Страница:
— Ладно, пусть приходит, поговорим. Скорей всего, ты что-то в школе натворила, вот и приходится классному руководителю терять время.
— Классному руководителю? Ну, ты даешь, папашка. Она — уродина, очки — в поллица, нос сворочен набок, ни груди, ни бедер. Старая, злая. Я выбрала для тебя помоложе и посимпатичней.
Вот оно что! Наглая девчонка решила устроить смотрины? Этого только не хватает! Романов вспомнил недавний разговор о половом воздержании мужиков и его вредном воздействии на организм. Все женщины обожают сватовство. Дашка, несмотря на детский возраст, кажется, тоже подвержена этому.
— Уж не решила ли ты женить меня? — рассмеялся Романов, хотя ситуация явно не смешная.
— А почему бы и нет? Глафира Степановна — интересная женщина, можно даже сказать, девушка. Преподает у нас литературу, говорят, пишет стихи.
— Выбрось из головы!
Романов успел изучить слишком уж самостоятельный характер «приемной дочери», знал — задумала, не отступится, сделает по своему. Сбежать из дому, придумать какое-нибудь срочное дело? Пожалуй, единственный выход.
Он бережно сложил в баул пачки писем, прошел в прихожую.
— У меня назначено деловое свидание, когда вернусь — не знаю, может быть заночую в офисе.
В кухне — насмешливое молчание. Дашка что-то печет, варит, но — ни гу-гу. Входная дверь оказалась запертой на нижний замок. Ключа, как можно было ожидать, нет — спрятан.
— Роман Борисович, за что вы меня так обижаете?
Обращение по имени-отчеству свидетельствует о крайней обиде. Обычно — папашка или даже папочка, а тут…
— Откуда взяла?
Вместо ответа — сдавленное всхлипывание.
Романов считал себя человеком с сильной волей, но женских слез просто не терпел, они вызывали чувство жалости, невесть какой вины. Тамара, изучившая мужа, пользовалась слезами только в самых крайних случаях, и всегда добивалась успеха. Сдался он и сейчас. Отложил снятую с вешалки куртку, возвратил на прежнее место дипломат и возвратился в гостиную.
Обрадованная уступчивостью «папашки» девушка заметалась по квартире. Заорал в полный голос пылесос, из кухни поплыли аппетитные ароматы, баул с архивом, к которому раз и навегда запрещенно прикасаться, переместился из-под стола за стоящее перед телевизором кресло.
— Пожалуйста, поднимись на минутку, — максимально вежливо попросила Дашка, но за этой нарочитой вежливостью прослушивалась насмешка.
— Это еще зачем? — все-же вставая со стула, недовольно пробурчал Романов.
Девушка критически оглядела вытертые джинсы, клетчатую, далеко не новую рубашку, разношенные тапочки. Удобный домашний наряд.
— Придется переодеться, — приказным тоном промолвила она. — В таком одеянии стыдно принимать молодую женщину. Мало ли что может подумать. Отправляйся в спальню, я там все приготовила. И не медли — училка вот-вот придет.
И снова Романов подчинился. С недовольством, с ворчанием, но все же поплелся в спальню. Там на покрывале, застилающем богатырское ложе, лежит вычищенный и наглаженный костюм, рубашка с галстуком, возле кровати красуются начищенные до блеска туфли. Полный королевский комплект для новоявленного жениха.
— Помощь не потребуется? — остановилась в дверях ехидная телка. — Сам переоденешься или застегнуть молнию на брюках?
Бесстыдница крутнула округлым задком и исчезла. Из кухни донесся нахальный смех.
Надо бы построже с ней, безвольно подумал Роман, переодеваясь, но как осуществить это на практике? Не сечь же солдатским ремнем, зажав голову между ног и задрав подол юбчонки? Не ребенок уже — полуженщина. Да и какое он имеет право, если вдуматься, на физические воздействия? Кто он такой — ни родитель, ни опекун, даже не дядя — обычный сосед по лестничной площадке.
Когда «жених» вышел в гостиную, Дашка всплеснула руками и принялась поправлять, одергивать, приглаживать. Заодно опрыскала духами. Какие же все мужики неряхи и грязнули, читалось в каждом ее движении, если бы не женщины, заросли бы грязью, превратились в диких зверей. Вслух, конечно, ничего не сказано, но Романов самолюбиво отстранил девушку и сам принялся прихорашиваться перед висящим в прихожей крохотным зеркалом.
Там и застал его звонок. Не в дверь — телефонный.
— Слушаю, — в меру строго произнес он в трубку. — Кто говорит?
— Даешь, дружище, узнавать перестал, — с веселой обидой провозгласил Петька. — Замордованный тобой помощник докладывает, приполз к телефонному аппарату из последних сил. Ежели не спонсируешь стопкой водочки, подохну. Можно ехать?
— Сейчас нельзя, к Дашке придут гости. В десять не поздно?
— В самый раз.
Скрестив полные руки под недетской грудью, Дашка с удовлетворением прослушала телефонный разговор. Папашенька все больше и больше подпадает под ее влияние, первое время пытался сопротивляться, теперь — окончательно сдался.
— В десять приедет Петька. Найдешь чем угостить?
— Обижаешь, папашка? — обиженно скривилась девчонка. — Холодильник полный, останется разогреть жаркое и нарезать колбасы с сыром.
Хозяйственную беседу прервал звонок. На этот раз в дверь. Невежливо оттолкнув Романа, Дашка рванула к двери, не спрашивая кто и по какой надобности жалует, распахнула ее.
В прихожую с широченной улыбкой на румяном лице вошла… Манька номер два, в усиленном варианте. Мощные груди так распирают платье, что впору носить бронежилет, такие же выпуклые бедра, толстые ноги. Кажется, из каждой клетки кожи пузырится жир. Романов представил себя на богатырской кровати в объятиях «красавицы» и содрогнулся.
Ничего не скажешь, своеобразное представление у приемной дочери о женской красоте!
— Проходите, Глафира Степановна, раздевайтесь, — соловьем щебетала Дашка, помогая учительнице снять плащ. — Сейчас я познакомлю вас со своим папашенькой, попьем чай с тортом, поговорим.
В гостиной «папашка» церемонно представился. Дескать, владелец сыскной фирмы, взволнован визитом, неужели у Дарьи имеются в школе какие-то неразрешимые проблемы? О своем «родстве» с дочерью соседей — ни звука.
А Дашка так и пожирала приемного отца вопрошающими взглядами. Как ему понравилась «невеста», неужели ее прелести не взволновали его?
— Никаких проблем у вашей девочки нет, — учительница поспешила успокоить встревоженного родителя. — Просто я решила познакомиться с бытом своих учеников. Где они делают уроки, как отдыхают?
— Нормально отдыхаю, — опередила Романова разбитная девчонка. — Беседуем с папашенькой, читаем… классику, — смешливо покосилась она на спрятанный за креслом баул. — Смотрим передачи по телеку.
На столе — нарезанный торт, коробка дорогих конфет, аппетитные пряники, печенье. Расстаралась хозяйка, все сладкие запасы выставила. И все это ради семейного счастья приемного отца!
Разговоры — ни о чем. Во всяком случае, для Романова. Малоинтересные школьные истории, огорчительные двойки и победоносные пятерки, нарушения дисциплины, проблемы полового воспитания мальчиков и девочек, для решения которых пришлось закрыть на амбарный замок чердачный люк. Говорила в основном учительница. Дашка либо подобострастно поддакивала, либо отрицательно мотала кудрями.
А Романов с трудом сдерживал одолевшую его зевоту. В голову лезли странные мысли, совсем не связанные с визитом учительницы. Видов выбрасывает из Клавкиной комнаты нахального майора… Он же во всеуслышание объявляет о своей, пока незарегистрированной, женитьбе… Автоматная очередь прострочила грудь вечного комбата и он рухнул на Романова-деда…
Окончательно вышедшее из-под контроля сознание рисовало все новые и новые картинки. В основном, скопированные из дедова архива.
— Засиделась я, — поднялась со стула учительница. — Время позднее, а мне еще тетради проверять… Спасибо за угощение…
После того, как за гостьей захлопнулась дверь, Романов извинительно развел руками. Дашка понимающе фыркнула. Все ясно без слов. Но холостяк уверен, что упрямая девчонка не отказалась от намерения устроить личную жизнь папашки. Это видно по прищуренным глазкам, задумчиво устремленным на темное окно.
И все же Романову показалось, что ее обрадовало несостоявшееся сватовство…
К десяти вечера декорация в квартире сыщика изменилась. Гостиная приобрела обычный «рабочий» вид, цветная скатерть заменена простой, баул возвратился на свое место под столом, пепельница, пиво, сигареты аккуратно разложены возле придвинутого стула.
Зато на кухне — праздник. В центре разложенного стола — бутылка «смирновской» в окружении трех рюмок, на тарелках — тонконарезанные колбаса и сыр, разделанная селедочка держит в раскрытой пасти стебельки зеленого лука, в духовке томится жаркое.
Обычно на подобные мероприятия Петька не опаздывает, но вот уже половина одинадцатого, а он не появился. Ну, погоди, алкаш несчастный, злорадно думал Романов, появишься — так разделаю, как и твоей супруге не снилось!
В ожидании очередного гостя Дашка, подобрав под себя ноги, сидела на сложенном диване и изучала любимую медэнциклопедию. Сыщик бродил по комнате, бросая нетерпеливые взгляды на желанный баул. Злился на опаздывающего компаньона, перебирал в памяти события, происшедшие с Видовым и его незаконной супругой.
Наконец, в одинадцать — долгожданный звонок. Не продолжительный и не короткий — отрывистыми звуками, словно посетитель наигрывает на кнопке широко извстную мелодию Чижика-Пыжика.
— Почему опаздываешь? — пропустив друга в прихожую, недовольно спросил Романов. — Понос прохватил или жена не пускала?
Дружинин покаянно наклонил голову с уже обозначавшейся круглой лысиной. Заодно спрятал обычную ехидную ухмылку.
— Не казни, потомок императора, помилуй. По твоему заданию пас банковского младенца. Пришлось переодеться ментом, иначе хитрец не подпускал к себе, наверно, побаивался друзей-бандюг.
— Ну, и что удалось узнать? — заинтересовался Романов, позабыв и о злости, и об ожидающем его архиве.
Оказалось, удалось и — немало! Ибо тощий пацан посетил маленький ресторанчик неподалеку от станции метро Новокузнецкая, сидел там за одним столиком с жирным мужиком, с которым обменялся не только приветами. «Младенец» передал, извлеченную из дипломата, тонкую папку, взамен получил стопку зеленых. Обмен произошел в лучших традициях политического детектива — под прикрытием свисающей скатерти. Другой человек просто не обратил бы внимания, но в вопросах слежки Дпужинин не человек — Сатана!
— Фамилию толстяка догадался узнать?
— Обижаешь, потомок императора, — Петька вытер носовым платком сухие глаза. — Держи полные паспортные данные с адресочками офиса фирмы и места проживания. Презентую безвозмездно, в знак глубочайшего уважения к императорской особе…
Едкие словечки и издевательские сравнения Романов привычно пропустил мимо ушей. Ибо, общаясь с Петькой, усвоил именно такие меры безопасности — не обращать внимания. Сейчас он думал совершенно о другом.
Следующим этапом почти завершившейся операции будет получение оставшейся части гонорара. Приятный этап и, главное, полезный для здоровья банковского счета сыскной фирмы. Возможно остробородый банкир решит поручить талантливым частным детективам третюю фазу — изьятие у конкурента и возвращение в родной сейф похищенных документов. Ну, что ж, компаньоны не откажутся, естественно, потребуют увеличенный по сравнению с предыдущим гонорар.
Уровень водки в бутылке быстро понижался. Когда он достиг самой нижней отметки, Дашка убрала пустую посуду, выжидательно поглядела на осоловевших приятелей. Дескать, не пора ли, мужички, по домам?
— Кажется, потомок императора попал под женский каблучек? — недовольно пробурчал Дружинин. — Никогда бы не подумал.
Романов не стал отрицать обидного утверждения, поднялся из-за стола, потянулся.
— Дашка права, так недолго в алкашей превратиться. Давай, Петька, собирайся, не то твоя супружница последние волосы на голове повыдергивает!
Петька не успел возразить — задребезжал телефонный аппарат. В трубке — возбужденный голос владельца фирмы по продаже женского белья. Видимо, на него подействовал завуалированный намек на непосредственную связь возврата надежного телохранителя с обещанным визитом к деду.
— Если не раздумали, завтра утром поедем.
Пришлось выбирать между встречей с банкиром-заказчиком и поездкой к фронтовому старшине. Посоветовавшись, компаньоны решили, что гонорар никуда не денется, его можно получить и вечером, а вот Сидякины могут легко передумать…
«Вольво» неторопливо ехала в плотном потоке машин. Рядом с водителем сидела Надежда Ларионовна, ее муж устроился на заднем сидении между сыщиками. Говорил безостановочно, перескакивая с коммерческих тем на чисто бытовые, мешая политику с экономикой, оплевывая конкурентов и превознося друзей по бизнесу. Единственно чего не касался необычно многословный предприниматель — предстоящей встречу с дедом. Видимо, боялся выболтать что-то опасное, за что можно получить от бывшего старшины болезненную оплеуху.
Выехав за пределы Москвы, водитель прибавил скорость. Через час машина свернула на узкую асфальтированную дорогу, ведущую в какой-то поселок — Романов не удосужился поинтересоваться в какой именно. Еще полчаса езды, два поворота на грунтовые проселки и легковушка остановилась перед воротами участка, обнесенного забором из железобетонных панелей, украшенного поверху тремя рядами колючки.
Не хватает сторожевых вышек и амбразур с пулеметами, подумал детектив, с любопытством оглядывая окружающий лес и двухэтажный особняк, высящийся в середине участка. Ай да героический дед, ай да фронтовой старшина! Откуда только взял немалые деньги на строительство этакой махины? И зачем престарелому герою войны подобный укрепленный замок?
Калитка открылась, к машине вышел узколобый парень в камуфляже.
— Ромка, это же один из похитителей Видовой! — едва шевеля губами, прошептал на ухо компаньону Петька. — Ей-бо, он! Не зря заныло мое сломанное ребро, не зря…
Не поворачиваясь к другу, Романов двинул его локтем в бок. Молчи, дескать, все понятно и без особых пояснений.
В"ехав на территорию, машина остановилась возле подъезда коттеджа. Выносной козырек держится на четырех украшенных резьбой колоннах, в дом ведут стекляные двери с позолоченными ручками. Короче, настоящий барский дворец, принадлежащий новорусскому графу или герцогу. В стороне от особняка — многоворотный гараж с асфальтированной площадкой перед ним. На площадке стоит хорошо знакомый Дружинину «каблучек», возле него со шлангом в руке ехидно усмехается волосатый парень.
Ни узколобый верзила, ни его длиноволосый приятель не прячутся, наоборот, демонстрируют полную безнаказанность. А за что их арестовывать, где доказательства вины? Показания частного детектива? Без соответствующих снимков либо магнитофонных пленок с записями — обычное словоблудие!
Кажется, интуиция не подвела сыщика — ниточка протянулась с тридцатых годов до девяностых, похищение Видовой каким-то образом связано с бывшим старшиной.
Приехавших встретила кокетливая девица, чем-то похожая на Дашку. Такие же шаловливые огоньки в глазах, такая же насмешливая улыбка на пухлых губешках.
В сопровождении горничной гости миновали обширный холл с непременным медведем, держащим в лапах поднос. Дверь направо вывела в большой зал с несколькими креслами и великолепным камином.
— Хозяин сейчас пожалует, — поклонившись, промурлыкала девица и ушла в другую комнату.
Не спрашивая согласия, Ефим Маркович прикатил к креслам столик на колесиках, достал с первого его «этажа» узорчатую бутылку и несколько фужеров. Рядом поставил блюдо с фруктами.
— Батя старенький, пока соберется — времени пройдет немало, — в голосе старшинского внука — нескрываемое уважение к старости и преклонение перед героем войны. — Мы пока подзакусим.
Сидякин-младший ошибся. Не прошло и пяти минут, как в зал вкатилась инвалидная коляска. В ней — старичок с редкой седой бородкой, маскирующей уродливо выдвинутый подбородок. Сморщенное лицо и молодые, слегка прищуренные глаза, беспомощные ноги и сильные, выложенные на плед, закрывающий колени, мускулистые руки. Лысая голова накрыта чепчиком, похожим на еврейскую ермолку. С узких плеч свисает бархатный халат.
— Здравствуйте, дедушка.
Надежда Ларионовна поцеловала старика в подставленую щеку, внук — в другую. Будто приложились к иконе. Инвалид ничего не ответил — смотрел на двух неизвестных ему мужчин. Напористо, требовательно.
— С твоего разрешения привез гостей, — будто извиняясь за совершенный проступок, тихо проговорил Ефим Маркович. Все же, с разрешения, подумал Романов. — Прошу любить и жаловать, оба — мои близкие друзья.
Старик продолжал зондировать приехавших все тем же требовательным взглядом.
— Простите за непрошенное вторжение. — вступил в беседу сыщик. — Дело в том, что я внук вашего фронтового побратима. Вот и решил…
— Фамилие, имя?
Многозначительное упоминание о «побратимстве» не особенно удивило, тем более, обрадовало старика. Он потребовал большей конкретности. Пришлось представиться.
— Внук Николая? Как же, как же, приятно. А почему не пожаловал он сам? Или болеет ветеран?
Весть о смерти Романова-деда тоже не произвело ожидаемого эффекта. Сидякин ограничился горестным вздохом, дескать, ничего не поделаешь, возраст, раны.
— И что же вы хотите узнать?
Вопрос походит на пожелание поскорей расстаться. Не тут-то было, сыщик вцепился в старика мертвой хваткой. Кто знает, доведется ли еще раз посетить укрепленный замок, нужно выудить из бывшего старшины как можно большую информацию.
— Дед как-то рассказал мне о происшествии на фронтовой дороге. Имеется в виду налет на батальонную колонну мессеров. Тогда погиб капитан Видов. Хотелось бы знать подробности.
— Зачем?
Пришлось фантазировать. Бегло упомянуть о том, что он собирается писать книгу о войне, в частности, о батальоне Видова, погоревать по поводу недостающего фактического материала, о преждевременной смерти участников давних сражений.
Старик благожелательно кивал, сочувственно вздыхал, но ни одним словом не обмолвился. Будто речь шла не о родном батальоне — о совершенно другой воинской части.
— Может быть у вас сохранились письма, заметки, статьи дивизионной газеты? Буду благодарен.
Не отреагировать на прямо заданный вопрос невозможно. Но и тут старик умудрился уйти от конкретного обещания. Дескать, подумает, просмотрит старые записи. На очередной настырный вопрос, когда можно наведаться, не ответил. Нажал клавишу на поручне кресла, в соседней комнате раздался призывный звонок. Тут же в зал впорхнула давешняя девица.
— Простите, хозяину пора принимать лекарство, — сухо объявила она. — Все готово, Прохор Назарович.
Инвалидная коляска, ведомая опытной твердой рукой, крутнулась на месте и покатила в раскрытую дверь. Ни до свиданья, ни пошли к черту! «Вольво» с работающим двигателем стояло возле подъезда. Волосатик попрежнему трудолюбиво поливал водой «каблучек». Узколобый верзила стоял возле ворот.
Возвратиться бы в особняк, сославшись на якобы забытые перчатки либо записную книжку, да пошарить по комнатам и подвальным помещениям! Вдруг в одном из них сидит закованная в наручники Видова. Но оба парня отслеживают каждое движение гостей, в карманах у них, наверняка, кроме носовых платков, лежит по стволу.
Романов изгнал из головы вредные мысли. Возле первой же станции метро попросил притормозить и, стараясь не видеть умоляющего взгляда компаньона, попрощался с Сидякиными.
На общественном транспорте до банка — с час езды. Осилил. Остробородый банкир, получив исчерпывающие данные о пропавших докуиентах, с легкостью расстался с договорной суммой гонорара. Но возвращение бумаг не заказал — видимо, для этих целей у него имеются более надежные шестерки.
К десяти вечера Роман добрался, наконец, домой. Наспех поужинав, уселся на свое рабочее место и достал из баула первую общую тетрадь. Медленно перелистывая страницы, автоматически спросил приемную дочь о самочувствии и успехах.
— Какие там успехи? — отмахнулась девушка. — Глафира обиделась на твое поведение и вкатила мне жирную двойку…
— Сама виновна. Занялась сватовством, вот и получила!
— Кстати, о сватовстве, папашка. На следующей неделе у нас — гости. Готовься.
Последнего Романов не услышал. На одной из страниц промелькнула фамилия старшины…
Глава 15
— Классному руководителю? Ну, ты даешь, папашка. Она — уродина, очки — в поллица, нос сворочен набок, ни груди, ни бедер. Старая, злая. Я выбрала для тебя помоложе и посимпатичней.
Вот оно что! Наглая девчонка решила устроить смотрины? Этого только не хватает! Романов вспомнил недавний разговор о половом воздержании мужиков и его вредном воздействии на организм. Все женщины обожают сватовство. Дашка, несмотря на детский возраст, кажется, тоже подвержена этому.
— Уж не решила ли ты женить меня? — рассмеялся Романов, хотя ситуация явно не смешная.
— А почему бы и нет? Глафира Степановна — интересная женщина, можно даже сказать, девушка. Преподает у нас литературу, говорят, пишет стихи.
— Выбрось из головы!
Романов успел изучить слишком уж самостоятельный характер «приемной дочери», знал — задумала, не отступится, сделает по своему. Сбежать из дому, придумать какое-нибудь срочное дело? Пожалуй, единственный выход.
Он бережно сложил в баул пачки писем, прошел в прихожую.
— У меня назначено деловое свидание, когда вернусь — не знаю, может быть заночую в офисе.
В кухне — насмешливое молчание. Дашка что-то печет, варит, но — ни гу-гу. Входная дверь оказалась запертой на нижний замок. Ключа, как можно было ожидать, нет — спрятан.
— Роман Борисович, за что вы меня так обижаете?
Обращение по имени-отчеству свидетельствует о крайней обиде. Обычно — папашка или даже папочка, а тут…
— Откуда взяла?
Вместо ответа — сдавленное всхлипывание.
Романов считал себя человеком с сильной волей, но женских слез просто не терпел, они вызывали чувство жалости, невесть какой вины. Тамара, изучившая мужа, пользовалась слезами только в самых крайних случаях, и всегда добивалась успеха. Сдался он и сейчас. Отложил снятую с вешалки куртку, возвратил на прежнее место дипломат и возвратился в гостиную.
Обрадованная уступчивостью «папашки» девушка заметалась по квартире. Заорал в полный голос пылесос, из кухни поплыли аппетитные ароматы, баул с архивом, к которому раз и навегда запрещенно прикасаться, переместился из-под стола за стоящее перед телевизором кресло.
— Пожалуйста, поднимись на минутку, — максимально вежливо попросила Дашка, но за этой нарочитой вежливостью прослушивалась насмешка.
— Это еще зачем? — все-же вставая со стула, недовольно пробурчал Романов.
Девушка критически оглядела вытертые джинсы, клетчатую, далеко не новую рубашку, разношенные тапочки. Удобный домашний наряд.
— Придется переодеться, — приказным тоном промолвила она. — В таком одеянии стыдно принимать молодую женщину. Мало ли что может подумать. Отправляйся в спальню, я там все приготовила. И не медли — училка вот-вот придет.
И снова Романов подчинился. С недовольством, с ворчанием, но все же поплелся в спальню. Там на покрывале, застилающем богатырское ложе, лежит вычищенный и наглаженный костюм, рубашка с галстуком, возле кровати красуются начищенные до блеска туфли. Полный королевский комплект для новоявленного жениха.
— Помощь не потребуется? — остановилась в дверях ехидная телка. — Сам переоденешься или застегнуть молнию на брюках?
Бесстыдница крутнула округлым задком и исчезла. Из кухни донесся нахальный смех.
Надо бы построже с ней, безвольно подумал Роман, переодеваясь, но как осуществить это на практике? Не сечь же солдатским ремнем, зажав голову между ног и задрав подол юбчонки? Не ребенок уже — полуженщина. Да и какое он имеет право, если вдуматься, на физические воздействия? Кто он такой — ни родитель, ни опекун, даже не дядя — обычный сосед по лестничной площадке.
Когда «жених» вышел в гостиную, Дашка всплеснула руками и принялась поправлять, одергивать, приглаживать. Заодно опрыскала духами. Какие же все мужики неряхи и грязнули, читалось в каждом ее движении, если бы не женщины, заросли бы грязью, превратились в диких зверей. Вслух, конечно, ничего не сказано, но Романов самолюбиво отстранил девушку и сам принялся прихорашиваться перед висящим в прихожей крохотным зеркалом.
Там и застал его звонок. Не в дверь — телефонный.
— Слушаю, — в меру строго произнес он в трубку. — Кто говорит?
— Даешь, дружище, узнавать перестал, — с веселой обидой провозгласил Петька. — Замордованный тобой помощник докладывает, приполз к телефонному аппарату из последних сил. Ежели не спонсируешь стопкой водочки, подохну. Можно ехать?
— Сейчас нельзя, к Дашке придут гости. В десять не поздно?
— В самый раз.
Скрестив полные руки под недетской грудью, Дашка с удовлетворением прослушала телефонный разговор. Папашенька все больше и больше подпадает под ее влияние, первое время пытался сопротивляться, теперь — окончательно сдался.
— В десять приедет Петька. Найдешь чем угостить?
— Обижаешь, папашка? — обиженно скривилась девчонка. — Холодильник полный, останется разогреть жаркое и нарезать колбасы с сыром.
Хозяйственную беседу прервал звонок. На этот раз в дверь. Невежливо оттолкнув Романа, Дашка рванула к двери, не спрашивая кто и по какой надобности жалует, распахнула ее.
В прихожую с широченной улыбкой на румяном лице вошла… Манька номер два, в усиленном варианте. Мощные груди так распирают платье, что впору носить бронежилет, такие же выпуклые бедра, толстые ноги. Кажется, из каждой клетки кожи пузырится жир. Романов представил себя на богатырской кровати в объятиях «красавицы» и содрогнулся.
Ничего не скажешь, своеобразное представление у приемной дочери о женской красоте!
— Проходите, Глафира Степановна, раздевайтесь, — соловьем щебетала Дашка, помогая учительнице снять плащ. — Сейчас я познакомлю вас со своим папашенькой, попьем чай с тортом, поговорим.
В гостиной «папашка» церемонно представился. Дескать, владелец сыскной фирмы, взволнован визитом, неужели у Дарьи имеются в школе какие-то неразрешимые проблемы? О своем «родстве» с дочерью соседей — ни звука.
А Дашка так и пожирала приемного отца вопрошающими взглядами. Как ему понравилась «невеста», неужели ее прелести не взволновали его?
— Никаких проблем у вашей девочки нет, — учительница поспешила успокоить встревоженного родителя. — Просто я решила познакомиться с бытом своих учеников. Где они делают уроки, как отдыхают?
— Нормально отдыхаю, — опередила Романова разбитная девчонка. — Беседуем с папашенькой, читаем… классику, — смешливо покосилась она на спрятанный за креслом баул. — Смотрим передачи по телеку.
На столе — нарезанный торт, коробка дорогих конфет, аппетитные пряники, печенье. Расстаралась хозяйка, все сладкие запасы выставила. И все это ради семейного счастья приемного отца!
Разговоры — ни о чем. Во всяком случае, для Романова. Малоинтересные школьные истории, огорчительные двойки и победоносные пятерки, нарушения дисциплины, проблемы полового воспитания мальчиков и девочек, для решения которых пришлось закрыть на амбарный замок чердачный люк. Говорила в основном учительница. Дашка либо подобострастно поддакивала, либо отрицательно мотала кудрями.
А Романов с трудом сдерживал одолевшую его зевоту. В голову лезли странные мысли, совсем не связанные с визитом учительницы. Видов выбрасывает из Клавкиной комнаты нахального майора… Он же во всеуслышание объявляет о своей, пока незарегистрированной, женитьбе… Автоматная очередь прострочила грудь вечного комбата и он рухнул на Романова-деда…
Окончательно вышедшее из-под контроля сознание рисовало все новые и новые картинки. В основном, скопированные из дедова архива.
— Засиделась я, — поднялась со стула учительница. — Время позднее, а мне еще тетради проверять… Спасибо за угощение…
После того, как за гостьей захлопнулась дверь, Романов извинительно развел руками. Дашка понимающе фыркнула. Все ясно без слов. Но холостяк уверен, что упрямая девчонка не отказалась от намерения устроить личную жизнь папашки. Это видно по прищуренным глазкам, задумчиво устремленным на темное окно.
И все же Романову показалось, что ее обрадовало несостоявшееся сватовство…
К десяти вечера декорация в квартире сыщика изменилась. Гостиная приобрела обычный «рабочий» вид, цветная скатерть заменена простой, баул возвратился на свое место под столом, пепельница, пиво, сигареты аккуратно разложены возле придвинутого стула.
Зато на кухне — праздник. В центре разложенного стола — бутылка «смирновской» в окружении трех рюмок, на тарелках — тонконарезанные колбаса и сыр, разделанная селедочка держит в раскрытой пасти стебельки зеленого лука, в духовке томится жаркое.
Обычно на подобные мероприятия Петька не опаздывает, но вот уже половина одинадцатого, а он не появился. Ну, погоди, алкаш несчастный, злорадно думал Романов, появишься — так разделаю, как и твоей супруге не снилось!
В ожидании очередного гостя Дашка, подобрав под себя ноги, сидела на сложенном диване и изучала любимую медэнциклопедию. Сыщик бродил по комнате, бросая нетерпеливые взгляды на желанный баул. Злился на опаздывающего компаньона, перебирал в памяти события, происшедшие с Видовым и его незаконной супругой.
Наконец, в одинадцать — долгожданный звонок. Не продолжительный и не короткий — отрывистыми звуками, словно посетитель наигрывает на кнопке широко извстную мелодию Чижика-Пыжика.
— Почему опаздываешь? — пропустив друга в прихожую, недовольно спросил Романов. — Понос прохватил или жена не пускала?
Дружинин покаянно наклонил голову с уже обозначавшейся круглой лысиной. Заодно спрятал обычную ехидную ухмылку.
— Не казни, потомок императора, помилуй. По твоему заданию пас банковского младенца. Пришлось переодеться ментом, иначе хитрец не подпускал к себе, наверно, побаивался друзей-бандюг.
— Ну, и что удалось узнать? — заинтересовался Романов, позабыв и о злости, и об ожидающем его архиве.
Оказалось, удалось и — немало! Ибо тощий пацан посетил маленький ресторанчик неподалеку от станции метро Новокузнецкая, сидел там за одним столиком с жирным мужиком, с которым обменялся не только приветами. «Младенец» передал, извлеченную из дипломата, тонкую папку, взамен получил стопку зеленых. Обмен произошел в лучших традициях политического детектива — под прикрытием свисающей скатерти. Другой человек просто не обратил бы внимания, но в вопросах слежки Дпужинин не человек — Сатана!
— Фамилию толстяка догадался узнать?
— Обижаешь, потомок императора, — Петька вытер носовым платком сухие глаза. — Держи полные паспортные данные с адресочками офиса фирмы и места проживания. Презентую безвозмездно, в знак глубочайшего уважения к императорской особе…
Едкие словечки и издевательские сравнения Романов привычно пропустил мимо ушей. Ибо, общаясь с Петькой, усвоил именно такие меры безопасности — не обращать внимания. Сейчас он думал совершенно о другом.
Следующим этапом почти завершившейся операции будет получение оставшейся части гонорара. Приятный этап и, главное, полезный для здоровья банковского счета сыскной фирмы. Возможно остробородый банкир решит поручить талантливым частным детективам третюю фазу — изьятие у конкурента и возвращение в родной сейф похищенных документов. Ну, что ж, компаньоны не откажутся, естественно, потребуют увеличенный по сравнению с предыдущим гонорар.
Уровень водки в бутылке быстро понижался. Когда он достиг самой нижней отметки, Дашка убрала пустую посуду, выжидательно поглядела на осоловевших приятелей. Дескать, не пора ли, мужички, по домам?
— Кажется, потомок императора попал под женский каблучек? — недовольно пробурчал Дружинин. — Никогда бы не подумал.
Романов не стал отрицать обидного утверждения, поднялся из-за стола, потянулся.
— Дашка права, так недолго в алкашей превратиться. Давай, Петька, собирайся, не то твоя супружница последние волосы на голове повыдергивает!
Петька не успел возразить — задребезжал телефонный аппарат. В трубке — возбужденный голос владельца фирмы по продаже женского белья. Видимо, на него подействовал завуалированный намек на непосредственную связь возврата надежного телохранителя с обещанным визитом к деду.
— Если не раздумали, завтра утром поедем.
Пришлось выбирать между встречей с банкиром-заказчиком и поездкой к фронтовому старшине. Посоветовавшись, компаньоны решили, что гонорар никуда не денется, его можно получить и вечером, а вот Сидякины могут легко передумать…
«Вольво» неторопливо ехала в плотном потоке машин. Рядом с водителем сидела Надежда Ларионовна, ее муж устроился на заднем сидении между сыщиками. Говорил безостановочно, перескакивая с коммерческих тем на чисто бытовые, мешая политику с экономикой, оплевывая конкурентов и превознося друзей по бизнесу. Единственно чего не касался необычно многословный предприниматель — предстоящей встречу с дедом. Видимо, боялся выболтать что-то опасное, за что можно получить от бывшего старшины болезненную оплеуху.
Выехав за пределы Москвы, водитель прибавил скорость. Через час машина свернула на узкую асфальтированную дорогу, ведущую в какой-то поселок — Романов не удосужился поинтересоваться в какой именно. Еще полчаса езды, два поворота на грунтовые проселки и легковушка остановилась перед воротами участка, обнесенного забором из железобетонных панелей, украшенного поверху тремя рядами колючки.
Не хватает сторожевых вышек и амбразур с пулеметами, подумал детектив, с любопытством оглядывая окружающий лес и двухэтажный особняк, высящийся в середине участка. Ай да героический дед, ай да фронтовой старшина! Откуда только взял немалые деньги на строительство этакой махины? И зачем престарелому герою войны подобный укрепленный замок?
Калитка открылась, к машине вышел узколобый парень в камуфляже.
— Ромка, это же один из похитителей Видовой! — едва шевеля губами, прошептал на ухо компаньону Петька. — Ей-бо, он! Не зря заныло мое сломанное ребро, не зря…
Не поворачиваясь к другу, Романов двинул его локтем в бок. Молчи, дескать, все понятно и без особых пояснений.
В"ехав на территорию, машина остановилась возле подъезда коттеджа. Выносной козырек держится на четырех украшенных резьбой колоннах, в дом ведут стекляные двери с позолоченными ручками. Короче, настоящий барский дворец, принадлежащий новорусскому графу или герцогу. В стороне от особняка — многоворотный гараж с асфальтированной площадкой перед ним. На площадке стоит хорошо знакомый Дружинину «каблучек», возле него со шлангом в руке ехидно усмехается волосатый парень.
Ни узколобый верзила, ни его длиноволосый приятель не прячутся, наоборот, демонстрируют полную безнаказанность. А за что их арестовывать, где доказательства вины? Показания частного детектива? Без соответствующих снимков либо магнитофонных пленок с записями — обычное словоблудие!
Кажется, интуиция не подвела сыщика — ниточка протянулась с тридцатых годов до девяностых, похищение Видовой каким-то образом связано с бывшим старшиной.
Приехавших встретила кокетливая девица, чем-то похожая на Дашку. Такие же шаловливые огоньки в глазах, такая же насмешливая улыбка на пухлых губешках.
В сопровождении горничной гости миновали обширный холл с непременным медведем, держащим в лапах поднос. Дверь направо вывела в большой зал с несколькими креслами и великолепным камином.
— Хозяин сейчас пожалует, — поклонившись, промурлыкала девица и ушла в другую комнату.
Не спрашивая согласия, Ефим Маркович прикатил к креслам столик на колесиках, достал с первого его «этажа» узорчатую бутылку и несколько фужеров. Рядом поставил блюдо с фруктами.
— Батя старенький, пока соберется — времени пройдет немало, — в голосе старшинского внука — нескрываемое уважение к старости и преклонение перед героем войны. — Мы пока подзакусим.
Сидякин-младший ошибся. Не прошло и пяти минут, как в зал вкатилась инвалидная коляска. В ней — старичок с редкой седой бородкой, маскирующей уродливо выдвинутый подбородок. Сморщенное лицо и молодые, слегка прищуренные глаза, беспомощные ноги и сильные, выложенные на плед, закрывающий колени, мускулистые руки. Лысая голова накрыта чепчиком, похожим на еврейскую ермолку. С узких плеч свисает бархатный халат.
— Здравствуйте, дедушка.
Надежда Ларионовна поцеловала старика в подставленую щеку, внук — в другую. Будто приложились к иконе. Инвалид ничего не ответил — смотрел на двух неизвестных ему мужчин. Напористо, требовательно.
— С твоего разрешения привез гостей, — будто извиняясь за совершенный проступок, тихо проговорил Ефим Маркович. Все же, с разрешения, подумал Романов. — Прошу любить и жаловать, оба — мои близкие друзья.
Старик продолжал зондировать приехавших все тем же требовательным взглядом.
— Простите за непрошенное вторжение. — вступил в беседу сыщик. — Дело в том, что я внук вашего фронтового побратима. Вот и решил…
— Фамилие, имя?
Многозначительное упоминание о «побратимстве» не особенно удивило, тем более, обрадовало старика. Он потребовал большей конкретности. Пришлось представиться.
— Внук Николая? Как же, как же, приятно. А почему не пожаловал он сам? Или болеет ветеран?
Весть о смерти Романова-деда тоже не произвело ожидаемого эффекта. Сидякин ограничился горестным вздохом, дескать, ничего не поделаешь, возраст, раны.
— И что же вы хотите узнать?
Вопрос походит на пожелание поскорей расстаться. Не тут-то было, сыщик вцепился в старика мертвой хваткой. Кто знает, доведется ли еще раз посетить укрепленный замок, нужно выудить из бывшего старшины как можно большую информацию.
— Дед как-то рассказал мне о происшествии на фронтовой дороге. Имеется в виду налет на батальонную колонну мессеров. Тогда погиб капитан Видов. Хотелось бы знать подробности.
— Зачем?
Пришлось фантазировать. Бегло упомянуть о том, что он собирается писать книгу о войне, в частности, о батальоне Видова, погоревать по поводу недостающего фактического материала, о преждевременной смерти участников давних сражений.
Старик благожелательно кивал, сочувственно вздыхал, но ни одним словом не обмолвился. Будто речь шла не о родном батальоне — о совершенно другой воинской части.
— Может быть у вас сохранились письма, заметки, статьи дивизионной газеты? Буду благодарен.
Не отреагировать на прямо заданный вопрос невозможно. Но и тут старик умудрился уйти от конкретного обещания. Дескать, подумает, просмотрит старые записи. На очередной настырный вопрос, когда можно наведаться, не ответил. Нажал клавишу на поручне кресла, в соседней комнате раздался призывный звонок. Тут же в зал впорхнула давешняя девица.
— Простите, хозяину пора принимать лекарство, — сухо объявила она. — Все готово, Прохор Назарович.
Инвалидная коляска, ведомая опытной твердой рукой, крутнулась на месте и покатила в раскрытую дверь. Ни до свиданья, ни пошли к черту! «Вольво» с работающим двигателем стояло возле подъезда. Волосатик попрежнему трудолюбиво поливал водой «каблучек». Узколобый верзила стоял возле ворот.
Возвратиться бы в особняк, сославшись на якобы забытые перчатки либо записную книжку, да пошарить по комнатам и подвальным помещениям! Вдруг в одном из них сидит закованная в наручники Видова. Но оба парня отслеживают каждое движение гостей, в карманах у них, наверняка, кроме носовых платков, лежит по стволу.
Романов изгнал из головы вредные мысли. Возле первой же станции метро попросил притормозить и, стараясь не видеть умоляющего взгляда компаньона, попрощался с Сидякиными.
На общественном транспорте до банка — с час езды. Осилил. Остробородый банкир, получив исчерпывающие данные о пропавших докуиентах, с легкостью расстался с договорной суммой гонорара. Но возвращение бумаг не заказал — видимо, для этих целей у него имеются более надежные шестерки.
К десяти вечера Роман добрался, наконец, домой. Наспех поужинав, уселся на свое рабочее место и достал из баула первую общую тетрадь. Медленно перелистывая страницы, автоматически спросил приемную дочь о самочувствии и успехах.
— Какие там успехи? — отмахнулась девушка. — Глафира обиделась на твое поведение и вкатила мне жирную двойку…
— Сама виновна. Занялась сватовством, вот и получила!
— Кстати, о сватовстве, папашка. На следующей неделе у нас — гости. Готовься.
Последнего Романов не услышал. На одной из страниц промелькнула фамилия старшины…
Глава 15
«… сын бывшего старшины, Марк, тощий, бледный с болезненным румянцем. В тюрьме и на зоне заработал туберкулез. Каждый день навещает. Похоже у Сидякина тайн от сына нет, а он, в свою очередь, передает их мне…»
Запись деда в коричневой тетради.
Известие о вечеринке, которая плавно перешла в свадьбу, в очередной раз покоробило завистливого Прошку. Прежде всего, обидело то, что его не пригласили, не посчитали достойным разделить с обыкновенным старшиной праздничное застолье.
Но не это — главное. Снова Видов обошел его, снова лидирует! Глядишь, наследник появится — неважно, законный или незаконный, но — наследник. А недавно получивший статус сверхсрочника, вместе со старшинскими погонами, Сидякин попрежнему одинок. Ни кола, ни двора, ни семьи, ни настоящих родителей. Бывших скотника и доярку родителями он не считал — ведь главное не заделать и родить, а обеспечить отпрыску безбедное существование, солидную будущность. А что можно ожидать от полуграмотных и полунищих людей?
Сидякин безвылазно сидел в ротной каптерке, изобретал ответные меры, которые он примет в ответ на женитьбу «соперника». Главная из них — собственная женитьба. На ком — не имеет значения: на пухлой перезрелой бабешке, работающей поварихой или на сухой — доска доской — интеллигентной дамочке с буклями и в очках, возглавляющей полковую библиотеку. На свадьбу ни за что не пригласит ни Семку, ни Клавку. Пусть тогда они повертятся, позавидуют семейному счастью бывшего односельчанина!
Представил себе нахмурившегося комбата и обидчиво всплакнувшую его новую супруженницу — по душе бедто бархоткой провели.
— Товарищ старшина, на КПП вас спрашивают, — приоткрыв дверь в каптерку, осторожно доложил дневальный. — Какой-то местный житель. Говорит, вы знаете.
— Пусть гонят в шею! — заорал старшина.
Испуганный дневальный мигом исчез.
Еще бы Сидякину не знать незванного посетителя.
С полмесяца тому назад в один из выходных дней Прохор решил прогуляться по городу, заглянуть на рынок, прикупить какое-нибудь лакомство. Ибо он был любителем сладкого: конфет, пирожных, пряников. Вечное пребывание в осточертевшей казарме сделалось просто нестерпимым. Ряды одинаково заправленных коек, свежевымытых тумбочек, свежеокрашенных полов, сонный дневальный у входа и дежурный сержант, бесцельно разгуливающий по казарменным отсекам — все это вызывало головную и зубную боль.
Воскресный рынок — празднично шумлив и бестолков. Здесь обнимаются и дерутся, смеются и плачут, пляшут и валяются на земле. Состоит он как бы из трех частей: цивилизованной, где торгуют с прилавков и специальных скамеек, привозной — торг идет с возов, запряженных волами или лошадьми, и дикой — продукты и товары разложены прямо на земле.
Сидякин побродил между возами, от нечего делать приценилсмя к овощамм и фруктам. Даже поторговался с одной грудастой девахой. Так, ради развлечения. Деваха, поминутно вытирая потную ладонь о переброшенный через плечо рушник, на весь рынок хвалила свой товар, пыталась всучить на пробу неожиданному покуателю краснобедрое яблоко.
С трудом отделавшись от приставучей хуторянки, Прошка заглянул в шинок. Вообще-то, военным посещать злачные места, мягко говоря, не рекомендуется, но, во первых, старшина был в цивильной одежде, кто он такой — на лбу не написано, во-вторых, он не собирался упиваться едучим самогоном, именуемым не иначе, как «горилка высшей пробы». Не спрашивая, что подать, расторопный парнишка небрежно вытер грязной тряпкой заляпанный стол и поставил на него литровую кружку пива.
Наверняка, мыла добавляют, жулики, равнодушно подумал Сидякин, сдувая обильную пену. Но пиво оказалось сносным — немного отдавало запахами дубовой бочки, тепловатое, в меру крепкое.
— Вот я и говорю, зачем живем, а? — к столу Сидякина подсел вислоусый сельчанин с выбритым затылком. Говорил он, в основном по русски, иногда вставляя в качестве связок чисто украинские выражения. — Скажи, милчеловек, зачем? Хиба ж это жизнь, когда жинка ежедень чинит мне исподнее? Вся мотня в штопках — хоть руками держи, штоб не потерять. Позавчерась полез ночью на жинку да зацепил дырку в простыне — пополам…
— Купи новое белье, — равнодушно посоветовал Прохор.
Сельчанин возмущенно хлопнул себя по выпирающему пузу.
— Купи, говоришь? А где оно продается, не подскажешь? У нас на рынке шаром покати, в магазеях — тожеть. Хиба я не купив бы, га? Гроши маю, жинка добрюсенькая да понятливая… Ты не продашь?
Кажется, дотошный хуторянин не просто подсел к незнакомому посетителю шинка — заранее разузнал у тех же базарных кумушек, кто он такой и какой можно слизать навар? Ну, что ж, Сидякин не прочь заработать! Малоопытный новый ротный охотно подмахивает акты на списание пришедшего в негодность красноармейского белья и обмундирования. А деньги старшине, ох, до чего же пригодятся! Копейка к копейке, рубль к рублю, закончит службу, глядишь. построит в Степанковке новый дом — не развалюху, как у родителей, со всеми цивилизованными удобствами.
Запись деда в коричневой тетради.
Известие о вечеринке, которая плавно перешла в свадьбу, в очередной раз покоробило завистливого Прошку. Прежде всего, обидело то, что его не пригласили, не посчитали достойным разделить с обыкновенным старшиной праздничное застолье.
Но не это — главное. Снова Видов обошел его, снова лидирует! Глядишь, наследник появится — неважно, законный или незаконный, но — наследник. А недавно получивший статус сверхсрочника, вместе со старшинскими погонами, Сидякин попрежнему одинок. Ни кола, ни двора, ни семьи, ни настоящих родителей. Бывших скотника и доярку родителями он не считал — ведь главное не заделать и родить, а обеспечить отпрыску безбедное существование, солидную будущность. А что можно ожидать от полуграмотных и полунищих людей?
Сидякин безвылазно сидел в ротной каптерке, изобретал ответные меры, которые он примет в ответ на женитьбу «соперника». Главная из них — собственная женитьба. На ком — не имеет значения: на пухлой перезрелой бабешке, работающей поварихой или на сухой — доска доской — интеллигентной дамочке с буклями и в очках, возглавляющей полковую библиотеку. На свадьбу ни за что не пригласит ни Семку, ни Клавку. Пусть тогда они повертятся, позавидуют семейному счастью бывшего односельчанина!
Представил себе нахмурившегося комбата и обидчиво всплакнувшую его новую супруженницу — по душе бедто бархоткой провели.
— Товарищ старшина, на КПП вас спрашивают, — приоткрыв дверь в каптерку, осторожно доложил дневальный. — Какой-то местный житель. Говорит, вы знаете.
— Пусть гонят в шею! — заорал старшина.
Испуганный дневальный мигом исчез.
Еще бы Сидякину не знать незванного посетителя.
С полмесяца тому назад в один из выходных дней Прохор решил прогуляться по городу, заглянуть на рынок, прикупить какое-нибудь лакомство. Ибо он был любителем сладкого: конфет, пирожных, пряников. Вечное пребывание в осточертевшей казарме сделалось просто нестерпимым. Ряды одинаково заправленных коек, свежевымытых тумбочек, свежеокрашенных полов, сонный дневальный у входа и дежурный сержант, бесцельно разгуливающий по казарменным отсекам — все это вызывало головную и зубную боль.
Воскресный рынок — празднично шумлив и бестолков. Здесь обнимаются и дерутся, смеются и плачут, пляшут и валяются на земле. Состоит он как бы из трех частей: цивилизованной, где торгуют с прилавков и специальных скамеек, привозной — торг идет с возов, запряженных волами или лошадьми, и дикой — продукты и товары разложены прямо на земле.
Сидякин побродил между возами, от нечего делать приценилсмя к овощамм и фруктам. Даже поторговался с одной грудастой девахой. Так, ради развлечения. Деваха, поминутно вытирая потную ладонь о переброшенный через плечо рушник, на весь рынок хвалила свой товар, пыталась всучить на пробу неожиданному покуателю краснобедрое яблоко.
С трудом отделавшись от приставучей хуторянки, Прошка заглянул в шинок. Вообще-то, военным посещать злачные места, мягко говоря, не рекомендуется, но, во первых, старшина был в цивильной одежде, кто он такой — на лбу не написано, во-вторых, он не собирался упиваться едучим самогоном, именуемым не иначе, как «горилка высшей пробы». Не спрашивая, что подать, расторопный парнишка небрежно вытер грязной тряпкой заляпанный стол и поставил на него литровую кружку пива.
Наверняка, мыла добавляют, жулики, равнодушно подумал Сидякин, сдувая обильную пену. Но пиво оказалось сносным — немного отдавало запахами дубовой бочки, тепловатое, в меру крепкое.
— Вот я и говорю, зачем живем, а? — к столу Сидякина подсел вислоусый сельчанин с выбритым затылком. Говорил он, в основном по русски, иногда вставляя в качестве связок чисто украинские выражения. — Скажи, милчеловек, зачем? Хиба ж это жизнь, когда жинка ежедень чинит мне исподнее? Вся мотня в штопках — хоть руками держи, штоб не потерять. Позавчерась полез ночью на жинку да зацепил дырку в простыне — пополам…
— Купи новое белье, — равнодушно посоветовал Прохор.
Сельчанин возмущенно хлопнул себя по выпирающему пузу.
— Купи, говоришь? А где оно продается, не подскажешь? У нас на рынке шаром покати, в магазеях — тожеть. Хиба я не купив бы, га? Гроши маю, жинка добрюсенькая да понятливая… Ты не продашь?
Кажется, дотошный хуторянин не просто подсел к незнакомому посетителю шинка — заранее разузнал у тех же базарных кумушек, кто он такой и какой можно слизать навар? Ну, что ж, Сидякин не прочь заработать! Малоопытный новый ротный охотно подмахивает акты на списание пришедшего в негодность красноармейского белья и обмундирования. А деньги старшине, ох, до чего же пригодятся! Копейка к копейке, рубль к рублю, закончит службу, глядишь. построит в Степанковке новый дом — не развалюху, как у родителей, со всеми цивилизованными удобствами.