Страница:
Эти слова были для Саванны словно удар электрического тока. Лорел собирается в суд разбираться в деле, как будто она опять стала адвокатом.
— Боже, Малышка, ты же едва знаешь их!
— Я знаю все, что нужно знать.
— Тебе не следует расстраиваться, занимаясь чужими делами. Позволь мне заботиться о тебе.
Лорел открыла сумочку и бросила туда помаду и ключи от машины.
— Ну, — сказала она, пожимая плечами, — я решу эту проблему, а потом снова начну заниматься юриспруденцией. Что ты об этом думаешь?
— Это куча дерьма, — резко сказала Саванна, крепко охватив себя руками. — Пусть Делахаусы сами о себе позаботятся. Они чертовски здорово могут постоять за себя. — Ее губы изобразили подобие улыбки. — Ты сама вчера это видела. Эта сука Эни наставила мне синяков.
Когда она подняла руку потереть голову, рукав сдвинулся, обнажив локоть. У Лорел округлились глаза при виде ее запястья. Нежная, словно фарфоровая, кожа была в синяках и каких-то пятнах.
— Боже мой, сестра! Что с тобой случилось? — требовательно спросила она, хватая Саванну за руку, чтобы получше рассмотреть.
Саванна оскалила зубы, и голубая маска на глазах сделала ее лицо зловещим, напоминающим чем-то Марди Гра.
— Нечего тебе знать.
— Нет, я хочу! Какого черта?!
— Нет, — холодно сказала Саванна. — Я отлично помню, как ты сказала мне, что ничего не хочешь слышать о моей сексуальной жизни. Ты не хотела слышать, что у Ронни Пелтиера член, как ручка кувалды, а Ревер любит шлепать меня или что мне нравится заниматься этим с…
— Остановись! — закричала Лорел. Отбросив руку сестры, она отступила назад, как будто слова Саванны испускали омерзительный запах. Сердце билось с такой силой, что казалось, подземные толчки сотрясают ее. — Будь все проклято, Саванна, почему ты" должна делать все это? Почему ты таким образом убиваешь себя?
— Потому что я — шлюха, — Саванна бросила эти слова, как кинжал. Она уже не пыталась сдержать свой гнев, глаза ее сузились за страшной маской, губы поджаты. — Да, я не ослепительная маленькая героиня с чистыми невинными глазками. Я то, во что превратил меня Росс Лайтон.
— Ты то, чем хочешь быть, — парировала Лорел. Росс не касался тебя семнадцать лет.
— Откуда тебе знать? — ехидно усмехнулась Саванна. — Может быть, я все еще трахаюсь с ним два раза в неделю по старой памяти?
— Заткнись!
— В чем дело, Малышка? —Разве ты не хочешь послушать о том, как я раздвинула ноги для нашего второго папочки, чтобы это не пришлось сделать тебе?
Слова обожгли Лорел, как крапивой. Старая вина возвратилась, нахлынула и накрыла ее, как саваном, но гнев рвал в нем дыры и впивался когтями, как дикая кошка.
— Я не могла повлиять на то, что Росс делал с тобой, — сказала она глухим от волнения голосом. — Ты не можешь винить меня и не должна винить себя. Глупо всю оставшуюся жизнь потратить на то, чтобы терзаться из-за того, что произошло и что уже нельзя изменить.
Саванна отступила от нее на шаг, лицо под маской выражало смесь цинизма и недоверия.
— Боже мой, разве ты не маленькая лицемерка? — мягко сказала она. — А чем же ты занимаешься всю свою жизнь?
Лорел пристально взглянула на нее, ошеломленная, обессиленная. У нее ослабли колени, а живот втянулся к позвоночнику.
Мама Перл вкатилась в холл, комкая в руках красное посудное полотенце, хмурое выражение лица собрало лоб в черные морщины.
— Что здесь творится? — строго спросила она. — Я слышу выкрики проклятий, да не услышит их Всевышний. Что здесь происходит?
Саванна укротила свой порыв и поглубже запрятала эмоции.
— Ничего, Мама Перл, — спокойно ответила она. Она вытащила сухой листик из ее волос и растерла между пальцами. — Я просто спустилась, чтобы взять чай.
Мама Перл обернулась к Лорел за объяснениями. Лорел поправила очки, взяла кошелек. Ее руки заметно дрожали.
— Я должна идти, — пробормотала она, избегая смотреть кому-либо в глаза, сосредоточившись на том, чтобы держать себя в руках.
Лорел вышла из дома в удушающую жару середины утра, ноги у нее были как ватные, она думала, что после всего, что. ей пришлось сейчас пережить, посещение суда покажется кусочком торта.
Кондиционер в офисе шерифа безуспешно сражался с полуденным солнцем, которое проникало сквозь окна. Шериф Кеннер стоял за своим столом, уперев руки в худые бедра, наблюдая, как рабочие тщетно пытаются приладить на окна новые венецианские жалюзи.
— Держите ровно этот чертов кронштейн, — ворчал он. — Поднимите левую сторону немного выше. Какого черта, ребята, вы думаете, что необходимо развалить все здание суда, чтобы приделать эту штуковину?
Рабочий, стоявший справа, быстро глянул через мускулистое плечо, сморгнув капельки пота, которые струились с загорелого лба ему на глаза. Голубая рубашка на боках и спине, мокрая от пота, выбилась из-под ремня низко сидящих брюк, обнажая плотную, даже полноватую поясницу. Он глотнул воздуха и пробормотал ожидаемое:
— Нет, сэр.
Другой рабочий, молодой человек, похудее и посмуглее, уронил свой конец жалюзи, и сверкающее солнце ослепило Кеннера.
— Госводи Иисусе! — Шериф быстро отступил назад, прикрывая глаза. Значок, красовавшийся на его рубашке цвета хаки, совершенно мокрой от пота, сверкнул на груди, как золотой.
У молодого человека дрогнули уголки губ.
— Извините, шериф — Кеннер, — преувеличенно вежливо сказал он.
— К черту твое извинение, черный осел, — пробурчал Кеннер, задыхаясь, и увидел молодую женщину, которая пришла в его кабинет целых пять минут назад, чтобы поговорить с ним.
Лорел Чандлер. Падчерица Росса Лайтона. Так как он поддерживал видимость хороших отношений с Лайтоном только потому, что тот был ему нужен, он совершенно не спешил переговорить с девчонкой. Все в городе знали ее — она выдвигала дикие обвинения в Джорджии, сделав процесс скандальным и печально прославившись благодаря этому. Она несла с собой неприятности, а он чувствовал это за милю — даже когда неприятность пахла духами.
Лорел сидела в кресле для посетителей, пот катился между лопатками, по бакам. Хлопковый пиджак потерял свою свежесть, а решимость съежилась до крошечных размеров.
Хотя все выяснения отношений, которые пришлось пережить утром, прошли более или менее гладко, у нее было чувство, что с Кеннером так не получится. Он, что было совершенно очевидно, — грубый, деревенский мужик. На вид ему лет пятьдесят, очень жесткий, жилистый, мускулистый, с телосложением ковбоя. Седые волосы были довольно жидковаты на макушке, но она не думала, что кто-нибудь решился бы подшучивать над этим.
Он рассматривал ее мрачными, темными глазами, его нетерпение, казалось, даже заряжало воздух вокруг него, он улыбался какой-то сумрачной улыбкой, которой мог бы гордиться Иствуд.
— Чем я могу быть вам полезен, мисс Чандлер? — безразлично спросил он, явно давая понять о своей незаинтересованности и отсутствии желания что-либо сделать для нее.
Лорел глубоко вздохнула, ощутив душный, пропитанный потом воздух, и беспокойно подвинулась на стуле.
— Я хочу поставить вас в известность об отношениях между семьей Делахаус, хозяев «Френчи Ландинга», и преподобным Джимми Ли Болдвином. Он беспокоит их, вмешиваясь в их дела, нанося ущерб их бизнесу. Я уже говорила с судьей Монахоном от их имени.
Присев тощими ягодицами на краешек стола, он достал пачку «Кэмела» без фильтра, вытряс одну, чтобы прихватить ее губами.
— Выглядит весьма трагично, — сказал он, вытаскивая спички и зажигая одну.
— Болдвин не только зарекомендовал себя неприятным и надоедливым человеком, он порочит Делахаусов и посягает на их право свободной торговли.
Шериф глубоко затянулся, делая вид, что обдумывает факты, по мере того как она их излагает.
— Он нанес кому-то телесные повреждения?
— Это ваш критерий оценки действий? — холодно спросила Лорел. — Вы ждете, пока кто-нибудь прибегнет к физическому насилию?
Сузив глаза в щелки, Кеннер выпустил дым из ноздрей и ткнул пальцем в ее сторону, стряхивая пепел на дешевенький линолеум.
— Я занимаюсь действительно стоящими делами в этом округе, дамочка. Здесь повсюду можно найти кучу мертвых женщин, сложенных, как охапки хвороста, торговцев наркотиками, которые кишат, как мокасиновые змеи в отбросах. Вы этого не видите, и я скажу вам почему— потому что я, черт возьми, очень хорошо знаю, чью задницу пинать.
— Я уверена, что это так!
— Вы чертовски правы, понимаю. — Он быстро затянулся и бросил сердитый взгляд на рабочих, которые производили неимоверный шум своей работой. — И я скажу вам вот что: я найду дела поважнее, на которые потрачу свое время, чем слежка за телевизионным попом и поучение, где он может писать, а где — нет.
Лорел изящно поднялась, расправив морщинки на брюках, и взяла себя в руки. Кеннер вряд ли был единственным грубияном, которые еще попадутся на ее пути.
— Меня не волнует, где он писает, шериф, — сказала она спокойно. — Меня не волнует, где и чем он занимается, пока он не делает это во «Френчи Ландинге». Судья Монахон уже оформил судебное предписание, до тех пор пока не будут соблюдены формальности, Я думаю, что с вашим усердием вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы преподобный Болдвин уважал закон.
Кеннер невыразительно взглянул на нее, на его лице ходуном заходили желваки. Забытая сигарета дымилась в руке, ленточка голубого дыма красиво поднялась в душном воздухе.
— Я знаю, что вы из себя представляете, мисс Чандлер, — мягко сказал он. — Мне не нужна дамочка с богатым воображением, которая бегает по моему округу и воет, как волчица, когда случайно видит того, кто ей не нравится.
Насмешка ударила так больно, что Лорел напряглась, сжалась, собрала всю свою гордость и решила проявить твердость характера: в том округе она была известна как человек, который способен сдать свои позиции, отступить. Подняв подбородок, она, не дрогнув, встретила пристальный взгляд Кеннера.
— Я не выдвигаю беспочвенных обвинений, шериф. Если я вою, как волчица, то может прийти и некто, кто укусит вас за тощий зад.
Он фыркнул в ответ на эту насмешку, притушил сигарету и еще раз сердито. глянул на рабочих, которые прервали работу и следили за перепалкой.
— Поторопитесь же, бездельники, пока я не получил солнечный удар!
Лорел повернулась и, скрипя зубами, вышла, у нее сводило живот и дрожала каждая жилка. Холл был прохладным и темным. Здание суда было построено перед Гражданской войной, и для городка такой величины, как Байю Бро, выглядело весьма внушительным сооружением: трехэтажная постройка с дорическими колоннами и широкими ступенями, которые украшали фасад. Внутри находились просторные залы с взлетающими ввысь потолками, где лениво вращались вентиляторы, чтобы немного разрядить душную атмосферу. Темно-зеленые оштукатуренные стены украшали портреты знаменитых людей города, которые составляли гордость его истории.
На мгновение Лорел прислонилась к прохладной стене, давая отдых глазам от яркого света и приказав себе расслабиться. Неважно, что Кеннер думал о ней. Его мнение не было такой уж неожиданностью. Она представила, что так думают многие люди. Обвинитель, воющий, как волк. Все это злило ее, ей хотелось разразиться бранью, схватиться с теми, кто сомневался в ней.
Я не ошиблась. Они были виновны.
Я не ошиблась, но проиграла. Это было самым худшим из всего. Знать, что эти дети обречены на ужасную жизнь, потому что она не смогла доказать правду.
— Никто не поверит тебе, Лорел… Не говор и м а м е.
На какое-то мгновение она опять почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, стоящей у дверей гостиной и наблюдающей, как Вивиан обеспокоена составлением букета из калл. У Лорел был секрет, которым она хотела поделиться с матерью. Он был спрятан глубоко внутри нее, большой мяч из слов, который просто скакал в ее горле. А в ушах звучало предупреждение Саванны: «Никто не поверит тебе, Лорел. Не говори маме. Она только рассердится на тебя…» Беспомощность и страх схватили и держали ее ледяными руками, сражаясь с ее чувством справедливости. Она хотела рассказать, думала, что должна это сделать, но все же просто стояла и смотрела, как Вивиан, сосредоточенно нахмурившись, занималась цветами, и настроение ее явно портилось, так как букет не составлялся.
Глубоко вздохнув, как это делают ныряльщики перед тем, как уйти под воду, Лорел буквально оторвала себя от стены и повернулась в сторону небольшого алькова, где был фонтан. Она наклонилась и, сделав огромный глоток прохладной перехлорированной воды, намочила пальцы и приложила их к щекам. Отогнав воспоминания, она порылась в сумочке и нашла упаковку таблеток доктора Маалокса.
Ей нужно пойти во «Френчи Ландииг» и все объяснить Ти-Грейс и Овиду. Может быть, она заглянет в антикварный магазинчик к тете Каролине и расскажет, что все прошло более или менее хорошо.
— Снова в доспехах, если можно так выразиться, Лорел?
Она вздрогнула при звуках голоса Стефана Данжермона. Занятая собой, она не слышала, как он подошел. Закрыв сумочку, она небрежно сделала шаг назад.
— Так, делаю одолжение своим друзьям.
— Делахаусам? — спросил он. Его улыбка говорила о том, что он уже знал ответ. Он наполовину стоял в тени, и лицо, частью освещенное, частью скрытое тенью, было, как сон. Лорел поразило это впечатление.
— Новости быстро распространяются в таком маленьком городке, — сказал он, опуская руки в карманы великолепно сшитых брюк. — Мы с судьей Монахоном поболтали за завтраком, он очень увлечен вами.
— Он увлечен не мной, а идеей сделать жизнь преподобного Болдвина не слишком приятной, — ответила Лорел. — Несколько лет назад его мать отказала огромное состояние человеку типа Болдвина, и, как обнаружилось позже, он использовал пожертвования своей паствы на дома с кондиционерами для собак, а его духовные потребности удовлетворялись за эти деньги на нудистских пляжах Южной Ривьеры.
— Вы ограничиваете свои возможности, Лорел. Я обсудил с ним вероятность вашей работы со мной. Эта мысль ему понравилась.
Но Лорел это не понравилось. Это обсуждение с кем-то ее проблем показалось ей наглостью. Она слетка нахмурилась.
— Я предпочла бы, чтобы вы ни о чем не говорили. Я говорю вам, мистер Данжермон, я и не думаю о том, чтобы вернуться к этой работе.
Выражение лица Данжермона совсем не изменилось. Легкая улыбка не сходила с губ, а холодные глаза так же пристально смотрели на нее.
— Но вы все-таки думаете о том, чтобы правосудие было совершено, не так ли, Лорел? Право на работу имеет с этим мало общего. Вы такая, какая есть.
То, как он сказал это, несло какой-то оттенок безысходности, словно поиски справедливости слишком сложны по сравнению с простым смыслом жизни. Необходимо убрать все соблазны, все ловушки, которые расставляет жизнь, и тогда каждый станет самим собой. Она была борцом за правду.
— Это то, что значит для вас больше всего, не так ли?
Лорел промолчала, чувствуя, что это каким-то образом дает ему преимущество в шахматной партии, разыгрываемой между ними. Она повесила сумку на плечо и направилась к двери.
— Мне надо идти. Я должна рассказать Ти-Грейс и Овиду, что происходит, и убедиться, что Болдвин предупрежден. Я не слишком-то верю, что Кеннер сделает свое дела
Задорно-веселые огоньки зажглись в глазах прокурора, он широко улыбнулся, затем повернулся вместе с ней и пошел к двери, слегка сдерживая размашистую походку, стараясь держаться рядом.
— Я так полагаю, что любви с первого взгляда между вами и Дувайном не получилось?
— Он — расист, — брезгливо ответила Лорел. — Ион хорошо знает свое дело.
— Потому что знает, чью задницу нужно пинать.
— Да, о задницах он мне говорил.
Они вышли на широкую лестницу главного входа. Переменчивый ветерок скользил между колоннами, нежно перебирая черные, с блестящим отливом волосы Данжермона, играя его галстуком густого винно-красного цвета. У него прекрасная фигура, отметила Лорел, он атлетически сложен, элегантен и великолепно чувствует себя в прекрасно сшитом костюме. С таким острым, цепким умом он далеко пойдет. Она в самом деле не могла винить свою мать, которая видела в нем своего будущего зятя. Вивиан была воспитана в убеждении, что браки существуют для укрепления связей семей и социального. продвижения. Стефан Данжермон соответствовал ее требованиям неизмеримо больше, чем, скажем, Джек Бодро.
— Есть небольшие нюансы, которые нужно знать, общаясь с Кеннером, — заметил он.
Лорел нахмурилась:
— Да, но я не думаю, что сумею измениться в ближайшее время.
Данжермон рассмеялся. Ему очень нравилась ее бесхитростная манера общения. Люди никогда не ожидают от нее прямоты и откровенности, думал он, так как она слишком хорошенькая. И она уже не раз использовала это ошибочное мнение себе на пользу.
— Упаси Бог! — Он взял ее за подбородок, проведя большим пальцем по щеке. Какое-то странное чувство пронзило ее. Сексуальность, чувственность прямо-таки витали в воздухе, окружали его, будто он неожиданно включил поле притяжения. Он посмотрел на нее сверху вниз, его зеленые глаза сияли. — Вы нежны, прелестны, изысканны — вот вы какая, Лорел. Яркая, прямая, цельная.
— Кеннер считает, что я доставляю много хлопот. — Она отступила от него и повернулась, чтобы осмотреть улицу, ей не хотелось, чтобы он заметил, что его прикосновение взволновало ее, заставило почувствовать неловкость.
— Я поговорю с ним.
— Нет. — Она быстро искоса взглянула на него. — Я сама буду вести свои сражения, благодарю.
Понимающая улыбка опять тронула его губы. Он опустил руки в карманы брюк.
— Да, Лорел, вы сами. — Он задумчиво посмотрел на нее. Ветер утих.-То сражение — вы его выиграли?
Лорел собрала все силы, чтобы подавить те чувства, которые всколыхнул его вопрос. Да, ей следовало выиграть, ради детей, во имя закона. Но ей не хватило сил, и в конце концов зло победило.
— Они были виновны, — сказала она, не глядя на Стефана, и устремилась к ступенькам.
Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
— Боже, Малышка, ты же едва знаешь их!
— Я знаю все, что нужно знать.
— Тебе не следует расстраиваться, занимаясь чужими делами. Позволь мне заботиться о тебе.
Лорел открыла сумочку и бросила туда помаду и ключи от машины.
— Ну, — сказала она, пожимая плечами, — я решу эту проблему, а потом снова начну заниматься юриспруденцией. Что ты об этом думаешь?
— Это куча дерьма, — резко сказала Саванна, крепко охватив себя руками. — Пусть Делахаусы сами о себе позаботятся. Они чертовски здорово могут постоять за себя. — Ее губы изобразили подобие улыбки. — Ты сама вчера это видела. Эта сука Эни наставила мне синяков.
Когда она подняла руку потереть голову, рукав сдвинулся, обнажив локоть. У Лорел округлились глаза при виде ее запястья. Нежная, словно фарфоровая, кожа была в синяках и каких-то пятнах.
— Боже мой, сестра! Что с тобой случилось? — требовательно спросила она, хватая Саванну за руку, чтобы получше рассмотреть.
Саванна оскалила зубы, и голубая маска на глазах сделала ее лицо зловещим, напоминающим чем-то Марди Гра.
— Нечего тебе знать.
— Нет, я хочу! Какого черта?!
— Нет, — холодно сказала Саванна. — Я отлично помню, как ты сказала мне, что ничего не хочешь слышать о моей сексуальной жизни. Ты не хотела слышать, что у Ронни Пелтиера член, как ручка кувалды, а Ревер любит шлепать меня или что мне нравится заниматься этим с…
— Остановись! — закричала Лорел. Отбросив руку сестры, она отступила назад, как будто слова Саванны испускали омерзительный запах. Сердце билось с такой силой, что казалось, подземные толчки сотрясают ее. — Будь все проклято, Саванна, почему ты" должна делать все это? Почему ты таким образом убиваешь себя?
— Потому что я — шлюха, — Саванна бросила эти слова, как кинжал. Она уже не пыталась сдержать свой гнев, глаза ее сузились за страшной маской, губы поджаты. — Да, я не ослепительная маленькая героиня с чистыми невинными глазками. Я то, во что превратил меня Росс Лайтон.
— Ты то, чем хочешь быть, — парировала Лорел. Росс не касался тебя семнадцать лет.
— Откуда тебе знать? — ехидно усмехнулась Саванна. — Может быть, я все еще трахаюсь с ним два раза в неделю по старой памяти?
— Заткнись!
— В чем дело, Малышка? —Разве ты не хочешь послушать о том, как я раздвинула ноги для нашего второго папочки, чтобы это не пришлось сделать тебе?
Слова обожгли Лорел, как крапивой. Старая вина возвратилась, нахлынула и накрыла ее, как саваном, но гнев рвал в нем дыры и впивался когтями, как дикая кошка.
— Я не могла повлиять на то, что Росс делал с тобой, — сказала она глухим от волнения голосом. — Ты не можешь винить меня и не должна винить себя. Глупо всю оставшуюся жизнь потратить на то, чтобы терзаться из-за того, что произошло и что уже нельзя изменить.
Саванна отступила от нее на шаг, лицо под маской выражало смесь цинизма и недоверия.
— Боже мой, разве ты не маленькая лицемерка? — мягко сказала она. — А чем же ты занимаешься всю свою жизнь?
Лорел пристально взглянула на нее, ошеломленная, обессиленная. У нее ослабли колени, а живот втянулся к позвоночнику.
Мама Перл вкатилась в холл, комкая в руках красное посудное полотенце, хмурое выражение лица собрало лоб в черные морщины.
— Что здесь творится? — строго спросила она. — Я слышу выкрики проклятий, да не услышит их Всевышний. Что здесь происходит?
Саванна укротила свой порыв и поглубже запрятала эмоции.
— Ничего, Мама Перл, — спокойно ответила она. Она вытащила сухой листик из ее волос и растерла между пальцами. — Я просто спустилась, чтобы взять чай.
Мама Перл обернулась к Лорел за объяснениями. Лорел поправила очки, взяла кошелек. Ее руки заметно дрожали.
— Я должна идти, — пробормотала она, избегая смотреть кому-либо в глаза, сосредоточившись на том, чтобы держать себя в руках.
Лорел вышла из дома в удушающую жару середины утра, ноги у нее были как ватные, она думала, что после всего, что. ей пришлось сейчас пережить, посещение суда покажется кусочком торта.
Кондиционер в офисе шерифа безуспешно сражался с полуденным солнцем, которое проникало сквозь окна. Шериф Кеннер стоял за своим столом, уперев руки в худые бедра, наблюдая, как рабочие тщетно пытаются приладить на окна новые венецианские жалюзи.
— Держите ровно этот чертов кронштейн, — ворчал он. — Поднимите левую сторону немного выше. Какого черта, ребята, вы думаете, что необходимо развалить все здание суда, чтобы приделать эту штуковину?
Рабочий, стоявший справа, быстро глянул через мускулистое плечо, сморгнув капельки пота, которые струились с загорелого лба ему на глаза. Голубая рубашка на боках и спине, мокрая от пота, выбилась из-под ремня низко сидящих брюк, обнажая плотную, даже полноватую поясницу. Он глотнул воздуха и пробормотал ожидаемое:
— Нет, сэр.
Другой рабочий, молодой человек, похудее и посмуглее, уронил свой конец жалюзи, и сверкающее солнце ослепило Кеннера.
— Госводи Иисусе! — Шериф быстро отступил назад, прикрывая глаза. Значок, красовавшийся на его рубашке цвета хаки, совершенно мокрой от пота, сверкнул на груди, как золотой.
У молодого человека дрогнули уголки губ.
— Извините, шериф — Кеннер, — преувеличенно вежливо сказал он.
— К черту твое извинение, черный осел, — пробурчал Кеннер, задыхаясь, и увидел молодую женщину, которая пришла в его кабинет целых пять минут назад, чтобы поговорить с ним.
Лорел Чандлер. Падчерица Росса Лайтона. Так как он поддерживал видимость хороших отношений с Лайтоном только потому, что тот был ему нужен, он совершенно не спешил переговорить с девчонкой. Все в городе знали ее — она выдвигала дикие обвинения в Джорджии, сделав процесс скандальным и печально прославившись благодаря этому. Она несла с собой неприятности, а он чувствовал это за милю — даже когда неприятность пахла духами.
Лорел сидела в кресле для посетителей, пот катился между лопатками, по бакам. Хлопковый пиджак потерял свою свежесть, а решимость съежилась до крошечных размеров.
Хотя все выяснения отношений, которые пришлось пережить утром, прошли более или менее гладко, у нее было чувство, что с Кеннером так не получится. Он, что было совершенно очевидно, — грубый, деревенский мужик. На вид ему лет пятьдесят, очень жесткий, жилистый, мускулистый, с телосложением ковбоя. Седые волосы были довольно жидковаты на макушке, но она не думала, что кто-нибудь решился бы подшучивать над этим.
Он рассматривал ее мрачными, темными глазами, его нетерпение, казалось, даже заряжало воздух вокруг него, он улыбался какой-то сумрачной улыбкой, которой мог бы гордиться Иствуд.
— Чем я могу быть вам полезен, мисс Чандлер? — безразлично спросил он, явно давая понять о своей незаинтересованности и отсутствии желания что-либо сделать для нее.
Лорел глубоко вздохнула, ощутив душный, пропитанный потом воздух, и беспокойно подвинулась на стуле.
— Я хочу поставить вас в известность об отношениях между семьей Делахаус, хозяев «Френчи Ландинга», и преподобным Джимми Ли Болдвином. Он беспокоит их, вмешиваясь в их дела, нанося ущерб их бизнесу. Я уже говорила с судьей Монахоном от их имени.
Присев тощими ягодицами на краешек стола, он достал пачку «Кэмела» без фильтра, вытряс одну, чтобы прихватить ее губами.
— Выглядит весьма трагично, — сказал он, вытаскивая спички и зажигая одну.
— Болдвин не только зарекомендовал себя неприятным и надоедливым человеком, он порочит Делахаусов и посягает на их право свободной торговли.
Шериф глубоко затянулся, делая вид, что обдумывает факты, по мере того как она их излагает.
— Он нанес кому-то телесные повреждения?
— Это ваш критерий оценки действий? — холодно спросила Лорел. — Вы ждете, пока кто-нибудь прибегнет к физическому насилию?
Сузив глаза в щелки, Кеннер выпустил дым из ноздрей и ткнул пальцем в ее сторону, стряхивая пепел на дешевенький линолеум.
— Я занимаюсь действительно стоящими делами в этом округе, дамочка. Здесь повсюду можно найти кучу мертвых женщин, сложенных, как охапки хвороста, торговцев наркотиками, которые кишат, как мокасиновые змеи в отбросах. Вы этого не видите, и я скажу вам почему— потому что я, черт возьми, очень хорошо знаю, чью задницу пинать.
— Я уверена, что это так!
— Вы чертовски правы, понимаю. — Он быстро затянулся и бросил сердитый взгляд на рабочих, которые производили неимоверный шум своей работой. — И я скажу вам вот что: я найду дела поважнее, на которые потрачу свое время, чем слежка за телевизионным попом и поучение, где он может писать, а где — нет.
Лорел изящно поднялась, расправив морщинки на брюках, и взяла себя в руки. Кеннер вряд ли был единственным грубияном, которые еще попадутся на ее пути.
— Меня не волнует, где он писает, шериф, — сказала она спокойно. — Меня не волнует, где и чем он занимается, пока он не делает это во «Френчи Ландинге». Судья Монахон уже оформил судебное предписание, до тех пор пока не будут соблюдены формальности, Я думаю, что с вашим усердием вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы преподобный Болдвин уважал закон.
Кеннер невыразительно взглянул на нее, на его лице ходуном заходили желваки. Забытая сигарета дымилась в руке, ленточка голубого дыма красиво поднялась в душном воздухе.
— Я знаю, что вы из себя представляете, мисс Чандлер, — мягко сказал он. — Мне не нужна дамочка с богатым воображением, которая бегает по моему округу и воет, как волчица, когда случайно видит того, кто ей не нравится.
Насмешка ударила так больно, что Лорел напряглась, сжалась, собрала всю свою гордость и решила проявить твердость характера: в том округе она была известна как человек, который способен сдать свои позиции, отступить. Подняв подбородок, она, не дрогнув, встретила пристальный взгляд Кеннера.
— Я не выдвигаю беспочвенных обвинений, шериф. Если я вою, как волчица, то может прийти и некто, кто укусит вас за тощий зад.
Он фыркнул в ответ на эту насмешку, притушил сигарету и еще раз сердито. глянул на рабочих, которые прервали работу и следили за перепалкой.
— Поторопитесь же, бездельники, пока я не получил солнечный удар!
Лорел повернулась и, скрипя зубами, вышла, у нее сводило живот и дрожала каждая жилка. Холл был прохладным и темным. Здание суда было построено перед Гражданской войной, и для городка такой величины, как Байю Бро, выглядело весьма внушительным сооружением: трехэтажная постройка с дорическими колоннами и широкими ступенями, которые украшали фасад. Внутри находились просторные залы с взлетающими ввысь потолками, где лениво вращались вентиляторы, чтобы немного разрядить душную атмосферу. Темно-зеленые оштукатуренные стены украшали портреты знаменитых людей города, которые составляли гордость его истории.
На мгновение Лорел прислонилась к прохладной стене, давая отдых глазам от яркого света и приказав себе расслабиться. Неважно, что Кеннер думал о ней. Его мнение не было такой уж неожиданностью. Она представила, что так думают многие люди. Обвинитель, воющий, как волк. Все это злило ее, ей хотелось разразиться бранью, схватиться с теми, кто сомневался в ней.
Я не ошиблась. Они были виновны.
Я не ошиблась, но проиграла. Это было самым худшим из всего. Знать, что эти дети обречены на ужасную жизнь, потому что она не смогла доказать правду.
— Никто не поверит тебе, Лорел… Не говор и м а м е.
На какое-то мгновение она опять почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, стоящей у дверей гостиной и наблюдающей, как Вивиан обеспокоена составлением букета из калл. У Лорел был секрет, которым она хотела поделиться с матерью. Он был спрятан глубоко внутри нее, большой мяч из слов, который просто скакал в ее горле. А в ушах звучало предупреждение Саванны: «Никто не поверит тебе, Лорел. Не говори маме. Она только рассердится на тебя…» Беспомощность и страх схватили и держали ее ледяными руками, сражаясь с ее чувством справедливости. Она хотела рассказать, думала, что должна это сделать, но все же просто стояла и смотрела, как Вивиан, сосредоточенно нахмурившись, занималась цветами, и настроение ее явно портилось, так как букет не составлялся.
Глубоко вздохнув, как это делают ныряльщики перед тем, как уйти под воду, Лорел буквально оторвала себя от стены и повернулась в сторону небольшого алькова, где был фонтан. Она наклонилась и, сделав огромный глоток прохладной перехлорированной воды, намочила пальцы и приложила их к щекам. Отогнав воспоминания, она порылась в сумочке и нашла упаковку таблеток доктора Маалокса.
Ей нужно пойти во «Френчи Ландииг» и все объяснить Ти-Грейс и Овиду. Может быть, она заглянет в антикварный магазинчик к тете Каролине и расскажет, что все прошло более или менее хорошо.
— Снова в доспехах, если можно так выразиться, Лорел?
Она вздрогнула при звуках голоса Стефана Данжермона. Занятая собой, она не слышала, как он подошел. Закрыв сумочку, она небрежно сделала шаг назад.
— Так, делаю одолжение своим друзьям.
— Делахаусам? — спросил он. Его улыбка говорила о том, что он уже знал ответ. Он наполовину стоял в тени, и лицо, частью освещенное, частью скрытое тенью, было, как сон. Лорел поразило это впечатление.
— Новости быстро распространяются в таком маленьком городке, — сказал он, опуская руки в карманы великолепно сшитых брюк. — Мы с судьей Монахоном поболтали за завтраком, он очень увлечен вами.
— Он увлечен не мной, а идеей сделать жизнь преподобного Болдвина не слишком приятной, — ответила Лорел. — Несколько лет назад его мать отказала огромное состояние человеку типа Болдвина, и, как обнаружилось позже, он использовал пожертвования своей паствы на дома с кондиционерами для собак, а его духовные потребности удовлетворялись за эти деньги на нудистских пляжах Южной Ривьеры.
— Вы ограничиваете свои возможности, Лорел. Я обсудил с ним вероятность вашей работы со мной. Эта мысль ему понравилась.
Но Лорел это не понравилось. Это обсуждение с кем-то ее проблем показалось ей наглостью. Она слетка нахмурилась.
— Я предпочла бы, чтобы вы ни о чем не говорили. Я говорю вам, мистер Данжермон, я и не думаю о том, чтобы вернуться к этой работе.
Выражение лица Данжермона совсем не изменилось. Легкая улыбка не сходила с губ, а холодные глаза так же пристально смотрели на нее.
— Но вы все-таки думаете о том, чтобы правосудие было совершено, не так ли, Лорел? Право на работу имеет с этим мало общего. Вы такая, какая есть.
То, как он сказал это, несло какой-то оттенок безысходности, словно поиски справедливости слишком сложны по сравнению с простым смыслом жизни. Необходимо убрать все соблазны, все ловушки, которые расставляет жизнь, и тогда каждый станет самим собой. Она была борцом за правду.
— Это то, что значит для вас больше всего, не так ли?
Лорел промолчала, чувствуя, что это каким-то образом дает ему преимущество в шахматной партии, разыгрываемой между ними. Она повесила сумку на плечо и направилась к двери.
— Мне надо идти. Я должна рассказать Ти-Грейс и Овиду, что происходит, и убедиться, что Болдвин предупрежден. Я не слишком-то верю, что Кеннер сделает свое дела
Задорно-веселые огоньки зажглись в глазах прокурора, он широко улыбнулся, затем повернулся вместе с ней и пошел к двери, слегка сдерживая размашистую походку, стараясь держаться рядом.
— Я так полагаю, что любви с первого взгляда между вами и Дувайном не получилось?
— Он — расист, — брезгливо ответила Лорел. — Ион хорошо знает свое дело.
— Потому что знает, чью задницу нужно пинать.
— Да, о задницах он мне говорил.
Они вышли на широкую лестницу главного входа. Переменчивый ветерок скользил между колоннами, нежно перебирая черные, с блестящим отливом волосы Данжермона, играя его галстуком густого винно-красного цвета. У него прекрасная фигура, отметила Лорел, он атлетически сложен, элегантен и великолепно чувствует себя в прекрасно сшитом костюме. С таким острым, цепким умом он далеко пойдет. Она в самом деле не могла винить свою мать, которая видела в нем своего будущего зятя. Вивиан была воспитана в убеждении, что браки существуют для укрепления связей семей и социального. продвижения. Стефан Данжермон соответствовал ее требованиям неизмеримо больше, чем, скажем, Джек Бодро.
— Есть небольшие нюансы, которые нужно знать, общаясь с Кеннером, — заметил он.
Лорел нахмурилась:
— Да, но я не думаю, что сумею измениться в ближайшее время.
Данжермон рассмеялся. Ему очень нравилась ее бесхитростная манера общения. Люди никогда не ожидают от нее прямоты и откровенности, думал он, так как она слишком хорошенькая. И она уже не раз использовала это ошибочное мнение себе на пользу.
— Упаси Бог! — Он взял ее за подбородок, проведя большим пальцем по щеке. Какое-то странное чувство пронзило ее. Сексуальность, чувственность прямо-таки витали в воздухе, окружали его, будто он неожиданно включил поле притяжения. Он посмотрел на нее сверху вниз, его зеленые глаза сияли. — Вы нежны, прелестны, изысканны — вот вы какая, Лорел. Яркая, прямая, цельная.
— Кеннер считает, что я доставляю много хлопот. — Она отступила от него и повернулась, чтобы осмотреть улицу, ей не хотелось, чтобы он заметил, что его прикосновение взволновало ее, заставило почувствовать неловкость.
— Я поговорю с ним.
— Нет. — Она быстро искоса взглянула на него. — Я сама буду вести свои сражения, благодарю.
Понимающая улыбка опять тронула его губы. Он опустил руки в карманы брюк.
— Да, Лорел, вы сами. — Он задумчиво посмотрел на нее. Ветер утих.-То сражение — вы его выиграли?
Лорел собрала все силы, чтобы подавить те чувства, которые всколыхнул его вопрос. Да, ей следовало выиграть, ради детей, во имя закона. Но ей не хватило сил, и в конце концов зло победило.
— Они были виновны, — сказала она, не глядя на Стефана, и устремилась к ступенькам.
Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лорел поехала в гараж Мейетта, заранее содрогаясь при мысли, что ей придется покинуть машину, где благодаря кондиционеру можно было выносить жару. Она сняла пиджак, но день-был слишком жарким, чтобы это почувствовалось. В такой день хорошо сидеть в прохладной комнате с хорошей книгой, слушая тихую музыку. Уже больше часа это сияющее видение стояло перед глазами.
Саванна приехала домой с полупустым баком и густым слоем грязи, которая неизвестно откуда взялась. Лорел решила, что заправится по дороге во «Френчи Ландинг» и сама вымоет машину, после того как спадет полуденная жара. И то, что ей придется сделать что-то самой, своими руками, было очень приятно. Только она и ее машина в тени шоссе, ведерко и губка, и музыка Моцарта, тихонько звучащая где-то в воздухе…
Она подъехала к. станции, вышла из машины и улыбнулась механику, который высунул голову из-под бежевого «форда».
— Привет, мисс Чандлер!
— Привет, Ниппер!
— Сейчас я займусь вами.
Он ослепительно улыбнулся, крепкие белые зубы сверкнули, осветив продолговатое лицо, покрытое пылью, по которому струился пот. Ему было двадцать пять лет, и вдобавок его украшала великолепная копна рыжих волос. Лорел подумала, что, вероятно, он был местным сердцеедом, когда был чисто одет, но она всегда видела его торчащим под машиной и похожим на молодого чумазого поросенка.
Обслуживающая станция Мейетта была такой, какими бывают станции в маленьких городках в глуши. Городские люди увидели бы перед забавными входными. дверями древний холодильник для охлаждения кока-колы — нечто вроде огромного ящика, попытались бы выманить какое-нибудь интересное старье у деревенщины. Но они, пожалуй, рискнули бы своим мочевым пузырем или обрекли себя на муки голода, нежели попросили бы ключи от комнаты отдыха и отважились бы отведать домашних сосисок, которые миссис Мейетта продавала за прилавком. Эти мысли приносили Лорел ощущение покоя и безопасности. Хотя это местечко и стали посещать туристы, оно все еще сохраняло нетронутость и своеобразие…
Взгляд Лорел остановился на Джимми Ли Болдви-не, который стоял на галерее гаража с бутылкой оранжада в руках. Приятные впечатления от окружающего мгновенно исчезли. Она не могла смотреть на него и не вспоминать, что говорила о нем Саванна. Насколько она знала, он был грязным, липким человеком. Самое его существование было злом для порядочных людей. Его призывы к вечному спасению и в то же время удовлетворение своей похоти на стороне — все это вызывало в ней гнев и протест, которые она едва сдерживала. Увидев ее, он пошел ей навстречу, на ходу приглаживая зачесанные назад золотистые волосы и одновременно надевая на лицо слишком белозубую улыбку. Его белая рубашка взмокла от пота, он засучил рукава. Унылый черный галстук болтался на шее, узел у ворота был немного ослаблен, одна пуговица расстегнута. Складки на брюках замялись, и выглядел он как помятый, пользующийся сомнительной репутацией торговец.
— Мисс Чандлер, какой приятный сюрприз! — произнес он. Он обтер о брюки влажную от запотевшей бутылки руку и протянул ей. Он серьезно думал о Лорел Чандлер, лежа в постели этим утром. Вентилятор лениво гонял, воздух, обдувая его тело, пока он восстанавливал силы после ночных забав. Он хотел заполучить ее если не союзники, то хотя бы выманить из лагеря Делахаусов. Он уже готов был принимать розы будущего успеха, но каждый раз, когда он протягивал за ними руки, он укалывался об этот прелестный маленький шип.
Лорел посмотрела на него, словно он протягивал ей дохлую крысу, чтобы она рассмотрела ее.
— Я не вижу ничего для себя приятного, мистер Болдвин.
Джимми Ли сжал зубы, преодолевая желание обозвать ее маленькой сопливой сучкой. Он убрал руку, демонстративно уперев ее в бок.
— Нет необходимости в такой враждебности. Мы не враги, мисс Чандлер. На самом деле мы можем быть союзниками. Мы воюем на одной стороне баррикад, вы и я. Против зла, против греха.
Лорел чуть не рассмеялась.
— Приберегите проповедь для несчастных дураков, которые в вас верят. Мы с вами по разные стороны. У меня есть подозрение, что мы принадлежим к разным биологическим подвидам. Должна сказать, что вы, скорее всего, напоминаете то, что выползает из-под гнилых пней. Не тратьте время, стараясь очаровать меня. Я слишком много имела дел со змеями, чтобы, увидя одну из них, ошибиться.
Пламя ярости вспыхнуло в Джимми Ли. Он отдал бы многое за возможность врезать ей, но он не мог отказаться от своей попытки стать знаменитостью, а Ниппер Калхаун был слишком явным свидетелем.
Он пожал плечами и посмотрел на нее сверху вниз, — его золотисто-карие глаза стали холодными и плоскими, как монетки.
— Это не то, что я слышал о вас, — сказал он. — Я слышал, что вы тычете пальцем наугад.
Удар попал в цель, ее гордость была задета, но у Лорел даже не дрогнули веки. Она не доставит ему удовольствия видеть себя уязвленной.
— Неважно, что вы слышали обо мне. Единственное, что вам следовало услышать, — это то, что сказал судья Монахон. С этого дня вам приказано прекратить Успокоить Делахаусов и запрещено посягать на их собственность. Я рада передать вам это лично, — сказала она, одарив его недоброй улыбкой. — Письменное предписание будет вам доставлено. Желаю вам чудесно провести день, мистер Болдвин.
Она повернулась и направилась в сторону конторы Мейетта, высоко вздернув носик. Джимми Ли смотрел, как она уходит, и чувствовал, что тщательно выстроенный план его огромной кампании рушится как карточный домик. Прежде чем осознать, что он делает, и остановиться, он бросился за ней и крепко сжал ее плечо, намереваясь развернуть ее и сказать, чтобы она не лезла не в свои дела.
Джек вышел из тени гаража и, мгновенно оценив ситуацию, успел поставить подножку проповеднику, выставив мысок своего сапога перед ним. Лорел отпрянула от прикосновения, а преподобный отец растянулся лицом в грязь. Болдвин задохнулся от обиды.
— О, извините, Джимми Ли, — сказал Джек без единой капли искренности в голосе. — Я не заметил вас.
Болдвин встал на четвереньки, кашляя и выплевывая грязь. Вспышки кашля перемежались проклятиями. Он зло смотрел на Джека через плечо, перепачканное грязью лицо стало багрово-красным.
— Bon Dieu, — воскликнул Джек с преувеличенным ужасом. — Из наших уст вырвались слова, которые я никогда не встречал в Библии!
— Сомневаюсь, что вы когда-нибудь открывали Библию, — мрачно ответил тот, вставая, безуспешно пытаясь привести одежду в порядок. Взгляд, тяжелый и холодный, как бильярдный шар, впился в Джека.
— Да, — сказал Джек, — может быть, я никогда не читал ее, но я смотрел картинки. И такой, как эта, не заметил. — Он ехидно глянул, почесал голову и спросил: — Вы думаете, Христос тоже загорал на Садз н Сан? — У Джимми Ли от ярости заходили желваки. — А что думаете вы, мисс Чандлер? — Джек вопросительно сдвинул брови.
Лорел молча смотрела на него, застигнутая врасплох его появлением. Она еще не подготовилась к встрече и разговору с ним после того, что произошло в саду. У неё всегда была выработанная стратегия поведения для любой ситуации в залах суда, но она не знала, как повести себя, случайно встретившись с почти любовником. В прошлом у нее не было цепочки любовников, и ей неоткуда было почерпнуть опыт поведения в подобных ситуациях.
Саванна приехала домой с полупустым баком и густым слоем грязи, которая неизвестно откуда взялась. Лорел решила, что заправится по дороге во «Френчи Ландинг» и сама вымоет машину, после того как спадет полуденная жара. И то, что ей придется сделать что-то самой, своими руками, было очень приятно. Только она и ее машина в тени шоссе, ведерко и губка, и музыка Моцарта, тихонько звучащая где-то в воздухе…
Она подъехала к. станции, вышла из машины и улыбнулась механику, который высунул голову из-под бежевого «форда».
— Привет, мисс Чандлер!
— Привет, Ниппер!
— Сейчас я займусь вами.
Он ослепительно улыбнулся, крепкие белые зубы сверкнули, осветив продолговатое лицо, покрытое пылью, по которому струился пот. Ему было двадцать пять лет, и вдобавок его украшала великолепная копна рыжих волос. Лорел подумала, что, вероятно, он был местным сердцеедом, когда был чисто одет, но она всегда видела его торчащим под машиной и похожим на молодого чумазого поросенка.
Обслуживающая станция Мейетта была такой, какими бывают станции в маленьких городках в глуши. Городские люди увидели бы перед забавными входными. дверями древний холодильник для охлаждения кока-колы — нечто вроде огромного ящика, попытались бы выманить какое-нибудь интересное старье у деревенщины. Но они, пожалуй, рискнули бы своим мочевым пузырем или обрекли себя на муки голода, нежели попросили бы ключи от комнаты отдыха и отважились бы отведать домашних сосисок, которые миссис Мейетта продавала за прилавком. Эти мысли приносили Лорел ощущение покоя и безопасности. Хотя это местечко и стали посещать туристы, оно все еще сохраняло нетронутость и своеобразие…
Взгляд Лорел остановился на Джимми Ли Болдви-не, который стоял на галерее гаража с бутылкой оранжада в руках. Приятные впечатления от окружающего мгновенно исчезли. Она не могла смотреть на него и не вспоминать, что говорила о нем Саванна. Насколько она знала, он был грязным, липким человеком. Самое его существование было злом для порядочных людей. Его призывы к вечному спасению и в то же время удовлетворение своей похоти на стороне — все это вызывало в ней гнев и протест, которые она едва сдерживала. Увидев ее, он пошел ей навстречу, на ходу приглаживая зачесанные назад золотистые волосы и одновременно надевая на лицо слишком белозубую улыбку. Его белая рубашка взмокла от пота, он засучил рукава. Унылый черный галстук болтался на шее, узел у ворота был немного ослаблен, одна пуговица расстегнута. Складки на брюках замялись, и выглядел он как помятый, пользующийся сомнительной репутацией торговец.
— Мисс Чандлер, какой приятный сюрприз! — произнес он. Он обтер о брюки влажную от запотевшей бутылки руку и протянул ей. Он серьезно думал о Лорел Чандлер, лежа в постели этим утром. Вентилятор лениво гонял, воздух, обдувая его тело, пока он восстанавливал силы после ночных забав. Он хотел заполучить ее если не союзники, то хотя бы выманить из лагеря Делахаусов. Он уже готов был принимать розы будущего успеха, но каждый раз, когда он протягивал за ними руки, он укалывался об этот прелестный маленький шип.
Лорел посмотрела на него, словно он протягивал ей дохлую крысу, чтобы она рассмотрела ее.
— Я не вижу ничего для себя приятного, мистер Болдвин.
Джимми Ли сжал зубы, преодолевая желание обозвать ее маленькой сопливой сучкой. Он убрал руку, демонстративно уперев ее в бок.
— Нет необходимости в такой враждебности. Мы не враги, мисс Чандлер. На самом деле мы можем быть союзниками. Мы воюем на одной стороне баррикад, вы и я. Против зла, против греха.
Лорел чуть не рассмеялась.
— Приберегите проповедь для несчастных дураков, которые в вас верят. Мы с вами по разные стороны. У меня есть подозрение, что мы принадлежим к разным биологическим подвидам. Должна сказать, что вы, скорее всего, напоминаете то, что выползает из-под гнилых пней. Не тратьте время, стараясь очаровать меня. Я слишком много имела дел со змеями, чтобы, увидя одну из них, ошибиться.
Пламя ярости вспыхнуло в Джимми Ли. Он отдал бы многое за возможность врезать ей, но он не мог отказаться от своей попытки стать знаменитостью, а Ниппер Калхаун был слишком явным свидетелем.
Он пожал плечами и посмотрел на нее сверху вниз, — его золотисто-карие глаза стали холодными и плоскими, как монетки.
— Это не то, что я слышал о вас, — сказал он. — Я слышал, что вы тычете пальцем наугад.
Удар попал в цель, ее гордость была задета, но у Лорел даже не дрогнули веки. Она не доставит ему удовольствия видеть себя уязвленной.
— Неважно, что вы слышали обо мне. Единственное, что вам следовало услышать, — это то, что сказал судья Монахон. С этого дня вам приказано прекратить Успокоить Делахаусов и запрещено посягать на их собственность. Я рада передать вам это лично, — сказала она, одарив его недоброй улыбкой. — Письменное предписание будет вам доставлено. Желаю вам чудесно провести день, мистер Болдвин.
Она повернулась и направилась в сторону конторы Мейетта, высоко вздернув носик. Джимми Ли смотрел, как она уходит, и чувствовал, что тщательно выстроенный план его огромной кампании рушится как карточный домик. Прежде чем осознать, что он делает, и остановиться, он бросился за ней и крепко сжал ее плечо, намереваясь развернуть ее и сказать, чтобы она не лезла не в свои дела.
Джек вышел из тени гаража и, мгновенно оценив ситуацию, успел поставить подножку проповеднику, выставив мысок своего сапога перед ним. Лорел отпрянула от прикосновения, а преподобный отец растянулся лицом в грязь. Болдвин задохнулся от обиды.
— О, извините, Джимми Ли, — сказал Джек без единой капли искренности в голосе. — Я не заметил вас.
Болдвин встал на четвереньки, кашляя и выплевывая грязь. Вспышки кашля перемежались проклятиями. Он зло смотрел на Джека через плечо, перепачканное грязью лицо стало багрово-красным.
— Bon Dieu, — воскликнул Джек с преувеличенным ужасом. — Из наших уст вырвались слова, которые я никогда не встречал в Библии!
— Сомневаюсь, что вы когда-нибудь открывали Библию, — мрачно ответил тот, вставая, безуспешно пытаясь привести одежду в порядок. Взгляд, тяжелый и холодный, как бильярдный шар, впился в Джека.
— Да, — сказал Джек, — может быть, я никогда не читал ее, но я смотрел картинки. И такой, как эта, не заметил. — Он ехидно глянул, почесал голову и спросил: — Вы думаете, Христос тоже загорал на Садз н Сан? — У Джимми Ли от ярости заходили желваки. — А что думаете вы, мисс Чандлер? — Джек вопросительно сдвинул брови.
Лорел молча смотрела на него, застигнутая врасплох его появлением. Она еще не подготовилась к встрече и разговору с ним после того, что произошло в саду. У неё всегда была выработанная стратегия поведения для любой ситуации в залах суда, но она не знала, как повести себя, случайно встретившись с почти любовником. В прошлом у нее не было цепочки любовников, и ей неоткуда было почерпнуть опыт поведения в подобных ситуациях.