«Лорд Уэссингтон.
   Сомневаюсь, что вы меня помните, но я сопровождала Джейн во время ее визита в Лондон прошлой весной – тогда, когда состоялась помолвка. Недавно к нам приезжал ваш посыльный, который очень упорно пытался выяснить, где в настоящее время может находиться леди Уэссингтон. Думаю, мне удастся помочь в настойчивых поисках. Дело в том, что у Джейн есть маленький домик, который она унаследовала от матери много лет назад…»
   От волнения сердце Филиппа едва не выскочило из груди. Вот это действительно нечто стоящее. Впервые за несколько месяцев безуспешных блужданий появилась пусть и тонкая, но вполне явственная нить.
   Джейн помешивала суп. Попробовала и одобрительно кивнула:
   – Очень даже неплохо.
   Словно соглашаясь, младенец, так заметно увеличивший ее фигуру, ощутимо толкнул.
   – И ты тоже так считаешь? – С рассеянной полуулыбкой Джейн слегка потерла то место, в которое только что угодила крошечная ножка. Малыш уже рвался из темноты материнского чрева на белый свет.
   В последнее время Джейн полюбила работать на кухне и успела добиться заметных успехов. Приготовление даже самых незатейливых блюд дарило ощущение покоя и стабильности, уюта и домашнего тепла. Жаль, что раньше она никогда не занималась этим чудесным делом. Миссис Хиггинс обучила молодую госпожу основам домашнего хозяйства и поспешила к тяжело больной сестре. Так Джейн и Эмили и остались одни в маленьком уединенном домике на берегу моря, предоставленные самим себе и собственным заботам. Отъезд домоправительницы оказался лучшим из всего, что могло произойти.
   Теперь дни были до отказа наполнены простыми житейскими занятиями: готовкой, уборкой, стиркой, шитьем. Бесконечные дела и постоянный физический труд заполняли все время и приносили здоровую усталость, так что на сожаления и размышления о правильности принятого решения не оставалось ни минуты.
   Джейн и Эмили чувствовали себя вполне счастливыми – во всяком случае, настолько, насколько каждая из них верила в возможность счастья в тех условиях, в которых они оказались волей судьбы. И даже то обстоятельство, что после страшного события Эмили приходила в себя не так быстро, как хотелось бы, не играло особой роли. Дни текли словно бесконечная река. На полное выздоровление разума и души оставалось вполне достаточно времени. А если говорить о младенце, который должен был появиться на свет через пару недель, а может быть, и раньше, то его ждал любящий, согретый нежностью и заботой дом. Скорее всего этому ребенку предстояло расти в очень скромной обстановке, без особняков, слуг, собственных пони и дорогих нарядов, но зато каждый день жизни обещал принести ему счастье и ласковую заботу матери и старшей сестры.
   Как всегда, мысль о том, что Филипп так и не узнает о рождении своего второго ребенка, наполнила душу сожалением и чувством вины. Джейн постаралась не думать о грустном. Что изменилось бы, если бы муж узнал о грядущем событии? Ему все равно ни до чего нет дела. Он отверг первую дочь, не чувствуя по отношению к ней ни симпатии, ни ответственности. И к этому ребенку холодный лорд отнесся бы точно так же.
   В голове закружились терзающие безжалостной яркостью и откровенностью образы. Лондонский сезон был в полном разгаре: балы, приемы, театры, развлечения, женщины. Так много женщин… интересно, Маргарет все еще его постоянная любовница? А есть ли другие? Образы терзали душу и разбивали сердце. Джейн даже зажмурилась, всеми силами пытаясь прогнать жестокие видения.
   Как мог Филипп вести себя настолько безжалостно и равнодушно? Как сама она могла оставаться такой наивной, слепой дурочкой? И как после всего, что произошло, можно до сих пор любить этого странного, ненадежного, непредсказуемого человека?
   – Мутная вода, – раздражено пробормотала Джейн. – Хватит думать, хватит мучить себя.
