Страница:
— Нет-нет. Вообще-то я завтра уже уезжаю в Лондон. — Джерард подумал, что леди Серена, скорее всего, поразится тому, что он проехал более сотни миль только затем, чтобы провести с друзьями всего пару дней. И поэтому он тут же выдумал другого друга, живущего в Уилтшире, у которого он остановится уже на несколько недель.
Но Серена, не проявившая к этому интереса, представила мистера Монксли майору Киркби. Втроем они дошли до конца улицы, где Джерард распрощался, сказав, что ему еще нужно встретиться на Уэст-чейт-стрит со своим другом. Затем он быстро зашагал по Парсонедж-Лейн, а майор с Сереной, повернув налево, двинулись по направлению к Бридж-стрит.
— Кто этот юный бездельник? — поинтересовался Гектор.
Серена засмеялась:
— Старший воспитанник Ротерхэма. Айво — опекун всех детей своего брата и, признаюсь, очень плохой опекун. Он абсолютно не интересуется ими, а этого мальчика просто в открытую презирает и часто несправедливо недобр к нему, хотя Джерард Монксли безобиден, даже если в своих попытках выглядеть щеголем с Бонд-стрит он смотрится как банальный фат. Тебе, видно, он тоже показался именно таким.
— Да нет. Мне приходилось наблюдать множество юнцов его возраста, которые пыжились, стараясь казаться настоящими денди. Многие из них быстро избавлялись от этих глупостей. А он, по-моему, совсем не был рад встрече с нами?
— Думаешь? Видишь ли, он очень стеснительный юноша. Ты его просто испугал своим ростом и мрачным выражением лица.
— Мрачным выражением? — повторил майор с легким раздражением в голосе. — Неужели оно такое мрачное?
— Оно все время такое с тех пор, как ты вернулся в Бат. Что-нибудь неладно дома?
— Не совсем так. Просто одно утомительное дело, которым я долго не занимался. Да еще моя мать не совсем здорова, — ответил майор, цепляясь за эту выдумку. Впервые в жизни он был благодарен матери за то, что своим главным занятием та считала отыскивание в себе явных симптомов какой-то глубоко скрытой болезни.
— Мне очень жаль. — В голосе Серены прозвучало искреннее сочувствие. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Нет, надеюсь… то есть я уверен, что нет. Сегодня утром ее должен был навестить доктор.
— Если в этом виноват Бат, то я ничуть не удивлена. Весной здесь было еще сносно, однако летом этот городок очень утомляет. Я знаю, что он плохо действует и на Фанни. Ты заметил, какой у нее изможденный вид? Фанни говорит, что эта тяжелая безветренная погода, стоящая вот уже неделю, вызывает у нее одышку. Я понимаю ее, а ты? Я и сама чувствую это. Все вокруг кажется невыносимым, все становятся вялыми и раздражительными. То есть это я становлюсь раздражительной. Фанни никогда не была такой…
— Ты можешь быть раздражительной, но совсем не вялой! — улыбнулся майор.
— Ну тогда меланхоличной и беспокойной. — Серена взглянула на своего спутника и увидела, что тот озабоченно смотрит на нее. Она взяла майора под руку. — Если хочешь, можешь рассматривать мои слова как комплимент, ведь тебя не было рядом со мной целых пять дней. Чудо, что я еще не впала в летаргию. Уверена, что это случилось бы, не думай я все это время о том, как скверно ты со мной обошелся и какое тебе назначить наказание.
— Ты скучала по мне?
— Еще как! Было ужасно тоскливо. Надеюсь, ты тоже скучал. Было бы совсем плохо, если бы я оказалась единственной страдалицей.
Майор уверил Серену, что он тоже скучал, и остаток пути до Лаура-Плейс рассказывал ей об изменениях, которые намеревался произвести в своем имении. Он довел ее до дверей дома. Серена пригласила его войти, но, хотя майору и очень хотелось увидеть Фанни, он знал, что должен видеться с ней как можно реже. Поэтому он отказался под тем предлогом, что обещал матери прийти через час.
— Не буду настаивать. Передай привет миссис Киркби и скажи ей, как мне жаль, что она захворала.
— Спасибо, передам. Завтра едем кататься верхом?
— Разумеется. Ах, черт побери! Завтра у нас среда? Тогда я не смогу — обещала поехать с Эмили к замку Фарли. Может быть, поедем верхом позднее?
— С удовольствием. Когда?
— Около трех часов, хорошо? То есть если миссис Киркби отпустит тебя ко мне.
— Конечно отпустит. Я приду, — пообещал Гектор. Серена вошла в дом и поднялась по лестнице в гостиную, где Фанни сидела с вязанием в руках. Вдова подняла голову и улыбнулась, но глаза у нее были грустные, а лицо осунувшееся.
— Фанни, у тебя опять болит голова? — тут же спросила Серена.
— Нет, ничего. Совсем немножко. Сейчас я полежу, и все пройдет.
Серена посмотрела на нее с беспокойством:
— Ты выглядишь совсем измученной. Скажи мне, дорогая, тебе не хочется уехать из Бата? Здесь любой станет инвалидом — так он угнетает! Может, нам вернуться назад во Вдовий дом?
— Нет-нет. На самом деле я не больна. Если покажется солнце, я снова почувствую себя хорошо. Не знаю почему, но эти душные пасмурные дни всегда вызывают у меня головную боль.
— Мы сняли дом только до конца августа, — настаивала Серена, — так почему бы нам не уехать сейчас? Ты возражаешь, потому что не хочешь разлучать меня с Гектором? Скажи мне честно, Фанни. Если хочешь, я уеду с тобой завтра же!
— Милая, милая Серена. — Вдова схватила ее руку и прижала к щеке. — Ты так добра ко мне. Так добра!
— Это еще что такое? — насмешливо спросила та. — Похоже, ты больна серьезнее, чем я думала. Предупреждаю, если ты будешь твердить о моей доброте, да еще таким меланхоличным голосом, я пошлю за доктором. Или мне все-таки сделать это во Вдовьем доме? Говори, где?
— Нигде! — ответила Фанни нарочито жизнерадостно. — Я не хочу уезжать отсюда раньше, чем мы рассчитывали. И давай не будем нудно рассуждать о моем здоровье. А то в следующий раз ты придумаешь, что я выгляжу измученной и лицо у меня в морщинах! Скажи лучше, какие новости в Лондоне?
— Никаких. Но я увидела здесь новое лицо — Джерарда Монксли. На него стоило посмотреть! Одет по последней моде, уголки воротника как шоры у лошади, и совершенно потрясающий жилет!
— Боже милостивый! Интересно, зачем это он сюда заявился? А миссис Монксли тоже здесь?
