Страница:
Создавая свои произведения, японские мастера часто исходили из эстетической категории «ваби-саби» – красота простоты, что вообще является одной из характерных черт декоративного искусства Страны восходящего солнца. Руководствуясь этим принципом, они создавали подлинно выразительные шедевры, к числу которых относится «Сидящая утка» неизвестного мастера XVIII века.
Керамическая фигурка сидящей птицы покрыта глазурью. Утка плотно прижалась к земле, а голова ее повернута к спине. Основную роль в этом нэцкэ играет контур, силуэт, обрисованный одной непрерывной линией. Это маленький (высотой в 2,6 сантиметра) белый уснувший комочек, в перышках которого играют розовые блики заходящего солнца и нежно-голубой отсвет прозрачной воды. Совсем как в хокку Басё:
Утка прижалась к земле,
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои…
Часы «Павлин» и «Слон»
В XVIII веке Англия славилась в Европе своими замечательными учеными-механиками. Одним из них был Джеймс Кокс – искусный ювелир и изобретатель сложных механизмов. Расцвет его деятельности относится к 1760—1780 годам, когда он имел в Лондоне мастерскую и даже небольшой музей своих работ. В этом музее были выставлены всевозможные замысловатые часы (одни «с вечным заводом»), поющие механические птицы и дорогие игрушки с движущимися фигурами.
Знаменитые часы «Павлин» Д. Кокса, сделанные из позолоченной меди, сейчас выставлены в Павильонном зале Эрмитажа. Первоначально позолота была разноцветной: хвост павлина был золотисто-изумрудный, а его туловище местами покрывали цветные лаки.
Пьедесталом для восточного павлина служит дубовый пенек с кудрявой веткой, поднявшейся над ним на высоту более двух с половиной метров. К дубу еще прикреплен сухой сук, а к нему подвешена на шнуре шарообразная клетка. В этой клетке сидит сделанная из темного серебра сова, а под клеткой расположилась белка. К другой стороне пня приделана еще одна ветка, рядом с которой стоит петух.
Основание самих часов – круглое, подобно выпуклой клумбе, и посеребренное. В прежние времена борт основания был покрыт зеленым лаком, а теперь он украшен большими овальными гранеными хрусталями на красной фольге.
На передней части клумбы-основания стоят шесть грибов: на шляпке самого большого из них, в прорезе, появляются римские цифры (часы) и арабские цифры (минуты). Бег секунд отмечает кузнечик, кружащийся над грибной шляпкой. Другие грибы, а также лежащие на земле желуди и листья скрывают отверстия для завода механизмов. За пнем, в ползучей листве, спрятаны тыквы, на дереве и на земле видны еще улитки, ящерицы и две маленькие белки, а еще здесь есть лягушка и змея.
Когда механизм часов заведен, то скрытые в их основании колокольчики начинают отбивать четверти и часы, а в определенное время шевелятся фигурки птиц. Первой оживает сова: ее клетка вращается, звеня укрепленными на ней колокольчиками. Сова вертит головой, хлопает глазами, одна лапа ее то опускается, то поднимается, как будто птица отбивает такт мелодичному звону.
Когда затихает музыка и замирают движения совы, с легким шумом распускается великолепный павлиний хвост. Сверкнув золотом своих перьев, павлин быстро поворачивается, а когда хвост опускается, павлин возвращается в первоначальное положение. Последним, хрипло кукарекая, пробуждается петух. Так работают эти замечательные часы, и в Павильонный зал Эрмитажа, чтобы полюбоваться ими, всегда приходит много народа.
Часы «Павлин» были куплены у английской герцогини Кингстонской, которая в 1777 году на собственном корабле с грузом художественных ценностей, вывезенных из Англии, приплыла в Санкт-Петербург. Герцогиня щедро дарила свои сокровища Екатерине II, графу Г.А. Потемкину-Таврическому и его секретарю Гарновскому, который впоследствии стал ее фаворитом и наследником имущества герцогини в России.
Хотя мастер Д. Кокс довольно часто ставил подпись на своих произведениях, но на часах «Павлин» ее нет. На медной верхней доске главного механизма только выгравирована большая буква «L» (означающая, может быть, Лондон?). Однако исследователи не сомневаются, что эти замечательные часы сделаны именно Д. Коксом, настолько их стиль характерен для его работ.
Часы были куплены князем Г.А. Потемкиным-Таврическим в 1780 году, но до начала 1790 года описание их не встречается нигде. Первое упоминание знаменитого теперь «Павлина» принадлежит Г.Г. Георги, который в своей книге «Описание столичного города Санкт-Петербурга» говорил о них следующее: «В одной из комнат сего [55]дворца есть искусная работа одного англичанина, имеющая вид кряжа, во внутреннем расположении коего играют куранты и в самое то время сова бьет такт, павлин поднимает крылья, а петух поет. Механик Кулибин привел оные в прежнее их состояние и действие».
Действительно, без великого русского механика-самоучки И.П. Кулибина эта великолепная машина осталась бы в безвестности. Из Англии часы были привезены герцогиней в разобранном виде и, вероятно, еще лет десять лежали бы где-нибудь в дворцовой кладовой, теряя свои части и детали. Например, из 55 граненых хрусталей, лежащих на основании часов, к 1791 году уцелел лишь один.
Но однажды «светлейший князь Потемкин-Таврический пожелал подарить государыне императрице знаменитые часы: одни с павлином, петухом и совою, а другие – со слоном. Но они были испорчены до того, что никто из известных иностранных механиков и мастеров не брался починить их. Один только Г.Г. [56]вызвался починить их, но требовал непомерную цену: 3000 червонных…
И тогда князь призвал И.П. Кулибина и просит: «Пожалуйста, г. Кулибин, возьми моих бедных птичек и слона, оживи и поставь их на ноги – тебе честь и хвала».
В кладовой Таврического дворца мастер И.П. Кулибин нашел 10 больших ящиков (наполовину развалившихся) и две корзины, в которых и были сложены детали и механизмы к этим часам. Он привез их к себе на Васильевский остров, где жил в доме Академии наук, и с первого взгляда гениальный самоучка увидел, что к часам недостает нескольких очень важных механизмов.
Долгое время (почти три недели) И.П. Кулибин только смотрел на «Павлина», однако не видел никакой возможности проникнуть внутрь его. Но однажды на спине загадочной птицы он заметил одно небольшое перышко, которое чуть-чуть отличалось от других. Так механик нашел ключик, с помощью которого и разобрал всю птицу. Сначала И.П. Кулибин отвинтил само это перышко, потом остальные, а когда раскрыл внутренность «Павлина», то увидел его удивительный механизм.
Однако пружины часов лопнули, цепочки порвались, колесики поломались. Многие части и детали вышли из своих мест и повредили другие части «Павлина». Порою трудно было даже догадаться, к чему они относятся, так как недоставало многих частей.
Но прошло время, и И.П. Кулибин все разобрал, разложил на отдельных столах, и, казалось бы, можно было приступать к делу. Но тут мастера вызвали в Яссы к князю Г.А. Потемкину-Таврическому. Собираясь в дорогу, он наказывал старшему сыну разложенные на столах механизмы беречь пуще своего глаза. А в случае пожара, все бросив, сложить их в корзины и вынести в безопасное место. Для этого И.П. Кулибин даже приказал сыну спать в этой комнате.
В самом начале сентября 1791 года сын его вдруг проснулся от шума и крика и увидел свою комнату ярко освещенной от горящих под окном барок с сеном на Неве. В испуге он бросился складывать со столов все механизмы и бросать их в корзины без всякого разбора.
Опасность миновала, но все детали опять оказались перемешанными. После кончины князя И.П. Кулибин все спрашивал, что же теперь делать с этими часами. Вот тогда ему и было поручено починить их за счет государственной казны.
Часы «Павлин» являются теперь одним из сокровищ Эрмитажа, а часы «Слон» только некоторое время пребывали в России. В «Описании вещам, находящимся в Эрмитаже» о них сказано: «Часы бронзовые, золоченые с музыкой, состоящие из слона, покрытого налетом золоченой же бронзы. У него вместо бахромы вынизано мелким жемчугом. На голове слона стоящий на одном колене китаец с молотком, а посередине беседка с сидящею фигурой и держащею на плечах сферу. Наверху палатки из красных и белых хрусталей вертящийся фейерверк. Ход часов устроен в виде горы золоченой бронзы; кругом цыркуль-плаца две связанных лавры из хрусталя и металлового листа. Под оными часами коробка осьмиугольная золоченой бронзы с живописью и белыми вертящимися хрусталями в виде каскада».
Часы «Слон» упоминаются и в описании поэтом Г.Р.Державиным великолепного потемкинского праздника в 1791 году. «Тогда в другой комнате Таврического дворца золотой слон, обвешанный жемчужными бахромами, убранный алмазами и изумрудами, начал обращать хобот. Он был как бы жив. Персиянин, [57]сидящий на нем, ударил в колокол, и сие было возвещением театрального представления».
Часы «Слон» тоже были куплены у герцогини Кингстонской, а в Эрмитаж они поступили из Таврического дворца в конце XVIII века. Некоторые исследователи предполагали, что «Слон» двигался посредством общего с «Павлином» механизма, но это предположение впоследствии оказалось ошибочным. До 1817 года часы «Слон» стояли не только в другой комнате, но и на другом этаже Эрмитажа – третьем. Они располагались на шкафу для гравюр, под стеклянным колпаком из пяти стекол. Следовательно, по размерам своим «Слон» был не больше обычных каминных часов. В 1817 году «Слона», в числе других ценностей, отправили в Персию – в подарок Фет Али Шаху.
Златоустовские клинки
К концу XVIII века Тула продолжала сохранять ведущее положение в оружейном деле России, но в 1811 году возникла идея организовать еще один оружейный центр, который бы «разгрузил» Тулу, взяв на себя производство какого-нибудь определенного вида оружия. Из-за начавшейся Отечественной войны 1812 года этот проект пришлось отложить, и вернулись к нему только после ее окончания. Требовалось найти новый центр, который бы размещался в непосредственной близости от исходных материалов для производства оружия, и, конечно же, его нужно было обеспечить квалифицированными кадрами.
Выбор российского правительства пал на уральский городок Златоуст, так как здесь еще со второй половины XVII века на базе местных залежей руды действовал железоделательный завод. Для организации производства «белого» (холодного) оружия решили пригласить иностранных мастеров, так как в Златоусте предполагалось изготовлять исключительно клинковое оружие. Из Германии – из Золингена и Клингенталя – первоначально рассчитывали пригласить 35 семейств общей численностью более 100 человек. Были заключены соответствующие соглашения, по которым иностранные мастера обязывались не только непосредственно участвовать в производстве холодного оружия, но и – что особенно важно! – передавать свой опыт местным ремесленникам. За каждым иностранцем закреплялось «потребное число для обучения мастерствам русских мастеровых».
Фабрика «белого» оружия была основана в Златоусте в 1815 году у горы Таганай, а уже через год после ее открытия в Санкт-Петербург были отправлены первые изделия. Основную массу оружия, выпускавшегося этой фабрикой, составляло оружие строевое, но не менее важным направлением производства стало и изготовление художественного оружия, или, как оно тогда именовалось, «украшенного». Отчасти именно с этой целью и приглашались тогда опытные иностранцы.
Однако заграничные мастера неохотно делились своими секретами. Один из них, Н. Шааф, уезжая в 1824 году в Петербург, оставил секрет своего производства в запечатанном конверте, который вскоре затерялся среди множества канцелярских бумаг. Обнаружен он был только в конце столетия, но к тому времени русские мастера уже намного опередили своих иностранных учителей.
Сейчас, оценивая искусство Златоуста, обычно отмечают великолепное убранство клинков, а о старых оружейниках говорят как о непревзойденных мастерах «гравюры на стали». И действительно, златоустовский клинок всегда отличим уже одним только сочетанием покрывающей его позолоты и глубокого по тону воронения, на фоне которых обычно располагаются сложные и изящные орнаменты или целая сюжетная композиция.
Наряду с золочением и воронением, уральские мастера-оружейники возродили забытое в XVIII веке травление (или «вытравку»), и в совокупности всех этих приемов они получили основные компоненты для декоративного оформления своих изделий: клинки у них выходили украшенные позолотой, воронением и гравировкой с травлением.
Самым ранним из златоустовских изделий считается парадная сабля, изготовленная для подарка князю Г.С. Волконскому – известному русскому генералу, служившему под началом А.В. Суворова и П.А. Румянцева. В 1803—1816 годы Г.С. Волконский был генерал-губернатором Сибири, куда в то время входил и город Златоуст.
Богатое убранство сабли позволяет безошибочно отнести ее к «украшенному оружию». Длина ее – 106,5 сантиметра, длина клинка – 89,3 сантиметра. Клинок украшен изображением крылатой богини Ники и головами античных воинов, а также стилизованным растительным орнаментом, гербом князей Волконских и вензелем из букв ГСВ – Григорий Семенович Волконский. Эфес сабли сделан из гравированной стали, рукоять – из черного дерева с накладными серебряными звездочками и монограммой в венке, ножны – железные полированные. Превосходная техника исполнения и позволила оружейникам, варьируя различные приемы, воплотить свои замыслы наиболее выразительными средствами.
А между тем столичный Петербург требовал доставки «украшенного оружия» ежегодно. В 1820 году в российскую столицу была отправлена новая партия художественного оружия, в которую входили офицерская сабля с вытравленными на клинке сюжетами сражений, две сабли с «возвышенною позолотой», два палаша тоже с «возвышенной позолотой» и с изображениями сражений, а также две пехотные шпаги и две кавалерийские. После получения этого «белого оружия» Горный департамент дал Златоустовской оружейной фабрике такое указание: «Требуется, чтобы каждый год была такая доставка, а честь и обязанность начальства должны состоять в том, чтобы последующая доставка превосходила в совершенстве предыдущую».
Большое количество «украшенного оружия» было сделано в 1824 году – к приезду в Златоуст Александра I. Российскому царю поднесли двенадцать художественных изделий – сабли и шпаги. Некоторые из них были украшены чрезвычайно сложными рисунками, исполненными позолотой. Тут были и бегство Наполеона из Москвы, и переход русских войск через Березину, и несколько сражений Отечественной войны 1812 года. А на одной из сабель была изображена встреча Александра I в Златоусте с надписью: «Государю Императору счастливый Златоуст».
В первой половине XIX века Златоустовская оружейная фабрика много работала для промышленных выставок. Так, на Первой промышленной выставке в Петербурге в 1829 году изделия из Златоуста были признаны одними из лучших экспонатов. На ней были представлены меч в ножнах из слоновой кости; сабля, украшенная каменьями с изображением на клинке «мира при Эривани»; сабля с изображением сражения при Варне и еще одна сабля, на одной стороне которой был представлен вход русских войск в Париж, а на другой – сражение при Фаршампануазе.
Как уже говорилось выше, молодые русские ученики не только быстро освоили практику иностранных мастеров, но и творчески восприняли переданные им навыки. В числе тех, кто специализировались на изготовлении «украшенного оружия», оказались и братья Бушуевы. Происходили они из семьи живописца и чертежника местного железоделательного завода. Младший брат, Ефим, известен как талантливый рисовальщик. С именем старшего брата, Ивана Николаевича Бушуева, связано создание едва ли не самых замечательных оружейных произведений. Иван Бушуев в расчетных ведомостях значился по клинковому отделению, но он владел двумя специальностями – был мастером по выковке клинков и в то же время художником. Первые изделия его не сохранились (или пока еще не выявлены), а первые подписанные им относятся к 1823 году.
В художественном отношении из ранних работ И. Бушуева очень интересен охотничий нож, на обеих сторонах клинка которого, по вороненому и вытравленному крапом фону, золотом наведен орнамент с изображением сцен охоты. В центре первого сюжета представлен кабан, преследуемый собаками, одна из которых уже хватает его за морду, а другая бросается сзади. Впереди пеший охотник пронзает кабана рогатиной, а позади скачет конный охотник с обнаженным ножом.
На другой стороне клинка представлена охота на медведя. В центре сюжетной композиции помещен медведь, поднявшийся на задние лапы. Собаки рвут его – одна вцепилась медведю в грудь, другая в спину, третья хватает его за ногу. Спереди охотник пронзает медведя рогатиной, а другой, трубя в рог, подходит сзади с такой же рогатиной.
Оба эти сюжета выполнены просто великолепно: мягкая густая позолота выразительно моделирует формы людей, прекрасно выявлены их мускулатура, а также стремительные и вместе с тем ритмичные движения.
В 1827 году Иван Бушуев вместе с другими мастерами изготовил так называемый «Технический кабинет» для поднесения его в подарок наследнику престола. «Технический кабинет» представлял собой коллекцию холодного оружия в различных стадиях процесса его изготовления, начиная с простой болванки и заканчивая готовой шашкой, с соответствующими чертежами. Как лучший мастер-художник Иван Бушуев был откомандирован (вместе с другим мастером Д. Вольферцем) в Петербург – для сопровождения туда «Технического кабинета» и на случай, если потребуются добавления и исправления художественной отделки. В октябре 1827 года «Кабинет» был представлен российскому императору и наследнику престола, которые были очень довольны произведением златоустовских мастеров и дали ему блестящую оценку – «как в отношении технической цели, так и за совершенство отделки, ясность и точность вещей».
Все, кто принимал непосредственно участие в изготовлении «Технического кабинета», были представлены к награде. Директор оружейной фабрики Оливьер, унтершихтмейстер И. Бушуев и оружейный мастер Д. Вольферц получили бриллиантовые перстни, а остальным мастерам было выдано 600 рублей награды путем раздачи этих денег по «усмотрению директора».
Современники так отзывались об Иване Бушуеве: «Бушуев – молодой человек, обещает много хорошего, ибо имеет страсть к своему художеству и душу пылкую». Недаром среди уральских сказов сохранилась о нем такая легенда.
Немец Штоф [58]имел «руку твердую, и рисунок у него был четкий, но мало живости, и фигуры у него не дышат». И вот молодой русский оружейник Иван Бушуев, по совету своей невесты, создает крылатых коней, полных жизни и движения. Однако стоявшие тогда во главе производства иностранные мастера забраковали его работу за «нереальность изображенного: мол, крылатых коней не бывает». Но тут приехал на Златоустовскую оружейную фабрику царь, а вместе с ним один генерал – участник Отечественной войны 1812 года. Русские оружейники показали ему саблю Ивана Бушуева с крылатыми конями. Генерал пришел от нее в восторг, поцеловал русского умельца и назвал его крылатым мастером. С тех пор и прилепилось к нему прозвище – Ивашко Крылатко!
Розеттский камень
В июльский день 1799 года, во время египетской экспедиции Наполеона, при рытье окопов в укреплении Сен-Жюльен в устье Нила, недалеко от города Розетты, из земли был вырыт большой черный камень. Базальтовая плита, обломанная по краям, была покрыта непонятными письменами. «Верхняя часть ее значительно отломана и содержала четырнадцать строк иероглифов, фигуры которых размером в шесть линий расположены слева направо, следуя не общему для восточных языков направлению, а направлению наших европейских языков.
Вторая надпись под иероглифической частью наиболее полная. Она состоит из 32 строк алфавитных письмен, которые следуют в обратном направлении по отношению к верхней надписи, и характер ее неизвестен.
Третья часть, расположенная непосредственно под двумя предшествующими, является греческой надписью, выполненной архаическими буквами. Она содержит 54 строки, последние из которых лишены большей или меньшей своей части вследствие того, что от одного из нижних углов отломан треугольный кусок».
Французские офицеры, однако, сразу оценили свою находку, и генерал Мену тотчас отдал приказание перевести греческий текст, начертанный на камне. Греческая надпись, которая читалась легко, рассказала о постановлении жрецов в честь египетского царя Птолемея Епифана (грека по происхождению), который правил в 196 году до нашей эры. Он оказал жрецам ряд милостей, и в благодарность за это они решили поставить его статую рядом со статуей верховного божества, а также объявить день рождения царя и день восшествия его на престол днями храмовых праздников.
Однако две другие надписи прочесть никто не мог. Что это иероглифы, знали со слов греческих писателей. Геродота, например, сильно поразил египетский способ письма: «Эллины пишут и считают от левой руки к правой, а египтяне от правой к левой, хотя и утверждают, что они пишут к правой руке, а эллины к левой. Египтяне употребляют двоякое письмо: одно называют священным, другое – народным, простым». Об этом же говорил и другой ученый грек – Диодор, да и в греческом тексте Розеттского камня говорилось, что то же самое содержание повторено дважды по-египетски: священными иероглифами и демотическими (народными) письменами.
Сами египтяне называли иероглифику «письмом слова бога», то есть почитали его за откровение свыше. Покровителем знаний и письма в египетской мифологии считался великий и всемогущий Тот – бог луны, мудрости, счета и письма. Тот создал письменность и научил людей счету и письму, египетские писцы считали его своим покровителем и перед началом работы совершали ему возлияния. Он разделил время на месяцы и годы, его называли «владыкой времени», так как он записывал дни рождения и смерти людей и вел летописи. Тот управлял «всеми языками» и сам считался языком бога Птаха. Египтяне именовали его «писцом отменным, с чистыми руками… писцом истины, ненавидящим грех, хранителем кисти Владыки Мира, владыкой законов».
Розеттский камень сначала выставили в Египетском институте в Каире, основанном Наполеоном для руководства исследованиями этой страны. Но вскоре английский флот нанес французам поражение и грозил отрезать французские войска от Франции. Остатки наполеоновской армии вернулись обратно, англичане укрепились в Египте, и по договору 1801 года они получили Розеттский камень. Базальтовую плиту увезли в Англию и выставили в Британском национальном музее.
Как только копия Розеттского камня появилась в Европе, ученые разных стран принялись изучать его надписи, но стоявшая перед ними задача была очень трудной. Хотя содержание всех трех надписей было известно, этого оказалось мало. Необходимо было выяснить значение каждого отдельного священного иероглифа, каждого демотического знака; нужно было понять, каким образом из этих знаков составлялись слова, как они произносились, какие были у египтян грамматические правила.
Прошло более 20 лет, прежде чем был найден правильный путь к дешифровке египетских иероглифов. В это время во французском городе Гренобле жил (у старшего брата Жака-Жозефа) Жан Франсуа Шампольон. Здесь он познакомился с египетской коллекцией ученого Ж.Б. Фурье, участника египетской экспедиции Наполеона. Назначенный губернатором департамента Изера, французский ученый, помимо служебных обязанностей, был занят составлением обширного предисловия к знаменитому труду «Описание Египта».
В доме Ж.Б. Фурье можно было видеть прекрасные рисунки с изображением древнеегипетских памятников, тогда еще никому не известных, здесь было немало и подлинных вещей. Гостеприимный хозяин охотно рассказывал о Египте старшему Шампольону, который исполнял у него обязанности домашнего секретаря.
Однажды Жак-Жозеф привел с собой младшего брата, и с тех пор тот «заболел» Египтом. Впоследствии он признавался, что уже в первое посещение дома Ж.Б. Фурье его охватило страстное желание расшифровать непонятные египетские иероглифы. [59]
Однако одиннадцатилетний Жан Франсуа Шампольон понимал всю трудность поставленной перед собой цели, и в течение нескольких лет он изучил буквально все, что было написано за последние 2500 лет о Египте и иероглифах. Еще на девятом году жизни Жан Франсуа знал греческий и латинский (освоив их по книгам отца-книготорговца), в одиннадцать лет он читал Библию в древнееврейском оригинале, в тринадцать – изучил арабский и вскоре коптский языки, в пятнадцать – персидский и труднейшие языки Древнего Востока: зендский, пехлеви и санскрит (для развлечения еще и китайский).
Таким образом, к 25 годам Жан Франсуа Шампольон оказался во всеоружии для наступления на египетские иероглифы. Прежде всего он стремился понять, что же они собой представляют. Попытки расшифровать их делались и другими учеными, [60]но они открыли значение только отдельных знаков, добившись этим лишь частичных успехов.
Керамическая фигурка сидящей птицы покрыта глазурью. Утка плотно прижалась к земле, а голова ее повернута к спине. Основную роль в этом нэцкэ играет контур, силуэт, обрисованный одной непрерывной линией. Это маленький (высотой в 2,6 сантиметра) белый уснувший комочек, в перышках которого играют розовые блики заходящего солнца и нежно-голубой отсвет прозрачной воды. Совсем как в хокку Басё:
Утка прижалась к земле,
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои…
Часы «Павлин» и «Слон»
Знаменитые часы «Павлин» Д. Кокса, сделанные из позолоченной меди, сейчас выставлены в Павильонном зале Эрмитажа. Первоначально позолота была разноцветной: хвост павлина был золотисто-изумрудный, а его туловище местами покрывали цветные лаки.
Пьедесталом для восточного павлина служит дубовый пенек с кудрявой веткой, поднявшейся над ним на высоту более двух с половиной метров. К дубу еще прикреплен сухой сук, а к нему подвешена на шнуре шарообразная клетка. В этой клетке сидит сделанная из темного серебра сова, а под клеткой расположилась белка. К другой стороне пня приделана еще одна ветка, рядом с которой стоит петух.
Основание самих часов – круглое, подобно выпуклой клумбе, и посеребренное. В прежние времена борт основания был покрыт зеленым лаком, а теперь он украшен большими овальными гранеными хрусталями на красной фольге.
На передней части клумбы-основания стоят шесть грибов: на шляпке самого большого из них, в прорезе, появляются римские цифры (часы) и арабские цифры (минуты). Бег секунд отмечает кузнечик, кружащийся над грибной шляпкой. Другие грибы, а также лежащие на земле желуди и листья скрывают отверстия для завода механизмов. За пнем, в ползучей листве, спрятаны тыквы, на дереве и на земле видны еще улитки, ящерицы и две маленькие белки, а еще здесь есть лягушка и змея.
Когда механизм часов заведен, то скрытые в их основании колокольчики начинают отбивать четверти и часы, а в определенное время шевелятся фигурки птиц. Первой оживает сова: ее клетка вращается, звеня укрепленными на ней колокольчиками. Сова вертит головой, хлопает глазами, одна лапа ее то опускается, то поднимается, как будто птица отбивает такт мелодичному звону.
Когда затихает музыка и замирают движения совы, с легким шумом распускается великолепный павлиний хвост. Сверкнув золотом своих перьев, павлин быстро поворачивается, а когда хвост опускается, павлин возвращается в первоначальное положение. Последним, хрипло кукарекая, пробуждается петух. Так работают эти замечательные часы, и в Павильонный зал Эрмитажа, чтобы полюбоваться ими, всегда приходит много народа.
Часы «Павлин» были куплены у английской герцогини Кингстонской, которая в 1777 году на собственном корабле с грузом художественных ценностей, вывезенных из Англии, приплыла в Санкт-Петербург. Герцогиня щедро дарила свои сокровища Екатерине II, графу Г.А. Потемкину-Таврическому и его секретарю Гарновскому, который впоследствии стал ее фаворитом и наследником имущества герцогини в России.
Хотя мастер Д. Кокс довольно часто ставил подпись на своих произведениях, но на часах «Павлин» ее нет. На медной верхней доске главного механизма только выгравирована большая буква «L» (означающая, может быть, Лондон?). Однако исследователи не сомневаются, что эти замечательные часы сделаны именно Д. Коксом, настолько их стиль характерен для его работ.
Часы были куплены князем Г.А. Потемкиным-Таврическим в 1780 году, но до начала 1790 года описание их не встречается нигде. Первое упоминание знаменитого теперь «Павлина» принадлежит Г.Г. Георги, который в своей книге «Описание столичного города Санкт-Петербурга» говорил о них следующее: «В одной из комнат сего [55]дворца есть искусная работа одного англичанина, имеющая вид кряжа, во внутреннем расположении коего играют куранты и в самое то время сова бьет такт, павлин поднимает крылья, а петух поет. Механик Кулибин привел оные в прежнее их состояние и действие».
Действительно, без великого русского механика-самоучки И.П. Кулибина эта великолепная машина осталась бы в безвестности. Из Англии часы были привезены герцогиней в разобранном виде и, вероятно, еще лет десять лежали бы где-нибудь в дворцовой кладовой, теряя свои части и детали. Например, из 55 граненых хрусталей, лежащих на основании часов, к 1791 году уцелел лишь один.
Но однажды «светлейший князь Потемкин-Таврический пожелал подарить государыне императрице знаменитые часы: одни с павлином, петухом и совою, а другие – со слоном. Но они были испорчены до того, что никто из известных иностранных механиков и мастеров не брался починить их. Один только Г.Г. [56]вызвался починить их, но требовал непомерную цену: 3000 червонных…
И тогда князь призвал И.П. Кулибина и просит: «Пожалуйста, г. Кулибин, возьми моих бедных птичек и слона, оживи и поставь их на ноги – тебе честь и хвала».
В кладовой Таврического дворца мастер И.П. Кулибин нашел 10 больших ящиков (наполовину развалившихся) и две корзины, в которых и были сложены детали и механизмы к этим часам. Он привез их к себе на Васильевский остров, где жил в доме Академии наук, и с первого взгляда гениальный самоучка увидел, что к часам недостает нескольких очень важных механизмов.
Долгое время (почти три недели) И.П. Кулибин только смотрел на «Павлина», однако не видел никакой возможности проникнуть внутрь его. Но однажды на спине загадочной птицы он заметил одно небольшое перышко, которое чуть-чуть отличалось от других. Так механик нашел ключик, с помощью которого и разобрал всю птицу. Сначала И.П. Кулибин отвинтил само это перышко, потом остальные, а когда раскрыл внутренность «Павлина», то увидел его удивительный механизм.
Однако пружины часов лопнули, цепочки порвались, колесики поломались. Многие части и детали вышли из своих мест и повредили другие части «Павлина». Порою трудно было даже догадаться, к чему они относятся, так как недоставало многих частей.
Но прошло время, и И.П. Кулибин все разобрал, разложил на отдельных столах, и, казалось бы, можно было приступать к делу. Но тут мастера вызвали в Яссы к князю Г.А. Потемкину-Таврическому. Собираясь в дорогу, он наказывал старшему сыну разложенные на столах механизмы беречь пуще своего глаза. А в случае пожара, все бросив, сложить их в корзины и вынести в безопасное место. Для этого И.П. Кулибин даже приказал сыну спать в этой комнате.
В самом начале сентября 1791 года сын его вдруг проснулся от шума и крика и увидел свою комнату ярко освещенной от горящих под окном барок с сеном на Неве. В испуге он бросился складывать со столов все механизмы и бросать их в корзины без всякого разбора.
Опасность миновала, но все детали опять оказались перемешанными. После кончины князя И.П. Кулибин все спрашивал, что же теперь делать с этими часами. Вот тогда ему и было поручено починить их за счет государственной казны.
Часы «Павлин» являются теперь одним из сокровищ Эрмитажа, а часы «Слон» только некоторое время пребывали в России. В «Описании вещам, находящимся в Эрмитаже» о них сказано: «Часы бронзовые, золоченые с музыкой, состоящие из слона, покрытого налетом золоченой же бронзы. У него вместо бахромы вынизано мелким жемчугом. На голове слона стоящий на одном колене китаец с молотком, а посередине беседка с сидящею фигурой и держащею на плечах сферу. Наверху палатки из красных и белых хрусталей вертящийся фейерверк. Ход часов устроен в виде горы золоченой бронзы; кругом цыркуль-плаца две связанных лавры из хрусталя и металлового листа. Под оными часами коробка осьмиугольная золоченой бронзы с живописью и белыми вертящимися хрусталями в виде каскада».
Часы «Слон» упоминаются и в описании поэтом Г.Р.Державиным великолепного потемкинского праздника в 1791 году. «Тогда в другой комнате Таврического дворца золотой слон, обвешанный жемчужными бахромами, убранный алмазами и изумрудами, начал обращать хобот. Он был как бы жив. Персиянин, [57]сидящий на нем, ударил в колокол, и сие было возвещением театрального представления».
Часы «Слон» тоже были куплены у герцогини Кингстонской, а в Эрмитаж они поступили из Таврического дворца в конце XVIII века. Некоторые исследователи предполагали, что «Слон» двигался посредством общего с «Павлином» механизма, но это предположение впоследствии оказалось ошибочным. До 1817 года часы «Слон» стояли не только в другой комнате, но и на другом этаже Эрмитажа – третьем. Они располагались на шкафу для гравюр, под стеклянным колпаком из пяти стекол. Следовательно, по размерам своим «Слон» был не больше обычных каминных часов. В 1817 году «Слона», в числе других ценностей, отправили в Персию – в подарок Фет Али Шаху.
Златоустовские клинки
Выбор российского правительства пал на уральский городок Златоуст, так как здесь еще со второй половины XVII века на базе местных залежей руды действовал железоделательный завод. Для организации производства «белого» (холодного) оружия решили пригласить иностранных мастеров, так как в Златоусте предполагалось изготовлять исключительно клинковое оружие. Из Германии – из Золингена и Клингенталя – первоначально рассчитывали пригласить 35 семейств общей численностью более 100 человек. Были заключены соответствующие соглашения, по которым иностранные мастера обязывались не только непосредственно участвовать в производстве холодного оружия, но и – что особенно важно! – передавать свой опыт местным ремесленникам. За каждым иностранцем закреплялось «потребное число для обучения мастерствам русских мастеровых».
Фабрика «белого» оружия была основана в Златоусте в 1815 году у горы Таганай, а уже через год после ее открытия в Санкт-Петербург были отправлены первые изделия. Основную массу оружия, выпускавшегося этой фабрикой, составляло оружие строевое, но не менее важным направлением производства стало и изготовление художественного оружия, или, как оно тогда именовалось, «украшенного». Отчасти именно с этой целью и приглашались тогда опытные иностранцы.
Однако заграничные мастера неохотно делились своими секретами. Один из них, Н. Шааф, уезжая в 1824 году в Петербург, оставил секрет своего производства в запечатанном конверте, который вскоре затерялся среди множества канцелярских бумаг. Обнаружен он был только в конце столетия, но к тому времени русские мастера уже намного опередили своих иностранных учителей.
Сейчас, оценивая искусство Златоуста, обычно отмечают великолепное убранство клинков, а о старых оружейниках говорят как о непревзойденных мастерах «гравюры на стали». И действительно, златоустовский клинок всегда отличим уже одним только сочетанием покрывающей его позолоты и глубокого по тону воронения, на фоне которых обычно располагаются сложные и изящные орнаменты или целая сюжетная композиция.
Наряду с золочением и воронением, уральские мастера-оружейники возродили забытое в XVIII веке травление (или «вытравку»), и в совокупности всех этих приемов они получили основные компоненты для декоративного оформления своих изделий: клинки у них выходили украшенные позолотой, воронением и гравировкой с травлением.
Самым ранним из златоустовских изделий считается парадная сабля, изготовленная для подарка князю Г.С. Волконскому – известному русскому генералу, служившему под началом А.В. Суворова и П.А. Румянцева. В 1803—1816 годы Г.С. Волконский был генерал-губернатором Сибири, куда в то время входил и город Златоуст.
Богатое убранство сабли позволяет безошибочно отнести ее к «украшенному оружию». Длина ее – 106,5 сантиметра, длина клинка – 89,3 сантиметра. Клинок украшен изображением крылатой богини Ники и головами античных воинов, а также стилизованным растительным орнаментом, гербом князей Волконских и вензелем из букв ГСВ – Григорий Семенович Волконский. Эфес сабли сделан из гравированной стали, рукоять – из черного дерева с накладными серебряными звездочками и монограммой в венке, ножны – железные полированные. Превосходная техника исполнения и позволила оружейникам, варьируя различные приемы, воплотить свои замыслы наиболее выразительными средствами.
А между тем столичный Петербург требовал доставки «украшенного оружия» ежегодно. В 1820 году в российскую столицу была отправлена новая партия художественного оружия, в которую входили офицерская сабля с вытравленными на клинке сюжетами сражений, две сабли с «возвышенною позолотой», два палаша тоже с «возвышенной позолотой» и с изображениями сражений, а также две пехотные шпаги и две кавалерийские. После получения этого «белого оружия» Горный департамент дал Златоустовской оружейной фабрике такое указание: «Требуется, чтобы каждый год была такая доставка, а честь и обязанность начальства должны состоять в том, чтобы последующая доставка превосходила в совершенстве предыдущую».
Большое количество «украшенного оружия» было сделано в 1824 году – к приезду в Златоуст Александра I. Российскому царю поднесли двенадцать художественных изделий – сабли и шпаги. Некоторые из них были украшены чрезвычайно сложными рисунками, исполненными позолотой. Тут были и бегство Наполеона из Москвы, и переход русских войск через Березину, и несколько сражений Отечественной войны 1812 года. А на одной из сабель была изображена встреча Александра I в Златоусте с надписью: «Государю Императору счастливый Златоуст».
В первой половине XIX века Златоустовская оружейная фабрика много работала для промышленных выставок. Так, на Первой промышленной выставке в Петербурге в 1829 году изделия из Златоуста были признаны одними из лучших экспонатов. На ней были представлены меч в ножнах из слоновой кости; сабля, украшенная каменьями с изображением на клинке «мира при Эривани»; сабля с изображением сражения при Варне и еще одна сабля, на одной стороне которой был представлен вход русских войск в Париж, а на другой – сражение при Фаршампануазе.
Как уже говорилось выше, молодые русские ученики не только быстро освоили практику иностранных мастеров, но и творчески восприняли переданные им навыки. В числе тех, кто специализировались на изготовлении «украшенного оружия», оказались и братья Бушуевы. Происходили они из семьи живописца и чертежника местного железоделательного завода. Младший брат, Ефим, известен как талантливый рисовальщик. С именем старшего брата, Ивана Николаевича Бушуева, связано создание едва ли не самых замечательных оружейных произведений. Иван Бушуев в расчетных ведомостях значился по клинковому отделению, но он владел двумя специальностями – был мастером по выковке клинков и в то же время художником. Первые изделия его не сохранились (или пока еще не выявлены), а первые подписанные им относятся к 1823 году.
В художественном отношении из ранних работ И. Бушуева очень интересен охотничий нож, на обеих сторонах клинка которого, по вороненому и вытравленному крапом фону, золотом наведен орнамент с изображением сцен охоты. В центре первого сюжета представлен кабан, преследуемый собаками, одна из которых уже хватает его за морду, а другая бросается сзади. Впереди пеший охотник пронзает кабана рогатиной, а позади скачет конный охотник с обнаженным ножом.
На другой стороне клинка представлена охота на медведя. В центре сюжетной композиции помещен медведь, поднявшийся на задние лапы. Собаки рвут его – одна вцепилась медведю в грудь, другая в спину, третья хватает его за ногу. Спереди охотник пронзает медведя рогатиной, а другой, трубя в рог, подходит сзади с такой же рогатиной.
Оба эти сюжета выполнены просто великолепно: мягкая густая позолота выразительно моделирует формы людей, прекрасно выявлены их мускулатура, а также стремительные и вместе с тем ритмичные движения.
В 1827 году Иван Бушуев вместе с другими мастерами изготовил так называемый «Технический кабинет» для поднесения его в подарок наследнику престола. «Технический кабинет» представлял собой коллекцию холодного оружия в различных стадиях процесса его изготовления, начиная с простой болванки и заканчивая готовой шашкой, с соответствующими чертежами. Как лучший мастер-художник Иван Бушуев был откомандирован (вместе с другим мастером Д. Вольферцем) в Петербург – для сопровождения туда «Технического кабинета» и на случай, если потребуются добавления и исправления художественной отделки. В октябре 1827 года «Кабинет» был представлен российскому императору и наследнику престола, которые были очень довольны произведением златоустовских мастеров и дали ему блестящую оценку – «как в отношении технической цели, так и за совершенство отделки, ясность и точность вещей».
Все, кто принимал непосредственно участие в изготовлении «Технического кабинета», были представлены к награде. Директор оружейной фабрики Оливьер, унтершихтмейстер И. Бушуев и оружейный мастер Д. Вольферц получили бриллиантовые перстни, а остальным мастерам было выдано 600 рублей награды путем раздачи этих денег по «усмотрению директора».
Современники так отзывались об Иване Бушуеве: «Бушуев – молодой человек, обещает много хорошего, ибо имеет страсть к своему художеству и душу пылкую». Недаром среди уральских сказов сохранилась о нем такая легенда.
Немец Штоф [58]имел «руку твердую, и рисунок у него был четкий, но мало живости, и фигуры у него не дышат». И вот молодой русский оружейник Иван Бушуев, по совету своей невесты, создает крылатых коней, полных жизни и движения. Однако стоявшие тогда во главе производства иностранные мастера забраковали его работу за «нереальность изображенного: мол, крылатых коней не бывает». Но тут приехал на Златоустовскую оружейную фабрику царь, а вместе с ним один генерал – участник Отечественной войны 1812 года. Русские оружейники показали ему саблю Ивана Бушуева с крылатыми конями. Генерал пришел от нее в восторг, поцеловал русского умельца и назвал его крылатым мастером. С тех пор и прилепилось к нему прозвище – Ивашко Крылатко!
Розеттский камень
Вторая надпись под иероглифической частью наиболее полная. Она состоит из 32 строк алфавитных письмен, которые следуют в обратном направлении по отношению к верхней надписи, и характер ее неизвестен.
Третья часть, расположенная непосредственно под двумя предшествующими, является греческой надписью, выполненной архаическими буквами. Она содержит 54 строки, последние из которых лишены большей или меньшей своей части вследствие того, что от одного из нижних углов отломан треугольный кусок».
Французские офицеры, однако, сразу оценили свою находку, и генерал Мену тотчас отдал приказание перевести греческий текст, начертанный на камне. Греческая надпись, которая читалась легко, рассказала о постановлении жрецов в честь египетского царя Птолемея Епифана (грека по происхождению), который правил в 196 году до нашей эры. Он оказал жрецам ряд милостей, и в благодарность за это они решили поставить его статую рядом со статуей верховного божества, а также объявить день рождения царя и день восшествия его на престол днями храмовых праздников.
Однако две другие надписи прочесть никто не мог. Что это иероглифы, знали со слов греческих писателей. Геродота, например, сильно поразил египетский способ письма: «Эллины пишут и считают от левой руки к правой, а египтяне от правой к левой, хотя и утверждают, что они пишут к правой руке, а эллины к левой. Египтяне употребляют двоякое письмо: одно называют священным, другое – народным, простым». Об этом же говорил и другой ученый грек – Диодор, да и в греческом тексте Розеттского камня говорилось, что то же самое содержание повторено дважды по-египетски: священными иероглифами и демотическими (народными) письменами.
Сами египтяне называли иероглифику «письмом слова бога», то есть почитали его за откровение свыше. Покровителем знаний и письма в египетской мифологии считался великий и всемогущий Тот – бог луны, мудрости, счета и письма. Тот создал письменность и научил людей счету и письму, египетские писцы считали его своим покровителем и перед началом работы совершали ему возлияния. Он разделил время на месяцы и годы, его называли «владыкой времени», так как он записывал дни рождения и смерти людей и вел летописи. Тот управлял «всеми языками» и сам считался языком бога Птаха. Египтяне именовали его «писцом отменным, с чистыми руками… писцом истины, ненавидящим грех, хранителем кисти Владыки Мира, владыкой законов».
Розеттский камень сначала выставили в Египетском институте в Каире, основанном Наполеоном для руководства исследованиями этой страны. Но вскоре английский флот нанес французам поражение и грозил отрезать французские войска от Франции. Остатки наполеоновской армии вернулись обратно, англичане укрепились в Египте, и по договору 1801 года они получили Розеттский камень. Базальтовую плиту увезли в Англию и выставили в Британском национальном музее.
Как только копия Розеттского камня появилась в Европе, ученые разных стран принялись изучать его надписи, но стоявшая перед ними задача была очень трудной. Хотя содержание всех трех надписей было известно, этого оказалось мало. Необходимо было выяснить значение каждого отдельного священного иероглифа, каждого демотического знака; нужно было понять, каким образом из этих знаков составлялись слова, как они произносились, какие были у египтян грамматические правила.
Прошло более 20 лет, прежде чем был найден правильный путь к дешифровке египетских иероглифов. В это время во французском городе Гренобле жил (у старшего брата Жака-Жозефа) Жан Франсуа Шампольон. Здесь он познакомился с египетской коллекцией ученого Ж.Б. Фурье, участника египетской экспедиции Наполеона. Назначенный губернатором департамента Изера, французский ученый, помимо служебных обязанностей, был занят составлением обширного предисловия к знаменитому труду «Описание Египта».
В доме Ж.Б. Фурье можно было видеть прекрасные рисунки с изображением древнеегипетских памятников, тогда еще никому не известных, здесь было немало и подлинных вещей. Гостеприимный хозяин охотно рассказывал о Египте старшему Шампольону, который исполнял у него обязанности домашнего секретаря.
Однажды Жак-Жозеф привел с собой младшего брата, и с тех пор тот «заболел» Египтом. Впоследствии он признавался, что уже в первое посещение дома Ж.Б. Фурье его охватило страстное желание расшифровать непонятные египетские иероглифы. [59]
Однако одиннадцатилетний Жан Франсуа Шампольон понимал всю трудность поставленной перед собой цели, и в течение нескольких лет он изучил буквально все, что было написано за последние 2500 лет о Египте и иероглифах. Еще на девятом году жизни Жан Франсуа знал греческий и латинский (освоив их по книгам отца-книготорговца), в одиннадцать лет он читал Библию в древнееврейском оригинале, в тринадцать – изучил арабский и вскоре коптский языки, в пятнадцать – персидский и труднейшие языки Древнего Востока: зендский, пехлеви и санскрит (для развлечения еще и китайский).
Таким образом, к 25 годам Жан Франсуа Шампольон оказался во всеоружии для наступления на египетские иероглифы. Прежде всего он стремился понять, что же они собой представляют. Попытки расшифровать их делались и другими учеными, [60]но они открыли значение только отдельных знаков, добившись этим лишь частичных успехов.