   Ребенок снова толкнул. Джейн глубоко вздохнула, медленно опустилась на стул возле небольшого кухонного стола и положила голову на руки. В эту минуту в дверь настойчиво постучали. Посетители появлялись редко, особенно в столь поздний час. Здесь, на морском берегу, соседей было мало, а деревня располагалась не близко. Стук повторился, однако Джейн не нашла в себе сил встать и подойти к двери.
   – Эмили, будь добра, посмотри, кто там. Послышались быстрые шаги девочки, потом раздался скрип открывшейся двери, прозвучало короткое приветствие. От удивления и неожиданности Джейн едва не задохнулась.
   – Здравствуй, папа. – Эмили бесстрастно смотрела на отца. В простой дорожной одежде он казался совсем иным: старше, серьезнее, печальнее.
   – Здравствуй, Эмили. – Филипп с трудом проглотил застрявший в горле комок. Дочь так изменилась, что поначалу он даже не узнал ее. Взрослые, серьезные голубые глаза казались слишком большими на заострившемся бледном личике. Прекрасные темные волосы коротко острижены и зачесаны назад. В черной рубашке и черных штанишках Эмили выглядела словно худенький мальчик-подросток. Граф протянул было руку, чтобы погладить дочь по плечу, но Эмили тут же отстранилась.
   – Эмили не выносит, когда к ней прикасаются, – объяснила подошедшая Джейн.
   – Прости, Эмили, – пробормотал Филипп.
   Такого он не ожидал. Черт возьми, ведь трагическое событие случилось несколько месяцев назад. Когда же Эмили придет в себя? Расстроившись, граф попытался начать разговор заново и перевел взгляд на Джейн.
   Она выглядела невыразимо прекрасной. Стояла перед ним печальная, усталая, но со светящимся внутренней жизнью лицом, ясными изумрудными глазами, гладкой и нежной кожей. Граф хотел было протянуть к жене руку так же, как и к Эмили, однако мысль о том, что Джейн тоже может испуганно отшатнуться, казалась поистине невыносимой. Молча стоя перед дверью, Уэссингтон пытался вспомнить хотя бы некоторые из тщательно подобранных и отрепетированных слов, но ни одно из них почему-то не приходило на ум.
   Не в силах вынести напряжение, Джейн первой нарушила молчание:
   – Что ты здесь делаешь?
   – А как ты думаешь?
   – Понятия не имею.
   – Приехал, чтобы забрать вас домой. – Эмили мгновенно вспылила:
   – Я никуда не поеду! – Потом умоляюще взглянула на Джейн: – Он ведь не может нас заставить, правда?
   Джейн не знала, что ответить.
   – Иди в дом, милая. Мы с папой немного поговорим.
   Эмили на секунду задумалась, но потом все-таки скользнула в глубину темного коридора, оставив Джейн наедине с незваным и нежданным гостем. Глубоко вздохнув, Филипп немного помолчал, а потом едва слышно произнес:
   – Ты хоть когда-нибудь собиралась сообщить мне о ребенке?
   – Не думала, что тебе будет интересно.
   – Считаешь, что я не хочу ребенка? – Джейн пожала плечами.
   – Не знаю, Филипп. Во всем, что касается твоих мыслей, чувств и поступков, я просто ничего не знаю и не понимаю.
   – Но это мой ребенок. Возможно, мой сын…
   – Почти уверена, что будет девочка. – Уэссингтон не смог скрыть раздражения.
   – И, по-твоему, раз будет девочка, то, значит, все в порядке?
   – У тебя уже есть одна девочка, которую ты даже знать не хочешь. Так что не вижу смысла вешать на твою совесть еще одну.
   – Но я хотел и хочу ее. Я… – Не в силах обуздать нахлынувшие чувства, граф отвернулся и несколько секунд внимательно изучал дорогу. Лишь когда непрошеные слезы ушли, он снова смог разговаривать с женой спокойно и ровно. – Мне необходимо кое-что с тобой обсудить. Можно войти?
