Христофоров Игорь. Бой без правил (Танцы со змеями - 2)

   - Его я тоже попросил, что это,.. - по-своему понял молчание Майгатова Анфимов, - ну, чтоб помалкивал о ЧП...
   - Прямо эпидемия какая-то, - под нос проговорил Майгатов.
   - Эпи... чего?
   - Я говорю: эпидемия секреток. Решили, что ли, все подряд вскрыть? То наверху, дивизионную, теперь у нас... А это - что? - показал в угол.
   Там белым комочком снега лежал ватный тампон. С ноготь размером.
   - Может, случайно сюда попал, - с корточек высказал версию Анфимов. Мало ли... А, может, секретчика...
   Кашлем обозначил себя кто-то за спиной Майгатова. Анфимов ужаленно вскочил, и тут же испуг схлынул с его лица.
   - А-а, это ты, - успокоил его вид матроса-секретчика.
   - Твой? - показал Майгатов на тампон.
   - Да что я - баба, что ли? Чтоб вату...
   - Открыть сможешь? - показал на замок Анфимов, с тревогой вслушиваясь в оживший, наполняющийся гулом голосов и лязгом дверей и люков "Альбатрос".
   - Попробую. Я у трюмных плоскогубцы взял, - выудил он из карманов брюк и тут же начал прицеливаться к острому, торчащему из щели зубчику. О-о, держит, - с удовольствием заметил, что все-таки есть захват.
   Под негромкие щелчки обломок вышел из щели.
   - Тихо, не бросай! - упредил секретчика Майгатов и, достав из кармана платок, поднес его на ладони под ключ. - Все. Разжимай.
   Обломок упал на белую подушку. На ней он смотрелся как антикварная ценность в музее. Впрочем, ценность у него действительно была немалая. Любитель секреток оставил первый серьезный след.
   Секретчик достал свой ключ, подержал на весу рядом с огрызком. Удовлетворенно крякнул и сделал вывод:
   - Один зубчик запороли. Всего один...
   - Хорошая улика! - завернул Майгатов обломок. Увидев все так же лежащий в уголке ватный тампон, нагнулся к нему, подвел под него краешек платка и быстрым движением завернул уже две улики и спрятал их в карман брюк.
   - Юра, я тебя прошу, - опять напомнил о своем Анфимов.
   Майгатов ответил кивком и скосил глаза на секретчика. Тот стушевался и, громко сглотнув, все-таки пообещал:
   - Я буду молчать.
   - Открой, - попросил Майгатов. Я осмотрю.
   Замок, ощутив в своем стальном теле родной ключ, а не какого-то чужака, радостно щелкнул.
   Майгатов хотел зайти в секретку, но матрос стоял, как шкаф, неколебимо. Теперь вместо двери перед офицером была спина секретчика. Негодование чуть не заставило Майгатова нагрубить, но взгляд, упавший с затылка матроса на табличку на двери, охладил его. Фамилии помощника командира в списке допущенных в секретку, не было. Документ получить он мог, но только через окошко, а шагнуть за дверь - нет. Лишь Анфимов да замполит Кравчук, успевший за время существования инструкции превратиться в помповоспа, а теперь вот - всего лишь в помощника по работе с личным составом.
   - Пропусти, - приказал Анфимов. - Под мою ответственность...
   Секретчик шагнул в сторону с таким видом, словно присутствовал при ограблении собственной квартиры.
   А Майгатов и входить-то не стал. Одного спокойного, скользящего с предмета на предмет взгляда было достаточно, чтобы понять: грабитель сюда не попал.
   - Все на месте? - на всякий случай спросил он.
   - Ага, - счастливо ответил секретчик, хотя счастлив он был, скорее всего, не от того, что ничего не украли, а от того, что Майгатов все-таки не вошел в комнату.
   - А что у тебя в сейфе?
   Секретчик вопросительно посмотрел на Анфимова и, удовлетворившись молчанием, отмолотил речитативом:
   - Формуляр "Альбатроса", штаты, вахтенный и навигационный журналы, документы по...
   - Журналы, - что-то из прошлого кольнуло Майгатова.
   - Да. Вахтенный и навигационный.
