Страница:
— Обед с вашими родителями был интересным событием, — заметил он.
— Они не мои родители, — автоматически выпалила Лорел. Ее щеки залились горячим румянцем, когда он вопросительно приподнял бровь. — Я хочу сказать, что Росс Лайтон — не мой отец. Мой отец погиб, когда я была маленькой.
— Да, знаю. Он ведь убит?
— Несчастный случай на тростниковых плантациях.
— Вы были близки с ним, — сказал он, утверждая, а не спрашивая. Лорел ничего не ответила, удивившись, откуда он знает, обдумывая, что Вивиан могла сказать ему и был ли он причастен к планам Вивиан, которые касались их двоих. Он еще раз пристально взглянул на нее. — Вы не приняли Росса, — пояснил он. — Я подозреваю, что вы никогда не примиритесь с тем, что он занял место вашего отца. Ребенок теряет одного из любимых родителей, и его неприязнь к пришельцу вполне понятна. Хотя я думаю, что теперь вы пережили уже это. Может быть, есть и еще что-нибудь?
Это было совсем не его дело, но Лорел этого не сказала. Профессиональные ее качества несколько притупились, но инстинкт не обманывал никогда. Искусство Данжермона было отточено до совершенства. Он не просто разговаривал — он проводил диалоги-матчи. Для него это была работа. Любая переписка служила возможностью потренировать ум, отточить боевые навыки. Она знала. Она бывала там. Мгновенно она стала собранной и сосредоточенной. Она знала, что ответ на этот вопрос поставит ее в проигрышное положение.
— Я сожалею о том, что устроила моя сестра, — сказала она небрежно. — Саванна очень любит казаться драматичной.
— Почему вы сожалеете? — Он остановил «ягуар» на красный свет и сверлил ее взглядом. — Не вы же были причиной инцидента. Вы ведь не контролируете действия своей сестры, не правда ли, Лорел?
Нет. Но этого хотелось бы ей — иметь контроль. Она хотела бы, чтобы все составляющие ее мира аккуратно были бы расставлены по своим местам. Никакого беспорядка, никаких неожиданных сюрпризов.
Данжермон быстро глянул на нее.
— Вы присматриваете за своей сестрой, Лорел?
Она отбросила свои размышления и в глубине души упрекнула себя за то, что не разглядела возможной угрозы в теме, к которой сама перешла.
— Конечно, нет. Саванна делает что хочет. Я знаю, что она не станет извиняться за ущерб, который нанесла имуществу Вивиан, поэтому извинения приношу я. Я приняла вызов. Этикет должен быть соблюден.
— А, — улыбнулся он, — вызов! В прошлой жизни вы, должно быть, были рыцарем «Круглого стола», Лорел, который твердо следовал кодексу чести.
Казалось, он забавляется, и это раздражало ее. Возможно, он считал себя привилегированным воспитанником капитала Нового Орлеана, чересчур цивилизованным и слишком умудренным опытом для простого провинциального образа жизни местечка Байю Бро?
— Юг отличается гостеприимством. Я уверена, что вы получили прекрасное воспитание и у вас превосходные манеры, поэтому, скажем, не очень вежливо допрашивать гостя, — сладким голоском сказала она, намеренно вкладывая в свои слова оскорбительный смысл.
Он удивился и приятно поразился тому, как она парировала его натиск.
— Разве я вас допрашивал? Я думал, мы знакомимся, лучше узнаем друг друга.
— Узнавание друг друга — обычно встречный процесс. Вы же ничего не рассказали мне о себе.
— Извините. — Он ослепительно улыбнулся ей. — Боюсь, что вы показались мне настолько интересным и очаровательным созданием, что я потерял голову.
Его голос звучал так гладко и заученно, что искренность слов была сомнительной. Лорел напомнила себе, что она никогда не была красавицей. У нее было такое чувство, что ничто на этой земле не может задеть или заинтересовать Стефана Данжермона. В самой его сути, в глубине глаз жило чувство покоя. Ей стало интересно, могло ли хоть что-нибудь проникнуть через этот заслон.
— Фальшивая лесть — это путь в тупик, мистер Данжермон, — сказала она, глядя на свое отражение в зеркале. — Сегодня я едва ли выгляжу очаровательной.
— Напрашиваетесь на комплимент, Лорел?
— Нет, утверждаю то, что есть на самом деле. Я не привыкла к комплиментам.
Он развернулся, въезжая в гараж Бель Ривьера, и припарковался там.
— Практичность и идеализм, — сказал он, поворачиваясь к ней и небрежно кладя руку на спинку сиденья. — Загадочная смесь. Восхитительная.
Лорел решительно взялась за ручку дверцы, в то время как он изучающе смотрел на нее жесткими блестящими глазами.
— Я рада, что смогла позабавить вас, — сказала она голосом сухим, как хороший мартини.
Данжермон покачал головой:
— Не позабавили, Лорел. Это — вызов. Вы бросили вызов.
— Вы заставили меня почувствовать себя кубиком Рубика.
Он посмеялся над этим, но удовольствие от созерцания ее пыла мгновенно улетучилось, когда раздался сигнал «пейджера».
— О да, деловые звонки, — вздохнул он с сожалением, нажав на кнопку черной коробочки, лежавшей на сиденье между ними. — Могу я попросить разрешения воспользоваться телефоном?
Он позвонил из уединенного кабинета Каролины и после этого немедленно уехал, а Лорел ощутила нечто вроде облегчения. Она с ужасом воображала, что его придется представить тете Каролине, высидеть долгое чаепитие и поддерживать разговор. Этой печальной участи она избежала, но напряжение осталось.
Оно все еще не прошло, когда она, босая, бродила по выложенным булыжником дорожкам парка. Она не была готова принять такого человека, как Стефан Данжермон. Он был увертлив, умудрен опытом, просто матерый тигр, а она ощущала себя не сильнее и не смелее маленького котенка. Какой ужас, что Вивиан увидела в них пару. Даже в своей лучшей форме она не хотела бы иметь с ним личных дел. Его холодный зеленый взгляд и гладкая протяжная манера говорить, никогда не меняя темпа речи и уровня голоса, заставляли ее чувствовать себя неловко. Он был слишком невозмутим, в то время как она ощущала себя карабкающейся по склону высокой горы, пытающейся удержаться. Мужское существо в нем было выражено слишком сильно.
Перед глазами возник образ Джека — непрошеного, темного, мрачного, неистового. В нем мужское начало было более основательным, более первобытным, чем у Стефана Данжермона… Когда она думала о Джеке, ее охватывало страстное желание.
Лорел убеждала себя, что ее влечение к Джеку не имеет смысла. Ее никогда не привлекали скверные мальчики, не важно, насколько призывно блестели их глаза, насколько зло они усмехались. Она была человеком, жившим по своим правилам, придерживавшимся этих правил, неважно каких. И не было правила, которое позволяло Джеку Бодро приближаться, кружить поблизости и входить в ее мир. Она всегда решала свою судьбу сама, без колебаний улаживая все проблемы. Кредо Джека — насколько это возможно, избегать любой ответственности и хорошо проводить время.
Это нелепо, ей не следует позволять себе какие-то чувства к нему, кроме презрения, однако, чувство было. Возникло влечение, напоминавшее о себе каждый раз, когда он смотрел на нее. Сильное, притягательное, не поддающееся контролю. А это приносило дискомфорт, заставляло волноваться снова и снова. Он был постоянной опасностью. Человек с глазами, которые что-то скрывали, и темными делами, которые он постарался утаить. Человек, основные качество и инстинкты которого никогда не проявлялись на поверхности. Он опасен. Так она думала не раз.
— Что, мечтаешь обо мне, конфетка?
Лорел остановилась и обернулась, схватившись за сердце. Джек стоял у задних ворот, небрежно облокотившись о кирпичную арку. Его лицо было в тени, но она чувствовала, что он наблюдает за ее реакцией, и приказала себе стоять спокойно и расслабиться.
— Вы пишете об ужасах, потому что вам нравится пугать людей. Держу пари, вы были одним из тех мальчишек, которые прятались в шкаф и прыгали на маму каждый раз, когда она проходила мимо.
— О, я достаточно часто прятался. — Его голой прозвучал так мягко, что Лорел подумала, не ослышалась ли она. Низкий, прокуренный, с нотками горечи. — Как-то мой старик запер меня в шкаф на пару дней. Я никогда не пытался никого испугать. Mais nоn [42]. Хотя моя сестра, мама и я — мы всегда были здорово напуганы.
Его слова, так небрежно произнесенные, поразили Лорел, как удар молнии. Несколькими фразами, как крупными мазками, он живо нарисовал картину своего тяжелого детства. Эти слова всколыхнули в ней сострадание к маленькому, запуганному мальчику. Он вышел из тени под серебристый свет луны, руки в карманах, широкие плечи опущены. Джек выглядел усталым и опустошенным. Она понятия не имела, чем он занимался с тех пор, как ушел из «Френчи», но это истощило его энергию, силы, легло на лицо морщинками усталости.
— О, Джек…
— Не надо, — резко прервал он, отбросив ее сочувствие, как подающий мяч не обращает внимания на сигнал принимающего. — Я уже больше не маленький мальчик.
— Простите, — прошептала она.
— За что прощать? Разве вы были Блэкки Бодро в той жизни? — Он снова покачал головой, сделал шаг навстречу. — Non, tite ange[43]. Вас там не было.
Нет. Она переживала свой собственный ночной кошмар. Но не расскажет об этом, не поделится… не поделится ни с кем.
— Что вы здесь делаете? — спросила она. — Что вы делаете на улице в такой час?
— Брожу потихоньку. — Он медленно улыбнулся, взгляд невольно скользнул по ней, охватив ее всю с головы до маленьких босых ступней. — В поисках дам в ночных одеждах.
Лорел была благодарна бледной луне за то, что он не мог увидеть, как она вспыхнула с головы до ног. Она совсем забыла, что не одета. И теперь, когда Джек так тонко указал ей на это, она с ужасом вспомнила, что под тоненькой маечкой, которая была короче мини-юбки, на ней, кроме трусиков цвета лаванды, не было ничего. Он усмехнулся, сдвинул брови с выражением, которое явственно говорило: «Попалась!»
Лорел скрестила руки и сумрачно посмотрела на него.
— Люди могут попасть в переделку и быть подстреленными, если темной ночью бродят в чужих дворах.
Джек тающим взглядом посмотрел на нее еще раз, задержавшись на нежных округлостях груди.
— Д-д-да… похоже, ты не вооружена, сладенькая, но ты опасна для моего здравомыслия, — протяжно произнес он.
Лорел попыталась бежать от него, но обнаружила, что он потихоньку оттеснил ее в пространство между безрукой статуей греческой богини и скамейкой, где он застал ее недавно за чтением его книги.
— Я не думала, что вопрос о вашем здравомыслии подлежит обсуждению, — саркастически сказала она. По общему мнению, кажется, вы безумны.
Он ухмыльнулся и приблизился к ней.
— У тебя хватит пороха, tite chatte? Подойди, давай попробуем.
Он даже не дал ей возможности сказать «нет», быстро шагнул вперед, обнял и поцеловал. То, что она почувствовала, было любопытной смесью обиды и желания. Характер справился с желанием, она несколько пришла в себя и стала внушать ему вечную мудрость о том, что прежде нужно спрашивать разрешения. Джек отреагировал моментально, не обратив внимания на обиду. Он подхватил Лорел, лишив ее опоры, и, прежде чем она поняла, что он делает, уже сидела на нем, на каменной скамейке, упираясь подбородком в его грудь. Он сидел, облокотившись спиной о стену, одна нога на скамейке, другая — на земле. Он ухмыльнулся.
— Все в порядке, сладкая, давай поладим!
— Я была бы признательна, если бы вы отпустили меня, — твердо сказала Лорел, упираясь руками ему в грудь.
— Нет, — прошептал Джек, держа ее и притягивая вниз, чтобы она снова села, потому что, как только она оказалась бы на ногах, она бы убежала. Он хотел держать ее, ему необходимо было чувствовать ее нежное тело, прижатое к своему. Он привлек ее ближе и покусывал мочку ее уха, а рука нежно поглаживала и опускалась вдоль спины.
— Останься, — шептал он. — Не уходи, ангел. Уже поздно, а я не хотел бы оставаться наедине со своими мыслями.
Он не смог бы удержать ее силой, но потребность слышать ее голос — совсем другое дело. Это было что-то неуловимое, даже смешное, но тем не менее вполне реальное. Лорел все еще сидела, прижавшись к нему, глаза, немного взволнованные, вопрошающие, искали его взгляд в лунном свете.
— Я не знаю, кто ты, Джек, — мягко проговорила она.
Она не хотела знать, кем он был на самом деле, думал он, пристально вглядываясь в ее хорошенькое личико-сердечко с нежными чертами и чудесными, похожими на бутон, губками. Если бы она знала о нем все, она бы не осталась. Если бы она знала хоть что-то о нем, она не потеряла бы контроль над собой, он не мог бы обнимать ее, получать утешение оттого, что она рядом, он не потерял бы голову, хотя бы на короткое время, целуя ее.
Он не мог рисковать этой ночью. Он потратил слишком много времени, уничтожая то, что осталось от его совести, и побеждая то, что осталось от его души. Он ощущал себя слишком потрепанным, побитым, а она была так нежна, так хороша.
Слишком хороша для такого, как ты, Джек…
Она внимательно смотрела на него, ее глаза были темны, как ночь, и неуверенны, как у ребенка. Несмотря на то что она пережила, в ней сохранилось что-то невинное, как призрачный запах духов. Как Эви. Боже, какую боль он почувствовал при одном этом воспоминании. Если он дотронется до нее, он запятнает ее невинность, уничтожит ее. Как сделал это с Эви. Но он был не настолько сильным, чтобы остаться благородным, не был достаточно хорошим, чтобы поступить правильно. Он был скотом, потребителем и, что самое худшее, — человеком, представляющим нечто среднее между тем, кем он был и кем хотел быть. И он так чертовски устал быть один…
— Ты не доверяешь мне, — прошептал он, нежно отводя волосы с ее глаз. Джек провел пальцем по нежным линиям ее щеки, скулы. — Да так оно и лучше. Я слишком скверный для тебя.
Печальное выражение лица лишало смысла его предупреждение. Губы скривились в полуулыбке, очень циничной и усталой. Столетняя усталость была и в его голосе. Нехороший Джек Бодро. Дьявол в голубых джинсах. Самоуверенный хам. Предупреждает ее. Он не замечал парадокса, но она видела и понимала все. В своей жизни она провела много времени среди людей, которые претендовали на то, чтобы считаться хорошими, но на деле не были такими. Джек не скрывал, что он плохой, но если он на самом деле так непорядочен и низок, то она знала бы это, чувствовала и не желала бы так страстно, чтобы он целовал ее, прикасался к ней, держал в своих объятиях под покровом теплой душистой ночи.
Он опасен…
Да, она так думала. И если Джек не был опасен сам по себе, то несомненно опасным было то чувство, которое она испытывала. Не могла она влюбиться в него— ни из-за его тела, ни из-за темной его души, ни из-за сладости запретного. В ее жизни не было места для негодяя. Она не могла позволить снова разбить свое сердце. Она все еще собирала и склеивала по кусочкам свою растерзанную душу…
Сердце билось, эхом отзываясь в груди Джека, и только ее беленькая маечка и его черная сдерживали и отделяли друг от друга эти бедные сердца. У нее замирало дыхание, она считала удары сердца, глядя ему в глаза, и думала, почему же она не следует своему собственному совету и не уходит.
— Черт возьми, — прошептал он, притягивая ее ближе. — Ты не хочешь верить мне, но я могу все доказать.
Поцелуй был, как бездна. Не грубый, не властный, но горячий. Обжигающе горячий. Откровенно призывный. Теплые, влажные, открытые губы встретились с ее ртом, увлекая, призывая. Он провел языком по внутреннему краю губ, затем проскользнул глубже. Лорел пыталась задержать дыхание, трепещущее, как птица в клетке, и почувствовала его — горячее, с запахом виски.
Жар нахлынул на нее, следуя за руками Джека. Его руки опускались все ниже по спине, ловя ее трепет, раздувая огонь ее желания. Оно оттеснило разум и освободило, путь инстинкту. Лорел прильнула к Джеку и на какое-то мгновение забылась в поцелуе. Она обняла его за голову, ощутив шелковистость его темных волос, и прижалась губами к его губам, как бы впитывая все, чего у нее так долго не было. Его руки опустились на ягодицы и стали слегка поглаживать и пощипывать их. Рукой он поймал край ее майки и потихоньку поднял его, проведя руками вверх по спине и забавно пробежав пальцами по краешку грудной клетки. Лорел чувствовала себя так, словно летела в космосе в головокружительном падении… Затем неожиданно она обнаружила, что лежит, а над головой — небо, усыпанное алмазными огнями, и Джек, ласкающий ее грудь, нежно теребящий языком сосок и втягивающий его губами. Ощущение было настолько сильным, что внутри нее всколыхнулось что-то первобытное, отбросившее самоконтроль…
Контроль. Она никогда не теряла контроль. Не могла терять. Она не была страстным существом, подобно Саванне. Ледяные щупальца паники сковали ее волю.
— Нет! — Слово вырвалось как последний легкий листок надежды, который ничего не мог изменить. Она тяжело сглотнула и опять попыталась оттолкнуть широкие плечи Джека, тогда как вина, и страх, и много других чувств оплели ее, как виноградные лозы, сжимая легкие и горло.
— Джек, нет.
Его рука на мгновение застыла, в то время как кончики пальцев уже проскользнули под резинку трусиков. Глаза, темные и сверкающие, смотрели на нее, губы оторвались от упругого, набухшего соска. Лорел собрала в комок каждый мускул, чтобы воспротивиться желанию и вырваться. Живот содрогался под его рукой, каждая клеточка тела жаждала его прикосновений. Ей пришлось вылить ледяную порцию стыда на свою голову, чтобы охладить огонь.
Что с ней происходит? Почему она поддается чарам этого распутного Джека Бодро? На каменной скамейке, в саду своей тети? Она едва знала его, не доверяла ему, даже не была уверена, что он ей нравится.
Джек наблюдал за ней, видел приступ паники и пробудившееся сознание вины. Он немного сильнее надавил ей на живот и ждал, что она будет делать, если она все-таки воспользуется преимуществом силы.
— Почему ты так отчаянно сопротивляешься тому, чего страстно хочет твое тело? — настойчиво, завораживающе шептал он, склоняясь над ней. — Ты хочешь меня, ангел. Я хочу тебя.
Он прижался к ее бедру восставшей мужской плотью, чтобы она ощутила это.
— Я… я… нет! — Лорел была на грани истерики. Она смотрела на него, не отрывая глаз, будто это связывало их, и эта связь каким-то образом давала ей контроль. Глупость. Он был тяжелее ее на восемь фунтов. Он мог получить все, что хотел, как это делали мужчины с незапамятных времен.
— Tu menti, mon ange [44], — пробормотал он, качая головой. — Ты обманываешь себя, не меня.
Его пальцы скользнули и коснулись темного шелковистого островка, который скрывал ее тайну. Желание пронзило Лорел. Он смотрел на нее, а рука еще немного продвинулась вниз и коснулась краев теплой, влажной глубины.
— Я думаю, ты добился своего, — горько сказала она со слезами стыда и отчаяния. — Ты — животное. И ты совершенно ясно доказал это. А я все же хочу тебя.
Давняя усталость вернулась на его лицо, поднявшись откуда-то из темных глубин.
— Qui [45], — сказал он. Его рука скользнула обратно вверх по животу, опустила майку. Джек нежно, с сожалением разгладил ткань, губы его скривились. — А сейчас у меня впереди целая ночь, чтобы задавать себе вопрос; зачем я все это делал?
Глава ТРИНАДЦАТАЯ
— Они не мои родители, — автоматически выпалила Лорел. Ее щеки залились горячим румянцем, когда он вопросительно приподнял бровь. — Я хочу сказать, что Росс Лайтон — не мой отец. Мой отец погиб, когда я была маленькой.
— Да, знаю. Он ведь убит?
— Несчастный случай на тростниковых плантациях.
— Вы были близки с ним, — сказал он, утверждая, а не спрашивая. Лорел ничего не ответила, удивившись, откуда он знает, обдумывая, что Вивиан могла сказать ему и был ли он причастен к планам Вивиан, которые касались их двоих. Он еще раз пристально взглянул на нее. — Вы не приняли Росса, — пояснил он. — Я подозреваю, что вы никогда не примиритесь с тем, что он занял место вашего отца. Ребенок теряет одного из любимых родителей, и его неприязнь к пришельцу вполне понятна. Хотя я думаю, что теперь вы пережили уже это. Может быть, есть и еще что-нибудь?
Это было совсем не его дело, но Лорел этого не сказала. Профессиональные ее качества несколько притупились, но инстинкт не обманывал никогда. Искусство Данжермона было отточено до совершенства. Он не просто разговаривал — он проводил диалоги-матчи. Для него это была работа. Любая переписка служила возможностью потренировать ум, отточить боевые навыки. Она знала. Она бывала там. Мгновенно она стала собранной и сосредоточенной. Она знала, что ответ на этот вопрос поставит ее в проигрышное положение.
— Я сожалею о том, что устроила моя сестра, — сказала она небрежно. — Саванна очень любит казаться драматичной.
— Почему вы сожалеете? — Он остановил «ягуар» на красный свет и сверлил ее взглядом. — Не вы же были причиной инцидента. Вы ведь не контролируете действия своей сестры, не правда ли, Лорел?
Нет. Но этого хотелось бы ей — иметь контроль. Она хотела бы, чтобы все составляющие ее мира аккуратно были бы расставлены по своим местам. Никакого беспорядка, никаких неожиданных сюрпризов.
Данжермон быстро глянул на нее.
— Вы присматриваете за своей сестрой, Лорел?
Она отбросила свои размышления и в глубине души упрекнула себя за то, что не разглядела возможной угрозы в теме, к которой сама перешла.
— Конечно, нет. Саванна делает что хочет. Я знаю, что она не станет извиняться за ущерб, который нанесла имуществу Вивиан, поэтому извинения приношу я. Я приняла вызов. Этикет должен быть соблюден.
— А, — улыбнулся он, — вызов! В прошлой жизни вы, должно быть, были рыцарем «Круглого стола», Лорел, который твердо следовал кодексу чести.
Казалось, он забавляется, и это раздражало ее. Возможно, он считал себя привилегированным воспитанником капитала Нового Орлеана, чересчур цивилизованным и слишком умудренным опытом для простого провинциального образа жизни местечка Байю Бро?
— Юг отличается гостеприимством. Я уверена, что вы получили прекрасное воспитание и у вас превосходные манеры, поэтому, скажем, не очень вежливо допрашивать гостя, — сладким голоском сказала она, намеренно вкладывая в свои слова оскорбительный смысл.
Он удивился и приятно поразился тому, как она парировала его натиск.
— Разве я вас допрашивал? Я думал, мы знакомимся, лучше узнаем друг друга.
— Узнавание друг друга — обычно встречный процесс. Вы же ничего не рассказали мне о себе.
— Извините. — Он ослепительно улыбнулся ей. — Боюсь, что вы показались мне настолько интересным и очаровательным созданием, что я потерял голову.
Его голос звучал так гладко и заученно, что искренность слов была сомнительной. Лорел напомнила себе, что она никогда не была красавицей. У нее было такое чувство, что ничто на этой земле не может задеть или заинтересовать Стефана Данжермона. В самой его сути, в глубине глаз жило чувство покоя. Ей стало интересно, могло ли хоть что-нибудь проникнуть через этот заслон.
— Фальшивая лесть — это путь в тупик, мистер Данжермон, — сказала она, глядя на свое отражение в зеркале. — Сегодня я едва ли выгляжу очаровательной.
— Напрашиваетесь на комплимент, Лорел?
— Нет, утверждаю то, что есть на самом деле. Я не привыкла к комплиментам.
Он развернулся, въезжая в гараж Бель Ривьера, и припарковался там.
— Практичность и идеализм, — сказал он, поворачиваясь к ней и небрежно кладя руку на спинку сиденья. — Загадочная смесь. Восхитительная.
Лорел решительно взялась за ручку дверцы, в то время как он изучающе смотрел на нее жесткими блестящими глазами.
— Я рада, что смогла позабавить вас, — сказала она голосом сухим, как хороший мартини.
Данжермон покачал головой:
— Не позабавили, Лорел. Это — вызов. Вы бросили вызов.
— Вы заставили меня почувствовать себя кубиком Рубика.
Он посмеялся над этим, но удовольствие от созерцания ее пыла мгновенно улетучилось, когда раздался сигнал «пейджера».
— О да, деловые звонки, — вздохнул он с сожалением, нажав на кнопку черной коробочки, лежавшей на сиденье между ними. — Могу я попросить разрешения воспользоваться телефоном?
Он позвонил из уединенного кабинета Каролины и после этого немедленно уехал, а Лорел ощутила нечто вроде облегчения. Она с ужасом воображала, что его придется представить тете Каролине, высидеть долгое чаепитие и поддерживать разговор. Этой печальной участи она избежала, но напряжение осталось.
Оно все еще не прошло, когда она, босая, бродила по выложенным булыжником дорожкам парка. Она не была готова принять такого человека, как Стефан Данжермон. Он был увертлив, умудрен опытом, просто матерый тигр, а она ощущала себя не сильнее и не смелее маленького котенка. Какой ужас, что Вивиан увидела в них пару. Даже в своей лучшей форме она не хотела бы иметь с ним личных дел. Его холодный зеленый взгляд и гладкая протяжная манера говорить, никогда не меняя темпа речи и уровня голоса, заставляли ее чувствовать себя неловко. Он был слишком невозмутим, в то время как она ощущала себя карабкающейся по склону высокой горы, пытающейся удержаться. Мужское существо в нем было выражено слишком сильно.
Перед глазами возник образ Джека — непрошеного, темного, мрачного, неистового. В нем мужское начало было более основательным, более первобытным, чем у Стефана Данжермона… Когда она думала о Джеке, ее охватывало страстное желание.
Лорел убеждала себя, что ее влечение к Джеку не имеет смысла. Ее никогда не привлекали скверные мальчики, не важно, насколько призывно блестели их глаза, насколько зло они усмехались. Она была человеком, жившим по своим правилам, придерживавшимся этих правил, неважно каких. И не было правила, которое позволяло Джеку Бодро приближаться, кружить поблизости и входить в ее мир. Она всегда решала свою судьбу сама, без колебаний улаживая все проблемы. Кредо Джека — насколько это возможно, избегать любой ответственности и хорошо проводить время.
Это нелепо, ей не следует позволять себе какие-то чувства к нему, кроме презрения, однако, чувство было. Возникло влечение, напоминавшее о себе каждый раз, когда он смотрел на нее. Сильное, притягательное, не поддающееся контролю. А это приносило дискомфорт, заставляло волноваться снова и снова. Он был постоянной опасностью. Человек с глазами, которые что-то скрывали, и темными делами, которые он постарался утаить. Человек, основные качество и инстинкты которого никогда не проявлялись на поверхности. Он опасен. Так она думала не раз.
— Что, мечтаешь обо мне, конфетка?
Лорел остановилась и обернулась, схватившись за сердце. Джек стоял у задних ворот, небрежно облокотившись о кирпичную арку. Его лицо было в тени, но она чувствовала, что он наблюдает за ее реакцией, и приказала себе стоять спокойно и расслабиться.
— Вы пишете об ужасах, потому что вам нравится пугать людей. Держу пари, вы были одним из тех мальчишек, которые прятались в шкаф и прыгали на маму каждый раз, когда она проходила мимо.
— О, я достаточно часто прятался. — Его голой прозвучал так мягко, что Лорел подумала, не ослышалась ли она. Низкий, прокуренный, с нотками горечи. — Как-то мой старик запер меня в шкаф на пару дней. Я никогда не пытался никого испугать. Mais nоn [42]. Хотя моя сестра, мама и я — мы всегда были здорово напуганы.
Его слова, так небрежно произнесенные, поразили Лорел, как удар молнии. Несколькими фразами, как крупными мазками, он живо нарисовал картину своего тяжелого детства. Эти слова всколыхнули в ней сострадание к маленькому, запуганному мальчику. Он вышел из тени под серебристый свет луны, руки в карманах, широкие плечи опущены. Джек выглядел усталым и опустошенным. Она понятия не имела, чем он занимался с тех пор, как ушел из «Френчи», но это истощило его энергию, силы, легло на лицо морщинками усталости.
— О, Джек…
— Не надо, — резко прервал он, отбросив ее сочувствие, как подающий мяч не обращает внимания на сигнал принимающего. — Я уже больше не маленький мальчик.
— Простите, — прошептала она.
— За что прощать? Разве вы были Блэкки Бодро в той жизни? — Он снова покачал головой, сделал шаг навстречу. — Non, tite ange[43]. Вас там не было.
Нет. Она переживала свой собственный ночной кошмар. Но не расскажет об этом, не поделится… не поделится ни с кем.
— Что вы здесь делаете? — спросила она. — Что вы делаете на улице в такой час?
— Брожу потихоньку. — Он медленно улыбнулся, взгляд невольно скользнул по ней, охватив ее всю с головы до маленьких босых ступней. — В поисках дам в ночных одеждах.
Лорел была благодарна бледной луне за то, что он не мог увидеть, как она вспыхнула с головы до ног. Она совсем забыла, что не одета. И теперь, когда Джек так тонко указал ей на это, она с ужасом вспомнила, что под тоненькой маечкой, которая была короче мини-юбки, на ней, кроме трусиков цвета лаванды, не было ничего. Он усмехнулся, сдвинул брови с выражением, которое явственно говорило: «Попалась!»
Лорел скрестила руки и сумрачно посмотрела на него.
— Люди могут попасть в переделку и быть подстреленными, если темной ночью бродят в чужих дворах.
Джек тающим взглядом посмотрел на нее еще раз, задержавшись на нежных округлостях груди.
— Д-д-да… похоже, ты не вооружена, сладенькая, но ты опасна для моего здравомыслия, — протяжно произнес он.
Лорел попыталась бежать от него, но обнаружила, что он потихоньку оттеснил ее в пространство между безрукой статуей греческой богини и скамейкой, где он застал ее недавно за чтением его книги.
— Я не думала, что вопрос о вашем здравомыслии подлежит обсуждению, — саркастически сказала она. По общему мнению, кажется, вы безумны.
Он ухмыльнулся и приблизился к ней.
— У тебя хватит пороха, tite chatte? Подойди, давай попробуем.
Он даже не дал ей возможности сказать «нет», быстро шагнул вперед, обнял и поцеловал. То, что она почувствовала, было любопытной смесью обиды и желания. Характер справился с желанием, она несколько пришла в себя и стала внушать ему вечную мудрость о том, что прежде нужно спрашивать разрешения. Джек отреагировал моментально, не обратив внимания на обиду. Он подхватил Лорел, лишив ее опоры, и, прежде чем она поняла, что он делает, уже сидела на нем, на каменной скамейке, упираясь подбородком в его грудь. Он сидел, облокотившись спиной о стену, одна нога на скамейке, другая — на земле. Он ухмыльнулся.
— Все в порядке, сладкая, давай поладим!
— Я была бы признательна, если бы вы отпустили меня, — твердо сказала Лорел, упираясь руками ему в грудь.
— Нет, — прошептал Джек, держа ее и притягивая вниз, чтобы она снова села, потому что, как только она оказалась бы на ногах, она бы убежала. Он хотел держать ее, ему необходимо было чувствовать ее нежное тело, прижатое к своему. Он привлек ее ближе и покусывал мочку ее уха, а рука нежно поглаживала и опускалась вдоль спины.
— Останься, — шептал он. — Не уходи, ангел. Уже поздно, а я не хотел бы оставаться наедине со своими мыслями.
Он не смог бы удержать ее силой, но потребность слышать ее голос — совсем другое дело. Это было что-то неуловимое, даже смешное, но тем не менее вполне реальное. Лорел все еще сидела, прижавшись к нему, глаза, немного взволнованные, вопрошающие, искали его взгляд в лунном свете.
— Я не знаю, кто ты, Джек, — мягко проговорила она.
Она не хотела знать, кем он был на самом деле, думал он, пристально вглядываясь в ее хорошенькое личико-сердечко с нежными чертами и чудесными, похожими на бутон, губками. Если бы она знала о нем все, она бы не осталась. Если бы она знала хоть что-то о нем, она не потеряла бы контроль над собой, он не мог бы обнимать ее, получать утешение оттого, что она рядом, он не потерял бы голову, хотя бы на короткое время, целуя ее.
Он не мог рисковать этой ночью. Он потратил слишком много времени, уничтожая то, что осталось от его совести, и побеждая то, что осталось от его души. Он ощущал себя слишком потрепанным, побитым, а она была так нежна, так хороша.
Слишком хороша для такого, как ты, Джек…
Она внимательно смотрела на него, ее глаза были темны, как ночь, и неуверенны, как у ребенка. Несмотря на то что она пережила, в ней сохранилось что-то невинное, как призрачный запах духов. Как Эви. Боже, какую боль он почувствовал при одном этом воспоминании. Если он дотронется до нее, он запятнает ее невинность, уничтожит ее. Как сделал это с Эви. Но он был не настолько сильным, чтобы остаться благородным, не был достаточно хорошим, чтобы поступить правильно. Он был скотом, потребителем и, что самое худшее, — человеком, представляющим нечто среднее между тем, кем он был и кем хотел быть. И он так чертовски устал быть один…
— Ты не доверяешь мне, — прошептал он, нежно отводя волосы с ее глаз. Джек провел пальцем по нежным линиям ее щеки, скулы. — Да так оно и лучше. Я слишком скверный для тебя.
Печальное выражение лица лишало смысла его предупреждение. Губы скривились в полуулыбке, очень циничной и усталой. Столетняя усталость была и в его голосе. Нехороший Джек Бодро. Дьявол в голубых джинсах. Самоуверенный хам. Предупреждает ее. Он не замечал парадокса, но она видела и понимала все. В своей жизни она провела много времени среди людей, которые претендовали на то, чтобы считаться хорошими, но на деле не были такими. Джек не скрывал, что он плохой, но если он на самом деле так непорядочен и низок, то она знала бы это, чувствовала и не желала бы так страстно, чтобы он целовал ее, прикасался к ней, держал в своих объятиях под покровом теплой душистой ночи.
Он опасен…
Да, она так думала. И если Джек не был опасен сам по себе, то несомненно опасным было то чувство, которое она испытывала. Не могла она влюбиться в него— ни из-за его тела, ни из-за темной его души, ни из-за сладости запретного. В ее жизни не было места для негодяя. Она не могла позволить снова разбить свое сердце. Она все еще собирала и склеивала по кусочкам свою растерзанную душу…
Сердце билось, эхом отзываясь в груди Джека, и только ее беленькая маечка и его черная сдерживали и отделяли друг от друга эти бедные сердца. У нее замирало дыхание, она считала удары сердца, глядя ему в глаза, и думала, почему же она не следует своему собственному совету и не уходит.
— Черт возьми, — прошептал он, притягивая ее ближе. — Ты не хочешь верить мне, но я могу все доказать.
Поцелуй был, как бездна. Не грубый, не властный, но горячий. Обжигающе горячий. Откровенно призывный. Теплые, влажные, открытые губы встретились с ее ртом, увлекая, призывая. Он провел языком по внутреннему краю губ, затем проскользнул глубже. Лорел пыталась задержать дыхание, трепещущее, как птица в клетке, и почувствовала его — горячее, с запахом виски.
Жар нахлынул на нее, следуя за руками Джека. Его руки опускались все ниже по спине, ловя ее трепет, раздувая огонь ее желания. Оно оттеснило разум и освободило, путь инстинкту. Лорел прильнула к Джеку и на какое-то мгновение забылась в поцелуе. Она обняла его за голову, ощутив шелковистость его темных волос, и прижалась губами к его губам, как бы впитывая все, чего у нее так долго не было. Его руки опустились на ягодицы и стали слегка поглаживать и пощипывать их. Рукой он поймал край ее майки и потихоньку поднял его, проведя руками вверх по спине и забавно пробежав пальцами по краешку грудной клетки. Лорел чувствовала себя так, словно летела в космосе в головокружительном падении… Затем неожиданно она обнаружила, что лежит, а над головой — небо, усыпанное алмазными огнями, и Джек, ласкающий ее грудь, нежно теребящий языком сосок и втягивающий его губами. Ощущение было настолько сильным, что внутри нее всколыхнулось что-то первобытное, отбросившее самоконтроль…
Контроль. Она никогда не теряла контроль. Не могла терять. Она не была страстным существом, подобно Саванне. Ледяные щупальца паники сковали ее волю.
— Нет! — Слово вырвалось как последний легкий листок надежды, который ничего не мог изменить. Она тяжело сглотнула и опять попыталась оттолкнуть широкие плечи Джека, тогда как вина, и страх, и много других чувств оплели ее, как виноградные лозы, сжимая легкие и горло.
— Джек, нет.
Его рука на мгновение застыла, в то время как кончики пальцев уже проскользнули под резинку трусиков. Глаза, темные и сверкающие, смотрели на нее, губы оторвались от упругого, набухшего соска. Лорел собрала в комок каждый мускул, чтобы воспротивиться желанию и вырваться. Живот содрогался под его рукой, каждая клеточка тела жаждала его прикосновений. Ей пришлось вылить ледяную порцию стыда на свою голову, чтобы охладить огонь.
Что с ней происходит? Почему она поддается чарам этого распутного Джека Бодро? На каменной скамейке, в саду своей тети? Она едва знала его, не доверяла ему, даже не была уверена, что он ей нравится.
Джек наблюдал за ней, видел приступ паники и пробудившееся сознание вины. Он немного сильнее надавил ей на живот и ждал, что она будет делать, если она все-таки воспользуется преимуществом силы.
— Почему ты так отчаянно сопротивляешься тому, чего страстно хочет твое тело? — настойчиво, завораживающе шептал он, склоняясь над ней. — Ты хочешь меня, ангел. Я хочу тебя.
Он прижался к ее бедру восставшей мужской плотью, чтобы она ощутила это.
— Я… я… нет! — Лорел была на грани истерики. Она смотрела на него, не отрывая глаз, будто это связывало их, и эта связь каким-то образом давала ей контроль. Глупость. Он был тяжелее ее на восемь фунтов. Он мог получить все, что хотел, как это делали мужчины с незапамятных времен.
— Tu menti, mon ange [44], — пробормотал он, качая головой. — Ты обманываешь себя, не меня.
Его пальцы скользнули и коснулись темного шелковистого островка, который скрывал ее тайну. Желание пронзило Лорел. Он смотрел на нее, а рука еще немного продвинулась вниз и коснулась краев теплой, влажной глубины.
— Я думаю, ты добился своего, — горько сказала она со слезами стыда и отчаяния. — Ты — животное. И ты совершенно ясно доказал это. А я все же хочу тебя.
Давняя усталость вернулась на его лицо, поднявшись откуда-то из темных глубин.
— Qui [45], — сказал он. Его рука скользнула обратно вверх по животу, опустила майку. Джек нежно, с сожалением разгладил ткань, губы его скривились. — А сейчас у меня впереди целая ночь, чтобы задавать себе вопрос; зачем я все это делал?
Глава ТРИНАДЦАТАЯ
Нахмурясь, Лорел изучала в зеркале свое отражение. Она не привезла с собой костюм. Лучшее, что она смогла подобрать, был свободный хлопчатобумажный блейзер цвета морской волны, белая шелковая блузка и темно-серые брюки. Наряд был слишком строгий для дома, но недостаточно официальный для службы. Невыигрышный. Казалось, она обречена была вечно сказываться в проигрышных ситуациях. Она не собиралась больше иметь дел, которые требуют больше ума или эмоций, чем садоводство, но она дала обещание Ти-Грейс и Овиду. В ее планы не входило связывать себя с мужчиной, но до рассвета она проворочалась, "думая и мечтая о Джеке. Джеке с его дьявольской ухмылкой. Джеке с его мрачной напористостью. Джеке с пристальными темными глазами, которые так много видели. Джеке, чье прикосновение зажигало огонь в ее крови, чьи поцелуи останавливали дыхание.
Что бы произошло, если бы она не сказала «нет»?
Тепло растекалось по телу. Сердце сильно билось. Она еще больше нахмурилась.
— Ты выглядишь совсем как адвокат.
Лорел обернулась, чтобы взглянуть на Каролину, которая собиралась выйти днем. Хлопковое платье в мелкий цветочек расплывчатых фиолетовых и золотистых тонов стянуто на миниатюрной талии и вьется вокруг ног. Аметисты в чеканном золоте украшают уши. Волосы, как обычно, являли собой чудесное облако ниспадающих кудрей. Излучая что-то королевски-властное, она казалась абсолютно собранной, держащей все под контролем. В этом Лорел ей завидовала.
— Я не хотела этого, — мрачно заметила Лорел. Каролина обняла Лорел за талию, чтобы немного подбодрить.
— Ты не чувствуешь себя готовой?
— Нет.
Она протянула руку, чтобы поправить прядку темно-каштановых волос Лорел. Сердце у Каролины заныло. За скромным макияжем, за стеклами слишком больших очков скрывался напуганный ребенок, собравшийся впервые идти в школу. Он пытается быть смелым, но все же предпочел бы остаться дома, подальше от всевозможных испытаний и неприятностей.
— Я думаю, может быть, ты готова даже больше, чем подозреваешь об этом сама, дорогая, — нежно сказала Каролина. — Время не изменит того, что произошло. Тебе никогда не удалось бы добиться справедливости для этих детей. Я думаю, лучшее, что ты можешь сделать, — это пойти и добиться справедливости для кого-то еще.
Лорел тяжело вздохнула и закусила нижнюю губу, смазывая нежную коралловую помаду, которую только что наложила. Она не знала, что ответить. Все чувства были в смятении. Она хотела навсегда остаться здесь, в объятиях Каролины, с любовью тети, которая поддерживала ее. За этим она приехала домой, а не для того, чтобы впутаться в неприятности с шарлатаном от религии, разрушать планы Вивиан и быть соблазненной Джеком Бодро. Она приехала в поисках любви, чьей-то, кто судил бы ее не так строго, как она сама судила себя. Она вновь почувствовала острую боль тоски по отцу, который решал ее детские проблемы, обнимая и целуя ее, вручая пластинку фруктовой жвачки. Но все, что осталось от отца-это несколько старых фотографий, булавка для галстука в виде рака и его сестра Каролина.
Лорел медленно, глубоко вздохнула и, чтобы чем-то занять себя, положить конец печальным воспоминаниям, сконцентрировала внимание на различных предметах, расставленных на столике в холле, — телефон слоновой кости во французском стиле, голубая ваза с букетом свежесрезанных цветов, оловянное блюдо, на котором лежало несколько ключей от автомобилей и одинокая сережка.
— Со мной все будет в порядке. — Ее взгляд остановился на сережке в форме сердечка из темного серебра, усыпанного камушками горного хрусталя и цветного стекла. Лорел взяла ее с тарелки и использовала как предлог, чтобы сменить тему.
— Это твое?
Каролина нахмурилась, взглянув на кричащую безделушку.
— Боже, нет. Это, должно быть, Саванны.
Она отступила в сторону и посмотрела на племянницу долгим, пристальным взглядом, не поддавшись на ее уловку.
— Приходи потом в магазин, чтобы увидеться и поговорить, если тебе это будет нужно, слышишь?
Лорел кивнула. Каролина ласково потрепала племянницу по щеке, проведя большим пальцем по темным полукружьям под глазами, которые говорили об усталости.
— Я знаю, какая ты сильная на самом деле, дорогая, — сказала она мягко. — И я знаю, что у тебя все будет хорошо. В конце концов, ты — Чандлер, ты — крепкий орешек. Но не ожидай, что справишься со всем в один день, и не забудь, что если я понадоблюсь тебе, то я здесь.
— Спасибо, тетя Каролина, — прошептала Лорел. Каролина распрямила прекрасные плечи, чудесно блеснули темные глаза, и застенчивая улыбка украсила губы.
— «Спасибо» — это ничто. Ты идешь, чтобы сбить. спесь с этого телевизионного святоши.
Смех легкими пузырьками вырывался наружу, и. Лорел улыбнулась.
— Я сделаю все, что смогу.
Когда Каролина ушла, на лестнице появилась Саванна. Она спускалась по ступенькам в шелковом кимоно цвета сливы, отделанном атласом цвета слоновой кости с широкими манжетами, которые свободно падали вокруг запястий. Лорел, стоя перед зеркалом и подкрашивая губы, смотрела на сестру, пытаясь оценить ее настроение. Саванна вернулась перед рассветом и явно пыталась скрыть следы своего позднего возвращения. Под глазами была маска голубого цвета, чтобы убрать припухлости с век, и она осторожно опускалась по лестнице. Губы красные и опухшие, волосы, как грива колдуньи, окутывали плечи. Они встретились глазами в зеркале, и Лорел, как за спасательный круг, ухватилась за вопросы, которые тут же пришли в голову. Но взаимные упреки и обвинения уже висели в воздухе.
— Это твоя сережка? — Она показала безделушку в форме сердечка, отворачиваясь от зеркала.
Саванна босиком спустилась в холл, молча взглянула на сережку и нацепила ее на палец.
— Она была в твоей машине, — заметила Лорел.
— Куда ты идешь? — поинтересовалась Саванна.
— В суд, чтобы разобраться, что можно сделать, чтобы помешать Болдвину беспокоить семью Делахаус.
Что бы произошло, если бы она не сказала «нет»?
Тепло растекалось по телу. Сердце сильно билось. Она еще больше нахмурилась.
— Ты выглядишь совсем как адвокат.
Лорел обернулась, чтобы взглянуть на Каролину, которая собиралась выйти днем. Хлопковое платье в мелкий цветочек расплывчатых фиолетовых и золотистых тонов стянуто на миниатюрной талии и вьется вокруг ног. Аметисты в чеканном золоте украшают уши. Волосы, как обычно, являли собой чудесное облако ниспадающих кудрей. Излучая что-то королевски-властное, она казалась абсолютно собранной, держащей все под контролем. В этом Лорел ей завидовала.
— Я не хотела этого, — мрачно заметила Лорел. Каролина обняла Лорел за талию, чтобы немного подбодрить.
— Ты не чувствуешь себя готовой?
— Нет.
Она протянула руку, чтобы поправить прядку темно-каштановых волос Лорел. Сердце у Каролины заныло. За скромным макияжем, за стеклами слишком больших очков скрывался напуганный ребенок, собравшийся впервые идти в школу. Он пытается быть смелым, но все же предпочел бы остаться дома, подальше от всевозможных испытаний и неприятностей.
— Я думаю, может быть, ты готова даже больше, чем подозреваешь об этом сама, дорогая, — нежно сказала Каролина. — Время не изменит того, что произошло. Тебе никогда не удалось бы добиться справедливости для этих детей. Я думаю, лучшее, что ты можешь сделать, — это пойти и добиться справедливости для кого-то еще.
Лорел тяжело вздохнула и закусила нижнюю губу, смазывая нежную коралловую помаду, которую только что наложила. Она не знала, что ответить. Все чувства были в смятении. Она хотела навсегда остаться здесь, в объятиях Каролины, с любовью тети, которая поддерживала ее. За этим она приехала домой, а не для того, чтобы впутаться в неприятности с шарлатаном от религии, разрушать планы Вивиан и быть соблазненной Джеком Бодро. Она приехала в поисках любви, чьей-то, кто судил бы ее не так строго, как она сама судила себя. Она вновь почувствовала острую боль тоски по отцу, который решал ее детские проблемы, обнимая и целуя ее, вручая пластинку фруктовой жвачки. Но все, что осталось от отца-это несколько старых фотографий, булавка для галстука в виде рака и его сестра Каролина.
Лорел медленно, глубоко вздохнула и, чтобы чем-то занять себя, положить конец печальным воспоминаниям, сконцентрировала внимание на различных предметах, расставленных на столике в холле, — телефон слоновой кости во французском стиле, голубая ваза с букетом свежесрезанных цветов, оловянное блюдо, на котором лежало несколько ключей от автомобилей и одинокая сережка.
— Со мной все будет в порядке. — Ее взгляд остановился на сережке в форме сердечка из темного серебра, усыпанного камушками горного хрусталя и цветного стекла. Лорел взяла ее с тарелки и использовала как предлог, чтобы сменить тему.
— Это твое?
Каролина нахмурилась, взглянув на кричащую безделушку.
— Боже, нет. Это, должно быть, Саванны.
Она отступила в сторону и посмотрела на племянницу долгим, пристальным взглядом, не поддавшись на ее уловку.
— Приходи потом в магазин, чтобы увидеться и поговорить, если тебе это будет нужно, слышишь?
Лорел кивнула. Каролина ласково потрепала племянницу по щеке, проведя большим пальцем по темным полукружьям под глазами, которые говорили об усталости.
— Я знаю, какая ты сильная на самом деле, дорогая, — сказала она мягко. — И я знаю, что у тебя все будет хорошо. В конце концов, ты — Чандлер, ты — крепкий орешек. Но не ожидай, что справишься со всем в один день, и не забудь, что если я понадоблюсь тебе, то я здесь.
— Спасибо, тетя Каролина, — прошептала Лорел. Каролина распрямила прекрасные плечи, чудесно блеснули темные глаза, и застенчивая улыбка украсила губы.
— «Спасибо» — это ничто. Ты идешь, чтобы сбить. спесь с этого телевизионного святоши.
Смех легкими пузырьками вырывался наружу, и. Лорел улыбнулась.
— Я сделаю все, что смогу.
Когда Каролина ушла, на лестнице появилась Саванна. Она спускалась по ступенькам в шелковом кимоно цвета сливы, отделанном атласом цвета слоновой кости с широкими манжетами, которые свободно падали вокруг запястий. Лорел, стоя перед зеркалом и подкрашивая губы, смотрела на сестру, пытаясь оценить ее настроение. Саванна вернулась перед рассветом и явно пыталась скрыть следы своего позднего возвращения. Под глазами была маска голубого цвета, чтобы убрать припухлости с век, и она осторожно опускалась по лестнице. Губы красные и опухшие, волосы, как грива колдуньи, окутывали плечи. Они встретились глазами в зеркале, и Лорел, как за спасательный круг, ухватилась за вопросы, которые тут же пришли в голову. Но взаимные упреки и обвинения уже висели в воздухе.
— Это твоя сережка? — Она показала безделушку в форме сердечка, отворачиваясь от зеркала.
Саванна босиком спустилась в холл, молча взглянула на сережку и нацепила ее на палец.
— Она была в твоей машине, — заметила Лорел.
— Куда ты идешь? — поинтересовалась Саванна.
— В суд, чтобы разобраться, что можно сделать, чтобы помешать Болдвину беспокоить семью Делахаус.