   Филипп стоял у порога отчаянно одинокий и безнадежно несчастный. В душе Джейн материнский инстинкт вступил в безжалостную схватку со здравым смыслом. Так хотелось обнять это страдающее, потерянное существо, крепко прижать к себе и не отпускать до тех пор, пока из усталых глаз не исчезнет выражение утраты и боли. Нет, слабость к добру не приведет.
   И в этот момент на помощь Филиппу пришла сама природа. Тяжелые серые тучи, которые весь день грозились пролиться дождем, наконец разверзлись и оросили землю холодными колючими струями.
   – Неужели ты сможешь выгнать меня ночью, да еще в такую погоду?
   – Увы, боюсь, что не смогу. – Джейн отступила, давая дорогу.
   Филипп оглянулся, осматривая небольшую гостиную. Комната выглядела очень простой, но чистой и любовно ухоженной. Прилетевшие из кухни дразнящие запахи создавали домашнюю, уютную атмосферу. Однако камин не горел и в доме было холодно. Эмили одиноко сидела в углу на табуретке.
   – Эмили, почему бы тебе не разыскать кого-нибудь из слуг и не попросить развести огонь?
   – У нас нет слуг.
   – Но кто же вам помогает? – Филипп удивленно повернулся к Джейн.
   – Обычно здесь живет женщина, домоправительница, но ей пришлось отлучиться по неотложным семейным делам.
   Уэссингтон выглядел настолько ошеломленным, что Джейн едва не рассмеялась.
   – Право, Филипп, в этом нет ничего ужасного. Еще ни один человек на свете не умер оттого, что пришлось приготовить обед, убрать и постирать.
   Граф растерянно провел рукой по волосам. Как же они обе должны ненавидеть его, чтобы предпочесть убогую жизнь в этом домишке комфорту и богатству дворца?
   – Ну тогда я сам разведу огонь.
   Рядом с камином лежала небольшая кучка мелкого хвороста, но дров видно не было.
   – А где ваши дрова?
   Эмили равнодушно пожала плечами.
   – Дров нет. Закончились. – Филипп не сразу понял, о чем речь:
   – Как закончились?
   – Очень просто. Пока приходится жить без дров. Я очень плохо колю дрова, а Джейн последнее время и вообще не может держать топор. Так что мы немного подождем, а когда родится ребенок, снова пополним запас.
   – Ах вот, значит, как? – Филипп отчаянно сжал руку жены. Пальцы оказались холодными и сплошь покрытыми жесткими мозолями. – Ты колешь дрова. Готовишь, стираешь и делаешь еще бог знает что – и это в твоем-то положении. Считаешь такое поведение разумным?
   Джейн выдернула руку, стыдясь признаться самой себе в том, что даже простое прикосновение мужа оказалось удивительно приятным. Боже, почему же она так глупа? Неужели сама жизнь не учит уму-разуму?
   – Ничего страшного. Я здорова и вполне в состоянии себя обслужить.
   – Ты что, меня не слышишь? – Голос графа повышался по мере того, как росло нетерпение.
   – Прекрасно слышу. Тебе нужен огонь. Сейчас ты его получишь.
   Джейн шагнула к двери, собираясь ее открыть, но в это мгновение муж снова схватил ее за руку и остановил, повернув к себе лицом.
   – Все, достаточно. Сейчас вы обе поедете домой вместе со мной. Сию же минуту. Эмили, отправляйся наверх и собери свои вещи.
   – Я никуда не поеду, – почти шепотом упрямо заявила Эмили.
   Джейн приняла свою обычную воинственную позу – с той лишь разницей, что сейчас скрестить руки на груди оказалось сложнее, чем обычно.
   – Мало того, что ты ворвался сюда, так еще начинаешь нами командовать! Не смей!
   – Неужели? Но я все-таки посмею. – Граф переключил внимание на дочку:
   – Эмили, в последний раз тебе говорю: иди в свою комнату и собери вещи. Если ты этого не сделаешь, мы уедем без вещей.
   Испуганный взгляд Эмили сразу смягчил Джейн.
   – Мы не имеем права силой заставить Эмили вернуться в Лондон. К тому же, даже если бы я сама горела желанием отправиться с тобой, в моем положении это все равно невозможно.
   Филипп беспомощно переводил взгляд с одной решительной женщины на другую. В этих удивительных, непредсказуемых красавицах заключался весь его мир, вся жизнь. Встреча приняла неожиданный оборот: такого развития событий он не мог даже представить. В уме рисовалась спокойная разумная беседа, за которой должны были последовать извинения, полное прощение и примирение. Ссора никому не нужна. Филипп так любил жену и дочь, что сердце едва не разрывалось на части. Однако они смотрели на него так, словно у лорда Уэссингтона совсем недавно выросла вторая голова.
   – Что ж, пусть будет так. Если ты не в состоянии ехать, значит, мне придется остаться здесь до рождения ребенка.
   Жена и дочь от удивления утратили дар речи.
   – Из кухни доносятся удивительные запахи. Что у нас сегодня на ужин?

Глава 28

   – Тебе нельзя здесь оставаться, – не сдавалась Джейн.
   – Ну почему же? Очень даже можно. – Вспомнив, что с самого утра ничего не ел, Филипп жалобно посмотрел в сторону кухни. – Умираю с голоду. Скорее пойдемте ужинать.
   Не дожидаясь, пока женщины придут в себя, граф вышел из комнаты. В кухне было тепло и уютно. Из кастрюли поднимался восхитительный пар, обещавший истинное блаженство. На столе стояли две глубокие тарелки. Филипп впервые в жизни попал на кухню, а потому даже не представлял, каким именно способом еда попадает в ту посуду, в которой оказывается на столе. Собираясь поднять кастрюлю и налить суп через край, он уже потянулся к ней, но в этот самый момент послышались шаги.
   – Не трогай, горячо! – остановил раздраженный голос Джейн. – Я все сделаю сама. Лучше сядь, пока не обварился.
   Филипп уселся на один из стульев и принялся с замиранием сердца наблюдать, как Эмили накрывает на стол, а Джейн заканчивает последние приготовления к ужину. Длинные тонкие пальцы ловко помешивали, резали, раскладывали – сразу чувствовалось, что в маленькой уютной кухоньке командует настоящая хозяйка. Простые, обыденные действия дарили душевный покой и умиротворение. Пища оказалась немудреной, но очень вкусной, суп, жаркое, свежий хлеб, молодая, только что принесенная с грядки зелень. Комнату наполнял восхитительный, дразнящий аромат. Первая же ложка показала, что Джейн – отменная повариха.
   – Неужели ты сама все это приготовила? – удивился Филипп.
   – Да, – быстро ответила Джейн, словно опасаясь критики.
   – Невероятно вкусно.
   Джейн помолчала, словно не расслышала оценки, но потом все-таки коротко поблагодарила:
   – Спасибо.
   Не проронив больше ни единого слова, Филипп быстро расправился с содержимым тарелки и попросил добавки. Джейн налила. Эта порция тоже моментально исчезла, за ней и третья. Филипп поглощал ужин с таким энтузиазмом, словно это занятие стало для него самым главным в жизни. А Джейн и Эмили едва притронулись к своим скромным порциям.
   Граф не сводил глаз с жены. Она изо всех сил старалась сосредоточиться на еде, однако присутствие Филиппа гипнотизировало. Потребность посмотреть на мужа оказывалась непреодолимой, и всякий раз, как Джейн украдкой поднимала глаза, она встречала требовательный, прямой взгляд Филиппа. Глаза графа настойчиво требовали разговора, объяснения. Каких слов ожидал от нее этот полный неожиданностей человек?
