Толпа снова скандировала, барабаны снова били. Негры медленно стали связывать наши ноги попарно с ногами соседки. Это было больно и неудобно, но кому было предъявлять претензии?
Постепенно стало понятно, к чему все идет. Глядя на огромную фигуру стоящего передо мной негра, я стала мелко дрожать, но мне самой не было ясно – от страха или от возбуждения. Наконец музыка стихла и умолкли все присутствующие.
Только жрец сказал медленно и грозно несколько значительных фраз. После этого четыре черные глотки страшно заорали. Негры воздели руки и головы вверх, оглашая все пространство помещения своими зычными голосами.
После этого негр, который стоял передо мной, одним движением руки сорвал набедренную повязку и то, что я увидела произвело не меня не меньшее впечатление, чем все, что происходило до того. От мысли, что в меня войдет ВОТ ЭТО, стало как-то страшно и радостно.
Негр приблизился ко мне и, помогая себе руками, овладел мной. Это продолжалось недолго, но пережитые ощущения не сравнятся своей силе ни с чем. Вряд ли когда-нибудь я испытаю с каким-нибудь мужчиной на земле что-то подобное. Трудно сказать, в чем там было дело – в необычности обстановки, в возбуждающем действии зрелища предшествующей оргии или же в том, что мое сознание было изменено при помощи какого-то вещества. В конце концов, это не так уж и важно: я пережила достаточно яркое впечатление, а что тому виной – меня мало волнует.
С девушками, которые лежали рядом, насколько я могла судить происходило тоже самое. Послушные вновь раздававшимся ударам, гибкие черные тела одновременно двигались, заставляя свои жертвы вздрагивать и стонать. Ощущение острого удовольствия начало подниматься откуда-то изнутри и заставлять мой таз двигаться навстречу мощным толчкам, которые достигали глубин моего тела. Вскоре я почувствовала, что теряю сознание от оргазма и вряд ли могу этому воспрепятствовать. Когда это случилось, я почувствовала, что негр тоже изогнулся и тут же отстранился от меня.
Толпа страшно закричала. Негры освободили наши ноги от пут и сразу же удалились. Что должно случится дальше – было не ясно. Жрец произнес еще что-то и после этого кто-то поднял меня и поставил на колени. Мою левую руку держали на весу. Я уже немного пришла в себя и увидела, что жрец стоит перед огнем и держит в пламени свой жезл. Рядом со мной стояли на коленях женщины, которых я, наконец, увидела. Их лица были закрыты масками. Но я видела, что все они, как и я рыжеволосые.
После того, как отзвуки пережитого удовольствия медленно сошли на нет, я заметила приближающуюся фигуру этого странного человека. В его руках был жезл, набалдашник которого был раскален и светился в темноте. Я с интересом следила за его действиями, постепенно снова обретая способность относится ко всему происходящему, как ко сну.
Жрец, или шаман подошел к одной и девушек и прижал одну из граней жезла к ее голому плечу. Девушка вскрикнула и упала на пол. Я поняла, что сейчас настанет моя очередь. Хотелось вскочить на ноги и убежать из этого страшного места подальше. Но тело меня по-прежнему не слушалось.
Мгновение спустя я увидела, как огромная фигура заслонила поле моего зрения. Странный голос прошептал над самой моей головой: «Получай, шлюха!», и нестерпимая боль пронзила мое тело от плеча до самых пяток. Я закричала и проснулась.
Лариса прервала рассказ и повернула свое залитое слезами лицо к Оксане. Та сидела напротив, прижав руки к груди и с мукой глядя на Ларису.
– Знаешь, чей голос я слышала во сне? – обратилась рассказчица к ней, – Никиты.
Оксана вздохнула и сказала:
– Знаешь, твой сон очень странный и говорит, скорее всего, о твоем больном сознании. Ты перенесла очередное потрясение и поэтому тебе снятся всякие колдуны и оргии. А то, что в моем сне ты видела моего пропавшего сына – это просто самая яркая новость за последние несколько дней. Никита… Что он делал в твоем сне? Не знаю. Вы просто все по нему с ума сходите и вам покоя не дает, что рядом со мной такой замечательный человек… Я вас не виню – я сама себе в тайне завидую…
Лариса поднялась с подушек:
– Вот дуреха! О чем ты говоришь? Какая зависть? Тебе поскорее ноги нужно уносить от этого монстра – он же тебя сожрет!
Оксана покачала головой:
– Нет, он хороший, ты на него не смей…
– И вообще – почему он такой услужливый? Кто он вообще такой? А может и сон мой – вещий, и сын твой – у него?
– Лариса, прекрати, – вдруг завелась тихая Оксана.
Ее большие глаза стали еще больше и засверкали от злости:
– Ты мне это брось – ты мое счастье не погубишь! Вы сговорились все просто, вы мне зла желаете… – кричала Оксана, бегая по комнате.
– Ксюш, ну что ты, ну успокойся, все будет хорошо… Бог с ним, с этим сном! Тебе сына нужно выручать, а как – это уже дело десятое… – Лариса обняла подругу и стала ее утешать, как маленького ребенка.
Оксана еще немного повсхлипывала и утихла. Потом снова отстранила от себя Ларису и вышла из комнаты. Лора не стала за ней следовать и занялась изучением рисунков на стенах. Вид страшных африканских масок вдруг вызвал у нее спазм в горле. Лора поспешила выйти из комнаты.
Оксана сидела на полу и разговаривала с кем-то по телефону.
– Нет, Ксюха, ты молодец, что позвонила! А то что бы вы тут вдвоем в состоянии умопомрачения бы делали? Съехали бы коллективно с ума в этом чертовом доме, – тараторила Алинка, переворачивая котлеты, – Да еще полный дом каких-то чучел и крепких спиртных напитков – тут же страшно вообще находиться!
– Алинка, в тебе энергии на две электростанции! – медленно проговорила Катя, – Вот егоза: с работы пришла, поспать не дали, да еще и к плите первым делом побежала!
– Ну, не питаться же вам теперь этими гадкими полуфабрикатами? А работа – ну что мне работа? Не мешки же я таскаю, – смотрела на них веселыми глазами Алина.
– К тому же, вы все, бедненькие, уже натерпелись, а я – что мне? – продолжала она.
– А я вот, вроде и моложе тебя, а чувствую себя старым разбитым корытом, – пожаловалась Катя.
– А ты курить бросай и поменьше этих своих пилюлек пей, – строго заметила Алина.
– А-а! – махнула рукой Катя, – я вообще теперь слабо представляю, как жить дальше…
– Да ты не расстраивайся! Еще легко обошлось. Могли ведь не генерального директора фирмы посадить, а Родика твоего любимого, как управляющего. А так все закончилось ликвидацией фирмы с конфискацией имущества. Заметь – не вашего, а фирмы же!
– Ты мне, Алин, тот анекдот про пессимиста с оптимистом напоминаешь, когда пессимист думает, что хуже уже не будет, а оптимист ему в ответ: «Будет-будет!», – отозвалась Катя.
– Кать, и что вы теперь делать собираетесь? Как вообще жить? Ты ж не работаешь, а Родик теперь пока дела поправит, вы с голоду сможете умереть… Может, тебе помочь чем? – сочувственно подала голос из своего угла Оксана.
Катя перевела удивленный взгляд на нее:
– Помочь? Вот дуреха, ну чем же ты поможешь? И не переживай: по-настоящему богатый человек обеднеть так внезапно не может. У Родьки знаешь какие заграничные счета? Их хватит на то, чтобы купить новое дело, и не одно. Ну, по первому времени туговато придется: икорки там поменьше кушать… но потом все пойдет по-прежнему, поверь мне!
– А куда девчонки ускакали по ночи? – спохватилась Алина.
– У них серьезный разговор. Саша ей обещала голову немного на место поставить. А, звонят! Они, наверное… – Катя пошла открывать дверь.
Вошедшие девушки являли собой полную противоположность: Саша была тиха и задумчива, а Лариса, напротив, блестела глазами и была радостно возбуждена.
– Вы чего? – спросила Алина, – нагулялись?
– Да уж… – протянула Саша.
– А вы знаете, Сашка мой шарф нашла! – радостно завопила Лариса, – И знаете где? У того пана, на которого она так удачно проработала полмесяца! Вот он!
Лариса достала из кармана шелковый шарфик.
– И что это означает? – спросила Алина, пропустившая многое из того, что произошло с ее подругами.
– А то! – продолжала Лариса, все больше возбуждаясь, – теперь известно, где я провела эту чудную ночку, после которой следы на моем теле останутся на всю жизнь! К тому же, это означает, что все события сна – только события сна и ничего общего с реальностью не имеют!
– Я так рада! Я так счастлива, что все выяснилось! – оживилась вдруг до того похожая на тень Оксана. Она не могла сдержать своей радости и кинулась обнимать Ларису, будто та принесла ей добрую весть о ее сыне.
– Так, стоп! – вдруг сказала Катя, – И чему вы все радуетесь? С Ларисой теперь все более или менее ясно. Но что с ребенком делать – кто знает?
– Как что – за ним Никита поехал… – растерянно пробормотала Оксана, испытывая неловкость от того, что она позволила себе выплеснуть столько радости по поводу рассеявшихся сомнений в честности своего друга. Она опять сникла, войдя в роль страдающей матери.
Катя строго смотрела на подруг:
– Поехал-поехал! – передразнила она Оксану, – пора бы ему уже и позвонить…
– Ну, как ты можешь! Он только-только прилетел, только устроился и еще вряд люди что-нибудь знает о том, где находится мой Андрейка! Вот завтра с самого утра и позвонит! – разгорячилась Оксана.
– Надеюсь, – проворчала Катя, скепсис которой в последнее время вырос до невероятных размеров.
– Девочки, давайте поедим и все ляжем спать, – примиряюще сказала Алина, подавая на стол тарелки, – Утро вечера мудренее, а мне вообще завтра с утра опять на работу – новую группу набрали, нужно будет их тестировать.
Алина тихонько вздохнула. Она была очень расстроена тем, что ее неумеренное трудолюбие не позволяет ей внести активный вклад в общее дело спасения своих подруг от злодеяний, которые так внезапно свалились на их бедные головы. Но она не могла бросить работу: открылся новый сезон, желающих изучить английский было все больше и больше, а нанимать нового преподавателя ее начальство не хотело – жадность не позволяла. Вот и заперли Алину на этой работе, как в замке из слоновой кости, не давая ей времени даже на то, чтобы задуматься о смысле происходящего. Алина ловила себя на мысли, что она уже думает по-английски. «Пора эмигрировать», – шутила по этому поводу она.
Заправляя салат майонезом, она думала о том, что хотя бы этим будет полезна своим подругам. К тому же, она не была так измотана и ее примиряющие реплики так же помогали подругам не увлечься взаимными обвинениями, которые ни к чему хорошему привести не могли.
– План действий такой, – объявила Саша, которая до смерти любила составлять всяческие планы, – сейчас едим, ложимся спать. Завтра в восемь подъем. Алина отправляется на работу. Оксана садится рядом с телефоном и дожидается звонка из Москвы. Лариса с Катей могут продолжать спать, но лучше им подняться и присоединиться к всеобщему веселью и поддержать остальных хотя бы морально. А я отлучусь по важным и неотложным делам.
Все были ошеломлены таким напором, но к плану нельзя было придраться. Саша взяла ложку и погрузила ее в гущу салата:
– А теперь – главное!
Все сразу же оживились и с удовольствием приступили к ужину.
Водкин носился радостный: ликвидация нескольких подразделений секты в столь короткие сроки привлекло к нему внимание начальства, которое теперь не упускало случая похвалить его на планерках, отчего все остальные, действительно дельные люди недовольно хмурились и думали, что в этом городе никого не волнует судьба ограбленных старушек и изнасилованных девушек, не говоря уже об убийствах.
Сегодня у него был действительно важный день. Один из руководителей сектантов вдруг внезапно попросил разрешения поговорить со следователем. По его утверждению, информация, которой он владел, была настолько ценной, что она должна была пролить свет на многие события в жизни города, о которых теперь так много говорят, но так мало знают.
Водкин ожидал от зтого разговора настолько многого, что готов был просто сразу же пригласить прессу и телевидение. Петров скептично советовал ему не торопиться праздновать победу над организованной преступностью:
– Скорее всего, это просто дешевые понты. Он тебе наплетет с тридцать три короба, и ты отправишься по ложному следу. Ибо что для спрута главное? Подальше спрятать голову, а уж силы на то, чтобы спасти свои щупальца, он сам найдет, – назидательно говорил Петров, наблюдая за тем, как Водкин бегает по кабинету и потирает руки.
– Семеныч, да с чего ты взял, что эти наркоманы каким-то образом относятся к организованной преступности? Просто толпа каких-то фанатиков, которые могут что-то знать в силу своей вездесущности, – возражал Водкин, напуская на себя нарочитую небрежность и деланное равнодушие.
Судя по всему, ему самому казалось, что этот религиозный парень – важная персона, и с его подачи можно будет двигаться вверх по преступной иерархии, обеспечивая себя славой на долгие годы.
– Во-первых, наркоманами они себя не считают, да и по неофициальным меркам ими не являются. Они занимаются пропагандой и распространением наркотических веществ, а значит – имеют связь с наркомафией. Во-вторых, они слишком организованно и координированно действуют, что обличает наличие единого центра. Все те подразделения, которые мы ликвидировали, были совершенно однотипными и равноправными – если исключить небольшую разницу в религиозных направлениях. Эта разница при равенстве прочих показателей и указывают как раз на то, что она не несет основополагающего значения, а вот однотипность организации как раз выдает централизованную систему – и с этим не поспоришь.
– Этим он и важен! – упрямо сделал свой вывод Водкин и кинул карандаш на стол.
– А что это ему после стольких долгих дней захотелось поговорить? – поинтересовался Петров, – положительно повлияло условие камерного проживания или зрелище зарешеченного неба?
– Не знаю, – отозвался Водкин поворачиваясь к окну, – Сперва держался как стойкий оловянный солдатик и на все вопросы отвечал, что его вера не позволяет раскрывать замысел божий непосвященным. А вчера его посетила какая-то девчушка – сказала, что сестра. Они побеседовали с глазу на глаз, часом позже он запросился к нам. Может, он от ее посещения расчувствовался, а может сказала она ему чего.
– Может и сказала, – задумчиво проговорил Петров.
Минут через пятнадцать в кабинет вошел дежурный и сообщил, что арестованный Суворов на допрос доставлен. Следователи переглянулись.
– Введите, – махнул рукой Водкин.
Дежурный скрылся и через минуту на пороге появился высокий молодой человек со странной прической на голове, смуглой кожей и пронзительно голубыми глазами. Он светло улыбнулся и спросил:
– Можно? – как будто он вошел в кабинет к зубному врачу.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – указал ему на стул Водкин.
Парень мягкой кошачьей походкой приблизился к столу и грациозно «присел» на него.
«Фу, альфонс!» – одновременно подумали оба следователя, для которых представители современной унисексовой культуры казались какими-то жуткими недоразумениями.
– Вы хотели поговорить со мной? – значительным голосом начал Водкин.
Парень заливисто засмеялся и потянулся к стакану с водой, который собрался было упасть с края стола.
– Ну вот, блин, опять поспать не дали, – заныла она и, позевывая, побрела в ванную.
Остальные только разлепили глаза, непонимающе посмотрели на Сашу, которая натягивала джинсы на свои мускулистые ноги и продолжили досматривать свои сладкие утренние сны.
Саша поставила чайник и сделала небольшую разминку. Стоя под душем, она наслаждалась упругими ударами бесконечного числа водяных капель, разбивающихся о ее плечи и старалась вжиться в свою новую роль. Ей вдруг на миг представилось, что она – сержант Риплей из фильма «Чужой» и вскоре настанет момент, когда ей придется встретиться лицом к лицу с врагом и только от ее ловкости и отваги зависит судьба множества людей.
Саша так ясно представила себе это, что ей стало страшно. Все ее мышцы напряглись, а сама она внутрене сжалась и сконцентрировалась, будто готовясь к внезапному прыжку. Энергия, накопившаяся в ней, была готова прорваться сильнейшим взрывом. Саша долбанула рукой в стену и закричала.
В ванную немедленно ворвалась Алина, уже обутая и с сумкой в руках:
– Саш, ты чего? – испуганно спросила она, стараясь перекричать шум воды.
Саша смутилась о отвернулась к стене:
– Все нормально. Не переживай за меня.
Алина еще помедлила, потом кивнула головой и вышла. Саша вытерлась большим махровым полотенцем и совершенно успокоилась. Теперь она была вполне уверена в себе и своих силах, а потому тиха и сдержана, как только бывает тиха и сдержанна мина замедленного действия, ждущая своего часа. Александра быстро оделась, взяла рюкзачок, разбудила девчонок и хлопнула дверью.
ГЛАВА 11
Постепенно стало понятно, к чему все идет. Глядя на огромную фигуру стоящего передо мной негра, я стала мелко дрожать, но мне самой не было ясно – от страха или от возбуждения. Наконец музыка стихла и умолкли все присутствующие.
Только жрец сказал медленно и грозно несколько значительных фраз. После этого четыре черные глотки страшно заорали. Негры воздели руки и головы вверх, оглашая все пространство помещения своими зычными голосами.
После этого негр, который стоял передо мной, одним движением руки сорвал набедренную повязку и то, что я увидела произвело не меня не меньшее впечатление, чем все, что происходило до того. От мысли, что в меня войдет ВОТ ЭТО, стало как-то страшно и радостно.
Негр приблизился ко мне и, помогая себе руками, овладел мной. Это продолжалось недолго, но пережитые ощущения не сравнятся своей силе ни с чем. Вряд ли когда-нибудь я испытаю с каким-нибудь мужчиной на земле что-то подобное. Трудно сказать, в чем там было дело – в необычности обстановки, в возбуждающем действии зрелища предшествующей оргии или же в том, что мое сознание было изменено при помощи какого-то вещества. В конце концов, это не так уж и важно: я пережила достаточно яркое впечатление, а что тому виной – меня мало волнует.
С девушками, которые лежали рядом, насколько я могла судить происходило тоже самое. Послушные вновь раздававшимся ударам, гибкие черные тела одновременно двигались, заставляя свои жертвы вздрагивать и стонать. Ощущение острого удовольствия начало подниматься откуда-то изнутри и заставлять мой таз двигаться навстречу мощным толчкам, которые достигали глубин моего тела. Вскоре я почувствовала, что теряю сознание от оргазма и вряд ли могу этому воспрепятствовать. Когда это случилось, я почувствовала, что негр тоже изогнулся и тут же отстранился от меня.
Толпа страшно закричала. Негры освободили наши ноги от пут и сразу же удалились. Что должно случится дальше – было не ясно. Жрец произнес еще что-то и после этого кто-то поднял меня и поставил на колени. Мою левую руку держали на весу. Я уже немного пришла в себя и увидела, что жрец стоит перед огнем и держит в пламени свой жезл. Рядом со мной стояли на коленях женщины, которых я, наконец, увидела. Их лица были закрыты масками. Но я видела, что все они, как и я рыжеволосые.
После того, как отзвуки пережитого удовольствия медленно сошли на нет, я заметила приближающуюся фигуру этого странного человека. В его руках был жезл, набалдашник которого был раскален и светился в темноте. Я с интересом следила за его действиями, постепенно снова обретая способность относится ко всему происходящему, как ко сну.
Жрец, или шаман подошел к одной и девушек и прижал одну из граней жезла к ее голому плечу. Девушка вскрикнула и упала на пол. Я поняла, что сейчас настанет моя очередь. Хотелось вскочить на ноги и убежать из этого страшного места подальше. Но тело меня по-прежнему не слушалось.
Мгновение спустя я увидела, как огромная фигура заслонила поле моего зрения. Странный голос прошептал над самой моей головой: «Получай, шлюха!», и нестерпимая боль пронзила мое тело от плеча до самых пяток. Я закричала и проснулась.
* * *
Проснулась на этой вот самой кровати. И знаю, что сон этот, странно похожий на явь, и в то же время – невероятный, значит для меня гораздо больше, чем вся соя непутевая жизнь…Лариса прервала рассказ и повернула свое залитое слезами лицо к Оксане. Та сидела напротив, прижав руки к груди и с мукой глядя на Ларису.
– Знаешь, чей голос я слышала во сне? – обратилась рассказчица к ней, – Никиты.
Оксана вздохнула и сказала:
– Знаешь, твой сон очень странный и говорит, скорее всего, о твоем больном сознании. Ты перенесла очередное потрясение и поэтому тебе снятся всякие колдуны и оргии. А то, что в моем сне ты видела моего пропавшего сына – это просто самая яркая новость за последние несколько дней. Никита… Что он делал в твоем сне? Не знаю. Вы просто все по нему с ума сходите и вам покоя не дает, что рядом со мной такой замечательный человек… Я вас не виню – я сама себе в тайне завидую…
Лариса поднялась с подушек:
– Вот дуреха! О чем ты говоришь? Какая зависть? Тебе поскорее ноги нужно уносить от этого монстра – он же тебя сожрет!
Оксана покачала головой:
– Нет, он хороший, ты на него не смей…
– И вообще – почему он такой услужливый? Кто он вообще такой? А может и сон мой – вещий, и сын твой – у него?
– Лариса, прекрати, – вдруг завелась тихая Оксана.
Ее большие глаза стали еще больше и засверкали от злости:
– Ты мне это брось – ты мое счастье не погубишь! Вы сговорились все просто, вы мне зла желаете… – кричала Оксана, бегая по комнате.
– Ксюш, ну что ты, ну успокойся, все будет хорошо… Бог с ним, с этим сном! Тебе сына нужно выручать, а как – это уже дело десятое… – Лариса обняла подругу и стала ее утешать, как маленького ребенка.
Оксана еще немного повсхлипывала и утихла. Потом снова отстранила от себя Ларису и вышла из комнаты. Лора не стала за ней следовать и занялась изучением рисунков на стенах. Вид страшных африканских масок вдруг вызвал у нее спазм в горле. Лора поспешила выйти из комнаты.
Оксана сидела на полу и разговаривала с кем-то по телефону.
* * *
Несмотря на уж очень поздний час, удалось собраться всем, чего не случалось давненько. Оксана сидела в уголке, прислонившись спиной к холодильнику и наблюдала, как Алина ловко орудует ножами и сковородками, отпуская через плечо свои любимые англоязычные шуточки, над которыми обычно смеется только она. Катя с опухшим от бессонных ночей и таблеток лицом задумчиво пуская колечки дыма в потолок. Саша куда-то увела Ларису и в ближайшие полчаса их вряд ли дождешься.– Нет, Ксюха, ты молодец, что позвонила! А то что бы вы тут вдвоем в состоянии умопомрачения бы делали? Съехали бы коллективно с ума в этом чертовом доме, – тараторила Алинка, переворачивая котлеты, – Да еще полный дом каких-то чучел и крепких спиртных напитков – тут же страшно вообще находиться!
– Алинка, в тебе энергии на две электростанции! – медленно проговорила Катя, – Вот егоза: с работы пришла, поспать не дали, да еще и к плите первым делом побежала!
– Ну, не питаться же вам теперь этими гадкими полуфабрикатами? А работа – ну что мне работа? Не мешки же я таскаю, – смотрела на них веселыми глазами Алина.
– К тому же, вы все, бедненькие, уже натерпелись, а я – что мне? – продолжала она.
– А я вот, вроде и моложе тебя, а чувствую себя старым разбитым корытом, – пожаловалась Катя.
– А ты курить бросай и поменьше этих своих пилюлек пей, – строго заметила Алина.
– А-а! – махнула рукой Катя, – я вообще теперь слабо представляю, как жить дальше…
– Да ты не расстраивайся! Еще легко обошлось. Могли ведь не генерального директора фирмы посадить, а Родика твоего любимого, как управляющего. А так все закончилось ликвидацией фирмы с конфискацией имущества. Заметь – не вашего, а фирмы же!
– Ты мне, Алин, тот анекдот про пессимиста с оптимистом напоминаешь, когда пессимист думает, что хуже уже не будет, а оптимист ему в ответ: «Будет-будет!», – отозвалась Катя.
– Кать, и что вы теперь делать собираетесь? Как вообще жить? Ты ж не работаешь, а Родик теперь пока дела поправит, вы с голоду сможете умереть… Может, тебе помочь чем? – сочувственно подала голос из своего угла Оксана.
Катя перевела удивленный взгляд на нее:
– Помочь? Вот дуреха, ну чем же ты поможешь? И не переживай: по-настоящему богатый человек обеднеть так внезапно не может. У Родьки знаешь какие заграничные счета? Их хватит на то, чтобы купить новое дело, и не одно. Ну, по первому времени туговато придется: икорки там поменьше кушать… но потом все пойдет по-прежнему, поверь мне!
– А куда девчонки ускакали по ночи? – спохватилась Алина.
– У них серьезный разговор. Саша ей обещала голову немного на место поставить. А, звонят! Они, наверное… – Катя пошла открывать дверь.
Вошедшие девушки являли собой полную противоположность: Саша была тиха и задумчива, а Лариса, напротив, блестела глазами и была радостно возбуждена.
– Вы чего? – спросила Алина, – нагулялись?
– Да уж… – протянула Саша.
– А вы знаете, Сашка мой шарф нашла! – радостно завопила Лариса, – И знаете где? У того пана, на которого она так удачно проработала полмесяца! Вот он!
Лариса достала из кармана шелковый шарфик.
– И что это означает? – спросила Алина, пропустившая многое из того, что произошло с ее подругами.
– А то! – продолжала Лариса, все больше возбуждаясь, – теперь известно, где я провела эту чудную ночку, после которой следы на моем теле останутся на всю жизнь! К тому же, это означает, что все события сна – только события сна и ничего общего с реальностью не имеют!
– Я так рада! Я так счастлива, что все выяснилось! – оживилась вдруг до того похожая на тень Оксана. Она не могла сдержать своей радости и кинулась обнимать Ларису, будто та принесла ей добрую весть о ее сыне.
– Так, стоп! – вдруг сказала Катя, – И чему вы все радуетесь? С Ларисой теперь все более или менее ясно. Но что с ребенком делать – кто знает?
– Как что – за ним Никита поехал… – растерянно пробормотала Оксана, испытывая неловкость от того, что она позволила себе выплеснуть столько радости по поводу рассеявшихся сомнений в честности своего друга. Она опять сникла, войдя в роль страдающей матери.
Катя строго смотрела на подруг:
– Поехал-поехал! – передразнила она Оксану, – пора бы ему уже и позвонить…
– Ну, как ты можешь! Он только-только прилетел, только устроился и еще вряд люди что-нибудь знает о том, где находится мой Андрейка! Вот завтра с самого утра и позвонит! – разгорячилась Оксана.
– Надеюсь, – проворчала Катя, скепсис которой в последнее время вырос до невероятных размеров.
– Девочки, давайте поедим и все ляжем спать, – примиряюще сказала Алина, подавая на стол тарелки, – Утро вечера мудренее, а мне вообще завтра с утра опять на работу – новую группу набрали, нужно будет их тестировать.
Алина тихонько вздохнула. Она была очень расстроена тем, что ее неумеренное трудолюбие не позволяет ей внести активный вклад в общее дело спасения своих подруг от злодеяний, которые так внезапно свалились на их бедные головы. Но она не могла бросить работу: открылся новый сезон, желающих изучить английский было все больше и больше, а нанимать нового преподавателя ее начальство не хотело – жадность не позволяла. Вот и заперли Алину на этой работе, как в замке из слоновой кости, не давая ей времени даже на то, чтобы задуматься о смысле происходящего. Алина ловила себя на мысли, что она уже думает по-английски. «Пора эмигрировать», – шутила по этому поводу она.
Заправляя салат майонезом, она думала о том, что хотя бы этим будет полезна своим подругам. К тому же, она не была так измотана и ее примиряющие реплики так же помогали подругам не увлечься взаимными обвинениями, которые ни к чему хорошему привести не могли.
– План действий такой, – объявила Саша, которая до смерти любила составлять всяческие планы, – сейчас едим, ложимся спать. Завтра в восемь подъем. Алина отправляется на работу. Оксана садится рядом с телефоном и дожидается звонка из Москвы. Лариса с Катей могут продолжать спать, но лучше им подняться и присоединиться к всеобщему веселью и поддержать остальных хотя бы морально. А я отлучусь по важным и неотложным делам.
Все были ошеломлены таким напором, но к плану нельзя было придраться. Саша взяла ложку и погрузила ее в гущу салата:
– А теперь – главное!
Все сразу же оживились и с удовольствием приступили к ужину.
* * *
Петрову не давала покоя мысль о том, куда тянутся все нити преступлений. То, что существует какой-то логический центр, было очевидно. Очевидным было и то, что к этому центру уходят все следы денег, пропавших из банка и со счетов крупных фирм, главы которых расстались со своими драгоценными жизнями в последний месяц. Следователю приходилось продумывать в день по множеству комбинаций, каждая из которых оставалась только версией без всяких фактических подтверждений.Водкин носился радостный: ликвидация нескольких подразделений секты в столь короткие сроки привлекло к нему внимание начальства, которое теперь не упускало случая похвалить его на планерках, отчего все остальные, действительно дельные люди недовольно хмурились и думали, что в этом городе никого не волнует судьба ограбленных старушек и изнасилованных девушек, не говоря уже об убийствах.
Сегодня у него был действительно важный день. Один из руководителей сектантов вдруг внезапно попросил разрешения поговорить со следователем. По его утверждению, информация, которой он владел, была настолько ценной, что она должна была пролить свет на многие события в жизни города, о которых теперь так много говорят, но так мало знают.
Водкин ожидал от зтого разговора настолько многого, что готов был просто сразу же пригласить прессу и телевидение. Петров скептично советовал ему не торопиться праздновать победу над организованной преступностью:
– Скорее всего, это просто дешевые понты. Он тебе наплетет с тридцать три короба, и ты отправишься по ложному следу. Ибо что для спрута главное? Подальше спрятать голову, а уж силы на то, чтобы спасти свои щупальца, он сам найдет, – назидательно говорил Петров, наблюдая за тем, как Водкин бегает по кабинету и потирает руки.
– Семеныч, да с чего ты взял, что эти наркоманы каким-то образом относятся к организованной преступности? Просто толпа каких-то фанатиков, которые могут что-то знать в силу своей вездесущности, – возражал Водкин, напуская на себя нарочитую небрежность и деланное равнодушие.
Судя по всему, ему самому казалось, что этот религиозный парень – важная персона, и с его подачи можно будет двигаться вверх по преступной иерархии, обеспечивая себя славой на долгие годы.
– Во-первых, наркоманами они себя не считают, да и по неофициальным меркам ими не являются. Они занимаются пропагандой и распространением наркотических веществ, а значит – имеют связь с наркомафией. Во-вторых, они слишком организованно и координированно действуют, что обличает наличие единого центра. Все те подразделения, которые мы ликвидировали, были совершенно однотипными и равноправными – если исключить небольшую разницу в религиозных направлениях. Эта разница при равенстве прочих показателей и указывают как раз на то, что она не несет основополагающего значения, а вот однотипность организации как раз выдает централизованную систему – и с этим не поспоришь.
– Этим он и важен! – упрямо сделал свой вывод Водкин и кинул карандаш на стол.
– А что это ему после стольких долгих дней захотелось поговорить? – поинтересовался Петров, – положительно повлияло условие камерного проживания или зрелище зарешеченного неба?
– Не знаю, – отозвался Водкин поворачиваясь к окну, – Сперва держался как стойкий оловянный солдатик и на все вопросы отвечал, что его вера не позволяет раскрывать замысел божий непосвященным. А вчера его посетила какая-то девчушка – сказала, что сестра. Они побеседовали с глазу на глаз, часом позже он запросился к нам. Может, он от ее посещения расчувствовался, а может сказала она ему чего.
– Может и сказала, – задумчиво проговорил Петров.
Минут через пятнадцать в кабинет вошел дежурный и сообщил, что арестованный Суворов на допрос доставлен. Следователи переглянулись.
– Введите, – махнул рукой Водкин.
Дежурный скрылся и через минуту на пороге появился высокий молодой человек со странной прической на голове, смуглой кожей и пронзительно голубыми глазами. Он светло улыбнулся и спросил:
– Можно? – как будто он вошел в кабинет к зубному врачу.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – указал ему на стул Водкин.
Парень мягкой кошачьей походкой приблизился к столу и грациозно «присел» на него.
«Фу, альфонс!» – одновременно подумали оба следователя, для которых представители современной унисексовой культуры казались какими-то жуткими недоразумениями.
– Вы хотели поговорить со мной? – значительным голосом начал Водкин.
Парень заливисто засмеялся и потянулся к стакану с водой, который собрался было упасть с края стола.
* * *
Подъем был перенесен на полвосьмого – по крайней мере, для Саши. Ее пейджер разразился противным писком, возвещая о том, что кому-то срочно нужно ее видеть Кому и зачем, Саша прочитать не успела. Она зло выругалась, а потом вспомнила, что на кровати рядом с ней лежит Алинка, которая тоже проснулась и недовольно морщится:– Ну вот, блин, опять поспать не дали, – заныла она и, позевывая, побрела в ванную.
Остальные только разлепили глаза, непонимающе посмотрели на Сашу, которая натягивала джинсы на свои мускулистые ноги и продолжили досматривать свои сладкие утренние сны.
Саша поставила чайник и сделала небольшую разминку. Стоя под душем, она наслаждалась упругими ударами бесконечного числа водяных капель, разбивающихся о ее плечи и старалась вжиться в свою новую роль. Ей вдруг на миг представилось, что она – сержант Риплей из фильма «Чужой» и вскоре настанет момент, когда ей придется встретиться лицом к лицу с врагом и только от ее ловкости и отваги зависит судьба множества людей.
Саша так ясно представила себе это, что ей стало страшно. Все ее мышцы напряглись, а сама она внутрене сжалась и сконцентрировалась, будто готовясь к внезапному прыжку. Энергия, накопившаяся в ней, была готова прорваться сильнейшим взрывом. Саша долбанула рукой в стену и закричала.
В ванную немедленно ворвалась Алина, уже обутая и с сумкой в руках:
– Саш, ты чего? – испуганно спросила она, стараясь перекричать шум воды.
Саша смутилась о отвернулась к стене:
– Все нормально. Не переживай за меня.
Алина еще помедлила, потом кивнула головой и вышла. Саша вытерлась большим махровым полотенцем и совершенно успокоилась. Теперь она была вполне уверена в себе и своих силах, а потому тиха и сдержана, как только бывает тиха и сдержанна мина замедленного действия, ждущая своего часа. Александра быстро оделась, взяла рюкзачок, разбудила девчонок и хлопнула дверью.
ГЛАВА 11
Парень еще раз улыбнулся и поставил стакан на стол, предварительно отпив из него небольшой глоток:
– Извините, в горле пересохло.
– Итак, гражданин Суворов, о чем же вы хотели мне рассказать?
– Я бы предпочел, чтобы вы не называли меня «гражданин». Это как-то не совсем соответствует моему мироощущению.
– Хм, а как, по-вашему, я вас должен называть? Господин? – насмешливо поинтересовался Водкин.
– Нет, какой я господин, – снова засмеялся парень, – просто – брат.
– Носорог тебе брат… – пробормотал себе под нос Петров, который в это время перебирал материалы дела о дворнике, прежде чем передать его в архив.
– Брат? – поднял брови Водкин, – это у вас так по сану полагается?
– Да нет. Просто все люди – братья, вы же знаете, – продолжил улыбаться Суворов. Настолько жизнерадостного заключенного в этих стенах не видели ни разу.
– Ну что ж, брат Суворов, – поморщился Водкин от непривычной лексической конструкции и твердо решил больше не обращаться к нему вообще, – вот у вас такая славная русская фамилия, а вы таким неблаговидным делом занимаетесь, а?
– Ну, причем же здесь фамилия? И что вы называете неблаговидным делом?
– Вашу пропагандистскую подрывную деятельность. Вы же разлагаете молодежь, делаете из здоровых людей наркоманов! – тоном обвинителя произнес Водкин.
– Ну, вы превратно о нас судите. Очень часто случается так, что представители разных типов мышления не понимают друг друга. Примерно как кошка с собакой. Ведь нельзя сказать, кто из них виноват, а кто – прав. Просто они разные – вот и все… Нам, например, тоже не нравится многое из того, что принято в вашей культуре. Например, алкоголь. Средства массовой информации. Моногамный брак.
– А с какой это поры вы, молодой человек, разделили людей на ваших и наших, причислив себя к противоположному лагерю? Вас что, другие родители воспитывали?
– Родителей, как и Родину, к сожалению не выбирают, – еще более ослепительно заулыбался парень, – я, конечно, их очень люблю, но это – не повод, чтобы поступать так, как они привыкли.
– Ага. Значит они у вас были дураки, а вы сами себя воспитали и теперь им на их неправоту указываете? И в чем ваша правота – вот в этой свалянной овечьей шерсти, которая у вас на голове вместо волос? – не сдержался Водкин.
– Это дредлоки. Сделать их себе может каждый, но суть его жизни от этого не изменится. Нет. По-настоящему рожден и воспитан я был задолго после рождения. И настоящим отцом для меня является мой учитель.
Оба следователя, не смотря на все эпатирующее влияние столь непривычных слов молодого человека, которые должны были вызвать настоящую злость, после последней фразы профессионально насторожились, хотя и не показали виду.
– Вы хотели нам рассказать о своем учителе?
Парень в первый раз после своего появления в кабинете нахмурился.
– Понимаете, то, что я вам собираюсь рассказать, не должно вызывать у вас иронии. Этим я распишусь в своем бессилии перед собственным «я». В недолгие часы, которые я провел в камере, я понял, что настолько некрепок в своих убеждениях, что могу даже пойти на предательство. Вы должны понять, что жизнь моя после этого потеряет всякий видимый смысл и мне придется вернуться туда, откуда я начал… Вы должны это понять. С другой стороны, очевидно, что такова моя миссия на этой земле и я должен ее выполнить, признав свою полезность как орудия судьбы.
Выслушав эту странную тираду, Водкин подумал о том, почему в последнее время ему так везет на столь экстраординарных людей, а Петров непроизвольно содрогнулся при мысли о том, что, возможно, по этому парню плачет тот самый сумашедший дом, и в свете последних событий это будет самый вероятный исход дела.
Между тем парень продолжал:
– Видите ли, никому из нас не дано понять и предвидеть, как повернется его жизнь. Каждый вправе рассчитывать на то, что в его жизни произойдет что-то грандиозное и великое, что прославит его имя на века. Но время приходит, накатываясь как волны на берег и слизывая сотни и сотни безымянных песчинок в никуда. Некоторым так и предстоит умереть, довольствовавшись беспросветными буднями. Мне и вам повезло – мы прикасались к великому, и, как камни под колесами повозки, смогли повлиять на ее ход. Известно ли вам, что вы живете в городе, который станет впоследствии буквально символом веры?..
– Звонила Саша и попросила встретить Бориса. Он не знает новых районов и боится, что заблудится. Лор, он тебя просил, – обратилась Ксюша к задумчиво пьющей кофе подруге.
Лариса пожала плечами и пошла одеваться. У Кати в косметичке нашелся тональный крем, которым она смазала синяки на лице Лоры.
– Хочешь, я пойду с тобой? – предложила она.
– Пойди, – равнодушно сказала Лариса.
– А мне на телефоне сидеть нужно, – извиняющимся тоном произнесла Ксюха.
– Сиди-сиди, это сейчас твой долг перед родиной, – повернулась на пороге Катя, – мы позвоним условным сигналом: три длинных два коротких. Пароль – слово «пароль» – дурашливым тоном проговорила она, тыкая подругу пальцем в бок и лукаво улыбаясь.
Видимо, здоровый сон, вкусный завтрак и ощущение безопасности в обществе подруг благотворно повлияли на нее. Девушки вызвали лифт и помахали рукой все еще бледной Оксане.
Вернулись они уже скоро и в обществе мурлыкающего, как кот, комплименты Лобова. Тот немедленно уселся за стол и принялся за поглощение бутерброда с бужениной.
– Мммм, девочки! Как у вас тут хорошо! – Борис от удовольствия даже зажмурился, – а на улице холодно и туман – чистый Лондон! Если бы не огненная шевелюра Ларисы, – он снова с обожанием посмотрел на невозмутимую Лору, – я бы и девушек в не увидел и вовсе заблудился бы в этом страшном новом районе!
Он будто бы специально подогревал нетерпение девушек, которых раздирало желание поскорее узнать последние новости о расследовании. Борис еще немного помедлил, допивая пятую чашку кофе, сделав желание задать ему прямой вопрос нестерпимым. И только тогда, когда Катя окончательно изъерзалась на стуле, а Оксана умоляющим взглядом следила за каждым его движением, Лобов вытер рот салфеткой и и торжественно произнес:
– Так вот. Как вы сами, Катя, знаете, ваш муж заключил джентльменское соглашение, по которому он перевел свои деньги на счет покойного ныне джентльмена с тем, чтобы тот выделил энную сумму третьему лицу под видом кредита. Таким образом планировалось скрыть истинную цель денежных вливаний от акционеров обоих фирм, а так же от налоговой. В чем там вообще дело было и кто должен был на этом деле нажиться – вопрос особый и оглашению не подлежит.
– Извините, в горле пересохло.
– Итак, гражданин Суворов, о чем же вы хотели мне рассказать?
– Я бы предпочел, чтобы вы не называли меня «гражданин». Это как-то не совсем соответствует моему мироощущению.
– Хм, а как, по-вашему, я вас должен называть? Господин? – насмешливо поинтересовался Водкин.
– Нет, какой я господин, – снова засмеялся парень, – просто – брат.
– Носорог тебе брат… – пробормотал себе под нос Петров, который в это время перебирал материалы дела о дворнике, прежде чем передать его в архив.
– Брат? – поднял брови Водкин, – это у вас так по сану полагается?
– Да нет. Просто все люди – братья, вы же знаете, – продолжил улыбаться Суворов. Настолько жизнерадостного заключенного в этих стенах не видели ни разу.
– Ну что ж, брат Суворов, – поморщился Водкин от непривычной лексической конструкции и твердо решил больше не обращаться к нему вообще, – вот у вас такая славная русская фамилия, а вы таким неблаговидным делом занимаетесь, а?
– Ну, причем же здесь фамилия? И что вы называете неблаговидным делом?
– Вашу пропагандистскую подрывную деятельность. Вы же разлагаете молодежь, делаете из здоровых людей наркоманов! – тоном обвинителя произнес Водкин.
– Ну, вы превратно о нас судите. Очень часто случается так, что представители разных типов мышления не понимают друг друга. Примерно как кошка с собакой. Ведь нельзя сказать, кто из них виноват, а кто – прав. Просто они разные – вот и все… Нам, например, тоже не нравится многое из того, что принято в вашей культуре. Например, алкоголь. Средства массовой информации. Моногамный брак.
– А с какой это поры вы, молодой человек, разделили людей на ваших и наших, причислив себя к противоположному лагерю? Вас что, другие родители воспитывали?
– Родителей, как и Родину, к сожалению не выбирают, – еще более ослепительно заулыбался парень, – я, конечно, их очень люблю, но это – не повод, чтобы поступать так, как они привыкли.
– Ага. Значит они у вас были дураки, а вы сами себя воспитали и теперь им на их неправоту указываете? И в чем ваша правота – вот в этой свалянной овечьей шерсти, которая у вас на голове вместо волос? – не сдержался Водкин.
– Это дредлоки. Сделать их себе может каждый, но суть его жизни от этого не изменится. Нет. По-настоящему рожден и воспитан я был задолго после рождения. И настоящим отцом для меня является мой учитель.
Оба следователя, не смотря на все эпатирующее влияние столь непривычных слов молодого человека, которые должны были вызвать настоящую злость, после последней фразы профессионально насторожились, хотя и не показали виду.
– Вы хотели нам рассказать о своем учителе?
Парень в первый раз после своего появления в кабинете нахмурился.
– Понимаете, то, что я вам собираюсь рассказать, не должно вызывать у вас иронии. Этим я распишусь в своем бессилии перед собственным «я». В недолгие часы, которые я провел в камере, я понял, что настолько некрепок в своих убеждениях, что могу даже пойти на предательство. Вы должны понять, что жизнь моя после этого потеряет всякий видимый смысл и мне придется вернуться туда, откуда я начал… Вы должны это понять. С другой стороны, очевидно, что такова моя миссия на этой земле и я должен ее выполнить, признав свою полезность как орудия судьбы.
Выслушав эту странную тираду, Водкин подумал о том, почему в последнее время ему так везет на столь экстраординарных людей, а Петров непроизвольно содрогнулся при мысли о том, что, возможно, по этому парню плачет тот самый сумашедший дом, и в свете последних событий это будет самый вероятный исход дела.
Между тем парень продолжал:
– Видите ли, никому из нас не дано понять и предвидеть, как повернется его жизнь. Каждый вправе рассчитывать на то, что в его жизни произойдет что-то грандиозное и великое, что прославит его имя на века. Но время приходит, накатываясь как волны на берег и слизывая сотни и сотни безымянных песчинок в никуда. Некоторым так и предстоит умереть, довольствовавшись беспросветными буднями. Мне и вам повезло – мы прикасались к великому, и, как камни под колесами повозки, смогли повлиять на ее ход. Известно ли вам, что вы живете в городе, который станет впоследствии буквально символом веры?..
* * *
Не успели они позавтракать, как снова зазвонил телефон. Катя переглянулись с Ларисой, а Оксана подскочила и снова быстро побежала к аппарату. Вернулась она не столь воодушевленная.– Звонила Саша и попросила встретить Бориса. Он не знает новых районов и боится, что заблудится. Лор, он тебя просил, – обратилась Ксюша к задумчиво пьющей кофе подруге.
Лариса пожала плечами и пошла одеваться. У Кати в косметичке нашелся тональный крем, которым она смазала синяки на лице Лоры.
– Хочешь, я пойду с тобой? – предложила она.
– Пойди, – равнодушно сказала Лариса.
– А мне на телефоне сидеть нужно, – извиняющимся тоном произнесла Ксюха.
– Сиди-сиди, это сейчас твой долг перед родиной, – повернулась на пороге Катя, – мы позвоним условным сигналом: три длинных два коротких. Пароль – слово «пароль» – дурашливым тоном проговорила она, тыкая подругу пальцем в бок и лукаво улыбаясь.
Видимо, здоровый сон, вкусный завтрак и ощущение безопасности в обществе подруг благотворно повлияли на нее. Девушки вызвали лифт и помахали рукой все еще бледной Оксане.
Вернулись они уже скоро и в обществе мурлыкающего, как кот, комплименты Лобова. Тот немедленно уселся за стол и принялся за поглощение бутерброда с бужениной.
– Мммм, девочки! Как у вас тут хорошо! – Борис от удовольствия даже зажмурился, – а на улице холодно и туман – чистый Лондон! Если бы не огненная шевелюра Ларисы, – он снова с обожанием посмотрел на невозмутимую Лору, – я бы и девушек в не увидел и вовсе заблудился бы в этом страшном новом районе!
Он будто бы специально подогревал нетерпение девушек, которых раздирало желание поскорее узнать последние новости о расследовании. Борис еще немного помедлил, допивая пятую чашку кофе, сделав желание задать ему прямой вопрос нестерпимым. И только тогда, когда Катя окончательно изъерзалась на стуле, а Оксана умоляющим взглядом следила за каждым его движением, Лобов вытер рот салфеткой и и торжественно произнес:
– Так вот. Как вы сами, Катя, знаете, ваш муж заключил джентльменское соглашение, по которому он перевел свои деньги на счет покойного ныне джентльмена с тем, чтобы тот выделил энную сумму третьему лицу под видом кредита. Таким образом планировалось скрыть истинную цель денежных вливаний от акционеров обоих фирм, а так же от налоговой. В чем там вообще дело было и кто должен был на этом деле нажиться – вопрос особый и оглашению не подлежит.