Страница:
В гостиной — обстановка семейного торжества. Возле накрытого обеденного стола развалился на стуле Ванваныч. Напротив, под охраной мордоворота с залысинами, восседает Петька. На диване устроились ехидно улыбающийся Карток и еще один бандит.
Мысленно сыщик окрестил первого Лысым, второго — Блондином. На первый взгляд — теплая компания обсуждает результаты футбольного матча. Запивая обсуждение водкой, заедая хозяйскими огурчиками.
Петька не кажется испуганным или подавленным, наоборот, весело смеется, многозначительно мигает. Обычный гость, посетивший квартиру старого приятеля. Но отлично изучивший друга и компаньона Роман заметил, как легонько подрагивает голова и нервно шевелятся пальцы рук. Волнуется баламут, понимает — легко для него «гостевание» не закончится.
— Какая встреча! — широко улыбнулся, Ванваныч. — Сколько времени не виделись и вдруг — на тебе. Присаживайтесь, дружище, к столу, отметим счастливый случай, приведший вас под этот гостеприимный кров.
— Я как будто знал, что попаду на пиршество, — сыщик тоже улыбнулся и достал из внутреннего кармана плоскую фляжку с коньяком. — Мой вклад в общую копилку.
— Обижаете, — покривился Ванваныч. — Впрочем, ничего постыдного — обычный заграничный обычай… Но прежде чем мы поднимем первый тост за дружбу и любовь, придется кой о чем сговориться… Харя, выглянь на улицу, все ли там ладно?
Романов бегло оглядел собравшихся, примерился. Картока в расчет можно не брать — несмотря на могучую внешность, по заячьи труслив. Ванваныч — тоже не боец, хлипкий мужик. Остаются двое шестерок. Расправиться с ними, забрать оружие и встретить единственного достойного противника — Харю для двух сыщиков-самбистов не проблема. Но еще не проверена кухня, в которой может находиться «засадный полк». Лучше не рисковать.
Вернулся Харя, кивнул боссу и расположился на диване по другую сторону от Картока.
— Итак, о чем мы говорили? — Ванваныч потер указательным пальцем узкий лоб. — Ах, да! Понимаете, Роман Борисович, нам понадобился архив вашего уважаемого деда. Так понадобился, что пришлось применить нестандартные меры. Надеюсь, вы не в претензии?
— О чем вы говорите? — обидчиво вскинулся сыщик. — Никаких обид! Но бумаги деда для меня — реликвия, расстаться с ними что наплевать на надгробье покойного…
В голове раскручивается очередная загадка — откуда бандит узнал об архиве? От Дашки? Смешно даже подумать! Выдавить из Петьки трудней, чем подоить козла… Остается единственный кандидат в стукачи — Манька, жирная, сластолюбивая и до предела любопытная секретарша сыскной фирмы.
Странно звучит, но мысль о предательстве секретарши не вызвала ни гнева, ни раздражения. Каждый человек зарабатывает свой кусок хлеба по своему: один — честным трудом, другой — предательством. Ну, получила жирная девка за подслушанную информацию пару сотен баксов, ну, подсластила ими тусклую свою житуху — стоит ли судить и наказывать?
— Понимаю, все понимаю, — прервал размышления собеседника бандит. — Уважаю ваши чувства. Поэтому нас вполне устроят ксерокопии, подлиники тут же возвратим.
За кого его держит этот вонючий ублюдок, подумал Роман, не снимая с физиономии сожалеющей улыбочки? В принципе, какую цель преследует хитроумный преступный босс частному детективу все равно. Скорей всего, хочет прижать конкурента, того же бравого старшину. Ну и пусть прижимает!
— Зачем же вам трудиться? Мы с компаньоном сами все сделаем.
Только бы выбраться из западни живыми, а там сыскари отыщут пути рассчитаться с бандитским охвостьем!
Наверно, такая же мысль посетила и Ванваныча. Куда девалась показная приветливость — лоб перерезали глубокие морщины, губы приоткрылись, показывая звериный оскал.
— Не гони волну, дерьмовый психолог, — прошипел он. — Не бери на понт
— не выйдет. Подлиники послезавтра передашь мне. Где и как — тебе позвонят. Залог — твой компаньон. Погостит пока у нас. Не выполнишь — замочим. И тебя тоже… Харя, верни пушку и проводи!
— Подождите! — Роман продолжал сидеть за столом, выложив на него сжатые в кулаки руки. — Без Дружинина отсюда не уйду. Нужные вам документы обещаю передать. Неужели недостаточно моего честного слова?
— Слово мента? — покривился Ванваныч. — Недостаточно. Из детских пеленок я уже выбрался. Меня еще никто никогда не кинул… Значит, порешил сидеть у нас вместе с другом? Похвально. Гостюй на здоровье. А пока-что Харя с парочкой пехотинцев наведается к твоей шлюшке, по мужски потолкует с ней. Уверен, ключи от квартиры у тебя в кармане.
Положение безвыходное. Если бандиты ворвутся в квартиру, «вальтером» в руках неопытной девчонки их не остановить. Возьмут дедов баул и вволю поиздеваются над Дашкой. Ничего не поделаешь, придется соглашаться!
Сыщик изобразил обиду, пожал плечами.
— Я никогда не обманывал. Ну, если вы не верите, будь по вашему.
Только предупреждаю: если тронете друга или девчонку, под землей найду, выпотрошу как рыбину.
— Испугал девку мудями, — отмахнулся Ванваныч, но Романов заметил, как дрогнула его правая бровь и сжались губы. — Послезавтра тебе позвонят, готовь бумажки. Желаю приятного сна в объятиях малолетки… Уезжай, не трави мне душу, могу передумать… Харя, проводи!
— Все ясно, босс. Сделаю, — угодливо прохрипел телохранитель. — Пошли, пижонистый фрайеришка!
Цена бандитских обещаний давно известна. И все же Романов настаивать на своем не стал — послушно поднялся, благожелательно улыбнулся Ванванычу и в сопровождении Хари вышел из квартиры.
Исполнительный мордоворот проводил «гостя» до его машины, вручил отобранный ствол, постоял возле детской площадки до тех пор, пока «жигуль» не выбрался на улицу.
Уезжать Романов не собирался — совершил круг почета вокруг квартала, возвратился к дому с другой стороны. Спрятал машину возле железобетонной ограды бывшего детсада. Курил не переставая, прикуривая сигарету об дымящийся окурок предыдущей.
Прошел час, другой. Окончательно стемнело. Ползущие от горизонта тучи безжалостно глотали звезды. Время подкатило к двенадцати. Неужели бандиты заночуют в нищей хрущебе?
Нет, не заночевали! Из подъезда вышли трое: Харя, Блондин и Лысый. Шестерки огляделись, прогулялись вдоль фасада, заглянули за угол. «Жигуля» не заметили.
Блондин уселся на водительское место, Харя вывел важно шагающего Ванваныча, бережно усадил его на заднее сидение, заботливо подсунул под спину упругую подушечку. Рядом стоит Лысый, настороженно оглядывается. Карток отбивает подхалимские поклоны, что-то бормочет.
— Дерьмовый мент умотал? — не обращая внимание на Картока, спросил Ванваныч Харю. — Дотошливый фрайер, не мешает пасти его и дальше.
— Уехал. Вон там стоял его задрипанный «жигуль», — Харя ткнул пальцем в пустое место между двумя иномарками. — Завтра утром пошлю к его хате
Жука. От него еще ни один фрайер не линял.
— Останешься с ментовским помощником, — повернулся к Лысому бандитский босс — Упустишь — башку оторву и пришью к заднице.
— Не штормуй, босс, не упущу. Латыш поможет.
Карток часто закивал.
— А сейчас он один? В окно не выпрыгнет?
— Его моя жинка стережет. Баба понятливая и послушная.
Когда «мерс» свернул с внутриквартальной дороги на улицу, Лысый и
Карток минут десять покурили, потом не торопясь пошли к подъезду.
Романову в очередной раз повезло. Дай Бог, не в последний. Вместо двух противников — один. Кажется, не очень сильный и не слишком ловкий. Картока малость припугнуть, засунуть головой в унитаз — до утра не сдвинется с места. Что до его массивной половины — при виде направленного на нее «макарыча» немедленно обмочится.
О будущем лучше не думать, сейчас главное — освободить Петьку, все остальное — потом.
Звонок исправно прокричал призыв. Романов представил себе тихую панику в квартире, прижавшегося к стене прихожей с оружием в руках бандитского прихвостня. Жестко улыбнулся. Сейчас он устроит ему варфоломеевскую ночь на российский манер.
— Кто там?
Голос у Полины подрагивает, как заячий хвост.
— Босс позабыл любимую зажигалку, — подражая Харе, простуженно прохрипел сыщик. — Пришлось возвратиться. Велено принести.
Незаурядные артистические способности не подвели — объяснение прозвучало естественно. К тому же, насмерть перепуганная женщина не особенно вслушивала в интонации, а у бандита от напряжения башка вообще не работала.
Схватка с Лысым не состоялась — нетерпеливый противник отодвинулся от стены. Не дожидаясь, когда откроется тяжелая металлическая дверь, Романов с такой силой толкнул ее, что стоящий за ней пехотинец получил удар по голове и рухнул на пол. Осталось только застегнуть на его лапах наручники. Полина завизжала поросенком, увидевшим обух топора.
— Цыц! — не оборачиваясь, приказал сыщик. — Марш в ванную.
Прижав ладонь к сердцу, дама поплелась в указанном направлении.
Из гостиной с обрезком стальной трубы выскочил Карток. Увидев ствол пистолета, урониле «холодное оружие», прислонился к стене.
— Я… не виноват… Это — они…
— В сортир! Сидеть там пока не позову.
Заперев хозяев квартиры в ванную и туалет, Романов без лишних слов и угроз поднес к глазам очнувшегося Лысого «макарыч». Тот сразу все понял, послушно закивал. На всякий случай пришлось связать бандиту ноги, перетащить его в гостиную.
Дружинин, невесело улыбаясь, сидел на полу. Ноги связаны, наручники пристегнуты к трубе отопления.
— Спасибо, потомок императора, — поблагодарил он спасителя. — Считай, должок за мной, при случае верну — не сомневайся.
Не отвечая, Роман освободил друга. Лысого приковал на освободившееся место. С корнем вырвал телефонный шнур, обмотал им шею пленника, другой конец привязал к радиатору. На прощание выразительно показал кулак — нечто среднее между молотком жестянщика и кувалдой кузнеца.
Не прошло и десяти минут, как друзья отчалили от хрущебы. Часы показывали половину третьего ночи.
— Завезу тебя к жене, утром вместе с ней на время уедешь из Москвы. Понял?
— А ты?
— Мои проблемы. Скорей всего, тоже слиняю. Вместе с Дашкой. Ванваныч подобных фокусов не прощает.
— Как и где встретимся?
— Понадобишься — найду.
Дашка сидела в прихожей возле тумбочки с лежащим на ней «вальтером». Глаза сухие, измученные, губы крепко сжаты.
— Сейчас собираем самое необходимое и уезжаеи. Куда и на какое время тебе, по малости лет, знать необязательно.
— Что брать? — тихо спросила догадливая девчонка.
— Смену белья, туалетные принадлежности, кое-что из нарядов.
Сборы заняли не больше получаса. Самое ценное — дедов баул, в который добавлены бумаги Клавдии. Из тайника в стенке извлечены деньги — рубли и баксы. Когда Роман вытащил свой багаж в прихожую, Дашка была в полной боевой готовности. Тесные темнокоричневые джинсы, такая же кофтенка, легкая куртка, в руке небольшая хозяйственная сумка.
Первым на улицу вышел Романов. Оляделся, походил, убедился в отсутствии пастухов, потом уже позволил выйти девушке.
Все складывалось хорошо. Даже мерзкая холодная погода, мелкий нудный дождик — на руку беглецам. Задержали их только на выезде из Москвы. Зевающий до ломоты в скулах гаишник бегло оглядел салон «жигуля», проверил документы. Его товарищ насторожено водил рыльцем короткоствольного автомата.
— И чего людям не спится? — проворчал он. — Лично я с удовольствием прижал бы ухом подушку. Минут на стодвадцать, не меньше.
— Да, службишка у вас — не позавидуешь, — посочувствовал сыщик, фиксируя взглядом белую «ауди», без приказания причалившую к бордюру. — Того и гляди напорешься на пулю.
Гаишники не ответили, посчитали «жигуль» уже отработанным, направились к подозрительной иномарке. Воспользовавшись паузой, Романов на всякий случай не выскочил на кольцевую — свернул направо, потом еще раз, потом — еще, выскочил на параллельную улочку и — налево. В результате этих сложных маневров они вкоре оказались за пределами Москвы.
— Завезу тебя в безопасное место, устрою у старого дружка. Сам на часок загляну к другому. Тоже старому.
Представил себе «другого старого дружка» в инвалидной коляске и усмехнулся.
— Чему радуешься, папанька? Тому, что избавляешься от меня? — обижено вздернула курносый носик девчонка. — Могу сама освободить…
— Не говори глупости, — не отрывая глаз от ночной дороги, Романов на мгновение прижал девичий носик указательным пальцем. — Мне — по делам. К вечеру вернусь.
Он не знал вернется ли вообще. Освобождение Петьки, пленение Лысого, фактический отказ отдать так желанный Ванванычем архив — все это походило на вызов, брошенный мощной криминальной группировке и грозило немалой кровью. Но отказаться от назначенного старшиной свидания не хотелось.
В семь утра «жигуль» свернул на проселок и через пятнадцать минут в"ехал в небольшой поселок местного лесника. Когда-то, еще во время службы в уголовке, инспектор Романов с"умел доказать следователю прокуратуры невиновность обвиняемого в убийстве. Так убедительно, что тот освободил задержанного. Такие услуги не забываются.
Панас Григорьевич, кликуха — Бирюк, жил одиноко: ни семьи, ни родичей. Сам управлялся по немалому хозяйству, сам готовил пишу. По этой причине изба напомнала свинарник. Пол усеян какими-то тряпками, бумажками, шелухой, грязные чоботы соседствуют с даным-давно немытой кастрюлей, полотенце напоминает портянку.
Увидела подобное безобразие чистоплотная Дашка — охнула. Бесцеремонно оттеснила мужиков, вытащила лохань, налила в нее воду, бросила более или менее чистую тряпку. Веник — не помощник, мусор сгребала щваброй.
— Бойкая, — скупо улыбнулся лесник. — Молоток девка.
— Молоток, — охотно согласился Роман. — Приютишь на недельку?
— Чего ж не приютить. Нет базара.
— И еще одна просьбишка. Припрячь баул и забудь куда спрятал.
— Есть одна захоронка… Могут наехать?
— Ежели умудрились выследить меня — обязательно.
Наспех позавтракав, сыщик попрощался с Дашкой. Намеренно сухо. Неожиданно гордая, презирающая любое проявление сентиментальности, девица всхлипнула и повисла на шее «папаньки», осыпая его лицо мелкими поцелуями.
— Пожалуйста, будь осторожен… Возвращайся поскорей…
Романов освободился от объятий, отстранил девушку, насмешливо поднял за подбородок залитое слезами лицо.
— Вздумала хоронить? Рановато. Вечером встречай…
— Встречу…
В особняке гостя ожидали. Охранник, не спрашивая о причинах визита, распахнул ворота. Под портиком подъезда, приветливо улыбаясь, сыщика встретил узколобый дегенерат. В холле к ним присоединился волосатик. Получилось нечто похожее на почетный караул. Не хватает знамени и оркестра.
— Кофе, коньяк? — заботливо осведомился узколобый, когда Романов устроился в кресле. — Или водочки?
Бессоная ночь, нервное напряжение — не самое лучшее для предстоящей беседы. До появления Сидякина не мешает успокоиться, снять стресс.
— Если можно, рюмку водки. И — кофейку.
Услужливый парень подкатил к креслу столик на колесиках, оснастил его бутылкой «мартини», рюмкой водки, крохотной чашкой кофе на таком же маленьком блюдце. В центре — ваза с фруктами и сладостями.
Выпить сыщик не успел — открылась дверь и в гостиную вкатилась инвалидная коляска с улыбающимся старшиной. Куда девалась прежняя его угрюмость и молчаливость!
— Спасибо за визит, — наклонил он плешивую голову. — С нетерпением ожидал вашего появления. Пейте, пейте, не обращайте внимание на больного старика.
Романов выпил рюмку, сразу же налил вторую. Отхлебнул крепкий, горячий. напиток. Вытер губы накрахмаленной салфеткой и откинулся на спинку кресла.
— Слушаю вас.
Сидякин пожевал тонкими, сморщенными губами. Проводил взглядом вышедшего из комнаты узколобого. Наверно, нелегко дается ему решение откровенно поговорить с частным детективом.
— На фронте я знал вашего деда, но никогда не думал, что судьба сведет меня с его внуком. Дело не в этом, — досадливо поморщился. — Мне стало известно о расследовании, которое затеял старый друг. Поймите меня правильно — не боюсь ни суда, ни приговора, не тот возраст. Просто интересно взглянуть на собранные Николаем документы. Так сказать, вспомнить прожитое и… забытое.
Хитрит старый лис, заметает следы хвостом, брезгливо подумал сыщик.
Если бы не боялся, ни за что не решился бы на откровения.
— Вчера вечером с аналогичной просьбой ко мне обратился другой человек. Я пообещал ксерокопии.
— И зря пообещали! Догадываюсь кому… Грач?
Удивительно подходящая кликуха для черного носатого Валуяна! Но подтверждать знакомство с армянином Романов не стал, ограничился пожатием плечами, которое можно расценить как угодно: и как признание, и как недоумение.
— Видите ли, мы с Николаем, можно сказать, родственники. Нас сроднила война. Поэтому не стоит ковыряться в наших отношениях чужакам, — пояснил Сидякин. — Особенно, таким вредным и злым, как ваш знакомец.
Наметившийся переговорный процесс устраивает частного детектива. И не только из сображений личной безопасности — в доме лесника находится беззащитная девчонка, за судьбу которой Роман в ответе.
— Обещания положено выполнять, — назидательно выдал он приевшийся афоризм. — Вне зависимости от того, кому они даны. Кстати, мне не составит труда и для вас снять копии.
— Дело не в копиях. Хотя, я от них не отказываюсь, наоборот, приму с благодарностью…. Прошу вас не предавать огласке некоторые факты моей биографии. Особенно, связанные с моим сыном и… компаньоном.
— Обещаю.
— Спасибо, — помолчал, бросил в рот одну за другой две таблетки, запил водой. Пожевал сухими губами, будто смакуя выпитое лекарство. — Нынче за любую услугу нужно платить, тем более за такую ценную, как ваша… Оплата будет особая… Ольга!
В комнату вошла женщина с грустными глазами. Села рядом с коляской, положила руку на плечо паралитика. Вопросительно посмотрела на незнакомого мужчину.
— Любой человек грешен. Один согрешил много раз, второй — мало. Я отношусь к первым. К концу жизни приходит раскаяние, желание чем-то искупить противные Богу поступки. Вот я и решил… Оленька, будь добра, исповедуйся перед внуком моего фронтового товарища. И никаких запретных тем, слышишь, никаких! Чтобы не смущать вас, я поеду в спаленку, почитаю, отдохну, — как-то жалко улыбнулся. — Устал — возраст сказывается.
Оставшись с Романовым наедине, Ольга обреченно вздохнула. Наверно, раскрываться перед незнакомым мужиком ей не хотелось, но и не выполнять просьбу-приказания Сидякина либо опасно, либо невежливо.
— Что вас интересует?
— Все, — коротко ответил Роман, извлекая из внутреннего кармана пиджака новый блокнот. — И желательно поподробней.
— А записывать зачем?
— Память ослабела, вот и приходится.
Внучка вечного комбата говорила медленно, разделяя фразы короткими паузами…
Глава 26
Мысленно сыщик окрестил первого Лысым, второго — Блондином. На первый взгляд — теплая компания обсуждает результаты футбольного матча. Запивая обсуждение водкой, заедая хозяйскими огурчиками.
Петька не кажется испуганным или подавленным, наоборот, весело смеется, многозначительно мигает. Обычный гость, посетивший квартиру старого приятеля. Но отлично изучивший друга и компаньона Роман заметил, как легонько подрагивает голова и нервно шевелятся пальцы рук. Волнуется баламут, понимает — легко для него «гостевание» не закончится.
— Какая встреча! — широко улыбнулся, Ванваныч. — Сколько времени не виделись и вдруг — на тебе. Присаживайтесь, дружище, к столу, отметим счастливый случай, приведший вас под этот гостеприимный кров.
— Я как будто знал, что попаду на пиршество, — сыщик тоже улыбнулся и достал из внутреннего кармана плоскую фляжку с коньяком. — Мой вклад в общую копилку.
— Обижаете, — покривился Ванваныч. — Впрочем, ничего постыдного — обычный заграничный обычай… Но прежде чем мы поднимем первый тост за дружбу и любовь, придется кой о чем сговориться… Харя, выглянь на улицу, все ли там ладно?
Романов бегло оглядел собравшихся, примерился. Картока в расчет можно не брать — несмотря на могучую внешность, по заячьи труслив. Ванваныч — тоже не боец, хлипкий мужик. Остаются двое шестерок. Расправиться с ними, забрать оружие и встретить единственного достойного противника — Харю для двух сыщиков-самбистов не проблема. Но еще не проверена кухня, в которой может находиться «засадный полк». Лучше не рисковать.
Вернулся Харя, кивнул боссу и расположился на диване по другую сторону от Картока.
— Итак, о чем мы говорили? — Ванваныч потер указательным пальцем узкий лоб. — Ах, да! Понимаете, Роман Борисович, нам понадобился архив вашего уважаемого деда. Так понадобился, что пришлось применить нестандартные меры. Надеюсь, вы не в претензии?
— О чем вы говорите? — обидчиво вскинулся сыщик. — Никаких обид! Но бумаги деда для меня — реликвия, расстаться с ними что наплевать на надгробье покойного…
В голове раскручивается очередная загадка — откуда бандит узнал об архиве? От Дашки? Смешно даже подумать! Выдавить из Петьки трудней, чем подоить козла… Остается единственный кандидат в стукачи — Манька, жирная, сластолюбивая и до предела любопытная секретарша сыскной фирмы.
Странно звучит, но мысль о предательстве секретарши не вызвала ни гнева, ни раздражения. Каждый человек зарабатывает свой кусок хлеба по своему: один — честным трудом, другой — предательством. Ну, получила жирная девка за подслушанную информацию пару сотен баксов, ну, подсластила ими тусклую свою житуху — стоит ли судить и наказывать?
— Понимаю, все понимаю, — прервал размышления собеседника бандит. — Уважаю ваши чувства. Поэтому нас вполне устроят ксерокопии, подлиники тут же возвратим.
За кого его держит этот вонючий ублюдок, подумал Роман, не снимая с физиономии сожалеющей улыбочки? В принципе, какую цель преследует хитроумный преступный босс частному детективу все равно. Скорей всего, хочет прижать конкурента, того же бравого старшину. Ну и пусть прижимает!
— Зачем же вам трудиться? Мы с компаньоном сами все сделаем.
Только бы выбраться из западни живыми, а там сыскари отыщут пути рассчитаться с бандитским охвостьем!
Наверно, такая же мысль посетила и Ванваныча. Куда девалась показная приветливость — лоб перерезали глубокие морщины, губы приоткрылись, показывая звериный оскал.
— Не гони волну, дерьмовый психолог, — прошипел он. — Не бери на понт
— не выйдет. Подлиники послезавтра передашь мне. Где и как — тебе позвонят. Залог — твой компаньон. Погостит пока у нас. Не выполнишь — замочим. И тебя тоже… Харя, верни пушку и проводи!
— Подождите! — Роман продолжал сидеть за столом, выложив на него сжатые в кулаки руки. — Без Дружинина отсюда не уйду. Нужные вам документы обещаю передать. Неужели недостаточно моего честного слова?
— Слово мента? — покривился Ванваныч. — Недостаточно. Из детских пеленок я уже выбрался. Меня еще никто никогда не кинул… Значит, порешил сидеть у нас вместе с другом? Похвально. Гостюй на здоровье. А пока-что Харя с парочкой пехотинцев наведается к твоей шлюшке, по мужски потолкует с ней. Уверен, ключи от квартиры у тебя в кармане.
Положение безвыходное. Если бандиты ворвутся в квартиру, «вальтером» в руках неопытной девчонки их не остановить. Возьмут дедов баул и вволю поиздеваются над Дашкой. Ничего не поделаешь, придется соглашаться!
Сыщик изобразил обиду, пожал плечами.
— Я никогда не обманывал. Ну, если вы не верите, будь по вашему.
Только предупреждаю: если тронете друга или девчонку, под землей найду, выпотрошу как рыбину.
— Испугал девку мудями, — отмахнулся Ванваныч, но Романов заметил, как дрогнула его правая бровь и сжались губы. — Послезавтра тебе позвонят, готовь бумажки. Желаю приятного сна в объятиях малолетки… Уезжай, не трави мне душу, могу передумать… Харя, проводи!
— Все ясно, босс. Сделаю, — угодливо прохрипел телохранитель. — Пошли, пижонистый фрайеришка!
Цена бандитских обещаний давно известна. И все же Романов настаивать на своем не стал — послушно поднялся, благожелательно улыбнулся Ванванычу и в сопровождении Хари вышел из квартиры.
Исполнительный мордоворот проводил «гостя» до его машины, вручил отобранный ствол, постоял возле детской площадки до тех пор, пока «жигуль» не выбрался на улицу.
Уезжать Романов не собирался — совершил круг почета вокруг квартала, возвратился к дому с другой стороны. Спрятал машину возле железобетонной ограды бывшего детсада. Курил не переставая, прикуривая сигарету об дымящийся окурок предыдущей.
Прошел час, другой. Окончательно стемнело. Ползущие от горизонта тучи безжалостно глотали звезды. Время подкатило к двенадцати. Неужели бандиты заночуют в нищей хрущебе?
Нет, не заночевали! Из подъезда вышли трое: Харя, Блондин и Лысый. Шестерки огляделись, прогулялись вдоль фасада, заглянули за угол. «Жигуля» не заметили.
Блондин уселся на водительское место, Харя вывел важно шагающего Ванваныча, бережно усадил его на заднее сидение, заботливо подсунул под спину упругую подушечку. Рядом стоит Лысый, настороженно оглядывается. Карток отбивает подхалимские поклоны, что-то бормочет.
— Дерьмовый мент умотал? — не обращая внимание на Картока, спросил Ванваныч Харю. — Дотошливый фрайер, не мешает пасти его и дальше.
— Уехал. Вон там стоял его задрипанный «жигуль», — Харя ткнул пальцем в пустое место между двумя иномарками. — Завтра утром пошлю к его хате
Жука. От него еще ни один фрайер не линял.
— Останешься с ментовским помощником, — повернулся к Лысому бандитский босс — Упустишь — башку оторву и пришью к заднице.
— Не штормуй, босс, не упущу. Латыш поможет.
Карток часто закивал.
— А сейчас он один? В окно не выпрыгнет?
— Его моя жинка стережет. Баба понятливая и послушная.
Когда «мерс» свернул с внутриквартальной дороги на улицу, Лысый и
Карток минут десять покурили, потом не торопясь пошли к подъезду.
Романову в очередной раз повезло. Дай Бог, не в последний. Вместо двух противников — один. Кажется, не очень сильный и не слишком ловкий. Картока малость припугнуть, засунуть головой в унитаз — до утра не сдвинется с места. Что до его массивной половины — при виде направленного на нее «макарыча» немедленно обмочится.
О будущем лучше не думать, сейчас главное — освободить Петьку, все остальное — потом.
Звонок исправно прокричал призыв. Романов представил себе тихую панику в квартире, прижавшегося к стене прихожей с оружием в руках бандитского прихвостня. Жестко улыбнулся. Сейчас он устроит ему варфоломеевскую ночь на российский манер.
— Кто там?
Голос у Полины подрагивает, как заячий хвост.
— Босс позабыл любимую зажигалку, — подражая Харе, простуженно прохрипел сыщик. — Пришлось возвратиться. Велено принести.
Незаурядные артистические способности не подвели — объяснение прозвучало естественно. К тому же, насмерть перепуганная женщина не особенно вслушивала в интонации, а у бандита от напряжения башка вообще не работала.
Схватка с Лысым не состоялась — нетерпеливый противник отодвинулся от стены. Не дожидаясь, когда откроется тяжелая металлическая дверь, Романов с такой силой толкнул ее, что стоящий за ней пехотинец получил удар по голове и рухнул на пол. Осталось только застегнуть на его лапах наручники. Полина завизжала поросенком, увидевшим обух топора.
— Цыц! — не оборачиваясь, приказал сыщик. — Марш в ванную.
Прижав ладонь к сердцу, дама поплелась в указанном направлении.
Из гостиной с обрезком стальной трубы выскочил Карток. Увидев ствол пистолета, урониле «холодное оружие», прислонился к стене.
— Я… не виноват… Это — они…
— В сортир! Сидеть там пока не позову.
Заперев хозяев квартиры в ванную и туалет, Романов без лишних слов и угроз поднес к глазам очнувшегося Лысого «макарыч». Тот сразу все понял, послушно закивал. На всякий случай пришлось связать бандиту ноги, перетащить его в гостиную.
Дружинин, невесело улыбаясь, сидел на полу. Ноги связаны, наручники пристегнуты к трубе отопления.
— Спасибо, потомок императора, — поблагодарил он спасителя. — Считай, должок за мной, при случае верну — не сомневайся.
Не отвечая, Роман освободил друга. Лысого приковал на освободившееся место. С корнем вырвал телефонный шнур, обмотал им шею пленника, другой конец привязал к радиатору. На прощание выразительно показал кулак — нечто среднее между молотком жестянщика и кувалдой кузнеца.
Не прошло и десяти минут, как друзья отчалили от хрущебы. Часы показывали половину третьего ночи.
— Завезу тебя к жене, утром вместе с ней на время уедешь из Москвы. Понял?
— А ты?
— Мои проблемы. Скорей всего, тоже слиняю. Вместе с Дашкой. Ванваныч подобных фокусов не прощает.
— Как и где встретимся?
— Понадобишься — найду.
Дашка сидела в прихожей возле тумбочки с лежащим на ней «вальтером». Глаза сухие, измученные, губы крепко сжаты.
— Сейчас собираем самое необходимое и уезжаеи. Куда и на какое время тебе, по малости лет, знать необязательно.
— Что брать? — тихо спросила догадливая девчонка.
— Смену белья, туалетные принадлежности, кое-что из нарядов.
Сборы заняли не больше получаса. Самое ценное — дедов баул, в который добавлены бумаги Клавдии. Из тайника в стенке извлечены деньги — рубли и баксы. Когда Роман вытащил свой багаж в прихожую, Дашка была в полной боевой готовности. Тесные темнокоричневые джинсы, такая же кофтенка, легкая куртка, в руке небольшая хозяйственная сумка.
Первым на улицу вышел Романов. Оляделся, походил, убедился в отсутствии пастухов, потом уже позволил выйти девушке.
Все складывалось хорошо. Даже мерзкая холодная погода, мелкий нудный дождик — на руку беглецам. Задержали их только на выезде из Москвы. Зевающий до ломоты в скулах гаишник бегло оглядел салон «жигуля», проверил документы. Его товарищ насторожено водил рыльцем короткоствольного автомата.
— И чего людям не спится? — проворчал он. — Лично я с удовольствием прижал бы ухом подушку. Минут на стодвадцать, не меньше.
— Да, службишка у вас — не позавидуешь, — посочувствовал сыщик, фиксируя взглядом белую «ауди», без приказания причалившую к бордюру. — Того и гляди напорешься на пулю.
Гаишники не ответили, посчитали «жигуль» уже отработанным, направились к подозрительной иномарке. Воспользовавшись паузой, Романов на всякий случай не выскочил на кольцевую — свернул направо, потом еще раз, потом — еще, выскочил на параллельную улочку и — налево. В результате этих сложных маневров они вкоре оказались за пределами Москвы.
— Завезу тебя в безопасное место, устрою у старого дружка. Сам на часок загляну к другому. Тоже старому.
Представил себе «другого старого дружка» в инвалидной коляске и усмехнулся.
— Чему радуешься, папанька? Тому, что избавляешься от меня? — обижено вздернула курносый носик девчонка. — Могу сама освободить…
— Не говори глупости, — не отрывая глаз от ночной дороги, Романов на мгновение прижал девичий носик указательным пальцем. — Мне — по делам. К вечеру вернусь.
Он не знал вернется ли вообще. Освобождение Петьки, пленение Лысого, фактический отказ отдать так желанный Ванванычем архив — все это походило на вызов, брошенный мощной криминальной группировке и грозило немалой кровью. Но отказаться от назначенного старшиной свидания не хотелось.
В семь утра «жигуль» свернул на проселок и через пятнадцать минут в"ехал в небольшой поселок местного лесника. Когда-то, еще во время службы в уголовке, инспектор Романов с"умел доказать следователю прокуратуры невиновность обвиняемого в убийстве. Так убедительно, что тот освободил задержанного. Такие услуги не забываются.
Панас Григорьевич, кликуха — Бирюк, жил одиноко: ни семьи, ни родичей. Сам управлялся по немалому хозяйству, сам готовил пишу. По этой причине изба напомнала свинарник. Пол усеян какими-то тряпками, бумажками, шелухой, грязные чоботы соседствуют с даным-давно немытой кастрюлей, полотенце напоминает портянку.
Увидела подобное безобразие чистоплотная Дашка — охнула. Бесцеремонно оттеснила мужиков, вытащила лохань, налила в нее воду, бросила более или менее чистую тряпку. Веник — не помощник, мусор сгребала щваброй.
— Бойкая, — скупо улыбнулся лесник. — Молоток девка.
— Молоток, — охотно согласился Роман. — Приютишь на недельку?
— Чего ж не приютить. Нет базара.
— И еще одна просьбишка. Припрячь баул и забудь куда спрятал.
— Есть одна захоронка… Могут наехать?
— Ежели умудрились выследить меня — обязательно.
Наспех позавтракав, сыщик попрощался с Дашкой. Намеренно сухо. Неожиданно гордая, презирающая любое проявление сентиментальности, девица всхлипнула и повисла на шее «папаньки», осыпая его лицо мелкими поцелуями.
— Пожалуйста, будь осторожен… Возвращайся поскорей…
Романов освободился от объятий, отстранил девушку, насмешливо поднял за подбородок залитое слезами лицо.
— Вздумала хоронить? Рановато. Вечером встречай…
— Встречу…
В особняке гостя ожидали. Охранник, не спрашивая о причинах визита, распахнул ворота. Под портиком подъезда, приветливо улыбаясь, сыщика встретил узколобый дегенерат. В холле к ним присоединился волосатик. Получилось нечто похожее на почетный караул. Не хватает знамени и оркестра.
— Кофе, коньяк? — заботливо осведомился узколобый, когда Романов устроился в кресле. — Или водочки?
Бессоная ночь, нервное напряжение — не самое лучшее для предстоящей беседы. До появления Сидякина не мешает успокоиться, снять стресс.
— Если можно, рюмку водки. И — кофейку.
Услужливый парень подкатил к креслу столик на колесиках, оснастил его бутылкой «мартини», рюмкой водки, крохотной чашкой кофе на таком же маленьком блюдце. В центре — ваза с фруктами и сладостями.
Выпить сыщик не успел — открылась дверь и в гостиную вкатилась инвалидная коляска с улыбающимся старшиной. Куда девалась прежняя его угрюмость и молчаливость!
— Спасибо за визит, — наклонил он плешивую голову. — С нетерпением ожидал вашего появления. Пейте, пейте, не обращайте внимание на больного старика.
Романов выпил рюмку, сразу же налил вторую. Отхлебнул крепкий, горячий. напиток. Вытер губы накрахмаленной салфеткой и откинулся на спинку кресла.
— Слушаю вас.
Сидякин пожевал тонкими, сморщенными губами. Проводил взглядом вышедшего из комнаты узколобого. Наверно, нелегко дается ему решение откровенно поговорить с частным детективом.
— На фронте я знал вашего деда, но никогда не думал, что судьба сведет меня с его внуком. Дело не в этом, — досадливо поморщился. — Мне стало известно о расследовании, которое затеял старый друг. Поймите меня правильно — не боюсь ни суда, ни приговора, не тот возраст. Просто интересно взглянуть на собранные Николаем документы. Так сказать, вспомнить прожитое и… забытое.
Хитрит старый лис, заметает следы хвостом, брезгливо подумал сыщик.
Если бы не боялся, ни за что не решился бы на откровения.
— Вчера вечером с аналогичной просьбой ко мне обратился другой человек. Я пообещал ксерокопии.
— И зря пообещали! Догадываюсь кому… Грач?
Удивительно подходящая кликуха для черного носатого Валуяна! Но подтверждать знакомство с армянином Романов не стал, ограничился пожатием плечами, которое можно расценить как угодно: и как признание, и как недоумение.
— Видите ли, мы с Николаем, можно сказать, родственники. Нас сроднила война. Поэтому не стоит ковыряться в наших отношениях чужакам, — пояснил Сидякин. — Особенно, таким вредным и злым, как ваш знакомец.
Наметившийся переговорный процесс устраивает частного детектива. И не только из сображений личной безопасности — в доме лесника находится беззащитная девчонка, за судьбу которой Роман в ответе.
— Обещания положено выполнять, — назидательно выдал он приевшийся афоризм. — Вне зависимости от того, кому они даны. Кстати, мне не составит труда и для вас снять копии.
— Дело не в копиях. Хотя, я от них не отказываюсь, наоборот, приму с благодарностью…. Прошу вас не предавать огласке некоторые факты моей биографии. Особенно, связанные с моим сыном и… компаньоном.
— Обещаю.
— Спасибо, — помолчал, бросил в рот одну за другой две таблетки, запил водой. Пожевал сухими губами, будто смакуя выпитое лекарство. — Нынче за любую услугу нужно платить, тем более за такую ценную, как ваша… Оплата будет особая… Ольга!
В комнату вошла женщина с грустными глазами. Села рядом с коляской, положила руку на плечо паралитика. Вопросительно посмотрела на незнакомого мужчину.
— Любой человек грешен. Один согрешил много раз, второй — мало. Я отношусь к первым. К концу жизни приходит раскаяние, желание чем-то искупить противные Богу поступки. Вот я и решил… Оленька, будь добра, исповедуйся перед внуком моего фронтового товарища. И никаких запретных тем, слышишь, никаких! Чтобы не смущать вас, я поеду в спаленку, почитаю, отдохну, — как-то жалко улыбнулся. — Устал — возраст сказывается.
Оставшись с Романовым наедине, Ольга обреченно вздохнула. Наверно, раскрываться перед незнакомым мужиком ей не хотелось, но и не выполнять просьбу-приказания Сидякина либо опасно, либо невежливо.
— Что вас интересует?
— Все, — коротко ответил Роман, извлекая из внутреннего кармана пиджака новый блокнот. — И желательно поподробней.
— А записывать зачем?
— Память ослабела, вот и приходится.
Внучка вечного комбата говорила медленно, разделяя фразы короткими паузами…
Глава 26
«… я с детства любила и уважала отца. К матери относилась прохладно. Рыхлая, ко всему равнодушная женщина — не пример для подражания. Неожидано отец резко изменился… Весть о моем замужестве родители встретили равнодушно…».
Из исповеди Видовой.
Когда Ольга перешла в седьмой класс, произошла трагедия. Во время схватки с преступниками отец получил серьезное ранение — пуля прошла рядом с сердцем.
— Нечто подобное я ожидала, — спокойно проговорила Наталья, когда вместе с дочерью дежурила у закрытой двери реанимации. — Говорила же ему — иди работать юристконсультом, адвокатом, ведущим гражданские дела, преподавателем. Короче, подальше от преступного мира. Так нет, потащила его нелегкая в самое пекло
Девочка молчала. Она не была согласна с матерью, но спорить с ней — зряшный труд. Наталья при всей своей рыхлости на редкость упряма. К тому же, площадка перед реанимацией, где сейчас мучается отец — не самое подходящее место для споров.
После выписки лейтенант Видов уехал из госпиталя, не заезжая домой, в подмосковный санаторий. Долечиваться. В один из теплых осенних дней жена и дочь навестили его.
Увидела Ольга совсем другого человека — опустившегося, рыхлого, нервного, с испуганными глазами. Он вздрагивал при появлении рядом с ним другого отдыхающего, шарахался от неожиданно подощедшей медсестры.
Ну, ладно, набрякшие под глазами мешки, землистый цвет лица, подрагивание пальцев рук — понятно и объяснимо. Серьезное ранение, сложная операция, нелегкий послеоперационный период — все это не могло не сказаться на психику. А вот непонятный страх…
Сразу же после возвращения из отпуска сыщик подал рапорт с просьбой об увольнении. По болезни.
— Ну, ежели по болезни, — понимающе поглядев на помощника, пробурчал Кашлов. — Кажется, я малость ошибся — слаб ты, Карпуша, в коленках. Ладушки, полны кадушки, — невесело пошутил он. — Наверно, уголовка тебе не по зубам.
Карп испуганно переступил с ноги на ногу. Казалось бы, чего ему бояться в уголовном розыске, а он откровенно трусил. И не мог скрыть этого.
Кашлов несколько минут не сводил взгляда с лейтенанта. Наверно, ожидал, что тот передумает, заберет свой рапорт.
— Может быть, перевести тебя из оперативников в аналитики?
— Спасибо… Не надо…
— Понятно, — разочаровано промолвил капитан. — Вот тебе и ладушки, полны кадушки!
Под рапортом полявилась витиеватая, с добрым десятком черточек и загогулин, согласовательная подпись. Карп взял бумагу и направился к выходу из кабинета, но Кашлов неожиданно остановил его.
— Кстати, ты помнишь, как шмонали подвальное общежитие нищих?
— Какое «общежитие»? — равнодушно спросил Видов. Сейчас его не интересовали прежние уголовные дела, он старался забыть о них. — Не помню.
— Ну, даешь, бывший лейтенант! Тогда повязали Желтка и Хмыря. Потом вышли на Доходягу. Состоялся у меня с ним душещипательный разговор… Вспомнил?
— Да.
— Так вот, этого самого Доходягу еще раньше отпустили с зоны с последней стадией туберкулеза. Умирать. Живуч оказался зек, снова взялся за старое. Попался на грабеже, осудили. Вчера был суд. Такие вот делишки, ладушки, полны кадушки, — снова выдал капитан дурацкое присловье.
— Да?
Конечно, Ольга не знала о рапорте и разговоре, состоявшимся у отца с Кашловым. Но догадывалась. По тоскливым взглядам, исчезнувшей с письменного стола фотокарточки бравого лейтенанта милиции, по безвольно сгорбившейся отцовской спине.
После увольнения Видов устроился в юридическую консультацию. Потом перешел на один из заводов юристконсультом. Дома требовал плотно закрывать окна, перед сном проверял на входной двери замки, даже поставил еще один
— заграничный. В автобусе и метро старался стоять в стороне от остальных пассажиров, подозрительно оглядывал их руки и карманы.
Да и внешне он все больше и больше менялся. Куда девалась стройная подтянутая фигура, высоко поднятая голова, развернутые плечи? Появился животик, вместо накачанных постояными тренировками бицепсов — вялые мешки. Регулярно через день он посещал поликлинику, обходил все кабинеты, начиная от неврапатолога и кончая терапевтом.
Со временем Ольга смирилась с отцовским несчастьем. Все равно ничем помочь она не могла — просьбы и увещевания отлетали от недавнего сыщика. Ответ один: все нормально, дочка, все — как и должно быть.
После получения аттестата зрелости Ольга пошла работать на оборонное предприятие. Мать сидела дома, зарплаты отца с трудом хватало на пропитание, поэтому ни о каком продолжении учебы и речи не может быть.
И все же упрямая девушка решила добиться своего — получить профессию инженера-электронщика в вечернем институте при НИИ. Вместо отдыха и прогулок, приходилось до полуночи сидеть над книгами, конспектами и чертежами. Глуша усталость крепким кофе, она мысленно твердила: все равно добьюсь своего, все равно добьюсь!
Похоже, в Ольге работали гены деда-фронтовика, волевого, дерзкого, трудолюбивого капитана Видова, вечного комбата.
Неожиданно девушка познакомилась с инженером из соседнего отделения.
Возможно, она не обратила бы на него внимания. Ничего особенного — носатый, низкого роста, чернявый парень, таких в институте — пруд пруди. Но однажды Валуян увидел на торжественном собрании изящную девушку с копной белокурых волос и влюбился с первого взгляда.
Влюбился — мягко сказано. Для темпераментного южанина многодневные ухаживания, букетики цветов, сентиментальные признания — младенческое занятие, недостойное для настоящего горского мужчины.
— Послушайте, девушка, меня звать Абрек. А вас как?
— Ольга, — растерявшись ответила Видова.
— Вот мы и познакомились, — удовлетворенно прокомментировал армянин и, будто невзначай, прикрыл широкой ладонью узкую девичью руку. — Вы — из соседнего отделения, да? Можете не отвечать — все равно узнаю. Зачем слушать всю эту болтовню, — перенебрежительно пахнул он рукой в сторону трибуны, с которой вот уже добрый час вещал секретарь парткома. — Лучше пойдем погуляем, подышим свежим воздухом. Конечно, московский воздух — не кавказский, у нас — будто духами обрызган, цветами осыпан.
Отец, когда служил в уголовке, не раз твердил об опасностях, подстерегающих девушку. Обходя слишком откровенные понятия, заменяя их прозрачными намеками, он все же добился своего — Ольга относилась к мужским ухаживаниям с опаской.
Из исповеди Видовой.
Когда Ольга перешла в седьмой класс, произошла трагедия. Во время схватки с преступниками отец получил серьезное ранение — пуля прошла рядом с сердцем.
— Нечто подобное я ожидала, — спокойно проговорила Наталья, когда вместе с дочерью дежурила у закрытой двери реанимации. — Говорила же ему — иди работать юристконсультом, адвокатом, ведущим гражданские дела, преподавателем. Короче, подальше от преступного мира. Так нет, потащила его нелегкая в самое пекло
Девочка молчала. Она не была согласна с матерью, но спорить с ней — зряшный труд. Наталья при всей своей рыхлости на редкость упряма. К тому же, площадка перед реанимацией, где сейчас мучается отец — не самое подходящее место для споров.
После выписки лейтенант Видов уехал из госпиталя, не заезжая домой, в подмосковный санаторий. Долечиваться. В один из теплых осенних дней жена и дочь навестили его.
Увидела Ольга совсем другого человека — опустившегося, рыхлого, нервного, с испуганными глазами. Он вздрагивал при появлении рядом с ним другого отдыхающего, шарахался от неожиданно подощедшей медсестры.
Ну, ладно, набрякшие под глазами мешки, землистый цвет лица, подрагивание пальцев рук — понятно и объяснимо. Серьезное ранение, сложная операция, нелегкий послеоперационный период — все это не могло не сказаться на психику. А вот непонятный страх…
Сразу же после возвращения из отпуска сыщик подал рапорт с просьбой об увольнении. По болезни.
— Ну, ежели по болезни, — понимающе поглядев на помощника, пробурчал Кашлов. — Кажется, я малость ошибся — слаб ты, Карпуша, в коленках. Ладушки, полны кадушки, — невесело пошутил он. — Наверно, уголовка тебе не по зубам.
Карп испуганно переступил с ноги на ногу. Казалось бы, чего ему бояться в уголовном розыске, а он откровенно трусил. И не мог скрыть этого.
Кашлов несколько минут не сводил взгляда с лейтенанта. Наверно, ожидал, что тот передумает, заберет свой рапорт.
— Может быть, перевести тебя из оперативников в аналитики?
— Спасибо… Не надо…
— Понятно, — разочаровано промолвил капитан. — Вот тебе и ладушки, полны кадушки!
Под рапортом полявилась витиеватая, с добрым десятком черточек и загогулин, согласовательная подпись. Карп взял бумагу и направился к выходу из кабинета, но Кашлов неожиданно остановил его.
— Кстати, ты помнишь, как шмонали подвальное общежитие нищих?
— Какое «общежитие»? — равнодушно спросил Видов. Сейчас его не интересовали прежние уголовные дела, он старался забыть о них. — Не помню.
— Ну, даешь, бывший лейтенант! Тогда повязали Желтка и Хмыря. Потом вышли на Доходягу. Состоялся у меня с ним душещипательный разговор… Вспомнил?
— Да.
— Так вот, этого самого Доходягу еще раньше отпустили с зоны с последней стадией туберкулеза. Умирать. Живуч оказался зек, снова взялся за старое. Попался на грабеже, осудили. Вчера был суд. Такие вот делишки, ладушки, полны кадушки, — снова выдал капитан дурацкое присловье.
— Да?
Конечно, Ольга не знала о рапорте и разговоре, состоявшимся у отца с Кашловым. Но догадывалась. По тоскливым взглядам, исчезнувшей с письменного стола фотокарточки бравого лейтенанта милиции, по безвольно сгорбившейся отцовской спине.
После увольнения Видов устроился в юридическую консультацию. Потом перешел на один из заводов юристконсультом. Дома требовал плотно закрывать окна, перед сном проверял на входной двери замки, даже поставил еще один
— заграничный. В автобусе и метро старался стоять в стороне от остальных пассажиров, подозрительно оглядывал их руки и карманы.
Да и внешне он все больше и больше менялся. Куда девалась стройная подтянутая фигура, высоко поднятая голова, развернутые плечи? Появился животик, вместо накачанных постояными тренировками бицепсов — вялые мешки. Регулярно через день он посещал поликлинику, обходил все кабинеты, начиная от неврапатолога и кончая терапевтом.
Со временем Ольга смирилась с отцовским несчастьем. Все равно ничем помочь она не могла — просьбы и увещевания отлетали от недавнего сыщика. Ответ один: все нормально, дочка, все — как и должно быть.
После получения аттестата зрелости Ольга пошла работать на оборонное предприятие. Мать сидела дома, зарплаты отца с трудом хватало на пропитание, поэтому ни о каком продолжении учебы и речи не может быть.
И все же упрямая девушка решила добиться своего — получить профессию инженера-электронщика в вечернем институте при НИИ. Вместо отдыха и прогулок, приходилось до полуночи сидеть над книгами, конспектами и чертежами. Глуша усталость крепким кофе, она мысленно твердила: все равно добьюсь своего, все равно добьюсь!
Похоже, в Ольге работали гены деда-фронтовика, волевого, дерзкого, трудолюбивого капитана Видова, вечного комбата.
Неожиданно девушка познакомилась с инженером из соседнего отделения.
Возможно, она не обратила бы на него внимания. Ничего особенного — носатый, низкого роста, чернявый парень, таких в институте — пруд пруди. Но однажды Валуян увидел на торжественном собрании изящную девушку с копной белокурых волос и влюбился с первого взгляда.
Влюбился — мягко сказано. Для темпераментного южанина многодневные ухаживания, букетики цветов, сентиментальные признания — младенческое занятие, недостойное для настоящего горского мужчины.
— Послушайте, девушка, меня звать Абрек. А вас как?
— Ольга, — растерявшись ответила Видова.
— Вот мы и познакомились, — удовлетворенно прокомментировал армянин и, будто невзначай, прикрыл широкой ладонью узкую девичью руку. — Вы — из соседнего отделения, да? Можете не отвечать — все равно узнаю. Зачем слушать всю эту болтовню, — перенебрежительно пахнул он рукой в сторону трибуны, с которой вот уже добрый час вещал секретарь парткома. — Лучше пойдем погуляем, подышим свежим воздухом. Конечно, московский воздух — не кавказский, у нас — будто духами обрызган, цветами осыпан.
Отец, когда служил в уголовке, не раз твердил об опасностях, подстерегающих девушку. Обходя слишком откровенные понятия, заменяя их прозрачными намеками, он все же добился своего — Ольга относилась к мужским ухаживаниям с опаской.