Глотая последние слезы, Ксюха уже улыбалась, вспоминая, что Никита, как благородный рыцарь, мчится сейчас в погоню за злодеем и обязательно накажет его и вернет ей сына. Она представляла его мужественную и мрачноватую внешность, его умные глаза под изуродованным шрамом лбом, и все это делало его похожим на тех многочисленных персонажей нехитрых выдумок для детей, к которым она питала благоговение с малых лет.
Оксана привыкла к тому, что добро побеждает зло, и это – непреходящий закон жизни. Подумав об этом, она решила, что ее судьба вскоре улыбнется ей, а столь страшные испытания даны ей для того, чтобы еще больше укрепиться в вере в справедливость.
Оксана вспомнила, что бабушка учила ее во всем полагаться на волю божью и за каждое страдание благодарить его.
«Только избранных излюбленных чад своих Господь подвергает тяжким испытаниям, дабы укрепить их веру и испытать их сердце», – строго говорила старушка, потрясая узловатым пальцем в воздухе.
Вспомнив ее слова, Оксана решила, что она просто не может не отблагодарить высшее существо за принесенные ей невзгоды.
«Нужно срочно помолиться!» – решила Оксана и забегала по квартире в поисках иконы, Библии или чего-то достойного послужить символом присутствия божественной силы на земле. Ничего подобного в этом доме Оксана не нашла. Это ее мало удивило: недавняя мода на «сусальное» православие уже сошла на нет и толстые «новорусские» теперь редко заглядывали в храмы, чтобы отмолить свои неисчислимые грехи. Поэтому отсутствие христианской атрибутики в современной квартире было явлением вполне закономерным.
«А вот бабушка бы его нехристью назвала», – констатировала про себя Оксана и решила обойтись без икон. Она встала на колени носом в дальний угол и, пробормотав молитву собственного сочинения, почувствовала огромное облегчение.
После этого Оксана почувствовала острый приступ голода. Она попыталась встать с колен, но у нее сильно закружилась голова, и перемещаться в направлении кухни ей пришлось, держась за стену.
«Ну, ничего себе, проголодалась!» – удивилась про себя Оксана, постепенно понимая, что она не ела уже чуть ли не сутки.
Она долго возилась на кухне, соображая, как разогреть себе поесть в микроволновке, а когда наконец наелась, поняла, что теперь она хочет спать.
Но придя в спальную и устроившись на жестковатой перине, Оксана долго ворочалась и не могла уснуть. Что-то ее здесь тревожило, чего-то ей не хватало.
Тогда она снова поднялась с постели и босиком стала бродить по комнатам, с интересом оглядываясь.
Комнат оказалось три, и все были очень большими. В их оформлении преобладал стиль, который любой искусствовед определил бы как «эклектичный». Но Оксана в стилях не разбиралась и умных слов не знала, поэтому для себя она определила дизайнерский произвол квартиры, как «с миру по вазе – мужику квартира».
При всей видимой функциональности мебели, она носила еще и характер чисто эстетический – не мешала наслаждаться многочисленными произведениями искусства, которыми были буквально перегружены все комнаты.
На стенах, как и в спальной висели африканские маски, какие-то перьевые панно, какие-то пергаментные свитки с иероглифами и мелкими рисунками. С потолка свешивались китайские фонарики, страшные птицы с кожистыми крыльями. Всяческой посуды – ваз, расписных горшочков, плетеных тарелок – было столько, что вполне можно было открывать магазин «Лавка для любителей захламлять свою кухню ненужной посудой». Название было длинноватым, зато было абсолютно подходящим. Значение всех этих вещей оставалось для Оксаны абсолютной загадкой. Единственная мысль, которую они у нее вызывали, была мысль о том, кто со всего этого пыль вытирает. «Неужели сам?» – восхитилась Ксюша.
Женское любопытство заставило Оксану даже попытаться полазить в многочисленных ящиках столов и шкафов, но практически все они были заперты.
Чтобы наконец нагнать на себя сон, Оксана решила что-нибудь почитать. Для этой цели она направилась в комнату, у одной из стен которой стоял внушительный книжный шкаф. К своему разочарованию, Оксана не нашла здесь ярких обложек легкого чтива, к которому она привыкла. Хозяин квартиры, по всей видимости, не читал даже фантастики и детективов. Зато в большом количестве наличествовали книги на иностранных языках и совершенно старинные издания, страницы которых были желты, как листья за окном.
«Антиквариат», – с уважением подумала Оксана и занялась разглядыванием картинок в одной из книг. Картинки были немного непонятные и совершено не отвечали идеалом реализма, который Оксана только и считала настоящим искусством. Изображения часто бывали совершенно условны и сопровождались неровными пояснительными надписями. То, что на картинках было изображено что-то совершено гадкое, это было понятно и ежу. Людей здесь жгли, резали на части, извлекали им внутренности и всячески мучали. При этом у них были неестественно вытаращены глаза и искажены лица.
«Фу, гадость какая!» – решила Оксана и поставила книжку на полку.
Больше делать было нечего, и Оксана, вспомнив о многочисленных плоских коробочках с кнопками, решила посмотреть хотя бы телевизор. Это ей вскоре удалось, и она погрузилась в мир плаксивых обитателей бесконечных двухмерных миров телесериалов.
Среди всей этой суеты Лобов заметил уже знакомую ему тетю Свету, а рядом с ней – неторопливую фигуру следователя Петрова. Ни секунды не колеблясь, Борис повернул в их сторону.
Петров заметил бодро шагающего Лобова и повернулся в его сторону всем корпусом, устремив хмурый взгляд куда-то поверх его головы. Лобов хотел приветственно заулыбаться, но почему-то решил, что это нарушит всю атмосферу данного момента.
– Что привело вас в наш тихий и спокойный дворик? – нарочито беззаботно спросил он.
Следователь кивнул на подъезд, в который в очередной раз зашел кто-то из группы и сказал:
– Вот, снимаем отпечатки пальцев. Ищем улики.
– …точим ножи-ножницы… – неуместно сострил Борис.
Петров посмотрел на него с укоризной:
– Тебе бы все паясничать, шут гороховый. А мы тут убийцу рассекретили, кажись.
– Да ну? В этом образцово-показательном доме еще и убийцы обитают? Серийные, маньяки – или как? У них тут что, гнездовье? – продолжал ерничать Борис.
– Ничего подобного. Простой российский дворник. А вот поди ж ты – укокошил бизнесмена, как последний камикадзе – и дело с концом.
– Это того самого, который в машине погорел? – посерьезнел Борис внезапно.
– Ага. Того самого.
– Зачем ему это было? Чистая классовая ненависть? – Борис стал разглядывать носки своих ботинков.
– Понятия не имею. Главное, что это преступление – чуть ли не рядовое на последний момент. У нас все пожилое и малоимущее население города занялось бандитизмом. Просто старики-разбойники, честное слово! Причем практически все после этого либо умерли, либо совсем в уме повредились. Не знаю, просто партизанский отряд по уничтожению имущего класса имени Николая Гастелло на пенсии…
– Значит так, да? А мотивы?
– В том-то и загвоздка, что нет мотивов. Или же мы по своей серости их просто не видим. Да еще эти бизнесмены ничего говорить о своих делах не хотят. Как, я вас спрашиваю, вести расследование, если они не дают никакой возможности выдвинуть версию: не известно, откуда все идет и куда в конечном счете концы прячутся. «Коммерческая тайна!» – вот и весь их сказ, – проворчал следователь.
– Спасибо за информацию, Семеныч. Прости, я побегу – у меня в этом дворике свои дела…
Петров кивнул и отвернулся.
Лаpиса шагала по Пpоспекту глядя под ноги и стаpалась пpедставить себе, по какому маpшpуту, она могла двигаться «на автопилоте».
Пеpвым пунктом ее путешествия стала pеспектабельная «Вена», в котоpой она себя опpеделенно еще помнила. Здесь она заказала себе двойной «капуччино» и занялась pазглядыванием немногочисленных пока клиентов.
Лаpиса поджидала знакомого баpмена, с котоpым можно было поговоpить по душам, не опасаясь нескpомных вопpосов. Альбеpта все не было. Лаpиса подозвала официантку, котоpая ее сpазу не узнала:
– Ах, Лоpочка! А я думаю, кто это у нас сидит такая…
«Стpемная», – закончила пpо себя ее мысль Лоpа, а вслух сказала:
– И я тебя pада видеть, доpогая. Скажи мне, pадость, а где Альбеpтик сегодня?
– А у Альбеpтика со вчеpашнего дня выходные начались, он тепеpь только на той неделе заступит, – затаpатоpила официантка.
«Еще лучше!» – подумала Лаpиса, понимая, что домашний телефон баpмена получить ей вpяд ли удастся.
– Хоpошо. А скажи, Маpина, весь пеpсонал поменялся со сpеды?
– Да, весь.
– И ты не pаботала в сpеду?
– Нет, не pаботала.
– Отлично, отлично, – все больше мpачнела Лоpа, – а в твою смену Дюша толстый не заглядывал?
– Да нет, вpоде, не было его. Девчонки говоpили, сезон откpылся, они с бpатвой на охоту поехала и Казахстан и когда будут – не известно.
Маpина явно помнила все те щедpые чаевые, котоpые бесшабашная pука пьяной Ларисы не раз совала ей за передник – она выдавала нужную информацию, не напрягаясь по поводу возможных неприятностей с директором. Только вот этой информации Ларисе было не ахти как хорошо.
– Новое дело – свидетели расползаются, как тараканы, – пробормотала Лариса себе под нос, расплатилась и вышла из кафе, по дороге соображая, что же делать дальше.
– С добрым утром, госпожа хорошая! – голосом ведущей утреннее радио-шоу поприветствовала ее Алина.
Антонина Ивановна с трудом подняла на вошедшую свои мутные глаза и невнятно что-то промычала.
– Что вы говорите? А, утро добрым не бывает! Согласна, целиком и полностью поддерживаю и готова расписаться под каждым вашим словом! Предлагаю вам пройти в ванную и совершить свой утренний туалет, после чего мы продолжим с вами общение… к общей пользе.
Женщина еще раз посмотрела на беспокойную посетительницу, которая явно не собиралась оставлять ее в покое.
– Те че надо-то? – наконец смогла произнести она.
– Да ничего, ровным счетом – ничего. Пришла вот узнать, где внук ваш, Андрюшенька, – сказал Алина и взгромоздилась на табурет прямо напротив кровати.
В заспанных глазах Антонины Ивановны начала появляться осмысленность и вместе с ней – тревога.
– Внук? Где мой внук?
– Вот и я спрашиваю – где? Доверили вам сокровище, понадеялись на вашу честность и ответственность, а вы что? Пьяный дебош с наркотиками устроили, да еще и младенца без присмотра оставили… – укоризненным голосом проговорила Алина. Просто не женщина, а ходячая совесть.
Испуг в глазах проснувшейся превратился в отчаянье:
– С ним все в порядке?
– А как по вашему? Маленький ребенок в каменных джунглях – и с ним все в порядке? Он встал на ножки и пошел прогуляться по Набережной, чтобы не мешать любимой бабушке наслаждаться отдыхом – так по-вашему?
Женщина молчала. Алина, наслаждаясь производимым драматическим эффектом, следуя совету известного драматурга, держала паузу так долго, как могла. Наконец она встала, подошла к окну и через плечо бросила:
– Украли, Антонина Ивановна, вашего внука. Сперли, как белье с веревки. И дело с концом!
За спиной Алины раздался глухой рев и через минуту она была повалена на пол и оседлана, как гимнастическое бревно.
– Ах ты, шлюха! Спрятала ребенка и издеваться надо мной пришла! А вот тебе за это, вот! – увесистые пощечины посыпались на беспомощную от неожиданности девушку. После того, как она осознала свое бедственное положение, к ней вернулась ее способность менять ход дела по своему усмотрению.
Она промычала: «Ну, это вы зря!», и, вспомнив Сашкины уроки самообороны, скрутила нападавшей руки за спиной и оттолкнула ее ногами. Та сделала два шага и села на диван.
– Сидите, мама, и не бузите! – сказала Алина и погрозила женщине пальцем. – Я, Антонина Ивановна, здесь по делу и ничего плохого вам не хочу. Мне просто нужно узнать, где ваш внук.
Антонина Ивановна недоверчиво покосилась на нее, потирая запястья:
– Так я тебе и поверила!
– Придется поверить. Потому что проверить вы пока не можете. Но давайте оставим праздные разговоры и приступим к делу…
Переход к решительным действиям был прерван пронзительным писком. Женщина вскочила на ноги. Алина схватилась за ремень, на котором заходился пейджер.
– О, черт, как вовремя!.. Так, Антонина Ивановна, рекомендую вам не сходить с этого места до моего появления. Я вернусь ровно через пятнадцать минут и, если вас здесь не застану, то заявлю на вас в милицию, как на подозреваемую по делу о пропаже малыша…
– Да как же я…
– Как, как – кто его знает? Продали внучка в рабство за бутыль самогона – и дело с концом!..
Алина оставила недоумевающую собеседницу и быстро сбежала по лестнице.
– Идууу! – прокричала Катерина, озираясь в поисках какой-нибудь одежды. Увидела махровый халат, который у нее вызвал неясное и беспричинное удивление, натянула его и прошлепала к двери. Она решила ничему не удивляться, потому что после столького времени, проведенного в растительном состоянии, она не могла поручиться за то, что знает, какой сегодня день недели и какое время суток.
Катя открыла дверь и немедленно проснулась. На пороге, улыбаясь, стояла Саша, еще более широкая в плечах и, одновременно, поджарая.
– Здорово, Катюх! Ты, что ли уже спишь? – совершенно будничным голосам спросила Саша, протискиваясь мимо обомлевшей и уже совсем ничего не понимающей хозяйки квартиры внутрь.
– Саш, ты откуда? Ты же на работе, в рабстве у этого… как его? …Яна… – бормотала Катя, теребя кончик пояса.
– Все: «Темница рухнет и свобода…» – громко продекламировала Саша, потрясая в воздухе двумя полуторалитровыми бутылками пива.
– Ничего не понимаю, – сказала Катя и отправилась за стаканами и копченой курицей на кухню.
Саша сняла рюкзак и пнула его под вешалку, одновременно стягивая с себя джинсовку:
– А где Ксюха? – серьезно спросила она.
– Ксюха-то? Она у хахаля своего дома, у Никитоса, – отозвалась из-за двери холодильника Катя.
– Че-его? У нее дитю украли, а она по хатам с кавалерами залипает – так, что ли? – возмутилась Саша, отламывая у курицы окорочок, – Уф, как есть-то, оказывается, хочется!.. – вдруг промурлыкала она и вонзила зубы в копченый бочок.
– Да нет, она там одна – Никита поехал в Москву, мальчика выручать, – миролюбиво отвечала Катя, наливая пиво в высокие стаканы.
– В Москву? – подняла брови Саша, – а почему – в Москву?
– Потому что главный подозреваемый – Василий – ну тот, помнишь, юноша бледный, который ее еще со школы кадрил? Так вот, он в Москву срочно сорвался, а Никита за ним отправился, чтобы сына Оксане вернуть… Ну, и самому выпендриться. Такой герой-герой-герой – типа Павки Корчагина…
– А что это за оскорбленную невинность вижу я перед собой? – Александра нарочито удивленно округлила глаза, – что за обличительный тон? Что за презрительная мина? Давно ли, девочка моя, ты столь презрительно относишься к сексапильным мужикам? А?
– Поиронизируй, поиронизируй! А вот Лорка, между прочим, ему вообще сразу не доверяла – она мне сама сказала. Что у него, типа, отрицательная …бррр, как ее? …Харизма? Да! Прямо так и сказала!
– Лорка? Она вернулась, что ли, доча наша приблудная?
– Ну да, как всегда – вся в слезах и в губной помаде, в синяках и приключениях… Вон, дрыхнет в спальной.
– Лорекс!!! – заорала Саша, запрокинув голову в направлении спальной, – Хватит спать, пошли по пиву, а?
Катя пошла в спальную, чтобы разбудить Ларису и сообщить ей радостную новость. Вернулась удивленная, почесывая лоб:
– Че-то ее там нету… Ушла, наверное, а я не слышала… И вещи свои драные оставила. А в чем же она пошла? Не голиком же…
– А ты проверь, проверь гардеробчик свой – может платье от Кардена у тебя уперла и пошла денег надыбать на чек героина…
– Зло ты шутишь, Саш. У нее несчастье, а ты над ней так…
– Все несчастье ее – в ее дурной голове. Не нужно думать, что все ее художества ей никогда не припомнятся… а что, собственно, с ней-то приключилось?
– Ой, не знаю! Пришла вся побитая, а на плече – клеймо, представляешь? Как в трех мушкетерах…
– Клеймо? Ее художники что, совсем взбесились, или это ее новый каприз?
– Какие художники! Она сама-то не помнит, кто ее так изуродовал…
– Напилася я пьяна, не дойду до дивана?
– Саш, ты откуда такая резкая выскочила? Погляди, никому пощады нет от этого острого языка…
– Ой, откуда я вырвалась – тебе туда не надо. И мне теперь – тоже… А какая работала была, какая работа… – Саша размахнулась и швырнула обглоданную косточку в помойное ведро:
– Прямое попадание! – засмеялась она.
– Что творит, что творит! – заужасалась Катя.
– Извини – недолгая жизнь в мужском обществе не прошла даром, – Так что ты говоришь, Лариса не помнит, где была?
– Ну да. И вернулась вся истерзанная, платье порвано, шарфик потеряла…
– Что потеряла?
В дверь опять позвонили. На этот раз гость был более чем желанный. Борис явился с новостями:
– Да, сейчас все расскажу! Только дайте я позвоню в лабораторию, а то моя любимая девушка надает мне потом по шее…
Борис набрал номер и, закатив глаза, выслушал все, что ему напевно говорили в трубку.
– Да ты что? – присвистнул Борис.
После этого он снова вскочил, пожал всем руки и так же стремительно убежал, кинув на ходу:
– Мы, кажется, нашли сразу всех зайцев!
Катя вышла на площадку и крикнула вниз:
– Эй! Ты куда?
Ответом ей был удаляющийся грохот ног.
Катя пожала плечами и стала было закрывать дверь, как вдруг из-за ее плеча вытянулась мускулистая рука и толкнула дверь обратно.
– Не торопись. Мне тоже пора, – произнес над ее ухом Сашкин голос.
– А ты куда? – все больше недоумевала Катя.
– Мне нужно тут одно дело еще доделать. Ты не переживай, я как приеду – сразу вас всех найду. Пока, – и Александра зашагала по лестнице.
– Ты же только вернулась – и опять?..
– Не время сейчас прохлаждаться – Родина в опасности, – сострила в ответ Алекс, заворачивая за угол.
Все попытки обнаружить хоть какие-нибудь следы ее похождений совершенно ни к чему не привели. День был потрачен в пустую.
После того, как она оставила надежду найти хоть кого-то свидетеля того злосчастного вечера, Лора решила побывать на том месте, где она в последний раз проснулась. Это был пустырь, заросший сухой травой, посреди которого находился небольшой холм, на котором и пришла в сознание Лариса.
Она немного постояла на холме, восстанавливая в себе то ощущение недоумения от вида расстилающегося под ногами города. Вопреки ожиданиям, дальше этого воспоминания не пошли. Лариса разочарованно спустилась с холма и пошла по направлению к дачному поселку. Пройдя по его улицам, Лариса попыталась прислушаться к своим ощущениям – может быть, что-то подскажет ей, была ли она здесь и, если была, то за каким именно забором скрывается разгадка ее исчезновения.
Внутри Ларисы было пусто и звонко, Она приговаривала своему подсознанию:
«Ну же, ну! Ты же все знаешь, ты же все видело. Ну, подскажи мне – не бойся, это можно! Ну, пусть мне станет страшно или тревожно… Дай мне только знак!»
Подсознание молчало.
Еще немного побродив по улочкам поселка, Лариса стала ловить на себе подозрительные взгляды его жителей и решила, что ей лучше убраться по добру, по здорову, пока не начались неприятности. Ларисе пришлось вернуться в город не солоно хлебавши.
Начинало стремительно, как это бывает осенью, темнеть. Куда идти дальше, она просто не представляла. Домой не хотелось – истеричная Ада опять начнет читать свои набившие оскомину морали и изображать из себя великомученицу. Актриса провинциального театра – одно слово.
Когда она, бывало, вставала в позу, откидывала голову назад и, зажмурив глаза от упоения собой, начинала разыгрывать очередную драму своим хорошо поставленным голосом, Ларисе казалось, что по прочтении всего гневного монолога, она будет ждать от дочери оваций и криков «браво!». Все, что ей говорила мать, воспринималось, как заученные отрывки из дешевых пьес. А после того, как Ада взялась за всяческую халтуру, типа рекламы на радио («ах! Лорочке нужно хорошо кушать!»), Лариса вообще потеряла всякое ощущение маминой реальности: ее голос теперь преследовал Лору повсюду. Всякий раз, когда Лариса просыпалась после очередной бурной ночи на чужой квартире и мамин голос по радио объявлял, что «приходите, а то пожалеете», ей хотелось орать от ужаса.
Не лучше было и с папой, который читал в Университете философию и был просто законченным фанатиком-интеллектуалом. Этот никогда не давил на эмоции. Этот брал логичностью своих пространных обоснований, от которых удавиться хотелось, если их воспринимать всерьез. Но Лора их всерьез давно не принимала – с тех самых пор, когда докопалась до истоков философии. Поняв, что эта лже-наука держится только на фантазиях людей, сплошь пораженных манией величия и отрицающих друг друга, возможность знания, да и существования мира вообще, Лора забросила книги и стала настолько законченной нигилисткой, что волосы на голове ее родителей частенько вставали дыбом.
Так что свое отсутствие Лора предпочла обосновать родителям посредством телефона, оборвав разговор на критическом месте утверждением, что ей просто ничего не слышно и она позже перезвонит.
«Мама сейчас устраивает папе показ новой пьесы „Несчастная мать“, а папа шуршит своими лекциями и ноет: „Ах, боже мой, где же логика в ее поступках?“» – с унынием думала Лариса, которой в подступающей к самой земле синеве становилось все более тоскливо и одиноко.
«И сигареты, как назло, кончились», – совсем уже падая духом, констатировала про себя Лариса. Ныло побитое тело, а ожег на плече взрывался болью от каждого прикосновения грубой шерсти свитера.
Лариса чувствовала, как к ней подкрадывается очередное «сумеречное состояние». Это состояние не имело ничего общего с одноименной болезнью. Просто Лариса называла так особенной глубины тоску, которая нападала на нее в сумерках, и заставляла ее временами, тихонько плача, сидеть где-нибудь в уголке или брести по пустынным улицам. От приступов «сумеречного состояния» ее спасали только шумные компании и немножко наркотиков.
Вот и сейчас первые волны тоски подкатывали к горлу и вызывали безотчетный страх.
– Так, все, надо что-то делать! Надо куда-то идти! – прикрикнула на себя Лариса, сбрасывая с себя дремотное оцепенение. Она помотала головой и пошла по направлению к остановке.
Внезапно ей пришло в голову, что неплохо бы провести время у Оксанки, которая осталась одна в такой чужой квартире.
«Тебе поди, родная, совсем несладко», – подумала Лариса, нащупав в сумке листок с адресом Никиты. «Эк тебя черти занесли!» – удивилась она, глядя на адрес. «Как добираться на эти выселки – кто его знает!»
– И ручки – такие маленькие-маленькие… – растроганно плакала она.
Алине было жаль начинающую выживать из ума женщину, но она осмелилась прервать этот поток сознания:
– Извините, это все, конечно, чудно и занимательно, но ответьте мне только на один вопрос: с кем вы пили?
Женщина растерянно замолчала. А потом произнесла:
– А какое это имеет значение?
– Огромное! – уверила ее Алина.
– Ну, с этим, с Егором, дворником нашим… Мы друг друга давно знаем, с детства буквально… Помню, как яблоки воровали…
Она опять погрузилась в воспоминания, которые только в ее жизни и остались.
– А Вася? Приходил ли к вам Вася, одноклассник вашей Оксаны?
– Вася? Не помню никакого Васю…
– Понятно… – протянула Алина, вставая, – спасибо вам за содержательную беседу, уважаемая Антонина Ивановна! Доброго вам здоровьичка! Не пейте больше!
– А внучек-то мой как же? – простонала она.
– Найдется внучек, дорогая вы моя! Только никого не посвящайте в наш с вами разговор, идет? А то мало ли… – неопределенно повела в воздухе рукой Алина и исчезла за дверью.
Оксана привыкла к тому, что добро побеждает зло, и это – непреходящий закон жизни. Подумав об этом, она решила, что ее судьба вскоре улыбнется ей, а столь страшные испытания даны ей для того, чтобы еще больше укрепиться в вере в справедливость.
Оксана вспомнила, что бабушка учила ее во всем полагаться на волю божью и за каждое страдание благодарить его.
«Только избранных излюбленных чад своих Господь подвергает тяжким испытаниям, дабы укрепить их веру и испытать их сердце», – строго говорила старушка, потрясая узловатым пальцем в воздухе.
Вспомнив ее слова, Оксана решила, что она просто не может не отблагодарить высшее существо за принесенные ей невзгоды.
«Нужно срочно помолиться!» – решила Оксана и забегала по квартире в поисках иконы, Библии или чего-то достойного послужить символом присутствия божественной силы на земле. Ничего подобного в этом доме Оксана не нашла. Это ее мало удивило: недавняя мода на «сусальное» православие уже сошла на нет и толстые «новорусские» теперь редко заглядывали в храмы, чтобы отмолить свои неисчислимые грехи. Поэтому отсутствие христианской атрибутики в современной квартире было явлением вполне закономерным.
«А вот бабушка бы его нехристью назвала», – констатировала про себя Оксана и решила обойтись без икон. Она встала на колени носом в дальний угол и, пробормотав молитву собственного сочинения, почувствовала огромное облегчение.
После этого Оксана почувствовала острый приступ голода. Она попыталась встать с колен, но у нее сильно закружилась голова, и перемещаться в направлении кухни ей пришлось, держась за стену.
«Ну, ничего себе, проголодалась!» – удивилась про себя Оксана, постепенно понимая, что она не ела уже чуть ли не сутки.
Она долго возилась на кухне, соображая, как разогреть себе поесть в микроволновке, а когда наконец наелась, поняла, что теперь она хочет спать.
Но придя в спальную и устроившись на жестковатой перине, Оксана долго ворочалась и не могла уснуть. Что-то ее здесь тревожило, чего-то ей не хватало.
Тогда она снова поднялась с постели и босиком стала бродить по комнатам, с интересом оглядываясь.
Комнат оказалось три, и все были очень большими. В их оформлении преобладал стиль, который любой искусствовед определил бы как «эклектичный». Но Оксана в стилях не разбиралась и умных слов не знала, поэтому для себя она определила дизайнерский произвол квартиры, как «с миру по вазе – мужику квартира».
При всей видимой функциональности мебели, она носила еще и характер чисто эстетический – не мешала наслаждаться многочисленными произведениями искусства, которыми были буквально перегружены все комнаты.
На стенах, как и в спальной висели африканские маски, какие-то перьевые панно, какие-то пергаментные свитки с иероглифами и мелкими рисунками. С потолка свешивались китайские фонарики, страшные птицы с кожистыми крыльями. Всяческой посуды – ваз, расписных горшочков, плетеных тарелок – было столько, что вполне можно было открывать магазин «Лавка для любителей захламлять свою кухню ненужной посудой». Название было длинноватым, зато было абсолютно подходящим. Значение всех этих вещей оставалось для Оксаны абсолютной загадкой. Единственная мысль, которую они у нее вызывали, была мысль о том, кто со всего этого пыль вытирает. «Неужели сам?» – восхитилась Ксюша.
Женское любопытство заставило Оксану даже попытаться полазить в многочисленных ящиках столов и шкафов, но практически все они были заперты.
Чтобы наконец нагнать на себя сон, Оксана решила что-нибудь почитать. Для этой цели она направилась в комнату, у одной из стен которой стоял внушительный книжный шкаф. К своему разочарованию, Оксана не нашла здесь ярких обложек легкого чтива, к которому она привыкла. Хозяин квартиры, по всей видимости, не читал даже фантастики и детективов. Зато в большом количестве наличествовали книги на иностранных языках и совершенно старинные издания, страницы которых были желты, как листья за окном.
«Антиквариат», – с уважением подумала Оксана и занялась разглядыванием картинок в одной из книг. Картинки были немного непонятные и совершено не отвечали идеалом реализма, который Оксана только и считала настоящим искусством. Изображения часто бывали совершенно условны и сопровождались неровными пояснительными надписями. То, что на картинках было изображено что-то совершено гадкое, это было понятно и ежу. Людей здесь жгли, резали на части, извлекали им внутренности и всячески мучали. При этом у них были неестественно вытаращены глаза и искажены лица.
«Фу, гадость какая!» – решила Оксана и поставила книжку на полку.
Больше делать было нечего, и Оксана, вспомнив о многочисленных плоских коробочках с кнопками, решила посмотреть хотя бы телевизор. Это ей вскоре удалось, и она погрузилась в мир плаксивых обитателей бесконечных двухмерных миров телесериалов.
* * *
Возвращаясь во двор, жители которого пережили в последние дни что-то уж очень много приключений, Лобов заметил ненормальное оживление у соседнего с интересующем его подъезда. Он стал следить за происходящим с рассеянным интересом, и вдруг понял, что происходит простая будничная работы оперативной группы, которая, огородив территорию, с озабоченным видом шныряла от подъезда к машине и обратно.Среди всей этой суеты Лобов заметил уже знакомую ему тетю Свету, а рядом с ней – неторопливую фигуру следователя Петрова. Ни секунды не колеблясь, Борис повернул в их сторону.
Петров заметил бодро шагающего Лобова и повернулся в его сторону всем корпусом, устремив хмурый взгляд куда-то поверх его головы. Лобов хотел приветственно заулыбаться, но почему-то решил, что это нарушит всю атмосферу данного момента.
– Что привело вас в наш тихий и спокойный дворик? – нарочито беззаботно спросил он.
Следователь кивнул на подъезд, в который в очередной раз зашел кто-то из группы и сказал:
– Вот, снимаем отпечатки пальцев. Ищем улики.
– …точим ножи-ножницы… – неуместно сострил Борис.
Петров посмотрел на него с укоризной:
– Тебе бы все паясничать, шут гороховый. А мы тут убийцу рассекретили, кажись.
– Да ну? В этом образцово-показательном доме еще и убийцы обитают? Серийные, маньяки – или как? У них тут что, гнездовье? – продолжал ерничать Борис.
– Ничего подобного. Простой российский дворник. А вот поди ж ты – укокошил бизнесмена, как последний камикадзе – и дело с концом.
– Это того самого, который в машине погорел? – посерьезнел Борис внезапно.
– Ага. Того самого.
– Зачем ему это было? Чистая классовая ненависть? – Борис стал разглядывать носки своих ботинков.
– Понятия не имею. Главное, что это преступление – чуть ли не рядовое на последний момент. У нас все пожилое и малоимущее население города занялось бандитизмом. Просто старики-разбойники, честное слово! Причем практически все после этого либо умерли, либо совсем в уме повредились. Не знаю, просто партизанский отряд по уничтожению имущего класса имени Николая Гастелло на пенсии…
– Значит так, да? А мотивы?
– В том-то и загвоздка, что нет мотивов. Или же мы по своей серости их просто не видим. Да еще эти бизнесмены ничего говорить о своих делах не хотят. Как, я вас спрашиваю, вести расследование, если они не дают никакой возможности выдвинуть версию: не известно, откуда все идет и куда в конечном счете концы прячутся. «Коммерческая тайна!» – вот и весь их сказ, – проворчал следователь.
– Спасибо за информацию, Семеныч. Прости, я побегу – у меня в этом дворике свои дела…
Петров кивнул и отвернулся.
Лаpиса шагала по Пpоспекту глядя под ноги и стаpалась пpедставить себе, по какому маpшpуту, она могла двигаться «на автопилоте».
Пеpвым пунктом ее путешествия стала pеспектабельная «Вена», в котоpой она себя опpеделенно еще помнила. Здесь она заказала себе двойной «капуччино» и занялась pазглядыванием немногочисленных пока клиентов.
Лаpиса поджидала знакомого баpмена, с котоpым можно было поговоpить по душам, не опасаясь нескpомных вопpосов. Альбеpта все не было. Лаpиса подозвала официантку, котоpая ее сpазу не узнала:
– Ах, Лоpочка! А я думаю, кто это у нас сидит такая…
«Стpемная», – закончила пpо себя ее мысль Лоpа, а вслух сказала:
– И я тебя pада видеть, доpогая. Скажи мне, pадость, а где Альбеpтик сегодня?
– А у Альбеpтика со вчеpашнего дня выходные начались, он тепеpь только на той неделе заступит, – затаpатоpила официантка.
«Еще лучше!» – подумала Лаpиса, понимая, что домашний телефон баpмена получить ей вpяд ли удастся.
– Хоpошо. А скажи, Маpина, весь пеpсонал поменялся со сpеды?
– Да, весь.
– И ты не pаботала в сpеду?
– Нет, не pаботала.
– Отлично, отлично, – все больше мpачнела Лоpа, – а в твою смену Дюша толстый не заглядывал?
– Да нет, вpоде, не было его. Девчонки говоpили, сезон откpылся, они с бpатвой на охоту поехала и Казахстан и когда будут – не известно.
Маpина явно помнила все те щедpые чаевые, котоpые бесшабашная pука пьяной Ларисы не раз совала ей за передник – она выдавала нужную информацию, не напрягаясь по поводу возможных неприятностей с директором. Только вот этой информации Ларисе было не ахти как хорошо.
– Новое дело – свидетели расползаются, как тараканы, – пробормотала Лариса себе под нос, расплатилась и вышла из кафе, по дороге соображая, что же делать дальше.
* * *
Алина, не выдержав отравленной атмосферы злосчастной квартиры, вышла во двор немного подышать свежим воздухом и посмотреть на солнце, что багровело над горизонтом. Поднявшись еще раз в квартиру Оксаниной мамы, Алина застала ее сидящей на кровати и держащейся обеими руками за голову.– С добрым утром, госпожа хорошая! – голосом ведущей утреннее радио-шоу поприветствовала ее Алина.
Антонина Ивановна с трудом подняла на вошедшую свои мутные глаза и невнятно что-то промычала.
– Что вы говорите? А, утро добрым не бывает! Согласна, целиком и полностью поддерживаю и готова расписаться под каждым вашим словом! Предлагаю вам пройти в ванную и совершить свой утренний туалет, после чего мы продолжим с вами общение… к общей пользе.
Женщина еще раз посмотрела на беспокойную посетительницу, которая явно не собиралась оставлять ее в покое.
– Те че надо-то? – наконец смогла произнести она.
– Да ничего, ровным счетом – ничего. Пришла вот узнать, где внук ваш, Андрюшенька, – сказал Алина и взгромоздилась на табурет прямо напротив кровати.
В заспанных глазах Антонины Ивановны начала появляться осмысленность и вместе с ней – тревога.
– Внук? Где мой внук?
– Вот и я спрашиваю – где? Доверили вам сокровище, понадеялись на вашу честность и ответственность, а вы что? Пьяный дебош с наркотиками устроили, да еще и младенца без присмотра оставили… – укоризненным голосом проговорила Алина. Просто не женщина, а ходячая совесть.
Испуг в глазах проснувшейся превратился в отчаянье:
– С ним все в порядке?
– А как по вашему? Маленький ребенок в каменных джунглях – и с ним все в порядке? Он встал на ножки и пошел прогуляться по Набережной, чтобы не мешать любимой бабушке наслаждаться отдыхом – так по-вашему?
Женщина молчала. Алина, наслаждаясь производимым драматическим эффектом, следуя совету известного драматурга, держала паузу так долго, как могла. Наконец она встала, подошла к окну и через плечо бросила:
– Украли, Антонина Ивановна, вашего внука. Сперли, как белье с веревки. И дело с концом!
За спиной Алины раздался глухой рев и через минуту она была повалена на пол и оседлана, как гимнастическое бревно.
– Ах ты, шлюха! Спрятала ребенка и издеваться надо мной пришла! А вот тебе за это, вот! – увесистые пощечины посыпались на беспомощную от неожиданности девушку. После того, как она осознала свое бедственное положение, к ней вернулась ее способность менять ход дела по своему усмотрению.
Она промычала: «Ну, это вы зря!», и, вспомнив Сашкины уроки самообороны, скрутила нападавшей руки за спиной и оттолкнула ее ногами. Та сделала два шага и села на диван.
– Сидите, мама, и не бузите! – сказала Алина и погрозила женщине пальцем. – Я, Антонина Ивановна, здесь по делу и ничего плохого вам не хочу. Мне просто нужно узнать, где ваш внук.
Антонина Ивановна недоверчиво покосилась на нее, потирая запястья:
– Так я тебе и поверила!
– Придется поверить. Потому что проверить вы пока не можете. Но давайте оставим праздные разговоры и приступим к делу…
Переход к решительным действиям был прерван пронзительным писком. Женщина вскочила на ноги. Алина схватилась за ремень, на котором заходился пейджер.
– О, черт, как вовремя!.. Так, Антонина Ивановна, рекомендую вам не сходить с этого места до моего появления. Я вернусь ровно через пятнадцать минут и, если вас здесь не застану, то заявлю на вас в милицию, как на подозреваемую по делу о пропаже малыша…
– Да как же я…
– Как, как – кто его знает? Продали внучка в рабство за бутыль самогона – и дело с концом!..
Алина оставила недоумевающую собеседницу и быстро сбежала по лестнице.
* * *
Катя в который раз проснулась от звонка. Кое-как поднявшись, она пошла к телефону. Позвонил не телефон – звонили в дверь, настойчиво и долго.– Идууу! – прокричала Катерина, озираясь в поисках какой-нибудь одежды. Увидела махровый халат, который у нее вызвал неясное и беспричинное удивление, натянула его и прошлепала к двери. Она решила ничему не удивляться, потому что после столького времени, проведенного в растительном состоянии, она не могла поручиться за то, что знает, какой сегодня день недели и какое время суток.
Катя открыла дверь и немедленно проснулась. На пороге, улыбаясь, стояла Саша, еще более широкая в плечах и, одновременно, поджарая.
– Здорово, Катюх! Ты, что ли уже спишь? – совершенно будничным голосам спросила Саша, протискиваясь мимо обомлевшей и уже совсем ничего не понимающей хозяйки квартиры внутрь.
– Саш, ты откуда? Ты же на работе, в рабстве у этого… как его? …Яна… – бормотала Катя, теребя кончик пояса.
– Все: «Темница рухнет и свобода…» – громко продекламировала Саша, потрясая в воздухе двумя полуторалитровыми бутылками пива.
– Ничего не понимаю, – сказала Катя и отправилась за стаканами и копченой курицей на кухню.
Саша сняла рюкзак и пнула его под вешалку, одновременно стягивая с себя джинсовку:
– А где Ксюха? – серьезно спросила она.
– Ксюха-то? Она у хахаля своего дома, у Никитоса, – отозвалась из-за двери холодильника Катя.
– Че-его? У нее дитю украли, а она по хатам с кавалерами залипает – так, что ли? – возмутилась Саша, отламывая у курицы окорочок, – Уф, как есть-то, оказывается, хочется!.. – вдруг промурлыкала она и вонзила зубы в копченый бочок.
– Да нет, она там одна – Никита поехал в Москву, мальчика выручать, – миролюбиво отвечала Катя, наливая пиво в высокие стаканы.
– В Москву? – подняла брови Саша, – а почему – в Москву?
– Потому что главный подозреваемый – Василий – ну тот, помнишь, юноша бледный, который ее еще со школы кадрил? Так вот, он в Москву срочно сорвался, а Никита за ним отправился, чтобы сына Оксане вернуть… Ну, и самому выпендриться. Такой герой-герой-герой – типа Павки Корчагина…
– А что это за оскорбленную невинность вижу я перед собой? – Александра нарочито удивленно округлила глаза, – что за обличительный тон? Что за презрительная мина? Давно ли, девочка моя, ты столь презрительно относишься к сексапильным мужикам? А?
– Поиронизируй, поиронизируй! А вот Лорка, между прочим, ему вообще сразу не доверяла – она мне сама сказала. Что у него, типа, отрицательная …бррр, как ее? …Харизма? Да! Прямо так и сказала!
– Лорка? Она вернулась, что ли, доча наша приблудная?
– Ну да, как всегда – вся в слезах и в губной помаде, в синяках и приключениях… Вон, дрыхнет в спальной.
– Лорекс!!! – заорала Саша, запрокинув голову в направлении спальной, – Хватит спать, пошли по пиву, а?
Катя пошла в спальную, чтобы разбудить Ларису и сообщить ей радостную новость. Вернулась удивленная, почесывая лоб:
– Че-то ее там нету… Ушла, наверное, а я не слышала… И вещи свои драные оставила. А в чем же она пошла? Не голиком же…
– А ты проверь, проверь гардеробчик свой – может платье от Кардена у тебя уперла и пошла денег надыбать на чек героина…
– Зло ты шутишь, Саш. У нее несчастье, а ты над ней так…
– Все несчастье ее – в ее дурной голове. Не нужно думать, что все ее художества ей никогда не припомнятся… а что, собственно, с ней-то приключилось?
– Ой, не знаю! Пришла вся побитая, а на плече – клеймо, представляешь? Как в трех мушкетерах…
– Клеймо? Ее художники что, совсем взбесились, или это ее новый каприз?
– Какие художники! Она сама-то не помнит, кто ее так изуродовал…
– Напилася я пьяна, не дойду до дивана?
– Саш, ты откуда такая резкая выскочила? Погляди, никому пощады нет от этого острого языка…
– Ой, откуда я вырвалась – тебе туда не надо. И мне теперь – тоже… А какая работала была, какая работа… – Саша размахнулась и швырнула обглоданную косточку в помойное ведро:
– Прямое попадание! – засмеялась она.
– Что творит, что творит! – заужасалась Катя.
– Извини – недолгая жизнь в мужском обществе не прошла даром, – Так что ты говоришь, Лариса не помнит, где была?
– Ну да. И вернулась вся истерзанная, платье порвано, шарфик потеряла…
– Что потеряла?
В дверь опять позвонили. На этот раз гость был более чем желанный. Борис явился с новостями:
– Да, сейчас все расскажу! Только дайте я позвоню в лабораторию, а то моя любимая девушка надает мне потом по шее…
Борис набрал номер и, закатив глаза, выслушал все, что ему напевно говорили в трубку.
– Да ты что? – присвистнул Борис.
После этого он снова вскочил, пожал всем руки и так же стремительно убежал, кинув на ходу:
– Мы, кажется, нашли сразу всех зайцев!
Катя вышла на площадку и крикнула вниз:
– Эй! Ты куда?
Ответом ей был удаляющийся грохот ног.
Катя пожала плечами и стала было закрывать дверь, как вдруг из-за ее плеча вытянулась мускулистая рука и толкнула дверь обратно.
– Не торопись. Мне тоже пора, – произнес над ее ухом Сашкин голос.
– А ты куда? – все больше недоумевала Катя.
– Мне нужно тут одно дело еще доделать. Ты не переживай, я как приеду – сразу вас всех найду. Пока, – и Александра зашагала по лестнице.
– Ты же только вернулась – и опять?..
– Не время сейчас прохлаждаться – Родина в опасности, – сострила в ответ Алекс, заворачивая за угол.
* * *
Лариса стояла на Набережной, чистила апельсин и бросала оранжевую кожуру в воду. Та сперва тонула, потом снова всплывала и, кружась и танцуя, уплывала вниз по течению. Лариса провожала ее скучающим взглядом.Все попытки обнаружить хоть какие-нибудь следы ее похождений совершенно ни к чему не привели. День был потрачен в пустую.
После того, как она оставила надежду найти хоть кого-то свидетеля того злосчастного вечера, Лора решила побывать на том месте, где она в последний раз проснулась. Это был пустырь, заросший сухой травой, посреди которого находился небольшой холм, на котором и пришла в сознание Лариса.
Она немного постояла на холме, восстанавливая в себе то ощущение недоумения от вида расстилающегося под ногами города. Вопреки ожиданиям, дальше этого воспоминания не пошли. Лариса разочарованно спустилась с холма и пошла по направлению к дачному поселку. Пройдя по его улицам, Лариса попыталась прислушаться к своим ощущениям – может быть, что-то подскажет ей, была ли она здесь и, если была, то за каким именно забором скрывается разгадка ее исчезновения.
Внутри Ларисы было пусто и звонко, Она приговаривала своему подсознанию:
«Ну же, ну! Ты же все знаешь, ты же все видело. Ну, подскажи мне – не бойся, это можно! Ну, пусть мне станет страшно или тревожно… Дай мне только знак!»
Подсознание молчало.
Еще немного побродив по улочкам поселка, Лариса стала ловить на себе подозрительные взгляды его жителей и решила, что ей лучше убраться по добру, по здорову, пока не начались неприятности. Ларисе пришлось вернуться в город не солоно хлебавши.
Начинало стремительно, как это бывает осенью, темнеть. Куда идти дальше, она просто не представляла. Домой не хотелось – истеричная Ада опять начнет читать свои набившие оскомину морали и изображать из себя великомученицу. Актриса провинциального театра – одно слово.
Когда она, бывало, вставала в позу, откидывала голову назад и, зажмурив глаза от упоения собой, начинала разыгрывать очередную драму своим хорошо поставленным голосом, Ларисе казалось, что по прочтении всего гневного монолога, она будет ждать от дочери оваций и криков «браво!». Все, что ей говорила мать, воспринималось, как заученные отрывки из дешевых пьес. А после того, как Ада взялась за всяческую халтуру, типа рекламы на радио («ах! Лорочке нужно хорошо кушать!»), Лариса вообще потеряла всякое ощущение маминой реальности: ее голос теперь преследовал Лору повсюду. Всякий раз, когда Лариса просыпалась после очередной бурной ночи на чужой квартире и мамин голос по радио объявлял, что «приходите, а то пожалеете», ей хотелось орать от ужаса.
Не лучше было и с папой, который читал в Университете философию и был просто законченным фанатиком-интеллектуалом. Этот никогда не давил на эмоции. Этот брал логичностью своих пространных обоснований, от которых удавиться хотелось, если их воспринимать всерьез. Но Лора их всерьез давно не принимала – с тех самых пор, когда докопалась до истоков философии. Поняв, что эта лже-наука держится только на фантазиях людей, сплошь пораженных манией величия и отрицающих друг друга, возможность знания, да и существования мира вообще, Лора забросила книги и стала настолько законченной нигилисткой, что волосы на голове ее родителей частенько вставали дыбом.
Так что свое отсутствие Лора предпочла обосновать родителям посредством телефона, оборвав разговор на критическом месте утверждением, что ей просто ничего не слышно и она позже перезвонит.
«Мама сейчас устраивает папе показ новой пьесы „Несчастная мать“, а папа шуршит своими лекциями и ноет: „Ах, боже мой, где же логика в ее поступках?“» – с унынием думала Лариса, которой в подступающей к самой земле синеве становилось все более тоскливо и одиноко.
«И сигареты, как назло, кончились», – совсем уже падая духом, констатировала про себя Лариса. Ныло побитое тело, а ожег на плече взрывался болью от каждого прикосновения грубой шерсти свитера.
Лариса чувствовала, как к ней подкрадывается очередное «сумеречное состояние». Это состояние не имело ничего общего с одноименной болезнью. Просто Лариса называла так особенной глубины тоску, которая нападала на нее в сумерках, и заставляла ее временами, тихонько плача, сидеть где-нибудь в уголке или брести по пустынным улицам. От приступов «сумеречного состояния» ее спасали только шумные компании и немножко наркотиков.
Вот и сейчас первые волны тоски подкатывали к горлу и вызывали безотчетный страх.
– Так, все, надо что-то делать! Надо куда-то идти! – прикрикнула на себя Лариса, сбрасывая с себя дремотное оцепенение. Она помотала головой и пошла по направлению к остановке.
Внезапно ей пришло в голову, что неплохо бы провести время у Оксанки, которая осталась одна в такой чужой квартире.
«Тебе поди, родная, совсем несладко», – подумала Лариса, нащупав в сумке листок с адресом Никиты. «Эк тебя черти занесли!» – удивилась она, глядя на адрес. «Как добираться на эти выселки – кто его знает!»
* * *
Алина сидела напротив Антонины Ивановны и внимательно слушала ее сбивчивый рассказ. Он начался откуда-то издалека, с каких-то малоинтересных событий ее девичества и застрял сейчас на радостном событии рождения Оксаны:– И ручки – такие маленькие-маленькие… – растроганно плакала она.
Алине было жаль начинающую выживать из ума женщину, но она осмелилась прервать этот поток сознания:
– Извините, это все, конечно, чудно и занимательно, но ответьте мне только на один вопрос: с кем вы пили?
Женщина растерянно замолчала. А потом произнесла:
– А какое это имеет значение?
– Огромное! – уверила ее Алина.
– Ну, с этим, с Егором, дворником нашим… Мы друг друга давно знаем, с детства буквально… Помню, как яблоки воровали…
Она опять погрузилась в воспоминания, которые только в ее жизни и остались.
– А Вася? Приходил ли к вам Вася, одноклассник вашей Оксаны?
– Вася? Не помню никакого Васю…
– Понятно… – протянула Алина, вставая, – спасибо вам за содержательную беседу, уважаемая Антонина Ивановна! Доброго вам здоровьичка! Не пейте больше!
– А внучек-то мой как же? – простонала она.
– Найдется внучек, дорогая вы моя! Только никого не посвящайте в наш с вами разговор, идет? А то мало ли… – неопределенно повела в воздухе рукой Алина и исчезла за дверью.