Ходжер Эндрю. Храм Фортуны

   — Хорошо, трибун, — медленно, спокойно и раздумчиво произнес Тиберий, глядя на Сабина своими светлыми выпуклыми глазами. — Передай цезарю, что я ознакомился с письмом и готов выполнить волю моего приемного отца. Он тут — со свойственной ему деликатностью — беспокоится, не обижусь ли я. Можешь смело уверить его, что нет. Его желание — закон для меня, а в его мудрости я не сомневаюсь и не буду сомневаться, что бы он ни предпринял.
   Тиберий замолчал, собираясь с мыслями.
   Душа Сабина ликовала. Отлично! Об этом можно было только мечтать! На такого союзника ни Фабий Максим, ни он сам никак не рассчитывали. И что теперь делать бедной Ливии, если тот, для кого она, не жалея сил и не выбирая средств, добывала власть, сам от нее отказывается? Какого еще претендента она себе выберет? Уж не Германика ли? А может, того негодяя, человека со шрамом?
   — Цезарь пишет, — снова заговорил Тиберий, словно с усилием шевеля челюстями, — что скоро вернется в Рим, а затем проводит меня, по крайней мере, до Беневента. Значит, моя далмацийская экспедиция не отменяется и не откладывается, и я очень рад этому. Так и передай принцепсу.
   Он обещает обо всем поговорить со мной по дороге на юг, объяснить мотивы своего решения. Можешь сказать, что я польщен таким доверием и заботой обо мне и от души благодарю моего приемного отца. Видимо, свою окончательную волю он собирается объявить уже после моего отъезда и своего возвращения в столицу. Что ж, против этого я тоже не возражаю. Передай, что я буду с нетерпением ждать цезаря. Несмотря ни на что, я люблю его и уважаю.
   Тиберий снова умолк, сосредоточенно расковыривая ногтем язвочку на щеке. Такими язвами и прыщами было усыпано все его лицо, и они доставляли ему настоящие страдания. А смоковичный пластырь, прописанный дворцовым лекарем, совершенно не помогал.
   — Ты все понял, трибун? — спросил Тиберий, складывая таблички и пряча их во внутренний карман тоги.
   — Да, все, — ответил Сабин с облегчением. — И как можно скорее передам твой ответ цезарю.
   — Когда ты собираешься отправиться в путь?
   — Завтра утром. Надеюсь встретить принцепса в районе Тарквиний и вернуться вместе с ним.
   — Хорошо, — кивнул Тиберий и в первый раз за всю беседу внимательно оглядел Сабина. — Где ты служишь, трибун? Или вернее — служил. Ведь теперь ты уже почти префект претория.
   — В Первом Италийском, — доложил окрыленный Сабин, — Я воевал под твоим началом в Германии и за Рейном.
   — Вот как? — Тиберий одобрительно покачал головой, но тут же нахмурился. Подозрительность брала свое. — Ну, и как вы меня там называли? — спросил он с вызовом. — Биберием? Грязью на крови?
   Сабин смутился.
   — Я солдат, — пробормотал он. — Не мое дело обсуждать командиров.
   — Ладно, — махнул рукой Тиберий. — Я и сам знаю. Ну, что ж. Еще раз благодарю за службу. Можешь идти.
   Сабин отсалютовал и хотел повернуться кругом.
   — Кстати, — вспомнил вдруг Тиберий, — тебе есть, где остановиться в Риме? У меня здесь имеется комната для гостей.
   — Благодарю за такую честь, — ответил Сабин, радуясь, что Тиберий не стал расспрашивать дальше о прозвищах, которыми его награждали в армии, а ведь там были такие... — Мой дядя оставил мне в наследство дом на Авентине. Надо побывать там и посмотреть, как обстоят дела.
   — Понятно, — кивнул Тиберий. — Что ж, иди. Если понадобится — обращайся прямо ко мне.
   — Готов служить! — по уставу ответил Сабин и вдруг вспомнил еще об одном.
   Он переступил с ноги на ногу, не зная, как начать.
   — Что еще? — нетерпеливо спросил Тиберий.
   Ему очень хотелось поскорее обсудить с Фрасиллом изменившуюся ситуацию.
   — Достойный Тиберий, — заговорил Сабин, неуверенно, боясь, что разозлит того. — Цезарь еще просил передать, что содержание этого письма следует пока хранить в тайне. Он...
   Трибун снова замолчал, не зная, как сказать, что речь здесь идет о Ливии — жене Августа и матери Тиберия.
   Но тот и сам понял, кто имеется в виду.
   — Это ясно, — ответил он, недовольно хмурясь. — Государственная тайна, естественно.
   Сабин облегченно вздохнул, еще раз отсалютовал, но и на сей раз ему не пришлось покинуть комнату.
   Туда вошел молодой мужчина, черноволосый, среднего роста, жилистый и подвижный. Белоснежная тога была искусно закреплена на его плече, спускаясь вниз безукоризненными складками. На его лице читались смелость, решительность и некоторая жестокость. Наложило также свой отпечаток и неумеренное употребление вина.
   Он на миг задержался на пороге, оглядывая Сабина, а потом свободно двинулся вперед.
   — Извини, отец, — сказал мужчина, жестом приветствуя Тиберия. — Я не знал, что у тебя кто-то есть.
   — Да, — не очень приветливо ответил Тиберий. — Это трибун Валерий Сабин. Он привез мне письмо от нашего цезаря.
   Молодой человек еще раз оглядел Сабина. Судя по всему, трибун ему понравился. Тиберий тоже заметил это.
   — Мой сын, Друз, — представил он мужчину в тоге, смотря на Сабина.
   Трибун отсалютовал. Он никогда еще не видел молодого Нерона Друза, знал лишь, что тот уже занимал высокие должности и участвовал в боевых походах, а значит — имел право на воинские почести.
   Друз непринужденно ответил на приветствие, бросил косой взгляд на Фрасилла, который сделал вид, что не заметил его появления, и по-прежнему перебирал свои бусы, а потом открыл рот, чтобы что-то сказать.
   Но Тиберий опередил его.
   — Кстати, — произнес он, и глаза его хитро блеснули, — Валерий Сабин пользуется расположением цезаря и — вполне вероятно — займет вскоре какой-нибудь важный пост в столице. Неплохо бы вам познакомиться поближе, как ты считаешь, сын?
   Друз улыбнулся.
   — Буду рад встрече с одним из наших доблестных воинов. Где ты служишь, трибун?
   Сабин хотел ответить, но Тиберий властным жестом заставил его замолчать.
   — Это вы обсудите потом, — сказал он твердо. — Поручаю Сабина тебе, Друз. Развесели его чем-нибудь, ты это умеешь.
   Последняя фраза была произнесена с нескрываемой иронией. Тиберий отнюдь не одобрял образа жизни, который вел его отпрыск, — пьянки, кости, оргии, гладиаторские бои и бега в цирке.
   Друз уловил издевку и, нимало не смущаясь, весело ответил:
   — С удовольствием. У меня сейчас как раз нет достойного партнера, чтобы как следует выпить и погулять с девочками. Мальчиков я не люблю, — пояснил он, оборачиваясь к Сабину. — Говорят, это развлечение престарелых мужчин.
   Лицо Тиберия исказила болезненная гримаса. Сынок достойно ответил ему — стрела попала в цель. Все знали, что Тиберий в последние годы предпочитает именно мальчиков, причем в самом юном возрасте.
   — Ладно, — сказал он сквозь зубы. — Идите оба. Надеюсь, трибун, ты хорошо отдохнешь перед поездкой.
   Сабин в очередной раз отсалютовал, Друз слегка кивнул головой, и молодые люди вышли из комнаты, оставив Тиберия и Фрасилла наедине с цезарским письмом, мечтами и опасениями.

Глава XXI
Светская жизнь

   Когда они оказались за дверью, Друз хлопнул Сабина по плечу и весело улыбнулся:
   — Не обращай внимания на старика, — сказал он пренебрежительно. — Он любит поиздеваться над людьми, и поэтому его все боятся. Но стоит только дать ему отпор, как он сразу теряется и уходит в себя.
   Сабин промолчал; ему не хотелось обсуждать и критиковать человека, который, что ни говори, до сих пор считался официальным преемником цезаря. Тем более, зная злобность и мстительность Тиберия, это было бы небезопасно.
   Друз брезгливо оглядел свою ладонь, на которой после прикосновения к панцирю. Сабина остался грязный след дорожной пыли.
   Заметив это, трибун смутился.
   — Прости, — сказал он неуверенно. — Я так спешил доставить письмо, что не успел привести себя в порядок.
   — О, пустяки, — небрежно ответил Друз. — Это мы мигом исправим. Сейчас приготовят баню, и мы освежимся. Я ведь тоже купался уже целых два часа назад.
   "Он не спрашивает, ни откуда я приехал, ни о письме, — подумал Сабин, — хотя тут и дурак бы догадался, что оно крайне важное, раз уж цезарь не мог подождать два дня и отправил курьера. Похоже, сына Тиберия совершенно не интересуют государственные дела. Что ж, это приятно. Значит, мне не придется все время быть настороже, и можно немного расслабиться. "
   Друз тем временем раздраженно поворачивал голову из стороны в сторону.
   — Где же эти проклятые слуги, чтоб их Цербер разорвал? — с гневом вопросил он. — Ни одного не видно.
   Они стояли в длинном, отделанном мрамором и деревом коридоре дворца. Действительно, кроме статуй античных героев у стен тут никого не было.
   — Ладно, пойдем, — потерял терпение Друз. — Сейчас я им устрою. Только бы мне теперь не нарваться на мою достойную супругу, и я обещаю тебе, что мы отлично проведем день, — добавил он озабоченно.
   Как только он произнес эти слова, в коридоре послышались шаги, и из-за поворота показалась небольшая процессия. Впереди шел раб-номенклатор — степенный седовласый мужчина в дворцовой ливрее; за ним следовали две молодые женщины в расшитых золотом роскошных патрицианских столах, а замыкали поход несколько девушек-служанок в легких разноцветных греческих хитонах.
   — Так я и знал, — буркнул Друз себе под нос. — Никуда от нее не спрячешься.
   При виде мужчин раб-номенклатор остановился, поклонился дамам и исчез; женщины подошли ближе.
   — Вот ты где, — надменно произнесла одна из них, высокая, стройная, лет двадцати пяти.
   Ее густые черные волосы были уложены в искусную прическу и переплетены жемчужными нитями. Холодные серые глаза с неприязнью смотрели на Друза, мелкие зубы хищно выглядывали из-под коралловых губ, высокая грудь чуть подрагивала под легкой тканью столы.
   Она была очень красива, но это была скорее красота мраморной статуи, а не женщины из плоти и крови.
   — Я заходил к отцу, — хмуро ответил Друз. — Когда я проснулся, тебя уже не было дома, и я не мог предупредить.
   — Еще бы, — фыркнула женщина. — Ты же пропьянствовал всю ночь, а потом спал до полудня. О, боги, ну и мужа вы мне подарили!
   — Боги тут ни при чем, — буркнул Друз. — Благодари нашу достойную бабушку.
   — Ой, Ливилла, да не злись ты так, — вмешалась вторая девушка, кокетливо строя глазки Сабину. — Чем тебе плох твой супруг? Молод, красив... Мне вот вообще хотят подсунуть какую-то старую развалину.
   Друзу явно нетерпелось поскорее уйти.
   — Это трибун Валерий Сабин, — показал он рукой. — Он прибыл с письмом от цезаря. Отец поручил его моему попечению, так что сейчас мы пойдем купаться, а потом...
   — О, какой ты бессовестный, Друз, — томно вздохнула девушка. — Только появляется новый человек, да еще такой мужественный в своих доспехах, как ты тут же уводишь его. Давайте хоть немного посидим, поболтаем, трибун расскажет, что делается в чужих краях. Мне уже так надоели эти придворные хлюпики, хочется пообщаться с настоящим храбрым воином.
   Друз досадливо крякнул. Сабин был смущен. Он не привык к такому обхождению, и чувствовал себя крайне неловко. Хотя, конечно, приятно услышать от красивой, благородной патрицианки, что ты храбрый и мужественный.
   Девушка действительно была красивая. Ее пышные, с легкой рыжинкой, волосы были расчесаны по последней моде, шею украшало бриллиантовое ожерелье, на тонких запястьях поблескивали ажурные золотые браслеты. Она была невысокая, подвижная, с хорошей аккуратной фигуркой и маленькими ножками, обутыми в невесомые, отделанные электроном, сандалии.
   Веселые карие глазки игриво блестели в оправе из густых ресниц; маленький носик, пухлые губки и нежная молочно-белая кожа дополняли картину. Было девушке на вид лет двадцать.
   Друзу явно не по вкусу пришлось ее предложение. Он открыл было рот, но жена властно перебила его:
   — Послушай, дорогой, — сказала она. — Не так уж часто я тебя о чем-то прошу. Сделай милость, после купания приведи этого доблестного воина в мою экседру. Поговорим немного, выпьем вина. В конце концов, ты мой муж, и нас должны хотя бы изредка видеть вместе.
   Друз кивнул с неохотой.
   — Ладно, только ненадолго. Трибун устал, ему надо отдохнуть.
   — Да, с тобой он хорошо отдохнет, — язвительно сказала женщина. — Представляю себе.
   Потом она взглянула на Сабина, уже более приветливо.
   — Мы ждем тебя, Валерий Сабин, — произнесла она мягко. — Пожалуйста, не обмани наших надежд и приходи поскорее.
   — Конечно, госпожа, — запинаясь, ответил Сабин. — Это будет честью для меня. Я...
   — Ладно, пойдем уже, — Друз потянул его за руку. — У тебя еще будет возможность полюбезничать с ними.
   Мужчины быстро прошли по коридору и свернули за угол. Сабин чувствовал себя настоящим варваром посреди этого дворцового великолепия и изящных манер. Но — делать нечего, надо привыкать. Ведь скоро его ждет жезл префекта претория, а это уже должность, которая просто обязывает держаться на высоком светском уровне.
   — Это была твоя жена? — вежливо спросил Сабин. — Очень красивая женщина.
   — Красивая... — буркнул Друз, — Что ж, и Эринии могут кому-то показаться красивыми. У тех, правда, змеи на голове, а у Ливиллы в душе.
   — Ее зовут Ливилла? Она, что, родственница императрицы?
   — Естественно. Мы тут все, по сути, занимаемся кровосмесительством. Простым людям за это рубят головы, но семья цезаря стоит над законом. Ливилла — моя двоюродная сестра и родная сестра Германика.
   — Ах, вот как, — глубокомысленно заметил Сабин.
   — Именно, — хмуро ответил Друз. — Ну где же эти слуги? Такой бардак в нашем дворце.
   — А кто вторая девушка? — с любопытством спросил Сабин. — Такая веселая.
   — Недолго ей уже осталось веселиться, — ухмыльнулся Друз. — Август выдает ее замуж за какого-то старого эквита, своего приятеля. Ее зовут Домиция, она родная сестра Гнея Домиция Агенобарба. Наверное, ты встречал его в Германии.
   — Нет, — отрицательно качнул головой Сабин.
   — Когда-то она была обручена с Агриппой Постумом, — с грустью добавил Друз. — Вот был парень. С ним можно было отлично позабавиться. Не то, что остальные.
   Тут он прервался и принялся орать на не вовремя подвернувшегося раба из дворцовой службы. Тот низко поклонился и на трясущихся ногах помчался распорядиться насчет бани.
   — Ну, порядок, — расслабился Друз. — Сейчас отдохнем, потом посидим немного с этими сороками, а после я отведу тебя в одно местечко, где можно чувствовать себя совершенно свободно.
   — Спасибо, — неуверенно сказал Сабин. — Я благодарен тебе за заботу, но мне завтра утром нужно отправляться в путь. Боюсь...
   Друз расхохотался и снова хлопнул его по плечу.
   — Да ты мужчина или нет? Ничего, выдержишь.

* * *

   Термы в Палатинском дворце были оборудованы скромно, но со знанием дела. Август не любил излишней роскоши и неоднократно выступал с речами, порицая граждан, которые позволяли себе излишества в еде, одежде или домашней обстановке. Да и Ливия всячески подчеркивала, что ведет сама и требует от своих родственников вести «старый добрый римский образ жизни», без всяких там греческих или восточных выкрутасов.
   Но хотя купальные помещения дворца не блистали золотом и янтарем, тут было все, что требуется для того, чтобы очистить тело, освежиться, набраться сил. Здешняя прислуга — банщики, массажисты, гардеробщицы — знали свои обязанности и старательно их выполняли.
   Друз и Сабин прошли в прихожую и разделись. Трибун с удовольствием отстегнул тяжелый нагрудник, сбросил пропыленную форменную тунику и, раздувая ноздри, втянул божественный запах чистой свежей воды, долетавший из соседнего помещения.
   Они направились туда — это был предбанник, где совершались предварительные омовения. Три небольших бассейна — с горячей, теплой и холодной водой — манили окунуться и освежиться. Друз залез в средний, а Сабин попеременно переходил из горячего в холодный. Это продолжалось недолго — церемония купания в Риме была сложной и многоступенчатой.
   Затем мужчины перешли в тепидарий, где следовало разогреться хорошенько перед основным комплексом. Тут было тепло — нагретый воздух поднимался от пола, под которым пролегали трубы с горячей водой.
   — Разомнемся? — предложил Друз и, не ожидая ответа, подошел к подставке, на которой лежали свинцовые гири разного веса. Он выбрал нужные и принялся энергично поднимать их обеими руками, чтобы вызвать обильный пот.
   Сабин, вообще-то, предпочел бы сейчас немного поиграть в мяч — в военных лагерях они часто упражнялись с гарпастумом, но, видимо, тут не было подходящего помещения, поэтому он тоже взялся за гари.
   — Хорошее у тебя тело, — заметил Друз с видом знатока. — Наши красавицы не зря обратили на тебя внимание.
   Сабин напряг мышцы рук, ног, груди, сделал несколько наклонов и поворотов. Ему польстили слова молодого патриция, тем более, что фигура трибуна восхищала того не как мерзкого педераста, а как настоящего ценителя красоты, привыкшего оценивать осанку и силу гладиаторов в цирке.
   Впрочем, Друз и сам был отнюдь не уродом. Правда, его мускулы, обтянутые белой шелковистой кожей, уступали железным шарам, перекатывающимся на теле Сабина, но наверняка женщины и на него посматривали с интересом.
   Когда пот уже начал стекать с них струями, они перешли в следующую комнату — парильню. Тут было жарко, как в пустыне, раскаленный воздух с трудом проходил сквозь нос и рот. Мода на парную появилась в Риме сравнительно недавно, Сабину еще не доводилось испытывать такие ощущения. Он чувствовал себя не в своей тарелке, и лишь из вежливости не стал уходить. К счастью, Друз тоже не очень любил такой способ очищения тела, а потому они довольно быстро перебрались в следующий зал, где погрузились в большой, выложенный мозаикой бассейн с прохладной водой, заправленной благовониями. Вот это было настоящее блаженство, и тут мужчины задержались подольше, нежась в приятной полудреме.
   Наконец Друз позвонил в колокольчик, который висел на стене, и в зал вошли двое банщиков со щетками и скребками. Они принялись старательно мыть и чистить господские тела, а Друз с Сабином блаженно жмурились.
   Затем они разлеглись на кушетках и двое греков-массажистов взялись за работу. Это было просто наслаждение.
   После массажа, чувствуя в себе новые силы и волшебную легкость, они еще раз окунулись в теплую воду, поплавали немного, а потом отдались в руки балнеаторов, которые принялись натирать скрипящую от чистоты кожу пахучими мазями, ароматными благовониями и целебными травами.
   Потом оба мужчины — похожие на молодых богов — вернулись в гардероб, где их ждала свежая чистая выглаженная одежда.
   — Я приказал и тебе дать тогу, — пояснил Друз. — Конечно, в своих доспехах ты выглядишь очень здорово, но ведь, пойми, не принято ходить по Риму в полном вооружении. Тем более, если мы еще пойдем в гости, то тебя там могут принять за моего телохранителя, а потом мне проходу не дали бы насмешками. А женщины переживут, ты и в тоге наверняка будешь неплохо смотреться.
   — Спасибо, — улыбнулся Сабин.
   Он действительно был рад избавиться, наконец, от тяжелого неудобного панциря, шлема и прочих армейских аксессуаров. Трибун с удовольствием подставил руки под снежно-белую прохладную ткань, которую светловолосая рабыня-вестиплика опустила на него. Он присел на скамеечку, а девушка принялась старательно укладывать складки.
   Тога представляла собой большой полукруг материи, и требовалось действительно немалое искусство, чтобы правильно задрапировать ею корпус человека так, чтобы свободным оставались лишь правое плечо и правая рука. Под тогой обычно носили легкую тунику.
   — Скажешь рабу, куда отнести твои вещи, — произнес Друз, который тоже подвергался процедуре одевания. — Сегодня они тебе вряд ли понадобятся.
   Сабин назвал слуге адрес дядиного дома на Авентине, тот кивнул и ушел, унося доспехи трибуна. Мешочек с деньгами, полученными от Кассия Хереи, он еще при въезде в город отдал на хранение в контору менялы у Остийских ворот, оставив в кошельке лишь несколько монет.
   — Ну, — сказал Друз, поднимаясь на ноги, когда с одеванием было покончено, — пойдем, дружище. Нас, наверное, уже заждались. Будет, конечно, скучновато, но ничего, надо терпеть. Выпьем вина и развеселимся.

* * *

   Дом, в котором проживал Друз со своей семьей, — часть большого комплекса зданий, принадлежащего некогда отцу Тиберия — находился недалеко от цезарского дворца. Поэтому молодой патриций не стал вызывать рабов с носилками и предложил пройтись пешком. Сабин с радостью согласился. После купания и массажа он чувствовал себя великолепно. Тем более, что жара, слава богам, спала, и в Риме установилась вполне приятная погода.
   Их уже ждали. В большой и — по сравнению с убранством Палатинской резиденции — богато обставленной комнате за столом сидели Ливилла, Домиция и еще одна девушка. Сабин увидел ее в тот момент, когда только открыл рот, чтобы браво, как настоящий солдат, приветствовать прекрасных дам. И остолбенел. Он почувствовал себя так, словно коварный Эрос прошил его сердце не одной, а добрым десятком стрел.
   Это была блондинка с мягкими шелковистыми волосами, подстриженными на египетский манер. Первой такую прическу продемонстрировала римлянкам царица Клеопатра. Не стянутые традиционным жгутом, эти прекрасные волосы свободно ниспадали сзади, касаясь изящных плечей; аккуратная челка закрывала лоб. Огромные зеленые глаза девушки с любопытством смотрели прямо на растерявшегося трибуна. Алые губки чуть приоткрылись, кожа была белая, словно паросский мрамор. А поскольку в волосы были вплетены золотые и серебряные нити, они вспыхивали и переливались при каждом движении головы.
   — Ну, — подтолкнул Сабина Друз. — Проходи.
   — Приветствую вас, достойные дамы, — хрипло сказал трибун.
   Достойные дамы расхохотались, блондинка — громче всех.
   — Наконец-то, — капризно протянула Домиция. — Сколько можно ждать?
   — Приказать подать еду? — спросила Ливилла, обращаясь к мужу.
   Тому явно нетерпелось поскорее удрать отсюда.
   — Не надо, — ответил он, усаживаясь на табурет, покрытый мягкой подушкой. — Пусть принесут вина. Холодного.
   Ливилла отдала распоряжение темнокожей служанке, и та бросилась выполнять приказ.
   Женщины с интересом разглядывали Сабина, который тоже присел на табурет и теперь чувствовал себя так же неуютно, как в бою на Рейне под градом германских копий.
   До сих пор нечасто приходилось ему сталкиваться с женщинами в своей походной жизни, а уж с такими — вообще никогда. Обычно свои потребности он удовлетворял при содействии обозных проституток или вообще швырял на свою твердую солдатскую постель какую-нибудь дикарку из военной добычи. А здесь... О, Венера, велика твоя власть.
   Сабин украдкой поднял глаза и посмотрел на юную блондинку. Девушка игриво улыбнулась ему. Трибун почувствовал себя немного увереннее.
   Друз от души веселился, видя его смущение, но теперь решил прийти на помощь новому другу.
   — Да перестаньте вы пялиться на него! — рявкнул он с напускной строгостью. — Это вам не театр. Спросите лучше, как ему служилось, в каких странах он побывал, что видел, с кем сражался...
   — Действительно, — сдержанно произнесла Ливилла. — Расскажи нам, любезный Валерий Сабин. Нам так интересно послушать нового человека.
   В этот момент принесли вино. Друз тут же присосался к чаше, поэтому трибуну не оставалось ничего другого, как, вздохнув, приступить к рассказу.
   Поначалу он просто стыдился своей речи, грубоватой и лаконичной. Ведь эти девицы наверняка привыкли слушать краснобаев-риторов на Форуме и сейчас начнут вертеть нотами, если он вдруг выразится без должного изящества.
   Но ничего подобного. Наоборот, им всем очень нравилась его манера говорить, они просто вскрикивали от восторга, услышав какое-нибудь не совсем приличное слово, ненароком вырвавшееся из уст краснеющего трибуна.
   Беседовали они довольно долго, женщины засыпали его все новыми вопросами о службе, о сражениях, о командирах. Сабин искренне хвалил Германика, не скрывая своего к нему отношения. О Гнее Домиции Агенобарбе он не мог сказать ничего конкретного, но по реакции его сестры понял, что они не очень-то любят друг друга.
   Наконец, успевшему осушить несколько чаш Друзу надоела эта пустопорожняя болтовня. Он решительно поднялся на ноги.
   — Хватит, девочки, — сказал он громко. — Бедняга Сабин, уже, наверное, мозоли натер на языке. Теперь ему пора идти натирать их на чем-то другом.
   — На чем, например? — холодно осведомилась Ливилла.
   — На желудке, для начала, — улыбнулся Друз. — А что?
   — Ничего, — бросила его жена.
   — Не расстраивайся, милая, — бархатным голосом пропела Домиция. — Если муж не хочет тебя осчастливить, это охотно сделает кто-нибудь другой.
   Друз пренебрежительно махнул рукой и двинулся к двери, кивком пригласив Сабина следовать за собой. Было видно, что ему совершенно все равно, с кем спит его супруга.
   — Куда это запропастился красавчик Элий Сеян? — невинно спросила Домиция, искоса поглядывая на надувшуюся Ливиллу.
   — Да перестань ты! — крикнула та. — Сколько можно.
   Блондинка заразительно расхохоталась.
   — Хватит вам кусать друг друга, — сказала она весело. — Лучше давайте попрощаемся с нашим гостем.