- Замолчи, перестань! - сморщившись от отвращения, сказала Майя и, уговаривая себя, что надо идти ровным шагом, а не бежать, как ей хотелось, пошла на берег, но Салман, будто разъяренный медведь, бросился за нею, схватил за плечи и опрокинул на землю. Собрав все силы, она забилась, стараясь вырваться, а парень, обжигая ее лицо запахом спирта, давил коленом на ее ноги.
   - Я... я закричу!
   - Кричи, кричи! - великодушно разрешил Салман. - Никто не услышит, все в полевом стане обедают... Покорись! Женюсь, ей-богу, женюсь, уедем в Баку, Гянджу, Казах! Куда прикажешь - туда и поедем!
   Высвободив правую руку, Майя с размаху ударила его по плоской, дряблой щеке, их глаза на миг встретились, и она прочла в его взгляде то звериное, хищное выражение, какое уже видела раз, когда Салман топтал конем умиравшую лисицу.
   А в степи стояла тяжелая душная тишина, ни звука, ни шороха, лишь монотонно внизу журчали речные струи, и Майя поняла, что никто не спасет ее. Выдернув ногу из-под колена Салмана, она так сильно ударила его в живот, что парень откатился.
   Вскочив, растрепанная, в изорванной юбке, Майя бросилась к обрыву. "Скорее умру!" - мелькнуло в голове, а Салман уже настиг ее, опоясал сильными, будто из стали отлитыми, руками, но она и тут выскользнула, толкнула его, и он брякнулся, покатился вниз с набитым землею ртом.
   Отвязав гнедого, Майя вскочила в седло, и добрый застоявшийся конь понес ее в степь.
   3
   Сложив руки на животе, тетушка Телли смотрела, как медленно ползущая хлопкоуборочная машина всасывала широким хоботом белопенные хлопья из лопнувших коробочек.
   - У меня нет слов, чтобы выразить свое счастье. Если завтра скажут, что люди научились летать на луну и обратно, я поверю беспрекословно. Ну что за машина! - Охваченная восторгом, она даже не замечала, что размышляет вслух.
   У поворота Ширзад остановил машину, спрыгнул и подошел к тетушке:
   - Нравится?
   Тетушка Телли только всплеснула руками.
   На берегу арыка Наджаф, запрокинув голову, пил из глиняного кувшина, обернутого мокрыми тряпками, чтобы охлаждалась вода.
   - Его благодари, еще весною с Шарафоглу взялся за ремонт и наладку комбайнов, - кивнул на друга Ширзад.
   Напившись, Наджаф спрятал кувшин в холодок, перепрыгнул через арык и, обняв тетушку, закричал:
   - Что я вижу! Наконец-то красавица Телли довольна!...
   Из-за высоких кустов показались смеющиеся девичьи лица; с нижних веток, куда не могла добраться машина, приходилось собирать хлопок руками...
   - Что случилось?
   - А то случилось, что тетушка поверила все-таки во всемогущий человеческий разум! - прокричал Наджаф.
   Тетушка звонко шлепнула его по руке.
   - Не клевещи! Всегда с уважением относилась к ученым людям.
   Подбежала Першан и, подмигивая подружкам, сказала:
   - А кого ты называешь учеными людьми, тетушка?
   - А хотя бы тебя. Еще два года назад знала, что ты нахлобучишь арбузную корку на макушку Салмана! выпалила Телли. - А почему? Да потому, что верила в твой ум!...
   Першан не знала, то ли рассмеяться вместе со всеми, то ли надуться. А тем временем тетушка Телли, подобрав шуршащие, как камыш на ветру, юбки, отправилась на самый дальний край плантации, туда, где на комбайне работал Гараш. После разрыва с Назназ, которая с позором покинула деревню, он стал нелюдимым. Если с ним заговаривали, отмалчивался, но от тетушки Телли было трудно отделаться. Скрестив руки на могучей груди, она невозмутимо шла за комбайном, не отрывая взгляда от Гараша.
   В конце концов парень не выдержал, выключил мотор, спрыгнул, а тетушка с жестокостью хирурга, вскрывающего нарыв, сказала:
   - Прислушайся к моему совету, а выполнишь или нет - твое дело.
   - Только покороче! - попросил Гараш и так стиснул зубы, что на черных от загара щеках запрыгали желваки.
   Тетушка Телли бросила в мешок комочек хлопка, вытерла руки и высоким пронзительным голосом завела длинную речь:
   - "Однажды неискушенный в житейских делах юноша нашел в море-океане жемчужину, редкую и по красоте и по весу. Подбросил ее на ладони, повертел, огляделся, а вокруг на песке валяются разноцветные ракушки так и горят, слепят глаза. А жемчужина-то бесцветная, словно катышек из брынзы. Вот неразумный парень зашвырнул подальше жемчужину, схватил самую яркую раковину и, от счастья ног не чуя, побежал домой".
   Кусты хлопчатника зашевелились: затаив дыхание, со всех сторон подкрадывались девушки...
   - "А путь к дому длинный: идет юноша час за часом и вдруг почуял, что ракушка засмердела, протухла. Пришел домой, рассказал он обо всем матери, та выбросила вонючую ракушку, а сыну велела: "Вернись сейчас же, найди жемчужину!" Парень заупрямился: и как, мол, найду, и дорога длинная, а я устал, и перед людьми стыдно... Мать рассердилась. "А когда жемчужину бросал, так людей не стыдился? На коленях ползи, а найди".
   Гараш вспомнил, что то же самое ему втолковывали Ширзад и Гызетар, и горько усмехнулся: "Легко крикнуть увязшему в трясине: выпрыгни!... А за что ухватиться?"
   - Как же я пойду, тетушка? - дрогнувшим голосом спросил Гараш.
   - А вот так и иди! - Тетушка Телли с удивлением пожала плечами. - А чего стесняться? Ну, очаровала тебя колдунья, попотчевала приворотным зельем, вот и обманулся... Но ведь сбежал от нее. Так чего остановился на полпути?... А впрочем... - и тетушка зевнула, - мое дело сказать, а твое решать. Давай работать!...
   4
   После неудачного сватовства Салман решил для себя, что во всем виноват Рустам. Он нарочно обнадежил его, чтобы унизить перед всеми отказом. И, дергая плечом - теперь у него появилась такая привычка, - Салман разжигал в своем сердце лютую ненависть к председателю. Если б нужно было сжечь дотла всю деревню, лишь бы опозорить и унизить Рустама, Салман не поколебался бы. А потом - пусть тюрьма: не так уж страшно!... Только бы насладиться местью.
   Однажды председатель повел Салмана на дальнее поле, поросшее хлопком, оно лежало между глубоководными арыками; будто хлопья снега, белели в чашечках рыжие пушистые комочки. Всю неделю стояла такая безжалостная жара, что даже нераскрывшиеся коробочки потрескались.
   - Да здесь целый океан хлопка! - обрадовался Рустам. - Не меньше десяти гектаров, вполне пригодных для машинной уборки. А вы, чугунные лбы, считали хлопок недозревшим!
   - Коробочки-то не раскрылись. - Салман дернул плечом. Потеряв охоту льстить, он сейчас разговаривал с председателем через силу, едва удерживаясь от желания ему надерзить.
   - Не раскрылись, не полопались. Не видишь, что ли? Надо ж соображать, какая стоит погода.
   - Соображалок-то в голове мало, - с натугой пошутил Салман.
   - Пройди поле из конца в конец. Где рытвины и ухабы, прикажи заровнять, - сказал Рустам. - А я по звоню в МТС насчет хлопкоуборочной машины. Да ты чего воды в рот набрал? Слышишь?
   - Будет исполнено...
   Проводив тяжелым взглядом Рустама, легко вскочившего в седло, Салман плюнул:
   - Ведь шестьдесят скоро, а в седле, как юноша! Не стареет, рыжий дьявол, до ста дотянет, если не пристукнут обухом... - И, лениво загребая ногами, побрел по полю.
   Неподалеку от узкого моста через арык его остановили две женщины и большеносый мужчина с бегающими глазами. Колхозницы сперва посмотрели на Салмана, потом на большеносого и поджали губы.
   - Ну? - угрюмо спросил Салман.
   Женщины только вздохнули.
   - Идите-ка по своим делам.
   - Так мы по делу и хотим поговорить, - отозвался большеносый Бахар. Правда ли, что сюда пришлют машину?
   - Допустим. А тебе-то что?
   - Как это что?... На ручной уборке мы столько бы заработали! возмутились женщины.
   - Вот-вот... - Салман злорадно рассмеялся. - Небось весь год спекулировали на базарах, отсиживались в чайханах, а теперь решили на ручной уборке и деньжат заколотить, и минимум трудодней выработать. Вижу насквозь ваши уловки.
   - Братец Салман, если тебя Рустам унизил, то мы то в чем виноваты? сказала жена Бахара. - Любишь девушку - укради! Мало ли в округе лихих игитов? Сговорись с ними - да и увези темной ночью к стогу сена. А утром Рустам сам взмолится: женись, прикрой стыд...
   - Что за чушь мелешь, баба? - взвыл Салман. - Своему сыну советуй!... Мне неохота гнить в тюрьме.
   - Салман, какая тюрьма? Тут свадьбой пахнет, - внушительно сказал большеносый Бахар. - Мы всегда поможем, не сомневайся. А на это поле пусти наших женщин. Если машина такая умная, так пусть остатки подбирает. А мы тебя, понятно, отблагодарим...
   "При случае и эти лодыри пригодятся", - подумал Салман и, дергая плечом, пожаловался:
   - Я маленький чин, товарищи. Слон выше верблюда, а Рустам сильнее своего заместителя. Ему плевать на ваши интересы. Об одном мечтает: поскорее машинами убрать хлопок, чтобы в Баку сказали: "Спасибо". Не знаете вы, что ли, своего хозяина?
   - Э-э-э, братец! - заныл в тон ему Бахар. - У злого хозяина бывают добрые приказчики. Махни разок папахой - всё бабы сюда примчатся, к утру уберут до единого комочка. А мы на тебя молиться станем.
   - Ладно, ладно, проваливай! - с притворным гневом крикнул Салман. Отойдя шага два, он остановился и как бы вскользь заметил: - Мостик-то больно шаткий, ненадежный. Как бы машина не рухнула в арык. Починить бы мостик!
   И быстро пошел к полевому стану...
   5
   Усталый Рустам, то и дело вытирая потное лицо и платком и рукавом, еле доплелся до участка Гызетар, но, увидев людей, подтянулся.
   - У вас много раскрывшихся коробочек! Постарайтесь, соберите до непогоды.
   - Не на хозяина, на себя работаем! - немного обиженно ответила Гызетар, - И так жилы тянем, А сколько процентов?
   - Девяносто пять. Если поднажать, через неделю план выполним. Смотрите не подкачайте напоследок: освежевав барана, не опоганьте мясо у хвоста.
   Разогнувшись, тетушка Телли спросила своим обычным насмешливым тоном:
   - А как у Кара Керемоглу?
   - Дался тебе этот Кара!... - с досадой заворчал Рустам. - Ты за звеном лучше следи. - Но, видя, что тетушка не спускает требовательного глаза, неохотно добавил: - На три процента больше.
   Тетушка огорченно вздохнула.
   - У него жирнее грунты, - попытался объяснить председатель. Но вышло еще хуже: тетушка напомнила о засолонившемся участке, куда, как на пожар, помчалась его любимая невестка.
   "Ну, какой зловредный язык!" - уныло подумал Рустам и, чтобы хоть чем-нибудь отвлечься от неприятных мыслей, нагнулся, начал собирать с нижних веток пушистые, нежные хлопья.
   Гызетар сжалилась.
   - Шел бы, дядюшка, по своим делам! Как-нибудь справимся, не подведем...
   А спина у Рустама сразу же затекла: с усилием выпрямился, вытер лицо подолом рубашки.
   Осень, а муганский зной не спадал, только вечерами, после захода солнца, на степь спускалась прохлада. Но сумерки наступали рано, неожиданно сгущались, заволакивали плотной завесой равнину. Уже багрянцем и золотом вспыхивали листья, коробились и опадали в траву. Уже увядали и сохли травы. Плантации хлопчатника еще зеленели, но и там кусты поредели, съежились, поджали ветви. Не дай бог, выпадет сильная ночная роса или, того хуже, хлынет дождь, тогда сортность хлопка снизится, план не будет выполнен.
