— Батюшки, — ахнула Надька, затрясла головой и снова налила по полной. — Неужто правда?
   — Чистейшая… — Я подняла стопку и посмотрела на просвет:
   — Чище, чем эта водка…
   — Бывают же гады… — с чувством протянула подруга. — А как смотрел!
   — Однако, прежде чем говорить с братцем, девицу надо выманить из дома… — И я подробно изложила Надьке события той ночи, когда Ефим принес камни. — А на следующую ночь изумруды пропадают… Я кидаюсь помогать возлюбленному, навравшему мне такую кучу всего, что до сих пор не пойму, как он сам не запутался.
   И самое обидное в том, что всему я поверила.
   — Да, — мотнула головой Надежда, — мы, женщины, вообще очень доверчивые создания… А волосатые свиньи этим всегда пользуются! — Тут подружка шарахнула вдруг кулаком по столу и добавила непечатно.
   — Надька, — позвала я с тревогой в голосе, проследив направление движения ее руки, — ты.., это.., сбавь малость обороты, а то не дослушаешь до конца. И вообще, пить вредно.
   — Правильно, — поддержала Надька, — не только вредно, но и полезно….
   Мы похихикали, и я вновь вернулась к рассказу.
   — Полетели мы с Ефимом за помощью. В Москву.
   В общем-то, я думаю, мы и в самом деле ехали в Москву, но тут неувязка вышла. Сел кто-то нам на хвост, да так, что только в бампер не подталкивал. Я думала, что это Череп, а оказалось, Стас. Это я, конечно, потом узнала…
   И вместо Москвы мы оказались в холоднющей вонючей луже, и ты бы видела, как бегал вокруг нее Ефим, когда «Мерседес» решил поиграть в «Титаника»! Как мы добирались до дома, я даже вспоминать не хочу… Теперь Ефим снова вспомнил о Бешеном. Бешеный днем отправился к Стасу с интересным предложением и должен был забрать нас утром на машине, но Стас чуть им всю обедню не испортил. И испортил бы, если б.., не я.., с медведем.
   К этому моменту Надежда уже устала хлопать от удивления челюстью, поэтому так и сидела с открытым ртом, чтобы не тратить напрасно время и силы.
   — А этот гад едва не пристрелил Стаса… — Тут уж я и сама разволновалась, вспоминая события той ночи. — Вот за то, что все обошлось, точно надо выпить…
   Поскольку тост получился вроде как за здоровье, мы звонко чокнулись.
   И я рассказала дальше. Про салат из одуванчиков, про конец страдальца Мутного, про шкаф в соседней спальне…
   — Глянула я мельком в шкаф и закрыла дверцы. Но в мозгу что-то щелкнуло… В чем дело — сама не пойму Взяла да опять открыла. Смотрю, на полке коробки сложены, много, штук двадцать. И все черные, бархатные…
   И бумажки беленькие сбоку прилеплены. На одной написано: «Коллекция природных минералов. Кварц». На другой — «Коллекция природных минералов. Сланец»…
   Пирит, агат… Даже галька есть! Тут уж я крепко задумалась. Про выкуп мне, конечно, и в голову не приходило, но то, что дурит меня Ефим по полной программе, это я поняла. И не меня одну. И все Бешеному и рассказала.
   Он как про Простыря узнал — осатанел. Не дай господи такое еще раз увидеть! Дурак он, конечно. Бешеный, был, но как-то жалко его… Лежит сейчас где-то в сырой земле… Как нас тогда Седой нашел, до сих пор понять не могу. Да и он долго не пробегал, — я задумчиво взглянула на потолок.
   Пожалуй, я верно поступила, убедив сегодня Дмитрия Андреевича Белого в том, что семерых его человек, не считая самого Семена, расстреляли Ефим с Совой. Про Стаса тот и слыхом не слыхал, а Стасу лишние неприятности ни к чему. Поэтому, напомнив себе, что береженого бог бережет, я в точности повторила эту версию Надежде. Какая, в сущности, теперь разница?
   Когда я закончила рассказывать, Надежда помялась немного и вдруг спросила:
   — Стаська, теперь ведь все закончилось?
   — Закончилось вроде, слава богу… По крайней мере, я так думаю.., и надеюсь…
   На середине мою фразу прервал звонок в дверь. Мы дружно дернулись и уставились друг на друга перепуганными глазами.
   — Не открывай… — прошептала Надька.
   — Почему? — прошептала я еще тише и, вытянув шею, прислушалась.
   — Может, он уйдет…
   — Кто?
   — Ну тот.., кто дверью ошибся…
   — Какой дверью?
   — Ну твоей…
   — Ты совсем, что ли, обалдела? Сама-то понимаешь, чего городишь? — шепотом возмутилась я, но открывать и в самом деле не спешила. Вдруг тот, кто ошибся, все-таки уйдет?
   Но тот, кто был за дверью, оказался человеком настырным, поэтому позвонил снова. Я покосилась на подругу и увидела, что она сделалась белой, словно простыня после тети Аси.
   — Надька, тебе плохо, что ли? — встревожилась я, одновременно вздрогнув от третьего звонка.
   — А тебе хорошо? — резонно заметила она и оживилась:
   — Ой, вроде ушел…
   — Пойду в глазок посмотрю, — шепнула я, вставая, а подружка торопливо зашептала:
   — А если он в глазок выстрелит?
   Тут уж я разозлилась, плюнула, подошла к двери и прильнула к глазку.
   — Не может быть… — сказала я растерянно, а подруга полезла под стол. — Да не надо! Это Стас…
   Распахнув дверь, я отступила в сторону, пропуская Стаса в квартиру.
   — Зачем это ты с постели поднялся? — нахмурилась я, всячески стараясь скрыть смущение. — Тебе вставать нельзя, плечо опять… — Тут я оглянулась и увидела Надьку, робко высунувшую кончик носа из-за края стола.
   Опознав Стаса, она хрюкнула и полезла наверх. Ткнув пальцем в ее сторону, я кашлянула. — Это она.., вилку уронила…
   Надька вползла на стул, широко улыбнулась и расплылась:
   — Привет, Стасик… — Тут она запнулась и ойкнула:
   — Батюшки, а что у тебя с лицом?
   — Привет, — сдержанно отозвался Стас, проходя в комнату, — побрился неудачно.
   — А-а! Садись, надо помянуть по-хорошему рабу божью, — засуетилась подруга, доставая для него тарелку, — чтобы все по-людски…
   Стас сел, я живо пристроилась по соседству, исподтишка косясь на него снизу вверх. Я видела, что он сердится, и, хорошо его зная, понимала, что долго молчать он не будет. Мы помянули Ирку, выпили.
   Потом мы посидели немного, вздыхая по очереди, потом Стас аккуратно отодвинул свою тарелку и повернул ко мне голову.
   — Ну что? — спросил он, глядя в упор, я непроизвольно втянула голову в плечи и поняла — началось…
   — Ой, — тут же жизнерадостно вскинулась Надежда, торопливо выбираясь из-за стола, — пойду-ка я чайник поставлю… Чайку попьем…
   Она моментально исчезла из поля зрения, и я услышала, как хлопнула кухонная дверь. Видимо, вопреки своим привычкам Надька решила не подслушивать.
   — Ну что, — снова повторил Стас и, надо признать, в его голосе не было и намека на шутливость, — ты этого хотела?
   Я вытянула шею и посмотрела на него, показывая тем самым, что совсем не понимаю существа вопроса.
   — Ты хотела узнать, поползу ли я за тобой, как побитая собака на трех лапах, если ты опять исчезнешь из дому, никому не сказав, куда направилась?
   Я поспешно отвела взгляд, а в груди вдруг полыхнуло огнем так, что сбилось дыхание. Потому что я сейчас и сама отлично понимала, что Стас попал в десятку. Тогда, утром, это представлялось мне совсем по-другому, но теперь…
   — Да, — вновь заговорил он, — поползу… И ты это знаешь… И ты всегда это знала, ведь так? Только это ничего не может изменить, понимаешь?
   В дверях вдруг кто-то робко кашлянул. Переведя мутный взгляд на дверь, я различила в коридоре мающуюся Надьку. Встретившись со мной глазами, она выпалила:
   — Мне это.., домой пора… Все, пока! Я завтра на дачу приеду… Завтра… Ну, я пошла!
   Она покинула квартиру столь стремительно, что мы не сразу сообразили, что произошло.
   — Кажется, Надя ушла, — неуверенно сказал Стас, — по крайней мере, мне так показалось…
   — Угу, — пискнула я.
   Повисла неловкая пауза, которую прервала я. Вскочив, я вылетела из-за стола, развернулась к Стасу и заорала:
   — Ты дурак! Хоть понимаешь, какой ты дурак? Глаза у тебя есть?
   Однако, задав ему эти два вполне конкретных вопроса, ответа я дожидаться не стала.
   — Нежели ты думаешь, я не понимаю, что за мысли тебя изводят? — Он прятал глаза, но побелевшие костяшки стиснутых кулаков его выдавали. — Я — взбалмошная доченька богатых мамочки с папочкой? А ты всего-навсего телохранитель… Мамин. Но то, что ты охраняешь, сейчас очень далеко отсюда… А я здесь, рядом… Значит, никак не можешь разобраться между долгом и…
   Я запнулась, не решившись произнести последнее слово. Может, я забила себе голову романтической чепухой, принимая желаемое за действительное? Но тут Стас поднял голову, и наши глаза встретились…
   — Черт возьми, ну почему непременно я первая должна признаваться? Неужели ты не можешь сказать, что я тебя люблю?
   Стас растерянно отпрянул:
   — Ты меня?
   — Ну, — я поняла, что сбилась, — то есть ты меня…
   И еще я поняла, что вопреки своему твердому убеждению, что признаваться в любви первым должен мужчина, только что сделала это сама. И тогда я просто шагнула к Стасу. Он поднялся мне навстречу, и в следующее мгновение, оказавшись в кольце крепких рук, я уткнулась носом в его широкую грудь и закрыла глаза, ощущая сумасшедший стук сердца. Прижавшись щекой к моей бестолковой головушке, Стас прошептал:
   — И откуда только ты взялась на мою голову.., шмакодявка мелкая?
   Говорите что хотите, но это было самое настоящее признание в любви. Сердце мое потекло вдруг сладкой свечкой, я всхлипнула в ответ и, встав на цыпочки, потянулась вверх.
   — Стасик, — выдохнула я, заглядывая ему в глаза, — а.., за столом ты правду сказал?
   Он улыбнулся, закивал и вдруг подхватил меня на руки. Я ахнула от неожиданности, обхватила его за шею и рассмеялась. И никакие слова, и никакие клятвы уже не были нужны, потому что я лучше всех на свете знала, о чем говорят эти смеющиеся темно-карие глаза.
   Я покосилась на будильник и вздохнула.
   — Скоро совсем стемнеет, надо ехать, бабка, наверное, волнуется…
   — Не волнуется. Я ей сказал, что ты здесь переночуешь, тебе завтра к девяти утра.., вот!
   Он извлек из кармана джинсов малопривлекательную желтоватую бумажку и протянул мне.
   — Повестка… — прочитала я и скорчила рожу:
   — Ну и что я там буду говорить?
   — Правду, только правду, и ничего, кроме правды… — снова усаживаясь в кресло, изрек Стас.
   — Понятно, — качнула я головой, — значит, как всегда… А как ты узнал, что я здесь?
   Стас весело хрюкнул:
   — Немудрена задача… У кладбище две симпатичные молодые девушки купили белые лилии. Эти лилии остались на Ириной могиле… Потом эти девушки сели на восьмой трамвай. Восьмой куда идет?
   Я посмотрела на него с большим уважением. Но если бы вместо цветка Надька дала синему попрошайке червонец, фиг бы он чего узнал.
   — Ладно, мистер Шерлок Холмс, давайте ложиться спать, похоже, что завтра будет нелегкий денек… Ты поедешь со мной завтра?
   — Конечно, — отозвался Стас, вставая, я была уверена, что про себя он добавил: «А куда от тебя деваться?»
   Пока я в поисках постельного белья копалась в недрах шкафа. Стас обвел комнату оценивающим взглядом и саркастически поинтересовался:
   — Как же ты, интересно, здесь своих гостей укладываешь?
   Я живо высунулась из-за дверцы.
   — Стасик, — плавясь от счастья, пропела я, — это же ты меня ревнуешь…
   — Еще чего! — с досадой буркнул тот, а я бросила белье и опять полезла к нему с поцелуями.
   Он посопротивлялся для вида пару секунд, а еще минут через двадцать чистосердечно признался, что я права на все сто.
   Выйдя из ванной, я прошлепала босиком по коридору и растерянно замерла в дверях комнаты. Моя кровать была аккуратно застелена, а Стас потихоньку примерялся к раскладыванию кресла-кровати. Он оглянулся на дверь, несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, потом я забросила куда-то к чертовой бабушке свой халат и позвала:
   — Иди ко мне…
   В одиннадцать часов двенадцать минут я устало толкнула белую крашеную дверь и окинула взглядом коридор. Возле зарешеченного окна на обшарпанном деревянном стуле сидел Стас, неторопливо качал ногой и изучал свежую местную прессу.
   — Спасибо, Анастасия Игоревна, — разулыбался мне вслед суровый молодой человек в штатском, — до свидания!
   Я оглянулась и тоже расплылась от уха до уха.
   — Всего хорошего, Антон Михайлович!
   Сегодня у сурового молодого человека были все основания для хорошего настроения. Потому что в течение почти двух часов я старательно ему втолковывала, насколько веселее меня провел он последние дни. Всей правды он, конечно же, не узнал, но и тем, что услышал, остался очень доволен.
   Неторопливо спускаясь по поскрипывающим деревянным ступенькам. Стас поинтересовался:
   — Ну и чего ты там врала?
   — Я врала? Да я правду, только правду, и ничего, кроме правды.., насколько это возможно…
   — А-а! — протянул Стас уважительно. — Тогда ясно.
   Теперь у следователя голова дня три болеть будет.
   — Такая уж у него работа, — вздохнула я, уцепила Стаса под локоток и запрыгала рядом.
   Через полчаса мы уже вылезли из автобуса возле Горелок. Поглядывая украдкой на часы, я размышляла о том, что, весьма возможно, мы поспеем как раз к обеду. Есть хотелось ужасно, позавтракать мы не успели, потому что с утра неожиданно нашлись занятия гораздо более увлекательные.
   Углядев нас на пороге, бабка подбоченилась, поджала губы и скороговоркой выдала все то, что она думала по поводу моего вчерашнего исчезновения. Я только улыбалась и поглядывала в сторону кухни, распространяющей неземные ароматы. Бабка явно сварила свой фирменный борщ и прекрасно понимала, что теперь может шантажировать нас чем угодно. Но сегодня, как видно, она была не в ударе, и через каких-нибудь полчаса, вымывшись, мы уже сидели за столом, щедро сдабривая кулинарный шедевр чесноком и сметаной.
   После обеда я отправилась мыть посуду, а бабка Степанида заставила Стаса снять рубашку и с пристрастием принялась изучать многочисленные повреждения. В целом она осталась довольна, но под конец осмотра поправила вдруг на носу очки и стала с недоумением разглядывать его правое предплечье. Я уже закончила с посудой, поэтому подошла поближе, вытянула шею, посмотрела и тут поняла, что это.., следы моих собственных зубов.
   — О-о-о… — потянула я, плавно переместившись за бабкину спину, — а-а.., это он ударился.., споткнулся… то есть упал…
   Бабка снова поправила очки, оглянулась на меня, повернулась к Стасу и, с явным трудом сдерживая смех, покачала головой:
   — Ты уж, Стас, на ногах крепче держись, что ли…
   Мы с ним переглянулись украдкой, и он торопливо отозвался:
   — Конечно, Степанида Михайловна, конечно!
   Часа два мы с бабкой возились по хозяйству и в огороде, Стас опять строил баню, причем дело у него двигалось такими темпами, будто он всю жизнь только этим и занимался. Наконец я услышала со двора Надысин голос.
   — Привет, дорогая! — обрадовалась, увидев меня, подружка и сразу предложила:
   — Пошли купаться!
   Я оценила ее предложение по достоинству, и вскоре мы втроем направились в сторону речки. Накупавшись, мы развалились рядком на горячем песочке, я пристроила голову Стасу на плечо и блаженно закрыла глаза, размышляя о том, как мало надо человеку для счастья. Однако подремать мне не дали. Лежащая справа подружка заерзала, завздыхала и наконец произнесла:
   — Насть, а деньги в той «Тойоте» все-таки были?
   Не открывая глаз, я улыбнулась и отозвалась:
   — Угу…
   Несколько минут царило молчание, потом Стас перевернулся на живот и почесал в затылке:
   — И «дипломат» спрятали в тайнике?
   — Угу…
   — Но его там… — протянула Надежда, и я почувствовала, как меня с ожиданием разглядывают две пары заинтересованных глаз.
   — Нет, — закончила я и опять улыбнулась.
   — Стаська, хватит скалиться! — толкнула меня в плечо подружка. — Куда деньги-то делись?
   — Следствие пришло к выводу, что валюта, если она была, вероятнее всего, сгорела во время пожара. Там не то что деньги, там тела после гранат еле собрали. Так что…
   — Так ведь следствие к этому выводу ты привела!
   — Ага, — согласилась я.
   С обеих сторон послышались разочарованные вздохи, я подождала, пока ребята улягутся и как следует расслабятся. Приподнялась на локте и заявила:
   — Есть у меня один тракторист знакомый…
* * *
   Я постучала в невысокую голубую калитку и осторожно глянула по ту сторону забора. Замаскировавшийся возле самой ограды Мотя понял, что его вычислили, разочарованно улыбнулся и сказал:
   — М-ам!..
   — Привет, Мотя! — обрадовалась я и попросила: Позови, пожалуйста, Елену Петровну!
   Ротвейлер, подозрительно оглядываясь на нас, отошел на несколько метров в глубь двора и, повернувшись в сторону дома, неторопливо прогремел:
   — Ва-у.., ва-у.., ва-у-у!!!
   — Надо же, — изумился Стас, — вот это голосок!
   — Вот это голосок! — эхом повторила Надька и спряталась за широкую Стасову спину.
   Тем временем из дверей дома выглянула хозяйка.
   Приложив ко лбу ладонь, она пригляделась и обрадованно воскликнула:
   — Да это же Настя!
   Поскольку это было чистейшей правдой, я широко улыбнулась и кивнула:
   — Здравствуйте!
   Я представила ей Стаса и Надьку, и Елена Петровна пригласила нас в дом, по дороге расспрашивая, как я прошлый раз добралась до Горелок. Не желая расстраивать добросердечную старушку, я уверила ее, что добралась прекрасно. Поболтав немного, я спросила Елену Петровну о внуке. На наше счастье, оказалось, что он должен быть с минуты на минуту. Любезно отказавшись от предложенного чая, мы поговорили еще немножко с хозяйкой и скоро услышали шум подъезжающей машины. Мотя расстарался как следует, отмечая приход любимого хозяина, и через пару минут в коридоре послышались шаги. Дверь открылась… Я-то уже была к этому готова, а вот подружка вдруг охнула, торопливо прикрыв рот рукой, и побледнела. Потому что в горнице вновь появилось солнышко. Широко улыбаясь, Ленечка приветливо поздоровался с гостями, явно задержав взгляд на очумевшей подруге. Он пригласил нас за стол, но, чтобы зря не отнимать у людей время, мы отказались. Пока Надежда потихоньку приходила в себя, мы со Стасом быстренько изложили Ленечке суть нашей нужды. Тот задумчиво потер подбородок и повторил:
   — Трактор? Знаешь, я думаю, здесь сподручнее будет экскаватор…
* * *
   Несколько минут я сосредоточенно оглядывалась вокруг, чтобы абсолютно точно удостовериться, что не ошиблась. Конечно, со стопроцентной точностью трудно было определить, что это то самое место. К тому же сейчас был белый день и ярко светило солнце, а в прошлый раз было темно и лил проливной дождь.
   — Ну? — нараспев протянула Надька, мимоходом демонстрируя свои неплохие вокальные данные, и покосилась влево. Слева, в трех шагах от нее, стоял златоглавый Ленечка и сосредоточенно наблюдал за моими действиями.
   — Ага, — воскликнула я, увидев висящий на одном из кустов деревянный кол с намотавшейся вокруг колючей проволокой, — это здесь!..
   Я ткнула пальцем в слабо колышущуюся черную поверхность. Стас встал рядом со мной и задумчиво склонил голову:
   — Ты уверена, что здесь настолько глубоко?
   — Глубоко, глубоко, — подтвердил Ленечка, — есть котлованы и по десять метров. Не зря же говорят — места гиблые, никто и связываться не хочет. Здесь чего ни выкопай, все одно зальет, пикнуть не успеешь.
   — Леонид, может, приступим?
   — Конечно! — радостно отозвался тот, они вместе со Стасом отошли к яме и принялись оживленно размахивать руками.
   — Теперь дело за мужчинами, — махнула я рукой, — пойдем в машине посидим, думаю, тут надолго…
   Мы сели в стоящую неподалеку «четверку», позаимствованную за бутылку водки у Надькиного соседа.
   — Ну что, — ухмыльнулась я, устраиваясь поудобнее, — втюрилась?
   Надька томно вздохнула и глянула на меня телячьим взглядом. Здесь все было ясно и без разговоров.
   Меж тем Ленечка удалился в сторону дороги, и через несколько минут из-за кустов послышался рев мотора и лязг гусениц.
   — Первая танковая… — прокомментировала Надька, наблюдая за осторожно вползавшим на изрядно потоптанную полянку экскаватором. — Интересно, что все-таки из всего этого получится?
   Понаблюдав немного за энергично взявшимися за дело мужчинами, я откинула назад спинку сиденья и блаженно закрыла глаза. Единственное, что мне сейчас мешало, это любимая подруга, с настойчивостью навозной мухи жужжавшая над ухом. В какой-то момент я осознала, что Надька повысила голос и повторяет вопрос не в первый раз.
   — А что это ты днем спишь? Не выспалась, что ли? — Я недовольно покосилась в ее сторону, а она вдруг радостно вскинулась и заверещала:
   — Ах, вот оно в чем дело!
   Я-то гляжу! И у Стаса синяки под глазами…
   — Стасу синяки набили… — поправила я, хорошо поняв, что теперь дорогая подружка просто так не отцепится.
   — Ну да… Слушай, Стаська. — Тут она принялась тормошить меня за руку, так что открыть глаза все же пришлось. — Я так за вас рада! Вот ей-богу рада! Стас, он ведь…
   — Я знаю, — улыбаясь, сказала я.
   Надька подпрыгнула на сиденье, отчего машина заходила ходуном, и снова дернула меня за руку:
   — Стась, а бабка-то что?
   Тут я приподнялась на локте и отозвалась:
   — Надька, если скажу — не поверишь…
   Та заволновалась:
   — Так ты скажи сначала…
   — Бабка нас благословила…
   — Иди ты… — недоверчиво протянула Надька и даже переспросила:
   — Бабка Степанида?
   — Ну а кто еще? Мы когда из города вернулись, она немного странная была… Тихая такая, все чего-то думала… А вечером, как спать идти, я на пороге комнаты остановилась, на бабку глянула. Она на меня. Тут Стас подошел и меня обнял. Ну, думаю, сейчас мы оба окажемся на улице… Бабка все смотрит. Стас говорит: «Пошли!», и в комнату шагнул, а Степанида вдруг перекрестилась и говорит: «Подойдите!» Конечно, мы подошли. А она притащила икону… Свечу, говорит, венчальную я уж за вас сожгла… Я тебе честно скажу, мы со Стасом малость растерялись… Ну ты же бабку знаешь… И благословила…
   Надька задумчиво прошептала:
   — Вот тебе и бабка Степанида… — Она немного посидела, уставившись в потолок задумчивым взглядом, и вдруг оживилась:
   — Слушай, Стаська, а как ты догадалась?
   — О чем? — не поняла я, и подруга кивнула за окно на работающий экскаватор. — Ах, это… О чем бы ты переживала, если бы утопила свой «Мерседес»?
   — «Мерседес»? — уточнила Надька. — Я бы не переживала. Я бы сразу повесилась…
   Я согласно кивнула:
   — Это точно… А Ефим первым делом вспомнил о вещах… В багажнике. Понимаешь, мы же ехали в Москву, и никого об этом он предупреждать не собирался… Ни Гордея, ни Бешеного, ни Сову… И когда мы остались без машины, деваться ему уже было некуда. Пришлось искать Бешеного. А пока мы сидели у Бешеного на даче, Ефим куда-то уезжал на его машине. И в это же время я поняла, что Бешеный и не подозревал о том, что мы пытались уехать в Москву. И когда Ефим вернулся, они даже чуть не подрались. Чего уж ему наплел Ефим, не знаю. Но врать он был большой мастер. А я увидела, что его кроссовки перепачканы чем-то весьма странным… — Я потянулась и распахнула дверцу машины. — Смотри…
   Видишь, какая здесь земля? Черная, с зеленью, словно с тиной? Он приезжал сюда и пытался сообразить, как вытащить машину. И поскольку он отсюда не уехал, значит, сделать этого не смог. Поэтому и держал меня как запасной вариант. Чем черт не шутит, вдруг бы чего обломилось…
   — Матерь божья, — вздохнула Надька, — вот сволочонок оказался! Но как смотрел!
   — Да, — согласилась я, — уж чего, а смотреть он умел…
   И, уютно устроившись на сиденье, закрыла глаза и моментально заснула.
   — Стаська, Стаська, иди скорее! — Не разобрав спросонья, в чем дело, я подскочила и едва не боднула головой возбужденно вопящую Надьку. — Вставай же, корова, багажник торчит!
   — Кто торчит? — не сразу въехала я, но тут же вскочила.
   Я шустро вылезла на свежий воздух и подошла к ребятам. Ленечка тем временем поспешно отгонял экскаватор к дороге. Как оказалось, пока он рыл новую яму рядом с той, куда нырнул «Мерседес», земля под тяжелыми гусеницами разъезжалась прямо на глазах. Поэтому Ленечка не стал дожидаться, пока экскаватор присоединится к «Мерседесу». Посмотрев на результаты их трудов, я поняла, что расчет оказался ювелирно точным.
   Новая яма была выкопана с тем расчетом, чтобы слить в нее жижу из первой чуть ниже уровня багажника «Мерседеса». Яма, в которой тот находился, была достаточно узка, чтобы он опустился на колеса, и машина находилась в вертикальном положении. Экскаватор сломал тонкую глиняную перемычку между ямами, и теперь нашим взглядам предстал торчащий вверх густо облепленный грязью багажник.
   — И как его открыть? — Надежда в ожидании переводила взгляд со Стаса на Ленечку и обратно. — Края под ногами плывут…
   — Ничего, — бодро отозвался Стас, — сейчас придумаем…
   Мы с подругой благоразумно удалились на безопасное расстояние, с интересом наблюдая за действиями сильной половины. Часа через полтора раздалось радостное: «Есть!»
   — И что там? — замирая, вопросила подруга.
   — Грязь там, — бодро ответил Ленечка и посмотрел на Стаса: