Страница:
Недолгий путь до реки оказался для обоих непостижимо возбуждающим, эротическим путешествием. Никогда еще не ощущала она столь остро близость его могучего мускулистого торса, а когда его щеки случайно касалась прядь ее волос, относимая ветром, он думал, что сойдет с ума от страсти. Когда отряд добрался до реки и все заняли свои места в шлюпках, Шейн не отпустил возлюбленную. Он усадил ее у себя между колен — здесь ей ничто не могло грозить, и здесь их ничто не разделяло. Хотя они находились в битком набитой шлюпке, весь мир как будто отступил, оставив их наедине. Она черпала силу в его силе, безмерное изнеможение последних дней растворилось, и все ее существо полнилось ожиданием блаженства, которое они подарят друг другу, когда наконец останутся одни в его каюте на «Дерзновенном».
Так уж случилось — она полюбила, до потери рассудка полюбила своего супруга, и ее томила ненасытная жажда пьянящих, дурманящих, страстных поцелуев, которую только он мог утолить.
Когда они подошли к «Дерзновенному», Шейн взобрался по веревочной лестнице на палубу, одной рукой прижимая к себе Сабби, а другой цепляясь за веревку. Когда руки возлюбленной обвились вокруг его шеи, а губы оказались в столь соблазнительной близости от его губ, он не смог устоять против искушения и прижался к ним жарким поцелуем, от которого у обоих закружилась голова.
Оказавшись у себя в каюте, он опустил свою бесценную ношу на широкую койку, зажег лампу и направился в угол, где находился сейф. Там он набрал чего-то в горсть и вернулся к койке.
— Сабби, — нежно прошептал он, — мы не могли бы начать все с самого начала? Клянусь, я буду ухаживать за тобой так, как ты этого заслуживаешь. Даю слово, я не буду ни к чему тебя принуждать или торопить тебя.
Все, о чем я прошу, — дай мне шанс добиться твоей любви.
Еще немного — и она тут же призналась бы, что уже любит его и что ему нет надобности этого добиваться… но придержала язык: уж очень заманчивым показалось ей обещание, что он станет за ней ухаживать по всем правилам. Он бережно обнял Сабби и коснулся ее губ легким ласковым поцелуем, а потом, глубоко вздохнув, выпрямился, поднес к губам и поцеловал ее руку. А затем вложил в раскрытую ладонь Сабби бриллиантовое ожерелье.
— Спи спокойно, любимая моя, — тихо сказал он и, с трудом преодолевая себя, поднялся с края койки.
— Куда ты?.. — встревожилась она.
— Я больше никогда не стану заставлять тебя делить со мной ложе, голубка моя. На время путешествия я переберусь к Мэтью.
Она даже зажмурилась, не в силах поверить, что он оставил ее ночевать в одиночестве, а еще поклялся, что так и будет до конца плавания! Потом взглянула на горстку алмазов — ценою в целое состояние, — которую он вложил ей в руку, и едва удержалась, чтобы не разрыдаться. Не нужны ей были никакие драгоценности! Ей был нужен он сам! Ее тело изнемогало от желания ощутить, как он наполняет ее собой… Так именно теперь — ну, не смешно ли? — именно теперь он решил разыграть джентльмена и осчастливить ее ухаживанием… с опозданием на год!
Глава 24
Так уж случилось — она полюбила, до потери рассудка полюбила своего супруга, и ее томила ненасытная жажда пьянящих, дурманящих, страстных поцелуев, которую только он мог утолить.
Когда они подошли к «Дерзновенному», Шейн взобрался по веревочной лестнице на палубу, одной рукой прижимая к себе Сабби, а другой цепляясь за веревку. Когда руки возлюбленной обвились вокруг его шеи, а губы оказались в столь соблазнительной близости от его губ, он не смог устоять против искушения и прижался к ним жарким поцелуем, от которого у обоих закружилась голова.
Оказавшись у себя в каюте, он опустил свою бесценную ношу на широкую койку, зажег лампу и направился в угол, где находился сейф. Там он набрал чего-то в горсть и вернулся к койке.
— Сабби, — нежно прошептал он, — мы не могли бы начать все с самого начала? Клянусь, я буду ухаживать за тобой так, как ты этого заслуживаешь. Даю слово, я не буду ни к чему тебя принуждать или торопить тебя.
Все, о чем я прошу, — дай мне шанс добиться твоей любви.
Еще немного — и она тут же призналась бы, что уже любит его и что ему нет надобности этого добиваться… но придержала язык: уж очень заманчивым показалось ей обещание, что он станет за ней ухаживать по всем правилам. Он бережно обнял Сабби и коснулся ее губ легким ласковым поцелуем, а потом, глубоко вздохнув, выпрямился, поднес к губам и поцеловал ее руку. А затем вложил в раскрытую ладонь Сабби бриллиантовое ожерелье.
— Спи спокойно, любимая моя, — тихо сказал он и, с трудом преодолевая себя, поднялся с края койки.
— Куда ты?.. — встревожилась она.
— Я больше никогда не стану заставлять тебя делить со мной ложе, голубка моя. На время путешествия я переберусь к Мэтью.
Она даже зажмурилась, не в силах поверить, что он оставил ее ночевать в одиночестве, а еще поклялся, что так и будет до конца плавания! Потом взглянула на горстку алмазов — ценою в целое состояние, — которую он вложил ей в руку, и едва удержалась, чтобы не разрыдаться. Не нужны ей были никакие драгоценности! Ей был нужен он сам! Ее тело изнемогало от желания ощутить, как он наполняет ее собой… Так именно теперь — ну, не смешно ли? — именно теперь он решил разыграть джентльмена и осчастливить ее ухаживанием… с опозданием на год!
Глава 24
Не скоро смогла Сабби заснуть, но, когда это наконец удалось, ее сон в оставшиеся часы ночи и раннего утра заполонили столь необузданные фантазии, что воспоминания о них еще долго заставляли ее краснеть.
Лежа на двухъярусной койке, Шейн и Мэтт провели долгие часы в нескончаемых разговорах. Они вспоминали детство; они отдали дань сыновнего почтения Себастьяну Хокхерсту, которого любили всем сердцем. Оба сошлись на том, что Себастьян был несравненно выше и благороднее, чем их настоящий отец… И все же в глубине души каждый не мог отделаться от горделивого сознания, что в нем течет кровь ирландских королей.
— Мы ему верим? Насчет Испании? — спросил Мэтью.
— Правильнее будет, если поверим. Он Филиппу во всем подыгрывал, лишь бы узнать точный срок, когда Армада отплывет штурмовать Англию. Вот тут-то он и поднимет бунт в Ирландии — когда Бесс будет не до него.
Мэтью угрюмо заметил:
— Ну и мрачную же картинку ты нарисовал… Война с Испанией, а потом война с Ирландией.
— Я смотрю на вещи здраво, Мэтт. Если у нас есть голова на плечах и мы будем готовы сразиться с испанцами на море, мы завоюем победу для Англии, а потом, может быть, сумеем добиться прочного мира. С Ирландией все не так. Воевать придется на суше. Это дело долгое и кровавое. Ты же знаешь, как не хотят люди служить в тех частях английской армии, которые стоят в Ирландии. Англия может раз за разом силой подчинять эту страну своему владычеству, и все без толку: бунт будет вспыхивать снова и снова, потому что ирландцы — фанатики, одержимые забияки. Они скорей откажутся от пищи, чем от возможности подраться!
— Времени у нас в обрез… Ты отправишься с этими сведениями к королеве или к Берли?
— Я пойду на «Дерзновенном» домой, в Девон, потому что испанцы именно там постараются высадиться… если мы им позволим.
Тебя я заброшу в Ливерпуль и дам с собой депеши для королевы и Берли. Я предупрежу Дрейка и лорда-адмирала, Говарда. Королевский флот уже давно начал подготовку… Ни для кого не секрет, что Филипп собирается на нас напасть. Я хочу, чтобы ты приказал всем хокхерстовским кораблям подтягиваться к Девонпорту. Для капитанов дам тебе письменное распоряжение.
Мэтью чувствовал себя польщенным. Еще бы! Ему снова доверяют такие важные дела, и он понял, что наконец-то былое предательство ему прощено.
— Тебе останется мало времени для Сабби… — заметил он, оставив деловой тон.
Шейн улыбнулся в темноте:
— Времени достаточно… для свадьбы.
А Испания… и Англия… и весь этот чертов мир пусть обождут.
С первыми лучами рассвета «Дерзновенный» поднял якорь и направился по фьорду Карлингтон-Лок к Ирландскому морю. Хокхерст командовал кораблем, и Сабби нашла его на мостике.
— Голубка моя! — сердечно обрадовался он. — Эта сказочная земля принадлежит тебе.
Взяв маленькую, холодную руку жены, он согрел ее своими ладонями. Она обвела взглядом вершины гор, окутанные туманной дымкой.
— Может быть, нам следует отдать ее О'Нилу? — тихо спросила она.
— Сабби, учись у меня: что твое — не выпускай из рук.
Она отвела глаза от гор. Теперь она смотрела Шейну в лицо. Она вглядывалась в резко очерченный рот, в крепкий, надменно поднятый подбородок и выступающие скулы, немало добавляющие к общему впечатлению мощи и бьющей через край жизненной силы. Волна торжествующей любви нахлынула на Сабби, и она едва слышно согласилась:
— Да, я ., я не выпущу из рук то, что мое…
— Нам предстоит пересечь Ирландское море: возьмем курс на Ливерпуль. Если погода не переменится — будем там засветло. Ты не составишь мне компанию за обедом?
— Для меня будет великой честью пообедать в обществе капитана «Дерзновенного», — церемонно ответила она, лукаво покосившись на него.
«Господь всеблагой», — подумал он, — знает ли она сама, что может сделать со мной одна ее улыбка? Знает, наверняка знает: она женщина до мозга костей».
— Спущусь-ка я лучше в каюту… как только мы выйдем в открытое море, я, чего доброго, осрамлюсь у всех на виду.
Он поднял ее руку, прижал к своей щеке и, ограничившись этой мимолетной лаской, озабоченно спросил:
— Любовь моя, ты все еще страдаешь от морской болезни? Странно, ты уже давно должна была бы привыкнуть к качке. Отдыхай, пока можешь, а я через час приду тебя проведать.
— Попытайся не слишком раскачивать корабль, — со смехом попросила она и покинула палубу.
На сей раз морская болезнь мучила ее не слишком сильно, и, когда корабль пришвартовался в Ливерпуле, Сабби о ней и думать забыла.
Шейн заперся с братом на два часа, после чего Мэтью сошел с корабля с письмами для королевы и приказами для капитанов хокхерстовских кораблей.
Для Шейна и Сабби был доставлен изысканный обед, приготовленный лучшим поваром Ливерпуля исключительно из всевозможных даров моря. В серебряных супницах, источавших дразнящие ароматы, были поданы отварные раки, креветки, крабы и омары. Здесь было все — от искусно запеченных сигов до золотистых жареных устриц.
Сабби никак не могла решиться попробовать устриц, но Шейн искушал ее и так и этак, превознося их достоинства и упрашивая:
— Поверь мне, милая, устрицы — это настоящее наслаждение.
Сабби осторожно откусила кусочек и, к своему немалому удивлению, действительно сочла, что это вкусно.
— М-м-м, — ехидно изобразила она блаженство. — Кажется, это и вправду наслаждение… Даже большее, чем любовные игры!
Он сгреб ее в охапку, усадил к себе на колени и скормил ей еще полдюжины устриц.
Когда его сильные загорелые пальцы прикасались к ее губам, она невольно вздрагивала.
— Любовь моя, ты озябла! — воскликнул Шейн, неверно истолковав эту дрожь. — Этот чертов Ливерпуль — самый гнилой город на земле!
Он открыл дверцу небольшой жаровни и подбросил туда угля, а потом налил каждому из них по бокалу шабли и придвинул к жаровне просторное приземистое кресло. Затем он снова усадил Сабби к себе на колено, и она уткнулась головой ему в грудь, не слыша ничего на свете, кроме тяжелых ударов его сердца. Они сидели, не меняя позы, в тепле и тишине, и по тому, как свободно и расслабленно прильнула она к нему, он безошибочно мог сказать: в этот миг не было между ними никаких барьеров.
— Ты ведь совсем не боишься непобедимой армады, правда? — спросила она, дивясь его отваге и спокойствию.
— Совсем не боюсь. У испанцев корабли — самые лучшие в мире, но сражения выигрывают не корабли, а люди. Английские моряки превосходят испанцев в смелости и в искусстве управления судном. Так что у испанцев нет шансов на победу.
«Уверенность — вот секрет его успеха. Он никогда не сомневается в себе, а наши души связаны так тесно, что он и мне внушает уверенность в самой себе. Какой бесценный дар», — размышляла Сабби.
Шейн сказал все то, что собирался сказать, и теперь молча наблюдал, как играют отблески огня на шелковом платье Сабби там, где оно облегало ее фигуру; его разгоряченному воображению не составляло труда дорисовать остальное. Он гадал, долго ли ему удастся обуздывать свой чувственный порыв.
— Сабби, — осторожно приступил он к делу, — в Блэкмуре ты говорила, чего хотела бы от меня: чтобы я ухаживал за тобой и просил твоей руки и чтобы мы обменялись брачными обетами в церкви… Поверь мне, моя единственная, я говорю правду — мне тоже хотелось бы всего этого, может быть даже больше, чем тебе… Но, радость моя… нам не нужно разводиться. Мы и так можем все это проделать!
— Да неужели, милорд? — широко раскрыв глаза в притворном изумлении, спросила она.
— Сабби, ты согласна выйти за меня замуж? Я хочу отвезти тебя домой, в Девонпорт: там мы сможем обвенчаться в церкви.
Она собиралась подразнить его; собиралась помучить его неопределенностью и сомнениями, пока она будет делать вид, что обдумывает предложение; но она любила его слишком сильно, чтобы заставить его ждать еще хотя бы одно мгновение.
— Я люблю тебя всем сердцем. Конечно, я выйду за тебя замуж… еще раз.
Внезапно он почувствовал в себе чуть ли не робость. Если бы сейчас их ожидали любовные утехи, он, наверно, выглядел бы как неопытный юнец, пытающийся благополучно завершить свою первую победу над женщиной.
Он поднялся с кресла и отнес Сабби на койку. Потом ласково коснулся губами ее век и крошечной черной родинки, которая всегда так трогала его.
— Доброй ночи, моя любимая, моя ненаглядная Сабби.
Внезапно она поняла, что он не дотронется до нее, пока не наступит их брачная ночь. Она стиснула зубы, чтобы совладать с острым разочарованием. Дай Господи, чтобы они поскорее добрались до Девонпорта, иначе от неутоленных желаний погибнут двое.
Как только «Дерзновенный» обогнул мыс Лизард — южную оконечность Корнуолла, Хокхерст приказал поднять парус с великолепным изображением дракона, дабы оповестить население Девонпорта о прибытии Бога Морей. Стоя рядом с ним, Сабби глазам своим не поверила, когда увидела толпы оживленных горожан, теснящихся на каменных причалах в ожидании легендарного земляка. Ей вдруг стало страшно, и она воскликнула:
— Как я смогу показаться им на глаза в этом платье, которое всю неделю не снимала!
— Не беспокойся. Твоя красота ослепит их, так же как ослепила меня, — подбодрил он свою избранницу.
Яркое полуденное солнце заливало светом гавань, придавая ей теплый и гостеприимный вид. Сабби увидела большой дом на вершине холма, и это была любовь с первого взгляда.
Вокруг пестрело море цветов — по склонам холмов, вдоль каждой дорожки. Целый город, казалось, встречает Шейна с любовью, и, судя по тому, как люди улыбались Сабби, они были готовы полюбить и ее. Шейн взял ее за руку и заботливо провел по сходням на причал, где он поднялся вверх на несколько каменных ступеней и жестом призвал всех к молчанию.
— У меня для вас есть важные новости.
В течение ближайшего месяца Филипп Испанский пошлет против нас свою Армаду.
Огромная толпа замерла, стараясь не упустить ни одного его слова. А он между тем продолжал:
— В Девонпорте собрались лучшие моряки Англии. Мы выйдем в море из родной гавани и уничтожим врага!
Поднялся оглушительный крик. Поднялся и снова утих, и опять зазвучал рокочущий низкий голос:
— Вскоре у нас в порту станет тесно — сюда начнут прибывать эскадры королевского флота и корабли Дрейка. Наш город станет оплотом для таких прославленных героев, как Хокинс, Фробишер, Говард и Рэйли.
Давайте покажем им наше радушие и гостеприимство. Откроем для них наши дома и наши сердца!
Опять из множества глоток вырвался восторженный вопль. А Шейн снова вскинул руки, требуя внимания:
— Самую важную новость я приберег под конец… Мы собираемся пожениться! Вы все приглашены!
Толпа обезумела. Рванувшись вперед, горожане подняли счастливую пару и на своих плечах несли всю дорогу до дверей Девонпорт-Хауса. Слуги успели приготовить угощение, потому что парус с драконом был замечен на подходе еще два часа тому назад. Они всегда готовили достаточно, чтобы можно было накормить всю команду хозяйского корабля, когда он возвращался в родную гавань, но известие о предстоящем бракосочетании, на которое приглашен весь город, заставило их незамедлительно позаботиться о том, чтобы не ударить в грязь лицом и в этих чрезвычайных обстоятельствах.
— Опять мне надеть нечего! — причитала Сабби.
В доме Темз-Вью у нее было достаточно платьев и драгоценностей, чтобы в буквальном смысле слова корабль потопить, но здесь…
Здесь было только то, в чем она сошла на берег. Шейн обнял ее за плечи и повел вверх по главной лестнице. Оказавшись в спальне матери, он распахнул платяные шкафы один за другим.
— Там, где дело касается возможности покрасоваться, Джорджиана столь же ненасытна и склонна к эффектам, как и ты. У меня и сомнения нет: среди всех этих нарядов даже ты, дорогая моя, сумеешь подобрать что-нибудь такое, что поразит твое воображение. Я должен сейчас пойти открыть винные погреба для предстоящего праздника, и еще мне нужно черкнуть записку капеллану, чтобы он вскорости ожидал нас в церкви. — Он нежно поцеловал ее. — Я распоряжусь, чтобы тебе принесли ванну.