— Нет, он сказал, что остановился у друзей по соседству с городом. Гектору показалось, что мальчик был не очень рад увидеть меня. Хотя я думаю, что… — Тут Серена запнулась, и глаза ее весело блеснули. — А может быть, Гектор был все-таки прав? Фанни, помнишь, тетка писала мне как-то, что Джерард без памяти влюблен в малышку Эмили? Может быть, глупый мальчишка примчался в Бат, чтобы поволочиться за ней?
— Он был бы для девушки лучшей парой, чем лорд Ротерхэм.
— Он был бы для нее самой худшей парой, моя дорогая! Оставим в стороне, что у него совсем нет состояния. Но мальчишка почти так же глуп, как и она, и ведет себя словно школьник. Невероятно, чтобы Джерард был соперником Айво, даже если он приехал сюда, одержимый любовью. Я заметила, что все романы Эмили были с людьми гораздо старше ее. Своих юных поклонников она находит глупцами. Не хотелось бы, конечно, чтобы этот Монксли завоевал ее, изображая разочарованного любовника на радость местным сплетницам. Интересно, водил ли он меня за нос, когда говорил, что навещает здесь друзей, или прячется где-то здесь, в Бате? Наверное, будет лучше, если я напишу Эмили, чтобы она не поощряла его ухаживаний. Мы ведь завтра едем вместе с ней в замок Фарли.
Серена говорила об этом, не зная, что намеченная поездка совершенно вылетела у девочки из головы — четырехчасовая почта принесла ей ужасное известие: ее мама и лорд Ротерхэм собирались приехать в Бат.
Леди Лейлхэм любезно сообщала дочери дату своего прибытия; лорд Ротерхэм в конце короткого письма, выдававшего его накопившееся нетерпение, гнев и решимость предъявить права на свою строптивую невесту, написал, что собирается выехать в Бат немедленно и ожидает, что Эмили будет готова не только принять его, но и обсудить их отношения.
Маркиз не упомянул о мистере Монксли. Леди Лейлхэм, напротив, написала дочери о кратком визите Джерарда в Черрифилд-Плейс и предупредила ее, что если юноша случайно обнаружит ее местопребывание или уже приехал в Бат, то его следует немедленно выдворить оттуда. Если лорд Ротерхэм узнает, что Джерард, которому маркиз запретил видеться со своей невестой, все-таки ухаживает за Эмили — видимо, считая себя соперником маркиза, — то он будет очень (это слово было подчеркнуто жирной чертой) и вполне справедливо разгневан. Так же, впрочем, как и она — любящая мать Эмили.
Оба эти послания ввергли девушку в смятение. Свой гнев и решимость собирались излить на нее два ужасных человека, один из которых обязательно должен был приехать в конце следующего дня, а второй — и того раньше. Зажатая между ними, она неизбежно будет раздавлена. Эмили уже представляла себе, как мать волочет ее к алтарю и отдает на растерзание тому, кто в ее воспаленном воображении казался ей безжалостным злодеем.
Ей никогда не приходило в голову, что от такой ужасной судьбы ее может спасти бабушка. Частично потому, что миссис Флур, естественно, воздерживалась высказывать свое мнение о единственной дочери. Но частично еще и потому, что Эмили просто не могла поверить, будто ее добродушная и простоватая бабушка может иметь хоть какое-то влияние на грозную леди Лейлхэм. Единственная надежда на спасение, казалось Эмили, заключалась в тщедушном мистере Монксли. И хотя приближающееся испытание пугало ее до смерти, она чувствовала, что, будь Джерард сейчас рядом с ней, у нее появился бы маленький шанс пережить этот ужас. Девушке казалось, что он защитит ее или придумает какой-нибудь способ избежать этого брака. Правда, тот единственный план, который придумал Джерард, совсем не решал проблему, так как его успех зависел от решимости Эмили, а вот ее-то у нее как раз и не было. Но теперь, когда мистер Монксли узнает о нависшей над ней угрозе, он, возможно, придумает другой план.
Ее надежды в какой-то мере оправдались. Осмотрев весь театр и обнаружив с удивлением, что миссис Флур находится со своей внучкой в одной из лож, Джерард в первом же антракте поспешил наверх и на лестнице встретил всю компанию мистера Горинга, спускавшуюся в фойе. Он удостоился сердечного приветствия от старой леди, легкого поклона от мистера Горинга, а от Эмили — такого многозначительного взгляда, что сразу же понял: после их утренней встречи случилось что-то страшное. Мистер Горинг повел миссис Флур к диванам вдоль стены, и Джерард смог легко оттеснить Эмили в другой конец фойе, где та торопливым шепотом рассказала ему о полученных письмах, попросив совета и поддержки.
Юноша не был настроен недооценивать опасность. Наоборот, он даже преувеличивал ее. Известие, что его опекун, словно грозная Немезида, собирался объявиться в Бате, повергло Джерарда в замешательство, и мысли у него в голове завертелись быстрее, чем прежде. Робкое предположение девушки, что он должен явиться на Бофорт-сквер, чтобы в открытую сразиться с лордом Ротерхэмом на ее стороне, Джерард поспешно отверг, громко заявив: «Это бесполезно!»
Эмили заломила руки:
— Тогда маркиз и мама заставят меня сделать все, что они прикажут. Я не могу сказать, что не выйду замуж, Джерард! Ты же не думаешь, что моя мама и леди Серена правы, когда говорят, что это не так уж и страшно — быть замужем за лордом Ротерхэмом?
— Нет, я так не думаю, — решительно ответил молодой человек. — Говорю тебе, Эмили: этот Ротерхэм — деспот! Он полностью подчинит тебя своей воле. Я это знаю! Ты еще не видела ни одного его приступа ярости, моя бедная девочка. Он совершенно неуправляем. Все слуги смертельно боятся его, и небеспричинно. — Он увидел, что лицо Эмили побелело, и усилил свое давление. — Ты не должна встречаться с маркизом. Если ты окажешься под влиянием этого жестокого деспота, все будет потеряно. Эмили, мы должны бежать!
Трудно было ожидать, что девушка тут же оценит преимущества подобного образа действий. По сути дела, она была потрясена этим предложением, однако к тому времени, когда Джерард поведал ей о своих собственных страданиях под пятой Ротерхэма и предсказал ужасы, ожидающие ее саму впереди, когда он объявил, что не может даже представить, каким будет гнев маркиза, если он обнаружит — а он обязательно обнаружит! — что происходит в Бате, Эмили была готова согласиться на что угодно, лишь бы спастись от участи Андромеды. Люди начали покидать фойе. И пока миссис Флур не подошла к ним, Джерард успел предупредить девушку, чтобы она ничего не говорила бабушке и в десять часов утра ждала его на Квин-сквер.
— Предоставь все мне! — приказал он. — Под моей защитой тебе ничто не грозит.
Эти несколько патетические слова музыкой прозвучали в ее ушах. Зависимая по натуре, Эмили была только рада переложить свои заботы на чужие плечи. Теперь, когда Джерард перестал ей советовать мужественно сразиться с обоими тиранами, мисс Лейлхэм начала подумывать о том, что он, наверное, станет ей неплохим мужем. По крайней мере, он был добр, деликатен и очень любил ее. И хотя мистер Монксли не был ее идеалом, они вполне могли бы жить вместе очень счастливо.
Страх больше не мучил девушку, и она даже с интересом досмотрела пьесу. Однако былая жизнерадостность к ней так и не вернулась, а в поведении чувствовались вялость и апатия. Поэтому, как только мистер Горинг отвез их домой, миссис Флур обратилась к внучке:
— А теперь, Эмили, расскажи-ка своей бабушке, в чем дело, и не мели чепуху! Если ты выглядишь как мокрая мышь только потому, что завтра приезжает твоя мать, то ты просто дурочка. Давай рассказывай!
— Я… я боюсь, что мама захочет забрать меня от тебя, бабушка, — пискнула Эмили.
— Ах ты, золотое мое сердечко! — воскликнула старая леди, чмокнув внучку в щеку. — Так ты не хочешь бросать свою бабушку? Не скрою, мне нравится, когда ты так говоришь, моя радость. Но неудивительно, что твоя мама грызет удила. Уверена, у нее в голове только твои свадебные наряды, — ты и глазом моргнуть не успеешь, как выйдешь замуж. Боже, как же мне не терпится поскорее прочитать о тебе в газетах, когда ты станешь маркизой! Думай о том, что тебя ждет впереди, моя радость, а не о своей старой бабушке.
После этой бодрой речи, хоть и произнесенной с лучшими намерениями, девушке расхотелось исповедоваться. Миссис Флур, так же, как и мама, хотела одного: чтобы Эмили стала маркизой! Она поцеловала бабушку и пошла наверх в спальню, думая о завтрашнем побеге и о том, куда Джерард хотел бы увезти ее; при этом она молила Бога, чтобы прибытие в Бат ее жениха не помешало осуществлению их плана.
— Постучи-ка в дверь, Фоббинг! — приказала Серена, протягивая руку к его поводьям.
Он отдал хозяйке поводья, но не успел дойти до двери, как она распахнулась, и из дома вышел мистер Горинг. Он подошел к лошадям и, посмотрев серьезно на прекрасное женское лицо, склонившееся к нему, произнес:
— Леди Серена, миссис Флур спрашивает у вас: не будете ли вы так любезны войти на минутку в дом?
Она удивленно приподняла брови:
— Ну разумеется. Что-нибудь неладно?
— Боюсь, что очень даже неладно! — мрачно ответил мистер Горинг. Он протянул ей руку. — Позвольте вам помочь…
— Нет, благодарю. — Одно привычно ловкое движение, и пышная юбка Серены соскользнула с передней луки седла.
В следующее мгновение она уже крепко стояла на земле и отдавала поводья Фоббингу. Приподняв юбку для верховой езды, она перекинула ее подол через руку и вместе с мистером Горингом вошла в дом.
— Эмили заболела? — спросила Серена.
— Нет, не заболела. Но вам лучше все узнать у миссис Флур. Я сам прибыл сюда всего несколько минут назад и… Я проведу вас к миссис Флур. Но должен предупредить, леди Серена, что вы увидите ее весьма опечаленной.
— Боже мой, да что же такое могло случиться?! — воскликнула она, взбегая по лестнице вверх с хлыстом в руках.
Мистер Горинг шел за Сереной по пятам и на первом повороте лестницы обогнал ее, чтобы открыть дверь в гостиную. Серена вошла в комнату своим привычным размашистым шагом, однако сразу же замерла, пораженная тем, что предстало ее взору — грузная миссис Флур, все еще одетая в домашнее платье, лежала в кресле с высокой спинкой. Экономка держала у ее носа жженые перья, а горничная, стоя перед креслом на коленях, растирала своей хозяйке руки.
— Дорогая мадам! Ради Бога, что произошло? — всполошилась Серена.
— Это все ее бедное сердце, миледи, — прорыдала экономка. — Потрясение вызвало у миссис Флур такое сердцебиение, что она могла умереть. Много лет назад доктор сказал мне, что она должна быть очень осторожной — и вот смотрите, что случилось. О миледи, какую змею пригрела она у себя на груди!
Расстроенная горничная при этих словах тоже начала реветь. А миссис Флур, румяное лицо которой сейчас приобрело серый налет, приоткрыла глаза и слабым голосом произнесла:
— Что мне делать, дорогая? Почему она мне ничего не сказала? Какая же я была дура! Я-то думала… Что мне делать?..
Серена, бросив хлыст на стол и стащив элегантные перчатки, обратилась к ней со своей обычной властной интонацией:
— Мадам, вы будете лежать абсолютно спокойно, пока немного не придете в себя! А ты давай встань и немедленно принеси своей хозяйке нюхательную соль или сердечное лекарство. И убери эти перья, дурочка! Мистер Горинг, будьте добры, помогите мне перенести ее на диван.
Он был рад помочь, однако с небольшим сомнением в голосе произнес:
— Лучше я позову дворецкого. Для вас, мадам, она чересчур тяжела.
Но Серена, быстро положившая в изголовье дивана несколько подушек, отрывисто ответила:
— Берите-ка ее за плечи и не мелите ерунды.
Вытянувшись на диване, миссис Флур застонала, но скоро лицо ее стало не таким серым. Старая леди попыталась заговорить, однако Серена успокоила ее:
— Тише, тише, мадам…
Когда горничная принесла стакан с сердечным снадобьем, Серена сама взяла его из дрожащей руки девушки и, подняв голову страдалицы, заставила ее выпить лекарство. Через некоторое время щеки миссис Флур снова порозовели, а дыхание стало поспокойнее. Экономка, у которой отобрали зловонные перья, теперь размахивала перед носом хозяйки флаконом с нюхательной солью, а горничная, все еще не оправившаяся от волнения, обмахивала ее газетой «Морнинг пост».
Серена отошла к окну, у которого молча стоял мистер Горинг.
— Чем меньше миссис Флур будет говорить, тем лучше, — негромко сказала она. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, что так на нее подействовало?
— Эмили, вернее, мисс Лейлхэм ушла из дому, — ответил он все тем же серьезным тоном, но, заметив, что Серена глядит с удивлением, тут же добавил: — Она, мадам, сбежала! Оставила для бабушки письмо и сбежала.
— О Боже! Где же оно?
— Дай ей его, Нед Горинг, — попросила миссис Флур, пытаясь приподняться на подушке. — Проваливай, Стоук, и не толкай меня обратно на диван. Дай мне твою нюхательную соль и убирайся! Ты сейчас мне не нужна. И ты, Бетси, тоже. Хватит тут меня оплакивать! Нет, Нед, ты не уходи! Ты единственный, кто может сейчас что-то сделать для меня, — я ведь не могу скакать по всей стране. Да если бы и смогла, это не привело бы ни к чему хорошему. Ну куда она уехала? О, Эмили, ну почему ты ничего не сказала своей бабушке?
Мистер Горинг взял со стола листок бумаги и молча протянул его Серене.
«Дорогая бабушка, — так начиналось письмо, написанное детским почерком Эмили. — Мне очень жаль, и я не хочу огорчать тебя. Но я не могу этого вынести и не могу выйти замуж за лорда Р., несмотря на диадему маркизы, потому что я боюсь его, и я тебе не сказала, что он написал мне ужасное письмо. Он едет сюда, и они с мамой заставят меня делать, что они захотят. А я не могу вытерпеть все это, хотя мне очень не хочется уезжать, не простившись с тобой. Поэтому умоляю, не сердись на меня, моя дорогая, милая бабушка!
Твоя любящая Эмма.
Р.S. Пожалуйста, не говори ни маме, ни лорду Р., куда я уехала».
— Интересно, как бы вы могли это сделать, — хмыкнула Серена, прочитав постскриптум. — Она самая глупая из всех этих маленьких идиоток! Мадам, прошу прощения, но за такую выходку ее нужно как следует отшлепать! Что, черт возьми, она хочет сказать этим своим дурацким посланием? Ротерхэм написал ей «ужасное письмо». Что за чушь! Да, он проявляет нетерпение, и это вполне естественно. Но писать о нем так, будто Айво какой-то страшный людоед…
— Но ведь она боится его, леди Серена, — заметил мистер Горинг.
— Я должна была знать, что это все проделки Сьюки! — с чувством раскаяния простонала миссис Флур. — Я подозревала это еще в самом начале. Но Эмма тогда написала такое радостное письмо, казалось, она так счастлива, что я подумала… Бедный мой маленький ягненочек! Если бы у меня тогда хватило ума сказать, что я думаю о Сьюки — а я ведь никогда этого не делала, думала, неприлично, — она, может, и не побоялась бы открыться мне. А теперь, пожалуйста — моя дочь сегодня приезжает, и я не знаю, как взгляну ей в лицо. Я что, плохо заботилась об Эмме? Это не значит, что меня очень уж волнует мнение Сьюки, я так и скажу ей. А что касается этого драгоценного маркиза, пусть только посмеет показаться сюда! Пусть посмеет — вот и все! Запугал мою бедную малютку до смерти, и никто меня не переубедит, я-то знаю! А прошлой ночью… О, Нед, мне показалось, она была как в воду опущенная, потому что не хотела, чтобы Сьюки забрала ее у меня, а я только сказала ей, чтобы она подумала о свадебном наряде. Поэтому она вбила себе в голову, что я так же, как ее мать, настроена на этот противный брак. И что мне теперь делать? Когда я думаю о том, что моя крошка Эмма убежала от меня и скрывается одна-одинешенька Бог знает где…
— Мадам, вы можете быть уверены, по крайней мере, в одном, — прервала ее Серена, — одна она не убежала.
Мистер Горинг пристально посмотрел на нее:
— Как вы считаете, мадам, существует ли какая-нибудь привязанность между Эмили и молодым мистером Монксли?
Серена пожала плечами:
— С ее стороны едва ли. С его же стороны чувство очевидно. Но я не позавидую мальчику, если до Ротерхэма дойдет, что он втянул Эмили в такую авантюру. Этот юнец поступил бесчестно и, если он выйдет изо всей этой истории целым и невредимым, пусть считает, что ему очень повезло! Миссис Флур, пожалуйста, не плачьте. Дело еще можно уладить, уверяю вас. Я так считаю, что Джерард приехал в Бат не пожить у своих друзей, а для того, чтобы встретиться с Эмили. Он приходил сюда? Вы не подозревали, что происходит?
— Нет, не подозревала. Эмма сказала, что он воспитанник маркиза. Мне это показалось нормальным. Правда, мне этот юноша показался невероятным болтуном, но я подумала, что не будет ничего страшного, если я позволю ему сопровождать нас на гала-представление. Я так и сделала.
— Поверьте мне, мадам, этот драматический побег задумал он, а не Эмили. Более того, готова поспорить на все мои бриллианты, что именно Джерард вбил всю эту чушь о Ротерхэме в ее глупенькую головку. Но не будем тратить время на дискуссии! Сейчас мы должны вернуть ее. Мистер Горинг, мне понадобится ваша помощь.
— Я буду счастлив сделать все от меня зависящее, леди Серена, чтобы вернуть миссис Флур ее внучку, но не стану участвовать в том, чтобы принудить девочку выйти замуж за человека, которого она боится, — ответил он резко.
— Пусть кто-нибудь только посмеет это сделать! — воскликнула старая леди с дивана. — Вы только верните мне ее, и будьте уверены: я тут же выдворю отсюда этого мерзавца маркиза и Сьюки впридачу.
— О том, чтобы принудить Эмили выйти замуж за Ротерхэма, и речи быть не может, — сказала Серена. — Когда Эмили снова встретится с ним, то обнаружит, что тот чрезвычайно нелицеприятный его портрет, который она себе нарисовала, абсолютно не соответствует действительности. Вам известно, когда она покинула дом?
— Нет, никто не видел, как Эмма ушла. Но Бетси клянется, что не раньше десяти утра, потому что, когда она проходила мимо ее двери, то слышала, как Эмили ходит по спальне. И еще перед уходом она съела немного хлеба с маслом и выпила чашку кофе. Стоук говорит, что отнесла ей поднос с завтраком как обычно — без пятнадцати десять. Я сама не поднимаюсь к завтраку, и Эмма тоже завтракает в постели.
— Так, уже лучше! — заметила Серена. — Я боялась, что она ушла еще ночью, в этом случае нам действительно пришлось бы потрудиться. Мистер Горинг, вы видели когда-нибудь Джерарда Монксли?
— Вчера вечером в театре, мадам.
— Тогда вы сможете описать его. Мы можем быть уверены — они не прячутся здесь, в Бате. Я допускаю, что Джерард всерьез думает, что хочет жениться на Эмили, хотя не могу понять, как он это себе представляет — ведь они оба несовершеннолетние. По логике, он должен увезти ее в Гретна-Грин. Но я опять же не могу представить, откуда у него деньги на такое путешествие. Он, конечно, может увезти Эмили прямо в Лондон, надеясь получить там специальное разрешение на брак.
— Боже, дорогая, а что, если он его уже получил? — ужаснулась миссис Флур. — Вдруг он поехал в Уэлльс или Бристоль и уже женился на ней? Я не хочу, чтобы она разрушила свою жизнь из-за этого юнца!
— Не расстраивайтесь, мадам. Ему будет трудно убедить кого-либо в том, что он совершеннолетний.
— Леди Серена права, — вмешался в разговор мистер Горинг, — с мистера Монксли обязательно потребуют свидетельство о возрасте, потому что он выглядит подростком. Что я должен делать, леди Серена?
— Посетить все ближайшие почтовые станции, разумеется. Полагаю, вы хорошо должны знать их. Разузнайте, нанимал ли Джерард почтовую карету и в каком направлении она двинулась. Из Бристоля вы приехали сюда верхом? Ваша лошадь сейчас в Бате?
Но Серена, не проявившая к этому интереса, представила мистера Монксли майору Киркби. Втроем они дошли до конца улицы, где Джерард распрощался, сказав, что ему еще нужно встретиться на Уэст-чейт-стрит со своим другом. Затем он быстро зашагал по Парсонедж-Лейн, а майор с Сереной, повернув налево, двинулись по направлению к Бридж-стрит.
— Кто этот юный бездельник? — поинтересовался Гектор.
Серена засмеялась:
— Старший воспитанник Ротерхэма. Айво — опекун всех детей своего брата и, признаюсь, очень плохой опекун. Он абсолютно не интересуется ими, а этого мальчика просто в открытую презирает и часто несправедливо недобр к нему, хотя Джерард Монксли безобиден, даже если в своих попытках выглядеть щеголем с Бонд-стрит он смотрится как банальный фат. Тебе, видно, он тоже показался именно таким.
— Да нет. Мне приходилось наблюдать множество юнцов его возраста, которые пыжились, стараясь казаться настоящими денди. Многие из них быстро избавлялись от этих глупостей. А он, по-моему, совсем не был рад встрече с нами?
— Думаешь? Видишь ли, он очень стеснительный юноша. Ты его просто испугал своим ростом и мрачным выражением лица.
— Мрачным выражением? — повторил майор с легким раздражением в голосе. — Неужели оно такое мрачное?
— Оно все время такое с тех пор, как ты вернулся в Бат. Что-нибудь неладно дома?
— Не совсем так. Просто одно утомительное дело, которым я долго не занимался. Да еще моя мать не совсем здорова, — ответил майор, цепляясь за эту выдумку. Впервые в жизни он был благодарен матери за то, что своим главным занятием та считала отыскивание в себе явных симптомов какой-то глубоко скрытой болезни.
— Мне очень жаль. — В голосе Серены прозвучало искреннее сочувствие. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Нет, надеюсь… то есть я уверен, что нет. Сегодня утром ее должен был навестить доктор.
— Если в этом виноват Бат, то я ничуть не удивлена. Весной здесь было еще сносно, однако летом этот городок очень утомляет. Я знаю, что он плохо действует и на Фанни. Ты заметил, какой у нее изможденный вид? Фанни говорит, что эта тяжелая безветренная погода, стоящая вот уже неделю, вызывает у нее одышку. Я понимаю ее, а ты? Я и сама чувствую это. Все вокруг кажется невыносимым, все становятся вялыми и раздражительными. То есть это я становлюсь раздражительной. Фанни никогда не была такой…
— Ты можешь быть раздражительной, но совсем не вялой! — улыбнулся майор.
— Ну тогда меланхоличной и беспокойной. — Серена взглянула на своего спутника и увидела, что тот озабоченно смотрит на нее. Она взяла майора под руку. — Если хочешь, можешь рассматривать мои слова как комплимент, ведь тебя не было рядом со мной целых пять дней. Чудо, что я еще не впала в летаргию. Уверена, что это случилось бы, не думай я все это время о том, как скверно ты со мной обошелся и какое тебе назначить наказание.
— Ты скучала по мне?
— Еще как! Было ужасно тоскливо. Надеюсь, ты тоже скучал. Было бы совсем плохо, если бы я оказалась единственной страдалицей.
Майор уверил Серену, что он тоже скучал, и остаток пути до Лаура-Плейс рассказывал ей об изменениях, которые намеревался произвести в своем имении. Он довел ее до дверей дома. Серена пригласила его войти, но, хотя майору и очень хотелось увидеть Фанни, он знал, что должен видеться с ней как можно реже. Поэтому он отказался под тем предлогом, что обещал матери прийти через час.
— Не буду настаивать. Передай привет миссис Киркби и скажи ей, как мне жаль, что она захворала.
— Спасибо, передам. Завтра едем кататься верхом?
— Разумеется. Ах, черт побери! Завтра у нас среда? Тогда я не смогу — обещала поехать с Эмили к замку Фарли. Может быть, поедем верхом позднее?
— С удовольствием. Когда?
— Около трех часов, хорошо? То есть если миссис Киркби отпустит тебя ко мне.
— Конечно отпустит. Я приду, — пообещал Гектор. Серена вошла в дом и поднялась по лестнице в гостиную, где Фанни сидела с вязанием в руках. Вдова подняла голову и улыбнулась, но глаза у нее были грустные, а лицо осунувшееся.
— Фанни, у тебя опять болит голова? — тут же спросила Серена.
— Нет, ничего. Совсем немножко. Сейчас я полежу, и все пройдет.
Серена посмотрела на нее с беспокойством:
— Ты выглядишь совсем измученной. Скажи мне, дорогая, тебе не хочется уехать из Бата? Здесь любой станет инвалидом — так он угнетает! Может, нам вернуться назад во Вдовий дом?
— Нет-нет. На самом деле я не больна. Если покажется солнце, я снова почувствую себя хорошо. Не знаю почему, но эти душные пасмурные дни всегда вызывают у меня головную боль.
— Мы сняли дом только до конца августа, — настаивала Серена, — так почему бы нам не уехать сейчас? Ты возражаешь, потому что не хочешь разлучать меня с Гектором? Скажи мне честно, Фанни. Если хочешь, я уеду с тобой завтра же!
— Милая, милая Серена. — Вдова схватила ее руку и прижала к щеке. — Ты так добра ко мне. Так добра!
— Это еще что такое? — насмешливо спросила та. — Похоже, ты больна серьезнее, чем я думала. Предупреждаю, если ты будешь твердить о моей доброте, да еще таким меланхоличным голосом, я пошлю за доктором. Или мне все-таки сделать это во Вдовьем доме? Говори, где?
— Нигде! — ответила Фанни нарочито жизнерадостно. — Я не хочу уезжать отсюда раньше, чем мы рассчитывали. И давай не будем нудно рассуждать о моем здоровье. А то в следующий раз ты придумаешь, что я выгляжу измученной и лицо у меня в морщинах! Скажи лучше, какие новости в Лондоне?
— Никаких. Но я увидела здесь новое лицо — Джерарда Монксли. На него стоило посмотреть! Одет по последней моде, уголки воротника как шоры у лошади, и совершенно потрясающий жилет!
— Боже милостивый! Интересно, зачем это он сюда заявился? А миссис Монксли тоже здесь?
— Нет, он сказал, что остановился у друзей по соседству с городом. Гектору показалось, что мальчик был не очень рад увидеть меня. Хотя я думаю, что… — Тут Серена запнулась, и глаза ее весело блеснули. — А может быть, Гектор был все-таки прав? Фанни, помнишь, тетка писала мне как-то, что Джерард без памяти влюблен в малышку Эмили? Может быть, глупый мальчишка примчался в Бат, чтобы поволочиться за ней?
— Он был бы для девушки лучшей парой, чем лорд Ротерхэм.
— Он был бы для нее самой худшей парой, моя дорогая! Оставим в стороне, что у него совсем нет состояния. Но мальчишка почти так же глуп, как и она, и ведет себя словно школьник. Невероятно, чтобы Джерард был соперником Айво, даже если он приехал сюда, одержимый любовью. Я заметила, что все романы Эмили были с людьми гораздо старше ее. Своих юных поклонников она находит глупцами. Не хотелось бы, конечно, чтобы этот Монксли завоевал ее, изображая разочарованного любовника на радость местным сплетницам. Интересно, водил ли он меня за нос, когда говорил, что навещает здесь друзей, или прячется где-то здесь, в Бате? Наверное, будет лучше, если я напишу Эмили, чтобы она не поощряла его ухаживаний. Мы ведь завтра едем вместе с ней в замок Фарли.
Серена говорила об этом, не зная, что намеченная поездка совершенно вылетела у девочки из головы — четырехчасовая почта принесла ей ужасное известие: ее мама и лорд Ротерхэм собирались приехать в Бат.
Леди Лейлхэм любезно сообщала дочери дату своего прибытия; лорд Ротерхэм в конце короткого письма, выдававшего его накопившееся нетерпение, гнев и решимость предъявить права на свою строптивую невесту, написал, что собирается выехать в Бат немедленно и ожидает, что Эмили будет готова не только принять его, но и обсудить их отношения.
Маркиз не упомянул о мистере Монксли. Леди Лейлхэм, напротив, написала дочери о кратком визите Джерарда в Черрифилд-Плейс и предупредила ее, что если юноша случайно обнаружит ее местопребывание или уже приехал в Бат, то его следует немедленно выдворить оттуда. Если лорд Ротерхэм узнает, что Джерард, которому маркиз запретил видеться со своей невестой, все-таки ухаживает за Эмили — видимо, считая себя соперником маркиза, — то он будет очень (это слово было подчеркнуто жирной чертой) и вполне справедливо разгневан. Так же, впрочем, как и она — любящая мать Эмили.
Оба эти послания ввергли девушку в смятение. Свой гнев и решимость собирались излить на нее два ужасных человека, один из которых обязательно должен был приехать в конце следующего дня, а второй — и того раньше. Зажатая между ними, она неизбежно будет раздавлена. Эмили уже представляла себе, как мать волочет ее к алтарю и отдает на растерзание тому, кто в ее воспаленном воображении казался ей безжалостным злодеем.
Ей никогда не приходило в голову, что от такой ужасной судьбы ее может спасти бабушка. Частично потому, что миссис Флур, естественно, воздерживалась высказывать свое мнение о единственной дочери. Но частично еще и потому, что Эмили просто не могла поверить, будто ее добродушная и простоватая бабушка может иметь хоть какое-то влияние на грозную леди Лейлхэм. Единственная надежда на спасение, казалось Эмили, заключалась в тщедушном мистере Монксли. И хотя приближающееся испытание пугало ее до смерти, она чувствовала, что, будь Джерард сейчас рядом с ней, у нее появился бы маленький шанс пережить этот ужас. Девушке казалось, что он защитит ее или придумает какой-нибудь способ избежать этого брака. Правда, тот единственный план, который придумал Джерард, совсем не решал проблему, так как его успех зависел от решимости Эмили, а вот ее-то у нее как раз и не было. Но теперь, когда мистер Монксли узнает о нависшей над ней угрозе, он, возможно, придумает другой план.
Ее надежды в какой-то мере оправдались. Осмотрев весь театр и обнаружив с удивлением, что миссис Флур находится со своей внучкой в одной из лож, Джерард в первом же антракте поспешил наверх и на лестнице встретил всю компанию мистера Горинга, спускавшуюся в фойе. Он удостоился сердечного приветствия от старой леди, легкого поклона от мистера Горинга, а от Эмили — такого многозначительного взгляда, что сразу же понял: после их утренней встречи случилось что-то страшное. Мистер Горинг повел миссис Флур к диванам вдоль стены, и Джерард смог легко оттеснить Эмили в другой конец фойе, где та торопливым шепотом рассказала ему о полученных письмах, попросив совета и поддержки.
Юноша не был настроен недооценивать опасность. Наоборот, он даже преувеличивал ее. Известие, что его опекун, словно грозная Немезида, собирался объявиться в Бате, повергло Джерарда в замешательство, и мысли у него в голове завертелись быстрее, чем прежде. Робкое предположение девушки, что он должен явиться на Бофорт-сквер, чтобы в открытую сразиться с лордом Ротерхэмом на ее стороне, Джерард поспешно отверг, громко заявив: «Это бесполезно!»
Эмили заломила руки:
— Тогда маркиз и мама заставят меня сделать все, что они прикажут. Я не могу сказать, что не выйду замуж, Джерард! Ты же не думаешь, что моя мама и леди Серена правы, когда говорят, что это не так уж и страшно — быть замужем за лордом Ротерхэмом?
— Нет, я так не думаю, — решительно ответил молодой человек. — Говорю тебе, Эмили: этот Ротерхэм — деспот! Он полностью подчинит тебя своей воле. Я это знаю! Ты еще не видела ни одного его приступа ярости, моя бедная девочка. Он совершенно неуправляем. Все слуги смертельно боятся его, и небеспричинно. — Он увидел, что лицо Эмили побелело, и усилил свое давление. — Ты не должна встречаться с маркизом. Если ты окажешься под влиянием этого жестокого деспота, все будет потеряно. Эмили, мы должны бежать!
Трудно было ожидать, что девушка тут же оценит преимущества подобного образа действий. По сути дела, она была потрясена этим предложением, однако к тому времени, когда Джерард поведал ей о своих собственных страданиях под пятой Ротерхэма и предсказал ужасы, ожидающие ее саму впереди, когда он объявил, что не может даже представить, каким будет гнев маркиза, если он обнаружит — а он обязательно обнаружит! — что происходит в Бате, Эмили была готова согласиться на что угодно, лишь бы спастись от участи Андромеды. Люди начали покидать фойе. И пока миссис Флур не подошла к ним, Джерард успел предупредить девушку, чтобы она ничего не говорила бабушке и в десять часов утра ждала его на Квин-сквер.
— Предоставь все мне! — приказал он. — Под моей защитой тебе ничто не грозит.
Эти несколько патетические слова музыкой прозвучали в ее ушах. Зависимая по натуре, Эмили была только рада переложить свои заботы на чужие плечи. Теперь, когда Джерард перестал ей советовать мужественно сразиться с обоими тиранами, мисс Лейлхэм начала подумывать о том, что он, наверное, станет ей неплохим мужем. По крайней мере, он был добр, деликатен и очень любил ее. И хотя мистер Монксли не был ее идеалом, они вполне могли бы жить вместе очень счастливо.
Страх больше не мучил девушку, и она даже с интересом досмотрела пьесу. Однако былая жизнерадостность к ней так и не вернулась, а в поведении чувствовались вялость и апатия. Поэтому, как только мистер Горинг отвез их домой, миссис Флур обратилась к внучке:
— А теперь, Эмили, расскажи-ка своей бабушке, в чем дело, и не мели чепуху! Если ты выглядишь как мокрая мышь только потому, что завтра приезжает твоя мать, то ты просто дурочка. Давай рассказывай!
— Я… я боюсь, что мама захочет забрать меня от тебя, бабушка, — пискнула Эмили.
— Ах ты, золотое мое сердечко! — воскликнула старая леди, чмокнув внучку в щеку. — Так ты не хочешь бросать свою бабушку? Не скрою, мне нравится, когда ты так говоришь, моя радость. Но неудивительно, что твоя мама грызет удила. Уверена, у нее в голове только твои свадебные наряды, — ты и глазом моргнуть не успеешь, как выйдешь замуж. Боже, как же мне не терпится поскорее прочитать о тебе в газетах, когда ты станешь маркизой! Думай о том, что тебя ждет впереди, моя радость, а не о своей старой бабушке.
После этой бодрой речи, хоть и произнесенной с лучшими намерениями, девушке расхотелось исповедоваться. Миссис Флур, так же, как и мама, хотела одного: чтобы Эмили стала маркизой! Она поцеловала бабушку и пошла наверх в спальню, думая о завтрашнем побеге и о том, куда Джерард хотел бы увезти ее; при этом она молила Бога, чтобы прибытие в Бат ее жениха не помешало осуществлению их плана.
— Постучи-ка в дверь, Фоббинг! — приказала Серена, протягивая руку к его поводьям.
Он отдал хозяйке поводья, но не успел дойти до двери, как она распахнулась, и из дома вышел мистер Горинг. Он подошел к лошадям и, посмотрев серьезно на прекрасное женское лицо, склонившееся к нему, произнес:
— Леди Серена, миссис Флур спрашивает у вас: не будете ли вы так любезны войти на минутку в дом?
Она удивленно приподняла брови:
— Ну разумеется. Что-нибудь неладно?
— Боюсь, что очень даже неладно! — мрачно ответил мистер Горинг. Он протянул ей руку. — Позвольте вам помочь…
— Нет, благодарю. — Одно привычно ловкое движение, и пышная юбка Серены соскользнула с передней луки седла.
В следующее мгновение она уже крепко стояла на земле и отдавала поводья Фоббингу. Приподняв юбку для верховой езды, она перекинула ее подол через руку и вместе с мистером Горингом вошла в дом.
— Эмили заболела? — спросила Серена.
— Нет, не заболела. Но вам лучше все узнать у миссис Флур. Я сам прибыл сюда всего несколько минут назад и… Я проведу вас к миссис Флур. Но должен предупредить, леди Серена, что вы увидите ее весьма опечаленной.
— Боже мой, да что же такое могло случиться?! — воскликнула она, взбегая по лестнице вверх с хлыстом в руках.
Мистер Горинг шел за Сереной по пятам и на первом повороте лестницы обогнал ее, чтобы открыть дверь в гостиную. Серена вошла в комнату своим привычным размашистым шагом, однако сразу же замерла, пораженная тем, что предстало ее взору — грузная миссис Флур, все еще одетая в домашнее платье, лежала в кресле с высокой спинкой. Экономка держала у ее носа жженые перья, а горничная, стоя перед креслом на коленях, растирала своей хозяйке руки.
— Дорогая мадам! Ради Бога, что произошло? — всполошилась Серена.
— Это все ее бедное сердце, миледи, — прорыдала экономка. — Потрясение вызвало у миссис Флур такое сердцебиение, что она могла умереть. Много лет назад доктор сказал мне, что она должна быть очень осторожной — и вот смотрите, что случилось. О миледи, какую змею пригрела она у себя на груди!
Расстроенная горничная при этих словах тоже начала реветь. А миссис Флур, румяное лицо которой сейчас приобрело серый налет, приоткрыла глаза и слабым голосом произнесла:
— Что мне делать, дорогая? Почему она мне ничего не сказала? Какая же я была дура! Я-то думала… Что мне делать?..
Серена, бросив хлыст на стол и стащив элегантные перчатки, обратилась к ней со своей обычной властной интонацией:
— Мадам, вы будете лежать абсолютно спокойно, пока немного не придете в себя! А ты давай встань и немедленно принеси своей хозяйке нюхательную соль или сердечное лекарство. И убери эти перья, дурочка! Мистер Горинг, будьте добры, помогите мне перенести ее на диван.
Он был рад помочь, однако с небольшим сомнением в голосе произнес:
— Лучше я позову дворецкого. Для вас, мадам, она чересчур тяжела.
Но Серена, быстро положившая в изголовье дивана несколько подушек, отрывисто ответила:
— Берите-ка ее за плечи и не мелите ерунды.
Вытянувшись на диване, миссис Флур застонала, но скоро лицо ее стало не таким серым. Старая леди попыталась заговорить, однако Серена успокоила ее:
— Тише, тише, мадам…
Когда горничная принесла стакан с сердечным снадобьем, Серена сама взяла его из дрожащей руки девушки и, подняв голову страдалицы, заставила ее выпить лекарство. Через некоторое время щеки миссис Флур снова порозовели, а дыхание стало поспокойнее. Экономка, у которой отобрали зловонные перья, теперь размахивала перед носом хозяйки флаконом с нюхательной солью, а горничная, все еще не оправившаяся от волнения, обмахивала ее газетой «Морнинг пост».
Серена отошла к окну, у которого молча стоял мистер Горинг.
— Чем меньше миссис Флур будет говорить, тем лучше, — негромко сказала она. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, что так на нее подействовало?
— Эмили, вернее, мисс Лейлхэм ушла из дому, — ответил он все тем же серьезным тоном, но, заметив, что Серена глядит с удивлением, тут же добавил: — Она, мадам, сбежала! Оставила для бабушки письмо и сбежала.
— О Боже! Где же оно?
— Дай ей его, Нед Горинг, — попросила миссис Флур, пытаясь приподняться на подушке. — Проваливай, Стоук, и не толкай меня обратно на диван. Дай мне твою нюхательную соль и убирайся! Ты сейчас мне не нужна. И ты, Бетси, тоже. Хватит тут меня оплакивать! Нет, Нед, ты не уходи! Ты единственный, кто может сейчас что-то сделать для меня, — я ведь не могу скакать по всей стране. Да если бы и смогла, это не привело бы ни к чему хорошему. Ну куда она уехала? О, Эмили, ну почему ты ничего не сказала своей бабушке?
Мистер Горинг взял со стола листок бумаги и молча протянул его Серене.
«Дорогая бабушка, — так начиналось письмо, написанное детским почерком Эмили. — Мне очень жаль, и я не хочу огорчать тебя. Но я не могу этого вынести и не могу выйти замуж за лорда Р., несмотря на диадему маркизы, потому что я боюсь его, и я тебе не сказала, что он написал мне ужасное письмо. Он едет сюда, и они с мамой заставят меня делать, что они захотят. А я не могу вытерпеть все это, хотя мне очень не хочется уезжать, не простившись с тобой. Поэтому умоляю, не сердись на меня, моя дорогая, милая бабушка!
Твоя любящая Эмма.
Р.S. Пожалуйста, не говори ни маме, ни лорду Р., куда я уехала».
— Интересно, как бы вы могли это сделать, — хмыкнула Серена, прочитав постскриптум. — Она самая глупая из всех этих маленьких идиоток! Мадам, прошу прощения, но за такую выходку ее нужно как следует отшлепать! Что, черт возьми, она хочет сказать этим своим дурацким посланием? Ротерхэм написал ей «ужасное письмо». Что за чушь! Да, он проявляет нетерпение, и это вполне естественно. Но писать о нем так, будто Айво какой-то страшный людоед…
— Но ведь она боится его, леди Серена, — заметил мистер Горинг.
— Я должна была знать, что это все проделки Сьюки! — с чувством раскаяния простонала миссис Флур. — Я подозревала это еще в самом начале. Но Эмма тогда написала такое радостное письмо, казалось, она так счастлива, что я подумала… Бедный мой маленький ягненочек! Если бы у меня тогда хватило ума сказать, что я думаю о Сьюки — а я ведь никогда этого не делала, думала, неприлично, — она, может, и не побоялась бы открыться мне. А теперь, пожалуйста — моя дочь сегодня приезжает, и я не знаю, как взгляну ей в лицо. Я что, плохо заботилась об Эмме? Это не значит, что меня очень уж волнует мнение Сьюки, я так и скажу ей. А что касается этого драгоценного маркиза, пусть только посмеет показаться сюда! Пусть посмеет — вот и все! Запугал мою бедную малютку до смерти, и никто меня не переубедит, я-то знаю! А прошлой ночью… О, Нед, мне показалось, она была как в воду опущенная, потому что не хотела, чтобы Сьюки забрала ее у меня, а я только сказала ей, чтобы она подумала о свадебном наряде. Поэтому она вбила себе в голову, что я так же, как ее мать, настроена на этот противный брак. И что мне теперь делать? Когда я думаю о том, что моя крошка Эмма убежала от меня и скрывается одна-одинешенька Бог знает где…
— Мадам, вы можете быть уверены, по крайней мере, в одном, — прервала ее Серена, — одна она не убежала.
Мистер Горинг пристально посмотрел на нее:
— Как вы считаете, мадам, существует ли какая-нибудь привязанность между Эмили и молодым мистером Монксли?
Серена пожала плечами:
— С ее стороны едва ли. С его же стороны чувство очевидно. Но я не позавидую мальчику, если до Ротерхэма дойдет, что он втянул Эмили в такую авантюру. Этот юнец поступил бесчестно и, если он выйдет изо всей этой истории целым и невредимым, пусть считает, что ему очень повезло! Миссис Флур, пожалуйста, не плачьте. Дело еще можно уладить, уверяю вас. Я так считаю, что Джерард приехал в Бат не пожить у своих друзей, а для того, чтобы встретиться с Эмили. Он приходил сюда? Вы не подозревали, что происходит?
— Нет, не подозревала. Эмма сказала, что он воспитанник маркиза. Мне это показалось нормальным. Правда, мне этот юноша показался невероятным болтуном, но я подумала, что не будет ничего страшного, если я позволю ему сопровождать нас на гала-представление. Я так и сделала.
— Поверьте мне, мадам, этот драматический побег задумал он, а не Эмили. Более того, готова поспорить на все мои бриллианты, что именно Джерард вбил всю эту чушь о Ротерхэме в ее глупенькую головку. Но не будем тратить время на дискуссии! Сейчас мы должны вернуть ее. Мистер Горинг, мне понадобится ваша помощь.
— Я буду счастлив сделать все от меня зависящее, леди Серена, чтобы вернуть миссис Флур ее внучку, но не стану участвовать в том, чтобы принудить девочку выйти замуж за человека, которого она боится, — ответил он резко.
— Пусть кто-нибудь только посмеет это сделать! — воскликнула старая леди с дивана. — Вы только верните мне ее, и будьте уверены: я тут же выдворю отсюда этого мерзавца маркиза и Сьюки впридачу.
— О том, чтобы принудить Эмили выйти замуж за Ротерхэма, и речи быть не может, — сказала Серена. — Когда Эмили снова встретится с ним, то обнаружит, что тот чрезвычайно нелицеприятный его портрет, который она себе нарисовала, абсолютно не соответствует действительности. Вам известно, когда она покинула дом?
— Нет, никто не видел, как Эмма ушла. Но Бетси клянется, что не раньше десяти утра, потому что, когда она проходила мимо ее двери, то слышала, как Эмили ходит по спальне. И еще перед уходом она съела немного хлеба с маслом и выпила чашку кофе. Стоук говорит, что отнесла ей поднос с завтраком как обычно — без пятнадцати десять. Я сама не поднимаюсь к завтраку, и Эмма тоже завтракает в постели.
— Так, уже лучше! — заметила Серена. — Я боялась, что она ушла еще ночью, в этом случае нам действительно пришлось бы потрудиться. Мистер Горинг, вы видели когда-нибудь Джерарда Монксли?
— Вчера вечером в театре, мадам.
— Тогда вы сможете описать его. Мы можем быть уверены — они не прячутся здесь, в Бате. Я допускаю, что Джерард всерьез думает, что хочет жениться на Эмили, хотя не могу понять, как он это себе представляет — ведь они оба несовершеннолетние. По логике, он должен увезти ее в Гретна-Грин. Но я опять же не могу представить, откуда у него деньги на такое путешествие. Он, конечно, может увезти Эмили прямо в Лондон, надеясь получить там специальное разрешение на брак.
— Боже, дорогая, а что, если он его уже получил? — ужаснулась миссис Флур. — Вдруг он поехал в Уэлльс или Бристоль и уже женился на ней? Я не хочу, чтобы она разрушила свою жизнь из-за этого юнца!
— Не расстраивайтесь, мадам. Ему будет трудно убедить кого-либо в том, что он совершеннолетний.
— Леди Серена права, — вмешался в разговор мистер Горинг, — с мистера Монксли обязательно потребуют свидетельство о возрасте, потому что он выглядит подростком. Что я должен делать, леди Серена?
— Посетить все ближайшие почтовые станции, разумеется. Полагаю, вы хорошо должны знать их. Разузнайте, нанимал ли Джерард почтовую карету и в каком направлении она двинулась. Из Бристоля вы приехали сюда верхом? Ваша лошадь сейчас в Бате?