11
— В баре уже знают, что это их кельнер упал с крыши в автомобиль, — говорит она. — Полиция забрала кельнершу, говорят, это был ее жених.
— Считают, что он свалился с крыши? — спрашиваю я.
— Так они объясняют себе, не могут же они догадаться, что он был в навесе… Пумс профессиональным жестом выбивает пробку и подает бутылку мне. Мой организм истерически тоскует по алкоголю. Жадно хватаю бутылку, подношу ее ко рту… и останавливаюсь. Размышляя, вглядываюсь в бутылку и в конце концов подаю ее Пумс.
— Глотни, если испытываешь охоту, — произношу я.
— Так ведь это вы хотели выпить, — говорит Пумс.
— Больше не хочу. И никогда уже не захочу. Все это киряние абсолютно лишено смысла.
— Слава Богу, вы наконец пришли к такому выводу! — восклицает Пумс. — А как долго вы сумеете удержаться?
— О, теперь мне просто незачем пить, — заявляю я и чувствую, что это правда.
— А зачем вы пили раньше?
— Ты слишком любопытна. В твои обязанности не входит всовывание носа в мои личные дела. Не обижайся, — добавляю я, заметив, что Пумс смутилась. — В последнее время у меня было множество самых неприятных неожиданностей и хлопот, но теперь все это позади, абсолютно позади, я стал совершенно другим человеком, все происходившее со мною, к счастью, было только ошибкой.
— Ну тогда за ваше здоровье! — Пумс глотает из горлышка и ставит бутылку на стол. Приближается к сейфу и ласково поглаживает его запыленный верх.
— Слушай-ка, Пумс, — говорю я, — ты должна кое-что объяснить мне. Как это вышло, что ты сумела открыть сейф? Откуда ты знала комбинацию?
— Правда, я отлично справилась с делом?
— Я спрашиваю у тебя, откуда ты знала комбинацию? Нина тебе сказала?
— Нина мне ничего не говорила.
— В таком случае, кто же? Дух святой?
— Я предпочла бы, чтобы это осталось тайной, — торжественно возглашает Пумс. (Ким Новак в «Пикнике».)
— Не придуривайся, ты должна немедленно объяснить мне, как это получилось, что ты смогла открыть сейф.
— Вы в самом деле не будете пить? — спрашивает Пумс и тянется к бутылке.
— В самом деле. Отвечай на мой вопрос!
— Я… не знала комбинацию, — заикается Пумс.
— Так как? Было тебе видение? Или догадалась случайно?
— Вот именно, случайно, — светлеет Пумс. — Это было совпадение!
— Не верю, — говорю я. — Таких совпадений не бывает! Пумс опускает голову и молчит.
— Говори, как там было, не то я рассержусь на тебя. Эта угроза оказывает на Пумс определенное воздействие. Открывает рот, закрывает, открывает вновь, зачерпывает воздух… и молчит.
— Ну так что же!? — говорю я категорическим тоном.
— Видите ли… у меня просто такая способность, — наконец роняет Пумс.
— Способность открывать сейфы? Пумс кивает головой утвердительно.
— Ты уже когда-нибудь пробовала? Вообще, какое ты имеешь отношение к сейфам? Откуда такие способности?
— Это… это у меня наследственное, — говорит Пумс тихонько.
— Как это наследственное? Кто еще в твоей семье обладает подобным талантом?
— Дядя Вацлав, — говорит Пумс. — Может быть, вы слышали о нем.
— Длинный Вацлав! — выкрикиваю я. — Длинный Вацлав — твой дядя?
— Дядя и опекун. Я воспитывалась в его доме.
— Поздравляю, — говорю я. — Теперь понятно, где ты научилась обходиться с сейфами. Ходила с ним на дело?
— Только один раз. И именно тогда мы попались.
— Сидела?
— Да, три месяца. Несколько дней назад меня выпустили.
— Откуда ты знаешь Нину?
— Она приходила в тюрьму по делу какого-то вашего клиента. А я работала как раз в канцелярии.
— Теперь я понимаю, почему Нина рекомендовала тебя как «квалифицированную силу». Действительно, прекраснейшая рекомендация!
— Вы только не сердитесь, — говорит Пумс. — Если вы не хотите работать со мною, я найду себе другое место.
— Такое, как предыдущее? А? Только учти, во второй раз тебе повезет меньше, ты уже будешь рецидивисткой.
— Я поищу работы в канцеляриях или с детьми. Я твердо решила стать честной девушкой, — произносит Пумс благородным голосом. (Майя Поляк в «Полночном напеве».)
— А помада? — спрашиваю я.
— Это было в последний раз. Действительно, помаду я взяла, но ничего подобного больше никогда не сделаю. У меня просто не было выхода. Она стоит кучу денег, а я не могла придти к вам, не приведя себя в порядок, правда?
— Постой, постой, ты что-то крутишь! Ты ведь украла помаду уже тут?
— Как это тут? — удивляется Пумс.
— Ты утверждаешь, что украла помаду, чтобы произвести на меня хорошее впечатление. В таком случае ты должна была запастись ею еще до того, как появилась в канцелярии.
— Я так и сделала. Пошла вчера в универмаг и провернула это. Последний раз, обещаю вам.
— Ты стащила помаду в универмаге?
— Так вы же сами знали, что стащила. Не знаю, откуда, но ведь знали. Даже вынули у меня из сумочки эту помаду и отдали ее туда, откуда я ее взяла. Да или нет?
— Это было не совсем так. Ты уверена, что это была помада из универмага?
— Конечно! В обычном магазине слишком пристально следят за тобою. Но вторую я себе куплю уже с зарплаты. Поверьте мне!
— Пока что возьми себе эту, — заявляю я и вынимаю из кармана цилиндрик, найденный в доме Франка.
— Вы просто ангел, — восторгается Пумс и берет помаду.
— Даже та самая фирма. Только оттенок потемней, это на вечер, — говорит она, раскручивая цилиндрик.
— Еще одно. Ты должна была знать Щербатого по связям с Длинным Вацлавом.
— Я его едва знала. Сначала мне и в голову не пришло, что наш покойник это он. Только когда вы приоткрыли ему зубы, я поняла, что это Нусьо. Не хотелось мне признаваться, что я знаю его.
Мы слышим, как открываются входные двери приемной, и через минуту в кабинет входят Франк и Ванда.
— Я решила принять участие в расследовании, — объясняет Ванда, — и встретила Франка у дома.
Я представляю им Пумс, вынимаю из ящика стола стакан, наливаю водки и подаю ее Франку, который машинально глотает ее, а потом поводит испуганным взглядом в сторону своей супруги.
— Дайте и мне, — говорит Ванда.
— Ну, что слышно? Нашел убийцу? — спрашивает Франк.
— Почти, — отвечаю я. — Недостает мне еще несколько деталей. Садитесь.
Садятся. Подхожу к телефону и набираю номер.
— Майка, — говорю я, — не помешаю тебе?
— Помешаешь. Но жениху все прощается. Что тебе?
— Запрыгни в такси и приезжай. Если поторопишься, получишь глоток водки. Если Франк за это время не выхлещет ее всю.
— Франк у тебя?
— Точно. И Ванда тоже. Нам нужно посоветоваться. Я в мерзкой ситуации.
— Буду через пять минут, — говорит Майка и откладывает трубку. Нужно признать, что для актрисы она чересчур покладиста. Набираю еще один номер. Отзывается Нина.
— Где ты шляешься? Невозможно до тебя дозвониться, — говорю я.
— О, ты звонил мне? По какому делу?
— Я хотел узнать у тебя комбинацию цифр замка нашего сейфа. Но нам уже удалось открыть его. К сожалению, он оказался пустым.
— Ты говоришь о несгораемом сейфе?
— Да. Ты знала комбинацию?
— Не знала, — отвечает Нина. — В этом сейфе никогда ничего не держали.
— Но ведь отец им пользовался?
— Пользовался очень недолго. Это ему быстро надоело. Он записывал комбинацию в блокнот, а блокноты все время терял и не мог открыть сейф именно тогда, когда это ему требовалось. В конце концов он разозлился, вынул из сейфа все, что там было, велел мне пристроить все это в других местах, а сейф закрыл и больше уже никогда не прикасался к нему. Все это произошло года за два до его кончины. Так что неудивительно, что ты ничего не обнаружил в сейфе. Интересно, а как тебе удалось открыть его?
— Это неважно. А что находилось в сейфе, когда отец освобождал его?
— Ничего особенного. Какие-то две папки с актами, которые смело можно держать на полке, там не было ничего секретного, ну и квитанции за оплату квартиры — вот и все.
— И ничего больше?
— Монти, смилуйся, это было так давно, я просто не могу все помнить! А в чем дело?
— Скажи, там не было какого-нибудь депозита?
— Чего?
— Депозита. Отец не поручал тебе перепрятать чей-то там депозит?
— Вроде бы, нет. Не помню… Подожди… Было что-то такое… Нет, я не могу сразу припомнить, нужно попытаться подумать над этим.
— Подумай. И сразу же позвони, как только у тебя посветлеет в голове. Это очень важное дело.
В момент, когда я откладываю трубку, в кабинет протискивается Гильдегарда. Заметив гостей, она останавливается у двери.
— Вы заняты, я зайду попозже, — говорит она.
— Нет, оставайтесь. Вы мне будете нужны. Это моя соседка, — представляю я Гильдегарду Франку и Ванде. — Она могла что-нибудь заметить.
— В связи с чем? — испуганно спрашивает Гильдегарда.
— В связи с трупом, который был у вас сегодня утром на балконе, — уточняю я.
— Так ведь трупа там не было, вы сами видели, — защищается соседка.
— Не было, так как за минуту до этого я сам перебросил его на свой балкон, — говорю я. — К слову, сейчас вы узнаете обо всем. Мы должны все вместе это выяснить.
Появляется Майка. Представляю ее Гильдегарде, которая явно потрясена ее красотой, впрочем все смотрят на Майку, как заколдованные. Она ослепительна.
Садимся кружком. Я в кресле за письменным столом, слева от меня Ванда, потом Франк, напротив меня с другой стороны стола Гильдегарда, дальше Пумс за столиком с пишущей машинкой, наконец справа от меня Майка.
— Считают, что он свалился с крыши? — спрашиваю я.
— Так они объясняют себе, не могут же они догадаться, что он был в навесе… Пумс профессиональным жестом выбивает пробку и подает бутылку мне. Мой организм истерически тоскует по алкоголю. Жадно хватаю бутылку, подношу ее ко рту… и останавливаюсь. Размышляя, вглядываюсь в бутылку и в конце концов подаю ее Пумс.
— Глотни, если испытываешь охоту, — произношу я.
— Так ведь это вы хотели выпить, — говорит Пумс.
— Больше не хочу. И никогда уже не захочу. Все это киряние абсолютно лишено смысла.
— Слава Богу, вы наконец пришли к такому выводу! — восклицает Пумс. — А как долго вы сумеете удержаться?
— О, теперь мне просто незачем пить, — заявляю я и чувствую, что это правда.
— А зачем вы пили раньше?
— Ты слишком любопытна. В твои обязанности не входит всовывание носа в мои личные дела. Не обижайся, — добавляю я, заметив, что Пумс смутилась. — В последнее время у меня было множество самых неприятных неожиданностей и хлопот, но теперь все это позади, абсолютно позади, я стал совершенно другим человеком, все происходившее со мною, к счастью, было только ошибкой.
— Ну тогда за ваше здоровье! — Пумс глотает из горлышка и ставит бутылку на стол. Приближается к сейфу и ласково поглаживает его запыленный верх.
— Слушай-ка, Пумс, — говорю я, — ты должна кое-что объяснить мне. Как это вышло, что ты сумела открыть сейф? Откуда ты знала комбинацию?
— Правда, я отлично справилась с делом?
— Я спрашиваю у тебя, откуда ты знала комбинацию? Нина тебе сказала?
— Нина мне ничего не говорила.
— В таком случае, кто же? Дух святой?
— Я предпочла бы, чтобы это осталось тайной, — торжественно возглашает Пумс. (Ким Новак в «Пикнике».)
— Не придуривайся, ты должна немедленно объяснить мне, как это получилось, что ты смогла открыть сейф.
— Вы в самом деле не будете пить? — спрашивает Пумс и тянется к бутылке.
— В самом деле. Отвечай на мой вопрос!
— Я… не знала комбинацию, — заикается Пумс.
— Так как? Было тебе видение? Или догадалась случайно?
— Вот именно, случайно, — светлеет Пумс. — Это было совпадение!
— Не верю, — говорю я. — Таких совпадений не бывает! Пумс опускает голову и молчит.
— Говори, как там было, не то я рассержусь на тебя. Эта угроза оказывает на Пумс определенное воздействие. Открывает рот, закрывает, открывает вновь, зачерпывает воздух… и молчит.
— Ну так что же!? — говорю я категорическим тоном.
— Видите ли… у меня просто такая способность, — наконец роняет Пумс.
— Способность открывать сейфы? Пумс кивает головой утвердительно.
— Ты уже когда-нибудь пробовала? Вообще, какое ты имеешь отношение к сейфам? Откуда такие способности?
— Это… это у меня наследственное, — говорит Пумс тихонько.
— Как это наследственное? Кто еще в твоей семье обладает подобным талантом?
— Дядя Вацлав, — говорит Пумс. — Может быть, вы слышали о нем.
— Длинный Вацлав! — выкрикиваю я. — Длинный Вацлав — твой дядя?
— Дядя и опекун. Я воспитывалась в его доме.
— Поздравляю, — говорю я. — Теперь понятно, где ты научилась обходиться с сейфами. Ходила с ним на дело?
— Только один раз. И именно тогда мы попались.
— Сидела?
— Да, три месяца. Несколько дней назад меня выпустили.
— Откуда ты знаешь Нину?
— Она приходила в тюрьму по делу какого-то вашего клиента. А я работала как раз в канцелярии.
— Теперь я понимаю, почему Нина рекомендовала тебя как «квалифицированную силу». Действительно, прекраснейшая рекомендация!
— Вы только не сердитесь, — говорит Пумс. — Если вы не хотите работать со мною, я найду себе другое место.
— Такое, как предыдущее? А? Только учти, во второй раз тебе повезет меньше, ты уже будешь рецидивисткой.
— Я поищу работы в канцеляриях или с детьми. Я твердо решила стать честной девушкой, — произносит Пумс благородным голосом. (Майя Поляк в «Полночном напеве».)
— А помада? — спрашиваю я.
— Это было в последний раз. Действительно, помаду я взяла, но ничего подобного больше никогда не сделаю. У меня просто не было выхода. Она стоит кучу денег, а я не могла придти к вам, не приведя себя в порядок, правда?
— Постой, постой, ты что-то крутишь! Ты ведь украла помаду уже тут?
— Как это тут? — удивляется Пумс.
— Ты утверждаешь, что украла помаду, чтобы произвести на меня хорошее впечатление. В таком случае ты должна была запастись ею еще до того, как появилась в канцелярии.
— Я так и сделала. Пошла вчера в универмаг и провернула это. Последний раз, обещаю вам.
— Ты стащила помаду в универмаге?
— Так вы же сами знали, что стащила. Не знаю, откуда, но ведь знали. Даже вынули у меня из сумочки эту помаду и отдали ее туда, откуда я ее взяла. Да или нет?
— Это было не совсем так. Ты уверена, что это была помада из универмага?
— Конечно! В обычном магазине слишком пристально следят за тобою. Но вторую я себе куплю уже с зарплаты. Поверьте мне!
— Пока что возьми себе эту, — заявляю я и вынимаю из кармана цилиндрик, найденный в доме Франка.
— Вы просто ангел, — восторгается Пумс и берет помаду.
— Даже та самая фирма. Только оттенок потемней, это на вечер, — говорит она, раскручивая цилиндрик.
— Еще одно. Ты должна была знать Щербатого по связям с Длинным Вацлавом.
— Я его едва знала. Сначала мне и в голову не пришло, что наш покойник это он. Только когда вы приоткрыли ему зубы, я поняла, что это Нусьо. Не хотелось мне признаваться, что я знаю его.
Мы слышим, как открываются входные двери приемной, и через минуту в кабинет входят Франк и Ванда.
— Я решила принять участие в расследовании, — объясняет Ванда, — и встретила Франка у дома.
Я представляю им Пумс, вынимаю из ящика стола стакан, наливаю водки и подаю ее Франку, который машинально глотает ее, а потом поводит испуганным взглядом в сторону своей супруги.
— Дайте и мне, — говорит Ванда.
— Ну, что слышно? Нашел убийцу? — спрашивает Франк.
— Почти, — отвечаю я. — Недостает мне еще несколько деталей. Садитесь.
Садятся. Подхожу к телефону и набираю номер.
— Майка, — говорю я, — не помешаю тебе?
— Помешаешь. Но жениху все прощается. Что тебе?
— Запрыгни в такси и приезжай. Если поторопишься, получишь глоток водки. Если Франк за это время не выхлещет ее всю.
— Франк у тебя?
— Точно. И Ванда тоже. Нам нужно посоветоваться. Я в мерзкой ситуации.
— Буду через пять минут, — говорит Майка и откладывает трубку. Нужно признать, что для актрисы она чересчур покладиста. Набираю еще один номер. Отзывается Нина.
— Где ты шляешься? Невозможно до тебя дозвониться, — говорю я.
— О, ты звонил мне? По какому делу?
— Я хотел узнать у тебя комбинацию цифр замка нашего сейфа. Но нам уже удалось открыть его. К сожалению, он оказался пустым.
— Ты говоришь о несгораемом сейфе?
— Да. Ты знала комбинацию?
— Не знала, — отвечает Нина. — В этом сейфе никогда ничего не держали.
— Но ведь отец им пользовался?
— Пользовался очень недолго. Это ему быстро надоело. Он записывал комбинацию в блокнот, а блокноты все время терял и не мог открыть сейф именно тогда, когда это ему требовалось. В конце концов он разозлился, вынул из сейфа все, что там было, велел мне пристроить все это в других местах, а сейф закрыл и больше уже никогда не прикасался к нему. Все это произошло года за два до его кончины. Так что неудивительно, что ты ничего не обнаружил в сейфе. Интересно, а как тебе удалось открыть его?
— Это неважно. А что находилось в сейфе, когда отец освобождал его?
— Ничего особенного. Какие-то две папки с актами, которые смело можно держать на полке, там не было ничего секретного, ну и квитанции за оплату квартиры — вот и все.
— И ничего больше?
— Монти, смилуйся, это было так давно, я просто не могу все помнить! А в чем дело?
— Скажи, там не было какого-нибудь депозита?
— Чего?
— Депозита. Отец не поручал тебе перепрятать чей-то там депозит?
— Вроде бы, нет. Не помню… Подожди… Было что-то такое… Нет, я не могу сразу припомнить, нужно попытаться подумать над этим.
— Подумай. И сразу же позвони, как только у тебя посветлеет в голове. Это очень важное дело.
В момент, когда я откладываю трубку, в кабинет протискивается Гильдегарда. Заметив гостей, она останавливается у двери.
— Вы заняты, я зайду попозже, — говорит она.
— Нет, оставайтесь. Вы мне будете нужны. Это моя соседка, — представляю я Гильдегарду Франку и Ванде. — Она могла что-нибудь заметить.
— В связи с чем? — испуганно спрашивает Гильдегарда.
— В связи с трупом, который был у вас сегодня утром на балконе, — уточняю я.
— Так ведь трупа там не было, вы сами видели, — защищается соседка.
— Не было, так как за минуту до этого я сам перебросил его на свой балкон, — говорю я. — К слову, сейчас вы узнаете обо всем. Мы должны все вместе это выяснить.
Появляется Майка. Представляю ее Гильдегарде, которая явно потрясена ее красотой, впрочем все смотрят на Майку, как заколдованные. Она ослепительна.
Садимся кружком. Я в кресле за письменным столом, слева от меня Ванда, потом Франк, напротив меня с другой стороны стола Гильдегарда, дальше Пумс за столиком с пишущей машинкой, наконец справа от меня Майка.
12
— Открываю заседание, — заявляю я, постукивая пальцем по бутылке в виду отсутствия председательского звонка.
— В чем дело? — спрашивает Майка.
— В двух трупах, — отвечаю я. — Франк и Ванда уже в курсе всего, Гильдегарда имела удовольствие повидать покойницу, Пумс также проинформирована.
— Какой-нибудь новый сценарий? — спрашивает Майка.
— Что-то в этом роде. Но мне не хватает финала. Мы должны найти финал.
— У Монти проблемы, — разъясняет Ванда Майке. — Он сегодня нашел в своей квартире два трупа. Майка смотрит на меня вопрошающе.
— Пожалуй, лучше всего будет, если я снова изложу все с самого начала, — заявляю я. — Слушайте внимательно, возможно кому-нибудь из вас придет в голову что-то стоящее.
В подробностях перечисляю все события нынешнего утра. Временно оставляю в стороне только историю с Серафином, так как немножечко стыжусь ее. Зато подробнейше описываю сцену перелета трупов из навеса в полицейский автомобиль и сцену с налетчиком в маске.
— Таковы факты. Что вы обо всем этом думаете? — заканчиваю я.
Никто не отзывается.
— Я нуждаюсь в вашей помощи. Пошевелите мозгами.
— Почему ты рассказываешь все это нам, а не полиции? — спрашивает наконец Майка.
Все молчат. Франк первым обретает голос.
— Тебе нечего бояться, — говорит он. — У тебя алиби. Я готов присягнуть, что не расставался с тобою с девяти вечера до трех утра.
— Половину этого времени мы провели втроем, — добавляет Майка, — а если учитывать соседей снизу, то и впятером.
— А до этого, от шести до девяти, ты был с Густавом, — добавляет Ванда. — Еще никто за всю историю криминалистики не имел такого железного алиби.
Воцаряется молчание.
— Да, я имею алиби, — произношу я наконец. — Однако это не мешает мне оставаться подозреваемым номер один. Не забывайте, что именно со мной черная якобы должна была встретиться в этом кабинете. Кельнерша из бара свидетель телефонного разговора. Слышала, как черная спрашивала о депозите и обещала зайти за ним в канцелярию. Отсюда простейший вывод: я промотал депозит и вынужден был прикончить ее.
— Но ведь убил не ты, у тебя есть алиби, — повторяет Ванда.
— Я ни на секунду не расставался с тобой, — говорит Франк.
— Ох, хватит уже этого переливания из пустого в порожнее, — вздыхаю я. — Так мы ничего не добьемся. — Я измучен. Никто не хочет мне помочь. Все повторяют глупые фразы. Пора кончать с этим!
Зажигаю сигарету. Отзывается телефон. В трубке голос Нины.
— Ты прав! Там был депозит, — говорит она. — Я припомнила сразу после твоего звонка. Но там не было ничего ценного. Твой отец вынул эту вещь из сейфа и сказал мне: «Отложи это в архив, за этим никто уже не обратится».
— А что это было?
— Книжка. Довольно толстая.
— Что за книжка? Как называется?
— Собственно, это не книжка, а рукопись, отпечатанная на машинке и переплетенная в зеленый картон. Содержание ее я не изучала и не знаю, о чем там шла речь.
— Где эта книжка? Ты помнишь, куда ты ее положила?
— Она отлично подошла на кресло, — говорит Нина. — Мое кресло было слишком низким для печатания на машинке, и я положила на него эту рукопись. Она потом всегда там лежала, ты должен был видеть ее. — Благодарю за информацию, — говорю я. — До свидания.
— Я была рада помочь тебе. Как там новая секретарша?
— Она проявляет довольно необычные таланты, мы поговорим об этом как-нибудь попозже, — заявляю я и кладу трубку.
Наверное, на лице у меня написано нечто необычное. Никто не спрашивает, что я узнал по телефону. Минуту еще продолжается молчание. Неожиданно Гильдегарда встает и на цыпочках направляется к двери.
— Стоп, — говорю я и движением руки возвращаю ее на место. Гильдегарда послушно возвращается и усаживается на краешке кресла. У всех остальных такое выражение лица, что ясно видно, они предпочли бы находиться сейчас где-нибудь в другом месте. Но я ничем не могу помочь им. Нужно доводить дело до конца.
— Мое алиби отнюдь не железное, далеко ему до этого, — говорю я спокойно.
— Но ведь… — начинает Франк.
— Мы не расставались, хочешь сказать ты? Я уже слышал это. Но это неправда! Мы расставались самое маленькое на пять минут. Время вполне достаточное для того, чтобы убить одного, а может быть, и двух человек.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Франк.
— Я имею в виду тот момент вечера, когда ты выскочил за водкой, а я остался один в машине. Я был без присмотра не так уж мало.
— Глупости, — решительно заявляет Франк. — Не мог же ты в мгновение ока выскочить и убить рядом с «Селектом» этих двоих. Тем более, что эти особы находились вчера вечером здесь, на другом конце города. Никто в это не поверит!
— Действительно, это малоправдоподобно, — говорю я. — Но могло быть и по-другому: не они пришли к нам, а мы к ним. Понимаете?
Все смотрят на меня, как баран на новые ворота. И молчат.
— Но ведь мы не были здесь, — наконец отзывается Франк.
— Ты уверен в этом? Ночь была так темна… — говорю я.
— Или ты сошел с ума, или. я, — заявляет Франк торжественно. — Ведь это я вел машину. От меня мы поехали прямо к «Селекту», а не куда-нибудь еще.
— У тебя есть свидетели этого? — спрашиваю я.
— У меня есть один свидетель — ты. Правда, ты был пьян. Но к счастью, это не я нуждаюсь в свидетеле, а ты. А я был трезв. И готов поклясться, что мы поехали прямо к «Селекту». А потом оттуда к Майке, не задерживаясь нигде. И где же тут укладывается возможность убить этих двоих в твоем кабинете?
— Именно, — говорю я. — В том-то и заключается весь фокус, что мы оба являемся свидетелями друг для друга. Прекрасная работа. Поздравляю!
— Не понимаю, — говорит Ванда,
— Если бы не Густав и его идиотские повести, при массовом изготовлении которых он привлек меня в качестве консультанта, я никогда бы не разгадал этого, — заявляю я. — Как раз сегодня я размышлял над идеальным алиби, которое стало бы гвоздем новой халтуры Густава. И скомбинировал его. А потом мне пришло в голову, что я невольно попал в самую десятку. Придумал нечто, что уже имело место на практике. Понимаете, я думал о том, как вляпался с этими двумя трупами и одновременно о повести Густава. Ну и нашел этот выход, который к повести подходит с грехом пополам, зато идеально соответствует моей истории.
Прерываю, чтобы раскурить новую сигарету. Майка бросает взгляд на часы, ее больше волнует проблема, как бы не опоздать на съемки, чем это двойное убийство.
— Каким образом можно создать себе идеальное алиби, — продолжаю я. — А вот каким: договариваешься с приятелем и едешь с ним в какое-нибудь место, удаленное от точки убийства, которое ты планируешь совершить. А если точнее, это приятель думает, что вы туда едете. На самом деле вы отправляетесь совсем не туда, а куда-нибудь поблизости от места, где находится будущая жертва. Убиваешь, оставляешь труп на месте убийства, возвращаешься в свою машину и уезжаешь вместе с приятелем куда-нибудь на нейтральную территорию. Потом приятель будет божиться, что находился с тобою неразлучно в районе, скажем, городской рощицы, расположенной в десяти километрах от места убийства, тогда как на самом деле был с тобою на месте преступления. Только он ничего не знал об этом и никогда не узнает. Ловко, а?
— Не знаю, как можно это подстроить, — возражает Ванда. — Ведь этот приятель не слепой и должен видеть, куда вы едете, разве не так?
— Допустим, что ночь исключительно темная и дождливая к тому же. Плюс к этому приятель принял за ворот достаточное количество горячительного. Он не заметит подробностей путешествия. Тем более, что у него не возникнет никаких подозрений. Ему и в голову не придет всматриваться в дорогу. И когда автомобиль остановится и водитель скажет ему: «Мы рядом с „Селектом“, погоди минутку», он будет абсолютно убежден, что они находятся именно поблизости от «Селекта». А фактически они будут там, куда нужно было приехать этому второму. Понимаете?
— Ты хочешь сказать, что вчера ночью я привез тебя вовсе не к «Селекту», а куда-то в другое место? — спрашивает Франк.
— Именно это я и хочу сказать. Ты внушил мне, что мы едем к «Селекту». И я был убежден, что ожидаю тебя в машине именно рядом с «Селектом». В то время, как в действительности мы стояли где-то рядом с моей канцелярией, предполагаю, что на одной из боковых улочек, которые ночью все выглядят одинаково. Ты не опасался, Что я выйду из машины и стану присматриваться к местности, так как в это время хлестал проливной дождь. И я до конца жизни присягал бы, что мы были рядом с «Селектом» и только «Селектом». В то время, как мы были здесь.
— А зачем бы Франк стал привозить тебя сюда под фальшивым предлогом? — спрашивает Ванда.
— Чтобы застрелить даму в черном и одновременно получить свидетеля, что застрелить ее он никак не мог, в силу того, что находился совсем в другом месте. Это так просто!
Теперь все смотрят на Франка. На лице его мина неуверенности, он словно слегка остолбенел. Гильдегарда и Пумс вглядываются в него с испугом и трепетом. Майка забыла о съемках. Открывает рот, пытается произнести что-то, но слова не проходят у нее через горло. Одна только Ванда не теряет, самообладания.
— Гениальное построение Франка заключается в том, — продолжаю я, — что кого бы из нас ни стали подозревать, второй предоставил бы подозреваемому прекрасное алиби. Если бы подозрение пало на меня, еще бы — трупы нашлись в моей квартире и в моей канцелярии — Франк присягнул бы, что я не мог находиться там в критическое время. А если бы подозревали его, я с чистой совестью подтвердил бы то же самое о нем. Изящная работа, не правда ли?
— А почему бы вдруг стали подозревать Франка? — спрашивает Ванда с видом вежливой заинтересованности.
— Потому что он имел повод для убийства, — говорю я. Майка смотрит на Ванду вопрошающе и обращается ко мне:
— Какой повод?
— Хватит глупостей, — прерывает Франк решительно. — Перестаньте шутить. Дело слишком серьезно.
— Поверь мне, я в отчаяньи, — говорю я, — но нужно быть мужчиной. Ты убил ее, это факт.
— Сошел с ума, — говорит Франк Ванде грустным голосом. — В последнее время он слишком много пил.
Смотрит на Ванду взглядом, молящим о помощи, но Ванда игнорирует этот безмолвный призыв. Она зажигает сигарету и ожидает дальнейшего развития событий.
— О причине убийства я догадался после рассказа кельнерши о телефонном разговоре черной. А теперь Нина подтвердила это мое подозрение, — заявляю я.
— Он не шутит, — резюмирует Франк и совершенно излишне, так как никто в этом и не сомневается.
— Не мешай, — восклицает Ванда. — Это захватывающе!
— Перестаньте, черт вас побери! — визжит Франк. Только теперь он впал в бешенство по-настоящему, лицо его багровеет, кулак обрушивается на письменный стол. Становится тихо. Франк водит взглядом по собравшимся и неожиданно ориентируется, что женщины избегают его глаз. С трудом берет себя в руки. Пожимает плечами и усаживается в кресло поглубже с миной человека, попавшего в общество опасных сумасшедших. С ироничной ухмылкой дает знак, что готов слушать дальше.
— Восемь или десять лет назад, — начинаю я, — в этом кабинете происходила следующая сцена. К адвокату Риффу обратилась клиентка из провинции по фамилии Клара Виксель. Она производила впечатление чудачки, смешной старой девы. Впрочем, чудачество ее было вполне невинным: она писала детективные рассказики и под псевдонимами посылала их в журналы. Я предполагаю, что какой-нибудь из этих журналов зло подшутил над нею: переработал ее рассказик и опубликовал под чужой фамилией или что-нибудь в этом роде. Она даже не могла отстаивать свои права, так как не имела доказательств авторства. Но сделала из этой истории соответствующий вывод. Она решила на будущее обеспечить себя перед подобными проделками литературных пиратов. Написав новую повесть и выслав ее в знаменитое Издательство детективной литературы, Клара Виксель копию этой повести и квитанцию об отправке принесла сюда, к адвокату, и сдала в качестве депозита. Я думаю, что отец не отнесся к этому делу с достаточной серьезностью. Он не сомневался, что имеет дело с графоманкой, одержимой к тому же манией преследования. Отец принял депозит, забросил его в сейф и сейчас же забыл обо всем этом. Позднее, наводя в сейфе порядок, он передал рукопись секретарше, как вещь, «за которой никто не обратится». Поэтому и секретарша не считала необходимым прятать рукопись где-нибудь под ключом. Этот депозит представлял собою толстую рукопись, переплетенную в зеленый картон. Нина пристроила его на своем рабочем месте и все последующие годы трудилась, восседая на этом сокровище, которое срослось с креслом в одно целое настолько, что уже никто его не замечал.
В это мгновение Пумс вскакивает с кресла и нервно ощупывает его рукой. Но на кресле уже ничего нет.
— Этот депозит был у меня перед глазами с тех самых пор, как я принял после отца канцелярию, — говорю я. — Но, разумеется, мне и в голову не приходило, что этот предмет имеет хоть какую-нибудь ценность. К слову, литературной ценности он не имел почти наверняка. Но это не помешало ему стать поводом для убийства.
Раскуриваю новую сигарету. Ванда тоже раскуривает свою. Руки по крайней мере у нее не дрожат. Франк смотрит в окно так, словно происходящее его совершенно не касается. Я продолжаю:
— Копия лежала себе спокойненько на кресле, а с оригиналом тем временем происходили преинтереснейшие вещи. Посланный в Издательство, логическим ходом вещей он попадает в руки литературного редактора, которым был в то время Франк. Франк бросил взгляд на рукопись, понял, что она совершенно безнадежна, и отложил ее в груду других ни к чему не пригодных материалов.
Наверняка, он не потрудился даже написать пару слов автору, которая сделала из молчания Издательства правильный вывод, что ее шедевр не нашел понимания. Перестрадала это и в конце концов, возможно, даже и забыла об этом порождении своего воображения. Забыла до мгновения, когда увидела на экране фильм «Черная лестница».
Франк подскакивает, как будто его подстегнули шилом. Майка бросает на него испуганный взгляд. Но все молчат. Я продолжаю:
— Не знаю, сознательно ли совершил Франк этот плагиат. Может быть, он бы даже побожился, что сам изобрел интригу своего фильма. А между тем, это был лишь пересказ повестушки, которую он прочел когда-то и основательно забыл о ней. Этот фильм принес ему славу. Прославил он и Майю Поляк. Многие годы не сходит с экранов. До сих пор его демонстрируют в провинции. Клара Виксель, очевидно, не ходила в кино и не видела «Черную лестницу» в период успеха этого фильма.
Если даже она и видела название фильма на афишах, оно ей ничего не говорило, так как не совпадало с названием ее повести.
В этом году Клара выехала в отпуск во Францию. Возможно, она впервые позволила себе такую роскошь, мы знаем, что она была бедна, как церковная мышь. И именно там она попала в кино и увидела «Черную лестницу». И узнала свою собственную повесть.
Прерываю мой рассказ, чтобы закурить еще одну сигарету.
— Она села в поезд и приехала сюда, — продолжаю я. — Приехала, чтобы бороться за свои права. А чтобы эти права подтвердить, ей необходимо было получить свой депозит, оставленный несколько лет назад в сейфе нашей канцелярии, и представить его суду вместе с квитанцией об отсылке рукописи в Издательство детективной литературы. Я предполагаю, что она прямо с вокзала направилась сюда, но не застала никого в канцелярии. Тогда Клара спустилась в бар, нашла в телефонной книжке мой домашний номер и позвонила. Кто-то поднял трубку и подтвердил, что он является адвокатом Риффом. Очевидно, ее собеседник предложил Кларе подняться в канцелярию и подождать его там. Она рассказала ему всю свою историю и попросила возвратить ей депозит. Этот некто велел ей взять ключ из-под гидранта, открыть дверь канцелярии и подождать его. Она выполнила все эти указания, вошла в канцелярию… и застала там Нусьо, манипулирующего у сейфа. Дело в том, что Нусьо подслушал ее разговор и решил, что в сейфе находится нечто весьма ценное. Он взломал дверцу пожарной лестницы и через галерею, карниз и балкон проник в канцелярию. Едва он принялся за дело, как услышал, что кто-то приближается. Нусьо спрятался за портьеру, пытаясь бежать той же дорогой, что прибыл сюда, но не успел. Клара схватила револьвер, лежавший на письменном столе, и выстрелила. Должно быть, она решила, что грабитель уже вынул депозит из сейфа и пытается скрыться с ним. Впрочем, я не знаю точно, что она думала, достаточно того, что она выстрелила и попала в Нусьо через портьеру. А может быть, она и не застрелила его. Может быть, это только Франк его застрелил. Может быть, она вообще не видела Нусьо, спрятавшегося в нише двери за портьерой. Она спокойненько ожидала прихода адвоката, а Нусьо ждал, когда она покинет кабинет, и он снова сможет взяться за прерванную работу. Тем временем Франк и я попивали водочку у него дома. Франк раздумывал, как попасть в канцелярию и аккуратно обделать дельце. Случай распорядился так, что именно он принял телефонный звонок, адресованный мне. Он понял, что ему грозит судебный процесс и компрометация. Франк не мог этого допустить. Он велел Кларе ждать его в канцелярии и теперь лихорадочно обдумывал линию дальнейшего поведения. Был счастлив, что я нахожусь у него под присмотром и не могу не вовремя заглянуть в канцелярию, но и сам он не знал еще, как он попадет сюда так, чтобы никто не узнал об этом. И в это время ему позвонила Майка.
— В чем дело? — спрашивает Майка.
— В двух трупах, — отвечаю я. — Франк и Ванда уже в курсе всего, Гильдегарда имела удовольствие повидать покойницу, Пумс также проинформирована.
— Какой-нибудь новый сценарий? — спрашивает Майка.
— Что-то в этом роде. Но мне не хватает финала. Мы должны найти финал.
— У Монти проблемы, — разъясняет Ванда Майке. — Он сегодня нашел в своей квартире два трупа. Майка смотрит на меня вопрошающе.
— Пожалуй, лучше всего будет, если я снова изложу все с самого начала, — заявляю я. — Слушайте внимательно, возможно кому-нибудь из вас придет в голову что-то стоящее.
В подробностях перечисляю все события нынешнего утра. Временно оставляю в стороне только историю с Серафином, так как немножечко стыжусь ее. Зато подробнейше описываю сцену перелета трупов из навеса в полицейский автомобиль и сцену с налетчиком в маске.
— Таковы факты. Что вы обо всем этом думаете? — заканчиваю я.
Никто не отзывается.
— Я нуждаюсь в вашей помощи. Пошевелите мозгами.
— Почему ты рассказываешь все это нам, а не полиции? — спрашивает наконец Майка.
Все молчат. Франк первым обретает голос.
— Тебе нечего бояться, — говорит он. — У тебя алиби. Я готов присягнуть, что не расставался с тобою с девяти вечера до трех утра.
— Половину этого времени мы провели втроем, — добавляет Майка, — а если учитывать соседей снизу, то и впятером.
— А до этого, от шести до девяти, ты был с Густавом, — добавляет Ванда. — Еще никто за всю историю криминалистики не имел такого железного алиби.
Воцаряется молчание.
— Да, я имею алиби, — произношу я наконец. — Однако это не мешает мне оставаться подозреваемым номер один. Не забывайте, что именно со мной черная якобы должна была встретиться в этом кабинете. Кельнерша из бара свидетель телефонного разговора. Слышала, как черная спрашивала о депозите и обещала зайти за ним в канцелярию. Отсюда простейший вывод: я промотал депозит и вынужден был прикончить ее.
— Но ведь убил не ты, у тебя есть алиби, — повторяет Ванда.
— Я ни на секунду не расставался с тобой, — говорит Франк.
— Ох, хватит уже этого переливания из пустого в порожнее, — вздыхаю я. — Так мы ничего не добьемся. — Я измучен. Никто не хочет мне помочь. Все повторяют глупые фразы. Пора кончать с этим!
Зажигаю сигарету. Отзывается телефон. В трубке голос Нины.
— Ты прав! Там был депозит, — говорит она. — Я припомнила сразу после твоего звонка. Но там не было ничего ценного. Твой отец вынул эту вещь из сейфа и сказал мне: «Отложи это в архив, за этим никто уже не обратится».
— А что это было?
— Книжка. Довольно толстая.
— Что за книжка? Как называется?
— Собственно, это не книжка, а рукопись, отпечатанная на машинке и переплетенная в зеленый картон. Содержание ее я не изучала и не знаю, о чем там шла речь.
— Где эта книжка? Ты помнишь, куда ты ее положила?
— Она отлично подошла на кресло, — говорит Нина. — Мое кресло было слишком низким для печатания на машинке, и я положила на него эту рукопись. Она потом всегда там лежала, ты должен был видеть ее. — Благодарю за информацию, — говорю я. — До свидания.
— Я была рада помочь тебе. Как там новая секретарша?
— Она проявляет довольно необычные таланты, мы поговорим об этом как-нибудь попозже, — заявляю я и кладу трубку.
Наверное, на лице у меня написано нечто необычное. Никто не спрашивает, что я узнал по телефону. Минуту еще продолжается молчание. Неожиданно Гильдегарда встает и на цыпочках направляется к двери.
— Стоп, — говорю я и движением руки возвращаю ее на место. Гильдегарда послушно возвращается и усаживается на краешке кресла. У всех остальных такое выражение лица, что ясно видно, они предпочли бы находиться сейчас где-нибудь в другом месте. Но я ничем не могу помочь им. Нужно доводить дело до конца.
— Мое алиби отнюдь не железное, далеко ему до этого, — говорю я спокойно.
— Но ведь… — начинает Франк.
— Мы не расставались, хочешь сказать ты? Я уже слышал это. Но это неправда! Мы расставались самое маленькое на пять минут. Время вполне достаточное для того, чтобы убить одного, а может быть, и двух человек.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Франк.
— Я имею в виду тот момент вечера, когда ты выскочил за водкой, а я остался один в машине. Я был без присмотра не так уж мало.
— Глупости, — решительно заявляет Франк. — Не мог же ты в мгновение ока выскочить и убить рядом с «Селектом» этих двоих. Тем более, что эти особы находились вчера вечером здесь, на другом конце города. Никто в это не поверит!
— Действительно, это малоправдоподобно, — говорю я. — Но могло быть и по-другому: не они пришли к нам, а мы к ним. Понимаете?
Все смотрят на меня, как баран на новые ворота. И молчат.
— Но ведь мы не были здесь, — наконец отзывается Франк.
— Ты уверен в этом? Ночь была так темна… — говорю я.
— Или ты сошел с ума, или. я, — заявляет Франк торжественно. — Ведь это я вел машину. От меня мы поехали прямо к «Селекту», а не куда-нибудь еще.
— У тебя есть свидетели этого? — спрашиваю я.
— У меня есть один свидетель — ты. Правда, ты был пьян. Но к счастью, это не я нуждаюсь в свидетеле, а ты. А я был трезв. И готов поклясться, что мы поехали прямо к «Селекту». А потом оттуда к Майке, не задерживаясь нигде. И где же тут укладывается возможность убить этих двоих в твоем кабинете?
— Именно, — говорю я. — В том-то и заключается весь фокус, что мы оба являемся свидетелями друг для друга. Прекрасная работа. Поздравляю!
— Не понимаю, — говорит Ванда,
— Если бы не Густав и его идиотские повести, при массовом изготовлении которых он привлек меня в качестве консультанта, я никогда бы не разгадал этого, — заявляю я. — Как раз сегодня я размышлял над идеальным алиби, которое стало бы гвоздем новой халтуры Густава. И скомбинировал его. А потом мне пришло в голову, что я невольно попал в самую десятку. Придумал нечто, что уже имело место на практике. Понимаете, я думал о том, как вляпался с этими двумя трупами и одновременно о повести Густава. Ну и нашел этот выход, который к повести подходит с грехом пополам, зато идеально соответствует моей истории.
Прерываю, чтобы раскурить новую сигарету. Майка бросает взгляд на часы, ее больше волнует проблема, как бы не опоздать на съемки, чем это двойное убийство.
— Каким образом можно создать себе идеальное алиби, — продолжаю я. — А вот каким: договариваешься с приятелем и едешь с ним в какое-нибудь место, удаленное от точки убийства, которое ты планируешь совершить. А если точнее, это приятель думает, что вы туда едете. На самом деле вы отправляетесь совсем не туда, а куда-нибудь поблизости от места, где находится будущая жертва. Убиваешь, оставляешь труп на месте убийства, возвращаешься в свою машину и уезжаешь вместе с приятелем куда-нибудь на нейтральную территорию. Потом приятель будет божиться, что находился с тобою неразлучно в районе, скажем, городской рощицы, расположенной в десяти километрах от места убийства, тогда как на самом деле был с тобою на месте преступления. Только он ничего не знал об этом и никогда не узнает. Ловко, а?
— Не знаю, как можно это подстроить, — возражает Ванда. — Ведь этот приятель не слепой и должен видеть, куда вы едете, разве не так?
— Допустим, что ночь исключительно темная и дождливая к тому же. Плюс к этому приятель принял за ворот достаточное количество горячительного. Он не заметит подробностей путешествия. Тем более, что у него не возникнет никаких подозрений. Ему и в голову не придет всматриваться в дорогу. И когда автомобиль остановится и водитель скажет ему: «Мы рядом с „Селектом“, погоди минутку», он будет абсолютно убежден, что они находятся именно поблизости от «Селекта». А фактически они будут там, куда нужно было приехать этому второму. Понимаете?
— Ты хочешь сказать, что вчера ночью я привез тебя вовсе не к «Селекту», а куда-то в другое место? — спрашивает Франк.
— Именно это я и хочу сказать. Ты внушил мне, что мы едем к «Селекту». И я был убежден, что ожидаю тебя в машине именно рядом с «Селектом». В то время, как в действительности мы стояли где-то рядом с моей канцелярией, предполагаю, что на одной из боковых улочек, которые ночью все выглядят одинаково. Ты не опасался, Что я выйду из машины и стану присматриваться к местности, так как в это время хлестал проливной дождь. И я до конца жизни присягал бы, что мы были рядом с «Селектом» и только «Селектом». В то время, как мы были здесь.
— А зачем бы Франк стал привозить тебя сюда под фальшивым предлогом? — спрашивает Ванда.
— Чтобы застрелить даму в черном и одновременно получить свидетеля, что застрелить ее он никак не мог, в силу того, что находился совсем в другом месте. Это так просто!
Теперь все смотрят на Франка. На лице его мина неуверенности, он словно слегка остолбенел. Гильдегарда и Пумс вглядываются в него с испугом и трепетом. Майка забыла о съемках. Открывает рот, пытается произнести что-то, но слова не проходят у нее через горло. Одна только Ванда не теряет, самообладания.
— Гениальное построение Франка заключается в том, — продолжаю я, — что кого бы из нас ни стали подозревать, второй предоставил бы подозреваемому прекрасное алиби. Если бы подозрение пало на меня, еще бы — трупы нашлись в моей квартире и в моей канцелярии — Франк присягнул бы, что я не мог находиться там в критическое время. А если бы подозревали его, я с чистой совестью подтвердил бы то же самое о нем. Изящная работа, не правда ли?
— А почему бы вдруг стали подозревать Франка? — спрашивает Ванда с видом вежливой заинтересованности.
— Потому что он имел повод для убийства, — говорю я. Майка смотрит на Ванду вопрошающе и обращается ко мне:
— Какой повод?
— Хватит глупостей, — прерывает Франк решительно. — Перестаньте шутить. Дело слишком серьезно.
— Поверь мне, я в отчаяньи, — говорю я, — но нужно быть мужчиной. Ты убил ее, это факт.
— Сошел с ума, — говорит Франк Ванде грустным голосом. — В последнее время он слишком много пил.
Смотрит на Ванду взглядом, молящим о помощи, но Ванда игнорирует этот безмолвный призыв. Она зажигает сигарету и ожидает дальнейшего развития событий.
— О причине убийства я догадался после рассказа кельнерши о телефонном разговоре черной. А теперь Нина подтвердила это мое подозрение, — заявляю я.
— Он не шутит, — резюмирует Франк и совершенно излишне, так как никто в этом и не сомневается.
— Не мешай, — восклицает Ванда. — Это захватывающе!
— Перестаньте, черт вас побери! — визжит Франк. Только теперь он впал в бешенство по-настоящему, лицо его багровеет, кулак обрушивается на письменный стол. Становится тихо. Франк водит взглядом по собравшимся и неожиданно ориентируется, что женщины избегают его глаз. С трудом берет себя в руки. Пожимает плечами и усаживается в кресло поглубже с миной человека, попавшего в общество опасных сумасшедших. С ироничной ухмылкой дает знак, что готов слушать дальше.
— Восемь или десять лет назад, — начинаю я, — в этом кабинете происходила следующая сцена. К адвокату Риффу обратилась клиентка из провинции по фамилии Клара Виксель. Она производила впечатление чудачки, смешной старой девы. Впрочем, чудачество ее было вполне невинным: она писала детективные рассказики и под псевдонимами посылала их в журналы. Я предполагаю, что какой-нибудь из этих журналов зло подшутил над нею: переработал ее рассказик и опубликовал под чужой фамилией или что-нибудь в этом роде. Она даже не могла отстаивать свои права, так как не имела доказательств авторства. Но сделала из этой истории соответствующий вывод. Она решила на будущее обеспечить себя перед подобными проделками литературных пиратов. Написав новую повесть и выслав ее в знаменитое Издательство детективной литературы, Клара Виксель копию этой повести и квитанцию об отправке принесла сюда, к адвокату, и сдала в качестве депозита. Я думаю, что отец не отнесся к этому делу с достаточной серьезностью. Он не сомневался, что имеет дело с графоманкой, одержимой к тому же манией преследования. Отец принял депозит, забросил его в сейф и сейчас же забыл обо всем этом. Позднее, наводя в сейфе порядок, он передал рукопись секретарше, как вещь, «за которой никто не обратится». Поэтому и секретарша не считала необходимым прятать рукопись где-нибудь под ключом. Этот депозит представлял собою толстую рукопись, переплетенную в зеленый картон. Нина пристроила его на своем рабочем месте и все последующие годы трудилась, восседая на этом сокровище, которое срослось с креслом в одно целое настолько, что уже никто его не замечал.
В это мгновение Пумс вскакивает с кресла и нервно ощупывает его рукой. Но на кресле уже ничего нет.
— Этот депозит был у меня перед глазами с тех самых пор, как я принял после отца канцелярию, — говорю я. — Но, разумеется, мне и в голову не приходило, что этот предмет имеет хоть какую-нибудь ценность. К слову, литературной ценности он не имел почти наверняка. Но это не помешало ему стать поводом для убийства.
Раскуриваю новую сигарету. Ванда тоже раскуривает свою. Руки по крайней мере у нее не дрожат. Франк смотрит в окно так, словно происходящее его совершенно не касается. Я продолжаю:
— Копия лежала себе спокойненько на кресле, а с оригиналом тем временем происходили преинтереснейшие вещи. Посланный в Издательство, логическим ходом вещей он попадает в руки литературного редактора, которым был в то время Франк. Франк бросил взгляд на рукопись, понял, что она совершенно безнадежна, и отложил ее в груду других ни к чему не пригодных материалов.
Наверняка, он не потрудился даже написать пару слов автору, которая сделала из молчания Издательства правильный вывод, что ее шедевр не нашел понимания. Перестрадала это и в конце концов, возможно, даже и забыла об этом порождении своего воображения. Забыла до мгновения, когда увидела на экране фильм «Черная лестница».
Франк подскакивает, как будто его подстегнули шилом. Майка бросает на него испуганный взгляд. Но все молчат. Я продолжаю:
— Не знаю, сознательно ли совершил Франк этот плагиат. Может быть, он бы даже побожился, что сам изобрел интригу своего фильма. А между тем, это был лишь пересказ повестушки, которую он прочел когда-то и основательно забыл о ней. Этот фильм принес ему славу. Прославил он и Майю Поляк. Многие годы не сходит с экранов. До сих пор его демонстрируют в провинции. Клара Виксель, очевидно, не ходила в кино и не видела «Черную лестницу» в период успеха этого фильма.
Если даже она и видела название фильма на афишах, оно ей ничего не говорило, так как не совпадало с названием ее повести.
В этом году Клара выехала в отпуск во Францию. Возможно, она впервые позволила себе такую роскошь, мы знаем, что она была бедна, как церковная мышь. И именно там она попала в кино и увидела «Черную лестницу». И узнала свою собственную повесть.
Прерываю мой рассказ, чтобы закурить еще одну сигарету.
— Она села в поезд и приехала сюда, — продолжаю я. — Приехала, чтобы бороться за свои права. А чтобы эти права подтвердить, ей необходимо было получить свой депозит, оставленный несколько лет назад в сейфе нашей канцелярии, и представить его суду вместе с квитанцией об отсылке рукописи в Издательство детективной литературы. Я предполагаю, что она прямо с вокзала направилась сюда, но не застала никого в канцелярии. Тогда Клара спустилась в бар, нашла в телефонной книжке мой домашний номер и позвонила. Кто-то поднял трубку и подтвердил, что он является адвокатом Риффом. Очевидно, ее собеседник предложил Кларе подняться в канцелярию и подождать его там. Она рассказала ему всю свою историю и попросила возвратить ей депозит. Этот некто велел ей взять ключ из-под гидранта, открыть дверь канцелярии и подождать его. Она выполнила все эти указания, вошла в канцелярию… и застала там Нусьо, манипулирующего у сейфа. Дело в том, что Нусьо подслушал ее разговор и решил, что в сейфе находится нечто весьма ценное. Он взломал дверцу пожарной лестницы и через галерею, карниз и балкон проник в канцелярию. Едва он принялся за дело, как услышал, что кто-то приближается. Нусьо спрятался за портьеру, пытаясь бежать той же дорогой, что прибыл сюда, но не успел. Клара схватила револьвер, лежавший на письменном столе, и выстрелила. Должно быть, она решила, что грабитель уже вынул депозит из сейфа и пытается скрыться с ним. Впрочем, я не знаю точно, что она думала, достаточно того, что она выстрелила и попала в Нусьо через портьеру. А может быть, она и не застрелила его. Может быть, это только Франк его застрелил. Может быть, она вообще не видела Нусьо, спрятавшегося в нише двери за портьерой. Она спокойненько ожидала прихода адвоката, а Нусьо ждал, когда она покинет кабинет, и он снова сможет взяться за прерванную работу. Тем временем Франк и я попивали водочку у него дома. Франк раздумывал, как попасть в канцелярию и аккуратно обделать дельце. Случай распорядился так, что именно он принял телефонный звонок, адресованный мне. Он понял, что ему грозит судебный процесс и компрометация. Франк не мог этого допустить. Он велел Кларе ждать его в канцелярии и теперь лихорадочно обдумывал линию дальнейшего поведения. Был счастлив, что я нахожусь у него под присмотром и не могу не вовремя заглянуть в канцелярию, но и сам он не знал еще, как он попадет сюда так, чтобы никто не узнал об этом. И в это время ему позвонила Майка.