— Шейн… — она нерешительно протянула к нему руку. — Милорд, вы уверены… Вы хотите жениться на своей любовнице? — спросила она едва слышно.
— О родная моя, любимая… Я хочу воздать тебе все мыслимые почести. Я всегда буду называть тебя своей госпожой… миледи.
Голос Сабби дрогнул от переполнявшей ее любви.
— А я обещаю, всегда, обращаясь к тебе, называть тебя милордом.
Церковь представляла собой простое побеленное здание скромных размеров. Сабби опасалась, что нарядилась слишком уж броско для обмена священными обетами, но и лорд Девонпорт был облачен в черное с золотом.
А платье из серебристой ткани, которое выбрала Сабби, резко отличалось от всех прочих и оказалось наиболее уместным для свадебного обряда. Свои длинные медно-рыжие пряди она распустила по плечам и обошлась без всякого головного убора, а просто закрепила на волосах бриллиантовую нить — подарок Шейна. В руках у нее был букет белых роз, которые поспешно срезали для нее в саду восхищенные слуги.
Двери переполненной церкви были оставлены открытыми, чтобы люди, собравшиеся перед входом, могли слышать, как звучат брачные обеты.
Наперекор обычаям, Шейн держал ее за руки и не отрывал от нее глаз все то время, пока длилась церемония. Он был полон решимости доказать ей, что на этот раз приносит ей клятву верности от всей души. Сабби же сосредоточенно внимала каждому произносимому слову, впитывала каждую мелкую подробность, чтобы запомнить их навсегда.
Венчание завершилось на удивление скоро; этого нельзя было сказать о празднике, который продолжался весь вечер и всю ночь. Когда новобрачные медленно и степенно возвращались в Девонпорт-Хаус, их осыпали рисом и лепестками цветов. Затем двери распахнулись настежь, и жители города получили возможность — каждый в свою очередь — войти в дом, подкрепиться и выпить за молодых.
В садах повсюду шли танцы; многочисленные музыканты старались вовсю, извлекая немудреные мелодии из своих самодельных инструментов. Шейн повел в сад и Сабби, и там они танцевали, меняя партнеров, пока еще могли держаться на ногах. Когда же солнце село и недолгий багрянец вытеснила с небес наставшая тьма, притяжение между любовниками стало неодолимым. В конце концов он обнял ее за талию, прижал к себе и дал ей ощутить, как она ему сейчас необходима.
— Сабби, я больше не могу выносить это ожидание.
Она поднялась на цыпочки, обвила руками его шею, запустила пальцы в темную львиную гриву и потянулась, чтобы поцеловать его. Окружающие встретили это гулом одобрения, который перерос в настоящий шквал восторга, когда Шейн подхватил на руки свою молодую жену и понес ее ко входу в восточное крыло особняка.
В его спальне все было приготовлено, включая столик, на котором был сервирован легкий ужин с вином. В камине горел ровный огонь; вокруг благоухали букеты свежих цветов. Он опустил ее, чтобы ее ноги коснулись пола, но не выпустил из объятий и не отвел губ от ее лица.
— Ты счастлива? — тихо спросил он.
— О да, — выдохнула она, — так счастлива, что даже страшно.
Он недоуменно поднял брови, и она ответила на молчаливый вопрос:
— Я боюсь, что такими счастливыми мы уже никогда не будем.
— Впереди все будет еще лучше, обещаю тебе.
— Какая красивая комната. Это твоя спальня?
Он кивнул:
— Это моя келья.
Он неохотно выпустил ее из рук, чтобы она могла обследовать свое новое жилище. Сначала она выглянула в высокое окно, откуда открывался вид на море — до самого горизонта.
Потом она погладила великолепные меховые покрывала на постели и наконец открыла дверцы массивного гардероба в углу спальни.
Внезапно она оцепенела, и с ее уст сорвался негодующий выкрик. Ее руки метнулись внутрь гардероба и извлекли оттуда целую охапку прозрачных, откровенно эротических одеяний.
— Твоя келья?! Ах ты развратник! Ах ты бабник! Если ты думаешь, что я собираюсь спать в той самой постели, где ты блу…
— Милорд развратник, милорд бабник, Сабби. Вспомни, ты обещала всегда величать меня милордом.
В его глазах горела страсть.
— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула она.
Он усмехнулся: ее протесты искренне позабавили его. Не тратя времени даром, он крепко прижал ее к себе. Он завладел ее губами и отважился на такие вольности, которые живо воскресили у нее в памяти ту ужасную ночь, когда он силой взял ее девственность. Он сминал ее тело, заставляя ее ощущать мощь и жар его желания. Он держал ее крепко, находя наслаждение в ее бесплодных попытках освободиться.
— Не будет этого! — яростно вопила она.
— Будет, Сабби, обязательно будет, — настаивал он.
Тем временем он методично расстегнул уверенными пальцами ее платье и скинул его на пол. Его губы обжигали ее кожу на всем пути от шеи вниз, и языком он обвел высокую корону, венчавшую ее дерзко выпяченную грудь.
Нетерпеливыми руками он освободил ее от всех остальных одежд и при этом не допустил, чтобы их губы хоть на миг разомкнулись. Он целовал ее так властно, так требовательно, что волна страстного желания прокатилась по ее телу, относя прочь последние остатки сопротивления. Внезапно ее губы, которые она пыталась держать плотно сжатыми, стали мягкими и с готовностью открылись навстречу вторжению его ищущего, жадного языка. Она была побеждена — побеждена окончательно. В крови у нее вспыхнуло пламя, которое заставило ее откинуть голову назад и закричать от возбуждения, которое неизбежно должна была породить в ней его близость.
Он медленно разделся, и, когда показался дракон, ее глаза широко раскрылись от любовного восторга. И тогда он простонал:
— Бог мой, кажется, я всю жизнь ждал этой ночи.
— И я тоже, — выдохнула она и, не удержавшись, лизнула по очереди оба твердых соска у него на загорелой груди. Он раздвинул ее колени и нетерпеливо приказал охрипшим от желания голосом:
— Пусти меня к себе.
Она свела стройные ноги у него за спиной, и он не медля опустил ее на свой мужской жезл, проникая все дальше к ней в лоно. Между тем его язык точно так же проник между ее губами, и Сабби едва не задохнулась от этого двойного наслаждения.
Его сильные руки поднимали и опускали ее, и этот ритм разжигал в ней беспощадный огонь.
Сабби зарылась пальцами в темную гриву его волос, чтобы притянуть лицо Шейна поближе к себе, словно ей было недостаточно их близости. Вдруг она напряглась, а потом растаяла, запрокинув голову, не в силах сдержать стон наслаждения. Но Шейн не собирался отступать.
Не отпуская Сабби ни на дюйм, он понес ее к супружескому ложу. Теперь она не могла дождаться, когда почувствует на себе всю тяжесть его литого тела. Обоих закружил волшебный вихрь. Жесткие завитки на груди Шейна, слегка саднившие кожу, доводили Сабби до исступления. Она снова не сумела сдержать стон.
Вглядываясь в ее глаза, затуманенные желанием, в мягкие губы, с готовностью откликавшиеся на любовные ласки, Шейн преисполнился мужской гордости и с новой силой овладел ею, будто пленницей.
Сабби вся устремлялась навстречу его движениям, впуская его все глубже и глубже. Оба молили небо, чтобы мгновения счастья не кончались — и блаженство на удивление долго не покидало их, пока не хлынуло через край горячей волной.
Потом они лежали, не выпуская друг друга из объятий, нашептывали ласковые слова, наслаждались неизбывной нежностью и наконец погрузились в сон.
Вдруг Сабби проснулась, словно от толчка.
— Шейн, Шейн, — звала она, осторожно, но настойчиво тормоша мужа. — Совсем забыла тебе сказать. У нас будет ребенок.
Он только моргал глазами спросонья:
— Как, уже?
— Да нет же, это случилось не сейчас. Давно…
Сонливость Шейна как рукой сняло.
— Когда? — встрепенулся он. — Стало быть, ты давно об этом знаешь? И ты требовала развода, когда у тебя под сердцем уже было дитя?
— Да, но я не хотела…
— Боже правый, ты уже носила дитя, когда мы с тобой ходили в Тауэр вызволять Барона? — Он схватил ее за плечи и вдавил в перину. — Вот дьявольщина, теперь тебя даже не поколотишь, чертовка ты этакая!
— Миледи чертовка, — поправила она, с напускной скромностью прикрывая плечи и грудь пеленой медно-рыжих волос.
Шейн был на седьмом небе. Широко улыбаясь, он привлек к себе молодую жену и ткнулся носом в ее нежную шею:
— Теперь ты никуда не денешься, голубка, — отныне мы с тобой одно!
Сабби насмешливо переспросила:
— Да что ты говоришь? Разве ты не собираешься сейчас же меня бросить, чтобы пуститься в очередную авантюру?
Он покачал головой:
— Ты всегда будешь рядом со мной. Твое место здесь, в моем сердце.
Лежа на двухъярусной койке, Шейн и Мэтт провели долгие часы в нескончаемых разговорах. Они вспоминали детство; они отдали дань сыновнего почтения Себастьяну Хокхерсту, которого любили всем сердцем. Оба сошлись на том, что Себастьян был несравненно выше и благороднее, чем их настоящий отец… И все же в глубине души каждый не мог отделаться от горделивого сознания, что в нем течет кровь ирландских королей.
— Мы ему верим? Насчет Испании? — спросил Мэтью.
— Правильнее будет, если поверим. Он Филиппу во всем подыгрывал, лишь бы узнать точный срок, когда Армада отплывет штурмовать Англию. Вот тут-то он и поднимет бунт в Ирландии — когда Бесс будет не до него.
Мэтью угрюмо заметил:
— Ну и мрачную же картинку ты нарисовал… Война с Испанией, а потом война с Ирландией.
— Я смотрю на вещи здраво, Мэтт. Если у нас есть голова на плечах и мы будем готовы сразиться с испанцами на море, мы завоюем победу для Англии, а потом, может быть, сумеем добиться прочного мира. С Ирландией все не так. Воевать придется на суше. Это дело долгое и кровавое. Ты же знаешь, как не хотят люди служить в тех частях английской армии, которые стоят в Ирландии. Англия может раз за разом силой подчинять эту страну своему владычеству, и все без толку: бунт будет вспыхивать снова и снова, потому что ирландцы — фанатики, одержимые забияки. Они скорей откажутся от пищи, чем от возможности подраться!
— Времени у нас в обрез… Ты отправишься с этими сведениями к королеве или к Берли?
— Я пойду на «Дерзновенном» домой, в Девон, потому что испанцы именно там постараются высадиться… если мы им позволим.
Тебя я заброшу в Ливерпуль и дам с собой депеши для королевы и Берли. Я предупрежу Дрейка и лорда-адмирала, Говарда. Королевский флот уже давно начал подготовку… Ни для кого не секрет, что Филипп собирается на нас напасть. Я хочу, чтобы ты приказал всем хокхерстовским кораблям подтягиваться к Девонпорту. Для капитанов дам тебе письменное распоряжение.
Мэтью чувствовал себя польщенным. Еще бы! Ему снова доверяют такие важные дела, и он понял, что наконец-то былое предательство ему прощено.
— Тебе останется мало времени для Сабби… — заметил он, оставив деловой тон.
Шейн улыбнулся в темноте:
— Времени достаточно… для свадьбы.
А Испания… и Англия… и весь этот чертов мир пусть обождут.
С первыми лучами рассвета «Дерзновенный» поднял якорь и направился по фьорду Карлингтон-Лок к Ирландскому морю. Хокхерст командовал кораблем, и Сабби нашла его на мостике.
— Голубка моя! — сердечно обрадовался он. — Эта сказочная земля принадлежит тебе.
Взяв маленькую, холодную руку жены, он согрел ее своими ладонями. Она обвела взглядом вершины гор, окутанные туманной дымкой.
— Может быть, нам следует отдать ее О'Нилу? — тихо спросила она.
— Сабби, учись у меня: что твое — не выпускай из рук.
Она отвела глаза от гор. Теперь она смотрела Шейну в лицо. Она вглядывалась в резко очерченный рот, в крепкий, надменно поднятый подбородок и выступающие скулы, немало добавляющие к общему впечатлению мощи и бьющей через край жизненной силы. Волна торжествующей любви нахлынула на Сабби, и она едва слышно согласилась:
— Да, я ., я не выпущу из рук то, что мое…
— Нам предстоит пересечь Ирландское море: возьмем курс на Ливерпуль. Если погода не переменится — будем там засветло. Ты не составишь мне компанию за обедом?
— Для меня будет великой честью пообедать в обществе капитана «Дерзновенного», — церемонно ответила она, лукаво покосившись на него.
«Господь всеблагой», — подумал он, — знает ли она сама, что может сделать со мной одна ее улыбка? Знает, наверняка знает: она женщина до мозга костей».
— Спущусь-ка я лучше в каюту… как только мы выйдем в открытое море, я, чего доброго, осрамлюсь у всех на виду.
Он поднял ее руку, прижал к своей щеке и, ограничившись этой мимолетной лаской, озабоченно спросил:
— Любовь моя, ты все еще страдаешь от морской болезни? Странно, ты уже давно должна была бы привыкнуть к качке. Отдыхай, пока можешь, а я через час приду тебя проведать.
— Попытайся не слишком раскачивать корабль, — со смехом попросила она и покинула палубу.
На сей раз морская болезнь мучила ее не слишком сильно, и, когда корабль пришвартовался в Ливерпуле, Сабби о ней и думать забыла.
Шейн заперся с братом на два часа, после чего Мэтью сошел с корабля с письмами для королевы и приказами для капитанов хокхерстовских кораблей.
Для Шейна и Сабби был доставлен изысканный обед, приготовленный лучшим поваром Ливерпуля исключительно из всевозможных даров моря. В серебряных супницах, источавших дразнящие ароматы, были поданы отварные раки, креветки, крабы и омары. Здесь было все — от искусно запеченных сигов до золотистых жареных устриц.
Сабби никак не могла решиться попробовать устриц, но Шейн искушал ее и так и этак, превознося их достоинства и упрашивая:
— Поверь мне, милая, устрицы — это настоящее наслаждение.
Сабби осторожно откусила кусочек и, к своему немалому удивлению, действительно сочла, что это вкусно.
— М-м-м, — ехидно изобразила она блаженство. — Кажется, это и вправду наслаждение… Даже большее, чем любовные игры!
Он сгреб ее в охапку, усадил к себе на колени и скормил ей еще полдюжины устриц.
Когда его сильные загорелые пальцы прикасались к ее губам, она невольно вздрагивала.
— Любовь моя, ты озябла! — воскликнул Шейн, неверно истолковав эту дрожь. — Этот чертов Ливерпуль — самый гнилой город на земле!
Он открыл дверцу небольшой жаровни и подбросил туда угля, а потом налил каждому из них по бокалу шабли и придвинул к жаровне просторное приземистое кресло. Затем он снова усадил Сабби к себе на колено, и она уткнулась головой ему в грудь, не слыша ничего на свете, кроме тяжелых ударов его сердца. Они сидели, не меняя позы, в тепле и тишине, и по тому, как свободно и расслабленно прильнула она к нему, он безошибочно мог сказать: в этот миг не было между ними никаких барьеров.
— Ты ведь совсем не боишься непобедимой армады, правда? — спросила она, дивясь его отваге и спокойствию.
— Совсем не боюсь. У испанцев корабли — самые лучшие в мире, но сражения выигрывают не корабли, а люди. Английские моряки превосходят испанцев в смелости и в искусстве управления судном. Так что у испанцев нет шансов на победу.
«Уверенность — вот секрет его успеха. Он никогда не сомневается в себе, а наши души связаны так тесно, что он и мне внушает уверенность в самой себе. Какой бесценный дар», — размышляла Сабби.
Шейн сказал все то, что собирался сказать, и теперь молча наблюдал, как играют отблески огня на шелковом платье Сабби там, где оно облегало ее фигуру; его разгоряченному воображению не составляло труда дорисовать остальное. Он гадал, долго ли ему удастся обуздывать свой чувственный порыв.
— Сабби, — осторожно приступил он к делу, — в Блэкмуре ты говорила, чего хотела бы от меня: чтобы я ухаживал за тобой и просил твоей руки и чтобы мы обменялись брачными обетами в церкви… Поверь мне, моя единственная, я говорю правду — мне тоже хотелось бы всего этого, может быть даже больше, чем тебе… Но, радость моя… нам не нужно разводиться. Мы и так можем все это проделать!
— Да неужели, милорд? — широко раскрыв глаза в притворном изумлении, спросила она.
— Сабби, ты согласна выйти за меня замуж? Я хочу отвезти тебя домой, в Девонпорт: там мы сможем обвенчаться в церкви.
Она собиралась подразнить его; собиралась помучить его неопределенностью и сомнениями, пока она будет делать вид, что обдумывает предложение; но она любила его слишком сильно, чтобы заставить его ждать еще хотя бы одно мгновение.
— Я люблю тебя всем сердцем. Конечно, я выйду за тебя замуж… еще раз.
Внезапно он почувствовал в себе чуть ли не робость. Если бы сейчас их ожидали любовные утехи, он, наверно, выглядел бы как неопытный юнец, пытающийся благополучно завершить свою первую победу над женщиной.
Он поднялся с кресла и отнес Сабби на койку. Потом ласково коснулся губами ее век и крошечной черной родинки, которая всегда так трогала его.
— Доброй ночи, моя любимая, моя ненаглядная Сабби.
Внезапно она поняла, что он не дотронется до нее, пока не наступит их брачная ночь. Она стиснула зубы, чтобы совладать с острым разочарованием. Дай Господи, чтобы они поскорее добрались до Девонпорта, иначе от неутоленных желаний погибнут двое.
Как только «Дерзновенный» обогнул мыс Лизард — южную оконечность Корнуолла, Хокхерст приказал поднять парус с великолепным изображением дракона, дабы оповестить население Девонпорта о прибытии Бога Морей. Стоя рядом с ним, Сабби глазам своим не поверила, когда увидела толпы оживленных горожан, теснящихся на каменных причалах в ожидании легендарного земляка. Ей вдруг стало страшно, и она воскликнула:
— Как я смогу показаться им на глаза в этом платье, которое всю неделю не снимала!
— Не беспокойся. Твоя красота ослепит их, так же как ослепила меня, — подбодрил он свою избранницу.
Яркое полуденное солнце заливало светом гавань, придавая ей теплый и гостеприимный вид. Сабби увидела большой дом на вершине холма, и это была любовь с первого взгляда.
Вокруг пестрело море цветов — по склонам холмов, вдоль каждой дорожки. Целый город, казалось, встречает Шейна с любовью, и, судя по тому, как люди улыбались Сабби, они были готовы полюбить и ее. Шейн взял ее за руку и заботливо провел по сходням на причал, где он поднялся вверх на несколько каменных ступеней и жестом призвал всех к молчанию.
— У меня для вас есть важные новости.
В течение ближайшего месяца Филипп Испанский пошлет против нас свою Армаду.
Огромная толпа замерла, стараясь не упустить ни одного его слова. А он между тем продолжал:
— В Девонпорте собрались лучшие моряки Англии. Мы выйдем в море из родной гавани и уничтожим врага!
Поднялся оглушительный крик. Поднялся и снова утих, и опять зазвучал рокочущий низкий голос:
— Вскоре у нас в порту станет тесно — сюда начнут прибывать эскадры королевского флота и корабли Дрейка. Наш город станет оплотом для таких прославленных героев, как Хокинс, Фробишер, Говард и Рэйли.
Давайте покажем им наше радушие и гостеприимство. Откроем для них наши дома и наши сердца!
Опять из множества глоток вырвался восторженный вопль. А Шейн снова вскинул руки, требуя внимания:
— Самую важную новость я приберег под конец… Мы собираемся пожениться! Вы все приглашены!
Толпа обезумела. Рванувшись вперед, горожане подняли счастливую пару и на своих плечах несли всю дорогу до дверей Девонпорт-Хауса. Слуги успели приготовить угощение, потому что парус с драконом был замечен на подходе еще два часа тому назад. Они всегда готовили достаточно, чтобы можно было накормить всю команду хозяйского корабля, когда он возвращался в родную гавань, но известие о предстоящем бракосочетании, на которое приглашен весь город, заставило их незамедлительно позаботиться о том, чтобы не ударить в грязь лицом и в этих чрезвычайных обстоятельствах.
— Опять мне надеть нечего! — причитала Сабби.
В доме Темз-Вью у нее было достаточно платьев и драгоценностей, чтобы в буквальном смысле слова корабль потопить, но здесь…
Здесь было только то, в чем она сошла на берег. Шейн обнял ее за плечи и повел вверх по главной лестнице. Оказавшись в спальне матери, он распахнул платяные шкафы один за другим.
— Там, где дело касается возможности покрасоваться, Джорджиана столь же ненасытна и склонна к эффектам, как и ты. У меня и сомнения нет: среди всех этих нарядов даже ты, дорогая моя, сумеешь подобрать что-нибудь такое, что поразит твое воображение. Я должен сейчас пойти открыть винные погреба для предстоящего праздника, и еще мне нужно черкнуть записку капеллану, чтобы он вскорости ожидал нас в церкви. — Он нежно поцеловал ее. — Я распоряжусь, чтобы тебе принесли ванну.
— Шейн… — она нерешительно протянула к нему руку. — Милорд, вы уверены… Вы хотите жениться на своей любовнице? — спросила она едва слышно.
— О родная моя, любимая… Я хочу воздать тебе все мыслимые почести. Я всегда буду называть тебя своей госпожой… миледи.
Голос Сабби дрогнул от переполнявшей ее любви.
— А я обещаю, всегда, обращаясь к тебе, называть тебя милордом.
Церковь представляла собой простое побеленное здание скромных размеров. Сабби опасалась, что нарядилась слишком уж броско для обмена священными обетами, но и лорд Девонпорт был облачен в черное с золотом.
А платье из серебристой ткани, которое выбрала Сабби, резко отличалось от всех прочих и оказалось наиболее уместным для свадебного обряда. Свои длинные медно-рыжие пряди она распустила по плечам и обошлась без всякого головного убора, а просто закрепила на волосах бриллиантовую нить — подарок Шейна. В руках у нее был букет белых роз, которые поспешно срезали для нее в саду восхищенные слуги.
Двери переполненной церкви были оставлены открытыми, чтобы люди, собравшиеся перед входом, могли слышать, как звучат брачные обеты.
Наперекор обычаям, Шейн держал ее за руки и не отрывал от нее глаз все то время, пока длилась церемония. Он был полон решимости доказать ей, что на этот раз приносит ей клятву верности от всей души. Сабби же сосредоточенно внимала каждому произносимому слову, впитывала каждую мелкую подробность, чтобы запомнить их навсегда.
Венчание завершилось на удивление скоро; этого нельзя было сказать о празднике, который продолжался весь вечер и всю ночь. Когда новобрачные медленно и степенно возвращались в Девонпорт-Хаус, их осыпали рисом и лепестками цветов. Затем двери распахнулись настежь, и жители города получили возможность — каждый в свою очередь — войти в дом, подкрепиться и выпить за молодых.
В садах повсюду шли танцы; многочисленные музыканты старались вовсю, извлекая немудреные мелодии из своих самодельных инструментов. Шейн повел в сад и Сабби, и там они танцевали, меняя партнеров, пока еще могли держаться на ногах. Когда же солнце село и недолгий багрянец вытеснила с небес наставшая тьма, притяжение между любовниками стало неодолимым. В конце концов он обнял ее за талию, прижал к себе и дал ей ощутить, как она ему сейчас необходима.
— Сабби, я больше не могу выносить это ожидание.
Она поднялась на цыпочки, обвила руками его шею, запустила пальцы в темную львиную гриву и потянулась, чтобы поцеловать его. Окружающие встретили это гулом одобрения, который перерос в настоящий шквал восторга, когда Шейн подхватил на руки свою молодую жену и понес ее ко входу в восточное крыло особняка.
В его спальне все было приготовлено, включая столик, на котором был сервирован легкий ужин с вином. В камине горел ровный огонь; вокруг благоухали букеты свежих цветов. Он опустил ее, чтобы ее ноги коснулись пола, но не выпустил из объятий и не отвел губ от ее лица.
— Ты счастлива? — тихо спросил он.
— О да, — выдохнула она, — так счастлива, что даже страшно.
Он недоуменно поднял брови, и она ответила на молчаливый вопрос:
— Я боюсь, что такими счастливыми мы уже никогда не будем.
— Впереди все будет еще лучше, обещаю тебе.
— Какая красивая комната. Это твоя спальня?
Он кивнул:
— Это моя келья.
Он неохотно выпустил ее из рук, чтобы она могла обследовать свое новое жилище. Сначала она выглянула в высокое окно, откуда открывался вид на море — до самого горизонта.
Потом она погладила великолепные меховые покрывала на постели и наконец открыла дверцы массивного гардероба в углу спальни.
Внезапно она оцепенела, и с ее уст сорвался негодующий выкрик. Ее руки метнулись внутрь гардероба и извлекли оттуда целую охапку прозрачных, откровенно эротических одеяний.
— Твоя келья?! Ах ты развратник! Ах ты бабник! Если ты думаешь, что я собираюсь спать в той самой постели, где ты блу…
— Милорд развратник, милорд бабник, Сабби. Вспомни, ты обещала всегда величать меня милордом.
В его глазах горела страсть.
— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула она.
Он усмехнулся: ее протесты искренне позабавили его. Не тратя времени даром, он крепко прижал ее к себе. Он завладел ее губами и отважился на такие вольности, которые живо воскресили у нее в памяти ту ужасную ночь, когда он силой взял ее девственность. Он сминал ее тело, заставляя ее ощущать мощь и жар его желания. Он держал ее крепко, находя наслаждение в ее бесплодных попытках освободиться.
— Не будет этого! — яростно вопила она.
— Будет, Сабби, обязательно будет, — настаивал он.
Тем временем он методично расстегнул уверенными пальцами ее платье и скинул его на пол. Его губы обжигали ее кожу на всем пути от шеи вниз, и языком он обвел высокую корону, венчавшую ее дерзко выпяченную грудь.
Нетерпеливыми руками он освободил ее от всех остальных одежд и при этом не допустил, чтобы их губы хоть на миг разомкнулись. Он целовал ее так властно, так требовательно, что волна страстного желания прокатилась по ее телу, относя прочь последние остатки сопротивления. Внезапно ее губы, которые она пыталась держать плотно сжатыми, стали мягкими и с готовностью открылись навстречу вторжению его ищущего, жадного языка. Она была побеждена — побеждена окончательно. В крови у нее вспыхнуло пламя, которое заставило ее откинуть голову назад и закричать от возбуждения, которое неизбежно должна была породить в ней его близость.
Он медленно разделся, и, когда показался дракон, ее глаза широко раскрылись от любовного восторга. И тогда он простонал:
— Бог мой, кажется, я всю жизнь ждал этой ночи.
— И я тоже, — выдохнула она и, не удержавшись, лизнула по очереди оба твердых соска у него на загорелой груди. Он раздвинул ее колени и нетерпеливо приказал охрипшим от желания голосом:
— Пусти меня к себе.
Она свела стройные ноги у него за спиной, и он не медля опустил ее на свой мужской жезл, проникая все дальше к ней в лоно. Между тем его язык точно так же проник между ее губами, и Сабби едва не задохнулась от этого двойного наслаждения.
Его сильные руки поднимали и опускали ее, и этот ритм разжигал в ней беспощадный огонь.
Сабби зарылась пальцами в темную гриву его волос, чтобы притянуть лицо Шейна поближе к себе, словно ей было недостаточно их близости. Вдруг она напряглась, а потом растаяла, запрокинув голову, не в силах сдержать стон наслаждения. Но Шейн не собирался отступать.
Не отпуская Сабби ни на дюйм, он понес ее к супружескому ложу. Теперь она не могла дождаться, когда почувствует на себе всю тяжесть его литого тела. Обоих закружил волшебный вихрь. Жесткие завитки на груди Шейна, слегка саднившие кожу, доводили Сабби до исступления. Она снова не сумела сдержать стон.
Вглядываясь в ее глаза, затуманенные желанием, в мягкие губы, с готовностью откликавшиеся на любовные ласки, Шейн преисполнился мужской гордости и с новой силой овладел ею, будто пленницей.
Сабби вся устремлялась навстречу его движениям, впуская его все глубже и глубже. Оба молили небо, чтобы мгновения счастья не кончались — и блаженство на удивление долго не покидало их, пока не хлынуло через край горячей волной.
Потом они лежали, не выпуская друг друга из объятий, нашептывали ласковые слова, наслаждались неизбывной нежностью и наконец погрузились в сон.
Вдруг Сабби проснулась, словно от толчка.
— Шейн, Шейн, — звала она, осторожно, но настойчиво тормоша мужа. — Совсем забыла тебе сказать. У нас будет ребенок.
Он только моргал глазами спросонья:
— Как, уже?
— Да нет же, это случилось не сейчас. Давно…
Сонливость Шейна как рукой сняло.
— Когда? — встрепенулся он. — Стало быть, ты давно об этом знаешь? И ты требовала развода, когда у тебя под сердцем уже было дитя?
— Да, но я не хотела…
— Боже правый, ты уже носила дитя, когда мы с тобой ходили в Тауэр вызволять Барона? — Он схватил ее за плечи и вдавил в перину. — Вот дьявольщина, теперь тебя даже не поколотишь, чертовка ты этакая!
— Миледи чертовка, — поправила она, с напускной скромностью прикрывая плечи и грудь пеленой медно-рыжих волос.
Шейн был на седьмом небе. Широко улыбаясь, он привлек к себе молодую жену и ткнулся носом в ее нежную шею:
— Теперь ты никуда не денешься, голубка, — отныне мы с тобой одно!
Сабби насмешливо переспросила:
— Да что ты говоришь? Разве ты не собираешься сейчас же меня бросить, чтобы пуститься в очередную авантюру?
Он покачал головой:
— Ты всегда будешь рядом со мной. Твое место здесь, в моем сердце.