Коллеги уставились изумленно: не дурака ли валяет? Но не походил старлей на шутника, совсем наоборот: в глазах вдумчивая печаль гнездится…
   Не дождавшись ответа, он нетерпеливо переспросил:
   – Нет, вы правду скажите: мелькал я вчера или нет?
   Опера задумались… Вообще-то вчера провожали всем отделом майора Баранова в центральный аппарат, с повышением.
   Водка текла рекой, головы у всех после той попойки трещали – не припомнить. Оба пожали плечами. Ромка понурился.
   Один из коллег поинтересовался:
   – Слышь, Мотор… ты только не обижайся… Что это за бабская кофта на тебе? Или готовишься к операции по внедрению в ночной гей-клуб?
   Моторин недоуменно изучает одежду на себе, щупает ладонями места, некогда оттягиваемые не маленькими грудями, обиженно смотрит вокруг в поисках объяснений: что за хреновина на нем? И вообще, черт побери, что происходит?!
   – Может, Ром, ты этим… трансвеститом заделался? – хихикнул другой коллега.
   Роман моргает жалобно, типа "ну не помню же ни хрена, а тут еще и вы подкалываете", но сердится не по-настоящему, шутейно, ибо понимает, что сам же и подставился под любителей поржать… Стоит, слегка пошатываясь, вспоминает, шуршит мыслями, бормочет:
   – Щас… щас… в башке вертится… Стоп, вспомнил! Ну конечно!
   Бежит к телефону, набирает номер, кричит:
   – Люсь, это ты? Здорово… Да-да, я это, Рома… Ромка, тебе говорю!
   Не узнала? Значит, скоро богатый буду. Слышь, милая, скажи, я у тебя вчера был? Так… так… так… ага… Ну, не загибай, сгущать-то не надо… Да, выпивши был… Виноват, признаю…
   Но не в дрезину же! Что?! Ах, даже так?.. Ну-ну… Ладно, стекло я тебе на кухне завтра же вставлю. Блин, да при чем же здесь моя наглость? Просто уставший был… день выпал тяжелый, развеялся маленько… Ладно… Ладно, я сказал! Ты успокоилась? Вот так-то будет лучше… А теперь скажи, в чем я вчера к тебе пришел? А-а-а… Ну, слава богу! Значит, все мое сушится у тебя? Хорошо… А то я, блин, помню ясно, что одежду где-то оставлял, а где – хоть убей… Из головы вылетело. И ксива моя у тебя?! Ф-фу, полегчало сразу. А пистолета нет случайно? Нет… Ага, значит, я его в дежурку сдал. Нет, просто так спрашиваю! Но ты на всякий случай и у себя посмотри: вдруг где-нибудь под диваном валяется. Чего спрашиваешь? Где твоя футболка? Где-где… в Караганде!
   На мне, конечно же! Случайно надел на себя, когда уходил, должно быть… Причем тут "допился"?! Ты вообще хоть отдаленно понимаешь, в каком серьезном учреждении я работаю и какие важные вопросы мне приходится решать… Ах, ты все понимаешь?! Так какого… тогда суешься с дурацкими разговорчиками?
   Да я жизнью поминутно рискую, я… Ты ж просто не знаешь, что такое настоящая пьянка! Вчера это я еще относительно трезвым был. Все, пока, не буду тебя больше задерживать. Сейчас выезжаю на срочное задание, потом перед начальством надо отчитаться… Буду у тебя через два часа, если не погибну в перестрелке.
   Договорились? Чао!
   Ромка небольно пинает задержанного ногою так, что тот валится вместе с табуретом (нечего ухмыляться, когда на допросе в полиции находишься, падаль!), наливает себе из графина воду в стакан, жадно пьет. Сообщает коллегам:
   – Двинул я… Заскочу в дежурку и проверю, на месте ли табельный пистолет, потом в "Рио Гранде" – опрокину кружку пива, а то башка раскалывается… Если начальство спросит, закончил ли я оформление ДОР, скажите от моего имени, что почти закончил… Вот-вот закончу. А сейчас я, мол, на территории.
 
