Хейли Артур. Аэропорт

   – Нет, не то же самое.
   Однако, думал про себя Эллиот Фримантл, и это неплохо, тем более что он твердо решил устроить публичную демонстрацию, если это ему удастся. Он намеревался выступить с яростными нападками на администрацию аэропорта в расчете на то, что местная полиция прикажет ему заткнуться. Фримантл не собирался оказывать полиции сопротивление и попадать под арест. Вполне достаточно будет, если полиция прервет его выступление – желательно в разгар красноречия – и тем самым сделает его в глазах медоувудцев этаким мучеником, борцом за правду, а заодно даст неплохую пищу завтрашним газетам. (Утренние газеты, вероятно, уже печатают интервью с ним о положении в Медоувуде, редакторы же вечерних выпусков будут благодарны за новые сообщения.)
   А главное – медоувудские домовладельцы получали еще одно подтверждение тому, что в его лице они приобрели умелого адвоката и энергичного вожака, который не зря будет получать свой гонорар. Можно предположить, что первые чеки начнут поступать уже послезавтра.
   – Мы решили – надо открывать здесь митинг, – сказал ему Флойд Занетта, председатель митинга в Медоувуде.
   Пока Фримантл давал интервью репортеру «Трибюн», кто-то из медоувудцев торопливо приладил портативную усилительную установку, привезенную из воскресной школы, и Фримантлу сунули в руки микрофон. Обращаясь к толпе, он начал вещать:
   – Друзья мои, мы пришли сюда сегодня с конструктивными предложениями, настроенные на деловой разговор. Мы надеялись поделиться своими соображениями с управлением аэропорта, считая, что наши проблемы достаточно насущно важны и неотложны, чтобы привлечь к себе пристальное и сочувственное внимание. Отстаивая ваши интересы, я попытался настойчиво и твердо, однако в рамках практически осуществимого, изложить эти предложения. Я надеялся, что в результате такого собеседования получу возможность передать вам обещание, что ваше положение будет облегчено, или – на худой конец – хотя бы выражение сочувствия и понимания. С огорчением должен сообщить вам, что ваши представители рассчитывали на это напрасно. Мы встретили здесь только враждебность, оскорбления и бесстыдно циничное утверждение, что в ближайшем будущем шум, сотрясающий ваши жилища, должен еще возрасти.
   Раздались возмущенные крики. Фримантл поднял руку.
   – Да, поверить трудно, но спросите тех, кто был там вместе со мной. Пусть они вам расскажут. – Он ткнул пальцем в стоявших возле. – Говорил нам управляющий аэропортом, что дальше будет еще хуже?
   Сначала несколько нерешительно, а потом все более уверенно кое-кто из членов депутации закивал головой. Ловко исказив откровенно честное признание, сделанное Мелом Бейкерсфелдом, Эллиот Фримантл продолжал:
   – Я вижу здесь, помимо моих медоувудских друзей и клиентов, еще и других лиц, заинтересовавшихся, по-видимому, нашими проблемами. Мы вполне понимаем их интерес. Поэтому позвольте мне вкратце информировать… – И он продолжал ораторствовать в обычном для него трескучем стиле.
   Толпа, довольно внушительная с самого начала, теперь заметно увеличилась и продолжала расти. Пассажиры, направлявшиеся к выходам на летное поле, пробивались сквозь нее с трудом. Шум толпы заглушал объявления о прибывающих и отлетающих самолетах. Кое-кто из медоувудцев поднял над головой наспех нацарапанные плакаты:

   ЛАЙНЕРЫ БЕСЧИНСТВУЮТ НАД МЕДОУВУДОМ!..
   НАРОД ИЛИ САМОЛЕТЫ?..
   ПОКОНЧИМ С ПРОКЛЯТЫМ ШУМОМ!..
   МЕДОУВУД ТОЖЕ ПЛАТИТ НАЛОГИ…
   К СУДУ АЭРОПОРТ ЛИНКОЛЬНА!

   Как только Фримантл умолкал, крики и шум возрастали. Седовласый мужчина в спортивной куртке орал во всю мочь:
   – Дадим-ка этим аэропортовским заправилам почувствовать шум на собственной шкуре!
   Его слова вызвали рев одобрения.
   «Интервью» Фримантла явно перерастало в демонстрацию. Теперь с минуты на минуту, по его расчетам, в дело должна была вмешаться полиция.
   Однако адвокат Фримантл находился в полной неизвестности о том, что в то время как в главном зале заработали телекамеры и стала расти толпа, в управлении аэропорта возникла тревога по поводу возможности взрыва на «Золотом Аргосе», и вскоре все полицейские аэровокзала устремились на розыски Инес Герреро, и демонстрация медоувудцев не привлекла к себе внимания.
   И даже после того, как Инес Герреро удалось разыскать, лейтенант Ордвей все еще находился на чрезвычайном совещании в кабинете Мела Бейкерсфелда.
   Прошло еще минут пятнадцать, и Эллиота Фримантла охватило беспокойство. Хотя митинг и выглядел довольно внушительно, однако, если власти не начнут его разгонять, заряд, можно сказать, пропал даром. Куда же, черт подери, думал Фримантл, подевалась вся полиция, почему она не исполняет своих обязанностей? Наконец на лестнице административного этажа появились лейтенант Ордвей и Мел Бейкерсфелд и стали спускаться вниз.
   Минуту назад все, кто находился в кабинете Мела, разошлись по своим делам. После того как Инес Герреро допросили, а «Золотому Аргосу» отправили вторую радиограмму с предостережением, оставаться здесь было бессмысленно. Таня Ливингстон, управляющий перевозками и старший пилот «Транс-Америки» разошлись по своим служебным помещениям и стали с тревогой ждать новых известий, и все остальные – за исключением Инес Герреро, которую передали для дальнейшего опроса агентам городской полиции, – тоже вернулись к своим непосредственным обязанностям. Таня пообещала таможенному инспектору Стэндишу, чрезвычайно обеспокоенному судьбой своей племянницы, тотчас сообщить ему, как только поступят какие-нибудь сведения с борта самолета.
   Мел вышел из кабинета вместе с Недом Ордвеем, еще не решив для себя, где он будет нести эту ночную вахту.
   Первым толпу медоувудцев и прежде всего Эллиота Фримантла заметил Нед Ордвей.
   – Опять этот чертов адвокат! Я же сказал ему: никаких демонстраций! – И Нед быстро направился к собравшимся в зале ожидания. – Ну, я их живо разгоню.
   Мел, спеша за ним следом, предупредил:
   – Возможно, он именно на это и рассчитывает – хочет стать в их глазах героем.
   Они подошли ближе – Ордвей плечами прокладывал путь в толпе – и услышали, как Эллиот Фримантл вещает:
   – Невзирая на заверения управляющего аэропортом, который принимал нас не далее как сегодня вечером, огромные тяжелые машины с душераздирающим ревом продолжают взлетать даже в столь поздний час. Даже в эту самую минуту…
   – А ну, прекратите, – без церемоний заявил Нед Ордвей. – Я ведь предупреждал вас, чтоб вы не устраивали здесь демонстраций.
   – Позвольте, лейтенант, уверяю вас, что это вовсе не демонстрация. – Фримантл по-прежнему говорил в микрофон, и его слова были слышны во всех уголках зала. – Просто я обещал после беседы с администрацией вашего аэропорта – беседы, должен признаться, совершенно не удовлетворившей меня, – сказать несколько слов для телевидения, а затем отчитаться перед собравшимися здесь людьми…
   – Отчитывайтесь в другом месте! – Ордвей повернулся к нему спиной и обратился к тем, кто стоял ближе: – Давайте, давайте расходитесь!
   В толпе сердито зашумели, лица стали злыми, враждебными. Ордвей снова повернулся к Фримантлу, и в этот момент защелкали фотоаппараты, вспыхнули потушенные было прожекторы, услужливо высвечивая для телекамер два лица, и Эллиот Фримантл подумал: наконец-то все пошло как надо.
   Стоя несколько в стороне, Мел Бейкерсфелд разговаривал с одним из сотрудников телевизионной компании и Томлинсоном из «Трибюн». Репортер начал проглядывать свои заметки и, перевернув страницу блокнота, прочел какую-то запись вслух. Лицо Бейкерсфелда гневно вспыхнуло.
   – Я весьма уважаю вас, лейтенант, и исполнен такого же глубокого уважения к мундиру, который вы носите, – говорил тем временем Эллиот Фримантл, обращаясь к Ордвею. – Тем не менее должен заметить, что мы уже пробовали провести сегодня митинг в другом месте – у нас в Медоувуде, – но из-за шума, который создает ваш аэропорт, мы не слышали самих себя.
   – Я здесь не для того, чтобы вступать с вами в споры, мистер Фримантл, – оборвал его Ордвей. – Если вы не подчинитесь, я вас арестую. Приказываю вам увести отсюда этих людей.
   Из толпы кто-то крикнул:
   – А если мы не уйдем, тогда что?
   – Стойте здесь, и все! Всех не арестуют! – крикнул кто-то другой.
   – Ни в коем случае! – Эллиот Фримантл, исполненный сознания своей правоты, поднял руку вверх. – Прошу вас, выслушайте меня! Мы не позволим себе никаких непорядков и неповиновения закону. Друзья мои и подопечные! Этот лейтенант полиции приказал нам разойтись и покинуть здание. Мы подчинимся его приказу. Мы имеем основание рассматривать это как грубое посягательство на свободу слова… – Ликующие возгласы в толпе. – Однако никто не посмеет сказать, что мы хоть на йоту нарушили закон. – И уже более деловым тоном он добавил: – Заявление для прессы я сделаю вне стен этого здания.
   – Одну минуту… – Голос Мела Бейкерсфелда прозвучал громко и резко. Мел прокладывал себе путь сквозь толпу. – Я позволю себе поинтересоваться, Фримантл, какого рода заявление собираетесь вы делать представителям прессы. Будет ли это еще одна попытка подтасовать факты? Или еще одна порция предвзято подобранных судебных решений с целью дезинформировать и завлечь публику, которая плохо разбирается в этих делах? Или обыкновенный, старый как мир способ обмана путем прямых измышлений, в котором вы так понаторели?
   Мел говорил громко, его слова отчетливо были слышны всем находившимся не слишком далеко. По толпе пробежал гул голосов. Многие, направлявшиеся уже к выходу, остановились, заинтересованные происходящим.
   – Это злостное, клеветническое утверждение! – по укоренившейся привычке воскликнул Эллиот Фримантл. Но тут же, почуяв опасность, пожал плечами: – Впрочем, я не желаю на это отвечать.
   – Почему же? Если это клевета, вам ли не знать, как в таких случаях поступают? – Мел преградил адвокату дорогу. – Или вы боитесь, что клевета обернется правдой?
   – Мне нечего бояться, мистер Бейкерсфелд. Этот полицейский только что объявил нам, что митинг закрыт. Так что, с вашего позволения…
   – Мои слова относились только к вам, – сказал Ордвей. – А мистеру Бейкерсфелду я не указ. Он здесь хозяин. – Ордвей придвинулся поближе к Мелу. Теперь они вдвоем преграждали адвокату дорогу.
   – Если бы вы правильно понимали свои обязанности полицейского, – возразил Фримантл, – то не стали бы делать между нами различия.
   Мел неожиданно согласился с ним:
   – Мне кажется, адвокат прав. – Ордвей с любопытством поглядел на Мела. – Вы действительно не должны делать между нами различия. И вместо того чтобы закрывать этот митинг, вы, надеюсь, предоставите мне такую же возможность поговорить с этими людьми, какой только что воспользовался мистер Фримантл. Если, конечно, вы правильно понимаете свои обязанности.
   – Мне кажется, я их понял. – По темному лицу лейтенанта Ордвея, на голову возвышавшегося над всеми, скользнула усмешка. – Вы… и мистер Фримантл хорошо мне их разъяснили.
   Мел с вежливой улыбкой обратился к Эллиоту Фримантлу:
   – Вы видите, нам удалось склонить его на нашу сторону. И теперь, раз мы оба тут, попробуем привести кое-что в ясность. – Он протянул руку. – Дайте-ка мне микрофон.
   Гнев, владевший Мелом, был сейчас не так очевиден, как несколько минут назад. Когда Томлинсон, репортер «Трибюн», рассказал ему, что лежало в основе интервью Фримантла для телевидения и о его последующих выступлениях, Мела это взбесило. И Томлинсон, и представитель телевидения попросили Мела прокомментировать эти высказывания, и он заверил их, что сделает это непременно.
   – Ну нет! – Фримантл энергично затряс головой. Опасность, которая почудилась ему минуту назад, внезапно обрела вполне реальную, осязаемую форму. Он сегодня один раз уже недооценил этого человека – Бейкерсфелда, – и ему отнюдь не улыбалось повторить ошибку. Фримантлу для осуществления поставленных перед собой целей чрезвычайно важно было не выпустить собравшихся здесь медоувудцев из-под своего влияния, и единственное, чего он сейчас жаждал, это чтобы все они как можно скорее разошлись теперь по домам. – Уже вполне достаточно было сегодня говорено! – высокомерно заявил он. Отвернувшись от Мела, он протянул микрофон одному из медоувудцев: – Забирайте вашу аппаратуру, и пошли.
   – Дайте-ка сюда, – сказал Нед Ордвей, перехватывая микрофон. – И ничего не трогайте. – Он кивком подозвал к себе полицейских, появившихся позади толпы. Полицейские начали проталкиваться вперед. Пока Фримантл беспомощно оглядывался по сторонам, Ордвей передал микрофон Мелу.
   – Спасибо, – сказал Мел и повернулся к медоувудцам. Многие из них смотрели на него с явной враждебностью. Кое-кто из проходивших мимо останавливался послушать. В эту субботнюю ночь поток пассажиров в главном зале ожидания нисколько не редел, невзирая на то, что время уже перевалило за полночь. Вследствие задержек, происходивших с отправкой самолетов, такое положение, видимо, не могло измениться до утра. Оно осложнялось еще и тем, что в конце недели наплыв пассажиров, как правило, возрастал. Некоторый спад мог наступить лишь после того, как аэропорт начнет работать по графику. Если медоувудцы поставили себе одной из задач увеличить неразбериху и усилить недовольство пассажиров, думал Мел, то этой цели они достигли. Около тысячи людей попусту толпились в зале, и поток пассажиров с трудом прокладывал себе путь сквозь толпу, как сквозь живую плотину. Ясно было, что необходимо как можно быстрей разрядить обстановку.
   – Я буду краток, – сказал Мел в микрофон и представился слушателям, назвав свое имя и должность. – Не далее как сегодня вечером я принял ваших представителей. Я объяснил им, какие трудности стоят перед управлением аэропорта, и заверил их, что мы понимаем ваше положение и сочувствуем вам. Я ждал, что сказанное мной будет передано вам – если и не от слова до слова, то, во всяком случае, хотя бы самое существенное. Однако я узнал, что вас обманули, передав вам мои слова в совершенно искаженном виде.
   – Это ложь! – завопил Эллиот Фримантл. Лицо его пылало. Безукоризненно прилизанные волосы растрепались.
   Лейтенант Ордвей крепко взял его за локоть:
   – А ну, потише! Вы сегодня уже имели возможность наговориться всласть!
   Микрофон у Мела в руке был подключен к телеустановке. Мел продолжал говорить, и в лицо ему ударил луч юпитера.
   – Мистер Фримантл обвинил меня во лжи. Сегодня он вообще не воздерживался от крепких выражений. – Мел заглянул в свой блокнот. – Мной отмечены: «враждебность», «наплевательство», «оскорбления», с которыми якобы столкнулись ваши представители при встрече со мной. Было также произнесено слово «грабеж». Далее, меры, принимаемые для снижения шума, адвокат Фримантл охарактеризовал как «надувательство», «шарлатанство» и «обман общественного мнения». Ну, так вот, сейчас вы сами рассудите, кто здесь лжет или вводит вас в обман.
   Мел понял теперь, что совершил ошибку, разговаривая сегодня с небольшой группой представителей медоувудцев, а не со всеми, собравшимися здесь. Он надеялся достичь понимания и вместе с тем избежать беспорядков, но его надежды не оправдались.
   Однако он постарается достичь понимания хотя бы теперь.
   – Позвольте мне сейчас разъяснить вам, какую позицию занимает управление аэропорта в вопросе снижения шума.
   Вторично за этот день Мел рассказал о предписаниях, полученных всеми пилотами от их авиакомпаний. Затем он добавил:
   – В обычных условиях мы требуем неукоснительного выполнения этих предписаний. Но в трудных погодных условиях, в такую, к примеру, пургу, как сегодня, на первый план выступает вопрос безопасности, и пилотам дается право действовать сообразно обстановке. Что же касается использования взлетно-посадочных полос, то при малейшей возможности мы стараемся избежать использования полосы два-пять для взлета, дабы самолеты не поднимались над Медоувудом. Однако в отдельных случаях – в том числе и сегодня – приходится все же этой полосой пользоваться, поскольку полоса три-ноль не функционирует.
   – Мы делаем для вас все, что в наших силах, – утверждал Мел, – и мы отнюдь не безразличны к вашим неудобствам, как это пытались тут изобразить. Но мы существуем для того, чтобы обеспечить воздушный транспорт. Мы не можем уклоняться от выполнения своих основных задач и в первую очередь должны нести ответственность за безопасность пассажиров и воздушных кораблей.
   Слушатели явно были все еще настроены враждебно, но вместе с тем начинали проявлять интерес.
   Последнее не укрылось от Эллиота Фримантла, злобно пожиравшего Мела глазами.
   – Насколько мне известно, – сказал Мел, – мистер Фримантл не счел нужным изложить вам суть тех разъяснении, которые я давал вашей депутации по поводу производимого аэропортом шума. Никакого, – он снова заглянул в блокнот, – «бесстыдного цинизма» не содержалось в моих словах. Была лишь попытка говорить честно и с полной откровенностью. Теперь я намерен быть столь же откровенным здесь, с вами.
   И Мел снова с полной откровенностью признал, что надеяться на большие успехи в области снижения шума нет оснований. Когда он сказал, что с введением в эксплуатацию самолетов с новым типом двигателя шум неизбежно должен еще возрасти, лица медоувудцев помрачнели. Но вместе с тем Мел уловил и одобрение – слушатели оценили его объективность и откровенность. Раздалось несколько взволнованных восклицаний, но в основном Мела не прерывали и слова его были отчетливо слышны на фоне шума аэровокзала.
   – Беседуя с вашими представителями, я не упомянул двух обстоятельств, теперь я сделаю и это. – Голос Мела зазвучал жестче. – Боюсь, что вам это может не понравиться. Двенадцать лет тому назад вашего городка не существовало. На этом месте был пустырь – клочок никчемной земли, ценность которого значительно возросла после того, как здесь заложили аэропорт. В этом отношении ваш Медоувуд ничем не отличается от тысяч других городков, которые, словно грибы после дождя, вырастают вокруг всех аэропортов мира.
   – Когда мы тут поселились, никто не знал, что от ваших самолетов будет такой адский шум! – крикнула из толпы какая-то женщина.
   – Но мы это знали! – Мел повернулся к женщине. – Руководство аэропорта знало, что будут выпущены новые сверхмощные лайнеры, знало, какой они будут производить шум, и мы предупреждали об этом отдельных лиц и действующие в этом районе комиссии и уговаривали их не строить здесь домов. Я еще не работал тогда в аэропорту, но в нашем архиве сохранились фотографии и протоколы. Аэропорт расставил вокруг стенды – как раз там, где сейчас расположен ваш городок:

   «САМОЛЕТЫ БУДУТ ВЗЛЕТАТЬ И ИДТИ НА ПОСАДКУ НАД ЭТИМ УЧАСТКОМ».

   Другие аэропорты делали то же самое. И повсюду торговцы и агенты по продаже земельных участков срывали эти объявления. Потом продавали участки и дома таким же вот людям, как вы, а насчет шума и насчет того, как будет расти аэропорт, помалкивали, хотя обычно были об этом хорошо осведомлены, так что, насколько я понимаю, эти дельцы перехитрили и вас и нас.
   Теперь выкриков из толпы уже не было, и Мел увидел перед собой море встревоженных лиц; он понял, что его слова не пропали даром, и почувствовал острую жалость к этим людям. Перед ним были не противники, с которыми ему надлежало бороться, а простые, славные люди со своей невыдуманной бедой. И он был бы рад помочь им, как своим ближним.
   Он заметил, что Эллиот Фримантл саркастически усмехнулся.
   – Вы, по-видимому, находите, что вели себя крайне мудро, Бейкерсфелд. – Адвокат повернулся к нему спиной и крикнул в толпу, уже не прибегая к помощи микрофона: – Не верьте этой болтовне! Вас пытаются одурачить! Держитесь крепко, держитесь за меня, и мы возьмем их тут за глотку! Так возьмем, что не отвертятся.
   – На случай, если кто-нибудь не расслышал, – сказал Мел в микрофон, – я повторяю, мистер Фримантл советует вам держаться за него. По этому поводу я тоже хочу кое-что сказать.
   Теперь его уже слушали внимательно.
   – Многие предприимчивые люди наживались на таких, как вы: они продавали землю и дома в районах, где земельные участки не должны были застраиваться или застраиваться только промышленными предприятиями, которым шум аэропорта не может мешать. Отдав свои деньги, вы не оказались у разбитого корыта: у вас есть участки и дома, но, к сожалению, и то и другое значительно упало в цене.
   – Что верно, то верно, черт подери, – мрачно произнес кто-то.
   – А теперь появились люди, которые уже разрабатывают новый план, как выманить у вас денежки. Крючкотворы во всех концах страны почуяли, что на этом пресловутом шуме можно нагреть руки, и обшаривают все жилые уголки вблизи аэропортов в поисках наживы!
   – Еще одно слово, и я подам на вас в суд за клевету, – взвизгнул Фримантл. Он побагровел, лицо его исказилось от ярости.
   – За какую клевету? Разве вы уже догадались, о чем я собираюсь говорить? – Что ж, подумал Мел, возможно, впоследствии Фримантл и притянет его к ответу за клевету, хотя едва ли. Он почувствовал, как в нем пробуждается спортивный азарт: захотелось, была не была, идти напролом, взять верх – и плевать на последствия. За последние годы это бывало с ним не часто. – Жителей таких городков, – продолжал он, – стараются убедить, что они могут защитить свои права через суд и выиграть процесс. Владельцам домов, расположенных вблизи аэропорта, сулят мешок с деньгами, словно в конце каждой взлетно-посадочной полосы зарыт клад. Я не хочу сказать, что с аэропортом нельзя судиться или что на свете нет честных, трезвых юристов, которые готовы потягаться с нами. Я хочу только предостеречь вас: среди юристов немало людей и совсем другого сорта.
   Та же женщина, что кричала из толпы, спросила – на этот раз более миролюбиво:
   – А как мы можем распознать, где кто?
   – При вашей неосведомленности это трудно. То есть пока вы не знаете действующих в этом вопросе законов. Поэтому вас легко одурачить тенденциозно составленной подборкой судебных прецедентов. – Секунду поколебавшись, Мел сказал: – Я слышал здесь сегодня упоминание о некоторых из таких прецедентов. Если хотите, я обрисую их вам более подробно и под другим углом зрения.
   Кто-то из стоявших впереди мужчин сказал:
   – Что ж, послушаем вашу версию, мистер.
   В толпе начинали с любопытством поглядывать на Эллиота Фримантла.
   Мел был в нерешительности, чувствуя, что все это отняло больше времени, чем он предполагал. Но еще несколько минут, подумал он, ничего не решают.
   Где-то с краю, за толпой, промелькнула фигура Тани Ливингстон.
   – Судебные процессы, – сказал Мел, – которые здесь так бойко перечислялись, – старая как мир история, памятная всему руководящему персоналу аэропортов. Первым, насколько я помню, был процесс «Соединенные Штаты против Каузби». Решение по этому иску, положенное в основу всего хитросплетения фактов, с помощью которого Фримантл пускал пыль в глаза жителям Медоувуда, было принято более двадцати лет назад, – разъяснил Мел. – Фермер-куровод подал в суд на военные самолеты, беспрестанно летавшие над его домом на высоте шестидесяти семи футов – то есть так низко, как не пролетал еще ни один самолет над Медоувудом. Куры были в панике, и некоторые из них даже околели. После многих лет тяжбы дело это попало наконец в Верховный суд. Иск был удовлетворен, потерпевший получил возмещение убытков в сумме четырехсот долларов – стоимости погибших кур. Фермер не слишком-то разбогател в результате этого иска, и вам перспектива такой тяжбы тоже не отнюдь сулит горы золота, – добавил Мел.
   Он бросил взгляд на Эллиота Фримантла, лицо которого то багровело от ярости, то становилось белым как мел. Нед Ордвей снова взял его за локоть.
   – А вот еще один судебный процесс, который мистер Фримантл предпочел обойти молчанием. Этот процесс для вас важен – он также решался в Верховном суде и получил широкую огласку. Но, к несчастью для мистера Фримантла, этот процесс не только не льет воду на его мельницу, а является прямым аргументом против него. Я имею в виду, – сказал Мел, – иск «Баттен против Баттена», по которому в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году Верховным судом было принято решение: только «физическое вторжение» подлежит судебной ответственности. Шум под эту категорию не подпадает. Другое судебное решение такого же плана, – продолжал Мел, – было принято в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году Верховным судом Калифорнии по иску Городского клуба «Лома Портал» к «Америкой Эйрлайнз». Здесь суд определил, что владельцы недвижимой собственности не имеют права добиваться каких-либо ограничений движения самолетов над их домами, находящимися вблизи аэропорта. На первом месте должны стоять интересы общественного воздушного транспорта, они имеют превалирующее значение, говорится в решении калифорнийского суда…
   Мел без запинки, не заглядывая в блокнот, цитировал решения судов. Это явно производило впечатление на слушателей. Он улыбнулся.
   – Тут как со всякой статистикой, – сказал он. – Умело ее подтасовывая, можно доказать все, что угодно. Вам совершенно не обязательно принимать мои слова на веру. Загляните сами в материалы архивов. Там все черным по белому написано.
   Какая-то женщина, стоявшая рядом с Эллиотом Фримантлом, набросилась на него: