Иоанна ХМЕЛЕВСКАЯ
РОМАН ВЕКА
(Пани Иоанна — 5)
Все началось с того, что у меня развалилась машина. Я возвращалась из Гданьска в Варшаву и за Пасленком решила заехать в лес, пособирать цветочков. Собственно говоря, это были и не цветочки, а какие-то веточки, намеревающиеся что-то из себя выпустить. Была первая половина марта, уже несколько дней стояла чудесная погода, светило солнце и флора успела отреагировать.
Въезд в лес представлял собой нечто вроде пятачка, будто специально приспособленного для въезда, разворота и выезда, выглядел он сухо, заманчиво, невинно и я поддалась иллюзии. Пятачок оказался болотом, в котором машина забуксовала навечно.
Конечно, можно было остановить кого-нибудь на шоссе и вызвать помощь, но такое простое решение проблемы в голову не пришло. Из мыслей, которые в ней оказались, одна была особенно ценной, а именно — подождать лета, когда все высохнет и затвердеет, и тогда уже выехать. Оценив мысль, я, вместо того чтобы призадуматься, впала в дикую ярость, забросила под колёса половину лесной растительности и, наконец, выкарабкалась задом из этого болота с рёвом, достойным утопающей коровы. Машина была достаточно старой и заезженной, она не выдержала и в районе Млавы разлетелась на мелкие кусочки. Не внешне, естественно, а где-то там внутри, в двигателе.
В Варшаву я ехала на буксире, оставила машину в мастерской и стала пользоваться муниципальными средствами сообщения, в основном скорыми автобусами, полностью исключив такси — поездки автомобилем в качестве пассажира меня невыносимо раздражают.
Поздним вечером я возвращалась от знакомых из Старого Мяста. Я ещё не отвыкла от собственной машины, не обращала внимание на бег времени и не подумала о том, что автобусы в один прекрасный момент просто исчезают. Это открытие я совершила внезапно, и перепугалась так, будто мне угрожала, как минимум, вселенская катастрофа. Я на полуслове закончила визит и выбежала так быстро, что даже не успела бросить взгляд в зеркало и поправить причёску. На моей голове был парик, который, как я чувствовала, слегка перекосился и образовал идиотскую чёлку, макияж конечно размазался по всему лицу, но вероятность встретить человека, которому стоило понравиться, казалась ничтожной. На улицах было темно, мокро и пусто.
Выходя с Замковой площади в Краковское Предместье, я увидела идущего навстречу человека, который, заметив меня, отреагировал очень странно. Он резко остановился, на лице его появилось выражение удивления, ошеломления и полного восторга, его ноги сделали два шага, после чего приросли к тротуару. Я не хочу сказать, что никогда в жизни нигде и ни в ком не вызывала восхищения, но, тем не менее, такое явное потрясение показалось мне излишним. Я попыталась вспомнить, не знакома ли с ним случайно, и решила, что должна выглядеть исключительно глупо, прошла мимо этого застывшего столба и удалилась в направлении автобусной остановки.
Застывший столб, наверное, снова превратился в человека и оторвался от тротуара, потому что, выходя из автобуса, я увидела его снова. Он ехал в том же автобусе, вышел через вторые двери и смотрел на меня с таким страшным напряжением, что перед его взглядом сгущался воздух. Когда я шла домой, он плёлся сзади, не отрывая взгляда от моей спины. Это немного обеспокоило меня, я боялась, что он пойдёт за мной в подъезд, в арке обернулась и посмотрела на него таким взглядом, от которого ему следовало помереть на месте. Не умер он только от того, что под аркой было темно, и увидеть, что означает мой взгляд, было трудно.
Он как раз оказался под фонарём, и я смогла к нему при случае присмотреться. Он меня заинтриговал — довольно высокий, очень худой, черноволосый и темноглазый, с выступающим орлиным носом, в возрасте около сорока лет, одет хорошо, аккуратно и даже элегантно. На лице его читалось какое-то благородство, он вовсе не производил впечатления человека, способного на идиотские coup de foudre посреди улицы и на примитивное донжуанство. Его настойчивое внимание и восторженный взгляд были абсолютно непонятны. Вообще-то, выглядел он элегантно и симпатично, но мне не понравился — не выношу я орлиных носов.
На следующий день я сталкивалась с ним в универсаме и других местах. Он вился вокруг, как пёс возле мяса, и настойчиво пожирал меня взглядом. Я посмотрелась в витрину — действительно, у него не было никакого осмысленного повода сходить от меня с ума.
Но на следующий день имело место событие прямо противоположное. Я вышла из дома очень рано, в половине девятого, отправилась на остановку и села в скорый автобус "Б". Скорее всего, о чем-то я думала, хотя в такое время за это поручиться нельзя, в любом случае, окружающих я не замечала. Только недалеко от площади Унии я увидела человека, сидящего напротив.
В автобусе было пусто, никто его не заслонял. Человек задумчиво всматривался в пространство. Он был светлым. Таким светлым, что я бы заметила его даже в густой толпе, что тут говорить о пустом автобусе!
Глаз машинально зарегистрировал увиденное. Автобус ехал. Человек задумался. Поскольку делать все равно было нечего, я смотрела на него. И наконец у меня появились мысли.
Я стала думать, кем он может быть. Не известно почему, сразу стало понятно, что по профессии он должен быть журналистом. Больше ничего не подходило. Потом я подумала, что у него должна быть или машина или необычайно красивая жена. Машины у него нет, потому что он едет автобусом, остаётся жена… Правда, я тоже еду автобусом, хоть у меня и есть машина, но у него должна быть более солидная машина, а если её нет, значит должна быть необычайно красивая жена. Я представила себе эту жену: она должна быть худой, черненькой, гладко расчёсанной в кок, одетой во что-то зеленое. Лучше всего в замшу. Потом мне показалось, что она его не любит или любит недостаточно, слишком мало и эгоистично, и вообще — она ему не подходит. Полная идиотка — такому парню!..
Потом, с внезапным сожалением, я уныло подумала о том, о чем должна была подумать с самого начала — мною он никогда не заинтересуется. Выглядит он как воплощение моей мечты — блондин того особенного типа, который преследует меня на протяжении всей жизни, у которого я не имею никаких шансов. На меня таращит свои дурацкие зеньки чёрный придурок, а этот разве посмотрит? Такому я ни к чему. Чудовище, черт меня подери…
Из автобуса я вышла в расстроенных чувствах, расправилась со всем неприятными делами, которые вытащили меня из дома на восходе солнца, сделала покупки в «Деликатесах» в Новом Мире и снова увидела этого настырного кретина с носом. Он поклонился мне — законченный идиот.
Следующие два дня я встречала его на каждом шагу, это все больше и больше выводило меня из себя. Как получается, что весь город заполнен одним человеком? Если бы не явление в скором автобусе "Б", я, быть может, не восприняла его так плохо, но в сложившейся ситуации, после сравнения, он вызывал во мне одну неприязнь. В Центральном Универмаге, одним только поклоном, он настолько вывел меня из себя, что я чуть было не вызвала революцию у прилавка с бюстгальтерами, проинформировав покупательниц, что такие вещи на глаз не покупают, потому что на глазах не носят, и меряют на фигуру, а не на свитеры и пальто. Из возникшего скандала я выбралась с нормальным настроением, поскольку сама там ничего не покупала.
Чёрный псих с орлиным носом не отрывал от меня восхищённого взора. Он переждал переполох в бюстгальтерах, вытерпел косметику, чулки и бельё и у мужских подштанников наконец подошёл. Я сразу подумала, что место он выбрал самое романтичное.
— Прошу прощения, — несмело и смущённо произнёс он. — Вас, наверное, удивляет, что я уже несколько дней за вами наблюдаю. У меня есть для этого причины, и, если вы не против, я хотел бы их изложить.
Голос у него был милый и культурный, он и в самом деле производил приятное впечатление. Моя неприязнь к нему объяснялась исключительно блондином из автобуса.
— Не удивительно, — съехидничала я. — Я прекрасно знаю, что очень красива, потому вы от меня и глаз оторвать не можете.
— О, боже!.. Для меня вы действительно прекрасны, но не от того, что вы думаете, вообще дело не в этом!
— А в чем? — несколько удивлённо, но все ещё недоверчиво спросила я. Неблагожелательность исходила от меня, как жар от литейной печи.
Парень казался решительным. Он суетливо осмотрелся, окружение ему явно не нравилось, чему, принимая во внимание подштанники, удивляться трудно.
— Уйдём отсюда, — вдруг предложил он. — Я вас прошу, умоляю, согласитесь меня выслушать! Здесь рядом, на Сенкевича, есть небольшое кафе. Если желаете, за свой кофе можете заплатить сами, но уделите мне хоть пятнадцать минут! Умоляю!
Он говорил с пылом, но в голосе проскальзывали нотки отчаяния. Это настолько удивило меня, что я перестала сопротивляться. На моем месте, любая бы перестала. Кроме того, я все равно собиралась попить кофе, и, в конце-концов, чем это мне грозило?..
То, что я услышала, превзошло мои самые смелые предположения.
— Прежде всего, я должен объяснить ситуацию, — сказал он глядя на меня наполненным робкой надеждой взором, механически болтая ложечкой в чашке. — Есть одна женщина… Извините, что я начинаю с личного, но я просто вынужден. Иначе не объяснишь. Есть женщина, которая для меня… Как бы сказать… Для меня она женщина всей жизни, она питает ко мне взаимность, и ничего так сильно не желает, как выйти за меня замуж.
Прозвучало это слишком отчаянно, мне стало интересно. Неприязнь к нему быстро угасла. Я всегда любила романы, и очень обрадовалась тому, что объектом его чувств являюсь не я, а совсем другая женщина.
— Все горе в том, что она замужем, — продолжил он. — Я свободен. Её союз очень неудачен, собственно говоря, его уже нет, но муж все не хочет с ней разводиться. Детей, слава богу, у них нет, но это не имеет значения, муж не даёт повода для развода, сделать это можно не раньше, чем через два года. А мы не можем ждать столько времени, я еду в долгую заграничную командировку, нам бы хотелось поехать вместе, для этого необходимо жениться. Оттянуть отъезд на пол года я смогу, но не дольше…
Он все больше волновался, голос его охрип, он остановился и выпил свой кофе. Я чувствовала, что поневоле втягиваюсь в эту историю.
— Ну и что? — критически заметила я. — А для чего вам я? Надо взять мужа и заставить его согласиться на развод, так?
Удручённый почитатель несчастной женщины махнул рукой.
— Нет, это бесполезно. На развод он ни за что не согласится. Чтобы не было недоразумений… Собственно говоря, он абсолютно нормальный — не чудовище, не преступник, просто к ней присосался. Но он ей противен. Физическое отвращение, понимаете…
Я кивнула, удивившись, откуда в таком случае столько сложностей. В деле о разводе на физическом отвращении можно зайти очень далеко.
— В одном только он ведёт себя как настоящий сумасшедший, он болезненно, патологически ревнив, следит за ней, нанимает каких-то типов, эта женщина буквально не может вздохнуть свободно, не говоря уже о наших встречах. Он вызвал страшный скандал у меня дома, на лестничной клетке. Соседи вызвали милицию, милиция отказалась вмешиваться в семейные дела, словом, кошмар!
Он все больше волновался и нервничал, внутри его явно рушились все преграды. Чем меньше я понимала, тем интереснее становилось. Напротив сидел страдающий человек, во мне проснулось сочувствие к этим преследуемым, измученным разлукой бедолагам. Рядом был сильно взволнованный мужчина, было видно, как он старается сдерживаться, хотя, охотнее всего, рвал бы на голове волосы и стучал ею о стену. Меня поразило, что в наши противно рациональные времена встречаются такие вулканы чувств. Стало интересно, что в нем нашла эта женщина, но вспомнилось, что одна моя подруга с пятнадцати лет без оглядки влюблена в своего мужа, такой же по внешности. Теперь стало интересно, как выглядит героиня пламенного романа.
— У нас возникла идея, — слегка поколебавшись, но решительно продолжил несчастный любовник. — Возможно, немного странная, но, несмотря на видимость, единственно осуществимая. Муж может протестовать сколько хочет, но, не взирая на его протесты, суд даст развод немедленно… Я советовался с хорошими адвокатами… Если бы она… Короче говоря, если бы у нас были общие дети.
Вспомнив о том, что он говорил о заграничной поездке, я не удержалась от удивлённого возгласа.
— Боже! За пол года?!.. Недоношенные?..
— Да, нет… Не совсем… Не надо их иметь, достаточно будет свидетельства врача, настоящего, конечно, никаких подделок быть не может…
Я открыла рот, чтобы сказать что-то неподходящее, но как можно быстрее его захлопнула. Меня поразили представившиеся сложности. Понятно, если они хотят иметь детей, их не удержишь, но они должны хотя бы встретиться, а если за ней следит муж, устраивающий скандалы на лестнице… Если он ещё и ломится в двери… В такой ситуации, надо иметь просто железные нервы. Кроме того, непонятно, какие тогда получатся дети, а им, наверняка, хочется нормальных…
Несчастный любовник вздохнул с такой силой, что пепел из пепельницы полетел ко мне в кофе. Это привело к некоторому замешательству и перерыву в переговорах, виновник происшедшего чуть не свихнулся от смущения и испуга. Он с извинениями сорвался с места, забрал кофе с пеплом, заказал новый и умолял разрешить ему заплатить. За это время мой интерес значительно вырос.
— Ну, хорошо, — с сомнением сказала я. — Вы меня заинтересовали. Но я до сих пор не знаю, зачем вы все это рассказываете. Для чего вам я?
— Сейчас дойдём и до этого. Большое спасибо, что вы согласились меня выслушать. Вы же видите, в подобной ситуации никакие контакты неосуществимы. Поэтому мы планируем общий выезд на две-три недели, все равно куда. Муж, конечно, постарается помешать и все испортить. Он вообще не должен знать об этом, даже догадываться, а сделать это можно только одним способом…
Он остановился и посмотрел на меня взглядом приговорённого к смерти, у которого под самой виселицей промелькнула последняя искорка надежды.
— Прошу вас, — произнёс он пытаясь подавить волнение, — не кричите и не перебивайте меня. Они не только не живут друг с другом, даже не разговаривают. Они почти не видятся. Между ними идёт тихая война, все это осуществимо…
Он заинтриговал меня настолько, что я задержала дыхание.
— Её должна заменить какая-нибудь женщина. Естественно, похожая на неё, кроме того — характер, одежда, причёска… И голос… Она выйдет из дома, а вместо неё вернётся другая, он ничего не поймёт, у них отдельные комнаты, друг на друга они даже не смотрят… Вы на неё очень похожи! Там, на Замковой площади, мне показалось, что это она! Я хожу за вами уже несколько дней, наблюдаю и слушаю… Вы подходите идеально! От своего и её имени я умоляю вас согласиться!!!
Я полностью обалдела, молча всматривалась в разошедшегося психа и размышляла, не стоит ли немедленно убежать. И что только любовь не вытворяет с нормальными взрослыми людьми!…
— Подождите, не отвечайте, — заторопился сумасшедший. — Не отказывайтесь сразу! Этой услуги не требую от вас даром, упаси боже! Поймите меня правильно, я все знаю — сложности, сомнения. Муж человек неуравновешенный и мстительный, в случае разоблачения он может неприятно отреагировать…
Мысленно я увидела свой труп, над которым танцует дикое чудовище. Желание убежать усилилось.
— Естественно, ничего не произойдёт, если ничего не откроется. Однако, вы потратите своё время, силы, подвергнетесь некоторому риску, нервы, напряжение, я знаю — это вещи несоизмеримые, но готов потратиться. В качестве компенсации я предлагаю пятьдесят тысяч злотых, вперёд. Собственно говоря, даже больше…
Он замолчал и смотрел неуверенно, вопросительно и умоляюще. Все лицо, кроме глаз, выражало решительность. Признаков помешательства у него не наблюдалось. Единственное, что я в данный момент смогла оценить, это размер суммы.
— По-моему вы нездоровы, — невольно вырвалось у меня. — Пятьдесят штук за две недели?
— Возможно, три. Скорее всего, три. Для меня, прошу прощения, эти три недели стоят пятидесяти миллионов, но их у меня нет. Я отдаю себе отчёт в том, что предложение… нетипичное, и, возможно, немного хлопотное, никто не примет его без соответствующей компенсации. Я так много прошу… Чтобы не было недоразумений, объясняю все сразу. Ох, извините, я вам не представился. Меня зовут Стефан Паляновский, я не аферист и не преступник, работаю в Министерстве внешней торговли, вы всегда можете проверить. В конце-концов, это ещё одна моя забота, но об этом позже… Собственно говоря, у меня неплохая работа, кроме того, несколько лет назад я получил наследство от родственника, который умер во Франции. У меня есть счёт в Лионском кредите и деньги в Польше, все это абсолютно легально, если хотите, я могу заплатить франками…
Картина в мыслях сменилась. Вместо трупа я увидела свою машину, стоящую в мастерской и ту кучу запасных частей к ней, которую необходимо покупать за валюту.
— Вы спасёте мне жизнь, — продолжал он все с тем же пылом, не давая прийти в себя. Без этой женщины для меня нет ни жизни, ни всего остального!…
Он вдруг изменил тон и продолжил трезво, настойчиво и убедительно:
— Как я сказал, у меня ответственный пост в министерстве. Репутация — основа моего существования, а этот человек может бесповоротно её уничтожить. Достаточно мелочи, он напишет анонимку, где-то что-то скажет и уничтожит мою карьеру, отъезд и вообще все! Дело не в деньгах, это покажется смешным, но я работаю не за деньги, я люблю свою работу, она мне нужна, я профессионал… Поймите и эту женщину! Вы тоже женщина… За каждым её шагом следят какие-то подозрительные типы, дома — этот человек, который ей противен, она на грани нервного срыва!…
Он говорил дальше, усиливая заполнивший меня хаос. Нелепо упрямый муж, умирающая при рождении большая любовь, опять же — репутация, внешняя торговля, общие дети, нервный срыв, а тут ещё и моя чёртова машина в ремонте… Несомненно, я просто создана для дурацких историй. Я колебалась, не сумев оценить всего дела, но мне уже понравилось.
— Минутку… — осторожно начала я. — А если это откроется…
— Не может открыться!
— Но вдруг… Тогда муж может возбудить дело о мошенничестве!
— Ничего не случится, если вы делаете это по согласию с заинтересованной стороной! И вообще, никакого мошенничества нет — есть его ошибка! За его ошибки никто не в ответе, если он принимает чужого человека за свою жену — его личное дело! Кроме того, в любом случае, я покрываю все расходы — адвокат, выплаты, штрафы, не знаю, что там может быть ещё, безразлично! У вас есть права?
Правами он оглушил меня ещё раз, оттолкнув в сторону клубок, из которого я пыталась выбраться. С раздражением я подумала, что мне причитается вознаграждение за один только разговор. Какое отношение ко всему этому имеют права?
— Есть. А что?..
— И вы умеете ездить?
— Естественно умею, что за глупые вопросы!
— Это здорово. Видите ли, у неё есть вольво и она всегда им пользуется. Вам тоже придётся.
Я охнула. Что-то во мне сломалось. Моё влечение к автомобилям оказалось сильнее всего остального. Новый вольво, о боже!!!…
— Вы должны заплатить мне заранее… — неуверенно сказала я, не отдавая себе отчёта в совершаемом, думая только о том, что перед тем, как воплотиться в чужого человека, надо доставить в мастерскую запчасти, чтобы вместе с возвращением в себя, получить и собственную машину.
— Конечно, когда пожелаете! Боже, так вы согласны?!
От до сих пор безгранично угнетённой жертвы чувств стало исходить сверхъестественное сияние. Я стала приходить в себя.
— Подождите секундочку, — попросила я. — Прежде всего опомнитесь и постучите себя по голове. Это неправильно. Какой же муж не поймёт, что с ним живёт не его жена, а какая-то чужая баба?
— Откуда! Какой живёт! Я же сказал, что они почти не видятся! Живут отдельно, едят отдельно, почти не не встречаются и почти не разговаривают! Только работают, но с работой как-нибудь уладим, она может…
— Подождите, — подозрительно прервала я. — Какой работой?
Разошедшийся любовник немного забеспокоился.
— В этом, собственно, главная трудность, но я не сомневаюсь, что это можно уладить. Видите ли, у него мастерская по производству каких-то там тканей. И она делает ему шаблоны узоров или что-то такое. По-моему, это называется набивка, или как-то похоже, а выходит из этого что-то бархатное.
Стечение обстоятельств показалось мне просто неправдоподобным, и даже невероятным. Мне стало ясно — это судьба, оставалось только сдаться ей без излишнего сопротивления. Я покорно кивнула:
— Никаких сложностей, — уныло промямлила я. — Так получается, что я прекрасно умею делать узоры для набивки тканей. Мне это не очень нравится, потому что работа исключительно паршивая, но работать я могу и, если необходимо, посвящу этому некоторое время.
Ненадолго угасшее сияние пана Паляновского полыхнуло с новой силой. В уставившихся на меня глазах появилось набожное удивление.
— Не может быть… Вас послало мне небо! Я искал женщину похожую только внешне, предвидел большие сложности! Может вы и на машинке печатаете?
— Печатаю. Руками я вообще не пишу. Исключительно на машинке.
Пан Паляновский на противоположной стороне стола на мгновение прикрыл глаза и будто бы поперхнулся.
— Извините, — сказал он слегка осипшим голосом. — Искренне вам признаюсь… Я обратился к вам ни на что не надеясь, с моей стороны это был крик отчаяния. В конце-концов, у вас нет никаких поводов оказывать нам услугу, трудиться и рисковать для чужих людей! Эти пятьдесят тысяч — всего лишь символическое выражение благодарности, несоизмеримое с… вообще ни с чем! Вы мне… вы нам… Вы — чудо!
Я механически кивнула головой, рассеяно подтвердив, действительно, я — чудо. Мои мысли были заняты техническими вопросами предприятия.
— Стирать я не буду, — предостерегла я сразу. — Не только за пятьдесят тысяч, даже за пятьсот.
— Не надо, у него есть прачка, он все отдаёт ей.
— А прислуга у них есть? Муж меня может и не узнать, а насчёт прислуги — можете не сомневаться.
Пан Паляновский стал сам не свой. С неослабевающим терпением он рассеивал мои сомнения и страхи. Прислуга есть, но она получит отпуск на месяц, я её и не увижу. Вместе с мужем в мастерской работал человек, который как раз уволился, вместо него возьмут нового, который меня не знает. То есть, не знает настоящую жену. Гардероб… В моем распоряжении будет целый склад абсолютно новой и почти новой одежды, чтобы мне было не противно ходить в чужих обносках. И обувь тоже.
— Понимаете, — таинственно признался он. — Мы носимся с этой идеей уже достаточно времени. Басенька… то есть, та женщина о которой мы говорим, начиная с зимы, на всякий случай, покупает множество новых вещей, она их не носит, потому что не успевает, а просто разбрасывает по квартире. Несколько дней все валяется на виду, чтобы ему запомнилось. Парики… Вы не против париков?
— Нет. Могу носить. На Замковой площади вы видели меня в парике.
— Понятно, откуда такое сходство! Особые приметы будет легко подделать, у неё есть такая маленькая родинка, под глазом, вот здесь!
Он шлёпнул себя по лицу с таким размахом, что чуть не выбил себе глаз. Я согласилась и на родинку.
— А теперь немного помолчите, — потребовала я. — Мне надо подумать.
Вообще-то говоря, мои размышления не заслуживали этого благородного названия. Мешая третья чашку кофе, я пыталась привести в порядок сумятицу в голове. Что я соглашусь, понятно было сразу. Затея казалась безумной, и от этого очень привлекательной. Со мной давно уже не приключалось ничего глупого, теперь было самое время.
Пан Паляновский упорно производил хорошее впечатление. Он сидел напротив, выглядел нормально, спокойно, пристойно, благородно и стабильно, единственное, в чем его можно было упрекнуть — это огненный темперамент на благородном фоне. Влечение к бедной Басеньке, пронизывающее его естество, проявлялось только во взгляде, наполненном безумной надеждой. Он смотрел на меня, как загипнотизированная курица на палку перед клювом, и, по-видимому, не был способен смотреть ни на что другое. Это меня несколько смущало.
Я попыталась оценить отрицательные стороны. Оценить положительные было трудно, большую любовь я была готова спасать безвозмездно, гонорар не играл большой роли. В первый момент я даже решила взять ровно столько, сколько понадобится на запчасти к машине, но потом, вспомнив про шаблоны, передумала. Шаблонов я задаром делать не буду, не может быть и речи! Из отрицательных сторон в голову пришло только одно, а именно — претензии обманутого мужа. В непосредственную опасность я не верила и решила, что задушить себя не дам, но к судебной ответственности он меня мог привлечь. Я бы несомненно проиграла, результатом чего были бы моральное возмещение и компенсация моего содержания на протяжении трех недель. Хорошо, что ем я не много, а вообще, это забота пана Паляновского…
На всякий случай, я решила посоветоваться с подругой, по образованию адвокатом, а по профессии — судьёй, после чего об этом забыла. Меня беспокоило моё выродившееся воображение, продемонстрировавшее разные сцены — прятки от мужа по закоулкам, полную глухоту к его словам и тому подобные штучки. Это сильно заинтересовало и разохотило меня. Пан Паляновский все ещё смотрел на меня, как на говорящую икону.
Въезд в лес представлял собой нечто вроде пятачка, будто специально приспособленного для въезда, разворота и выезда, выглядел он сухо, заманчиво, невинно и я поддалась иллюзии. Пятачок оказался болотом, в котором машина забуксовала навечно.
Конечно, можно было остановить кого-нибудь на шоссе и вызвать помощь, но такое простое решение проблемы в голову не пришло. Из мыслей, которые в ней оказались, одна была особенно ценной, а именно — подождать лета, когда все высохнет и затвердеет, и тогда уже выехать. Оценив мысль, я, вместо того чтобы призадуматься, впала в дикую ярость, забросила под колёса половину лесной растительности и, наконец, выкарабкалась задом из этого болота с рёвом, достойным утопающей коровы. Машина была достаточно старой и заезженной, она не выдержала и в районе Млавы разлетелась на мелкие кусочки. Не внешне, естественно, а где-то там внутри, в двигателе.
В Варшаву я ехала на буксире, оставила машину в мастерской и стала пользоваться муниципальными средствами сообщения, в основном скорыми автобусами, полностью исключив такси — поездки автомобилем в качестве пассажира меня невыносимо раздражают.
Поздним вечером я возвращалась от знакомых из Старого Мяста. Я ещё не отвыкла от собственной машины, не обращала внимание на бег времени и не подумала о том, что автобусы в один прекрасный момент просто исчезают. Это открытие я совершила внезапно, и перепугалась так, будто мне угрожала, как минимум, вселенская катастрофа. Я на полуслове закончила визит и выбежала так быстро, что даже не успела бросить взгляд в зеркало и поправить причёску. На моей голове был парик, который, как я чувствовала, слегка перекосился и образовал идиотскую чёлку, макияж конечно размазался по всему лицу, но вероятность встретить человека, которому стоило понравиться, казалась ничтожной. На улицах было темно, мокро и пусто.
Выходя с Замковой площади в Краковское Предместье, я увидела идущего навстречу человека, который, заметив меня, отреагировал очень странно. Он резко остановился, на лице его появилось выражение удивления, ошеломления и полного восторга, его ноги сделали два шага, после чего приросли к тротуару. Я не хочу сказать, что никогда в жизни нигде и ни в ком не вызывала восхищения, но, тем не менее, такое явное потрясение показалось мне излишним. Я попыталась вспомнить, не знакома ли с ним случайно, и решила, что должна выглядеть исключительно глупо, прошла мимо этого застывшего столба и удалилась в направлении автобусной остановки.
Застывший столб, наверное, снова превратился в человека и оторвался от тротуара, потому что, выходя из автобуса, я увидела его снова. Он ехал в том же автобусе, вышел через вторые двери и смотрел на меня с таким страшным напряжением, что перед его взглядом сгущался воздух. Когда я шла домой, он плёлся сзади, не отрывая взгляда от моей спины. Это немного обеспокоило меня, я боялась, что он пойдёт за мной в подъезд, в арке обернулась и посмотрела на него таким взглядом, от которого ему следовало помереть на месте. Не умер он только от того, что под аркой было темно, и увидеть, что означает мой взгляд, было трудно.
Он как раз оказался под фонарём, и я смогла к нему при случае присмотреться. Он меня заинтриговал — довольно высокий, очень худой, черноволосый и темноглазый, с выступающим орлиным носом, в возрасте около сорока лет, одет хорошо, аккуратно и даже элегантно. На лице его читалось какое-то благородство, он вовсе не производил впечатления человека, способного на идиотские coup de foudre посреди улицы и на примитивное донжуанство. Его настойчивое внимание и восторженный взгляд были абсолютно непонятны. Вообще-то, выглядел он элегантно и симпатично, но мне не понравился — не выношу я орлиных носов.
На следующий день я сталкивалась с ним в универсаме и других местах. Он вился вокруг, как пёс возле мяса, и настойчиво пожирал меня взглядом. Я посмотрелась в витрину — действительно, у него не было никакого осмысленного повода сходить от меня с ума.
Но на следующий день имело место событие прямо противоположное. Я вышла из дома очень рано, в половине девятого, отправилась на остановку и села в скорый автобус "Б". Скорее всего, о чем-то я думала, хотя в такое время за это поручиться нельзя, в любом случае, окружающих я не замечала. Только недалеко от площади Унии я увидела человека, сидящего напротив.
В автобусе было пусто, никто его не заслонял. Человек задумчиво всматривался в пространство. Он был светлым. Таким светлым, что я бы заметила его даже в густой толпе, что тут говорить о пустом автобусе!
Глаз машинально зарегистрировал увиденное. Автобус ехал. Человек задумался. Поскольку делать все равно было нечего, я смотрела на него. И наконец у меня появились мысли.
Я стала думать, кем он может быть. Не известно почему, сразу стало понятно, что по профессии он должен быть журналистом. Больше ничего не подходило. Потом я подумала, что у него должна быть или машина или необычайно красивая жена. Машины у него нет, потому что он едет автобусом, остаётся жена… Правда, я тоже еду автобусом, хоть у меня и есть машина, но у него должна быть более солидная машина, а если её нет, значит должна быть необычайно красивая жена. Я представила себе эту жену: она должна быть худой, черненькой, гладко расчёсанной в кок, одетой во что-то зеленое. Лучше всего в замшу. Потом мне показалось, что она его не любит или любит недостаточно, слишком мало и эгоистично, и вообще — она ему не подходит. Полная идиотка — такому парню!..
Потом, с внезапным сожалением, я уныло подумала о том, о чем должна была подумать с самого начала — мною он никогда не заинтересуется. Выглядит он как воплощение моей мечты — блондин того особенного типа, который преследует меня на протяжении всей жизни, у которого я не имею никаких шансов. На меня таращит свои дурацкие зеньки чёрный придурок, а этот разве посмотрит? Такому я ни к чему. Чудовище, черт меня подери…
Из автобуса я вышла в расстроенных чувствах, расправилась со всем неприятными делами, которые вытащили меня из дома на восходе солнца, сделала покупки в «Деликатесах» в Новом Мире и снова увидела этого настырного кретина с носом. Он поклонился мне — законченный идиот.
Следующие два дня я встречала его на каждом шагу, это все больше и больше выводило меня из себя. Как получается, что весь город заполнен одним человеком? Если бы не явление в скором автобусе "Б", я, быть может, не восприняла его так плохо, но в сложившейся ситуации, после сравнения, он вызывал во мне одну неприязнь. В Центральном Универмаге, одним только поклоном, он настолько вывел меня из себя, что я чуть было не вызвала революцию у прилавка с бюстгальтерами, проинформировав покупательниц, что такие вещи на глаз не покупают, потому что на глазах не носят, и меряют на фигуру, а не на свитеры и пальто. Из возникшего скандала я выбралась с нормальным настроением, поскольку сама там ничего не покупала.
Чёрный псих с орлиным носом не отрывал от меня восхищённого взора. Он переждал переполох в бюстгальтерах, вытерпел косметику, чулки и бельё и у мужских подштанников наконец подошёл. Я сразу подумала, что место он выбрал самое романтичное.
— Прошу прощения, — несмело и смущённо произнёс он. — Вас, наверное, удивляет, что я уже несколько дней за вами наблюдаю. У меня есть для этого причины, и, если вы не против, я хотел бы их изложить.
Голос у него был милый и культурный, он и в самом деле производил приятное впечатление. Моя неприязнь к нему объяснялась исключительно блондином из автобуса.
— Не удивительно, — съехидничала я. — Я прекрасно знаю, что очень красива, потому вы от меня и глаз оторвать не можете.
— О, боже!.. Для меня вы действительно прекрасны, но не от того, что вы думаете, вообще дело не в этом!
— А в чем? — несколько удивлённо, но все ещё недоверчиво спросила я. Неблагожелательность исходила от меня, как жар от литейной печи.
Парень казался решительным. Он суетливо осмотрелся, окружение ему явно не нравилось, чему, принимая во внимание подштанники, удивляться трудно.
— Уйдём отсюда, — вдруг предложил он. — Я вас прошу, умоляю, согласитесь меня выслушать! Здесь рядом, на Сенкевича, есть небольшое кафе. Если желаете, за свой кофе можете заплатить сами, но уделите мне хоть пятнадцать минут! Умоляю!
Он говорил с пылом, но в голосе проскальзывали нотки отчаяния. Это настолько удивило меня, что я перестала сопротивляться. На моем месте, любая бы перестала. Кроме того, я все равно собиралась попить кофе, и, в конце-концов, чем это мне грозило?..
То, что я услышала, превзошло мои самые смелые предположения.
— Прежде всего, я должен объяснить ситуацию, — сказал он глядя на меня наполненным робкой надеждой взором, механически болтая ложечкой в чашке. — Есть одна женщина… Извините, что я начинаю с личного, но я просто вынужден. Иначе не объяснишь. Есть женщина, которая для меня… Как бы сказать… Для меня она женщина всей жизни, она питает ко мне взаимность, и ничего так сильно не желает, как выйти за меня замуж.
Прозвучало это слишком отчаянно, мне стало интересно. Неприязнь к нему быстро угасла. Я всегда любила романы, и очень обрадовалась тому, что объектом его чувств являюсь не я, а совсем другая женщина.
— Все горе в том, что она замужем, — продолжил он. — Я свободен. Её союз очень неудачен, собственно говоря, его уже нет, но муж все не хочет с ней разводиться. Детей, слава богу, у них нет, но это не имеет значения, муж не даёт повода для развода, сделать это можно не раньше, чем через два года. А мы не можем ждать столько времени, я еду в долгую заграничную командировку, нам бы хотелось поехать вместе, для этого необходимо жениться. Оттянуть отъезд на пол года я смогу, но не дольше…
Он все больше волновался, голос его охрип, он остановился и выпил свой кофе. Я чувствовала, что поневоле втягиваюсь в эту историю.
— Ну и что? — критически заметила я. — А для чего вам я? Надо взять мужа и заставить его согласиться на развод, так?
Удручённый почитатель несчастной женщины махнул рукой.
— Нет, это бесполезно. На развод он ни за что не согласится. Чтобы не было недоразумений… Собственно говоря, он абсолютно нормальный — не чудовище, не преступник, просто к ней присосался. Но он ей противен. Физическое отвращение, понимаете…
Я кивнула, удивившись, откуда в таком случае столько сложностей. В деле о разводе на физическом отвращении можно зайти очень далеко.
— В одном только он ведёт себя как настоящий сумасшедший, он болезненно, патологически ревнив, следит за ней, нанимает каких-то типов, эта женщина буквально не может вздохнуть свободно, не говоря уже о наших встречах. Он вызвал страшный скандал у меня дома, на лестничной клетке. Соседи вызвали милицию, милиция отказалась вмешиваться в семейные дела, словом, кошмар!
Он все больше волновался и нервничал, внутри его явно рушились все преграды. Чем меньше я понимала, тем интереснее становилось. Напротив сидел страдающий человек, во мне проснулось сочувствие к этим преследуемым, измученным разлукой бедолагам. Рядом был сильно взволнованный мужчина, было видно, как он старается сдерживаться, хотя, охотнее всего, рвал бы на голове волосы и стучал ею о стену. Меня поразило, что в наши противно рациональные времена встречаются такие вулканы чувств. Стало интересно, что в нем нашла эта женщина, но вспомнилось, что одна моя подруга с пятнадцати лет без оглядки влюблена в своего мужа, такой же по внешности. Теперь стало интересно, как выглядит героиня пламенного романа.
— У нас возникла идея, — слегка поколебавшись, но решительно продолжил несчастный любовник. — Возможно, немного странная, но, несмотря на видимость, единственно осуществимая. Муж может протестовать сколько хочет, но, не взирая на его протесты, суд даст развод немедленно… Я советовался с хорошими адвокатами… Если бы она… Короче говоря, если бы у нас были общие дети.
Вспомнив о том, что он говорил о заграничной поездке, я не удержалась от удивлённого возгласа.
— Боже! За пол года?!.. Недоношенные?..
— Да, нет… Не совсем… Не надо их иметь, достаточно будет свидетельства врача, настоящего, конечно, никаких подделок быть не может…
Я открыла рот, чтобы сказать что-то неподходящее, но как можно быстрее его захлопнула. Меня поразили представившиеся сложности. Понятно, если они хотят иметь детей, их не удержишь, но они должны хотя бы встретиться, а если за ней следит муж, устраивающий скандалы на лестнице… Если он ещё и ломится в двери… В такой ситуации, надо иметь просто железные нервы. Кроме того, непонятно, какие тогда получатся дети, а им, наверняка, хочется нормальных…
Несчастный любовник вздохнул с такой силой, что пепел из пепельницы полетел ко мне в кофе. Это привело к некоторому замешательству и перерыву в переговорах, виновник происшедшего чуть не свихнулся от смущения и испуга. Он с извинениями сорвался с места, забрал кофе с пеплом, заказал новый и умолял разрешить ему заплатить. За это время мой интерес значительно вырос.
— Ну, хорошо, — с сомнением сказала я. — Вы меня заинтересовали. Но я до сих пор не знаю, зачем вы все это рассказываете. Для чего вам я?
— Сейчас дойдём и до этого. Большое спасибо, что вы согласились меня выслушать. Вы же видите, в подобной ситуации никакие контакты неосуществимы. Поэтому мы планируем общий выезд на две-три недели, все равно куда. Муж, конечно, постарается помешать и все испортить. Он вообще не должен знать об этом, даже догадываться, а сделать это можно только одним способом…
Он остановился и посмотрел на меня взглядом приговорённого к смерти, у которого под самой виселицей промелькнула последняя искорка надежды.
— Прошу вас, — произнёс он пытаясь подавить волнение, — не кричите и не перебивайте меня. Они не только не живут друг с другом, даже не разговаривают. Они почти не видятся. Между ними идёт тихая война, все это осуществимо…
Он заинтриговал меня настолько, что я задержала дыхание.
— Её должна заменить какая-нибудь женщина. Естественно, похожая на неё, кроме того — характер, одежда, причёска… И голос… Она выйдет из дома, а вместо неё вернётся другая, он ничего не поймёт, у них отдельные комнаты, друг на друга они даже не смотрят… Вы на неё очень похожи! Там, на Замковой площади, мне показалось, что это она! Я хожу за вами уже несколько дней, наблюдаю и слушаю… Вы подходите идеально! От своего и её имени я умоляю вас согласиться!!!
Я полностью обалдела, молча всматривалась в разошедшегося психа и размышляла, не стоит ли немедленно убежать. И что только любовь не вытворяет с нормальными взрослыми людьми!…
— Подождите, не отвечайте, — заторопился сумасшедший. — Не отказывайтесь сразу! Этой услуги не требую от вас даром, упаси боже! Поймите меня правильно, я все знаю — сложности, сомнения. Муж человек неуравновешенный и мстительный, в случае разоблачения он может неприятно отреагировать…
Мысленно я увидела свой труп, над которым танцует дикое чудовище. Желание убежать усилилось.
— Естественно, ничего не произойдёт, если ничего не откроется. Однако, вы потратите своё время, силы, подвергнетесь некоторому риску, нервы, напряжение, я знаю — это вещи несоизмеримые, но готов потратиться. В качестве компенсации я предлагаю пятьдесят тысяч злотых, вперёд. Собственно говоря, даже больше…
Он замолчал и смотрел неуверенно, вопросительно и умоляюще. Все лицо, кроме глаз, выражало решительность. Признаков помешательства у него не наблюдалось. Единственное, что я в данный момент смогла оценить, это размер суммы.
— По-моему вы нездоровы, — невольно вырвалось у меня. — Пятьдесят штук за две недели?
— Возможно, три. Скорее всего, три. Для меня, прошу прощения, эти три недели стоят пятидесяти миллионов, но их у меня нет. Я отдаю себе отчёт в том, что предложение… нетипичное, и, возможно, немного хлопотное, никто не примет его без соответствующей компенсации. Я так много прошу… Чтобы не было недоразумений, объясняю все сразу. Ох, извините, я вам не представился. Меня зовут Стефан Паляновский, я не аферист и не преступник, работаю в Министерстве внешней торговли, вы всегда можете проверить. В конце-концов, это ещё одна моя забота, но об этом позже… Собственно говоря, у меня неплохая работа, кроме того, несколько лет назад я получил наследство от родственника, который умер во Франции. У меня есть счёт в Лионском кредите и деньги в Польше, все это абсолютно легально, если хотите, я могу заплатить франками…
Картина в мыслях сменилась. Вместо трупа я увидела свою машину, стоящую в мастерской и ту кучу запасных частей к ней, которую необходимо покупать за валюту.
— Вы спасёте мне жизнь, — продолжал он все с тем же пылом, не давая прийти в себя. Без этой женщины для меня нет ни жизни, ни всего остального!…
Он вдруг изменил тон и продолжил трезво, настойчиво и убедительно:
— Как я сказал, у меня ответственный пост в министерстве. Репутация — основа моего существования, а этот человек может бесповоротно её уничтожить. Достаточно мелочи, он напишет анонимку, где-то что-то скажет и уничтожит мою карьеру, отъезд и вообще все! Дело не в деньгах, это покажется смешным, но я работаю не за деньги, я люблю свою работу, она мне нужна, я профессионал… Поймите и эту женщину! Вы тоже женщина… За каждым её шагом следят какие-то подозрительные типы, дома — этот человек, который ей противен, она на грани нервного срыва!…
Он говорил дальше, усиливая заполнивший меня хаос. Нелепо упрямый муж, умирающая при рождении большая любовь, опять же — репутация, внешняя торговля, общие дети, нервный срыв, а тут ещё и моя чёртова машина в ремонте… Несомненно, я просто создана для дурацких историй. Я колебалась, не сумев оценить всего дела, но мне уже понравилось.
— Минутку… — осторожно начала я. — А если это откроется…
— Не может открыться!
— Но вдруг… Тогда муж может возбудить дело о мошенничестве!
— Ничего не случится, если вы делаете это по согласию с заинтересованной стороной! И вообще, никакого мошенничества нет — есть его ошибка! За его ошибки никто не в ответе, если он принимает чужого человека за свою жену — его личное дело! Кроме того, в любом случае, я покрываю все расходы — адвокат, выплаты, штрафы, не знаю, что там может быть ещё, безразлично! У вас есть права?
Правами он оглушил меня ещё раз, оттолкнув в сторону клубок, из которого я пыталась выбраться. С раздражением я подумала, что мне причитается вознаграждение за один только разговор. Какое отношение ко всему этому имеют права?
— Есть. А что?..
— И вы умеете ездить?
— Естественно умею, что за глупые вопросы!
— Это здорово. Видите ли, у неё есть вольво и она всегда им пользуется. Вам тоже придётся.
Я охнула. Что-то во мне сломалось. Моё влечение к автомобилям оказалось сильнее всего остального. Новый вольво, о боже!!!…
— Вы должны заплатить мне заранее… — неуверенно сказала я, не отдавая себе отчёта в совершаемом, думая только о том, что перед тем, как воплотиться в чужого человека, надо доставить в мастерскую запчасти, чтобы вместе с возвращением в себя, получить и собственную машину.
— Конечно, когда пожелаете! Боже, так вы согласны?!
От до сих пор безгранично угнетённой жертвы чувств стало исходить сверхъестественное сияние. Я стала приходить в себя.
— Подождите секундочку, — попросила я. — Прежде всего опомнитесь и постучите себя по голове. Это неправильно. Какой же муж не поймёт, что с ним живёт не его жена, а какая-то чужая баба?
— Откуда! Какой живёт! Я же сказал, что они почти не видятся! Живут отдельно, едят отдельно, почти не не встречаются и почти не разговаривают! Только работают, но с работой как-нибудь уладим, она может…
— Подождите, — подозрительно прервала я. — Какой работой?
Разошедшийся любовник немного забеспокоился.
— В этом, собственно, главная трудность, но я не сомневаюсь, что это можно уладить. Видите ли, у него мастерская по производству каких-то там тканей. И она делает ему шаблоны узоров или что-то такое. По-моему, это называется набивка, или как-то похоже, а выходит из этого что-то бархатное.
Стечение обстоятельств показалось мне просто неправдоподобным, и даже невероятным. Мне стало ясно — это судьба, оставалось только сдаться ей без излишнего сопротивления. Я покорно кивнула:
— Никаких сложностей, — уныло промямлила я. — Так получается, что я прекрасно умею делать узоры для набивки тканей. Мне это не очень нравится, потому что работа исключительно паршивая, но работать я могу и, если необходимо, посвящу этому некоторое время.
Ненадолго угасшее сияние пана Паляновского полыхнуло с новой силой. В уставившихся на меня глазах появилось набожное удивление.
— Не может быть… Вас послало мне небо! Я искал женщину похожую только внешне, предвидел большие сложности! Может вы и на машинке печатаете?
— Печатаю. Руками я вообще не пишу. Исключительно на машинке.
Пан Паляновский на противоположной стороне стола на мгновение прикрыл глаза и будто бы поперхнулся.
— Извините, — сказал он слегка осипшим голосом. — Искренне вам признаюсь… Я обратился к вам ни на что не надеясь, с моей стороны это был крик отчаяния. В конце-концов, у вас нет никаких поводов оказывать нам услугу, трудиться и рисковать для чужих людей! Эти пятьдесят тысяч — всего лишь символическое выражение благодарности, несоизмеримое с… вообще ни с чем! Вы мне… вы нам… Вы — чудо!
Я механически кивнула головой, рассеяно подтвердив, действительно, я — чудо. Мои мысли были заняты техническими вопросами предприятия.
— Стирать я не буду, — предостерегла я сразу. — Не только за пятьдесят тысяч, даже за пятьсот.
— Не надо, у него есть прачка, он все отдаёт ей.
— А прислуга у них есть? Муж меня может и не узнать, а насчёт прислуги — можете не сомневаться.
Пан Паляновский стал сам не свой. С неослабевающим терпением он рассеивал мои сомнения и страхи. Прислуга есть, но она получит отпуск на месяц, я её и не увижу. Вместе с мужем в мастерской работал человек, который как раз уволился, вместо него возьмут нового, который меня не знает. То есть, не знает настоящую жену. Гардероб… В моем распоряжении будет целый склад абсолютно новой и почти новой одежды, чтобы мне было не противно ходить в чужих обносках. И обувь тоже.
— Понимаете, — таинственно признался он. — Мы носимся с этой идеей уже достаточно времени. Басенька… то есть, та женщина о которой мы говорим, начиная с зимы, на всякий случай, покупает множество новых вещей, она их не носит, потому что не успевает, а просто разбрасывает по квартире. Несколько дней все валяется на виду, чтобы ему запомнилось. Парики… Вы не против париков?
— Нет. Могу носить. На Замковой площади вы видели меня в парике.
— Понятно, откуда такое сходство! Особые приметы будет легко подделать, у неё есть такая маленькая родинка, под глазом, вот здесь!
Он шлёпнул себя по лицу с таким размахом, что чуть не выбил себе глаз. Я согласилась и на родинку.
— А теперь немного помолчите, — потребовала я. — Мне надо подумать.
Вообще-то говоря, мои размышления не заслуживали этого благородного названия. Мешая третья чашку кофе, я пыталась привести в порядок сумятицу в голове. Что я соглашусь, понятно было сразу. Затея казалась безумной, и от этого очень привлекательной. Со мной давно уже не приключалось ничего глупого, теперь было самое время.
Пан Паляновский упорно производил хорошее впечатление. Он сидел напротив, выглядел нормально, спокойно, пристойно, благородно и стабильно, единственное, в чем его можно было упрекнуть — это огненный темперамент на благородном фоне. Влечение к бедной Басеньке, пронизывающее его естество, проявлялось только во взгляде, наполненном безумной надеждой. Он смотрел на меня, как загипнотизированная курица на палку перед клювом, и, по-видимому, не был способен смотреть ни на что другое. Это меня несколько смущало.
Я попыталась оценить отрицательные стороны. Оценить положительные было трудно, большую любовь я была готова спасать безвозмездно, гонорар не играл большой роли. В первый момент я даже решила взять ровно столько, сколько понадобится на запчасти к машине, но потом, вспомнив про шаблоны, передумала. Шаблонов я задаром делать не буду, не может быть и речи! Из отрицательных сторон в голову пришло только одно, а именно — претензии обманутого мужа. В непосредственную опасность я не верила и решила, что задушить себя не дам, но к судебной ответственности он меня мог привлечь. Я бы несомненно проиграла, результатом чего были бы моральное возмещение и компенсация моего содержания на протяжении трех недель. Хорошо, что ем я не много, а вообще, это забота пана Паляновского…
На всякий случай, я решила посоветоваться с подругой, по образованию адвокатом, а по профессии — судьёй, после чего об этом забыла. Меня беспокоило моё выродившееся воображение, продемонстрировавшее разные сцены — прятки от мужа по закоулкам, полную глухоту к его словам и тому подобные штучки. Это сильно заинтересовало и разохотило меня. Пан Паляновский все ещё смотрел на меня, как на говорящую икону.