   Он машет господам офицерам ручкой и убегает. Господа офицеры провожают его завистливыми взорами. Кинуть бы все дела – и пивка хлебнуть… Но – нельзя. Служба… Кто-то ж должен и с экономической преступностью усердно бороться!
   С пола поднимают уроненного горе-бутлегера, из коридора возвращают терпеливо дожидающегося свидетеля. Впереди много работы…
 
***
 
   Подарили как-то лейтенанту Мартынову на день рождения знатный зонтик из Голландии. В два сложения, полный автомат, ручка из ценной породы дерева, спицы чуть ли не титановые.
   И само собой, радость от такого подарка была не совсем полной, потому как не все из приятельского окружения Мартынова знали о его счастье. А находящимися в неведении приятелями лейтенанта были опер Валера, следователь Лососев и большая половина тружеников райотдела налоговой полиции, с которыми Мартынов время от времени сталкивался. И отправился опер делиться радостью с друзьями.
   День как раз выдался пасмурный, того и гляди дождик пойдет, потому взятие зонтика при походе в гости было вполне логичным…
   – Красное дерево, небось, – заметил Валерик, рассматривая ручку. – Да, буржуи умеют делать.
   – Вещь вроде хорошая, – соглашался Лососев, – только надежный ли механизм? Что-то спицы тонкие.
   – Тонкие, зато прочные, – деловито заметил Мартынов. – И полный автомат.
   Он продемонстрировал, как зонтик впечатляюще выстреливает и складывается обратно.
   – Так что не сини… Ладно, я – к Бажанову, поздороваюсь.
   Он ушел, великодушно оставив зонтик приятелям и молвив:
   "побалуйтесь пока".
   Лососев и Караваев проводили его добрыми взглядами, потом коварно переглянулись.
   – Дай-ка, Валер, свой дыркодел, – зевнув, сказал следователь.
   Одного дырокола было явно мало, и Караваев не поленился – пробежался по соседним кабинетам, потроша дыроколы. Коллеги были рады поделиться с ним конфетти, которое порядком позабивало их канцелярскую принадлежность.
   Зонтик упаковали на славу, утрясли, аккуратно скрутили, положили дожидаться Мартынова.
   Тот не замедлил явиться:
   – Ну все, пора мне. Счастливо.
   Опера торжественно вручили ему зонт, пожали руку.
   Как только лейтенант удалился, друзья прилепились к окну, чтоб лицезреть его выход из райотдела. Он обещал быть торжественным, так как уже сильно накрапывало.
   Мартынов, помахивая зонтом, важно проследовал мимо дежурного на крыльцо. Там, под козырьком, с досадой глядя на дождившее небо, покуривал начальник отдела БНПиНДО – подполковник Свиньин.
   – Да, Николаич, погода шепчет, – пошутил Мартынов и, подняв зонт над головой, торжественно раскрыл его.
   У подполковника сигарета выпала прямо изо рта. Было от чего…
 
   Они стояли на крыльце райотдела в густом облаке праздничного конфетти. Оно, вырвавшись из недр голландского зонтика, закружилось, запорошило их, прилипая к мокрой одежде.
   Откуда-то с боковых окон несся смех Валерика и дикий гогот Лососева.
   Мартынов пришел в себя первым, лихорадочно сложил голландца и галопом помчался под дождем за угол – к остановке автобуса…
   Подполковник Свиньин, хлопая глазами, возвращался к действительности.
   Он согласился бы принять только что произошедшее за сон или видение, но идеальный пустой круг на крыльце, обрамленный россыпью конфетти, и несдержанный хохот подчиненных из окна не оставлял никакой надежды…
   Уборщица Настасья, прибирая крыльцо, так оценила выходку оперов:
   – Вот же, зенки позаливают и гадют…
   А у Мартынова появилась кличка – Санта…
 
***
 
   Опер Булкин, по прозвищу Батон, затесался в налоговую полицию непонятным образом. До этого он лет десять проработал фотографом-криминалистом в ментуре, умудряясь при этом полуподпольно содержать видеосалон.
   Полуподпольно, потому что салон был типичным коммерческим предприятием, но зарегистрирован не был. Начало девяностых Батон прожил почти как султан Брунея: икра, коньяк, Сочи – весь светский набор прожигателя жизни. А к окончанию девяностых салон протух, работы ментам прибавилось в разы, и Батон, устав фотографировать расчлененку и детские трупы, просочился в налоговую.
   Помимо того что он выезжал на всевозможные рейды и проверки, основной обязанностью Батона, как выяснилось, было бухать со связистами. Первую половину дня он откисал в своем кабинете, а после обеда прятался в закутках дежурной части, отхлебывая по-маленькой конфискованный спирт "Рояль". Для профилактики простудных и иных заболеваний, естественно.
   Цвет Батонова лица в течение дня мигрировал от нежно-жемчужного, редкой прозрачности перламутра, до шоколадно-свекольного.
   Перемена виделась так разительно, что, казалось, мужчина утром выступал в роли живого трупа, а к вечеру готовил себя к роли Отелло. Тем не менее все признавали, что Батон, несмотря на хронический алкоголизм, человек редких душевных качеств.
   Как-то раз Караваев зашел в дежурку стрельнуть сигарет.
   – Я тебя как раз искать собирался. Мне твой совет нужен очень, – стеснительно произнес Батон.
   – Спрашивай, без проблем.
   – А как вот можно человеку врезать, чтобы убить сразу или чтобы лежал он так… тихонько?
   Витек с удивлением поднял глаза на стокилограммового Батона, на его пальцы сардельками и мясистые кулаки и удивленно спросил:
   – В башню бей просто – с твоей массой этого хватит. А тебе зачем это все вообще?
   – Да тут один откинулся. Сосед мой. Встретил меня пьяный.
   Ну и я тоже нетрезв был. Слово за слово. Наутро он снова меня встречает и говорит: "Что ментяра? Я пока срок тащил, ты мою жену имел во все дыры, как шалаву?" Сказал – послезавтра придет меня убивать.
   – Ну, если ты, Батон, не свистишь, то лучше бы мне с тобой поехать.
   И особистов в известность поставить. А тебе лучше не выделываться и ствол у Желдака получить.
   – Да я и без того залетчик, не до особистов. Постоянно двадцать пять процентов за пьянку срезают. А оперов подпрячь… ну ты-то поедешь, а остальным этот геморрой не нужен. Ну с какого они за меня впрягаться-то будут? Я так смекаю: никто меня валить там не будет, так – побить просто попробуют, вот и спрашиваю. Ствол-то у жены есть, им в прокуратуре их чуть ли не насильно впаривают.
   Батону веры не было никакой, конечно. Мало ли что он по пьянке мог отчебучить. Как он пил, так ему не только зеки могли померещиться, но и конница Батыя в родном дворе. Но пару связок попроще Караваев ему показал на всякий случай.
   – Вот спасибо, Витек. А то я к Бажанову подошел, а он мне ногой, говорит, в голову с разворота, потом в колено, потом с разворота.
   Ему-то хорошо, а мне? Алкашу-то? Ногой в голову… Мне б до яиц-то ее дотянуть.
   Да, майор Бажанов тот еще Чак Норрис. Под сто килограммов, ни грамма жира, золотая цепь с палец, чемпион чего-то там и МСМК по стендовой стрельбе. Очень любил с разворота ногой махнуть, как Ван Дамм.
   Золото, а не оперативник…
   На следующий день опухший и избитый Батон притащил Караваеву в качестве благодарности бутылку водки со словами:
   "классные ты мне показал приемчики".
   От Жмурилкина и Суренкова (жили они в соседних с Батоном подъездах) стало известно следующее.
 
   Весь вечер Батон усиленно готовился к встрече "гостей", пил пиво и отрабатывал хитрый удар ногой по старому креслу. Естественно, что часам к девяти он уже основательно набрался (это называлось "морально-психологически подготовился") и изрядно разбил голень. В девять зазвонил телефон. Скрипучий голос сказал что-то фольклорное про "сучар ментовских" и кончину лютую. Батон сурово подтянул штаны и вышел в подъезд.
   "Синие" действовали по всем правилам: разбили лампочки (хитрый ход, особенно летом, когда темнеет только за полночь), двое ждали этажом ниже, а самый злобный спускался с верхней площадки, нехорошо улыбаясь.
   Батон посмотрел на двух сидельцев, поднимавшихся к нему снизу. "Ногой в голову, потом в колено и с разворота", – пробормотал он, раскинул руки крестом, как Иисус над Рио, и прыгнул вниз всей своей водянистой тушей.
   "Коленом в голову", – приговаривал он, сжимая сохранившего остатки сознания сидельца за горло и вбивая его затылком в ступени.
   "С разворота!" – пыхтел Батон, складывая одного сидельца на другого и прыгая на них с перил. И тут спустился зачинщик всего безобразия… Батон успел перехватить его руку с кухонным ножом и просто тупо начал лупить его головой в лицо, стараясь уронить спиной на ступеньки. Один из сидельцев, весь в крови, поднялся из руин за спиной Батона… Но вдруг…
   Ба-бах! В гулком периметре подъезда зазвенел тонкий свист.
   Девятимиллиметровая пуля металась по замкнутому контуру, выбивая искры из бетонного пола и лестничных пролетов. Восставший из ада получил рикошетом пулю в бок и скис у стеночки, а Батон инстинктивно перевалился на спину, прикрывшись зеком. Ему казалось в тот момент, что пуля будет скакать по подъезду бесконечно.
   – А ну-ка, отошли все на хрен от моего мужа! – кричала в освещенном дверном проеме жена Батона, сжимая в руке ствол. – Я сказала на хрен, петушня сраная! Сейчас каждому по еще одной дырке в жопе сделаю!
   И она, как валькирия в пламени молний, спустилась к своему бесконечно любимому, вечно пьяному и такому родному Батону и отдала ему ПМ. Он взял его за ствол и многажды ударил супостата по мерзкой харе. А потом она взяла пистолет обратно и сказала, что не нужно волноваться, что она все возьмет на себя, что он пьяненький и дурачок и что она никогда и никого так не любила. И тоже приложила супостату рукоятью ПМа.
   Подъехавшая кавалерия застала идиллическую картину: пара исполняла долгий голливудский поцелуй, стоя на трех окровавленных полутрупах, сложенных стопкой. Мужчину с ног до головы покрывала кровь, а женщина красиво сжимала в руке пистолет.
   И это был настоящий хэппи-энд, а не какая-нибудь вам киношная "клюква в сиропе".
 
***
 
   Недалеко от штаб-квартиры налоговой полиции открылся не то ларек табачный, не то магазин, в общем, торговая точка. Держал заведение кавказец по имени Султан.
   Чем-то не глянулся наш Султан начальнику райотдела. Даже известно, чем. Продал что-то не то кому-то не тому. До оперов довели поручение высокого руководства. Да не тут-то было!
   Гость столицы водил дружбу с местным главой муниципалитета, а посему была команда действовать чисто, чтоб комар носа не подточил, строго в рамках закона. В первый день перед открытием у магазинчика уже образовалась небольшая очередь из шести человек – участников контрольной закупки. Каждый сжимал в кулаке пятисотрублевую купюру и жаждал приобрести пачку сигарет или коробок спичек. Сдача у продавца нашлась лишь для двоих.
   Претензии остальных клиентов были закреплены в составленном протоколе за нарушение правил торговли. По закону сдача должна быть! Первое предупреждение наш злодей получил. Султан быстро смекнул, экое злодейство хотят учинить над его лавкой, поэтому на следующий день с утра за прилавком стоял уже сам. Хозяин твердо намеревался защитить свою собственность от посягательств. Естественно, запасшись сдачей с любых мыслимых сумм. Успешно отразив с утра атаки нескольких пятисотенных купюр, хозяин совсем было успокоился, что провокации закончились. Плохо он знал наш народ!
   Это был лишь отвлекающий маневр, а провокации только начинались…
   Ближе к обеду возле точки тормозит черный внедорожник марки "Линкольн". Из-за руля выскакивает "братковского " вида парень:
   – "Парламент" есть?
   – Есть.
   – Три сигареты для шефа! Быстро!
   Загадочный и, по-видимому, грозный шеф, скрывавшийся за зеркальными стеклами лимузина, впечатлил нашего торговца, который выдал три сигареты.
   И немедленно ему на плечо легла тяжелая рука закона. За поштучную торговлю сигаретами был торжественно составлен протокол, и хозяин получил второе предупреждение.
 
   На следующее утро хозяин бдил аки Илья Муромец. Он твердо знал, что надо ожидать подвоха и твердо намеревался продержаться во что бы то ни стало, ибо третий раз был, как и положено, последним. Но до вечера все было спокойно. Подозрительно спокойно! Напоминало затишье перед бурей. Когда начало смеркаться, у прилавка появилась дама, вид которой не оставлял сомнений в ее профессиональной принадлежности. Размалеванная, как вождь краснокожих. Прокуренным голосом она потребовала:
   – Две пачки презервативов.
   – Пожалуйста, – хозяин уже порядком устал от бдительности, но все же оставался начеку.
   – И пачку "Мальборо", – добавила дама.
   Хозяин аккуратно пробил чек и вручил покупательнице.
   – Добрый вечер! – в лавке появились сияющие опера.
   Владелец обреченной торговой точки еще не понял, на чем именно он попался, но уже почувствовал, что это – конец.
   Дама оказалась вовсе не из числа "ночных бабочек", а из детской театральной студии, где ее гримировали два часа. На самом деле ей было всего 12 лет.
   И за продажу табачных изделий лицу, не достигшему четырнадцатилетнего возраста, наш недобрый молодец заработал свой третий протокол. И на том сказке (и торговой точке) был конец.
 
