к этому, что Маршалы всегда поступали согласно их представлениям о чести и любви к отечеству, отметая прочь все корыстные соображения. — Вам в любом случае следует набраться терпения. Никто не согласится покинуть свои поля, пока не окончится жатва. Следовательно, впереди у нас несколько месяцев. Я намерен показать Элинор свой Уэльс. Надеюсь, она также не откажется сопровождать меня в Ирландию.
Элинор бросила на него взгляд, исполненный благодарности, и Маршал подмигнул ей. Ричард, решив, что супругам не терпится остаться одним, поспешил откланяться. Он поблагодарил Маршала за обещание помощи в войне против Франции и, поцеловав руку Элинор, пробормотал:
— Адье, графиня!
Когда они остались они, Уильям усмехнулся и сказал Элинор:
— Мне хочется верить, что ваш брат наконец преисполнился почтения к графине Пембрук.
— Как бы не так! — возразила она. — На слове «графиня» он едва не поперхнулся от смеха!
У супругов вошло в привычку проводить вместе часы после вечерней трапезы, предшествующие отходу ко сну. Уильям достал из шкафа несколько походных карт и расстелил их на столе, подозвав Элинор к себе:
— Я хотел бы сделать из вас заправского моряка, моя дорогая. Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в Уэльс морем, а вернуться по суше?
Элинор, стоя вплотную к Уильяму, склонилась над пергаментом:
— Говорила ли я вам уже, как я счастлива, что стала вашей женой, милорд?
Уильям обнял ее за талию и притянул к себе:
— Что-то не припомню, Элинор Маршал. Попытайтесь-ка проложить для нас маршрут, я же в случае необходимости стану поправлять вас.
Элинор принялась сосредоточенно разглядывать карты, водя пальцем по пергаменту. Уильям придвинул стул и сел на него, не сводя глаз со своей прелестной жены. Ее присутствие наполняло его душу таким счастьем, какого ему еще никогда не довелось изведать. Он не уставал любоваться ею. Выходит, это и есть любовь — когда жаждешь радовать любимую, вызывать улыбку на ее лице, ловить ее взгляды и приходить в восторг от одного прикосновения к ее нежной руке. Уильям не мог не сожалеть, что это чувство посетило его так поздно, но поскольку объектом этой всепоглощающей любви стала Элинор, то иначе и быть не могло. Ведь он намного, на целую вечность старше ее! И он благодарил Бога за то, что ему, пусть на склоне лет, довелось изведать столь сильную страсть.
Губы Элинор раздвинулись в улыбке, и Маршал понял, что она решила задачу, которую он ей задал.
— Поскольку весна приходит в Уэльс поздно, думаю, будет разумнее всего добраться морем до Пембрука, а оттуда отправиться в Ирландию, — начала Элинор. — В конце лета мы с вами могли бы пересечь Уэльс и остановиться в Чепстоуве, с тем чтобы уже осенью вернуться в Лондон. Ведь время сбора урожая — это не только всеобщее веселье, но и изобилие корма для лошадей, которые повезут вас домой! А кроме того, вы сами говорили, что лишь осенью вам удастся собрать войско. Я готова проявить великодушие и приютить вас на денек под своим кровом в Одигеме. Это как раз на полпути к Портсмуту, где, насколько мне известно, стоят на якоре принадлежащие вам корабли!
Уильям заключил Элинор в объятия и прошептал:
— Неужто вы научились читать мои мысли, волшебница и чаровница? Или ваши учителя и в самом деле сумели наполнить вашу очаровательную головку полезными знаниями?
— Похоже, вас просто распирает от гордости за меня! — пошутила Элинор.
— Если бы только от гордости! Меня распирает… — Но Уильям тут же спохватился и замолчал, коря себя за несдержанность. Еще немного, и он произнес бы слова, вовсе не предназначенные для ушей невинной девушки. Слава Богу, она не поняла, что он имел в виду. Он мог бы раз и навсегда покончить с ее неосведомленностью в вопросах пола. Стоило бы ему прижать ее узкую ладонь к своему восставшему члену… Ведь рано или поздно это должно произойти. Но не теперь! Она нравилась ему именно такой — невинной и безгрешной, словно дитя. Целомудрие Элинор было для него бесценным даром, и он не хотел превращать ее, еще такую молодую, в женщину, познавшую плотскую любовь. Настанет время, и он медленно, шаг за шагом поведет ее по дороге наслаждений, пока цветок ее страсти не раскроется, не достигнет своего полного расцвета.
Уильям откашлялся и снова склонился над пергаментом.
— Во всех моих особняках и замках есть надежные управляющие с полным штатом прислуги, поэтому нас с вами будут сопровождать в пути лишь несколько рыцарей, ну и, конечно же, ваши горничные. Осмелюсь дать вам совет: пусть их будет как можно меньше. Женщины — это такая обуза в путешествиях! К тому же они больше, чем мужчины, подвержены морской болезни. Не удивлюсь, если вам придется выхаживать их во время плавания!
Элинор не стала спорить с супругом. Она давно поняла, что все мужчины превратно судят о женщинах, считая их слабыми, капризными, взбалмошными существами. Она постарается доказать ему, что это не так, но постепенно, мягко и ненавязчиво.
— Я вполне могу обойтись без услуг горничных, милорд!
— Неужто это правда? — Лицо Уильяма просветлело.
— Если мне будет трудно справляться с нарядами и украшениями, я обращусь за помощью к Рикарду де Бургу, — поддразнила она его.
— Вы попросите об этом меня, миледи! У близнецов де Бургов не будет ни минуты свободной: ведь им придется посетить свои владения и проверить, все ли в порядке в замках их отца! — Он внимательно вгляделся в ее лицо и каким-то чужим, глухим голосом спросил: — Рикард де Бург, этот юный красавец, и вправду вам по душе, не так ли?
