Первое время Марина пыталась перенять тактику мужа и тоже перестала с ним разговаривать. Еду подавала молча, не спрашивая, чего он желает, кофе и чай приносила по своему усмотрению, что вызывало у мужа яростное шипение. Но молчать было свыше её сил. Молча преподнеся мужу очередную гадость, она бежала потом в кухню и отводила душу в разговорах с Хеленкой, правда не замечая, что даёт указания домработнице по хозяйству, цедя слова сквозь зубы и сохраняя на лице зверское выражение. Умная Хелена все понимала и покорно выслушивала благоглупости хозяйки.
   Итак, Марина начала полномасштабную войну, и неизвестно, чем бы такая гражданская война закончилась, но тут муж и произнёс это страшное слово «развод».
   Нет, развода Марина не добивалась, развода она не хотела. А раз уж подлец вздумал угрожать ей разводом, которого никак нельзя было допустить, оставалось лишь одно — убить подлеца.
   Просто взять и убить.
* * *
   — Да ты что! — снисходительно бросил Кшиштоф Буркач своему приятелю Ромеку Матушевичу, поперчив борщ. — По закону все имущество супругов признается общим независимо от того, работала жена или ты сам его приобрёл. Суд исходит из посылки, что жена принимает участие в накоплении совместного имущества, помогая мужу вести дом и вообще взяв на себя всю домашнюю сторону жизни, в том числе и воспитание детей. Ни одному мужу без помощи жены не нажить состояния. Вот разве что ты лично получил наследство от предков, причём вы, вступая в брак, заключили брачный контракт о разделе имущества будущих супругов.
   — Какая там интерциза, — скривился Ромек, для разнообразия свой борщ подсолив. — От предков мне досталась лишь разрозненная коллекция марок да ржавая сабля времён какой-то там войны. А жена унаследовала пожелтевшую хрустальную вазу и давно сломанные напольные часы. В начале нашей совместной жизни нам помогали оба — и мой старик, и её. А потом я и сам встал на ноги.
   — В таком случае ничего не попишешь — половина принадлежит ей. Ещё и на детей будешь платить алименты.
   — На Михала не буду, он уже работает. Платить придётся лишь на Вандзю.
   — Невелика разница.
   — Холера! Мне сейчас что-то делить — прямо зарез.
   — Тогда воздержись от развода, себе же в убыток.
   Они сидели за столиком одного из самых изысканных варшавских ресторанов. Кароль молчал, внимательно слушая разговор своих коллег по бизнесу.
   Собрались бизнесмены для того, чтобы окончательно оформить очень выгодный контракт, требующий, увы, немалых капиталовложений. Переговоры прошли на редкость успешно, партнёры обсудили все мелочи ещё на этапе закусок, но, поскольку обед заказали заранее, было глупо оставить уже оплаченные деликатесы и разойтись, тем более что за окном дождь лил как из ведра. Ничто не мешало спокойно пообедать в тёплой и дружественной обстановке.
   Однако для Кароля обстановка оказалась отнюдь не приятной, а все из-за разговора друзей-конкурентов. Не меняя каменного выражения лица, Вольский жадно слушал все тонкости о разводе, стараясь запомнить дотоле неизвестные ему мелочи, например интерцизу. Да нет, конечно же, таких вещей он не мог не знать, просто, помышляя о разводе, старался отогнать от себя неприятные мысли. Теперь вот силой заставили его слушать. И надо же было прохиндею Матушевичу завести за обедом именно этот идиотский разговор!
   Каролю очень неприятно было думать о разводе, он, собственно, не очень-то и жаждал его, но жизнь с Мариной стала совсем невыносимой, и что-то пора было предпринять.
   Много лет назад он женился на очаровательной стройной девушке с прелестными ножками. Юное создание Кароля обожало, смотрело ему в рот, ловило каждое слово, беззаветно веря мужу во всем.
   Муж понимал, конечно, что его молоденькая супруга не блещет ни умом, ни культурой, однако у неё хватило способностей неплохо наладить их семейную жизнь. Главное же — девочка со всеми своими потрохами принадлежала Каролю, была его неотъемлемой собственностью, старалась во всем ему угодить, он же, в свою очередь, ценил её старания и был ей благодарен. Марина ни в чем мужа не ограничивала, он мог делать все, что пожелает, а обслуживали его в доме так, что он никогда и мечтать не мог о подобном.
   Но постепенно все стало меняться. Юное создание показало коготки. Ей вдруг вздумалось командовать мужем, на манер знакомых баб, а Кароль этого не выносил. Вдобавок Марина оказалась особой разговорчивой, Кароль же был по природе молчуном. Она буквально засыпала мужа вопросами и желала получить на них ответы, тогда как он предпочитал дома посидеть молча, почитать, подумать. И вообще, для него главными были мысли, не слова. А если уж произносить слова, то для тех, кто их поймёт. Однажды, после долгих размышлений, Кароль нашёл замечательный способ, как с помощью модема связываться с компьютерами, на которых стоит другая операционная система, и поделился своим открытием с женой. Та в ответ ошеломлённо промолчала, и хорошо сделала. Когда в другой раз муж рассчитал с помощью компьютера наклон мелких плоскостей таким образом, чтобы в пустом помещении не отражалось эхо, он в восторге объявил о своём успехе супруге, но тут же услышал в ответ, что этот маленький паршивец, соседский Славик, катаясь на велосипеде перед их воротами, специально верещит так, чтобы она не могла разговаривать по телефону. Человек в собственном доме не может поговорить по телефону! Что-то следовало бы сделать с этим Славиком…
   — Отсечь ему голову топором, — вежливо предложил Кароль. — Туловище само верещать не может.
   И в ответ на удивлённый вопрос жены, какое туловище и чего оно не может делать, лишь удручённо промолчал.
   С возрастом очаровательная сильфида растеряла все очарование и непосредственность юности, приобретя взамен солидные отложения жира, апломб и самоуверенность, но умственное и культурное её развитие сохранилось в девственной неприкосновенности. И ещё она стала невыносимо расточительной, а считать так и не научилась. Теперь Кароль уже по-иному относился к тратам супруги. Они его не просто раздражали — выводили из себя. Деньги он зарабатывал тяжким трудом, честно, без махинаций. Деньги давали ему уверенность в своих силах. В ранней молодости ему приходилось отказывать себе во всем, хотя родители и старались обеспечить сыну сносные условия. Нет, нуждой это не назовёшь, у него даже имелся мотоцикл, хоть и подержанный, но о машине мечтать не приходилось. Каникулы же вместе с друзьями Кароль проводил на Мазурских озёрах, лодку брали напрокат, ночевали в палатках. О Швеции или Франции оставалось только грезить.
   Кароль же всегда тяготел… ну, может, не к роскоши, но к комфорту. Работать он любил, но только умственно, физического труда не выносил. Возможно, в глубине души он жаждал, чтобы им восхищались и чтили. Умом, образованностью, организаторскими способностями он на голову превосходил окружающих и, не отдавая себе в том отчёта, нуждался в столь же умном партнёре или хотя бы собеседнике. И уж в любом случае в собственном доме он желал оставаться на пьедестале, принимая заслуженную дань восхвалений и воскурений фимиама. В конце концов, он сам создал этот дом, так что имел право быть в нем хозяином. А тем временем некогда искренне восхищавшаяся им жена почему-то с каждым годом делалась все невыносимее. Стареющая и растолстевшая до ужасающих размеров баба стала капризной, претенциозной и бестактной идиоткой, несносно болтливой и безнадёжно глупой. Вечно надутая, всегда чем-то недовольная, плаксивая — словом, совершенно невыносимая.
   Теперь восхищение и уважение Кароль замечал в красивых глазах Иолы, переводчицы в его фирме. Иола знала шесть языков и на любом из них могла составить нужный документ. К тому же Иола понимала, что ей говорят…
   Ну хорошо, только спокойно. Что дальше? Разведётся он, но кто-то же должен его обслуживать. Иола? При всей её гениальности, умении прекрасно одеваться и великолепно выглядеть за гроши, блистать интеллектом, молчать, когда надо, а в случае необходимости кстати бросить нужное словечко, не говоря уже о женской привлекательности и сексапильности… умеет ли она готовить?
   Кароль совсем истерзался. Будучи человеком неглупым, он не только взвесил все «за» и «против» жены, но и на себя не побоялся взглянуть как бы со стороны. Нет, он и не пытался сравнивать себя с молодыми стройными юношами, но ведь и в его возрасте мужчины часто очень неплохо выглядят. Во всяком случае, не растолстели так безобразно, как он. А все потому, что обожает Маринины клёцки с отбивной, зразы в густом остром соусе, зайца в сметане, салаты с майонезом, фондю из сочного острого сыра, жирную грудинку с хреном, сладости… Варёные же овощи и обезжиренные творожки Кароль сердечно ненавидел и никогда в рот не брал. Может, и взял бы, поставь кто-нибудь ему под нос после недельного принудительного поста. Тьфу, даже подумать о таком страшно.
   А все же? Бывают ведь блюда вкусные, но без калорий.
   Нет, Марина готовила потрясающе, но в безраздельной оргии калорий. Придумать диетические блюда она была неспособна. А может, вкусные и высококалорийные блюда она готовила на погибель ему? Кароль устоять не мог, с каждым днём жрал все больше и толстел, толстел…
   Несмотря на довольно добродушную и даже симпатичную внешность, Кароль был человек с твёрдым характером и железными нервами, целиком поглощённый своей работой. Он поставил перед собой цель сколотить многомиллионное состояние — даже если придётся идти по трупам — и своего добьётся! К счастью, пока дело обходилось без трупов, но работа выжимала из него все силы, после неё он мечтал лишь об отдыхе, на развлечения и занятия спортом его уже не хватало.
   А эта идиотка рвалась к развлечениям, обожала танцы-шманцы и светскую жизнь, но теперь её всего этого лишили. С горя она стала курить, не иначе как назло мужу, не соображая, что от курения женщина раньше стареет, да и стоят хорошие сигареты дорого. И незаметно пристрастилась к спиртному. Выпив рюмочку, становилась жутко разговорчивой и несла такие глупости, что уши вяли. На замечания мужа только огрызалась, словесные аргументы до неё не доходили, мужу пару раз даже пришлось применить силу, отнимая у жены бутылку, хотя к силовым методам воздействия он прибегать не любил.
   Постепенно дом для Кароля превратился в ад. Жена либо слезливо жаловалась на свою несчастную жизнь, либо каменно молчала, изредка презрительно фыркая и отпуская ядовитые замечания словно бы в пространство. Нет. От неё не дождёшься ни понимания его потребностей и стремлений, ни хотя бы мало-мальски тактичного поведения в доме. Лишь запершись в своём кабинете, скрывшись за дверью от этой безмозглой эгоистки и эгоцентристки, можно было обрести относительный покой.
   Тот факт, что и он сам был законченным эгоистом, Кароль как-то оставлял без внимания. Вот если бы кто открыл ему глаза… Но кто? Правда, появилась в его жизни Иола. Женщина молодая, красивая, разведённая и очень неглупая, но не в её интересах было мирить мужа с женой. Она пока ещё и сама не решила, нужен ли ей Кароль, однако на всякий случай мягко, ненавязчиво намекала начальнику, мужчине безусловно интересному, что тот стал бы ещё интереснее, сбрось он парочку лишних килограммов. Стоило подумать, к примеру, о бальнеологии, не обязательно сразу садиться на диету. Кароль в состоянии позволить себе приобрести трехнедельный бальнеологический курс, плавание приятно и не требует от человека особых жертв, а лишний жир спускать помогает. Кароль и сам подумывал, что неплохо бы сбросить килограммов десять. Хотя нет, что значат десять кг при его весе, зашкалившем далеко за сотню! Чёртова Марина, кормит как на убой!
   Так, может, все же следует развестись с ней? Или попытаться найти другой выход?
   Тем временем Ромек и Кшиштоф все ещё обсуждали проблему дележа супружеского имущества.
   — Да проще простого, — снисходительно бросил Кшиштоф. — Переведёшь наличные на чей-нибудь счёт, хоть бы и на мой, получишь долгосрочный вексель. Только без глупостей, никаких процентов. Потом снимешь, когда все затихнет, и станешь говорить, что эту наличность ты заработал уже после.
   — Ты мою не знаешь, она до всего докопается.
   — Балбес, в швейцарский банк!
   — Думаешь?
   — Или, погоди, можно по-другому. Ты разорился. Пришлось много платить, сплошные убытки, ничего не осталось.
   — Что ж, неглупо, — подумав, одобрил Ромек. Ещё подумал и оживился:
   — Слушай, а если и всю текущую платежность оформлять через швейцарский банк? Чтобы у нас и следа не осталось?
   Кшиштоф не сразу ответил, что-то взвешивая. Затем не очень уверенно предложил в таком случае заключить особое соглашение…
   Больше Кароль их не слушал. Он уже давно принял меры, половины его состояния как бы вообще не существовало, официально. Второй половины спокойно должно было хватить на все про все, но делиться с Мариной у него и при таком раскладе не было ни малейшего желания. К тому же ей ещё полагались бы и дивиденды.
   — Введём оговорку, — неожиданно заявил он. Его коллеги замолчали на полуслове, не понимая. — Не уточняя, рыбкой, переходим на кредиты. В качестве дебета, это непременно следует записать. Что скажете?
   Поглядев на него с минуту, компаньоны пораскинули мозгами и единогласно одобрили.
   — Ну, голова! — уважительно пробасил Кшиштоф.
   — Ты спас мне жизнь! — пылко подхватил Ромек.
   А тут и дождь закончился, и солнышко пробилось сквозь тучи.
* * *
   Юстина забыла зонтик дома, и пришлось ей пережидать ливень в кафе. Время девушка провела с пользой, с большим интересом читая библиотечную книгу о соблюдении права собственности в XIX веке и последствиях нарушения оного. Данную тему они ещё не проходили, она интересовала Юстину, так сказать, лично.
   После окончания школы у Юстины не было проблем с выбором, куда пойти учиться. Уже в предпоследнем классе лицея она почувствовала в себе интерес к юриспруденции и теперь, на втором курсе университета, убедилась, что сделала правильный выбор. И опять же не сомневалась, в каком направлении следует специализироваться. Она станет прокурором, это решено.
   На первом курсе ещё колебалась, выбирая между защитой и обвинением. Может, и теперь бы пребывала в сомнениях, да помог случай. Подружка рассказала, как у её тётки уличный грабитель средь бела дня вырвал из рук сумочку, куда тётка положила деньги, только что снятые со счета в банке. Вырвал с такой силой, что вывихнул женщине левое плечо. Мгновенно оправившись от шока, тётка схватила отломившийся от тротуара кусок и изо всех сил бросила вслед убегавшему парню. Бросила неумело, как обычно швыряют женщины, но так уж получилось, что угодила мерзавцу в голову. Пошатнувшись, тот упал на бок, тётка же, громко стеная от боли в плече, поковыляла к поверженному грабителю и без труда овладела своей собственностью. Все это происходило, как уже говорилось, средь бела дня, на людной улице, и сразу собралась толпа.
   О том, что видели, зеваки наперегонки спешили информировать полицейского, который всегда появляется, когда в нем нет необходимости.
   — Эта пани колотила этого пана камнем по голове! — перекрикивая друг друга, давали они свидетельские показания.
   Немолодая, приличная с виду дама, зверски избивавшая камнем молодого человека, сразу привлекла внимание, и толпа росла как лавина. К счастью, среди свидетелей нашлось два человека, наблюдавших инцидент с самого начала, и они заявили: не пани накинулась на пана, а, наоборот, этот пан вырвал что-то из рук пани и бросился бежать, а она уже потом столь метко швырнула камень, что попала ему в голову. Благодаря этим добрым людям суд отнёсся к тётке снисходительно, сочтя кражу сумки смягчающим вину обстоятельством, однако приговорил её к нескольким годам заключения условно и выплате парню внушительной денежной компенсации на лечение. Кусок тротуарной плитки основательно поранил мерзавцу голову, на тёткином же вывихнутом плече никаких следов не осталось, и выходит, тётка превысила пределы необходимой обороны. Вот так.
   Юстина тогда представила себя в роли адвоката обвиняемой, и ей было что сказать суду. Представила она себя и обвинителем юного грабителя, и тоже во многом могла бы упрекнуть судей. Но не наоборот. Наоборот у неё никак не получалось, обвинять женщину и защищать парня она ни за что бы не смогла. Суд совершенно проигнорировал такую мелочь, как сам факт кражи сумки. Доказать же это было легче лёгкого, следовало лишь затребовать от следствия отпечатки пальцев грабителя на сумке. Они наверняка там были, и вряд ли тётка давала парню подержать сумку с деньгами. Защищать же свою собственность женщина имела право.
   И тут Юстина, к своему изумлению, узнала, что вовсе не имела! Ну, в крайнем случае могла догнать похитителя и вырвать у него свою сумку, пусть даже при этом тоже вывернув вору плечевой сустав. А бить камнем по голове закон запрещает. И тут даже самый речистый адвокат ничем не поможет. Вот уж поистине дура лекс… Хотя уже тогда знала, что в латинском выражении «Dura lex» прилагательное «дура» по отношению к закону означает лишь его строгость. Закон суров, но он остаётся законом…
   А затем сама жизнь подбросила ещё парочку фактов, заставивших её окончательно предпочесть обвинение защите и сделать его своей специальностью. Возможно, сказались и некоторые черты характера девушки, её твёрдость и упорство.
   Добавилось и ещё одно обстоятельство, характерное для современной Польши. Во время летних каникул Юстина оказалась в деревне, которая стоном стонала от обнаглевших подростков. Весёлая группа молодёжи посвятила школьные каникулы кражам и ограблениям односельчан и горожан, приехавших отдохнуть в деревню. Нагло, не скрываясь, молодчики присваивали приглянувшиеся им вещи и угоняли автомашины, натешившись которыми потом бросали где-нибудь в пустынном месте, иногда целыми, иногда превращёнными в кучу металлолома. Все участники преступной группы были отлично известны как местной полиции, так и районной прокуратуре, но их не трогали. Юстине объяснили, что прокурору молодчики предъявили ультиматум: или он будет слепым, глухим и вообще недоразвитым, или пусть сам подумает о своём имуществе. Что там у него есть? Дом, машина, здоровье, дочка…
   Имущество прокурора стало для Юстины последней каплей. Она будет прокурором! Без дома, машины и дочери, а что касается здоровья, так она с началом учебного года записалась в секцию карате. В случае чего противникам придётся держаться от неё на расстоянии…
   Ливень прекратился, девушка захлопнула книгу и отправилась домой. Очень хотелось есть, в кафе пришлось ограничиться чашечкой кофе, а дома наверняка ждёт обед. И наверняка вкусный, невкусного тётя Марина просто не умеет готовить. К тому же что ни день, то что-нибудь новенькое, дядя Кароль не любил повторений, вот тётя и готовила каждый день новый обед, независимо от того, придёт дядя или нет. Юстина уже который раз попыталась понять, почему тёткина еда такая вкусная. Что она делала с продуктами, если в её руках любая каша превращалась в сущую амброзию, а обычные клёцки без всякой приправы сами прыгали в рот? Юстина уже давно перестала ходить в закусочные и даже рестораны после тёткиной стряпни все казалось несъедобным.
   Сидя в автобусе и задумчиво глядя в спину толстого водителя, Юстина размышляла о том, что из-за такой еды и дядя, и тётя превратились в бесформенные горы жира. Как ещё она сама не растолстела? Ведь ест то же самое, причём регулярно, изо дня в день по три раза. Разве что не так много, как они. Если тётя и дядя съедают по пять котлет, то она лишь одну, тётя и дядя по шести порций порея в соусе бешамель — она лишь полпорции, тётя и дядя по три горячие булочки с ветчиной — она половинку… А вот зато зеленого салата, помидоров, огурцов и прочих сырых овощей она одна съедает больше, чем они оба вместе. Возможно, овощи и спасают?
   Наверное, от голода Юстина всю дорогу думала о еде. Опомнившись, заставила себя немедленно подумать о том, что надо делать, чтобы похудеть. Недаром она собиралась стать прокурором. Твёрдость характера и здесь сказалась. Однако тут же себя одёрнула: пока нет необходимости худеть. В свои двадцать лет и при росте метр шестьдесят восемь она сохраняла отличную форму, чему немало способствовали не только овощи, но и занятия карате, плавание и ежедневная утренняя пробежка к автобусу, который имел нехорошую привычку приходить когда вздумается, так что не раз девушка нагоняла его уже на следующей остановке.
   Марину радовало, что племянница ест мало. Пусть этот скупердяй видит — дите кладёт на тарелку что кот наплакал, так что не разорит его. Правда, иной раз, хлебнув для храбрости, Марина, чтобы насолить мужу, начинала девушку уговаривать взять добавку, особенно если это было какое-нибудь дорогое, изысканное блюдо. Бросая злобные взгляды на мужа, глупая баба слезливо упрашивала бедную сиротку поесть как следует, ведь не пойми в чем душа держится. В таких случаях непривычная к заботе Юстинка чувствовала себя очень неловко и старалась поскорей убежать к себе.
   Юстина так глубоко задумалась, что, автоматически выйдя на своей остановке, даже не заметила молодого человека, который всю дорогу не сводил с неё глаз. А был он как раз из тех молодых людей, которых стоило бы заметить.
   Конраду Гжесицкому недавно исполнилось двадцать четыре, был он высок, строен, с коротко остриженными тёмными волосами и чёрными грузинскими бровями. Словом, типичный пример нынешнего молодого поколения. Нельзя сказать, что Конрад охотно отзывался на завлекательные взгляды юных красавиц. В этом году он заканчивал биологический факультет и сейчас трудился над дипломом. Кроме того, он работал. Работа неплохо оплачивалась, однако о ней не рекомендовалось болтать направо и налево. Вот и сейчас, в автобусе, он ехал по служебной надобности; красивая девушка оказалась очень кстати, можно было с чистой совестью не сводить с неё глаз, лишь украдкой наблюдая за «объектом». Девушка очень понравилась Конраду, он не только запомнил, на какой остановке она вышла, но и проследил, в каком направлении пошла по улице…
* * *
   Хелена дождалась конца ливня, внимательно обозрела небо, убедилась, что в ближайшее время он опять не разразится, и решилась отправиться домой. Все дела сделаны, можно с чистой совестью и уходить. Окончательную заправку супа, жаркого и приготовление салатов Марина всегда выполняла собственноручно, а гостей на обед сегодня вроде бы не ожидалось. Сложить же грязную посуду в посудомоечную машину нетрудно, с ней Хелена разберётся утром.
   В принципе, Хелена жила у дочери, точнее сказать, дочь с мужем и ребёнком школьного возраста проживала в квартире матери, но у Марины домработнице была выделена на первом этаже особая комната со всеми удобствами, даже телевизором, где Хелена часто и ночевала, особенно если вечерами оказывалось много работы. Обычно помощь прислуги требовалась, когда приходили гости, хозяйка должна была и гостей занимать, и в кухню то и дело наведываться. А даже человек со сверхъестественными кулинарными способностями не может находиться сразу в двух местах: щебетать в гостиной, улыбаться, развлекать гостей и одновременно доставать что-то из духовки или помешивать варево в кастрюле. Кроме того, хозяйку могут утянуть в бридж играть. Вот здесь без Хеленки не обойтись. Домработница особенно любила бридж. Если уж усядутся за него, ей сразу меньше хлопот. А как смешно ссорятся! «И какая холера заставила тебя выйти из-под короля?» И в самом деле, про себя ухмылялась служанка, зачем? Плохо ей там было? Ведь королевские полюбовницы всегда свою выгоду соблюдали — то в виде бриллиантового ожерелья, то богатого поместья, а то и титула высокого удостаивались. Или вот ещё: «А что мне было делать, я и без того сидел на голой даме». Ну не прелесть ли? Так интересно было на этих приёмах, что домработнице вовсе не хотелось уходить домой.
   И все же время от времени возникала необходимость побывать в родном доме. Сменить одежду, побеседовать со своими, главное же, ещё раз порадоваться, что вот, у неё есть два дома и она может выбрать любой. Поссорится, к примеру, с зятем, хлопнет дверью и удалится в особняк Вольских, где её ждут уютная комната и уважение хозяев. И поскольку такая чудесная возможность существовала, Хелена никогда не ссорилась с зятем, рассуждала так, теоретически.
   Уже одетая, Хелена перед уходом на всякий случай заглянула в гостиную. Хозяйка сидела неподвижно все в той же позе, словно кто её заколдовал, тупо глядя в окно.
   — Суп я оставила на огне, проше пани, — предостерегла домработница. — На самом маленьком, но все же… Да вы слышите меня? На газу стоит, проше пани.
   — Газ? — вроде как оживилась хозяйка. — Что ж, газ тоже неплохо. Надо подумать.
   — А чего там думать? — удивилась домработница. — Я так всегда газ выбираю, на электричестве ещё неизвестно как выйдет, а тут дело верное, сколько лет готовлю. Ну, я пошла? До свиданья.
   — До свиданья, большое спасибо, — неживым голосом отозвалась Марина.
   Домработница и этому была рада. Наконец хозяйка ответила как человек, а не молола какую-то непонятную чушь. Выходит, не закаменела окончательно, не спятила.