***
 
   В конце прошлого века, примерно в начале последнего десятилетия, государство обратило свой взор на суетящихся под ногами мелких торговцев. Оно пригляделось, скривилось и родило постановление "О проведении расчетов через контрольно-кассовые машины в мелкорозничной торговой сети". Что в переводе означало: в самом занюханном ларьке и палатке должен стоять кассовый аппарат.
   Истекали последние дни "последнего предупреждения" властей. После чего доблестная налоговая полиция получала команду "фас" и должны были начаться массовые акции по изъятию товара, лишению патентов и лицензий.
   В радостном ожидании в райотделах готовились к приемке материальных ценностей. Освобождали места, заранее делили объекты, выбирая пожирней.
   Как и положено любому постановлению, это было принято через… в общем, непродуманно. В свободной продаже кассовых аппаратов не было. Как не было сервисных центров, не было ничего. Те, кто мог себе позволить, скупали по умирающим государственным магазинам взлетевшие в цене до небес списанные аппараты. А "дяди Васи", обслуживавшие аппараты еще в "Рембыттехнике ", стали нарасхват.
   Что могли знать о кассовом аппарате два инженера, волею случая ставшие ларечниками? Только то, что для него нужна бумажная лента, которая, трансформируясь в кассовый чек, отодвигает репрессии налоговиков. А что есть некая связь между кассовым аппаратом и уплатой налогов, они даже и не подозревали. Но новообращенные коммерсанты были технарями и провели аналогии: единственным предметом, за исключением оригинала, который выплевывал подобие чеков, оказался калькулятор с принтером. Чек получался как настоящий.
   После выпитого литра знакомый налоговый инспектор, прихватив домой бутылку коньяка, конфеты для жены и тортик для сына, выдал официальный документ. Значилось в нем буквально следующее: калькулятор с принтером "Ситизен" временно, сроком на полгода, признать кассовым аппаратом и разрешить его использование по адресу… в соответствии… и на основании… В общем серьезная получилась бумага. С печатью районной налоговой инспекции. Думается, что удалось ее получить лишь потому, что инспектор, бывший заводской бухгалтер, и сам толком не понимал, что такое кассовый аппарат.
   Тем не менее за день до времени "Ч" под хихиканье соседей они выдавали чеки, отпечатанные на маленьком принтере калькулятора.
   Первым не выдержал "хазаин" соседнего ларька Ахмед:
   – Слюшай, что завтра дэлать будэшь?
   Коммерсанты с гордостью достали купленную бумагу. Ахмед, сделав вид, что умеет читать, оценил красоту печатей и пошел куда-то звонить. Через полчаса он появился и сказал, что ему завтра "такой бумага сдэлают, толко машинка очен нужно".
   Надо заметить, что в те годы купить бытовую технику можно было только в комиссионках или в подвальных зародышах нынешних технических монстров.
   За углом как раз такой и был. И продавались там калькуляторы по пятьдесят долларов за штуку. идти никуда не хотелось, но Ахмед упорно не понимал, за какой угол нужно повернуть. Он был по-восточному убедителен, и стодолларовая купюра, приятно зашуршав в кармане, поборола российскую лень. Будущие воротилы частного бизнеса купили Ахмеду калькулятор, заработав за десять минут сто процентов прибыли от чужих денег.
   Через некоторое время Ахмед появился вновь, но уже с двумястами долларами, и наши коммерсанты стали еще богаче. Как оказалось, предприимчивый сосед продавал калькуляторы своим землякам по двести долларов с предоплатой и брал на себя обяза тельства по их регистрации. Гордый кавказский мужчина не хотел ничего слушать о том, что калькулятор это не совсем кассовый аппарат. Ему обещали "сдэлать бумага", и знать он больше ничего не хотел.
   Раз десять друзья приходили в подвальчик, где продавались калькуляторы. Глядя на растерянные лица продавцов, они расцветали улыбкой. Их узнавали, было хорошо, и доллары оттягивали карманы. Уже хотелось нанять секретаршу для общения с Ахмедом и мальчика, чтобы бегал в магазин.
   Во время одиннадцатого забега к ним подошел управляющий и пригласил в кабинет директора. Секретарша принесла кофе, а директор налил коньяка – мечты сбывались.
   – Мужики, – начал директор, – куда вы деваете калькуляторы?
   Из эмоциональной речи стало ясно, что калькуляторы с принтером до сегодняшнего дня были не самым ходовым товаром. Держали их для ассортимента. Непонятный ажиотаж навевал на мысль о закупке очередной партии и, судя по темпам продаж, большой партии. Радостно перебивая друг друга, друзья рассказали свою удивительную историю. Директор хохотал вместе с ними.
   Улыбалась секретарша.
   – Так значит, "кассовый аппарат"? – удивлялся снова и снова директор и заливался счастливым смехом, хлопая себя пухлыми ручками по коленям.
   Расставались почти друзьями.
   А возле ларька их ожидал Ахмед. Он забрал калькуляторы и вручил деньги за следующую партию. Не спеша выпив пива, коммерсанты двинулись по натоптанной тропе в технический подвальчик.
   Вывалив деньги на прилавок, заказали аппараты:
   – У вас не хватает, – сказала девочка, с которой ранее не раз мило чирикали.
   Девочка, пряча глаза, показала на витрину. Возле калькуляторов лежал новый, наспех выписанный ценник: "Кассовый аппарат "Ситизен", цена 100 долларов".
   Стало обидно.
   Продавцы опускали к полу глаза и сконфуженно отворачивались в сторону. В общем, болтать надо было меньше. Обиженные, партнеры покинули подвал и вернули деньги Ахмеду.
   Однако у Ахмеда оставались обязательства по отношению к своим покупателям. Пришлось взять его за руку и подвести к магазину, на стекле которого уже красовалось огромное объявление:
   "Дешевые кассовые аппараты. Всего 100 долларов за штуку". Ахмед купил последнюю пару калькуляторов и больше в тот день никто у него не заказывал. Земляки Ахмеда во всей округе были удовлетворены.
   А вечером следующего дня, проходя мимо бессовестно поступившего магазинчика, приятели остановились заинтригованные.
   У входа угрожающе клубилась толпа горячих кавказских парней. В руках у каждого было по одному или по два калькулятора. В помещении бурлило, там громко с акцентом кричали. Продавец в белой рубашке судорожно отрывал добротно приклеенный плакатик. Возглавлял это шоу Ахмед, которого с позором изгнали из налоговой инспекции с паспортами всех закупленных калькуляторов.
   Он радостно подмигнул друзьям:
   – Слюшай, дырэктор савсэм дурак. На окнэ повэсил, что кассы продает, а это савсэм кулкулатор. Его даже налоговая нэ рэгистрирует!
 
   И довольный Ахмед засверкал чудом уцелевшими после аферы золотыми зубами.
   – Уже обэщал забрат все назад по двэсти пятьдэсят долларов за каждий. А чтобы не обманивал лудэй. Да?
 
***
 
   На втором этаже райотдела, на той стороне, где никогда не бывает солнца, в пропахшем пылью и бедностью кабинете сидели Санек и Валерик. Первый был молод, не женат, беззаботен и смешлив. У второго за спиной была жена с маленьким ребенком, квартира с ее родителями и маленькая зарплата, перед лицом же располагалась бумага с вызовом в городское управление на ковер. На этот раз линчевать оперативников собирались за слабое выполнение очередного постановления об усилении борьбы с незаконным оборотом алкогольной продукции.
   Валерик почти рычал только от одного упоминания об этих постановлениях. Его, который старательно и честно пытался выполнять все приказы и распоряжения начальства, какими бы нереальными и невыполнимыми они ни казались первоначально, поставила в тупик бесконечная и абсолютно безнадежная борьба с зеленым змием.
   Он потянулся рукой к телефону, чтобы позвонить в налоговую инспекцию, но передумал.
   Санек, пряча усмешку, подлил в пожар бензинчику:
   – Ты слышал о новых акцизах?
   – Что?
   – Акцизы новые на водку: опять повысили…
   – Ах, мать… И как прикажете бороться?
   – Думай, тебе через неделю отчет держать.
   И Валерик думал, давно думал, хорошо думал.
 
   С незаконным оборотом "спиртосодержащих веществ" в районе дело обстояло катастрофически. Железные ряды бутлегеров множились и закалялись день ото дня. Всяких нытиков и рохлей самогонная среда перемолола и выплюнула, изжевав. Оставались заматерелые, способные оставить с носом любую проверку, и даже две одновременно.
   Мало того, чтобы его наказать, надо, чтобы торговец паленым пойлом был предпринимателем. А физическое лицо наказать нельзя! Умные люди, кто даже и по дурости свидетельства получили, как только разобрались, что к чему, тут же стройными колоннами отправились сдавать презренные бумажки обратно. И вышли из-под хилых щупалец закона.
   Мало того, при оформлении протокола нужны свидетели и понятые. Понятых найти невозможно.
   Пробовали хануриков из КПЗ в обмен на освобождение подсылать, чтоб они потом свидетельствовали. Несколько раз получилось. однако потом, как в сказке, всех подставных почему-то узнавали в лицо. Так что однажды один из "свидетелей" пришел к райотделу и сцену устроил, что ему жизнь сломали: никто водку не продает ни в какую!