   - А мы их не сдали после похода? - обернулся к Анфимову.
   - Понимаешь, Юр, - смутился Анфимов. - Если строго по инструкции, то сдавать их нужно в дивизионную секретку сразу, как они до конца, до последней страницы заполнены. Но никто их по одному не сдает. В конце года сразу все, скопом...
   В своей короткой карьере помощника командира Майгатов с подобным ритуалом еще не сталкивался, хотя до этого во многих случаях убеждался, что здравый смысл часто бывает лучше тупого исполнения приказа.
   - Посмотри, - попросил он моряка. - Из твоих личных вещей ничего не пропало?
   - Я же сказал: нет, - удивился матрос.
   Наверное, в его предыдущий ответ о том же по большей части входила как раз забота о личном, а не о корабельном.
   Инцидент был исчерпан. Анфимов поспешил на причал, по делам ремонта, который уже, кажется, становился вечным на "Альбатросе", а Майгатов в задумчивости ушел в свою каюту.
   К счастью, сосед-химик отсутствовал. Можно хоть немного побыть наедине со своими мыслями.
   Он достал платок из кармана, положил на плексиглас стола и, отвернув уголки ткани, открыл взгляду обломок ключа и тампон. Вата ничего интересного из себя не представляла. Так, белый клочок с уже набившимися между ворсинок пылинками. Впрочем, были и белые пылинки. Майгатов подвинул ближе настольную лампу, щелкнул тумблером. Глаза смотрели и не могли поверить в удачу: пудра. На краю тампона белела женская пудра.
   Рука сама выключила лампу. То ли резкий свет лампочки-сотки надоел, то ли при обычном освещении легче думалось...
   Пудра - корабль - мужики. Откуда на "Альбатросе" дамы? Может, Татьяна заходила?
   А ключ? Пальцы опять услужливо щелкнули тумблером. Ключ как ключ. Зубчики обточены аккуратно. Пройтись по пунктам "Металлоремонта"? Но такую работу вполне могли сделать и на любой плавмастерской Севастополя, и в любом цехе металлообработки. Откуда только он взял слепок? И тут Майгатова подбросило.
   Вскочил с койки, пробежался к иллюминатору, жадно хватанул пахнущего йодом воздуха. Странные бывают ассоциации. Он подумал "слепок", а в голове повторно, искаженным эхом отозвалось "слеп". И он вдруг понял, что действительно слеп. Как он не мог понять простого: охотятся за вахтенным журналом "Альбатроса". Лишь его одного недоставало в отделении сейфа, с которого была сорвана пломба. Тот, кто его ищет, знал инструкции, но не знал о здравом смысле Анфимова. Значит, этот человек либо вообще не с флота, либо не знал о неисполнительности Анфимова.
   Но - слепки? Нет, этот человек - из их экипажа. Чужой не мог сделать слепок.
   Он не помнил, как ноги вынесли его на ют.
   Разморенный на солнце Перепаденко, вахтенный старшина, при его виде попытался придать лицу бодрый вид, но Майгатов даже не обратил на это внимания. Мир для него сузился до размера пластиковой доски, на которой отмечались плюсиками находящиеся на борту офицеры и мичманы. У тех же, кого не было, резинка отбирала эти плюсы. Находящихся на "Альбатросе" оказалось очень мало. Из офицеров на борту - Кравчук, Клепинин и, конечно, Майгатов. Из мичманов - два новеньких моториста.
   - А в течении часа-двух сходил-заходил кто-нибудь на борт? - спросил Перепаденко.
   - А як жэ, - с удовольствием ответил тот. - Командыр зийшов...
   - Это я знаю. А из офицеров, мичманов?
   - З ахвицэрив?.. Ось вы прыйшлы та щэ той... химик туды-сюды разив сто бигав. З якоюсь отвэрткою...
   - С чем?! - выпятил глаза Майгатов.
   - З отвэрткою...
   Оставив на юте Перепаденко, вернулся к своей каюте, постоял у двери в задумчивости и вдруг решительно шагнул влево, к Анфимову. Того в своей каюте не было, но на столе, под плексигласом, лежало то, что Майгатов мог взять и без него. Точнее, не взять, а запомнить: график схода офицеров и мичманов на берег, домой.
   Взглядом он нашел четырнадцатое число и быстро скользнул вниз по красным (сход) и белым (несход) квадратикам напротив фамилий офицеров и мичманов. Получалось так, что в ночь ограбления дивизионной секретки на "Альбатросе" остались спать Анфимов, Кравчук, три мичмана... нет, тех двоих, что ковырялись сейчас в трюмах вместе с Клепининым, не было, и приписанный в списке снизу, как новый в экипаже,.. Силин.
   9
   Почему люди едят несколько раз в день? И много-много пьют? Нет, чтоб как у верблюда: набузовался воды на месяц - и никаких проблем.
   И почему в первый год службы хочется есть еще чаще, чем обычно? Словно внутри тебя заводится некто, и все клянчит и клянчит еду.
   Если бы не этот некто, сосущий желудок вечной пиявкой, он бы никогда не попал в неприятную историю. Он бы перетерпел, не поддался на искус.
   - Дневальный?!
   И вот еще: почему сильнее всего хочется есть ночью? Может, этот некто ведет ночной образ жизни?
   - Дневальный?!
   Кричат, что ли? Не услышал сквозь туман в башке, не услышал, но что-то ответить надо. Голос-то - офицерский.
   - Так точно!
   - Что: так точно? Я спрашиваю: ты - дневальный по кубрику?
   - Я, - выставил из тени на свет бок со штык-ножом.
   - А фамилия твоя?
   - Матрос Голодный, - ответил нехотя, понимая, что ничего хорошего на флоте после выяснения фамилий не бывает.
   - Все правильно. Тебя в секретку дивизиона вызывают.
   Голодный еще чуть-чуть подался к свету и, наконец-то, увидел, что над люком в кубрик стоит лейтенант - дежурный по дивизиону "Альбатросов".
   - Но я же - дневальный, - вяло посопротивлялся.
   - Это - приказ. Буди сменщика. Пусть он заступит.
   - Он только что сменился...
   - Ничего. Еще постоит, чтоб служба раем не казалась...
   Лейтенант был неумолим. Он не меньше матроса-первогодка боялся всего вокруг, но умел прятать свой страх за излишне уверенный вид и десяток флотских фраз, звучащих в его устах как-то смешно. Сейчас он боялся, что на него наорут за затяжку с выполнением приказа, и готов был сам бежать наверх к секретке вместо матроса, лишь бы никто потом не наказал.
   - Ну, быстрее... Чего ты возишься?
   - Все, уже отдаю штык-нож, - сунул его вместе с повязкой сонному, ничего не понимающему сменщику.
   - Давай-давай. А то я тебя уже десять минут ищу...
   Наверное, на плаху Голодный шел бы быстрее. Ноги стали тряпошными, вялыми. На какое-то время он успокоил себя тем, что вызывают его, может, и не за тем, о чем он думал, и ноги ожили, потвердели, но слишком короткой была радость. Вспомнились холодные глаза того капитан-лейтенанта, что вызывал его еще утром.
   - Пил ночью? - зло спросил он, зачем-то показывая ему бумажку с треугольной печатью.
   - Пил, - ответил за него испуг. И тот же испуг заставил отказаться от предыдущего ответа. - Нет, не пил... В смысле, водки или вина...
   - Сам знаю, - безразлично ответил капитан-лейтенант. - Я еще и не это знаю... Тебя чертежник напоил?
   - Как-кой? - кажется, испугался он еще сильнее, хотя сильнее уже вроде и некуда было.
   - Длинный. Старшина.
   - Я не помню. Меня по голове...
   - А чего ж тогда повязку снял?
   - Врач... это... сказал, что и без этого заживет...
   - Ты знаешь, где находишься?
   - Никак нет, - сухими губами еле ответил он, посмотрев почему-то лишь на телевизор. Может, потому, что на их корабле телевизор уже полгода не работал, и тот человек, у которого был работающий телевизор в кабинете, казался Голодному начальником невероятного масштаба.
   - В особом отделе.
   Капитан-лейтенант холодно помолчал, как бы ожидая той минуты, когда испуг пронизает наконец матроса от корней волос до пяток, но он не знал, что тот испуг, который поселился в душе матроса с первого дня службы, уже нельзя было сделать сильнее.
   - У меня на тебя есть неплохое досье. Ведь это ты крал из провизионки сахар?
   - Я... не я... я три куска... и не в провиз... провиз-зионке, а за утренним чаем... я...
   - А в самоволку сбежать пытался?
   - Да я...
   - А в письме, помнишь, что ты о своем старшине писал?
   Капитан-лейтенант не говорил, а гвозди вбивал. И все это как-то тихо, болезненно, точно вот сейчас договорит и упадет без сознания.
   - Да я...
   - Иди подумай. Вечером вызову. Расскажешь все как на духу. Чистосердечное признание, сам знаешь, что дает...
   После такого разговора он считал за счастье стоять дневальным. В этом бесцельном, по его прежним понятиям, стоянии было теперь нечто сладостное, упоительное. И чем дольше он стоял, тем сильнее верил, что капитан-лейтенант забудет о нем, что никто его никуда не вызовет, и, обрадовавшись этим мыслям, он готов был стоять целую вечность.
   Не забыл - вызвал.
   Вот уже и секретка. Желтый домик под серым шифером, густо усеянным медными листиками акации. Зеленые рамы маленьких окон. Зеленый занавес над входом. Красные, как кровь полы. Распахнутая стальная дверь в секретку. Капитан-лейтенант, сидящий ко входу спиной.
   Ноги сделали еще шаг и онемели. Что-то больно надавило на виски. Взгляд упал на ботинки капитан-лейтенанта и, словно именно ботинкам ему было легче всего излить душу, Голодный затараторил:
   - Виноват я, та-ащ кап-линант. Не хотел я, та-ащ кап-линант. Очень есть хотелось... Ну, давно вечерний чай прошел... И уже три ноль семь ночи, а тут мужик этот постучал... Ну, испугался я, а потом гляжу: пьяный он... Говорит: служивый, дай прикурить. А я не курю... Я вообще никогда... А он мне: выпей, говорит, у меня сын, говорит, родился... А я не пью... Я ему... А он сам выпил из бутылки и говорит: рубани хоть колбаски моей... Я, говорит,знаю, как вас кормят... Рядом же, говорит, работаю, на пээмке... Я на той пээмке, то есть на плавмастерской как-то был... Там все работяги пьют... Я тут поверил ему, вышел... Он опять про водку, я не стал. Он тогда колбасы отрезал, хлеба дал, а потом это... у него в сумке вода была... Бутылка такая пластиковая. "Швепс" написано. Я такой отродясь не пил. Вку-усная, только с горчинкой... Я и выпил... Он еще со мной немного постоял и ушел... А потом... потом... заснул я... И это... когда того... проснулся, то все было в секретке настежь... Я испугался и это... сам затылком до крови, чтоб похоже было... как сзади меня...
   Он всхлипнул. Ботинок помутнел, превратился в черное пятно на красном фоне пола. Голодный поднял взгляд на лицо офицера. Это было тем легче, что сквозь слезы он видел его таким же мутным светлым пятном. И тут вздрогнул. На пятне была черная полоска. Он смахнул указательным пальцем правой руки слезы и со смешанным чувством досады и удивления вдруг понял, что перед ним - дознаватель.
   - Это - честно? - подойдя к матросу вплотную, спросил тот.
   А у Голодного уже не было сил отвечать.
   Майгатов обернулся к замершей в углу секретки Татьяне.
   - Ну вот. А ты говорила: это чертежники его по голове ударили. Не надо жить чужим умом. Я имею в виду ум Сюськова...
   - Он же это... заснул. Вполне могли и чертежники зайти.
   - Так не бывает. Тот, кто опоил, тот и должен был ограбить. Какой он из себя? - спросил уже у матроса.
   Тот шмыгнул носом, помолчал, вслушиваясь в свои воспоминания, и ответил, кажется, все, что знал:
   - Среднего роста, белобрысый... И все. Там, у порога, темно было... Да я и не думал, что запоминать его придется...
   Глава вторая
   1
   - Идешь по следу, Шерлок Холмс? - спросила пустая каюта.
   Майгатов молча прошел к стулу, крутнул его так, что потертая зеленая спинка оказалась под иллюминатором, и тяжко сел.
   Звякнули кольца, удерживающие шторку. С верхней полки свесилась бурая, уже с "выхлопом", голова.
   - Ни хрена никого ты не найдешь, - пообещала она. - Вот пока за приезд бутыль не выкатишь, ни хрена не найдешь. Примета такая. По сухому ни одно дело не скользит...
   Майгатов, глядя на свои запыленные, поседевшие ботинки, достал из кармана пачку купонов, густо усеянных нулями.
   - Тридцать тыщ хватит?
   Мелькнули ноги в дырявых носках. От грохота прыжка внизу, в трюмах, наверное, плафон оторвался.
   - Двадцати достаточно, - быстрыми, нервными пальцами вырвал из пачечки две серо-салатных бумажки. - Ну, еще пару тыщ добавлю. До верного, отобрал еще два сиреневых купона.
   Застегнул болтающийся на худых, костистых плечах китель. Блином бросил на голову фуражку.
   - Я - в темпе вальса. А это,.. - помялся у двери.
   - Да бери ты все. На них и закусь купишь, - толкнул оставшиеся бумажки по льду плексигласа.
   - Чтоб я так жил! - пересчитал Силин добычу. - Это ж заказ в ресторане "Дельфин"! Ну-ну-ну! - поймал ироничный взгляд Майгатова. - На "Дельфин", конечно, не тянет, но все же...
   Китель колоколом качнулся на нем. Как будто беззвучно звонил о гибнущем человеке.
   С хряском закрылась дверь.
   Неужели - Силин? Майгатов смотрел на дверь, словно сквозь нее пытался разглядеть ушедшего химика. Мог он вскрыть секретку или не мог?
   В принципе, теперь было ясно, что настоящий интерес к вахтенному журналу вовсе не у того, кто вломился в секретку, а у того, кто его туда направил. Но кому нужна эта, в сущности, канцелярская книга с монотонными ежедневными записями, кто сдал вахту и кто принял, что произошло на корабле и что не произошло, с данными погоды и координатами... Стоп!
   Майгатов вскочил. Больше всего ему захотелось сейчас поделиться открытием с кем-нибудь. Вот просто взять и рассказать.И даже если бы собеседник промолчал, он бы все равно воспринял это как похвалу. Но в том-то и дело, что говорить пока нельзя было.
   Несколько секунд назад он открыл г л а в н о е. Тому, кто охотился за вахтенным журналом, нужен был не сам журнал, а к о о р д и н а т ы з а т о п л е н н о й "Ирши".
   Но для чего? Решили поднять судно как металлолом? Нет, не то... Пирсон... О чем спрашивал его тогда Пирсон, этот псевдожурналистишко? Рис. Перегрузили ли они рис на "Альбатрос"? Все верно. И мешки на юте они приняли за те, что с "Ирши". Охотились они... Точно - за наркотиками. Ведь те упакованы внутрь мешков с рисом. Упаковали, наверное, неплохо. Значит...
   Значит, они решили поднять груз со дна. А что тут такого? Лежит, как в сейфе. Больше половины пути уже позади. Поднял - и ты опять миллионер. Или - еще больше миллионер.
   Выходит, он не ошибся. Пирсон и Зубарев - одно и то же лицо. Так, может, он сам и вскрыл секретку?.. Нет, слишком просто. Новый человек очень заметен на территории части. Тем более никто чужой не проходил на "Альбатрос" в те часы, когда кто-то ковырял дверь корабельной секретки. Значит, свой. Значит, либо Силин, либо Кравчук. Но уж точно не чертежники. Из матросов пытаются сделать козлов отпущения. И сделают, если он, Майгатов, не найдет человека Зубарева. Только от него может потянуться нить дальше. Ух, даже не нить, а толстенный швартовый канат!
   Итак, подведем итоги. Двое подозреваемых. Улик тоже две: обломок ключа и тампон. Вата, как вещь для изысканно-изнеженных, как-то слабо подходила к облику Силина. А вот ключ... И еще - отвертка. Перепаденко что-то говорил об отвертке...
   Майгатов подошел к левому отделению стола, к ящикам, принадлежащим Силину. В жизни ему еще не было так стыдно.Даже стыднее, чем в тот день, в детстве, когда соседские пацаны украли у него одежду на берегу реки, и ему пришлось бежать домой по кустам бесконечных новочеркасских спусков, зажимая ладошками самое стыдное изо всего. Открыть, посмотреть? Руку не пускало к ящикам. Вот не пускало - и все.
   Он с облегчением отошел к койкам. Странно, по фильмам ему всегда казалась интересной работа детектива, и он никогда не думал, что в этом копании в чужом так много неприятного, что нужно стать холодным, безразличным к этому, чтобы хорошо делать дело следователя. Наверное, хирург вот так же точно должен не сострадать оперируемому больному, а резать по нему скальпелем как по неживому предмету. Неужели настолько все притупляется?
   Переборов себя, приподнял подушку Силина. Вскрытая пачка дешевой "Примы", грязная, без обложки, записная книжка, скомканный платок. Опустил подушку на место и резко обернулся к дальнему углу. Оттуда как будто глаза грызли ему затылок. Нет, пусто в углу, если не считать мелькнувшего вниз, под стол, таракана. Или это он, Майгатов, смотрит на себя самого из угла?
   Опять шагнул к ящикам. И опять заныло под сердцем. Поймал себя на мысли, что Сюськов уж точно бы открыл ящик. И от того, что Сюськов бы это все-таки сделал, желание не касаться ящика стало еще сильнее.
   - Заказ от вас?! - под грохот двери ввалился в каюту Силин. - Заказ прибыл! С перевыполнением соцобязательств!
   От его груди, из разжатых объятий, сыпанули на стол свертки, сверточки, свертулечки, ни во что не упакованная буханка хлеба, красные мячики помидор, две кисти темно-фиолетового винограда, а рядом с этой горой часовым встала бутылка водки, еще секунду до этого оттопыривавшая карман брюк Силина.
   - У тебя нож есть? - суетился над разворачиваемыми свертками он. А-а, ладно, у меня - свой, - он дернул на себя верхний ящик стола, и Майгатов не удержался, чтобы не посмотреть на то, что доставило ему столько моральных мучений.
   Такого бедлама он не видел в жизни. Мотки проволоки, шайбы, винты, пустые пробки от водки и шампанского, ржавые гнутые гвозди, флотские пуговицы всех калибров с якорями, погоны со звездами и без, какие-то таблетки, пузырьки, несколько шприцов со сломанными иголками. Как среди этой свалки Силин за секунду нашел нож, Майгатов даже и не понял. Просто сунул руку, хрустнул чем-то металлическим, а, может, даже и стеклянным и тут же показал лежащий на ладони самодельный, с наборной пластиковой ручкой, нож.
   - Гроза бандитов и шпионов! И разводящий к закусону!
   Нож порезал колбасу с такой скоростью, что, наверное, даже нагрелся. Не вытирая его о бумагу, Силин начал полосовать белый, плохо выдержанный сыр. Потом тем же ножом вскрыл две банки кильки в томате, две банки минтая и одинокую, как главный приз, банку шпрот. Вспомнил про шпик, и, когда резал, каждая отваливаемая долька сала лаково блестела в нежной смеси томата и оливкового масла. Хорошо хоть перед хлебом додумался вытереть лезвие об оберточную бумагу.
   - Посмотрим, где родили "белого змия", - приподнял бутылку и громко прочел на этикетке: - "Водка "Русская". "Азовский ВЗ". А на пробке? О "Белогорский ВЗ". От ты, помоха, следователь... Так объясни мне, к кому будем предъявлять требования, ежели помрем, а?..
   Майгатов безразлично посмотрел на бутылку. В эти минуты ему уже хотелось посмотреть, что лежит во втором и третьем ящиках. Хотелось, может быть, потому, что Силин и сам мог ненароком это показать.
   Но тот достал стаканы из шкафчика над умывальником, дунул в них по очереди, будто там и вправду могла скопиться пыль, и налил точно по полстакана.
   - Видишь пузыри, - показал на свой. - Вот если последний лопнет на сороковой секунде, значит, точно сорок градусов. А если...
   Пузыри не стали так долго ждать и почти одновременно исчезли.
   - От гады! Опять из нефти гонят!
   - А что: на Украине нефти много? - съязвил Майгатов.
   - Да ни хрена нету! Наверно, потому, что они ее всю на водку пустили... Ну-у, за твой приезд, помоха, - и влил в распахнутый рот разом, без глотков.
   Майгатова покорежило от этого панибратского "помохи". Никто, даже Анфимов, не приуменьшали до такого название его должности - помощник командира. Но что-то было в Силине такое, что не удерживало долго злость на него. Наверное, в сущности, был он добряком, эдаким безвольным добряком самым распространенным типом среди пьяниц.
   Первый же глоток бензиновым духом ударил в нос. Майгатов не пил с весны, и то, что за полгода, так быстро, научились гнать настолько жуткую водку, удивило его.
   - Точно - из нефти, - брезгливо поставил он почти нетронутый стакан на стол.
   - Ну, ты это,.. - чавкая салом, удивился Силин. - Прям, как баба. Не нравится - иди "Смирновскую" купи. Только того, что ты дал, на нее б не хватило. И без жрачки бы остались...
   - Мне все равно пока пить нельзя.
   - Да не верь ты врачам. Они сами ее, заразу, хлещут за милую душу... Вот ты думаешь, помоха, почему я пью? Конечно, служба не получилась, на капитане застопорился, конечно, жена бросила, конечно, "угла" своего нет. Но я к этому уже привык. Я потому, помоха, пью, что веры нет. Ни во что! Раньше хоть в коммунизьм верили, - надавил он на "коммунизьм". - А теперь во что? В деньги?
   "Боже мой, - подумал Майгатов. - Любой разговор сейчас заканчивается политикой. А уж пьянка..."
   Силин налил себе сам, чокнулся со стоящим стаканом Майгатова и вбросил в глотку очередной пахнущий нефтью комок (а переворачивал он стакан действительно так быстро, что водка не лилась, а комком падала вниз).
   - Я, помоха,.. ух, дерет, ведьма,.. от тебя заметно отличаюсь... Я ж все-таки химик. Я все, что вокруг вижу, так, как ты, не воспринимаю. От тебе водка в голову ударила и ты просто балдеешь. А я, помоха, знаю, что в данный момент в моем организме этанол, проникший по крови в головной мозг, повлиял на разность потенциалов на мембране нервной клетки. Туда рванули хлоридные ионы. Усек?
   Майгатов удивленно посмотрел на пальцы Силина, которые, макнув сало в смесь томатной пасты и хвостов кильки, отправиил эту странную смесь в рот.
   - От ты, помоха, здорово загорел. Все-таки на юге Аравии был. А, знаешь, почему ты стал коричневым?.. А потому, что в твоей коже, под влиянием света произошла реакция Майяра: углеводы соединились с аминокислотами. Клетки, образующие меланин, стали более активными, и сделали коричневыми глубокие слои кожного покрова. А через сутки поток этих клеток достиг и поверхности. Так что ты сначала загорел, а загар появился на второй день...
   Майгатову стало скучно рядом с химиком, который оказался таким умным.
   - Ну и что? - раздраженно спросил он.
   - А то, что я знаю, кто вскрыл секретку, - так спокойно ответил Силин, словно на вопрос о погоде.
   - Что? - чуть не поперхнулся безвкусным, как бумага, и таким же серым, как бумага, куском вареной колбасы.
   - Ты как на запах диаллилдисульфида реагируешь? Терпимо? А то я его носителя обожаю...
   - Ты знаешь?
   В длинных пальцах Силина хрустнула головка чеснока. Вылущенный зубок он тут же освободил узким, с черной полосочкой грязи, ногтем от шелухи, и звучно откусил едкую белую мякоть.
   - Та штука, что я назвал, выделяется, когда чеснок укусишь или разрежешь. В диаллилдисульфиде есть два атома серы. От они и дают такую вонь. Понял?