Стоя нос к носу, мужчины с вызовом смотрели друг на друга.
   Будь мне семнадцать, я бы сочла эту сцену волнующей и лестной для себя. Но в тридцать девять она показалась мне смешной.
   Джейк повернулся ко мне:
   – Знаешь, Берт, пожалуй, мне в самом деле стоит здесь переночевать – на софе, разумеется, – раз уж такое творится.
   – Что именно? – ухмыльнулся Трент. Джейк побагровел.
   – Убийства! – выпалил он.
   Полагаю, он имел в виду недавние события, а не собственные намерения на ближайшее будущее. Хотя… учитывая, как злобно Джейк пялился на Трента…
   Сыщик перестал ухмыляться и повернулся ко мне.
   – Знаешь, Берт, на мой взгляд, Джейк прав. Кому-то и правда стоит побыть с вами, пока вся эта история не прояснится. Только я бы порекомендовал профессионала, а не страхового агента. – Последние слова он произнес с нескрываемым презрением.
   Джейка, казалось, вот-вот хватит удар.
   Я же молча переводила взгляд с Джейка на Трента и обратно. Ну надо же! На старости лет такой успех – два кавалера в один вечер. И оказалось, что это и вполовину не так весело, как мне представлялось. Более того, мне ни капельки не нравилось быть в центре подобного внимания. Интересно, эти двое ждут, кого из них я выберу? Что ж, это будет непросто, поскольку я так и не определилась, как отношусь к каждому из них.
   И вдобавок неприятно было сознавать, что мне уготована роль приза.
   Нэн поймала мой взгляд и вскинула брови. Я ее поняла.
   – Никому из вас нет нужды здесь оставаться, – твердо объявила я. – Мы с Нэн переночуем вместе. Все будет в полном порядке!
   Еще десять минут ушло на перебранку, но в конце концов Джейк с Трентом убрались восвояси. Причем вместе, чуть ли не плечом к плечу. Словно ни один не желал оставлять другого ни на секунду наедине со мной.
   Закрыв за ними дверь, я испустила тяжкий вздох.
   В ту ночь мне приснилось, что мы с Нэн снова подростки. Один из соседних домов загорелся, и к едкому запаху дыма примешивается какая-то странная сладковатая вонь, словно горит мясо. Я проснулась в холодном поту, жадно глотая ртом воздух. На цыпочках прошла на кухню, чтобы выпить воды. На софе ворочалась с боку на бок Нэн. Время от времени она хмурилась – неужели видит такие же дурные сны, как и я?
   Помнится, когда мне было годика четыре, я однажды проснулась вот так же, среди ночи, и посмотрела на Нэн, которая спала в нашей двойной кроватке рядом. И страшно изумилась, что она может спать, в то время как я бодрствую.
   И тогда я осознала то, что все неблизнецы знают с самого начала. Меня вдруг осенило, что мы с Нэн – два разных человека. Что у Нэн будет своя жизнь, отличная от моей. Что она станет совершать поступки, которых я не совершу. Что обе мы будем жить, а потом умрем, и все это совершенно независимо друг от друга. В ночной тишине я горько зарыдала, оплакивая свое одинокое будущее…
   Даже теперь я не уверена, что смогла бы пережить, если бы с Нэн произошло что-то ужасное. Тем паче по моей вине. Оставалось лишь надеяться, что я не накликала на нее беду. Точнее, на нас обеих. И все из-за моей невинной болтовни с незнакомцем на улице.
   Господи…
   Заснула я не скоро. И к несчастью, новость, обрушившаяся на нас утром, не прибавила хорошего настроения.

Глава десятая
НЭН

   Должно быть, я устала сильнее, чем думала, а потому все еще спала, когда в начале двенадцатого в гостиную влетела Берт. Не открывая глаз, я слышала, как она с грохотом скатилась по ступенькам, наверное перескакивая через две кряду, а затем подскочила ко мне, издавая при этом какие-то странные звуки.
   Я открыла один глаз.
   Стоя прямо передо мной, Берт в буквальном смысле слова заламывала руки. По ужасу, написанному на лице сестры, и неясным звукам, вылетавшим из ее глотки, я поняла: случилось что-то страшное. Я открыла второй глаз и села. Берт выпалила:
   – Элис Мурмен убита! Только что сообщили по радио!
   – Го-осподи…
   – Бедняжку задушили. Представляешь, задушили! Ее нашел кто-то из соседей. Вчера вечером.
   Я поморгала, пытаясь врубиться. Жену Рассела Мурмена тоже убили? Как и самого Мурмена? Но зачем? И кто?
   – А ребенок? – спросила я, вспомнив гигантского младенца, который (признаюсь откровенно) вчера довел меня до белого каления. Теперь же, задним числом, устыдилась: ведь бедный малыш остался круглым сиротой. – Ребенок в порядке?
   Берт пожала плечами:
   – Вроде да. По радио сказали, что его нашли запертым в спальне. Боже, какой ужас! – Берт принялась мерить комнату шагами. – Насколько я поняла, именно крики ребенка привлекли внимание соседа.
   Да уж, крик у мальчишки поистине душераздирающий. С такими легкими можно работать сиреной воздушной тревоги. Услыхав его вопль, точно решишь, что настал конец света.
   Остановившись рядом с софой, Берт переминалась с ноги на ногу. Либо ей приспичило в сортир, либо она так разнервничалась, что не могла устоять на месте.
   – Боже правый, Нэн! Что же происходит?
   Я встала и побрела на кухню за колой. Прямо скажем, не очень это бодрит – проснуться от таких новостей. Впрочем, мне ли жаловаться – вот Элис Мурмен совсем не проснулась. По спине пробежал холодок.
   – Думаешь, Элис убил тот же человек, что расправился и с ее мужем? – спросила Берт.
   Я плюхнула в бокал кубик льда и в упор посмотрела на сестру.
   – А по-твоему, нет?
   Мне не хотелось затевать спор, но неужели Берт всерьез считает, будто Элис с мужем по чистой случайности разделили столь страшную участь? Жена пережила мужа всего на три дня… Едва меня посетила эта мысль, как я задумалась. Элис и Рассел были убиты по-разному. Если действовал один и тот же убийца, обязательно ли он убивает свои жертвы одним манером?
   – Скорей всего, убийца тот же. Иначе уж совсем дико, – заметила я, наливая колу в бокал.
   – Но зачем? Кому понадобилось убивать их обоих? Думаешь, Элис знала что-то такое, чего ей не следовало знать?
   Я протянула Берт бокал. Не хотелось бы говорить, но у меня создалось впечатление, что сестричка излишне увлекается детективными романами. Откуда нам знать – может, Мурменов порешили из-за какого-нибудь любовного треугольника, или из ревности, или из-за того, что на самом деле ребенок был не их? Да мало ли из-за чего…
   С другой стороны, возможно, это я насмотрелась «мыльных опер».
   Словом, ни черта мы с Берт не знали.
   – Наверняка все было именно так, – не унималась Берт. – Бедняжку Элис убили потому, что она что-то знала.
   Лично я знала одно: Берт торопится с выводами. Да еще как! Даже забыла о своей коле – вышагивает взад-вперед, размахивая бокалом, – аж в глазах рябит.
   – Но что могла знать Элис? – спросила она.
   Я молча смотрела на нее. Мое участие в разговоре ей, очевидно, не требовалось. Я сделала большой глоток колы и постаралась привести мозги в порядок.
   – Но если она что-то знала, почему не сказала нам? Почему? – Берт снова принялась заламывать руки. – Нэн, что же нам делать?
   – Для начала успокойся, – подала я голос.
   Берт застопорилась и метнула на меня раздраженный взгляд. Однако успокоилась – более того, дотумкала наконец, что держит в руке колу, и сделала большой глоток.
   – Ох, Нэн, если б только Элис поделилась с нами!
   – Да ты хоть соображаешь, что говоришь? Допустим – возможно, все это бред, так что не трепыхайся, – но допустим, твое предположение верно. И Элис Мурмен знала нечто такое, за что ее и убили. Дабы умолкла навеки. Зачем же нам с тобой это знать, скажи на милость?
   Берт остолбенело поморгала и отхлебнула еще колы.
   Я тоже отхлебнула, и тут до меня дошел смысл моих собственных слов. Мать честная!
   – Пожалуй, нам остается уповать на то, что никто не знает о нашей вчерашней встрече с Элис.
   До Берт тоже дошло. Глаза ее вновь превратились в блюдца.
   – О боже, – только и вымолвила она. Я кивнула:
   – А мы с тобой не делали тайны из своего визита – рассказали Тренту, протрепались миссис Ледфорд. А теперь остается думать и гадать, кому в свою очередь протрепались они. Кроме того, и сама Элис могла с кем-нибудь поделиться перед смертью.
   Единственный человек, на чей счет можно было не волноваться, – это ребенок.
   Расправившись с колой, Берт тяжко вздохнула.
   – Не знаю, как ты, но лично я не намерена сидеть здесь и ждать, пока какой-нибудь псих придет и разделается со мной, как с Мурменами.
   Вскинув подбородок и расправив плечи, она шагнула к буфету. Распахнула дверцу, достала маленький пузырек, вытряхнула оттуда красную пилюлю и протянула мне:
   – Это завтрак. Давай глотай и надо убираться отсюда подобру-поздорову.
   Я уставилась на витаминину в своей ладони: ба, до чего ж аппетитно! Потом перевела взгляд на Берт:
   – И куда же мы пойдем?
   Берт явно начинала заводиться. Плеснув себе еще немного колы, она сунула в рот свой маленький красный завтрак и только потом ответила:
   – По-моему, у нас осталась только одна ниточка. Элис мертва; как найти Глена Ледфорда или его жену, мы не знаем. Так что остается…
   – Сандерсены! Берт пожала плечами:
   – Все же лучше, чем сидеть сложа руки. – Она допила остатки колы. – Ты что-нибудь помнишь про убийство Сандерсенов?
   Я как раз пыталась проглотить свою пилюлю, так что воспользовалась паузой для размышления.
   – Помню, конечно. Любовник застрелил обоих из ружья. Потому что жена его бросила. Примерно так.
   Берт одарила меня долгим взглядом:
   – Ну спасибо, Шерлок Холмс, за глубокий анализ. А как звали Сандерсенов? Когда они были убиты? Как звали любовника?
   Ответы мои были не так чтобы полезны, но зато быстры:
   – Не знаю, не знаю и еще раз не знаю.
   – Нам нужны факты, – продолжала Берт, – и я знаю, где их раздобыть. В принципе это знают все, кто хоть раз помогал детям писать рефераты.
   – В библиотеке? – догадалась я. Берт кивнула:
   – И давай поторопимся! Нам надо провести кое-какое расследование.
   И она еще называет меня Шерлоком Холмсом?! Следуя инструкциям Берт, я поскакала к себе и переоделась в чистые джинсы, красную майку, темно-синюю шерстяную куртку и кроссовки. Берт, которая носит шмотки только с фирменным лейблом, надела джинсы от Лиз Клэйборн, красную водолазку и твидовый спортивный пиджак.
   А еще она надела то, чего я не выношу, – туфли на каблуках. Это с джинсами-то! Не такие уж высокие, но все равно каблуки. По моему разумению, каблуки и джинсы взаимно исключают друг друга. Надевать их вместе – все равно что напялить резиновые сапоги с вечерним платьем. Но я промолчала; указала Берт на пассажирское место в моем «неоне», и мы покатили в центр города.
   Минут через двадцать наш автомобиль затормозил у главного корпуса Публичной библиотеки. Обычно все места для парковки на прилегающих улицах заняты, но воскресным утром болынинство жителей нашего библейского края торчит в церкви. Так что мы с Берт, ярые безбожницы, отыскали местечко прямо перед боковым входом в библиотеку.
   Всегда пользуюсь этим входом. Несколько лет назад библиотека разжилась просторной пристройкой – обтекаемые современные линии, уйма стекла, – но я никогда не захожу с центрального входа. Вместо этого взбираюсь по крутым каменным ступеням, миную статую Авраама Линкольна с голубиным пометом в каменных волосах и захожу с бокового входа в так называемое старое здание библиотеки. Отсюда чуть дольше идти до главного вестибюля, но эта часть библиотеки выглядит именно так, как, по моему мнению, должна выглядеть библиотека. Внушительно, величаво и немножко чопорно.
   Каблуки Берт громко стучали по серому кафельному полу. Мы прошли мимо охранника в форме, мимо кассы, поднялись на второй этаж и направились к справочному залу.
   Нью-йоркский выговор библиотекарши звучал в нашей глуши столь же неуместно, как крик младенца в доме престарелых.
   – Чем могу помочь? – Акцент дамы явно дисгармонировал со старомодными очками на эластичном шнурке, воротником-стойкой с рюшечками и жидкими, с проседью, волосенками, собранными в аккуратный пучок на затылке. Такое впечатление, что именно с нее писали Старую Деву для детских игральных карт. Только вряд ли старые девы накладывают на веки синие тени аж до самых бровей.
   – Вам нужны некрологи двадцатипятилетней давности? – переспросила дама, пережевывая не меньше пяти пластинок жвачки зараз, что придавало ей сходство с хомяком. – Вы что, шутите? Без фамилий и точной даты смерти? Это ж все равно что пальцем в небо! – фыркнула она, смачно чавкнув жвачкой.
   С образом строгой библиотекарши было покончено.
   – А как насчет газетных статей на ту же тему? – справилась я.
   Дама нацепила на нос очки, оглядела меня, затем сняла окуляры.
   – Думаете, об этом писали в газетах? О чем идет речь? Несчастный случай?
   – Нет, – ответила Берт. – Их застрелили. Убили.
   – Убийства, значит? Хм, любопытно. Но тем не менее ничем не могу помочь. Нужна точная дата смерти. Ведь это ж надо просмотреть пятьсот миль микрофильмов! Повторяю: ничем не могу помочь.
   Я свирепо уставилась на мадам. Да кем она себя вообразила? Ведьмой на помеле?
   – Может, дадите нам хоть несколько миль и позволите просмотреть? – елейным голоском попросила я.
   Берт рядом со мной нарочито прочистила горло, давая понять, что я в который раз демонстрирую свою извечную «проблему общения», как она это именует. Черта с два! Да я ведь сама любезность. В противном случае с большим удовольствием оттянула бы эти окуляры на эластичном шнурке от шейки библиотекарши, а потом отпустила бы их прямой наводкой обратно к ней на нос со скоростью восемьдесят миль в час.
   – Мы были бы вам очень благодарны за все, что сумеете для нас сделать, – вставила Берт, похлопывая по сухой клешне дамочки.
   Ведьма резко отдернула руку – очевидно, библиотекари из Нью-Йорка не любят, когда их лапают. С сомнением оглядев нас, она подтолкнула в нашу сторону огромную конторскую книгу и пачку формуляров.
   – Хотите мили, мы дадим вам мили, – проворчала она. – Но сначала вы должны заполнить формуляр и записаться в книге. Таковы правила. А после этого мы можем попытаться.
   Это «мы» прозвучало прямо-таки по-королевски. Я записалась в книге, а Берт заполнила требование, вписав туда фамилию погибших и приблизительную дату. Мы прикинули, что убийства произошли где-то между маем и августом.
   Ведьма снова нацепила окуляры и придирчиво оглядела требование. Затем столь же придирчиво оглядела нас.
   – Вы близнецы?
   Мы дружно закивали. В ответ ведьма пожала плечами и вернулась к формуляру. Вдруг ее лицо просветлело.
   – О, Сандерсены! Что ж сразу не сказали? Никаких проблем. Это я быстренько отыщу.
   Подавшись вперед, она воровато огляделась и понизила голос. Мы с Берт тоже посмотрели по сторонам: вокруг не было ни души.
   – Слушайте, – заговорила ведьма, – эти двое наверняка оставили крупное состояние. Может, родственники до сих пор из-за него дерутся, а? – Голос ее становился все громче. – Мне, знаете, доводилось такое наблюдать. Готова поспорить, адвокаты уже основательно поживились: может, от денег ничего и не осталось. За двадцать-то лет. – Она осеклась и уставилась на твидовый пиджак Берт. – Ой… А вы сами-то не адвокат, нет?
   Ну класс! У ведьмы язык развязался. Возможно, мне все-таки придется проделать этот трюк с ее очками, чтоб пошевеливалась.
   Берт выглядела польщенной.
   – Я – адвокат? Ну что вы! – улыбнулась она, приглаживая волосы. – А почему вы спросили?
   – Да видите ли, милочка (Берт уже милочка?), за последние несколько месяцев двое или трое спрашивали насчет этих Сандерсенов. Представлялись адвокатами. А последний раз, где-то с месяц назад, пришла женщина в розовом спортивном костюме и дешевых оранжевых очках. Похоже, по-вашему, на адвоката, а?
   Берт встрепенулась:
   – А рыжего плаща на ней не было? Ведьма энергично закивала:
   – Был, был! Как вы сказали, сразу и вспомнила. Наверное, надела, чтоб прикрыть свой дрянной костюмчик. – Тут она снова осеклась и уставилась на Берт. – А она, часом, не ваша подруга, нет?
   «Она наша матушка!» – так и подмывало меня рявкнуть. Но Берт опередила:
   – Нет, мы с ней не знакомы. – Посреди своей фразы Берт, видать, сообразила, что тогда не совсем понятно, откуда ей известно насчет плаща. – Но мы знакомы с людьми, которые ее знают.
   Ведьма растерянно захлопала глазами, а Берт тем временем пинала мою лодыжку острым мыском своей туфли. Не дожидаясь, когда мне потребуется первая помощь, я незаметно кивнула ей: мол, усекла, не волнуйся. Я прекрасно поняла, что ведьмино описание в точности подходило той тетке, которая, по мнению Берт, давеча таскалась за ней по пятам.
   Более того, меня вдруг осенило: с тем же успехом этому описанию соответствовала и миссис Ледфорд. Так вот что кольнуло меня вчера при виде ее плаща! Неужели эти две дамочки – одно лицо?
   Я глянула на здоровенную книгу в руках ведьмы и спросила:
   – А дама в спортивном костюме тоже здесь записалась?
   Ведьма постучала по талмуду костлявым пальцем.
   – Милочка моя, каждый, кто хочет взять микрофильм, обязан расписаться в этой книге. Таковы правила!
   Она произнесла это так, будто сам Моисей провозгласил сие правило.
   Развернув талмуд к себе, мы с Берт принялись сканировать его с конца.
   – Вы что, хотите ее найти? Полноте, этак до вечера не управитесь. Да и как вы поймете, что это ее подпись? – обескуражила нас библиотекарша, вновь зачавкав жвачкой. – Я бы не сумела. И пытаться не стала бы.
   Охотно верю!
   В итоге мы все-таки нашли ее подпись. На третьей странице с конца кто-то подписался знакомым именем. Черными чернилами и с множеством вензелей.
   Ким Бейсингер.
   Можете назвать меня скептиком, но я почему-то была уверена, что Ким давненько не заглядывала в публичную библиотеку нашего городишки.
   По логике вещей, это должно было меня позабавить. С одной стороны, нелепо было так подписываться. И еще смешнее то, что фокус сошел ей с рук. Но мне вдруг стало неуютно. Ибо это означало, что кто-то действительно ведет тайную игру. Доказательство было прямо перед нами, черным по белому.
   И как-то не верилось, что ведьма не обратила на это внимания.
   – Ким Бейсингер? – спросила я, указывая на подпись.
   – О… Думаете, это именно та?.. – Поразмыслив, ведьма щелкнула жвачкой. – Знаете, кажется, вы правы. Помнится, я тогда еще подумала: надо же, какая безвкусица – быть тезкой знаменитости. Все равно что Маргарет Тэтчер или Мэрилин Монро!
   Вот уж не подумала бы, что кто-то сподобится поставить рядом эти два имени!
   – Разумеется, этой Ким я ничего не сказала насчет ее имени. Не хотелось ее смущать.
   Возможно, прикрыться знаменитым именем – не такая уж глупость.
   – А документы вы у нее спрашивали? – поинтересовалась я.
   Ведьма затрясла седой башкой:
   – Нет, конечно! Такого нет в правилах.
   А, ну тогда понятно!
   Мы с Берт продолжали изучать книгу. «Ким» зарегистрировалась месяц назад. Это означало, что возня вокруг Сандерсенов началась задолго до того, как Берт столкнулась у перекрестка с будущим мертвецом.
   – Скажите, не могли бы мы посмотреть выпуски газет за несколько дней до и после убийства? – попросила Берт. – В дополнение к некрологам?
   Нацепив на нос очки, ведьма вздохнула:
   – Это все?
   Кажется, ее запас дружелюбия иссяк. Тем не менее через пару минут она таки притащила нам несколько коробок с микрофильмами, показала, как заправлять их в аппарат и прокручивать, после чего объявила:
   – Ну вот! – И вернулась к своей конторке. Я уселась рядом с Берт и принялась мусолить пленку, пытаясь запихнуть ее в прорезь. Вероятно, сестренке достался весь наш общий запас библиотечных генов, поскольку она уже шустро крутила свои микрогазеты.
   Оказалось, Сандерсенов звали Тед и Джейн. Немудрено, что мы не запомнили. По сути, мы вообще мало что помнили. Броские заголовки на первой странице «Курьер-газеты» выглядели смутно знакомыми. Мне показалось, что я узнала большой снимок прикрытых простынями трупов.
   В наши дни «Курьер-газета» обычно весьма сдержанна в освещении кровавых подробностей, а вот двадцать пять лет назад репортеры, похоже, упивались своей удачей. На первой странице «Курьера» рядом с огромным снимком трупов красовалось свадебное фото супругов. Очень стильно, подумала я.
   А в самом низу страницы был помещен снимок, запечатлевший объятый пламенем дом. Мы с Берт не сразу скумекали, что эта картинка относится к той же истории.
 
    26 июня. Рано утром обугленные тела Теда и Джейн Сандерсен были обнаружены пожарниками в еще дымящихся развалинах их загородного дома.
 
   Берт напряглась:
   – Боже… А мне сегодня ночью приснился пожар… Но вот сейчас читаю – и ничего вроде бы не вспоминаю. Скажи, могла я все это помнить на каком-то глубинном уровне, сама того не сознавая?
   Когда Берт заводит пластинку о паранормальных явлениях, я предпочитаю помалкивать в тряпочку. Сейчас я придвинулась к ней поближе и начала читать.
 
    Расположенный в уединенном уголке долины реки Раф, штат Кентукки, домик супругов служил, по словам близких друзей, местом проведения веселых уик-эндов.
 
   – Вот, значит, почему мы сидели с их детишками! – вырвалось у меня.
   Берт жестом заткнула меня.
 
    Впервые подозрение насчет поджога возникло, когда пожарные обнаружили следы некоего горючего вещества, которое, очевидно, использовали, чтобы распространить пламя. При осмотре прилегающей территории полиция нашла в лесу неподалеку от домика пустые канистры из-под керосина. Расследование продолжается.
 
   – Значит, любовничек поджег хижину, надеясь уничтожить улики, – прошептала я.
   После чего вернулась к своему проектору. В последующие за двойным убийством дни газеты выдали еще более мерзкие подробности. Кроме того, не раз упоминалось, что гибель Сандерсенов квалифицируется как преднамеренное убийство.
   Когда на моем экране возник заголовок «Разыскивается житель Луисвиля», мы с Берт подались вперед.
 
    28 июня, Луисвиль. Сегодня был выдан ордер на арест жителя Луисвиля. В понедельник, двумя днями раньше, обугленные тела Теда и Джейн Сандерсен были найдены в их сгоревшем дотла загородном доме.
 
   – Тебе не кажется, что они несколько злоупотребляют термином «обугленные тела»? – спросила я Берт.
   На сей раз она проигнорировала меня и продолжала читать.
 
    По свидетельству полиции, экспертиза установила, что еще до начала пожара жертвы были убиты выстрелом в голову из крупнокалиберного оружия, выстрелы были произведены с близкого расстояния. На территории четырех штатов объявлен розыск. Лес Теннисон, которого подозревают в двойном убийстве, охарактеризован родственниками покойных как близкий друг Джейн Сандерсен.
 
   – Полагаю, выражение «близкий друг» тогда значило то же, что и теперь, – заметила Берт.
   Я лишь пожала плечами.
 
    Незадолго до двойного убийства соседи Сандерсенов видели Теннисона неподалеку от домика.
 
   Под заметкой была помещена фотография подозреваемого.
   Сколько мы ни всматривались, все без толку. Снимок был словно размыт водой. Ясно лишь одно: на нем изображен мужчина лет тридцати, со светлыми волосами, аккуратно зачесанными на пробор, темными глазами и улыбкой на устах. Довольно неожиданное выражение для лица убийцы.
   Берт нахмурилась:
   – Ты заметила, что газетные снимки людей, обвиняющихся в убийстве, всегда нечеткие?
   – Наверное, они всегда не в фокусе, потому что у фотографа руки трясутся, – предположила я. – Ведь он стоит рядом с убийцей. – Я снова вгляделась в экран, но в конце концов плюнула. – К черту, не знаю я этого типа! Ты, случаем, не видела – у дома Сандерсенов ошивались какие-нибудь расплывчатые личности? Может, вспомнишь?
   – Я и Сандерсенов-то не помню, если честно.
   Тед и Джейн Сандерсен жизнерадостно взирали на нас с экрана. Тед – высокий, худощавый, светловолосый молодой человек с круглыми щеками и белозубой улыбкой – держался прямо, будто аршин проглотил, и в упор смотрел в объектив. На нем были строгие брюки, темная тенниска и кепка. Одной рукой Тед обнимал за талию миловидную брюнетку в легком платье без рукавов. Брюнетка едва доставала мужу до плеча. Оба улыбались; вполне возможно, снимок был сделан на морской пристани.
   – Господи, – вздохнула Берт, – такие молодые…
   – И такие незнакомые. Впрочем, мы всего-то несколько раз сидели с их детьми.
   Берт повернулась ко мне:
   – Знаешь, мне почему-то запомнилось, что мистер Сандерсен очень интересовался тем, что мы близнецы. Однажды он спросил, что такое зеркальные близнецы, – ну, чем мы отличаемся. Он был так мил. Может, на самом деле ему это было совсем не интересно, просто хотел, чтоб мы почувствовали себя свободнее. – Она вздохнула. – Как ни странно, я совсем его не помню.
   Я пожала плечами:
   – Ну, в пятнадцать лет нас, наверное, куда больше интересовало, что он о нас думает, а не наоборот.
   Ведь в подростковом возрасте все воспринимаешь сквозь призму своих комплексов. Хорошо ли я выгляжу? Правильно ли поступила? Как они ко мне относятся? Что они обо мне думают? Правда, для нас с Берт «я «и «мне «превращались в «мы» и «нам». А окружающие взрослые тогда попросту отходили на задний план.
   Берт докрутила до конца свой микрофильм, и на экране появился раздел некрологов. Там фигурировал тот же снимок Сандерсенов на пристани, только его урезали, оставив одни головы.
   Мы быстренько пробежали глазами строчки, повествующие о несчастной судьбе супругов. Вкратце все сводилось к тому, что из родственников у них оставалось три человека. Их сыновьям, Карлу и Эдварду, на момент смерти родителей было соответственно три и четыре года. И еще у Теда имелась младшая сестра по имени Вильма Сандерсен Картленд.