   Наконец Филипп прервал молчание. Заговорил он совсем негромко, и все же и Джейн, и Эмили вздрогнули, словно от внезапного крика Глядя на дочь, граф медленно, веско произнес:
   – Думаю, вас обеих заинтересует новость, которую я услышал перед самым отъездом из Лондона.
   Ответа не последовало. Уэссингтон ждал, но ни одна из слушательниц не реагировала. Опустив глаза, обе лишь рассеянно помешивали то, что давно пора было съесть.
   Джейн не выдержала первой. Все еще не поднимая глаз, спросила:
   – Так какая же новость?
   – Фредерик Моррис мертв.
   Едва услышав эти слова, леди Уэссингтон в упор посмотрела на мужа, словно пытаясь прочитать в его взгляде то, что не прозвучало вслух. Эмили же упорно продолжала изучать, из чего сварен суп, однако замерла и впервые за все время ужина прекратила бесконечное помешивание.
   – Так что же с ним случилось? – наконец уточнила Джейн.
   – Убит. Застрелен среди ночи в собственной постели. Пуля попала прямо в сердце.
   – Как я рада, – едва слышно прошептала Эмили.
   – Известно, кто это сделал?
   – Нет. Но ходят слухи, что негодяй в конце концов нарвался на серьезную семью и на решительного человека.
   Говоря это, Филипп так посмотрел в глаза Джейн, что уже те оставалось сомнений относительно силы его гнева.
   – Так что больше он никому не причинит зла.
   Джейн не спускала с мужа глаз. Твердость и решительность слов, прямота взгляда неопровержимо утверждали, что он сам убил Морриса. Наверное, при иных обстоятельствах, в другое время новость показалась бы страшной, шокирующей. Но только не сейчас. Немало ночей леди Уэссингтон провела, лежа без сна в одинокой постели и жалея о том, что сама не взяла в руки пистолет. Если Филипп сумел взять на себя суровую миссию отмщения, тем больше ему чести.
   – Это лучшая новость, которую мне довелось услышать за долгое-долгое время, – призналась Джейн, а потом, удостоверившись, что Эмили по-прежнему смотрит в тарелку, добавила беззвучно, одними губами: – Спасибо.
   Филипп молча кивнул в ответ.
   Эмили, наконец, пошевелилась и, не поднимая глаз, тихо произнесла:
   – Джейн, я почему-то очень устала и совсем не голодна. Можно мне сегодня не ужинать?
   – Конечно, милая. Почему бы тебе не лечь пораньше?
   – А ты скоро придешь?
   – Очень скоро. Вот только немного наведу в кухне порядок и сразу поднимусь к тебе.
   Эмили кивнула и встала. Хотя она и старалась казаться спокойной, дрожь выдавала отчаянное волнение.
   – Пожелай папе спокойной ночи, – напомнила Джейн.
   – Спокойной ночи, – выдавила из себя Эмили, не глядя на отца.
   Джейн и Филипп сидели молча и вслушивались в удаляющиеся шаги девочки: вот она прошла через гостиную и начала подниматься по лестнице. В тихом маленьком доме гулко отдавался каждый шорох, так что они смогли уловить даже тот момент, когда Эмили вошла в спальню и начала готовиться ко сну. Лишь тогда супруги позволили себе заговорить.
   – Она очень изменилась, – нарушил молчание Филипп. Джейн пожала плечами.
   – Повзрослела.
   Она встала и начала разбирать посуду. Тарелки постепенно перекочевали на кухонный стол, где уже ждала горячая вода.
   – Давай помогу.
   – Нет, спасибо. Работы всего на несколько минут.
   Джейн постоянно ощущала на себе прямой, пронизывающий взгляд мужа. Его глаза неотступно следовали за каждым ее движением. Напряжение неуклонно росло – казалось, снять его можно только криком. Наконец она вымыла последнюю тарелку и поставила аккуратную стопку на полку.