   От жары, от непрерывного напряжения Рустам за несколько недель заметно постарел. В усах и в щетине на подбородке не осталось ни одного черного волоса... Под глазами набухли мешки, мучила - одышка, часто приходилось присаживаться на межу, чтобы перевести дыхание. И с колхозниками он говорил уже не как прежде, не приказывал, а упрашивал, не распоряжался, а уговаривал.
   Тетушка Телли сокрушалась:
   - Как видно, годы каждого посадят на свое место...
   Она не таилась, прямо в глаза это сказала, а Рустам на этот раз промолчал и отвернулся.
   Выйдя из хлопчатника, Рустам обернулся, окинул взглядом степь. Налетел порывом северный, захолодавший в горах ветер, кусты заколыхались, взвились пучки сухой травы, и колхозники с облегчением вздохнули: эй, как славно!... Но там, где стояла хлопкоочистительная машина, на пустыре за полевым станом, вихрем заклубилась пыль, и работавшие здесь люди скрылись в мутной пелене. Подойдя к ней близко, Рустам услышал надсадный кашель, лица и одежда колхозников были покрыты пылью и сором.
   Рустам поднял руку, машина остановилась.
   - Что ты людей душишь? - сурово спросил он машиниста.
   - Не от меня же валит пыль, - ответил тот. - Всегда так бывает!
   - Да нет, не всегда. Поверни-ка машину по ветру, - приказал Рустам с удивившей колхозников - мягкостью и первый нажал плечом. К нему подоспели на помощь, развернули-машину. Теперь ветер уносил облака пыли и мусора в степь, а люди с облегчением вздохнули.
   - Вот так-то! - Рустам отряхнул пыль и подошел к полевому стану.
   6
   Не раз Ширзаду приходилось наблюдать печальную картину запоздалой уборки хлопка. Понурые кусты мокнут под затяжными дождями, озябшие женщины, увязая в грязи, собирают набухшие комочки. Где тут думать о сортности! Слипшийся, превратившийся в ноздреватую вату хлопок везут на приемные пункты, чтобы хоть как-то "натянуть" план, а по существу урожай погиб, и напряженный, порой мучительный труд многих людей пропал впустую.
   Долго Рустам недолюбливал хлопкоуборочную машину, относился к ней насмешливо, и Ширзад готов был признать, что у старика были на то веские доводы: машина рвала, портила волокно, снижала сортность. Но часто это происходило потому, что ремонтировали машину наспех, в последнюю минуту и, не наладив, пускали в поле. Теперь, когда машины намного усовершенствованы, когда они попали в руки таких мастеров, как Гараш и Наджаф, многое изменилось: с приемных пунктов жалобы поступали не так уж часто - резкого снижения сортности не наблюдалось.
   Узнав, что Рустам приказал убрать машинами великолепный хлопок в треугольнике между арыками, Ширзад обрадовался и поспешил на плантацию. В пути встретился знакомый учитель, за разговором они незаметно прошли километров десять и, очутившись у моста через глубокий обрывистый арык, застыли от удивления.
   Большеносый Бахар с женой и соседкой яростно ломали мост, отдирали доски настила, разбирали и разбрасывали по берегу бревна,
   - Что вы делаете? Что делаете?! - крикнул, не веря глазам, Ширзад.
   Большеносый оцепенел, будто предстал перед лицом ангела смерти, со страхом покосился на женщин, судорожно проглотил слюну и не ответил,
   - Ты слышишь или нет? - еще громче крикнул Ширзад.
   Жена Бахара самоотверженно бросилась на выручку:
   - Сверху приказали, родненький! Нам-то что! Мы же не по охоте... Сказали - почините, вот и чиним.
   - Да кто приказал? - допытывался парторг.
   Женщина смутилась, глаза ее забегали, а Бахар, скорчив зверскую рожу, подмигнул: молчи, мол...
   Старый учитель с привычной мягкостью, будто беседуя на уроке с тугодумом-учеником, сказал:
   - Соображать надо! Сами видите, что листья осыпались, значит, участок готов к уборке. Ну как же машина сюда пройдет, если вы разрушите мост?
   - Э, учитель, ты кладезь мудрости и лучше меня вникаешь в мирские дела, - развязно прервал его большеносый. - Если на самых богатых участках пройдут машины, то как наши жены накопят трудодни? Объясни-ка!
   - Вареная курица будет хохотать до упаду от твоего невежества! укоризненно сказал учитель. - Да ведь хлопок-то колхозный, а значит - твой! Скорее уберем скорее деньги заработаем. В колхозе рабочих рук не хватает: не ленилась бы твоя женушка, не тыкалась по базарам - загребла бы кучу денег.
   - Без базара не проживешь! - нагло усмехнулся Бахар. - Мы на базаре снабжаем продуктами трудящихся.
   - Убирайтесь отсюда! - не сдержавшись, приказал Ширзад и, оглядев остатки моста, добавил: - Скажи на центральном стане, чтобы немедленно прислали сюда двух плотников. Живо!
   А когда Бахар, втянув голову в плечи, поторопился унести ноги, Ширзад настиг его строгим вопросом:
   - Так кто же велел ломать мост?
   Жена в полном отчаянии крикнула:
   - Заместитель, заместитель!
   Весь день Ширзада одолевали сомнения: вдруг председатель, на словах признавший машинную уборку, в самый последний момент схитрил, намекнул услужливому Салману, что машина, на крыльях арык не перелетит... Оседлав коня, Ширзад объехал засветло все плантации, проверил дороги, а потом вернулся к мосту и, убедившись, что плотники потрудились на славу, поехал в деревню.
   Не заезжая домой, Ширзад отправился в правление и рассказал председателю про поломанный мост; Рустам велел сторожу тотчас привести большеносого Бахара.
   Заспанный, с опухшими глазами, Бахар явился в кабинет Рустама с видом приговоренного к казни. От него за версту несло винным перегаром.
   - Только этого, не хватало! - загремел председа тель. - Все лето лодырничал, отлынивал от нарядов, а тут решил потрудиться!
   - Дядюшка Рустам, - сказал большеносый, - а сам-то ты как раньше относился к машине? Пусть женщины разок-другой пройдутся по полю, какой от этого вред? Одна польза! А умная машина доберет остатки.
   Рустам задохнулся от гнева, но переборол себя и с неожиданным спокойствием ответил:
   - Плохо ж ты разбираешься в людях, голубчик. Я мужчина! Каким был, таким и останусь до гробовой доски. На базарном майдане отрекаться не намерен от своих слов... Да, хлопкоуборочная машина имеет еще много недостатков, и я об этом открыто говорил на совещании в Баку: отчитал конструкторов и инженеров на все корки. Но и сейчас эта машина необходима, - ведь она избавляет женщину от изнурительного ручного труда!
   "Нет, видно, старик не пропал, не может пропасть такой честный человек!" - с радостной надеждой подумал Ширзад,
   - Говори, слепец, невежда, кто велел ломать мост?
   Бахар с равнодушным видом пожал плечами:
   - Плоский Салман, твой заместитель, велел.
   - Беги за Салманом, волоки сюда живого или мертвого! - крикнул Рустам сторожу.
   Салман пришел с гостившим у него Калантаром. Они ввалились в кабинет, шумно стуча сапогами, держались независимо, но старик Рустам сразу укротил их устрашающим взглядом.
   Струсив, Салман оправдывался так неумело и глупо, что Рустам не поверил ни единому слову и, помрачнев, сказал:
   - Эх, бесчестный!...
   Калантар-лелеш тоже быстро обмяк, растерянно озирался, но, собравшись с силами, попытался выручить собутыльника.
   - Дело ясное! Парторг Ширзад натравливает здесь друг на друга руководящих работников и рядовых колхозников, чтобы в мутной воде ловить рыбу. Предположим, что товарищ Салман совершил ошибку, не рассчитал время, понадеялся, что к вечеру Бахар успеет сменить подгнивший столб. Что тут страшного? Каждому понятно, что энергичный заместитель заботился о благе колхоза. Только бессовестные демагоги типа Ширзада могут использовать такой случай в своих целях.
   - Пусть придет жена Бахара, - предложил Ширзад.
   - Мы не следователи, - с достоинством сказал Калантар и поддернул голенища сияющих сапог. - Игра окончена, ставок больше нет, и, между прочим, товарищ Ширзад, ваша карта бита!
   И, вполне довольный собственным остроумием, раскатисто захохотал.
   Обычный смех, обычные остроты, привычный набор штампованных фраз... Как будто ничего не изменилось в поведении Калантара, но опытный глаз Рустама уловил перемену. В Калантаре чувствовалась неуверенность: в такие минуты трусы вздрагивают от любого шороха...
   - Вот что, Бахар, - сказал Рустам спокойно, не спуская пытливого взора с Калантара, - завтра в шесть утра выходи с женою на ферму. Не выйдешь двадцать трудодней штрафа. Увижу на базаре, в чайхане - отрежем приусадебный участок.
   - Зря вы, дядюшка... - качал Салман и осекся, столкнувшись с твердым взглядом Рустама
   - Будь я проклят, что затесался в ваше болото! - сказал, вставая, Калантар-лелеш и потянулся, желая показать пренебрежение ко всему происходящему.
   Но вышел он из кабинета торопливо, с трудом удерживаясь, чтобы не побежать, так напугало его молчание Рустама. За ним поплелся унылый Салман.
   Еще никто не знал, что бюро райкома объявило Калантару строгий выговор за нарушение партийных принципов в подборе кадров.
   - Эх!... - вздохнул Рустам и посмотрел искоса на Ширзада. - Видно, парень, все у нас в колхозе-надо переделать заново...
   7
   Через несколько дней Рустам, вернувшись с поля, застал в правлении Шарафоглу, Калантара, Ширзада и Салмана.
   Старик сразу заметил, что у Салмана лицо сморщилось, как соленый помидор, а Калантар был печален, будто его пригласили на собственные похороны.
   Поздоровались.
   - Вот что, Рустам, - осторожно, словно речь шла о больном, начал Шарафоглу, - советовались мы в райкоме с Асланом и пришли к выводу, что уместно бы проверить финансовые дела в колхозе. Как ты на это посмотришь?
   - Ну что же. - Рустам кашлянул. - Дело хорошее. А кто председатель этой самой... ревизии?
   - Да я и буду председателем.
   Рустам почувствовал, как отлегло от сердца: Шараф не станет понапрасну мутить воду. А вообще в ревизиях нет ничего страшного: доверять - доверяй, но и проверяй; Рустам всегда придерживался такого мнения.
   Зато Салман с неожиданной твердостью сказал, что в разгар уборочных работ ревизии устраивать недопустимо, ну, пусть хоть закончится хозяйственный год. Что за спешка? Дайте людям управиться с урожаем, - никто ведь в спину не подталкивает. Не так ли, достоуважаемый Калантар?
   Калантар на миг закрыл глаза, как бы желая сосредоточиться, но ничего не ответил.
   Рустам не поддержал Салмана: "Еще подумают, что боюсь..", - и упрямо возразил:
   - Ничего, пусть проверяют, надо только так сделать, чтобы людей не отрывать от дела.
   В разговор вмешался и Ширзад:
   - Проведем ревизию - прекратятся сплетни. И это на пользу...
   Салман не сдержался:
   -- Ты о себе думаешь, а не о деле!
   Его упрек был до того нелепым, что Ширзад даже не обиделся.
   - Чего ты? - вступился Рустам, - И ему, и мне, и тебе от ревизии одна польза.
   - Я тоже так думаю, - поддержал председателя Шарафоглу. - Кстати, - он покосился на Салмана, - мы заодно и ферму проверим!
   У Салмана сердце сжалось, он умоляюще посмотрел на Калантара: "Спасай!", но "братец" безмолвствовал.
   - Мне-то что? Хоть детские ясли проверяйте, - взяв себя в руки, сказал Салман. - Но я остаюсь при своем мнении: в такое время устраивать ревизии, дергать людей вредно. Я немедленно сообщу об этом в Баку. Для чего такая спешка? Сплетни как раз не угаснут, а пламенем вспыхнут: все скажут дядюшка Рустам лишился доверия... И я, значит, тоже лишился, и Ширзад...
   - Ты не о них, о себе беспокойся! - посоветовал Шарафоглу и встал. Значит, с понедельника начнем... Да, еще одно дело... - Он помолчал. - Надо бы Калантар-лелеша куда-нибудь пристроить на работу. Да, сняли... Ну, вот в бригаду Ширзада хотя бы...
   - Товарищ Шараф, как же такому барчуку в земле ковыряться? - сказал Рустам, нисколько не удивившись известию. - Подберите ему работенку полегче: скажем, в сельпо или на складе. Пусть там и околачивается. Верно я говорю, Калантар-лелеш?
   Осунувшийся, с бледным, неприятно лоснящимся, будто салом смазанным лицом, Калантар не уловил насмешки и напыщенно воскликнул:
   - Куда бы ни послала меня партия, стану самоотверженно трудиться!
   Шарафоглу и Ширзад переглянулись: тошно им сделалось от этой фальши.
   - Да, его дело - керосином торговать! - сказал серьезно Шарафоглу.
   Всего ожидал последние дни Салман, но от такой новости его прошиб холодный пот. Окаменев, он наблюдал, как Рустам, Шарафоглу и Ширзад, оживленно разговаривая, пошли по улице...
   - Не придавай значения, - схватив его за руку, зашептал Калантар. Вся спесь с него слетела. - Я еще поднимусь, друзья выручат.
   Рука Калантара была липкой, и Салману показалось, что на него прыгнула жаба.
   - Пойдем к тебе, поужинаем, все расскажу!
   - Сестра уехала, ужина нет, и вообще...
   Салман круто повернулся и, не глядя на братца Калантара, поплелся домой.
   8
   На стройке Дома культуры стоял звонкий перестук топоров, шипели пилы... Здание подвели под крышу, плотники стругали доски, вставляли оконные рамы, штукатуры ляпали на стены штукатурку, выравнивали, выглаживали, зализывали каждый уголок, внутри дома уже работали маляры.
   К кому бы ни подошел Рустам, все успокаивали: к празднику, мол, управимся.
   Да уж шевелитесь, друзья, - поторапливал мастеров Рустам. - Праздник на носу. Как невесту, должны принарядить здание, чтобы все залюбовались.
   Ему так хотелось поскорее закончить строительство! Перерезать бы красную ленту у входа, отойти в сторону и сказать, обращаясь к своим односельчанам:
   - Вот вам ключи - сами хозяйничайте! Сила моя иссякла! Пора на отдых.
   И в самом деле, Рустам чувствовал, что непереносимо тяжела его ноша, гнет к земле. Он собирался в конце года просить колхозников отпустить его с председательского поста, но не раньше, чем кончится ревизия: "Все налажу, приведу в порядок и сдам дела новому председателю..."
   А кому же? Эта дума мучила Рустама. Он уже потерял доверие к Салману. "Сам назначил - сам и выгоню, - размышлял Рустам. - Если бы каждый убирал за собой мусор, легко дышалось бы людям на земле..."
   Из Дома культуры он прошел в правление. Там застал Ширзада, Гошатхана и старого чабана Бабу. С Ширзадом Рустам поздоровался сдержанно, с Гошатханом - холодно, а старика обнял.
   - О, Баба! Какими судьбами?! Рад, очень рад! - Повесив фураж ку на вешалку, уселся рядом со стариком. - Ну, рассказывай...
   Баба погладил бороду.
   - Нет, садись за стол, там твое председательское место. У меня дело государственное. Выслушай и прими меры.
   Рустам покорно сел за стол, принял официальный вид.
   - Я его привез, - сказал Гошатхан, не смущаясь, что Рустам на него не смотрел. - Завернул на ферму проверить, все ли детишки учатся, там и переночевал, а утром он говорит: "Отвези к Рустаму". Я отговаривал, боялся, что на ухабах растрясет. "Расскажи, говорю, мне, передам в точности". Нет, не согласился.