Хупер Кей. Шепот дьявола

   – Просто прелесть до чего туманно, – съязвил Макс.
   А Кейси сказала:
   – Насколько я понимаю, такие справки составляются на основании научного подхода в комбинации с интуитивными догадками. Больше искусство, чем наука. Без неопределенности тут не обойдешься.
   Нелл все еще продолжала хмуриться.
   – Поверьте мне, Бишоп очень редко ошибается. И его предсказания обычно точны. Но что-то беспокоит его в этом убийце, и не думаю, что он даже знает, почему. Если бы он сейчас не был по горло занят другим сложным делом, он был бы здесь, чтобы самому решить эту загадку. Но у меня с ним прямая связь, и мне приказано постоянно держать его в курсе.
   – Но ты здесь не одна, – повторил Макс.
   – Нет.
   – Насколько эффективно может работать агент, если он притворяется кем-то?
   – Мы все умеем это делать достаточно хорошо. Мое подразделение… специально предназначено для операций под прикрытием.
   – Почему? – настойчиво спросил Макс.
   – Ну, например, потому, что, помимо всего прочего, мы, скажем так, приучены хранить секреты.
   Он нахмурился.
   – Я полагал, это относится ко всем федеральным агентам.
   – Ты слишком часто смотришь телевизор.
   Кейси засмеялась:
   – Ты сказала ему очень много, Нелл, говори уж все до конца.
   Нелл пожала плечами.
   – Бюро на эту тему не любит распространяться, но специальное криминальное подразделение в основном состоит из людей, обладающих… нестандартными способностями.
   – В смысле?
   – Я наконец нашла дело, где проклятие Галлахеров может принести пользу.

5

   Шелби Терриот, как и ее родители, родилась и выросла в Безмолвии. Но она не последовала примеру своих сверстников и не уехала из города, чтобы поступить в престижный колледж. Все дополнительное образование, которое Шелби смогла осилить после окончания средней школы, обеспечил ей маленький местный приходской колледж.
   Когда она училась в старших классах, ее выбрали «Наиболее подходящей для украшения обложки журнала», что лишь доказывало, что школьники отвратительно разбираются в людях.
   Шелби было совершенно наплевать, как она выглядит, она даже отказалась от нескольких предложений, которые вполне могли бы помочь ей стать удачливой моделью и заработать целое состояние. Но ей ужасно нравилось находиться с другой стороны фотокамеры, и вскоре некоторые ее снимки начали появляться в различных журналах.
   И все же это было скорее хобби, а не попытка сделать карьеру, потому что Шелби была начисто лишена амбиций. Она не нуждалась в карьере, поскольку родители оставили ей хороший дом и акции нескольких процветающих предприятий. Она не была тщеславной. Шелби делала снимки, потому что получала от этого удовольствие. Ей не требовались ни деньги, ни одобрение, чтобы заниматься чем-то, доставляющим ей радость.
   Все это объясняет, почему Шелби провела день, шатаясь по городу с камерой, время от времени снимая виды или персонажи, которые привлекли ее внимание. Жители городка давно к ней привыкли и не возражали. Шелби завела правило дарить фотографии тем, кого снимала, и спокойно отдавала негативы, если их у нее требовали. Поскольку она ни разу не использовала фотографию без разрешения, никто не возмущался, если, захватив людей врасплох, она делала не слишком комплиментарные снимки.
   В этот четверг свет был особенно хорош, так что Шелби провела практически весь день вне дома, прекратив съемку, только когда стало темно. Она забежала в кафе поужинать, потому что не хотелось готовить дома, несколько минут пофлиртовала с Винни и отправилась к себе.
   Ее маленький дом на окраине городка как будто сошел с рекламной открытки – белый коттедж, окруженный белым забором. Она обожала цветы, но ленилась ими заниматься, и неплохо платила садовнику, который заботился о том, чтобы цветники перед фасадом и на заднем дворе выглядели прелестно круглый год. Все остальные дела по дому она делала только сама, будучи в хороших отношениях как с малярной кистью, так и с молотком.
   Она ездила на маленькой, аккуратной «Хонде» и жила с котом по имени Чарли, в последний период единственным существом мужского пола в ее судьбе. Несмотря на благие намерения друзей устроить ее судьбу, Шелби пока не встретила мужчину, который мог бы заставить ее хотя бы задуматься о потере своей независимости или отказаться от свободы работать в темной комнате до зари, есть холодную пиццу в кровати и смотреть ужастики по телевизору далеко за полночь.
   Именно в этот вечер, после удачно проведенного дня, она собиралась запереться в темной комнате и проявить пленку. Она с удовольствием думала о часах работы и предвкушала удовольствие от удачно сделанных кадров.
   На этот раз ее действительно ждал сюрприз.
   – Какого черта… – пробормотала она себе под нос, разглядывая последний кадр, который она сделала во второй половине дня.
   Она развеселилась, когда заметила, что Макс Тэннер, похоже, таскается хвостом за Нелл Галлахер по всему городу. Шелби по меньшей мере дважды захватила их в объектив. Макс вел свою слежку крайне неумело, о чем, скорее всего, не догадывался. Шелби вовсе не подозревала Макса в каких-то злых кознях, и посему ей любопытно было бы узнать, зачем он это делает.
   Наверное, из-за того, что она его бросила. Должно быть, он все еще помнит, как остался в одиночестве в день выпускного бала и каким униженным себя чувствовал.
   Так или иначе, но вот перед нею снимок Макса, сшивающегося около зала суда. Нелл, явно не замечающая его назойливого присутствия, спускается по ступенькам, направляясь к своему джипу. А вот странная расплывчатая фигура в паре футов за спиной Нелл. И это совершенно необъяснимо.
   Шелби, будучи отличным фотографом, знала все о тени и свете. Она также была знакома с шутками, которые может сыграть камера, порой дающая довольно жуткий эффект. Она много знала о дефектах линз, двойной экспозиции, об отражениях и испорченной пленке.
   – Нет, это определенно странно, – пробормотала она себе под нос, перебрав в уме все возможности и все их отбросив.
   Камера была в порядке. В порядке были бумага и пленка. Шелби проверила негатив. И на нем тоже обнаружилась туманная тень, которая, казалось, плывет за Нелл. Значит, что-то определенно там было, и камера это увидела. Но эту тень нельзя было увидеть глазами, потому что Шелби не заметила ничего особенного, когда ловила Нелл в кадр. Это она прекрасно помнила.
   Она включила свет и уставилась на мокрую фотографию, висящую над кюветой.
   Каждая деталь снимка была четкой. Здание, Макс, Нелл. Все как и должно быть, правильный угол, под которым падал свет, соответствующие тени.
   Но за спиной Нелл находилась тень, начинавшаяся примерно в двух дюймах над ступеньками и тянувшаяся примерно на шесть футов вверх, которой там не должно было быть. Тень, похоже, была мужская и, хотя казалась плотнее дыма, определенно не была твердой.
   – Что это, черт возьми, такое? – вслух удивилась Шелби.
   С каким бы пристальным вниманием ни рассматривала она снимок, ей не удавалось найти разумного объяснения.
   Но тень явно наличествовала. Более того, не надо было обладать богатым воображением, чтобы прийти к выводу, что она нависала над Нелл, тянулась к ней.
   Пыталась схватить. Угрожала. Боже, какая чушь!
   Прошло немного времени, и Шелби осознала, что рассеянно трет шею, потому что испытывает старое, почти забытое ощущение беспокойства.
   Возможно, ничего страшного не происходит. То есть абсолютно ничего. Наверняка! Но Шелби привыкла доверять своим инстинктам, а они сейчас дружным шепотом предупреждали ее.
   – Бог ты мой! – Шелби взглянула на часы, решилась и вышла из темной комнаты. Ехать слишком поздно, но позвонить-то вполне можно.
   – Тебе не обязательно это делать, – сказала Нелл Максу, который последовал за ней в холл дома Галлахеров.
   – Смейся, смейся, – обиделся он.
   Нелл посмотрела на него и пожала плечами.
   – Делай как хочешь. Но, может, припомнишь, что пистолет-то у меня.
   – Я и не собираюсь забывать. – Он не стал спорить, потому что отлично знал, что вел себя не слишком логично. Он все же прошел по нижнему этажу, зажигая везде свет и проверяя окна и двери. Убедившись, что на первом этаже никого нет, он поднялся наверх и проверил там каждую комнату.
   Когда он снова спустился вниз, Нелл в кухне ждала, когда закипит кофе.
   – Доволен? – сухо спросила она.
   Вместо ответа Макс сам задал резкий вопрос:
   – Признайся, по крайней мере, что твое здесь присутствие может быть угрозой для убийцы.
   Она прислонилась к столешнице, несколько секунд смотрела на него, потом вздохнула:
   – Если он знает о проклятии Галлахеров и если он в курсе особенностей моих паранормальных способностей, тогда возможно.
   – Господи, какая же ты упертая.
   – Я – полицейский, Макс. Риск – часть моей работы.
   – Но зачем же ненужный риск?
   – В такой ситуации как ты можешь определить «ненужный»? Ты знаешь, что я вооружена, обучена самообороне. И я приехала сюда, чтобы найти убийцу. Это моя работа.
   – И это все? Только работа?
   – Что же еще?
   – А как же наследство?
   Нелл отвернулась и занялась чашками и ложками.
   – Тебе молоко или сахар?
   – И то и другое. – Он смотрел, как она расставляла все необходимое на столешнице рядом с кофеваркой. – Так ты ответишь на мой вопрос?
   – Да, я приехала также и для того, чтобы утрясти дела с наследством.
   – Ты бы приехала, если бы не работа?
   – Полагаю, ответ на этот вопрос ты знаешь.
   – Ты ведь его ненавидела?
   Нелл налила кофе и пододвинула ему чашку, чтобы он сам положил сахар и добавил молока по своему вкусу. Потом она довольно равнодушно произнесла:
   – Да, я его ненавидела. И считаю, что это просто ирония судьбы – получить наследство после его смерти.
   Максу хотелось задать массу вопросов, но он понимал, что должен быть очень осторожным. С Нелл он постоянно шел по эмоциональному минному полю, где один неверный шаг означает полное разрушение отношений. Он нутром чувствовал, что на нее нельзя давить. Не сейчас. Пока еще рано.
   Поэтому он только спросил:
   – Он знал, что ты стала работать в ФБР?
   – Нет. Я и ему не писала.
   Макс на приманку не купился.
   – А Хейли? Она говорила так, будто знала, где ты и чем занимаешься.
   – Ничего она не знала. Я не разговаривала с Хейли с того дня, как уехала из Безмолвия.
   Нелл отпила глоток кофе и улыбнулась:
   – Она постоянно все выдумывала. Разве ты не знал?
   – Хочешь сказать, что она врунья?
   – Милая, приятная Хейли. Такая очаровательная, с покладистым характером. И она хорошо держалась, верно? Умела… увлечь людей за собой. Умела заставить людей себе верить. Увы, у меня этих достоинств нет.
   – Нелл…
   Она резко перебила:
   – Я все думаю, что такое она могла сделать, чтобы так разозлить нашего папашу, лишившего ее наследства. Ты не знаешь?
   – Предположим… она сбежала с Гленом Сабелло! Он был механиком, к тому же женатым механиком. Сплетничали, что твой отец был в ярости, особенно потому….
   – Что его жена и младшая дочь тоже сбежали, не говоря ни слова.
   – Все именно так думали. Сомневаюсь, что у кого-нибудь хватило смелости спросить у Адама впрямую, но все знают, что он изменил завещание через пару недель после ее исчезновения.
   – Уайд Кивер действительно любит поболтать, – пробормотала Нелл.
   – Да уж, не самый надежный адвокат в городе. Но все сошлись на том, что Адаму было глубоко плевать, знает об этом кто-нибудь или нет.
   – Да, он таким был всегда.
   – Насчет некоторых вещей он был весьма скрытен. Например, насчет проклятия Галлахеров.
   Нелл посмотрела на него, потом сказала:
   – Он всегда напускал на себя таинственность по этому поводу, потому что не понимал, что это такое. Не больше, чем все остальные. Даже хуже. Потому что он был лишен этого проклятия.
   – Что? А я думал…
   – Да, все так думали. Раз проклятие Галлахеров, значит, оно касается всех. И он ничего не делал, чтобы разубедить в этом людей. У его матери это было, и у дочери. Еще я думаю, что и у его отца. Может быть, ему казалось, что его обделили.
   – Только у тебя? Не у Хейли?
   – Не у Хейли.
   – Она часто шутила на эту тему. Даже усаживалась в палатку предсказательницы судьбы во время школьных карнавалов. Я слышал, у нее это здорово получалось.
   – Это не трудно, особенно если все про своих соседей знаешь и обладаешь некоторым… актерским талантом. У Хейли он был.
   – Но не настоящие способности?
   – Нет.
   Макс на минуту задумался.
   – Но твои способности реальны. И ты из-за них попала в ФБР?
   – Из-за них я попала в специальный криминальный отряд. Мне же пришлось пройти обычное тестирование, чтобы попасть в ФБР.
   – Подожди, ты ведь не окончила среднюю школу.
   – Конечно, окончила. Только не здесь. И в колледж я ходила.
   – Самостоятельно?
   Нелл пожала плечами.
   – У меня на это ушло пять лет вместо четырех, поскольку я работала, чтобы заплатить за учебу. Но мне это удалось. Я специализировалась на компьютерах. И дополнительно в психологии.
   Максу за эти последние часы пришлось столько раз менять свое представление о Нелл, что у него даже голова слегка пошла кругом.
   – И тогда ты стала работать в ФБР?
   Она покачала головой:
   – Нет, потом я попыталась помочь подруге, чью маленькую сестренку похитили. На счастье, попался широко мыслящий полицейский, который поверил мне, так что они нашли девчушку прежде, чем ее успели убить.
   – У тебя было видение?
   – Да. Я тогда жила в маленьком городке на Западном побережье. Этот полицейский стал время от времени обращаться ко мне в сложных случаях. Иногда мне удавалось помочь. Именно он представил меня агенту ФБР, который входил во вновь создаваемое подразделение. Специальное криминальное подразделение. Они решили, что я подойду по всем статьям. Так вышло, что они оказались правы.
   – Удалось извлечь пользу из проклятия Галлахеров?
   – Вот именно. Они не обращались со мной, как с уродом. Они не шептались за моей спиной и не смотрели на меня с опаской. Они даже не думали, что во мне есть что-то странное. Я просто была одной из них, еще один следователь, обладающий особым оружием, которое можно использовать в работе.
   – В поисках убийц?
   – Убийц. Насильников. Похитителей людей. Педофи-лов. Нам часто приходится иметь дело с настоящими животными, потому что их всегда труднее поймать.
   После недолгого молчания он сказал:
   – Похоже, нелегкая у тебя работенка. Эмоционально трудная, я хочу сказать.
   – Бишоп говорит, что найти настоящих экстрасенсов легко. Найти настоящих экстрасенсов, которые могут ответственно работать, трудно. Как выяснилось, я могу.
   – До поры до времени, ты хочешь сказать.
   – Да, до поры до времени.
   – Значит… ты используешь свои видения в качестве оружия? С их помощью расследуешь преступления?
   – Использую, чтобы найти ответы на вопросы. Обнаружить ключ к головоломке. Обычно это все. Немного содействия обычным методам расследования.
   – А как насчет обмороков?
   – Ты о чем?
   – Ты знаешь, о чем я спрашиваю, Нелл. Как ты справляешься? Что будет, если ты потеряешь сознание во время расследования?
   – Я стараюсь найти что-нибудь, на что можно мягко упасть.
   Он с демонстративным стуком поставил чашку на столешницу.
   – Очень смешно.
   Она слегка улыбалась, но зеленые глаза глядели внимательно.
   – Это правда. Мои обмороки никогда не случаются без предупреждения. Когда по-особому начинает болеть голова, я стараюсь забраться куда-нибудь, где буду одна и никого не потревожу. Если я работаю с напарником, я принимаю меры, чтобы он или она были заранее извещены, что я час или около того буду не в силах двигаться. Это все, что можно сделать.
   – И твои соратники это понимают?
   – У моих соратников, как правило, свои заморочки. Способности нашего типа обычно сопровождаются… побочными эффектами. Иногда весьма обременительными. Мы все научились приспосабливаться, учитывать свои недостатки – Нелл говорила спокойно, без эмоций.
   – В самом деле?
   – Да. – Она едва успела вымолвить это слово, как все вокруг нее внезапно изменилось. Все та же кухня, все еще ночь, но Макс уже не стоял у стола, глядя на нее задумчивыми глазами.
   Вместо него она увидела отца, вошедшего в заднюю дверь. Волосы у него были влажными, лицо мрачное. Ей захотелось отступить назад, убежать.
   Спрятаться.
   Но все, что она могла, это стоять, молча смотреть и слушать, как умерший человек пробормотал что-то себе под нос и вышел из кухни.
   – Она должна была мне сказать, она должна была сказать…
   Он исчез в коридоре, ведущем в глубину дома. Нелл смотрела ему вслед. Как всегда, она прекрасно сознавала, что это видение, и ощущала обычное, связанное с ним изменение во времени.
   То, что она видела, всегда что-то означало. Что же на этот раз?
   Она повернула голову к стене, на которой всегда висел календарь. И сейчас он был там, показывал май прошлого года.
   Месяц, в который умер Адам Галлахер.
   – Нелл!
   Она вздрогнула и вернулась в настоящее, ощущение изменения времени ушло, лопнуло, как мыльный пузырь. Она подняла голову и взглянула на Макса. Она еще не совсем пришла в сознание. Макс держал ее за плечи; что-то в его лице заставило ее сказать:
   – Его тоже убили. Моего отца убили.
 
   В Чикаго шел дождь.
   Специальный агент Тони Харт стоял у окна, смотрел в ненастную ночь и пил кофе. Он ненавидел дождливые ночи, особенно в середине важного дела, когда все и так шло наперекосяк. Он не один испытывал такие чувства. Напряжение в комнате за его спиной было таким плотным, хоть ножом режь.
   За его спиной в комнате сидел Ной Бишоп, мрачнея с каждой секундой, если это вообще возможно – быть более мрачным, чем он.
   Бишоп всегда не находил себе места, когда Миранда отправлялась на задание без него. В мире наверняка не нашлось бы человека, который с большим уважением относился к достоинствам и способностям Миранды, чем Бишоп, но он все равно о ней беспокоился.
   Отвернувшись от окна, Тони заговорил на тему, которая, как он надеялся, могла отвлечь босса от мрачных мыслей хотя бы ненадолго.
   – Вы переделывали справку по убийце в Безмолвии? Я имею в виду, в свете последней информации?
   Специальный агент Ной Бишоп оторвался от изучаемых фотографий и слегка нахмурился, покачав голорой.
   – Ничто из последних данных не изменило моего заключения.
   – Значит, полицейский?
   – Скорее всего, полицейский.
   – Насколько вы в этом уверены?
   Бишоп откинулся в кресле и взглядом обежал гостиничный номер, как будто стены могли подсказать ему ответ. Серые глаза по-прежнему проницательны, взгляд острый. Он медленно произнес:
   – Если неофициально? Ну почти абсолютно уверен, черт возьми. Но какие-то сомнения всегда остаются, Тони, ты ведь знаешь.
   – Ну да. Но вы обычно чертовски точны, надо признать. Если вы так говорите, значит, он действительно коп. Нашим людям там придется нелегко. Мало того, что надо не высовываться, так еще и за полицией приглядывать.
   Бишоп, который все еще хмурился, кивнул. Шрам на его левой щеке сегодня выделялся резче, чем обычно. Так всегда бывало, когда он был напряжен или расстроен. Довольно полезный и точный барометр его настроения в тех случаях, когда его даже одаренные необычными способностями подчиненные затруднялись определить его настроение другим путем.
   Хотя в данном случае такой нужды не было.
   Тони внимательно смотрел на него.
   – Вас беспокоит что-то другое? В Безмолвии?
   Поскольку он уже давно убедился в бесполезности попыток скрыть свои мысли или чувства от своих соратников, Бишоп сказал:
   – Ощущаю там какое-то подводное течение, но не могу определить, в чем дело.
   – Какое подводное течение? Эмоциональное или психологическое?
   – И то и другое.
   – Касательно Нелл? Или убийцы?
   Бишоп поморщился.
   – Масса подводных течений относительно Нелл, но тут мы знаем, в чем дело. Нет, тут что-то относительно убийцы. Мне кажется, есть у него другая причина при выборе своих жертв. Дело не только в том, что он хочет обнародовать все их тайны. Есть что-то еще.
   – Его собственная связь с ними, может быть?
   Бишоп пожал плечами.
   – Может быть. У меня такое ощущение, что для него это… почти что личное дело. Что грехи, за которые он их карает, не те, что вышли наружу после убийства и расследования. Надо копать глубже, чтобы это найти.
   – Значит, он говорит себе, что убивает их, чтобы наказать, чтобы восторжествовала справедливость, но на самом деле он мстит за себя?
   – По крайней мере, частично за себя. Но он все равно считает себя и судьей, и присяжными одновременно. Он верит, что оказывает услугу обществу, он убедил себя в этом, приговорив и казнив этих людей за их тайные прегрешения.
   – Но также и за вред, нанесенный ему самому.
   Бишоп провел пальцами по темным волосам, сбив немного в сторону седую прядь над левым виском.
   – У меня ощущение, что он их презирает, их всех, причем по одной и той же причине.
   – Потому что они навредили ему? Обманули его?
   – Возможно. Черт возьми, мне надо туда поехать. Я бы быстрее разобрался в этом уроде, будь я там, где все происходит.
   Тони заметил:
   – Ну, если забыть о том, что ваша физиономия появилась во всех национальных газетах несколько месяцев назад, когда мы расследовали то дело о похищении, что осложнит вам задачу остаться незамеченным и слиться с фоном, у нас на руках имеется еще дельце с действующим серийным убийцей в Уинди-Сити.
   – Мог бы мне об этом и не напоминать, Тони.
   – Может, и не стоило, – пробормотал Тони. – Послушайте, возможно, нам удастся быстренько завершить это дело здесь, тогда мы успеем в Безмолвие и поможем нашим там.
   – Угу.
   Тони несколько секунд вглядывался в босса, потом сказал:
   – Я знаю, что вас больше всего беспокоит. Но у Миранды все хорошо, вы ведь знаете.
   – Да. Пока.
   И уже не в первый раз Тони задумался, что, собственно, представляет собой столь тесная психическая связь между Бишопом и его женой – благодеяние или проклятие? Когда они работали вместе над одним и тем же расследованием, это было, вне сомнения, благодеяние. Вместе они были необыкновенно сильны и точны как экстрасенсы и сыщики. Но если они вынуждены были, как в данном случае, работать поодиночке, тогда эта связь представляла проблему и, по меньшей мере, отвлекала.
   Бишоп знал, что сейчас Миранда в безопасности, потому что, хотя они временно закрыли «двери» между своими разумами, чтобы не отвлекаться, они все равно чувствовали состояние друг друга, вне зависимости от того, какое расстояние их разделяло. Точно так же и Миранда знала, что у Бишопа все в порядке. И еще она знала, что он о ней беспокоится.
   Тони не притворялся, что он понимает, как это происходит, но вместе с другими членами подразделения он этим восхищался. Даже среди экстрасенсов, привыкших к паранормальным способностям, некоторые вещи вызывали искреннее удивление.
   Как это, быть связанным с другим человеком так тесно, что его или ее мысли протекали через тебя так же свободно, как собственные? Быть связанным так тесно, что, если порежется один, у другого начнет кровоточить неизвестно откуда взявшаяся рана?
   Тони считал, что такая тесная связь возможна лишь при наличии огромного взаимного доверия и при полном понимании своего партнера, а также честности перед самим собой. Он всерьез сомневался, что такая связь возможна между экстрасенсами, если они не муж и жена или не родные брат и сестра.
   Сейчас были ясно видны отрицательные стороны этого явления. Бишоп и Миранда были вместе достаточно давно и научились функционировать блестяще как вместе, так и поодиночке, но их необычная тесная связь в буквальном смысле делала их в последнем случае не совсем полноценными.
   Тони с удовольствием работал с каждым из них в отдельности, потому что даже в отсутствие своей половины и Бишоп и Миранда были замечательными экстрасенсами и сыщиками, опытными полицейскими, не терявшимися в любой, даже самой сложной ситуации. Но он тем не менее охотно признавал, что работать с ними, когда они в паре, куда лучше, потому что тогда они действовали так, будто у них один разум и одно сердце.
   Тони, раздумывая над всем этим, высказался осторожно:
   – Мы сильно разбросаны, ведь у нас сейчас полдюжины важных расследований одновременно, причем в разных концах страны. Мы вынуждены использовать все наши ресурсы и все наши козыри. Каждая группа на местах должна иметь руководителя, таково наше правило, ведущего следователя, по возможности с более обширным опытом, и обязательно мощного экстрасенса.
   – И об этом тебе не стоило мне напоминать, Тони, – заметил Бишоп.
   – Я только хочу сказать, что разделиться было необходимо, поскольку серьезных дел оказалось слишком много, а такие люди, как вы с Мирандой, Квентин, Изабель, – большая редкость. Кроме того, Миранда умудрялась заботиться о себе в течение многих лет, задолго до того, как вы возникли в ее жизни.
   – Я знаю.
   – У нее черный пояс, и она меткий стрелок, не говоря уже о том, что она способна читать мысли двух третей людей, с которыми ей приходится иметь дело. Все это дает ей большие преимущества в смысле выживания.
   – Я и это знаю, – досадливо поморщился Бишоп.