Элинор лукаво улыбнулась:
— Да что вы, Уильям! Он ведь еще совсем ребенок!
Маршал не смог сдержать облегченного вздоха, и Элинор почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ее мужа снедала ревность. Значит, она любима им!
13
— Их страсть все эти годы полыхала с прежним неистовством. Когда Генрих вступил в связь с прекрасной Розамундой, которая родила ему Уильяма Салисбери, вашего дядюшку, Элинор пришла в исступление. Она принялась настраивать против него своих старших сыновей. Генрих был вынужден заключить королеву в один из ее собственных замков. Он сделал это в целях самозащиты.
— Значит, он больше не любил ее! — вздохнула Элинор.
— О нет, вы ошибаетесь! Они по-прежнему были близки, и королева Элинор родила четверых своих детей, находясь в заточении!
— Мне кажется, он женился на ней вовсе не по любви, а чтобы досадить королю Франции и удовлетворить свое честолюбие! — упорствовала Элинор. — Боже, какой холодный расчет должен был руководить его поступками! Но и королева тоже хороша! Она совершила прелюбодеяние, вступив в связь с Генрихом. В общем, они вполне стоили друг друга!
— Мне не следовало рассказывать вам об этом. — Уильям был задет за живое отповедью Элинор.
— Как это — «не следовало»? — смеясь, воскликнула Элинор. — Ведь вы обещали никогда не скрывать от меня правды. Мои дед с бабкой были честолюбивы и злонравны, они не знали удержу ни в страсти, ни в ярости. Но из них, похоже, вышла неплохая пара. Разве могут супруги желать большего?
Маршал опустился на коврик возле Элинор и провел костяшками пальцев по ее нежной щеке.
— Элинор, я хотел бы взять вас с собой в Чепстоув и Пембрук. Я люблю Уэльс и надеюсь, что вы тоже полюбите его.
— О, Уильям, неужели это правда? Я так давно мечтала побывать там!
— Вы — графиня Пембрук. И я считаю, что пришло время познакомить вас с нашими владениями. — Маршал выбрал крупный каштан, очистил его от кожуры и поднес к губам Элинор. — Я считаю вас недостаточно взрослой для того, чтобы быть женой и матерью, но обязанности хозяйки моих угодий, похоже, вам вполне по плечу! — Он обнял ее и нежно поцеловал в висок.
Прибыв в Дарем-хаус, Ричард обнаружил, что весь дом гудит, словно потревоженный улей. Здесь полным ходом шла подготовка к дальнему путешествию. Однако ему не удалось найти хозяина особняка ни в конюшне, ни в оружейной, ни в помещениях, отведенных для гарнизона. Принц был крайне удивлен, когда встретил Маршала в покоях Элинор. Тот помогал жене выбрать наряды, которые могли понадобиться в пути. Ричард в притворном ужасе закатил глаза:
— Ты уже полностью починила себе этого неустрашимого воина и тонкого политика, сестра! Но я никак не думал, что ты вовлечешь его в свои сугубо дамские заботы — платья, шпильки, гребни!
Элинор засмеялась и тотчас же оставила свое занятие. Она была рада встрече с братом.
— Ричард, я прикажу, чтобы тебе принесли вина и эля. Мы только что получили несколько бочонков отменного эля из Кента.
— Не торопись назад, сестра! Мне необходимо обсудить важное дело один на один с Уильямом.
— В этом случае Элинор следует остаться, — твердо произнес Уильям. — Она имеет право знать обо всех без исключения моих делах.
Ричард был безмерно удивлен этим заявлением Маршала. Он пожал плечами и приступил к выполнению главной цели своего визита. В нескольких словах он обрисовал Уильяму ход подготовки к войне, призывая его принять участие в походе против Франции. Он перечислил имена тех, кто уже дал согласие выступить на стороне Генриха.
— А кроме того, — заключил он, — в наших рядах будет сражаться Симон де Монтфорт. Он уже отправился на помощь графу Бретанскому. Не так давно де Монтфорт принес присягу на верность Генриху.
— Симон де Монтфорт? — Элинор никогда прежде не слыхала этого имени.
— Вот так новость! — воскликнул Уильям. Повернувшись к Элинор, он пояснил: — Он —величайший воин нашего времени, отважный и несокрушимый великан. Его называют Богом войны. Он подобен неутомимой и безжалостной махине, этакой движущейся горе, которая сметает все на своем пути. Он один стоит целой армии.
Ричард расхохотался, вспомнив, какое впечатление великий воин произвел на них с братом, когда они впервые увидели его.
— Мы с Генрихом в его присутствии почувствовали себя жалкими карликами, его ноги и руки подобны ветвям могучего дуба. Неудивительно, что он так отважен и вынослив.
Элинор невольно поежилась:
— Но ведь он француз. И рассчитывать на его помощь в войне против Франции…
— Он француз только наполовину, — возразил Уильям. — И ему по праву принадлежит графство Лестер. Но ты чем-то недовольна, Элинор? Мне казалось, что ты без ума от воинов, — поддразнил он ее.
— Ничего подобного! — вспыхнула Элинор. — Не от воинов, а от одного-единственного воина, который, в отличие от большинства из них, учтив и безупречно воспитан!
Уильям улыбнулся ей и вновь обратился к Ричарду:
— Даже имея в своих рядах Бога войны и его рыцарей, вы рискуете проиграть эту кампанию. Вы должны привлечь на свою сторону еще многих и многих. Таких, например, как Суррей и Нортумберленд, а также тех, кто владеет Пятью портами.
— Милорд граф, если вы присоединитесь к нам, остальные без колебания последуют за вами! — горячо заверил его Ричард.
— Они сделают это без большой охоты. Вам удастся наскрести немного денег или получить от них подкрепление в виде горстки воинов. На большее никто нынче не пойдет! И, таким образом, война станет заведомо бессмысленной, ведь, чтобы одолеть Францию, потребовалось бы напряжение всех ресурсов нашей страны!
—Король прикажет всем воинам выступить в поход, только и всего!
— Неужто? — помрачнел Уильям. — А я отправлюсь в Уэльс и Ирландию, чтобы нанять там солдат. Вы чувствуете разницу? Воины, которых силой заставили идти в поход, сражаются неумело и неохотно. Они отнюдь не подмога, а обуза в бою. Вам следовало бы знать об этом!
— Уильям, вы видите все в чересчур мрачном свете! А ведь Генрих уже приказал Губерту де Бургу приготовить в Портсмуте корабли для переброски наших войск и оружия!
— Губерт никогда бы не осмелился перечить королю, — все так же мрачно процедил
Уильям. Он не добавил к этому, что Маршалы всегда поступали согласно их представлениям о чести и любви к отечеству, отметая прочь все корыстные соображения. — Вам в любом случае следует набраться терпения. Никто не согласится покинуть свои поля, пока не окончится жатва. Следовательно, впереди у нас несколько месяцев. Я намерен показать Элинор свой Уэльс. Надеюсь, она также не откажется сопровождать меня в Ирландию.
Элинор бросила на него взгляд, исполненный благодарности, и Маршал подмигнул ей. Ричард, решив, что супругам не терпится остаться одним, поспешил откланяться. Он поблагодарил Маршала за обещание помощи в войне против Франции и, поцеловав руку Элинор, пробормотал:
— Адье, графиня!
Когда они остались они, Уильям усмехнулся и сказал Элинор:
— Мне хочется верить, что ваш брат наконец преисполнился почтения к графине Пембрук.
— Как бы не так! — возразила она. — На слове «графиня» он едва не поперхнулся от смеха!
У супругов вошло в привычку проводить вместе часы после вечерней трапезы, предшествующие отходу ко сну. Уильям достал из шкафа несколько походных карт и расстелил их на столе, подозвав Элинор к себе:
— Я хотел бы сделать из вас заправского моряка, моя дорогая. Как вы смотрите на то, чтобы отправиться в Уэльс морем, а вернуться по суше?
Элинор, стоя вплотную к Уильяму, склонилась над пергаментом:
— Говорила ли я вам уже, как я счастлива, что стала вашей женой, милорд?
Уильям обнял ее за талию и притянул к себе:
— Что-то не припомню, Элинор Маршал. Попытайтесь-ка проложить для нас маршрут, я же в случае необходимости стану поправлять вас.
Элинор принялась сосредоточенно разглядывать карты, водя пальцем по пергаменту. Уильям придвинул стул и сел на него, не сводя глаз со своей прелестной жены. Ее присутствие наполняло его душу таким счастьем, какого ему еще никогда не довелось изведать. Он не уставал любоваться ею. Выходит, это и есть любовь — когда жаждешь радовать любимую, вызывать улыбку на ее лице, ловить ее взгляды и приходить в восторг от одного прикосновения к ее нежной руке. Уильям не мог не сожалеть, что это чувство посетило его так поздно, но поскольку объектом этой всепоглощающей любви стала Элинор, то иначе и быть не могло. Ведь он намного, на целую вечность старше ее! И он благодарил Бога за то, что ему, пусть на склоне лет, довелось изведать столь сильную страсть.
Губы Элинор раздвинулись в улыбке, и Маршал понял, что она решила задачу, которую он ей задал.
— Поскольку весна приходит в Уэльс поздно, думаю, будет разумнее всего добраться морем до Пембрука, а оттуда отправиться в Ирландию, — начала Элинор. — В конце лета мы с вами могли бы пересечь Уэльс и остановиться в Чепстоуве, с тем чтобы уже осенью вернуться в Лондон. Ведь время сбора урожая — это не только всеобщее веселье, но и изобилие корма для лошадей, которые повезут вас домой! А кроме того, вы сами говорили, что лишь осенью вам удастся собрать войско. Я готова проявить великодушие и приютить вас на денек под своим кровом в Одигеме. Это как раз на полпути к Портсмуту, где, насколько мне известно, стоят на якоре принадлежащие вам корабли!
Уильям заключил Элинор в объятия и прошептал:
— Неужто вы научились читать мои мысли, волшебница и чаровница? Или ваши учителя и в самом деле сумели наполнить вашу очаровательную головку полезными знаниями?
— Похоже, вас просто распирает от гордости за меня! — пошутила Элинор.
— Если бы только от гордости! Меня распирает… — Но Уильям тут же спохватился и замолчал, коря себя за несдержанность. Еще немного, и он произнес бы слова, вовсе не предназначенные для ушей невинной девушки. Слава Богу, она не поняла, что он имел в виду. Он мог бы раз и навсегда покончить с ее неосведомленностью в вопросах пола. Стоило бы ему прижать ее узкую ладонь к своему восставшему члену… Ведь рано или поздно это должно произойти. Но не теперь! Она нравилась ему именно такой — невинной и безгрешной, словно дитя. Целомудрие Элинор было для него бесценным даром, и он не хотел превращать ее, еще такую молодую, в женщину, познавшую плотскую любовь. Настанет время, и он медленно, шаг за шагом поведет ее по дороге наслаждений, пока цветок ее страсти не раскроется, не достигнет своего полного расцвета.
Уильям откашлялся и снова склонился над пергаментом.
— Во всех моих особняках и замках есть надежные управляющие с полным штатом прислуги, поэтому нас с вами будут сопровождать в пути лишь несколько рыцарей, ну и, конечно же, ваши горничные. Осмелюсь дать вам совет: пусть их будет как можно меньше. Женщины — это такая обуза в путешествиях! К тому же они больше, чем мужчины, подвержены морской болезни. Не удивлюсь, если вам придется выхаживать их во время плавания!
Элинор не стала спорить с супругом. Она давно поняла, что все мужчины превратно судят о женщинах, считая их слабыми, капризными, взбалмошными существами. Она постарается доказать ему, что это не так, но постепенно, мягко и ненавязчиво.
— Я вполне могу обойтись без услуг горничных, милорд!
— Неужто это правда? — Лицо Уильяма просветлело.
— Если мне будет трудно справляться с нарядами и украшениями, я обращусь за помощью к Рикарду де Бургу, — поддразнила она его.
— Вы попросите об этом меня, миледи! У близнецов де Бургов не будет ни минуты свободной: ведь им придется посетить свои владения и проверить, все ли в порядке в замках их отца! — Он внимательно вгляделся в ее лицо и каким-то чужим, глухим голосом спросил: — Рикард де Бург, этот юный красавец, и вправду вам по душе, не так ли?
Элинор лукаво улыбнулась:
— Да что вы, Уильям! Он ведь еще совсем ребенок!
Маршал не смог сдержать облегченного вздоха, и Элинор почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ее мужа снедала ревность. Значит, она любима им!
13
Бренда не замедлила уведомить епископа Винчестерского о намечавшейся поездке Уильяма Маршала в Ирландию и Уэльс. Питер де Рош понял, что Маршал намеревался принять участие в войне против Франции и отправлялся в свои владения для вербовки воинов. Епископ был чрезвычайно раздосадован этим известием.
Де Рош рассчитывал, что Маршал не примкнет в этой кампании к сторонникам короля, что вызовет отчуждение между ним и юным Генрихом. Такой поворот событий дал бы возможность ему, епископу Винчестерскому, восстановить утраченные позиции при особе монарха. Но увы, надежды эти рухнули. Вновь приблизиться к Генриху, получить возможность влиять на политику страны и осуществлять собственные планы можно было, лишь устранив с пути непреодолимое препятствие — верного и могущественного графа Пембрука. Питер де Рош понимал, что расправиться с Маршалом будет нелегко. Граф не обладал слабостями и тайными пороками, которыми его можно было бы шантажировать, заслуги его перед страной и королем были многочисленны и бесспорны. Юный Генрих, всегда отличавшийся капризным непостоянством в своих привязанностях, ни разу еще не попытался отдалить от себя Маршала, которого неизменно чтил и уважал. Епископу оставалось лишь одно — убить ненавистного графа Пембрука.
— Собирается ли графиня сопровождать своего супруга? — спросил он.
— О да, ваше высокопреосвященство! Я никогда не видела ее такой счастливой и оживленной. Хотя они с графом пока еще ни разу не были близки, — ответила Бренда. Ее не переставала изумлять и озадачивать столь странная сдержанность графа и графини Пембрук.
— Жаль! — отозвался епископ. — Ведь, если бы они делили ложе, графиня Пембрук знала бы гораздо больше о намерениях и планах своего мужа. Она делилась бы ими с тобой, ну а ты, моя бесценная, — со мной. Но мы постараемся повлиять на Уильяма Маршала. Я дам тебе порошок, действующий во многом так же, как то зелье, коим я потчую тебя. Однако он значительно сильнее и крепче. Стоит подсыпать его в еду или питье Маршала, и тот возгорится непреодолимым, всепобеждающим желанием. Он не станет больше отдалять от себя юную Элинор, а набросится на нее, как дикий зверь на добычу. Не удивлюсь, если граф начнет засматриваться и на тебя, милашка! Но использовать порошок можно не раньше, чем все вы окажетесь в Уэльсе. В пути вам может встретиться множество случайностей и неудобств, поэтому лучше не рисковать, — вдохновенно лгал де Рош.
— Милорд епископ, я просто не переживу разлуки с вами! — взмолилась Бренда. —Я ведь уже так привыкла каждую неделю приходить к вам на исповедь и получать отпущение грехов!
— Маршал нанял оруженосца в помощь своему Уолтеру. Этого достойного во всех отношениях молодого человека зовут Аллан, и он является одним из моих доверенных лиц. Я научу его, как обходиться с тобой, дорогая, так что тебе решительно не о чем тревожиться! — Епископ вовсе не считал Бренду достойной своего доверия, но ему необходимо было умерить ее опасения и добиться того, чтобы девушка охотно отправилась в поездку с Mapшалами. После устранения Уильяма Маршала придется заставить ее умолкнуть навек! Питер де Рош улыбнулся про себя, вспомнив, что помогло ему сделать Аллана послушным орудием в своих руках: однажды этот детоубийца признался на исповеди во всех своих многочисленных преступлениях! Да, что ни говори, а исповедальня — это один из главнейших оплотов епископской власти!
Узнав, что Элинор не берет ее с собой в Уэльс, Бренда расстроилась до слез. Ее успокоило лишь известие о том, что Аллан также остается в Лондоне. Она уже успела убедиться, что его высокопреосвященство сдержал свое слово: Аллан знал, как удовлетворить ее желания, как умелыми ласками довести ее жаждущее тело до полного любовного изнеможения.
— Знаешь, — доверительно прошептала она ему, вытягиваясь на постели, — милорд епископ дал мне любовного зелья для графа Пембрука. Я хотела подсыпать немного этого порошка тебе в вино, но в последний момент передумала. Как здорово, что ты не нуждаешься ни в чем подобном, мой милый!
Аллан заметно побледнел. Неужто эта идиотка и впрямь поверила, что Питер де Рош дал ей любовное зелье для Пембрука?! Она способна натворить немалых бед!
— Раз уж ты не едешь с Уэльс, отдай мне этот порошок, — как можно более равнодушно проговорил он. — Вдруг я почувствую, что силы мои нуждаются в подкреплении? Ведь такую пылкую красотку, как ты, нелегко ублажить в постели!
Аллан понял, что ему предстояло взять на себя задачу по умерщвлению графа Пембрука. Надо было запастись терпением и действовать решительно и наверняка. У него было в запасе немало времени, ведь чета Маршалов еще нескоро вернется из Уэльса и Ирландии. Следовало принять все необходимые меры предосторожности и отравить лишь еду или питье, предназначенные непосредственно Уильяму Маршалу. Ведь, если подсыпать порошок в бочку с вином, что было бы несравненно легче, половина челяди умрет или серьезно захворает, а тогда у остальных неизбежно возникнут подозрения, коих необходимо избежать в интересах епископа Винчестерского, а следовательно, и его, Аллана…
Элинор с первого взгляда полюбила Уэльс. Ее восхитили густые леса, высокие холмы и голубые озера этой дикой страны. Она была рада случаю продемонстрировать Уильяму свое великолепное владение гаэльским языком. Супруг позволил ей присутствовать на деловых переговорах и судебных разбирательствах. Он нашел в ее лице неоценимую помощницу и прекрасную советчицу. На всех документах, которые он подписывал, красовалось также и ее имя, выведенное твердой, уверенной рукой: «Элинор, графиня Пембрук».
Она сопровождала его на охоту с гончими и соколами, и молодые рыцари, участвовавшие в этих забавах, вскоре поняли, что граф и графиня предпочитают оставаться наедине, и держались на почтительном расстоянии от влюбленной четы. Уильям всегда помогал Элинор взбираться на лошадь и спешиться. Со временем это превратилось в один из ежедневных ритуалов.
— Ты — моя ненаглядная женушка, не так ли? — спрашивал он, протягивая ей руку.
— О да, Уильям! Ты же знаешь, что я навек твоя! — отвечала Элинор.
— Ну тогда можешь остаться подле меня еще на денек! — шутил Уильям и, бережно поставив ее на землю, приникал губами к ее высокому лбу.
Она многому научилась за эти дни от своего мудрого, справедливого наставника-супруга. Он учил ее терпению и сдержанности, он помогал ей постигать глубинный смысл событий и человеческих поступков. В управлении хозяйством всех без исключения владений, которые они посещали, Уильям предоставил Элинор полную свободу и с радостью замечал, что она прекрасно справляется с обязанностями владетельной госпожи. Где бы они ни остановились, по прошествии нескольких дней качество еды и напитков становилось заметно лучше, слуги глядели приветливее и двигались расторопнее, в помещениях становилось теплее и чище.
Со временем супруги перебрались в Ирландию и приступили к инспекции обширных владений Уильяма. К его немалой радости, ирландцы, которые были гораздо более дикими и необузданными, чем валлийцы, полюбили свою молодую госпожу и охотно выполняли все ее распоряжения.
Близнецы де Бурги отправились к родителям. Им предстояло завербовать в войска своего господина немалое число воинов. Впервые за долгое время Уильям чувствовал себя совершенно свободным от чар Жасмины де Бург. Ему вовсе не хотелось последовать за Рикар-дом и Майклом. Элинор, до сей поры опасавшаяся, что муж ее находится в любовном плену у чародейки Жасмины, совершенно успокоилась, поскольку Маршал не заговаривал о поездке в Портумно.
Лето прошло в радостных трудах и заботах, в ежедневном общении. Элинор была совершенно счастлива. Но однажды, когда они уже собирались отбыть обратно в Уэльс, им нанес визит епископ Фернский.
Маршал, сидевший рука об руку с Элинор, вежливо приподнялся навстречу вошедшему в зал старику.
— Я не собираюсь говорить с вами в присутствии члена королевской семьи. Дело мое носит сугубо частный характер. Разговор, который я собираюсь вести, не предназначен для ушей Плантагенетов! — просипел епископ.
— Моя жена, как вам известно, является графиней Пембрук. Она принадлежит к семье Маршалов и имеет право быть в курсе всех наших дел, — холодно возразил Уильям.
— Ваш отец обманом отнял у меня два надела! — зло прокричал епископ, потрясая кулаком. — Я просил короля Генриха вернуть их мне, но его величество не исполнил моей просьбы. Я требую, чтобы вы сами возвратили мне мое имущество!
— Мой отец никогда не был обманщиком и не зарился на чужое, — возразил Уильям. — Вот уже десять лет, как его не стало, и все земли, которыми владел он, перешли в мои руки. Я владею ими на законном основании. Церковь старается правдами и неправдами увеличить свои богатства. Но ведь они и без того огромны! Если бы я предпочел уступить эти наделы вам ради ваших седин и епископского сана, то принес бы горе и бедствия нынешним их обитателям. Смею надеяться, что все эти люди довольны мною и не желают иметь другого господина. Я помогаю им в голодные годы и предоставляю свободу управляться со своими хозяйствами так, как они того пожелают. Но стоит землям перейти в ваши руки, как леса тут же будут вырублены, скот — вырезан, а крестьяне и арендаторы лишатся имущества и крыши над головой. Им не останется ничего другого, кроме как податься в разбойники. Поэтому я вынужден ответить вам отказом, ваше высокопреосвященство!
Епископ Фернский побагровел от гнева. Глаза его налились кровью. Он с ненавистью взглянул на Элинор Плантагенет, и душой его овладела неистовая жажда разрушения. Он забормотал нараспев, брызгая слюной и вытянув в сторону девушки костлявый указательный палец:
— Будьте вы все прокляты! Скоро, совсем уже скоро от могущественной семьи Маршалов не останется и следа! Не вам, нет, не вам, согласно велению Господа, суждено плодиться и размножаться и наполнять землю! Ты, Уильям Маршал, и твои братья умрете, не оставив наследников, и все ваше имущество перейдет в чужие руки! Все это исполнится в течение года, начиная с этого самого дня!
Глаза Элинор лихорадочно блестели, на щеках разгорелись красные пятна. Она знала, что Уильям слишком хорошо воспитан и не посмеет поднять руку на старика, к тому же облеченного высоким церковным саном. Но она была женщиной и могла позволить себе то, от чего воздерживался он. Принцесса схватила свой охотничий хлыстик и, замахнувшись на епископа, крикнула:
— Убирайтесь отсюда! И пусть ваше проклятие падет на вашу собственную голову!
Именем Господа всемогущего клянусь и обещаю, что нарожаю кучу детей прежде, чем мне исполнится двадцать! И тогда я, графиня Пембрук, посмеюсь над вашими глупыми словами!
Среди ночи Уильяма разбудили звуки рыданий, доносившиеся из комнаты Элинор. Он вошел к ней и заключил ее в объятия:
— Дорогая моя, я и не думал, что слова этого старого осла так тебя расстроят! Забудь о нем и перестань плакать!
Элинор прижалась к Уильяму и, все еще продолжая всхлипывать, прошептала:
— Ты уверен, что его проклятие не имеет силы, что оно не причинит тебе вреда?
О, не принимай все это так близко к сердцу, Элинор! Ведь ты слышала весь наш разговор. Ему нужны были мои земли, и, не получив их, он едва не лопнул от злости. Епископ привык, что проклятия, которыми он сыплет направо и налево, производят должное впечатление на здешний суеверный народ. Но мы-то с тобой не какие-нибудь темные ирландские крестьяне!
Элинор спрятала лицо на груди Уильяма и едва слышно прошептала:
— Я хотела бы как можно скорее опровергнуть его слова!.. Я хочу иметь ребенка, Уильям! Я мечтаю о том, чтобы выносить и родить тебе сына!
Он закрыл глаза и прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Элинор была такой юной, такой нежной и хрупкой… Что, если она умрет в родах?! Он не сможет этого пережить!
— Элинор, я не хочу, чтобы ты забеременела прежде, чем закончится французская кампания. Я не могу пойти на такой риск! Ведь, если я буду убит, тебе придется одной растить ребенка!
— О, Уилл! Откажись от участия в этой войне! Не оставляй меня одну! Я так боюсь за тебя!
— Но ведь ты полюбила меня именно за мои воинские доблести! — с усмешкой возразил он. — Вспомни, как настойчиво ты добивалась, чтобы я показал тебе уязвимые места на теле противника! Разве я могу отсиживаться дома, когда все мужественные люди Англии отправятся в военный поход?
— Прости меня, Уилл! Я не должна слезами и мольбами пытаться удержать тебя дома. Обещаю тебе, что больше не прибегну к этому оружию слабых!
Уильям лег на спину, и Элинор положила голову ему на грудь. Он гладил ее мягкие волнистые волосы и с наслаждением вдыхал волнующий аромат ее тела.
— Дорогая, все у нас с тобой будет хорошо, вот увидишь! Оставь все свои страхи и сомнения. В этой стране, где даже воздух напитан суевериями, самых отважных людей порой охватывают тревога и мрачные предчувствия. Что уж говорить о тебе, такой юной и впечатлительной! Нам надо поскорее возвращаться домой!
Де Рош рассчитывал, что Маршал не примкнет в этой кампании к сторонникам короля, что вызовет отчуждение между ним и юным Генрихом. Такой поворот событий дал бы возможность ему, епископу Винчестерскому, восстановить утраченные позиции при особе монарха. Но увы, надежды эти рухнули. Вновь приблизиться к Генриху, получить возможность влиять на политику страны и осуществлять собственные планы можно было, лишь устранив с пути непреодолимое препятствие — верного и могущественного графа Пембрука. Питер де Рош понимал, что расправиться с Маршалом будет нелегко. Граф не обладал слабостями и тайными пороками, которыми его можно было бы шантажировать, заслуги его перед страной и королем были многочисленны и бесспорны. Юный Генрих, всегда отличавшийся капризным непостоянством в своих привязанностях, ни разу еще не попытался отдалить от себя Маршала, которого неизменно чтил и уважал. Епископу оставалось лишь одно — убить ненавистного графа Пембрука.
— Собирается ли графиня сопровождать своего супруга? — спросил он.
— О да, ваше высокопреосвященство! Я никогда не видела ее такой счастливой и оживленной. Хотя они с графом пока еще ни разу не были близки, — ответила Бренда. Ее не переставала изумлять и озадачивать столь странная сдержанность графа и графини Пембрук.
— Жаль! — отозвался епископ. — Ведь, если бы они делили ложе, графиня Пембрук знала бы гораздо больше о намерениях и планах своего мужа. Она делилась бы ими с тобой, ну а ты, моя бесценная, — со мной. Но мы постараемся повлиять на Уильяма Маршала. Я дам тебе порошок, действующий во многом так же, как то зелье, коим я потчую тебя. Однако он значительно сильнее и крепче. Стоит подсыпать его в еду или питье Маршала, и тот возгорится непреодолимым, всепобеждающим желанием. Он не станет больше отдалять от себя юную Элинор, а набросится на нее, как дикий зверь на добычу. Не удивлюсь, если граф начнет засматриваться и на тебя, милашка! Но использовать порошок можно не раньше, чем все вы окажетесь в Уэльсе. В пути вам может встретиться множество случайностей и неудобств, поэтому лучше не рисковать, — вдохновенно лгал де Рош.
— Милорд епископ, я просто не переживу разлуки с вами! — взмолилась Бренда. —Я ведь уже так привыкла каждую неделю приходить к вам на исповедь и получать отпущение грехов!
— Маршал нанял оруженосца в помощь своему Уолтеру. Этого достойного во всех отношениях молодого человека зовут Аллан, и он является одним из моих доверенных лиц. Я научу его, как обходиться с тобой, дорогая, так что тебе решительно не о чем тревожиться! — Епископ вовсе не считал Бренду достойной своего доверия, но ему необходимо было умерить ее опасения и добиться того, чтобы девушка охотно отправилась в поездку с Mapшалами. После устранения Уильяма Маршала придется заставить ее умолкнуть навек! Питер де Рош улыбнулся про себя, вспомнив, что помогло ему сделать Аллана послушным орудием в своих руках: однажды этот детоубийца признался на исповеди во всех своих многочисленных преступлениях! Да, что ни говори, а исповедальня — это один из главнейших оплотов епископской власти!
Узнав, что Элинор не берет ее с собой в Уэльс, Бренда расстроилась до слез. Ее успокоило лишь известие о том, что Аллан также остается в Лондоне. Она уже успела убедиться, что его высокопреосвященство сдержал свое слово: Аллан знал, как удовлетворить ее желания, как умелыми ласками довести ее жаждущее тело до полного любовного изнеможения.
— Знаешь, — доверительно прошептала она ему, вытягиваясь на постели, — милорд епископ дал мне любовного зелья для графа Пембрука. Я хотела подсыпать немного этого порошка тебе в вино, но в последний момент передумала. Как здорово, что ты не нуждаешься ни в чем подобном, мой милый!
Аллан заметно побледнел. Неужто эта идиотка и впрямь поверила, что Питер де Рош дал ей любовное зелье для Пембрука?! Она способна натворить немалых бед!
— Раз уж ты не едешь с Уэльс, отдай мне этот порошок, — как можно более равнодушно проговорил он. — Вдруг я почувствую, что силы мои нуждаются в подкреплении? Ведь такую пылкую красотку, как ты, нелегко ублажить в постели!
Аллан понял, что ему предстояло взять на себя задачу по умерщвлению графа Пембрука. Надо было запастись терпением и действовать решительно и наверняка. У него было в запасе немало времени, ведь чета Маршалов еще нескоро вернется из Уэльса и Ирландии. Следовало принять все необходимые меры предосторожности и отравить лишь еду или питье, предназначенные непосредственно Уильяму Маршалу. Ведь, если подсыпать порошок в бочку с вином, что было бы несравненно легче, половина челяди умрет или серьезно захворает, а тогда у остальных неизбежно возникнут подозрения, коих необходимо избежать в интересах епископа Винчестерского, а следовательно, и его, Аллана…
Элинор с первого взгляда полюбила Уэльс. Ее восхитили густые леса, высокие холмы и голубые озера этой дикой страны. Она была рада случаю продемонстрировать Уильяму свое великолепное владение гаэльским языком. Супруг позволил ей присутствовать на деловых переговорах и судебных разбирательствах. Он нашел в ее лице неоценимую помощницу и прекрасную советчицу. На всех документах, которые он подписывал, красовалось также и ее имя, выведенное твердой, уверенной рукой: «Элинор, графиня Пембрук».
Она сопровождала его на охоту с гончими и соколами, и молодые рыцари, участвовавшие в этих забавах, вскоре поняли, что граф и графиня предпочитают оставаться наедине, и держались на почтительном расстоянии от влюбленной четы. Уильям всегда помогал Элинор взбираться на лошадь и спешиться. Со временем это превратилось в один из ежедневных ритуалов.
— Ты — моя ненаглядная женушка, не так ли? — спрашивал он, протягивая ей руку.
— О да, Уильям! Ты же знаешь, что я навек твоя! — отвечала Элинор.
— Ну тогда можешь остаться подле меня еще на денек! — шутил Уильям и, бережно поставив ее на землю, приникал губами к ее высокому лбу.
Она многому научилась за эти дни от своего мудрого, справедливого наставника-супруга. Он учил ее терпению и сдержанности, он помогал ей постигать глубинный смысл событий и человеческих поступков. В управлении хозяйством всех без исключения владений, которые они посещали, Уильям предоставил Элинор полную свободу и с радостью замечал, что она прекрасно справляется с обязанностями владетельной госпожи. Где бы они ни остановились, по прошествии нескольких дней качество еды и напитков становилось заметно лучше, слуги глядели приветливее и двигались расторопнее, в помещениях становилось теплее и чище.
Со временем супруги перебрались в Ирландию и приступили к инспекции обширных владений Уильяма. К его немалой радости, ирландцы, которые были гораздо более дикими и необузданными, чем валлийцы, полюбили свою молодую госпожу и охотно выполняли все ее распоряжения.
Близнецы де Бурги отправились к родителям. Им предстояло завербовать в войска своего господина немалое число воинов. Впервые за долгое время Уильям чувствовал себя совершенно свободным от чар Жасмины де Бург. Ему вовсе не хотелось последовать за Рикар-дом и Майклом. Элинор, до сей поры опасавшаяся, что муж ее находится в любовном плену у чародейки Жасмины, совершенно успокоилась, поскольку Маршал не заговаривал о поездке в Портумно.
Лето прошло в радостных трудах и заботах, в ежедневном общении. Элинор была совершенно счастлива. Но однажды, когда они уже собирались отбыть обратно в Уэльс, им нанес визит епископ Фернский.
Маршал, сидевший рука об руку с Элинор, вежливо приподнялся навстречу вошедшему в зал старику.
— Я не собираюсь говорить с вами в присутствии члена королевской семьи. Дело мое носит сугубо частный характер. Разговор, который я собираюсь вести, не предназначен для ушей Плантагенетов! — просипел епископ.
— Моя жена, как вам известно, является графиней Пембрук. Она принадлежит к семье Маршалов и имеет право быть в курсе всех наших дел, — холодно возразил Уильям.
— Ваш отец обманом отнял у меня два надела! — зло прокричал епископ, потрясая кулаком. — Я просил короля Генриха вернуть их мне, но его величество не исполнил моей просьбы. Я требую, чтобы вы сами возвратили мне мое имущество!
— Мой отец никогда не был обманщиком и не зарился на чужое, — возразил Уильям. — Вот уже десять лет, как его не стало, и все земли, которыми владел он, перешли в мои руки. Я владею ими на законном основании. Церковь старается правдами и неправдами увеличить свои богатства. Но ведь они и без того огромны! Если бы я предпочел уступить эти наделы вам ради ваших седин и епископского сана, то принес бы горе и бедствия нынешним их обитателям. Смею надеяться, что все эти люди довольны мною и не желают иметь другого господина. Я помогаю им в голодные годы и предоставляю свободу управляться со своими хозяйствами так, как они того пожелают. Но стоит землям перейти в ваши руки, как леса тут же будут вырублены, скот — вырезан, а крестьяне и арендаторы лишатся имущества и крыши над головой. Им не останется ничего другого, кроме как податься в разбойники. Поэтому я вынужден ответить вам отказом, ваше высокопреосвященство!
Епископ Фернский побагровел от гнева. Глаза его налились кровью. Он с ненавистью взглянул на Элинор Плантагенет, и душой его овладела неистовая жажда разрушения. Он забормотал нараспев, брызгая слюной и вытянув в сторону девушки костлявый указательный палец:
— Будьте вы все прокляты! Скоро, совсем уже скоро от могущественной семьи Маршалов не останется и следа! Не вам, нет, не вам, согласно велению Господа, суждено плодиться и размножаться и наполнять землю! Ты, Уильям Маршал, и твои братья умрете, не оставив наследников, и все ваше имущество перейдет в чужие руки! Все это исполнится в течение года, начиная с этого самого дня!
Глаза Элинор лихорадочно блестели, на щеках разгорелись красные пятна. Она знала, что Уильям слишком хорошо воспитан и не посмеет поднять руку на старика, к тому же облеченного высоким церковным саном. Но она была женщиной и могла позволить себе то, от чего воздерживался он. Принцесса схватила свой охотничий хлыстик и, замахнувшись на епископа, крикнула:
— Убирайтесь отсюда! И пусть ваше проклятие падет на вашу собственную голову!
Именем Господа всемогущего клянусь и обещаю, что нарожаю кучу детей прежде, чем мне исполнится двадцать! И тогда я, графиня Пембрук, посмеюсь над вашими глупыми словами!
Среди ночи Уильяма разбудили звуки рыданий, доносившиеся из комнаты Элинор. Он вошел к ней и заключил ее в объятия:
— Дорогая моя, я и не думал, что слова этого старого осла так тебя расстроят! Забудь о нем и перестань плакать!
Элинор прижалась к Уильяму и, все еще продолжая всхлипывать, прошептала:
— Ты уверен, что его проклятие не имеет силы, что оно не причинит тебе вреда?
О, не принимай все это так близко к сердцу, Элинор! Ведь ты слышала весь наш разговор. Ему нужны были мои земли, и, не получив их, он едва не лопнул от злости. Епископ привык, что проклятия, которыми он сыплет направо и налево, производят должное впечатление на здешний суеверный народ. Но мы-то с тобой не какие-нибудь темные ирландские крестьяне!
Элинор спрятала лицо на груди Уильяма и едва слышно прошептала:
— Я хотела бы как можно скорее опровергнуть его слова!.. Я хочу иметь ребенка, Уильям! Я мечтаю о том, чтобы выносить и родить тебе сына!
Он закрыл глаза и прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Элинор была такой юной, такой нежной и хрупкой… Что, если она умрет в родах?! Он не сможет этого пережить!
— Элинор, я не хочу, чтобы ты забеременела прежде, чем закончится французская кампания. Я не могу пойти на такой риск! Ведь, если я буду убит, тебе придется одной растить ребенка!
— О, Уилл! Откажись от участия в этой войне! Не оставляй меня одну! Я так боюсь за тебя!
— Но ведь ты полюбила меня именно за мои воинские доблести! — с усмешкой возразил он. — Вспомни, как настойчиво ты добивалась, чтобы я показал тебе уязвимые места на теле противника! Разве я могу отсиживаться дома, когда все мужественные люди Англии отправятся в военный поход?
— Прости меня, Уилл! Я не должна слезами и мольбами пытаться удержать тебя дома. Обещаю тебе, что больше не прибегну к этому оружию слабых!
Уильям лег на спину, и Элинор положила голову ему на грудь. Он гладил ее мягкие волнистые волосы и с наслаждением вдыхал волнующий аромат ее тела.
— Дорогая, все у нас с тобой будет хорошо, вот увидишь! Оставь все свои страхи и сомнения. В этой стране, где даже воздух напитан суевериями, самых отважных людей порой охватывают тревога и мрачные предчувствия. Что уж говорить о тебе, такой юной и впечатлительной! Нам надо поскорее возвращаться домой!