Бабка сразу оживилась и, довольно улыбнувшись, вступилась за маму:
   — Да что ты. Вера! Ерунда! Сама послушай, как твое имечко звучит — Вера! Первое дело на земле. Да еще не зря говорят: Вера, Надежда да Любовь…
   Они принялись утешать одна другую, потом мама вспомнила:
   — Бог мой, Степанида Михайловна! А рецепт! Уезжать уж, а я совсем запамятовала!
   Они быстро встали и удалились на кухню. Мы с папой переглянулись и, многозначительно покивав друг другу, с уважением посмотрели вслед маме. А Стас негромко рассмеялся и сказал:
   — Далеко тебе до матери, Стаська!
   — Ты у меня дождешься! — пригрозила я ему и вздохнула.
   Похоже, здесь меня обскакали.
   Когда родители садились в машину, я вдруг вспомнила еще один аргумент:
   — Мама! А как же племянник без машины-то? Он через два дня помрет! И до магазина свой зад не донесет.
   Вы его забирайте, а он потом на машине вернется.
   Идея была гениальная, но, к сожалению, не прошла.
   — Не беспокойся, малышик! Я утром Виктору Степановичу позвонила, он уж гонит, наверно. — Она повернулась к бабке Степаниде и пояснила:
   — Это наш сосед, он сейчас в отпуске. На рыбалку едет с друзьями, и ему по дороге. Серьезный мужчина, очень вежливый.
   Бабка согласно закивала и забормотала:
   — Конечно, Вера, о чем речь.
   — Откуда это ты позвонила? — удивилась я. — Твоя пиликалка здесь не берет!
   — Не берет, — улыбнулась мама, — мы со Стасом с утра в город съездили…
   «Надо бы маму в президенты выбрать, — как-то само собой подумалось мне. — А Виктор Степанович вовсе и не сосед. Начальник охраны. А друзья.., да…»
   Я понаблюдала пару минут, как она в сторонке вправляет напоследок Стасу мозги. Он вздыхал и топтался, словно конь, согласно кивая на каждое слово. Выслушав все инструкции, он встал около меня, — окинул критическим взглядом и проронил:
   — Тоже мне, Корона Российской Империи!
   Мама махнула на прощание рукой, расцеловалась с бабкой, и, сверкая начищенными боками, «Мерседес» плавно вырулил из ворот.
   — Ну что делать будем? — поинтересовался Стас; когда мы вернулись в дом.
   — Да что хочешь, то и делай.., шпион… — огрызнулась я, но потом спохватилась:
   — Вообще-то Степаниде Михайловне баньку неплохо было бы срубить… Вот ты бы этим и занялся! Тебе все равно делать нечего… Степанида Михайловна! — заголосила я в сторону бабкиной двери. — Вот тут Стас хочет вам баньку срубить, скажите, что ему делать!
   Стас укоризненно посмотрел на меня, поджав губы, но ничего не сказал. Из комнаты выглянула удивленная бабка:
   — Да что ты, Стас, погоди… И не отдохнул еще, а сразу уж топором махать! Не дело это! Погуляй сначала, отоспись, а потом и разговоры будем разговаривать!
   Согласно покивав ей головой, Стас покосился в мою сторону и расплылся в улыбке до самых ушей:
   — Конечно, Степанида Михайловна, как скажете…
   Коварная выходка моей мамы не давала мне покоя.
   «Чтобы мама оставила Стаса! И вызвала сюда Виктора Степановича! Неужели она и впрямь настолько серьезно отнеслась к этой дурацкой записке? И без Стаса я теперь даже в туалет не смогу сходить! Наверняка по каждому поводу придется ездить с ним в город и докладывать».
   Эти размышления отнюдь не улучшали моего настроения. И вовсе не потому, что Стас был каким-то вредным или приставучим, нет, он был отличным парнем, почти членом нашей семьи. Я к нему так привыкла, что иной раз забывала, что у него имеются собственные родители, которых, надо отдать должное Стасу, он никогда не забывал. Просто сейчас… Даже еще вчера утром я наверняка бы обрадовалась, если бы узнала, что он будет здесь. Но со вчерашнего утра все изменилось. И мне очень хотелось поболтаться по Горелкам, поговорить с подружками и кое-что разузнать…
   — Стаська! — Я очнулась и торопливо сунулась в окошко.
   — Надька, привет! — Увидев улыбающуюся подружку, я поняла, что нашелся человек, которому смогу пожаловаться и который меня поймет. — Заходи скорее!
   — Нет, — махнула рукой Надежда, — я сейчас не могу… «Мерседес» увидела, дай, думаю, спрошу… Родители, что ли, приехали?
   — Ага! Только они уже и уехали.
   — Да? А чего это они так?
   Я вздохнула:
   — Мама за границу уезжает, поэтому неожиданно нагрянули. И Стаса подкинули…
   — Куда подкинули? — удивилась Надька.
   — Куда… Сюда, куда же еще! Будет теперь тут отдыхать.., шпион…
   — А что ты расстроилась-то? — еще больше удивилась Надька. — Он же хороший парень! И почему шпион?
   Тут я изложила подруге всю подноготную неожиданного Стасова отпуска, она поджала губы и сочувственно закивала головой:
   — Ну-у, если Вера Николаевна такую тревогу подняла, я тебе не завидую!
   Сама себе я завидовала еще меньше, потому что маму свою знала гораздо лучше Надьки.
   — Теперь от него не отвяжешься, — пожаловалась я, и, словно нас услышав, в поле зрения показался Стас, облаченный в широкие цветастые шорты, увидев которые я взвыла от смеха и едва не вывалилась в окно.
   Но Стас и ухом не повел. Широко улыбнувшись, он подошел к Надьке и протянул руку.
   — Привет, Надежда! Все хорошеешь?
   Надежда расплылась, словно медовый крендель на солнышке, и радостно запела:
   — Стас! Приве-ет!
   — При-ве-ет! — передразнила я и буркнула:
   — Ну вы тут кудахтайте от счастья, а мне некогда!
   Я скрылась в доме, но мое исчезновение, похоже, никого не расстроило. Надька продолжала щебетать, словно канарейка, в тон ей басил Стас. Мне неоднократно приходилось замечать странности в поведении некоторых особ женского пола при общении с маминым телохранителем: они начинали хихикать, словно их непрерывно щекотали. Однако их старания, насколько я могу судить, ни к какому положительному результату не приводили, в общении со слабой половиной человечества Стас был неизменно галантен, но ровен. Поэтому, решив пожалеть Надькино красноречие, я снова высунулась в окошко и проронила:
   — Дорогая, ты вроде бы куда-то спешила…
   — Ой! — всплеснула руками наша физкультурница. — Спасибо, а я уж совсем забыла! Потом забегу, пока!
   Надька моментально исчезла за смородиновыми кустами, мы со Стасом глянули друг на друга, я растянула рот до ушей и молча удалилась. Переодевшись по случаю жары в легонький сарафан и убедившись, что ни бабки, ни Стаса на горизонте не наблюдается, я огородами направилась к Ирке.
   Жила она на другом конце деревни у своего дядьки, причем еще два года назад, когда я появилась здесь впервые, это была окраина, теперь же все изменилось. Обогнув птичник, я неторопливо прогулялась до продуктовой палатки, купила мороженое и вышла на Иркину улицу. Называлась она улицей Ломоносова и была до неприличности кривой.
   Шагая к Иркиной калитке, я старательно косилась вправо. Именно там, соседствуя садами с улицей Ломоносова, находилась улица 50-летия Октября, та самая, на которую прикатили загадочные гости, разъезжающие на машинах с московскими номерами. Однако буйная растительность сводила на нет все мои старания. Разглядеть соседнюю улицу можно было лишь зимой да поздней осенью. Очутившись во дворе, я окликнула хозяев и, не получив ответа, постучала в окно. Через пару минут на крыльце показалась тетя Лена, жена Иркиного дядьки, полная добродушная женщина, постоянно погруженная в домашние хлопоты.
   — Настя! — Тетя Лена устало заправила под косынку выбившиеся локоны. — Здравствуй, деточка! Ты к Иришке? — Я кивнула, уже сообразив, что Ирки дома нет. — А вы разве не встретились? Она в магазин пошла… Ты что, вокруг обходила?
   — За мороженым завернула… Ладно, догоню ее. Спасибо!
   Почти все магазины в Горелках располагались неподалеку от недавно заасфальтированного глиняного пятачка, расположенного в центре деревни и гордо именуемого площадью Восстания. Кто здесь восставал и по какому поводу, история умалчивает, но это место, по единодушному признанию коренных жителей и многочисленных дачников, само собой считалось местным центром цивилизации, тем более что тут же было расположено первое и оно же последнее административное здание деревни. Оно соседствовало с всенародно признанным и посещаемым заведением «У Лизы», считающимся у населения баром.
   Мои попытки догнать Ирку по дороге успехом не увенчались. Лишь добравшись до продуктового магазина, я увидела в дверях хмурую подружку.
   — Привет, — сказала я, подойдя поближе, — я за тобой от самого твоего дома чапаю…
   — Привет, — вяло отозвалась та, пытаясь улыбнуться, — подождала бы там…
   — Ты чего такая? — Я заглянула Ирке в глаза и с удивлением обнаружила, что подружка их прячет. — Что, в магазине батон свистнула?
   Ирка все-таки усмехнулась:
   — Ты, Настька, иной раз брякнешь!.. Не выспалась просто.
   — А что тебе не спалось? — не унималась я, решив все же выяснить причину ее плохого настроения.
   Ирка глубоко вздохнула и задумалась, явно размышляя, рассказывать ли о причинах поразившей ее бессонницы, и, развернувшись ко мне, сказала:
   — Помнишь этих.., ну что вчера… Надькин воротник порвали?..
   — Ну? — оживилась я. — Случилось что?
   — Да нет же, — поморщилась Ирка, — ничего. Они ведь в семнадцатый дом приехали, к Савченко…
   — К Савченко, к Савченко… — забормотала я, стараясь припомнить. — Это тот пацан, что записку написал?
   — Вроде так…
   — И что?
   — Их участок с дядькиным углами соприкасается. Те два дня ничего, нормально все было, а вчера вечером веселиться принялись, беда. Наверное, как на пляже начали, так и остановиться не смогли! Здорово ты их завела!
   — Вот еще, я тут при чем?
   — Не знаю при чем… Только вот! — Тут Ирка протянула мне сложенный вчетверо лист бумаги.
   «Ирина Захаровна и Анастасия Игоревна! Уезжайте в город». Ни больше ни меньше. Я покрутила листок и так и этак и взглянула на Ирку:
   — И откуда это?
   — Утром нашла. На подоконнике.
   — Почерк вроде тот же?
   Ирка кивнула:
   — Похоже.
   — И что все это может значить?
   — Откуда мне знать? Я только знаю, что это Володькин почерк. К нему, вернее, к его старшему брату, приехала братва…
   — Сразу уж и братва… — засомневалась я.
   — Нет, ты что, слепая? Ты их вчера плохо разглядела, что ли? И брат Вовкин, Вадим, прошлой весной только из тюрьмы вернулся. Это я точно знаю, тетя Лена с Валентиной Петровной дружит, что в пятнадцатом доме живет, как раз рядом с Савченко. А это, видать, однополчане его проведать приехали.
   — А с кем они живут здесь?
   — Да с бабкой, совсем уж старая.
   — Неплохо было бы, конечно, с этим Володей поговорить.
   — Правильно, — с сарказмом в голосе поддакнула Ирка, — сходи к ним, сходи. Не забудь со вчерашними мальчиками парой фраз переброситься. Особенно с тем, с седым.
   Я задумалась. Вожак этой веселой стаи весьма доходчиво посоветовал мне на глаза им не попадаться. Да и мне самой, если по совести, этого не очень хотелось. Хотя кое для кого я бы сделала исключение… Так, опять меня заносит. Он ведь Надьке весь воротник оторвал, значит, сукин сын. Но… Стоп, никаких «но»!
   — Ты же ничего не знаешь! Ко мне вчера родители приехали. И мама записку нашла в сумке. А она, знаешь, как к этим вещам относится? Думала, не отобьюсь. Сегодня утром они с папой уехали, оставили здесь Стаса с букетом инструкций.
   — Да? — неизвестно чему обрадовалась Ирка. Я уже говорила, что одно упоминание о Стасе приводит самых слабонервных женщин в состояние, близкое к эйфории. — Это здорово, хороший парень.
   — Конечно, хороший, — согласилась я, — только когда следит за кем-нибудь другим, а не за тобой.
   С этим Ирка не смогла не согласиться.
   — А что ж ты сейчас одна? — поинтересовалась подружка, подслеповато щурясь и закрывая глаза от солнца ладонью.
   — Да я через окно удрала…
   — А-а!.. А я уж подумала, что это Стас! Похож! — Ирка махнула рукой куда-то мне за спину.
   Я оглянулась и увидела Стаса, с беспечным видом покупающего сигареты в киоске. Едва не зашипев от злости, я снова повернулась к подружке:
   — Записку убери, бога ради!
   Ирка торопливо сунула записку в карман и заулыбалась навстречу Стасу. После взаимных приветствий они начали обмениваться последними новостями. Посчитав, что Ирке достанет ума не брякнуть лишнего, я отошла к киоску. Разглядывая боковую витрину, я потеряла из виду беседующих ребят и вдруг услышала:
   — Привет!
   Я повернула голову и увидела белую надпись «Nike» на зеленой футболке. Посмотрев вверх, встретилась с насмешливыми синими глазами и сверкающей голливудской улыбкой.
   — Как поживаешь?
   — Вашими молитвами, — лениво отозвалась я, а сердце застучало, словно паровой молот, я даже подумала: не слышно ли на улице?
   — Зубки в порядке?
   — Хотите проверить? — притворно удивилась я, трепеща ресницами совершенно против воли.
   — С большим удовольствием.
   — Предлагаете, чтобы я вас укусила?
   — Сделай такое одолжение… — отозвалась, заглядывая мне в глаза, сладкая девичья греза и придвинулась ближе. — Можешь кусать, сколько тебе захочется.
   — А мне не хочется, — объявила я, найдя такое предложение слишком экстравагантным, и отступила на шаг, хотя это совершенно не в моих правилах. — Вы вообще как, в своем уме?
   Он весело засмеялся, закинув голову, и я убедилась, что все зубы у него на месте.
   — Тогда давай просто познакомимся! — выдвинул наконец более приемлемое предложение молодой человек и протянул мне руку:
   — Ефим.
   Пожимать ему руку, памятуя о вчерашней встрече на пляже и здоровенном синяке, я поостереглась, поэтому убрала свои за спину и отозвалась:
   — Анастасия.
   — Очень приятно! Только зря ты меня боишься, я вот как раз и не кусаюсь.
   Рассуждая здраво, сейчас нужно было бы уйти, но со здравым смыслом у меня возникла небольшая проблемка, поэтому я продолжала стоять и пялиться на необъятную грудную клетку с заграничной надписью.
   — Как ваш друг поживает? — вежливо поинтересовалась я.
   — Это ты о ком? О Семене? На котором ты свои зубы проверяла?
   Я пожала плечами:
   — В паспорт ему я не заглядывала. Может, и Семен.
   Мерзкий такой, седой.
   — Ну это Семен. Живой вроде бы. Руку, правда, пришлось забинтовать, а так все в порядке.
   — Жаль, — сказала я.
   — А твой дружок как поживает? — улыбнулся Ефим.
   — Это какой? — не поняла я, а он кивнул головой:
   — Вот этот.
   Оглянувшись, я увидела Стаса с Иркой, внимательно изучающих местную доску объявлений метрах в двадцати от нас.
   — А-а! Это мой брат. Двоюродный, — не моргнув глазом, соврала я и мило улыбнулась.
   — Ясно. А что ты вечером делаешь?
   — Вечером? — безразлично переспросила я, замирая от сладкого ужаса, и пожала плечами:
   — Еще не знаю.
   — Может, встретимся? Тут, конечно, особо не разбежишься, но вот туда можно заглянуть, — он кивнул головой в сторону бара. — Посидим поболтаем?
   С тревогой осознав, что глупею прямо на глазах, я вздернула нос и вздохнула:
   — Нет…
   — Нет? — Мне показалось, что он весьма искренне удивился. — А почему?
   «А ты что, голубок, не привык получать отказов от женщин?» Эта мысль всколыхнула мою задремавшую было беловоронью натуру, и я с удовольствием разглядывала недоумевающего молодого человека.
   — Знаете, — протянула я и продемонстрировала синяк на руке, — с подобными украшениями разгуливать по барам просто как-то неловко… Мало ли что могут подумать люди! Что меня какой-то придурок за руки хватал или и того похуже…
   Ефим округлил глаза и даже сделал попытку потрогать синяк, чего я ему, естественно, не позволила.
   — Однако! — Он покачал головой, и его насмешливая физиономия моментально приобрела выражение глубочайшего раскаяния. — Какая у тебя кожа нежная… Извини, пожалуйста… Я готов искупить…
   Я сделала страшные глаза и с подвыванием пропела:
   — Такие ошибки не искупают… Их смывают.., кровью!
   В первую секунду он остолбенел, потом рассмеялся:
   — Согласен…
   Тут я развернулась и направилась к Ирке со Стасом, на ходу бросив за спину:
   — Моя мама настоятельно рекомендовала мне не знакомиться с мужчинами на улице… Всего хорошего…
   Что делал после этого мой кавалер, не видела, я не оглядывалась.
   — Ну и что ты тут делаешь? — Дойдя до Стаса, я с вызовом уперла руки в бока. — Я теперь до туалета сама дойти не могу?
   — Далековато ты в туалет ходишь… — отозвался Стас с досадой. — Да сдалась ты мне! За сигаретами я пошел, ясно? Оставили здесь в чем есть, думаешь, я от счастья помираю? Ладно, мне еще зубную щетку надо купить, я пошел!
   — Не кипятись! — смягчилась я, решив, что слишком насела на Стаса. Остался он здесь и правда не по собственному желанию, а, так сказать, по производственной необходимости. — Пойдем, я тебе покажу, где щетки продают…
   Когда Стас закупил все мелочи первой необходимости и с ожиданием глянул на меня, я посоветовала:
   — Стас, ты бы себе еще шлепанцы купил, по такой жарище в кроссовках не находишься. И здесь тебе не Москва, здесь все по-простому. К тому же на речку гораздо удобнее ходить. Вон там отдел! — Я ткнула пальцем в нужную сторону и развела руками:
   — Правда, здесь преимущественно товары китайского производства, но что поделаешь!
   Благодарно кивнув головой, Стас двинулся в указанном направлении, а я торопливо добавила:
   — Ну мы пошли! Меня Ира как раз на чай пригласила!
   Ирка удивленно заморгала, но быстро сориентировалась и согласно затрясла головой. Стас остановился как вкопанный, нахмурился, задумался и затем выдал:
   — Во сколько вернешься?
   — Чего-о?! — Я тоже сдвинула брови. — Ты что, меня с кем-то спутал, Стас? Я Анастасия Игоревна Белорецкая, учительница начальных классов, беспартийная, не замужем…А, Стас?
   Он молча развернулся и скрылся за углом, я подмигнула Ирке и дернула ее за руку:
   — А теперь бежим! Стас при исполнении, долго обижаться не может…
   Подружка покачала головой и пустилась за мной вприпрыжку, размахивая на бегу разноцветным полиэтиленовым пакетом. В рекордные сроки достигнув улицы Ломоносова, мы наконец притормозили и двинули чинным шагом.
   И тут Ирка спросила:
   — Этот вчерашний парень сам к тебе подошел?
   — Конечно, сам. Я его не видела, слышу сзади: «Привет!», оглядываюсь — он! Но, надо признаться, парень хорош! — не удержалась я и, к моему удивлению, подружка закивала.
   Я быстренько пересказала ей содержание нашего разговора, Ирка пожала плечами:
   — Ну, может, он и не такой козел, как кажется… Мало ли что Седой выделывал, его-то в тот момент там и не было. Он купался, ты же видела.
   — Видела, — кивнула я, но из чувства противоречия сказала:
   — Но он тоже видел, мог бы вылезти и остановить их.
   — Это только ты у нас всех остановить пытаешься.
   «Каждой амбразуре по собственной груди!» — Ирка вскинула вверх руку, словно на митинге.
   В это время мы добрались до ее крыльца, в окно выглянула тетя Лена:
   — Кваску хотите? Хороший квас получился… Поди, Ира, в погребе возьми… Да идите вон в беседку, в доме-то жарко. Я вам сейчас пирог принесу…
   Пироги тетя Лена делала волшебные, поэтому я резво направилась к беседке, плюхнулась в плетеное кресло и стала ждать. Наконец Ирка показалась в двери погреба, держа в руках большую запотевшую банку с квасом, а из дома меня окликнула тетя Лена. Я подошла, она передала мне в окно пирог с яблоками, и, пуская тягучую голодную слюну, я галопом вернулась в беседку. Ирка разлила квас в кружки, я дрожащими руками нарезала пирог.
   — Ирка! — раздалось за забором, я вздрогнула и торопливо засунула в рот по возможности большой кусок пирога. Голос принадлежал Надьке, а где голос, там и сама Надька, являющаяся чемпионом мира по скоростному съеданию чужих пирогов.
   — Надежда! — отозвалась добросердечная тетя-Лена. — Здравствуй, милая, заходи! Вондевочки в саду, иди пирожка покушай!
   Мы с Иркой затравленно переглянулись и потянулись за новыми кусками, хотя еще не справились с первыми.
   — Господи, да ты подавишься! — воскликнула, увидев нас, Надька и сграбастала мою кружку с квасом.
   Обе мои руки были заняты кусками пирога, поэтому я не могла восстановить справедливость и отнять у нее свой квас.
   — Дай запить! — зарычала я, наконец прожевав.
   Надежда смиренно вернула мне кружку и уселась рядом. Ирка все это время молча моргала на нас из угла, старательно двигая челюстями.
   — А я к тебе зашла, Стас сказал, что вы пошли чай пить. Ну я тоже решила присоединиться.
   — Правильно решила, — вздохнула я. — Слушай, а ты случайно Стасу Иркин адрес не сказала?
   — Да он не спрашивал, — пожала плечами Надька.
   Я было успокоилась, но тут заметила, что пирог исчезает с блюда столь стремительно, словно растворяется в воздухе.
   Пару минут царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь нашим торопливым чавканьем и сопением.
   — Классно! — изрекла наконец Надька, ловко уцепив последний кусок. — Полный отпад!
   Я печально оглядела пустую тарелку и согласно кивнула. Было бы гораздо отпаднее, опоздай она хотя бы на пять минут.
   — Угадай, с кем наша учителка сегодня разговаривала! — подала голос Ирка, отставляя пустую кружку и блаженно потягиваясь в плетеном кресле.
   — Ну и с кем же?
   — Ас тем самым милым мужиком, что твой халат воротника лишил. — Ирка повела глазками в сторону и хихикнула:
   — Предлагал нашей девушке в бар сходить…
   Услышав это, Надька раскрыла рот, словно Ирка сообщила ей о моем твердом и бесповоротном решении лететь на Марс.
   — Да ну? Правда? — Я кивнула, а Надька озлобилась:
   — А воротник мне пришить он не предлагал?
   — Нет, — рассмеялась я.
   — Сукин он сын, — сказала Надька, — воротник начисто оторвал… Надеюсь, ты этому подлецу отказала во внимании?
   — Конечно!
   — Правильно! Хотя вообще-то он весьма и весьма… — Она обвела нас озорным взглядом. — Мужчинка весьма недурен, а? Что скажете?
   — Не в бровь, а в глаз! — прокомментировала учительница русского языка и литературы и мечтательно добавила:
   — Если бы не в подобных обстоятельствах!
   Дружно запечалившись, мы затрясли головами и завздыхали.
   Потратив на обсуждение интересной темы еще минут двадцать, мы успели допить банку кваса и теперь медленно, но верно клевали носами, паузы между словами становились все длиннее, и все труднее было удерживать нить разговора. Наконец Ирка встрепенулась, с трудом выползла из кресла и, глянув на нас сверху вниз, внесла предложение:
   — Может.., это, полежим под яблонькой на одеяльце?
   Полежать под яблонькой на одеяльце было нашим излюбленным занятием во время летних каникул, поэтому, обреченно покивав, мы с Надькой откликнулись на предложение и отправились за одеялом и подушками.
   …Часа через полтора я открыла глаза и зевнула. Рядышком тихо посапывала Надька, хозяйки на одеяле не наблюдалось. Лениво потянувшись, я перевернулась на живот и оглядела сад. Однако участки здесь не подмосковные шесть соток, поэтому я довольно долго вглядывалась в зеленое буйство, пытаясь увидеть оранжевую Иркину футболку. Решив, что она скорее всего в доме, я собралась улечься поудобнее, но тут боковым зрением уловила едва приметное движение в дальних кустах смородины. Любопытство взяло вверх, я поднялась и, потягиваясь, пошла в ту сторону. Добравшись почти до забора, я кашлянула и тут же услышала испуганное:
   — Ой!
   В метре от меня, за кустом, на корточках сидела Ирка, лицо у нее было бледным и, как мне показалось, взволнованным.
   — Да присядь же ты! — досадливо буркнула она. — Отсвечивает, как фонарь!
   Я, плохо соображая, в чем дело, опустилась рядом и уставилась на нее. Она же что-то внимательно и осторожно разглядывала сквозь щель забора, отделяющего их участок от соседнего.
   — Ирка, ты чего? — шепотом поинтересовалась я, завороженная таинственным поведением подруги. — Куда смотришь-то?
   Ирка повернулась ко мне:
   — Не нравится мне все это… — Я терпеливо ждала продолжения, и по мне отчего-то поползли мурашки. — Видишь этот участок? Это уже по 50-летия Октября, тот самый, здесь Савченко живут…
   — Ясно, — отозвалась я, — а что тебе не нравится?
   — Все не нравится. Вон тот сарай, — она показала пальцем на добротный сарай белого кирпича, расположенный неподалеку от забора. Сарай явно был сложен не так давно и по сравнению с самим домом выглядел просто шикарно, — построили в прошлом году, как Вадим из тюрьмы вернулся. Тетя Лена еще все гадала, откуда у них деньги взялись, бабка на одну пенсию живет, Вовка учится, а родители оба на заводе. Так всегда еле концы с концами сводили. А пришел старший из тюрьмы, словно с прииска вернулся. Так это ладно, слава богу, если у людей деньги появились. А сегодня утром тетя Лена с соседкой Валентиной Петровной разговаривала, так та сказала, что Вадим на днях бабку в город отвез, к родителям…
   — Ну и что?
   — Зачем ее летом в город отвозить? Они зимой всегда ездят.
   — Мало ли зачем! — пожала я плечами. — Ничего в этом особенного нет.
   — А я думаю, это он перед приездом своей братвы сделал.
   — И правильно. Чего бабке с ними делать? Одной грязи вовек не вывезешь. Да водку, сама говоришь, они лакают без меры.
   — Ой, нет, — покачала подружка головой. — И знаешь что? На люди показываются, не считая Вадима, девять человек. А вечером.., ну, когда стемнело.., я двенадцать насчитала. В темноте только не разглядишь ничего толком. И, понимаешь, ведут они себя осторожно, вот что мне странно! Какого черта они прячутся? Это во-первых… — Тут подруга таинственно вытаращила глаза и еле слышным шепотом сообщила: