Христофоров Игорь. Бой без правил (Танцы со змеями - 2)

   Он отвернулся, чтобы не видеть даже этого сейфа, и вдруг понял, что не могло все войти в отчет, что остался вне его сухих, канцелярских страниц самый лучший кусочек его жизни - встречи с Леной. Майгатов улыбнулся этому открытию, чем очень удивил секретчика, застегивавшего опустевший портфель-папку и после избавления от важных документов как бы и секретчиком быть переставший.
   - Та-ащ старший лейтенант, - попросил он, на время утратив свою важность, - разрешите домой, в Москву, позвонить?
   - В Москву? - задумчиво повторил Майгатов, и этим словом еще раз напомнил себе о Лене. - А ты в самой столице живешь или в пригороде?
   - В самой, - с гордостью ответил моряк. - В Орехово-Борисово.
   - А вот это... посмотри, - достал он из нагрудного кармана кителя бумажку с номером телефона, - это где: в центре, на окраине или в пригороде?
   - Единица? - по первой цифре определился москвич. - Это - центр. Ну, может, еще Юго-Запад быть. Но не пригород - это точно...
   - Хорошо. Пошли звонить...
   После отъезда Лены в Эфиопию он потерял с нею связь. В больнице ее новый адрес не знали, а сама она Майгатову ни разу так и не написала. То ли постеснялась, то ли и вправду ничего у них такого серьезного не было.
   И вот теперь, накручивая диск телефона в душной кабинке городской междугородки, он волновался как перед экзаменом в школе. Волновался, хотя твердо знал, что вряд ли она вернулась уже из Эфиопии в Москву. У нее же контракт...
   В соседней кабинке гоготал матрос-секретчик, узнавший что-то веселое из Москвы, и этот бурный клокочущий смех, наслаивающийся на безответные гудки в трубке Майгатова, раздражал его.
   Дежурная телефонистка, миленькая девочка с задорным светлым хвостиком волос, из своей загородки, оказавшейся как раз напротив, с такой жалостью смотрела на Майгатова, будто понимала его состояние. А, может, она вообще еще не огрубела душой и на каждого, кто не мог дозвониться, смотрела так, точно это она одна виновата в этом.
   Рука Майгатова нервно дернула за рычажок. Торопливые пальцы набрали вновь код и номер телефона. Нет, вновь одни гудки. Он перевел взгляд с исписанной номерами, фамилиями и кличками стенки кабины на загородку дежурной, чтобы ощутить хоть какое-то сочувствие, но лицо девушки оказалось скрыто широкой мужской спиной. И эту спину, эту серую куртку-ветровку, усыпанную у воротника густой перхотью, он сразу возненавидел.
   Взглядом он поторопил спину, чтоб она быстрее исчезла, но мужчина, вместо того, чтобы уходить в свою кабинку, тряхнул пепельно-серыми волосами и обернулся.
   Гудки исчезли. Трубка исчезла. Нет, наверное, гудки все еще сыпались мелким монотонным горохом, еще лежала в мокрой ладони пластиковая трубка, но Майгатов уже ничего не слышал, и не чувствовал. Сквозь огромные очки в роговой оправе на него смотрел Майкл Пирсон, корреспондент то ли Франс-Пресс, то ли Рейтер, и только три вещи отличали его от того Пирсона, что брал у него интервью в больничной палате, - более короткая стрижка, отсутствие бороды и куртка-ветровка.
   В уменьшенных минусовыми линзами очков зеленых зрачках Пирсона стояли удивление и ужас. А, может, таким виделся его взгляд Майгатову, а, на самом деле, он был просто недоумевающим от вида офицера с ошарашенным лицом и пристальными из-за невозможности рассмотреть сквозь слабые стекла все до деталей.
   Мужчина отвернулся, что-то, судя по движению белобрысой головы, сказал дежурной и шагнул влево. Шагнул так быстро, что Майгатов даже не увидел его в профиль. К тому же у окошка появился какой-то парень в обнимку с девушкой.
   Трубка выпала из рук. Выпускаемые ею гудки вытекали и вытекали в густой, жаркий воздух кабинки, но уже никого не могли ни раздражать, ни удивлять.
   Майгатов и не заметил, как он вылетел на улицу. По правой стороне вниз, к площади Революции, шел Пирсон.
   - Товарищ офицер! - заставил Майгатова обернуться тоненький голосочек.
   - Вы же купоны забыли. За разговор.
   Дежурная телефонистка умоляюще смотрела на него. В ее подрагивающих пальчиках обертками конфет краснели пятитысячные бумажки купонов, которые он оставил у нее, поскольку по новым правилам разговор велся, как говорили теперь, "в кредит".
   - Связи же не было, правильно? И компьютер показал, - она готова была расплакаться.
   То ли от того, что на нее не обращают внимания, то ли от того, что ей жалко было расставаться с таким симпатичным офицером.
   - Спасибо, - грубо вырвал он у нее бумажки и побежал за Пирсоном.
   Тот уже прошел мимо кинотеатра и, спиной чувствуя угрозу, обернулся. Вид офицера с кобурой на боку, бегущего за ним, заставил его сделать то, на что решился бы любой, за которым гнался вооруженный военный. Пирсон тоже побежал.
   Уже метров через тридцать в боку у Майгатова кольнуло. Рана, оставленная амебами, напоминала о себе. Он чуть замедлил бег, и бок с благодарностью отозвался чуть менее острыми покалываниями. Но тут Пирсон бросился через улицу, прямо перед взбирающимся от площади Революции троллейбусом, и кишкам Майгатова пришлось нелегко.
   Взгляд чуть не потерял серую куртку в толпе на площади. Но "РАФ"ик, за который она пряталась, тронулся с места, открыл Пирсона, и Майгатов бросился к нему, мысленно просчитывая, что путей отхода у того - три: налево, к рынку, вниз, к центральному универмагу или вправо, к остановке у кондитерского. Все три места были людными, но Пирсон выбрал самое людное рынок, и уже по одному этому Майгатов догадался, что он здесь - далеко не турист.
   Пирсон учел многое, но только не то, что густая толпа у рынка первым затормозит его. Как льдины на Севере останавливают корабль, идущий первым. А вот Майгатов с пистолетом в руке, который уже и не помнил, как вырвал из кобуры, был больше похож на ледокол, перед которым расступались люди. Точнее, разбегались. Никому не хотелось оставаться на пути у красно-бурого старшего лейтенанта с перекошенным яростью лицом.
   Он нагнал его на ступенях мясного павильона. Схватил мокрыми пальцами за рукав ветровки, рывком развернул к себе и ткнул в живот ствол.
   - Вс...се, г-гад, отбег...гался, - прихлебывая слова глотками горячего севастопольского воздуха, бросил в лицо Пирсону.
   - В чем дело? - возник сбоку, из уже стягивающейся вокруг них толпы лейтенант-милиционер.
   - Что? - не понял Майгатов.
   - Уберите оружие, - потребовал милиционер, все же с опаской посматривая на "макаров" в колышущейся руке этого возбужденного старшего лейтенанта.
   - Выз...вызывайте патрульную машину, - в свою очередь потребовал Майгатов. - Я задержал американского журналиста, шпиона и бандита, выпалил он единым духом, и в глазах даже потемнело. То ли от того, что вправду не глотнул воздуху, то ли от слабости, звоном отдающейся в голове, то ли от злости на глупого милиционера.
   - Не много ли ярлыков? - на чистом русском языке, с вызовом спросил уже избавившийся от одышки Пирсон. - И почему если шпион, то американский? Севастополь - закрытый город, и сюда просто так не попадешь.
   Удивление сделало Майгатова немым.
   - Ваши документы, - протянул к Пирсону маленькую узкую ладошку милиционер. - И ваши тоже, - посмотрел на распаренное, усеянное на висках потом лицо Майгатова.
   - Вот. Пожалуйста, - даже с каким-то вызовом отдал паспорт в прозрачной полиэтиленовой обертке тот, которого Майгатов принял за Пирсона.
   - Товарищ Зубарев? - помелькал взглядом милиционер с лица мужчины на его фотографию в паспорте. - Прописка севастопольская? - пролистал до четырнадцатой страницы. - О! Вы - из Москвы? А-а, понял, понял, - захрустел командировочным удостоверением, на которое показал Зубарев. - Та-ак, ну что: штампы в порядке, не просрочено, - вернул документы, щегольски козырнув. - Можете быть свободны... Извините, а это что у вас?
   Только теперь Майгатов заметил, что под мышкой у мужчины - какой-то прямоугольный сверток.
   - Это? - сымитировал удивление Зубарев. - Да пустяк, можно сказать, народное творчество. Купил вот картину у самодеятельного художника и теперь хотел в милиции справку на вывоз через границу взять. Таможенники все-таки...
   Он хрустнул разрываемой газетой, и Майгатов сбоку, под углом, но все же рассмотрел небольшую, в простенькой белой раме картину: море, корабль, чайки. Чушь какая-то!
   - А-а, ну такую картину через границу пропустят, - оценил с высот своего профессионализма милиционер и повторил уже произнесенную сегодня фразу: - Можете быть свободны.
   Будто от того, что сказал два раза, этот Зубарев стал свободнее.
   Пока поворачивался к Майгатову, лицо из благостного, с сусальной улыбкой, превратилось в грубое, злое, как бы зачерствело. Милиция в Севастополе традиционно не любила моряков, а моряки, в свою очередь, не любили милиционеров.
   - Да уберите пистолет!
   "Макаров" нехотя скользнул вниз, в черную пропасть кобуры. Щелкнула кнопка.
   - Не отпускайте его, - уже не просто попросил, а взмолился Майгатов.
   - Не имею права, - с удовольствием ответил милиционер, и Зубарев, отпущенный окончательно этой фразой, спиной упал в толпу, как в воду, и канул в ней.
   - Вот вас бы я задержал. За угрозу применения оружия в людном месте. Да связываться не хочется, - протянул внимательно изученное удостоверение личности.
   Майгатов вырвал его из худых пальцев милиционера, вбил в наружный карман кителя и, не прощаясь, отвернулся от лейтенанта и медленно пошел по рынку. Взгляд искал серую куртку-ветровку среди пестрого многолюдия овощных рядов и продуктового толчка, но не находил. А милиционер, достав блокнот, что-то записал туда, тщательно выводя печатные буквы.
   7
   Наверное, контрольно-пропускные пункты в воинских частях ставят для того, чтобы любой дурак знал, где легче всего попасть на территорию части. Во всяком случае, КПП в Стрелецкой бухте ежедневно подтверждало эту парадоксальную истину. Мимо сонного сверхсрочника-дежурного и еще более сонного матроса-дневального можно было на руках вынести корабль, и они бы этого не заметили. Потому что не дежурили, а отбывали дежурство. Майгатов, твердо зная, что никто не спросит ни пропуск, ни удостоверение, ни цель посещения, шагнул с солнцепека в низенькое желтое здание КПП и уже взялся рукой за алюминиевую трубу "вертушки", как вдруг его остановил тихий, безразличный голос:
   - Та-ащ стащ ли-инант, вас вызывают...
   В спину остановившемуся Майгатову ткнулся секретчик. Всю дорогу от переговорного он молчал, потому что мыслями был в Москве, и, пожалуй, лишь этот толчок вернул его в Севастополь.
   - Чего? - нагнувшись к окошечку, Майгатов наконец разглядел сквозь засиженное мухами стекло сонную физиономию дежурного, но не сверхсрочника, а старшего мичмана Жбанского. - Ты заступил, что ли?
   - Да вот поставили на подмену пару часов назад.
   - А что стряслось?
   - А-а, ерунда: комбриг на своих "жигулях" из части выезжал, а дежурный придремал... Ну, и не сразу открыл ворота. Он его и снял с дежурства...
   - "Жигули"? Бурыга машину купил?
   - Так точно. "Шестерку". Почти новую, - с таким удовлетворением ответил Жбанский, будто это он купил машину. - Теперь обкатывает. Ну, и сам учится...
   - И сколько она?..
   - Чего - сколько?
   - Стоит - сколько?
   - Н-не знаю. Но у меня сосед такую же брал, говорил, что на пару тысяч баксов "потянула"...
   Майгатов примерял к этой сумме свой доход в четыреста "зеленых", полученных от Анфимова, и опять ощутил раздражение к Бурыге. Нет, он не завидовал его деньгам, он не мог понять, откуда они. Хотя, по нынешним временам, об этом не спрашивали. Полфлота "крутилось" в бизнесе или около него, и Бурыга вряд ли мог устоять от таких соблазнов.
   - Вора-то нашли? - спросил Жбанский и сдвинул чуть ли не на нос козырек черной фуражки.
   - Какого? - не сразу вырвался из плена прежних мыслей Майгатов. А-а, секретка... Ты чего говорил-то: вызвали меня куда-то?
   - Так точно. В особый отдел. Сюськов просил зайти. Они ж приемник нашли...
   - Приемник? - не понравилась новость Майгатову. Но еще больше не понравилось, что какой-то мичман, пусть даже бывший понятой, знал больше, чем он - дознаватель. Как будто шло не тайное следствие, а забег на стадионе, и каждый из болельщиков знал, на какой минуте что случится с бегуном.
   - Хорошо, - подытожил Майгатов, хотя и не ясно было, что же во всем этом хорошего. - Иди на корабль, - приказал секретчику, а сам направился к особому отделу, на ходу думая о том, что надо уже сегодня расквитаться с этим дурацким делом о приемнике...
   В кабинете Сюськова стоял ледяной холод. Если бы не разглядел в углу ящик кондиционера, поверил бы в то, что холодом веет от самого особиста.
   Тот сидел за пустым столом в позе сфинкса: застывшая в одном монолите с туловищем голова в парадной, с чуть вздернутым подбородком, позе, руки, лежащие на плахе стола со стиснутыми кулаками параллельно друг другу. На мгновение даже стало страшно, что эта скульптура может заговорить.
   - Как дела? - тихо-тихо, почти шепотом, спросил Сюськов.
   - Какие, товарищ капитан-лейтенант? - действительно не понял Майгатов.
   Сюськов не предложил ему сесть, и от этого их дистанция в званиях стала как бы еще больше.
   - Я имею в виду дознание.
   - Работаем, - по-матросски ответил Майгатов и ему стало стыдно за собственную растерянность.
   - И много наработали?
   Ну так тихо опять сказал, что и непонятно: есть издевка в голосе или нет?
   - Протокол составил. Есть объяснительные...
   - А обвиняемый есть?
   - Пока... пока нет, - с трудом выговорил.
   - А у меня - есть, - еще тише ответил Сюськов, и Майгатов так и не понял, действительно он сказал эти слова или ему только показалось.
   Кулаки скользнули по полированной крышке стола на колени Сюськову. Он откинулся на спинку стула и, глядя сквозь Майгатова, проинформировал:
   - Обвиняемые - чертежники.
   - Кто? - даже подался вперед Майгатов. Ему почему-то вспомнились два из трех моряков: длинный, со смешным ежиком волос, и маленький, с наглой ухмылочкой. Но эта картинка выглядела какой-то неполной, потому что память никак не могла подсказать, кто же из них - старшина.
   - Длинный, - вдруг сказал Сюськов, и от этих слов Майгатову стало еще холоднее. Неужели особист мог читать мысли? - Да, именно длинный чертежник, их старшина, признался секретчице, что они нашли ее приемник. Я, как узнал, сразу пошел туда, хотя тебе нужно было находиться в это время там, - с тихим раздражением проговорил он, не отрывая глаз от кобуры на боку Майгатова.
   - Документ... в штаб флота...
   - Знаю. Хотя тебе не положено было ехать. Ты же освобожден от служебных обязанностей...
   "Ну чего он Америку открывает! - мысленно огрызнулся. - Я, что ли, не знаю..."
   - При мне чертежники раздвинули ветки. У забора, на земле, лежал приемник "Океан". Я приказал аккуратно, не притрагиваясь к нему пальцами, упаковать его в целлофан. Снимем "пальчики"...
   - А какой в этом смысл?
   - Я еще не досказал... Секретчица приемник опознала. С чертежников я взял объяснительные. Двое твердят, что ничего не знают. А длинный... ну, старшина, сообщил, что увидел его случайно. До ветру его, мол, потянуло. Вот он и пошел к кустам...
   - И это - обвиняемый? - удивленно вскинул брови Майгатов.
   - Конеш-шно, - не замечая этого удивления, прошипел Сюськов. - Ведь именно он опоил часового, чтобы тот уснул...
   - Опоил?! - вот тут уж точно от удивления сел бы, но стулья стояли далеко, да и та сверхофициальная обстановка, в которой принимал его особист, к таким сценам не располагала.
   - Мне принесли из госпиталя анализ крови часового. В ней зафиксировано вещество, - перевел с кобуры взгляд на сейф, где, скорее всего, как раз и лежала эта бумажка с названием забытого вещества, - ...в общем, химическое соединение, вызывающее глубокий сон. Оно наркосодержащее...
   - У чертежника - и наркотики?! - попытался его защитить.
   Только, кажется, это было напрасно. Сюськов относился к тому типу людей, которые очень любят свое мнение и его не меняют. Тем более перед каким-то старлеем-неудачником, которого Бурыга, скорее всего, скоро "съест" по службе.
   - Чертежник отрицает мою версию. Часовой по фамилии Голодный - тоже. Но у меня есть рычаги. Я выведу их обеих на чистую воду...
   - Чистую?! - все-таки не сдержался. - А вдруг она - грязная?!
   Сфинкс не дрогнул ни единым мускулом лица.
   Сюськов помолчал, словно обдумывая кару за дерзость, беззвучно встал, включил телевизор, сел и снова превратился в сфинкса.
   "Работает программа севастопольского телевидения, - заговорил женским голосом еще мертвый экран. - Последние новости: освобожден от занимаемой должности командующий Военно-морских сил Украины вице-адмирал Борис Кожин..."
   - Видишь, сняли все-таки, - прокомментировал Сюськов. - А все потому, что украинский флот развалил. Воровство кругом. И я не хочу, чтобы так же сняли нашего командира бригады. Поэтому лучше посадить матроса за мелкое воровство, чем искать офицера или, что еще хуже, какого-нибудь диверсанта. Понял?
   Он говорил это в экран женщине-дикторше, а она ему в ответ сообщала, сколько в городе совершено ограблений, сколько разбилось машин, сколько было жалоб в милицию на рэкет.
   - А я не верю, что секретку вскрыл чертежник, - громко сказал Майгатов.
   Сидящий боком к нему Сюськов опять обратился к дикторше:
   - Не портите себе карьеру. Бригаде нужно простенькое преступление.
   - А сейф? Вы же сами говорили, что возможна версия с сейфом?
   - Я говорил? - наконец-то повернул облитое бледностью, с иезуитскими впалыми щеками, лицо. - Я намекал. А между намеком и версией - большая разница.
   - А вдруг здесь не все так просто, - Майгатов сам не мог понять, почему он упрямствовал. Пять минут назад, по пути к Сюськову, готов был закрыть расследование, чтобы навеки избавиться от него, а теперь вот готов сцепиться с особистом в схватку и доказать, что тот не прав. Или, может, тот, прежний Майгатов, все-таки находился на верном пути? Не-ет, вскипело что-то внутри, всклокотнуло казацкое, буйное. - Я докажу, что вы неправы. Здесь далеко все не просто. Здесь замешаны...
   "Кровавые деньги", - вставила в паузу Майгатову, подбирающему слова, дикторша. - Этот боевик идет в кинотеатре "Победа". А в "России" "Помеченный смертью".
   Название было страшным. Хоть и каждый от рождения помечен смертью, но никому не хочется об этом думать. А примерь к себе, да приблизь ко времени... Ведь и за ним охотились, и он был близок к смерти, но не испугался. И что же теперь: трусить перед этим худосочным особистом?
   - Я сам доведу расследование...
   - Объяснительные чертежников вам принесут, - тихо, но грубо прервал его Сюськов. - Завтра до обеда дознание закроете. А иначе... Иначе я дам ход делу об угрозе использования вами оружия в людном месте...
   8
   Он мешком упал на койку. Усталость сдавливала тисками голову, но усталость можно было перетерпеть. Гораздо страшнее было бессилие, которое он ощущал в душе. Бессилие перед всем, что он сегодня встретил. Бандита упустил, Сюськова переубедить не смог, в милицейскую сводку все-таки попал. И ничего, ну вот совершенно ничего не получалось. Майгатов почувствовал себя настолько маленьким, настолько ничего не значащим перед тем огромным, серым, страшным, что стеной вставало перед ним, что в эту минуту он бы, наверное, не заставил себя даже шевельнуть рукой. И чем дольше думал он о себе таком, тем все огромней и страшнее становилось все вокруг и тем меньше и меньше он сам.
   Сквозняком качнуло штору.
   "Химик, что ли, вернулся?" - попытался узнать тихие шаги. Приоткрывшуюся дверь и полкаюты закрывала штора у койки, и он не хотел избавляться от этой шторы, хоть на время спасающей его от огромного, страшного, все увеличивающегося...
   - Юра? - спросили голосом Анфимова, и то, что в его воображении химик заговорил голосом командира, вырвало из оцепенения.
   Он одновременно рванул вправо штору и сел.
   Анфимов. Точно - в каюте стоял Анфимов. Но не тот устало-умиротворенный Анфимов, которого он видел вчера и сегодня, а испуганно-раздраженный.
   "Уже доложили", - вспомнил Майгатов об угрозе Сюськова и вскочил, приготовившись к тихому, но такому донимающему анфимовскому нравоучению.
   Командир почему-то выглянул в коридор, плотно, до щелчка замка, прикрыл дверь, прошел к иллюминатору, выглянул в него, будто не знал, что от иллюминатора до борта ближайшего тральщика метров сорок дистанции, и, резко обернувшись, оглоушил новостью:
   - У нас секретку пытались вскрыть...
   - Корабельную? - все еще не веря, спросил Майгатов.
   - Да. Я же сказал: у нас... Стой! - удержал у двери рванувшегося из каюты Майгатова. - Не дергаться!.. Сядь! - властно указал на стул, подальше от двери.
   Прежнее ощущение бессилия вернулось. Огромная стена и он, маленький-премаленький Майгатов. И еще Анфимов, который, сразу и не поймешь, то ли часть стены, то ли такая же маленькая, пытающаяся помочь ему песчинка. Он безвольно, не чувствуя себя, сел.
   - Пойми меня, я не хочу, чтобы Бурыга узнал о нашем ЧП, - взмолился Анфимов.
   Да, он тоже - песчинка. Но только не пытающаяся ему, Майгатову, помочь, а так же в одиночку лежащая перед стеной, которую ей ни пробить, ни перелететь.
   - У нас за месяц-полтора, пока тебя не было, своих залетов поднабралось. А у меня как раз с переводом... кажется, получается...
   - С переводом? - не понял Майгатов.
   - Ухожу я, Юра... В штаб флота, в оперативный отдел, - как-то стыдливо ответил он. Наверное, потому что всегда уход с плавсостава на берег среди моряков считался чем-то схожим на измену.
   Хотя Анфимов мог бы и не говорить с такой интонацией. Свое он уже давно отплавал. И даже с лишком.
   - Понимаешь, начальником оперативного мой однокашник по училищу стал, кап-раз. Он с севера недавно перевелся. И я, Юра, понимаешь,.. не хочу, чтобы Бурыга имел основания не отпустить меня в штаб. Все-таки однокашник человек новый для Черного флота, и он может дрогнуть, если Бурыга упрется...
   Майгатов все понял: должность в оперативном отделе - это обеспеченное звание капитана второго, а, может, попозже - и первого ранга. Это нормированный рабочий день, а не безразмерный, как на корабле, с сутками в двадцать пять часов. Это перспектива роста. Это, может быть, даже "УАЗик", на котором тебя будет возить на службу матрос. Это, наконец, заискивающее лицо, с которым на тебя будет смотреть прежде надменный Бурыга.
   - Что нужно делать? - поняв все это, спросил Майгатов.
   - Ничего, - молниеносно выстрелил ответом Анфимов, будто ждал этого вопроса больше всего и терпеливее всего.
   - Но посмотреть-то хоть можно?
   - Конечно-конечно, - суетно, по-стариковски, заторопился Анфимов. Идем, покажу...
   Они пришли к секретке, не встретив ни одного матроса. Майгатов шел сзади и по одному затылку Анфимова определил, что тот успокоился, а, наверное, отсутствие моряков по пути успокоило его еще сильнее.
   - Построение на причале, - не оборачиваясь, объяснил Анфимов тишину и пустынность коридоров и трапов. - Я попросил Кравчука, чтоб он сегодня произвел осмотр личного состава...
   - Какой осмотр? - глядя на взмокшую шею командира, поинтересовался Майгатов.
   - А-а, ты не в курсе... Это ввели приказом, пока ты в госпитале лежал. Почти каждый день строим моряков в одних трусах на причале. Сразу синяки видно, ссадины... Это на предмет борьбы с годковщиной...
   - И что: избавились от годковщины таким образом?
   - Нет, к сожалению, не избавились, - вздохнул Анфимов. - Но зато теперь следы издевательств сразу видны... Ну, вот и пришли...
   Он отступил в сторону и ткнул пальцем в круглую накладку замка.
   - Видишь. Пытались открыть ключом. Но то ли дубликат был не точен, то ли заело, но этот... ну, грабитель, сломал его. Посмотри...
   Да, из узкой щели торчал острый огрызок обломанного ключа. Взгляд подержался за него несколько секунд и тут же скользнул влево, на густую сеть бороздок, оставленных, скорее всего, отверткой. Или стаместкой.
   - Это он явно потом хотел взломать, - продолжал работать гидом Анфимов. - Вон - даже металл отогнул. Вполне мог и защелку отодвинуть, но тут секретчик из города вернулся...
   - Он видел его? - вскинул голову Майгатов и близко до мути увидел грустные, оплетенные морщинками, глаза Анфимова.
   - К сожалению, нет. Только шаги услышал. Говорит, что громкие шаги, в ботинках...
   Майгатов посмотрел на сандалии командира - мягкие, с кожаной подошвой, в которых можно было ходить неслышно, будто летать над палубой. И все после похода на "Альбатросе" продолжали носить такие же сандалии, как бы трофеями доставшиеся им за муки в Красном море. Пожалуй, только когда офицеры и мичманы сходили на берег, они сменяли их на тяжеловесные ботинки с кирпичами-каблучищами. И теперь этот странный топот ботинок...
   - Секретчик не мог ошибиться?
   - Вряд ли, - добавив еще морщинок на свое лицо, попытался Анфимов представить на своем месте секретчика - крепкого, здорового по всем показателям, включая слух "шесть на шесть" метров. - Нет, он не мог ошибиться. У него слух отличный. Лучше него никто из моряков в музыке не разбирается.
   - Он за ним не побежал?
   - А чего бежать? Он сразу и не понял, что произошло. Только когда подранную дверь заметил. Но время-то ушло. Вскрывать он не стал. Доложил мне - и все.
   Майгатов помолчал, изучая следы, оставленные отверткой, причем явно с одного бока ржавой: в некоторых бороздках на дне красно-коричневыми нитками лежали следы ржавчины.