   Леди Уэссингтон повернулась лицом к супругу, она казалась совершенно спокойной. Даже взгляд не отражал невыносимой бури чувств, которая бушевала в душе. Голос зазвучал спокойно, ровно, дружелюбно:
   – Если хочешь вымыться, в тазу горячая вода. Я пока погашу огонь в плите и задую лампы. Вот эта свеча поможет тебе подняться наверх.
   – А где наша комната?
   Подобной бесцеремонности Джейн не ожидала. Придумал тоже!
   – Твоя комната в самом конце коридора, налево.
   – А где спишь ты?
   – Вместе с Эмили, по коридору направо.
   – Но только не сегодня. Сегодня ляжешь со мной.
   Иллюзия спокойствия, которую так старательно поддерживала Джейн, мгновенно разлетелась на мелкие кусочки. Если этот человек считает, что может вот так внезапно ворваться в ее жизнь и преспокойно, словно ничего не случилось, продолжить супружеские отношения, то он глубоко заблуждается.
   – Я лягу вместе с Эмили, как всегда, – почти выкрикнула она. – Девочка до сих пор боится темноты и не может оставаться в комнате одна.
   – Прости, Джейн, но, к сожалению, тебе не удастся меня переубедить.
   – Как ты смеешь, негодяй! – не выдержав, взорвалась Джейн. – Как только у тебя хватает наглости явиться сюда и начать… начать…
   В этот самый момент младенец, услышав или просто почувствовав крик матери, решил пнуть пяточкой посильнее. Сейчас пинок пришелся точно в ребро. Джейн даже застонала и согнулась.
   Филипп мгновенно оказался рядом.
   – Что случилось? Ребенок? Джейн прижала руку к животу.
   – Нет… то есть да, – пробормотала она. – Толкается.
   Граф взял жену за руку и осторожно усадил на стул.
   – Успокойся, пожалуйста. Отдышись. – Джейн последовала совету.
   – Вот так-то лучше. – Казалось, Уэссингтон уговаривает не столько ее, сколько себя самого. Он осторожно положил ладонь на живот и тут же был награжден еще одним отличным пинком. От неожиданности граф даже вздрогнул, глаза округлились. – Это он так толкается?
   – Конечно.
   Прикосновение казалось нежным, знакомым и долгожданным, а потому разум Джейн из последних сил сопротивлялся близости. Но Филипп выглядел настолько пораженным и счастливым, что трудно было отказать ему в возможности ощутить жизнь и движение собственного ребенка. Поэтому она взяла мужа за запястье и немного подвинула руку:
   – И здесь тоже.
   – Ой, это же нога! Крошечная ножка!
   – Мне кажется, малышке уже надоело сидеть в темноте и тесноте. Готовится явиться на белый свет.
   Словно подтверждая слова матери, ребенок снова толкнул, и Филипп светло улыбнулся.
   – Судя по всему, характер заметен уже сейчас, как ты думаешь?
   Они долго сидели в глубокой напряженной тишине, пока Филипп упоенно следил за разбушевавшимся младенцем. Наконец ребенок успокоился, и граф посмотрел жене в глаза, мечтая прочесть в них собственное будущее и будущее семьи.
   – Мне так тебя не хватало, – прошептал он и, не в силах противостоять искушению, склонился, желая сократить и без того небольшое расстояние.
   Взгляд, прикосновение, близость, само присутствие мужа завораживали, гипнотизировали. Тепло ладони, запах кожи. Даже после всего, что произошло, после всего, что натворил этот неудержимый, безрассудный человек, он оставался таким родным, любимым и желанным. И все-таки в самый последний момент, за мгновение до того, как губы мужа коснулись ее губ, Джейн отвернулась и твердо произнесла:
   – Нет. Не могу.
   – Можешь, – настойчиво возразил Филипп и уткнулся носом в щеку любимой. – Я очень скучал. Уверен, и ты тоже скучала.
   – Нет-нет… – Джейн отодвинула стул. – Ошибаешься. Даже и не думала о тебе. – Встала и отошла к двери, радуясь, что Филипп не остановил. Обернуться Джейн не решалась: не хотелось встречаться с мужем взглядом. – Я отправляюсь спать. К Эмили, – добавила она на тот случай, если супруг все еще на что-то надеялся.
   – Полежи с девочкой, пока она заснет, а потом приходи ко мне. Я буду ждать.
   – Не приду. – Джейн поскорее вышла из комнаты и поспешила наверх.
   Оказалось, что Эмили уже уснула. Во сне она выглядела совсем маленькой. Так хотелось наклониться и поцеловать малышку в лоб, однако Джейн сдержалась. Прикосновение может испугать, Вместо этого она легла рядом и попыталась устроиться поудобнее, что в нынешнем положении оказалось совсем не просто.
   Сонным голосом Эмили пробормотала:
   – Я так рада, что Моррис мертв.
   – И я тоже.
   – Теперь все будет гораздо лучше, я точно знаю.
   – Конечно, милая.
   – И мне больше нечего бояться.
   – Это просто замечательно.
   Эмили зевнула и надолго замолчала. Джейн уже решила, что девочка снова уснула, но та вдруг спросила:
   – Думаешь, это папа его убил?
   – Не знаю.
   – Надеюсь, что так.
   «И я тоже», – подумала Джейн, однако решила, что высказывать подобное предположение в присутствии Эмили нельзя.
   – А папа может заставить нас вернуться домой?
   – Не волнуйся об этом сейчас. Постарайся уснуть и как следует отдохнуть.
   Глядя в потолок, Джейн вслушивалась в ровное, постепенно замедляющееся дыхание. Трудно сказать наверняка, что может произойти. Филипп – ее муж, отец Эмили, и это дает ему право делать с каждой из них все, что душе угодно. А если Джейн вдруг откажется возвращаться, Уэссингтон вполне может забрать обоих детей – и младенца и Эмили – и увезти их силой. Он имеет полное право развестись с непокорной супругой, оставить ее в полном одиночестве и даже не позволить встречаться с детьми. Встревоженный мозг отчетливо рисовал ужасную перспективу. Джейн представила все плохое, что может сотворить с ней Филипп, и на глаза сами собой навернулись слезы.
   Она слышала каждое движение мужа. Вот он умылся, поднялся по лестнице, вошел в свою комнату, разделся и лег. Возможно, тоже лежит без сна, но только в полной уверенности, что, в конце концов, все получится именно так, как хочет он. Чем дольше Джейн думала о муже и его властных манерах, тем труднее становилось справиться с неумолимо растущим в душе гневом. Уже через несколько минут недавняя грусть сменилась откровенной, огненной яростью.
   Как он смеет вмешиваться в их с Эмили жизнь, нарушать с болью обретенный покой!
   Джейн сердито откинула одеяло и босиком, на цыпочках пошла по коридору. Впрочем, сейчас ее походку трудно было назвать легкой. Нарушитель спокойствия сидел в постели, опершись на подушки, по пояс голый, и листал книгу, которую нашел на ночном столике. Услышав шаги жены, Филипп тут же отложил чтение.
   Зная привычку Уэссингтона спать обнаженным, Джейн запаниковала.
   – Давай сразу договоримся: я не собираюсь спать с тобой.
   Филипп изо всех сил пытался сохранить самообладание и внешнее спокойствие, хотя нервы едва выдерживали напряжение дня и ночи. Неизвестность, мучительные догадки относительно того, придет Джейн или нет, казались пыткой.
   – Нет, ты будешь спать со мной. Отныне и впредь – каждый день до самого последнего вздоха. Больше я не намерен провести вдали от тебя ни единой ночи. – Филипп показал на кровать. – Иди скорее, а то мне холодно.
   Судя по всему, этот человек ожидал немедленного повиновения! Джейн пришлось как следует откашляться, чтобы гнев не мешал высказать все, что накипело на душе: