Страница:
Ли предусмотрительно сделал то же самое в отношении Карлотты.
Мы хорошенько посмеялись, а затем Эдвин сказал:
— Если бы вы не вернулись, то не привезли бы этих подарков, правда?
Ли серьезно кивнул.
Хотя нам дали понять, что наша компания менее желанна, чем подарки, нас повеселила и порадовала находчивость ребят.
Это были счастливые дни: мы помогали запускать воздушных змеев, постоянно слышали звуки труб и пытались уклониться от глиняных шариков. Мы были рады вернуться домой. Но меня постоянно тревожили воспоминания о Харриет, и я не могла выбросить их из головы.
Я размышляла о Карлтоне, который нарочно организовал посещение театра, зная, что там будет Харриет. Несомненно, он был склонен к озорству, но больше всего меня расстраивали его явный интерес ко мне и напоминание о том, что между ним и наследством встал Эдвин.
В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.
Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.
Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.
Я пошла навестить ее.
Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.
Барбари покачала головой.
— Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, — сказала она. — Я так делаю время от времени… когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?
— Да, конечно.
— Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? — Она как-то пренебрежительно махнула рукой.
— Мне здесь спокойно, — ответила я, — Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?
Барбари кивнула:
— Здесь тихо… Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.
— Вот не думала, что вам это может нравиться.
— Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.
— Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?
— У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.
— Я спрошу ее.
Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.
Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.
— Бедная госпожа Барбари, — вздохнула Салли, — похоже, она не слишком счастливая женщина.
— Я тоже так думаю… Находясь замужем…
— Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, — тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.
— Так их брак был специально устроен?
— Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из «круглоголовых». А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший «круглоголовый». Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он — потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.
Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.
Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.
— Мы, конечно, не хотим встречаться.
— Это выглядит странно, ведь он ваш муж.
— Он не желал этого брака. Он вступил в него только потому, что хотел произвести определенное впечатление. Многие сомневались в мотивах его поведения. В то время существовала опасность его разоблачения. Женитьба на члене нашей семьи укрепляла его позиции… вы понимаете, что я имею в виду. Мой отец был убежденным «круглоголовым», и такой брак служил гарантией для человека, вызывавшего подозрения своей принадлежностью к семье, все члены которой отправились в изгнание вместе с королем.
— Я понимаю… Весьма удобный брак.
— Вот именно.
— И вы совсем не любили друг друга? Она помолчала, а затем сказала:
— Вы плохо знаете его.
— Да… да.
— Он неповторим. Я не знала никого, похожего на него. В нем есть сила, мощь. Он из тех людей, кто, единожды приняв решение, уже не отступится от него.
— Разве это столь исключительно?
— Нет. Но он добивается своих целей с большей энергией, чем кто-либо иной. Я была очень молода, когда мы поженились, — всего семнадцать лет. Молодая, романтичная и по уши сытая жизнью в родительском доме. Если мне доводилось за неделю разок улыбнуться, то это уже считалось грехом, а если такое случалось в воскресный день — это значило, что мне прямая дорога в ад.
— Некоторое представление о такой жизни я получила в этом доме.
— Да, но здесь было притворство, не так ли? Вы могли от него укрыться, а я не знала никакой другой жизни. И вот мне представилась возможность уйти к нему. В течение трех недель он относился ко мне как к жене. Мне казалось, что это всерьез. Это был новый образ жизни — волнующий и интригующий. С его стороны, конечно, было сплошное притворство. Но Карлтону всегда с легкостью удавалось убедить женщину в том, что он ее обожает. После столь обширной практики это стало его второй натурой. А потом я узнала о его неверности. Для благочестивого «круглоголового» это было чрезвычайно опасно, но именно это ему и нравилось. Мне кажется, опасность нравится ему не меньше, чем женщины. Я была молода и разгневалась.
— Вы любили его?
— Влюбиться в него было несложно. Он выглядел таким могучим. Он просто излучал силу. У него в запасе была тысяча разнообразных хитростей. Он хорошо знал, как вести себя со мной. Когда я поссорилась с ним, правда всплыла на поверхность. Он женился на мне, потому что это было необходимо. Я ему нравилась, но ожидать какой-то преданности не имела права. Мне была предоставлена возможность делать все, что угодно, а он стал делать все, что угодно ему. Он сказал, что нет причин, почему бы нам не продолжать такую жизнь. Вы можете представить, как я была оскорблена, взбешена. Вы угадали — я любила его. Я была романтичной девочкой, готовой поверить в свое идеальное замужество. И тут я услышала, что мы вольны поступать так, как нам заблагорассудится. Я импульсивна, у меня плохой характер. Я была настолько оскорблена и разъярена, что в ту же ночь улеглась в кровать с одним из конюхов, который уже давно заглядывался на меня. Вижу, вы неприятно поражены.
— Нет, мне кажется, я понимаю вас.
— Вы, с вашей верностью до гроба покойному мужу! Вам этого не понять. Я не слишком щепетильна. Не буду притворяться: я люблю мужчин… так же, как Карлтон любит женщин. А поскольку он научил меня отбрасывать условности, я так и поступила. Он узнал, конечно. Думаю, это порадовало его. Он скорее поощрял мои затеи, хотя и был несколько шокирован конюхом. Карлтон привез меня в Лондон и представил людям, которые, по его мнению, вели достаточно достойный образ жизни, чтобы разделять со мной ложе. С тех пор у меня было множество любовников. Зачем я вам это рассказываю?
— Можете рассказывать мне все, что угодно, если вам от этого становится легче.
— Да, мне становится легче. По некоторым причинам я хочу говорить с вами… именно с вами. И одна из этих причин — та, что вы свято блюдете память покойного и решили заниматься этим до конца своих дней подобно деве-весталке. Ну, конечно, не совсем деве… ведь вы — мать юного Эдвина. Именно из-за этого складывается любопытная ситуация. — Барбари вдруг рассмеялась. — Знаете ли, это не будет длиться вечно. В один прекрасный день вы очнетесь, и тогда… и тогда…
— Я твердо решила никогда более не выходить замуж, если вы это имеете в виду.
— Не будьте так уверены в себе. Я знаю, что на вас посматривают.
Она понизила голос, и я невольно оглянулась.
— Да, — сказала она, — ваша судьба предрешена.
Я знаю это. Кое-кто посматривает на вас… но есть препятствие… живое препятствие…
— Вы говорите загадками.
— Которые легко разгадываются. Вам известно, что для Карлтона значит Эверсли?
— Очень многое, я думаю.
— Очень многое! Это слишком мягко сказано. Для него это значит все. Бедный Карлтон, его уже дважды обманули. Первый раз — в десятилетнем возрасте, когда его дядя, нынешний лорд, совершенно необдуманно произвел на свет сына, вашего любимого мужа. В порыве откровения Карлтон однажды сказал мне, что это для него значило. «Мне было лишь десять лет, — сказал он, — но и сейчас я помню свое недоумение и ярость. Я вырос в этом доме. Мой дядя научил меня всему. Он всегда говорил… ну, если и не говорил, то имел в виду: когда-нибудь все это станет твоим. Я изучил эти земли вдоль и поперек. Когда я выезжал верхом, мне казалось, будто трубили трубы и хор пел: это твое, это твое».
— Неужели он так сильно все это ощущал? Ему было только десять лет!
— Карлтон никогда не был ребенком. Он всегда знал, чего хочет, и его заставили поверить в то, что Эверсли принадлежит ему. Но он подавил гнев и как настоящий Эверсли постарался воспитать своего кузена достойным его миссии. Он рассказывал мне, как учил Эдвина ездить верхом, стрелять из лука и из ружья. Он делал из него мужчину — так это называлось. Карлтон сказал, что Эдвин был слишком мягок для того, чтобы управиться с Эверсли, и никогда не стал бы хорошим хозяином.
— Это чепуха! Чистой воды ревность.
— Верная вдова должна рассуждать именно так. После казни короля Карлтон решил сохранить Эверсли. Он остался в Англии, в то время как многие покинули страну. Он рисковал жизнью ради Эверсликорта. Потом появился Эдвин, затем он был убит, и Карлтон вновь стал наследником. Я помню, что им тогда овладела спокойная уверенность , даже самоуверенность.
— Получается, что он радовался смерти кузена.
— Карлтон никогда не был высокого мнения о своем кузене, и, мне кажется, он решил, что сама судьба позаботилась о том, чтобы Эверсли попал в надежные руки.
— Эти не делает его в моих глазах более привлекательным.
— Я думаю, у него есть планы в отношении вас.
— Планы?
— Его к вам некоторым образом влечет. Мой муж вообще легко увлекается женщинами.
— Ему лучше начать подбирать другую кандидатуру.
— Вы кажетесь ему непохожей на других.
— Деревенская простушка, — сказала я. Барбари разговаривала со мной так же, как Харриет, — снисходительно, слегка насмехаясь над моей неотесанностью. Ну что ж, даже если я и неотесанная, то, по крайней мере, более счастливая, чем она или Харриет. Я потеряла своего мужа, это правда, но мне в утешение остался маленький милый сын.
— О, не только это, — серьезно продолжала Барбари. — У вас сильная воля. Ему это должно нравиться. Вы осмеливаетесь спорить с ним, и это ему тоже должно нравиться. Карлтон никогда не искал легких побед.
— Лучше передайте ему, что эта крепость останется незавоеванной.
— Это только увеличит его пыл — Пыл! Странное слово вы используете!
— Он хотел бы предложить вам свою руку. По его словам, это идеальное решение. Если бы вы вышли за него замуж, он стал бы опекуном вашего сына и все дела, связанные с Эверсли-кортом, оставались бы в его руках — как это происходит сейчас. В данное время лорд Эверсли предоставляет ему полную свободу. Карлтон управлялся с имением все эти трудные годы, и естественно, что он продолжает заниматься этим и сейчас. Есть единственная помеха: он уже женат на мне.
— Я рада тому, что это неустранимая помеха.
— Если бы я умерла…
— Вы… умерли? Вы так молоды.
— Взгляните на меня.
— Сейчас у вас небольшое недомогание. Вскоре вы поправитесь.
Барбари откинулась на подушки, ничего не сказав. Я продолжила:
— Это был странный разговор. Скажите мне, чего бы вы хотели поесть, и вам пришлют.
— Да, — сказала она, — странный разговор. Но я рада тому, что мы поговорили. Я решила, что вам следует знать…
В ее глазах появилось какое-то сонное выражение, и я подумала, что у нее, наверное, жар. Жар, который рождает в мозгу странные фантазии.
Я подошла к кровати и коснулась ее руки. Рука была холодной.
— Возможно, немножко бульона, а потом каплун. Я схожу и похлопочу об этом.
Ее взгляд провожал меня до двери. Я услышала ее шепот:
— Позаботься, Арабелла, позаботься о себе и о своем сыне.
Я спустилась вниз, чувствуя себя очень неуютно.
На следующий день Барбари стало гораздо лучше, и к ней вернулся ее прежний цинизм. Наверное, она сожалела о своей откровенности, потому что начала избегать меня, а через несколько дней уехала в Лондон.
Салли Нуленс сокрушенно покачивала головой и была непривычно разговорчивой.
— Я всегда жалела госпожу Барбари, — сказала Салли. — Она впуталась во все это, когда была почти ребенком, и не думаю, что хозяин Карлтон хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ей.
Мои губы сжались. Я не забыла о предположении Барбари относительно намерений Карлтона жениться на мне, если он сможет как-нибудь избавиться от нее. Второй брак по расчету, подумала я. Это не для меня, хозяин Карлтон. Я не могла не почувствовать удовлетворения: ведь его уже во второй раз лишила того, чего он желал больше всего на свете.
В то же время перспектива выглядела несколько зловеще: «Это человек, который не остановится, пока не добьется своего».
— Она совсем не бережет себя, — продолжала Салли. — Так всегда говорил хозяин Карлтон. Стоит ей серьезно заболеть, говорил он, и она сгорит как свеча.
— Он так говорил?
— О да, и не раз.
— Но Барбари молода, сильна и, судя по всему, ведет очень деятельную жизнь в Лондоне.
— Можно называть это и так, — сказала Салли Нуленс. — А хозяин Карлтон прав. Не такая уж она крепкая, и ей бы надо последить за собой. Обычно она приезжает сюда, когда ей нужно маленько отдохнуть. Она делает так уже года три, а то и больше.
— Ну что ж, надеюсь, это идет ей на пользу.
— Глупая девчонка… Живет такой жизнью! Вьется, как мотылек вокруг свечи.
— У вас сегодня на уме одни свечи, Салли. Надеюсь, вы прячете их подальше от детей.
— Да что вы, госпожа Арабелла, неужто вы думаете, что я такая дура?
— Я знаю, что вы превосходно управляетесь с детьми, Салли. Я вам благодарна.
— Ой, да вы и сами совсем еще девочка. А что касается мальчиков, так я их сегодня не могла загнать на обед. Они никак не хотели расстаться с воздушными змеями, которых вы привезли. Ли хочет запустить своего змея выше, чем Эдвин, а Эдвин пытается запустить выше, чем Ли. Просто не знаю, вечно они друг перед другом выставляются.
Салли была доброй и преданной детям женщиной. Мне вдруг подумалось: как было бы хорошо, если бы они никогда не выросли. Как было бы хорошо, если бы Карлтон уехал в Лондон и остался там. Мне не хотелось думать ни о нем, ни о том, что может прийти в его хитроумную голову.
Но после разговора с Барбари мысли мои приняли тревожное направление, и это отразилось в моих снах — дурацких снах с воздушными змеями и детскими ружьями.
Я помню сон, в котором Эдвин запустил воздушный змей, и, когда он взвился в небо, я увидела, что на нем нарисован Эверсли-корт. Пока я смотрела на него, он становился все больше и больше, и вот на лужайках появились люди, так что это был уже не рисунок. Потом я увидела Карлтона, бегущего к Эдвину и пытающегося отнять у него змея. Эдвин не сдавался и кричал: «Осторожно, мама! Осторожно!»А потом в меня со всех сторон полетели глиняные пули из игрушечного ружья… и от испуга я проснулась.
Совершенно глупые сны, однако они были характерны для моего душевного состояния. Лучше бы Барбари не делилась со мной своими размышлениями, но, раз уж они у нее были, мне следовало о них знать.
Приближалось Рождество тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года. Мальчики готовились праздновать дни рождения — сразу после Рождества им должно было исполниться по пять лет. Стоял холодный день, снег падал крупными хлопьями, во всех комнатах топились камины. Мальчики стояли на коленях на приоконном сиденье в учебной комнате, любуясь летящим снегом, и вдруг Ли воскликнул:
— Кто-то едет!
— Я вижу мужчину. Он уже въезжает во двор, — подхватил Эдвин.
— Какой-то путник, — сказала я Салли. — Наверное, погода показалась ему слишком плохой. Сегодня у нас будет гость. Спущусь посмотрю, кто это.
Дети увязались со мной.
Карлотта уже была в холле. Когда зазвонил колокольчик, она открыла дверь, и на пороге появился мужчина.
— Добрый день! — воскликнул он. — Веселый добрый день! Ну и погодка! Впрочем, я рад оказаться дома!
Он удивленно взглянул на меня, а затем улыбнулся Карлотте.
— Ну, которая из вас моя племянница Карлотта? — спросил он.
Карлотта сделала шаг вперед. Он обнял и расцеловал ее.
— Твой отец дома?
— Да, я пошлю за ним. Вы, должно быть… — начала Карлотта.
— Твой дядюшка Тобиас, племянница. То есть дядя Тоби. Вернулся из Вирджинии. Надеюсь, прием окажется более теплым, чем погода.
На лестничной площадке показалась Матильда Эверсли, и он направился к ней.
— Матильда, дорогая моя сестра, а где Джон?
— Что? — воскликнула Матильда. — Вы, вероятно…
— Неужели ты меня не узнала? Ну да, минуло столько лет. Многое произошло с тех пор, как я уехал, верно?
За спиной жены показался лорд Эверсли.
— Да это Тобиас! — вскричал он. — Добро пожаловать, Тобиас! Все эти годы я думал, что ты погиб.
— Только не я, братец. Цел и невредим, как говорится. Ну что, как я и думал, вы все удивлены. Мне нужно выслушать кучу новостей и рассказать вам о себе.
— Для начала, — сказала Матильда, — ты должен как следует подкрепиться, а мы пока подготовим комнату. Карлотта…
— Я позабочусь об этом, мама.
— Дорогой мой Тоби… после стольких лет… мы думали…
— Что я умер. Да, я знаю, Джон только что сказал мне. Нет, старый пес еще жив, сестрица! Да, хорошо оказаться дома. Эверсли не слишком изменился. Я слышал, у вас здесь были трудные времена. Но теперь, надеюсь, все в порядке. Король вернулся. Поэтому я подумал, что пора и Тоби Эверсли сделать то же самое.
— Что за чудесный сюрприз! — сказал лорд Эверсли. — А у нас прибавление семейства. Это жена Эдвина.
— Как, у юного Эдвина есть жена? А где он сам? Воцарилось молчание, а затем лорд Эверсли сказал:
— Мне следовало назвать ее вдовой Эдвина.
— Ох!..
Дети, спустившиеся в холл, с изумлением таращились на пришельца.
— Мой внук, — с гордостью сказал лорд Эверсли. — Подойди, Эдвин, и поздоровайся со своим двоюродным дедушкой Тоби.
— Двоюродный дедушка, — повторил Эдвин, с восхищением глядя вверх.
— Да, мой мальчик, я твой двоюродный дедушка. Думаю, мы с тобой подружимся.
— Я подружусь, — согласился Эдвин.
— Я тоже! — воскликнул Ли, выскочив вперед.
— Еще один племянник? — спросил Тобиас.
— Нет… Ли — приемный ребенок.
— Видно, мне многое придется узнать, — вздохнул Тобиас.
— Для начала садись за стол, — сказала Матильда.
— Как хорошо оказаться дома! — радостно ответил Тобиас.
Итак, это был Тоби, дядя Эдвина. Семья так привыкла считать его погибшим, что мне даже не рассказывали о нем. Насколько я понимала, он был средним братом отцов Эдвина и Карлтона, должно быть, года на два моложе лорда Эверсли, но бронзовый цвет лица и довольно пышная шевелюра делали его гораздо моложе.
Он колоритно дополнял семейство, и вскоре стало ясно, что он намерен обосноваться здесь. Будучи очень общительным, дядя Тоби завоевал огромную популярность. Его слабостью было пристрастие к вину, и обычно он задерживался за столом после обеда и пил до тех пор, пока не становился совсем добродушным и очень разговорчивым.
Дядя Тоби сделал состояние на табаке в Вирджинии и был богат. Он давным-давно хотел вернуться домой, но, не чувствуя симпатии к пуританам, выжидал до тех пор, пока до него не дошли вести о возращении короля.
— И не спорьте, — говорил он, грозя мне пальцем, как будто я действительно собиралась спорить с ним. — У меня там была масса дел. Я не мог просто так встать и поехать… Проворачивая такие дела… О нет, дорогие мои! Мне нужно найти управляющих, людей, которым я мог бы доверять. Я не собирался сворачивать свои дела. Если вернутся «круглоголовые», я опять вернусь туда. Я не собираюсь жить здесь при них, это точно.
— Они никогда не вернутся, — уверял его лорд Эверсли. — Люди сыты ими по горло.
— Ну, тогда я осяду здесь… до тех пор, пока вы будете меня терпеть.
— Дорогой мой Тоби! — сказал его брат. — Этот дом твой в такой же степени, как и мой.
Тоби кивнул. Его глаза слегка затуманились.
— И что только творят с человеком родные места? — спросил он. — Они задевают тебя за живое… проникают в кровь. Их не забываешь, как бы далеко ты ни забрался. А если к тому же у тебя там родственники — ну, тогда уж совсем… — Он пристально взглянул на меня. — А вы знаете, что, если бы не юный господин Эдвин, наследником был бы я, верно, братец «?
Лорд Эверсли подтвердил, что это и в самом деле так.
— Ничего, — ответил Тоби, гулко расхохотавшись — Судя по всему, ты переживешь меня. Я больше тебя люблю бутылочку, братец. А говорят, что если пьешь помаленьку, то это на пользу желудку, а если перебираешь, так кишки горят. Ну вот, дамы возмущены, простите. Я несколько загрубел в странствиях. А что там с парнишкой Гарри?
— Его зовут Карлтон, — подсказала Матильда. — О, он здесь. Я уверена, что он скоро сюда приедет. Он постоянно разъезжает между замком и Лондоном.
— Я хорошо помню Карлтона. Ему было годика два, когда я уехал. Вот это был мальчишка! Помню, как он задавался, уже считая себя владельцем замка. Конечно, тогда мы не думали, что у тебя появится сын, а я собирался в путешествие и все решили, что меня по пути съедят акулы или индейцы. Юный Карлтон был очень самоуверен, как я припоминаю. Пришлось ему на шаг отступить, верно?.. Ну ладно, неважно. У нас есть юный Эдвин, чудесный молодой человек, а? Мадам, я поздравляю вас с тем, что вы подарили нам столь великолепного наследника.
Он продолжал болтать, а я, нужно признать, ощутила несколько недостойное удовлетворение оттого, что Карлтону пришлось отступить еще на шаг назад.
Дети были восхищены дядей Тоби. Будучи большим любителем поговорить (к тому же обожающим свой голос, как заметила Карлотта), он нуждался в чуткой аудитории. По утрам его разговоры казались занимательными, к вечеру они несколько утомляли; но дети, разумеется, слушали его по утрам. Они были готовы забросить свои воздушные змеи, свои игрушечные ружья и трубы, лишь бы сидеть у его ног и выслушивать занимательные истории. Я тоже присоединялась к ним. Чаще всего он рассказывал о капитане Смите, который был его кумиром и которого он называл основателем Вирджинии.
— Названной, мои милые, в честь королевы-девственницы человеком по имени Уолтер Рэйли.
Дядя Тоби рассказывал нам про Уолтера Рэйли и про то, как он стал фаворитом королевы, бросив свой плащ в грязь, когда королева выходила из кареты, и не позволив ей тем самым испачкать ее прелестные башмачки.
Рэйли привез в Англию табак, а табак произрастал в Вирджинии, и именно табак сделал его богатым человеком.
Я хорошо помню горящие неподдельным интересом личики детей; время от времени, когда описывались самые ужасные приключения, они повизгивали от восторга. К ним примкнула и Частити. Она стала такой же страстной почитательницей дяди Тоби, как и мальчики.
А какие истории он рассказывал о капитане Джоне Смите, который еще мальчиком решил стать великим искателем приключений!
— Я тоже собираюсь стать великим искателем приключений! — подпрыгивая, кричал Ли.
Его глазки сияли, он был очень похож на свою мать. Я вспомнила, как она говорила о необходимости пускаться в авантюру для достижения жизненных благ, если они сами не идут тебе в руки.
Эдвин сказал, что он тоже был бы не прочь этим заняться, но ему придется оставаться дома, чтобы присматривать за Эверсли.
Значит, он уже знал. Наверное, он прислушивался к нашим разговорам.
Дядя Тоби потрепал его по головке.
— О да, мальчик, — сказал он. — Тебе придется содержать это местечко в порядке, а это тоже, я тебе доложу, приключение.
— Я поеду в Вирджинию, — похвастался Ли, — а потом вернусь и… и… буду вам про это рассказывать.
— А пока давайте послушаем дядю Тоби, — предложила я.
Все были не против, и мы узнали о том, как капитан Смит присоединился к Христианской армии и отправился воевать с турками, о том, как он в одном бою убил сразу трех турок, как потом стал пленником неверного Тимора и ему не шею надели железный ошейник, как он сумел обмануть Тимора и бежал, поборов все трудности, и как, наконец, он высадился в Вирджинии, где его жизнь спасла прекрасная принцесса-индианка Покахонтас.
Мы хорошенько посмеялись, а затем Эдвин сказал:
— Если бы вы не вернулись, то не привезли бы этих подарков, правда?
Ли серьезно кивнул.
Хотя нам дали понять, что наша компания менее желанна, чем подарки, нас повеселила и порадовала находчивость ребят.
Это были счастливые дни: мы помогали запускать воздушных змеев, постоянно слышали звуки труб и пытались уклониться от глиняных шариков. Мы были рады вернуться домой. Но меня постоянно тревожили воспоминания о Харриет, и я не могла выбросить их из головы.
Я размышляла о Карлтоне, который нарочно организовал посещение театра, зная, что там будет Харриет. Несомненно, он был склонен к озорству, но больше всего меня расстраивали его явный интерес ко мне и напоминание о том, что между ним и наследством встал Эдвин.
В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.
Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.
Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.
Я пошла навестить ее.
Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.
Барбари покачала головой.
— Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, — сказала она. — Я так делаю время от времени… когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?
— Да, конечно.
— Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? — Она как-то пренебрежительно махнула рукой.
— Мне здесь спокойно, — ответила я, — Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?
Барбари кивнула:
— Здесь тихо… Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.
— Вот не думала, что вам это может нравиться.
— Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.
— Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?
— У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.
— Я спрошу ее.
Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.
Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.
— Бедная госпожа Барбари, — вздохнула Салли, — похоже, она не слишком счастливая женщина.
— Я тоже так думаю… Находясь замужем…
— Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, — тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.
— Так их брак был специально устроен?
— Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из «круглоголовых». А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший «круглоголовый». Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он — потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.
Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.
Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.
— Мы, конечно, не хотим встречаться.
— Это выглядит странно, ведь он ваш муж.
— Он не желал этого брака. Он вступил в него только потому, что хотел произвести определенное впечатление. Многие сомневались в мотивах его поведения. В то время существовала опасность его разоблачения. Женитьба на члене нашей семьи укрепляла его позиции… вы понимаете, что я имею в виду. Мой отец был убежденным «круглоголовым», и такой брак служил гарантией для человека, вызывавшего подозрения своей принадлежностью к семье, все члены которой отправились в изгнание вместе с королем.
— Я понимаю… Весьма удобный брак.
— Вот именно.
— И вы совсем не любили друг друга? Она помолчала, а затем сказала:
— Вы плохо знаете его.
— Да… да.
— Он неповторим. Я не знала никого, похожего на него. В нем есть сила, мощь. Он из тех людей, кто, единожды приняв решение, уже не отступится от него.
— Разве это столь исключительно?
— Нет. Но он добивается своих целей с большей энергией, чем кто-либо иной. Я была очень молода, когда мы поженились, — всего семнадцать лет. Молодая, романтичная и по уши сытая жизнью в родительском доме. Если мне доводилось за неделю разок улыбнуться, то это уже считалось грехом, а если такое случалось в воскресный день — это значило, что мне прямая дорога в ад.
— Некоторое представление о такой жизни я получила в этом доме.
— Да, но здесь было притворство, не так ли? Вы могли от него укрыться, а я не знала никакой другой жизни. И вот мне представилась возможность уйти к нему. В течение трех недель он относился ко мне как к жене. Мне казалось, что это всерьез. Это был новый образ жизни — волнующий и интригующий. С его стороны, конечно, было сплошное притворство. Но Карлтону всегда с легкостью удавалось убедить женщину в том, что он ее обожает. После столь обширной практики это стало его второй натурой. А потом я узнала о его неверности. Для благочестивого «круглоголового» это было чрезвычайно опасно, но именно это ему и нравилось. Мне кажется, опасность нравится ему не меньше, чем женщины. Я была молода и разгневалась.
— Вы любили его?
— Влюбиться в него было несложно. Он выглядел таким могучим. Он просто излучал силу. У него в запасе была тысяча разнообразных хитростей. Он хорошо знал, как вести себя со мной. Когда я поссорилась с ним, правда всплыла на поверхность. Он женился на мне, потому что это было необходимо. Я ему нравилась, но ожидать какой-то преданности не имела права. Мне была предоставлена возможность делать все, что угодно, а он стал делать все, что угодно ему. Он сказал, что нет причин, почему бы нам не продолжать такую жизнь. Вы можете представить, как я была оскорблена, взбешена. Вы угадали — я любила его. Я была романтичной девочкой, готовой поверить в свое идеальное замужество. И тут я услышала, что мы вольны поступать так, как нам заблагорассудится. Я импульсивна, у меня плохой характер. Я была настолько оскорблена и разъярена, что в ту же ночь улеглась в кровать с одним из конюхов, который уже давно заглядывался на меня. Вижу, вы неприятно поражены.
— Нет, мне кажется, я понимаю вас.
— Вы, с вашей верностью до гроба покойному мужу! Вам этого не понять. Я не слишком щепетильна. Не буду притворяться: я люблю мужчин… так же, как Карлтон любит женщин. А поскольку он научил меня отбрасывать условности, я так и поступила. Он узнал, конечно. Думаю, это порадовало его. Он скорее поощрял мои затеи, хотя и был несколько шокирован конюхом. Карлтон привез меня в Лондон и представил людям, которые, по его мнению, вели достаточно достойный образ жизни, чтобы разделять со мной ложе. С тех пор у меня было множество любовников. Зачем я вам это рассказываю?
— Можете рассказывать мне все, что угодно, если вам от этого становится легче.
— Да, мне становится легче. По некоторым причинам я хочу говорить с вами… именно с вами. И одна из этих причин — та, что вы свято блюдете память покойного и решили заниматься этим до конца своих дней подобно деве-весталке. Ну, конечно, не совсем деве… ведь вы — мать юного Эдвина. Именно из-за этого складывается любопытная ситуация. — Барбари вдруг рассмеялась. — Знаете ли, это не будет длиться вечно. В один прекрасный день вы очнетесь, и тогда… и тогда…
— Я твердо решила никогда более не выходить замуж, если вы это имеете в виду.
— Не будьте так уверены в себе. Я знаю, что на вас посматривают.
Она понизила голос, и я невольно оглянулась.
— Да, — сказала она, — ваша судьба предрешена.
Я знаю это. Кое-кто посматривает на вас… но есть препятствие… живое препятствие…
— Вы говорите загадками.
— Которые легко разгадываются. Вам известно, что для Карлтона значит Эверсли?
— Очень многое, я думаю.
— Очень многое! Это слишком мягко сказано. Для него это значит все. Бедный Карлтон, его уже дважды обманули. Первый раз — в десятилетнем возрасте, когда его дядя, нынешний лорд, совершенно необдуманно произвел на свет сына, вашего любимого мужа. В порыве откровения Карлтон однажды сказал мне, что это для него значило. «Мне было лишь десять лет, — сказал он, — но и сейчас я помню свое недоумение и ярость. Я вырос в этом доме. Мой дядя научил меня всему. Он всегда говорил… ну, если и не говорил, то имел в виду: когда-нибудь все это станет твоим. Я изучил эти земли вдоль и поперек. Когда я выезжал верхом, мне казалось, будто трубили трубы и хор пел: это твое, это твое».
— Неужели он так сильно все это ощущал? Ему было только десять лет!
— Карлтон никогда не был ребенком. Он всегда знал, чего хочет, и его заставили поверить в то, что Эверсли принадлежит ему. Но он подавил гнев и как настоящий Эверсли постарался воспитать своего кузена достойным его миссии. Он рассказывал мне, как учил Эдвина ездить верхом, стрелять из лука и из ружья. Он делал из него мужчину — так это называлось. Карлтон сказал, что Эдвин был слишком мягок для того, чтобы управиться с Эверсли, и никогда не стал бы хорошим хозяином.
— Это чепуха! Чистой воды ревность.
— Верная вдова должна рассуждать именно так. После казни короля Карлтон решил сохранить Эверсли. Он остался в Англии, в то время как многие покинули страну. Он рисковал жизнью ради Эверсликорта. Потом появился Эдвин, затем он был убит, и Карлтон вновь стал наследником. Я помню, что им тогда овладела спокойная уверенность , даже самоуверенность.
— Получается, что он радовался смерти кузена.
— Карлтон никогда не был высокого мнения о своем кузене, и, мне кажется, он решил, что сама судьба позаботилась о том, чтобы Эверсли попал в надежные руки.
— Эти не делает его в моих глазах более привлекательным.
— Я думаю, у него есть планы в отношении вас.
— Планы?
— Его к вам некоторым образом влечет. Мой муж вообще легко увлекается женщинами.
— Ему лучше начать подбирать другую кандидатуру.
— Вы кажетесь ему непохожей на других.
— Деревенская простушка, — сказала я. Барбари разговаривала со мной так же, как Харриет, — снисходительно, слегка насмехаясь над моей неотесанностью. Ну что ж, даже если я и неотесанная, то, по крайней мере, более счастливая, чем она или Харриет. Я потеряла своего мужа, это правда, но мне в утешение остался маленький милый сын.
— О, не только это, — серьезно продолжала Барбари. — У вас сильная воля. Ему это должно нравиться. Вы осмеливаетесь спорить с ним, и это ему тоже должно нравиться. Карлтон никогда не искал легких побед.
— Лучше передайте ему, что эта крепость останется незавоеванной.
— Это только увеличит его пыл — Пыл! Странное слово вы используете!
— Он хотел бы предложить вам свою руку. По его словам, это идеальное решение. Если бы вы вышли за него замуж, он стал бы опекуном вашего сына и все дела, связанные с Эверсли-кортом, оставались бы в его руках — как это происходит сейчас. В данное время лорд Эверсли предоставляет ему полную свободу. Карлтон управлялся с имением все эти трудные годы, и естественно, что он продолжает заниматься этим и сейчас. Есть единственная помеха: он уже женат на мне.
— Я рада тому, что это неустранимая помеха.
— Если бы я умерла…
— Вы… умерли? Вы так молоды.
— Взгляните на меня.
— Сейчас у вас небольшое недомогание. Вскоре вы поправитесь.
Барбари откинулась на подушки, ничего не сказав. Я продолжила:
— Это был странный разговор. Скажите мне, чего бы вы хотели поесть, и вам пришлют.
— Да, — сказала она, — странный разговор. Но я рада тому, что мы поговорили. Я решила, что вам следует знать…
В ее глазах появилось какое-то сонное выражение, и я подумала, что у нее, наверное, жар. Жар, который рождает в мозгу странные фантазии.
Я подошла к кровати и коснулась ее руки. Рука была холодной.
— Возможно, немножко бульона, а потом каплун. Я схожу и похлопочу об этом.
Ее взгляд провожал меня до двери. Я услышала ее шепот:
— Позаботься, Арабелла, позаботься о себе и о своем сыне.
Я спустилась вниз, чувствуя себя очень неуютно.
На следующий день Барбари стало гораздо лучше, и к ней вернулся ее прежний цинизм. Наверное, она сожалела о своей откровенности, потому что начала избегать меня, а через несколько дней уехала в Лондон.
Салли Нуленс сокрушенно покачивала головой и была непривычно разговорчивой.
— Я всегда жалела госпожу Барбари, — сказала Салли. — Она впуталась во все это, когда была почти ребенком, и не думаю, что хозяин Карлтон хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ей.
Мои губы сжались. Я не забыла о предположении Барбари относительно намерений Карлтона жениться на мне, если он сможет как-нибудь избавиться от нее. Второй брак по расчету, подумала я. Это не для меня, хозяин Карлтон. Я не могла не почувствовать удовлетворения: ведь его уже во второй раз лишила того, чего он желал больше всего на свете.
В то же время перспектива выглядела несколько зловеще: «Это человек, который не остановится, пока не добьется своего».
— Она совсем не бережет себя, — продолжала Салли. — Так всегда говорил хозяин Карлтон. Стоит ей серьезно заболеть, говорил он, и она сгорит как свеча.
— Он так говорил?
— О да, и не раз.
— Но Барбари молода, сильна и, судя по всему, ведет очень деятельную жизнь в Лондоне.
— Можно называть это и так, — сказала Салли Нуленс. — А хозяин Карлтон прав. Не такая уж она крепкая, и ей бы надо последить за собой. Обычно она приезжает сюда, когда ей нужно маленько отдохнуть. Она делает так уже года три, а то и больше.
— Ну что ж, надеюсь, это идет ей на пользу.
— Глупая девчонка… Живет такой жизнью! Вьется, как мотылек вокруг свечи.
— У вас сегодня на уме одни свечи, Салли. Надеюсь, вы прячете их подальше от детей.
— Да что вы, госпожа Арабелла, неужто вы думаете, что я такая дура?
— Я знаю, что вы превосходно управляетесь с детьми, Салли. Я вам благодарна.
— Ой, да вы и сами совсем еще девочка. А что касается мальчиков, так я их сегодня не могла загнать на обед. Они никак не хотели расстаться с воздушными змеями, которых вы привезли. Ли хочет запустить своего змея выше, чем Эдвин, а Эдвин пытается запустить выше, чем Ли. Просто не знаю, вечно они друг перед другом выставляются.
Салли была доброй и преданной детям женщиной. Мне вдруг подумалось: как было бы хорошо, если бы они никогда не выросли. Как было бы хорошо, если бы Карлтон уехал в Лондон и остался там. Мне не хотелось думать ни о нем, ни о том, что может прийти в его хитроумную голову.
Но после разговора с Барбари мысли мои приняли тревожное направление, и это отразилось в моих снах — дурацких снах с воздушными змеями и детскими ружьями.
Я помню сон, в котором Эдвин запустил воздушный змей, и, когда он взвился в небо, я увидела, что на нем нарисован Эверсли-корт. Пока я смотрела на него, он становился все больше и больше, и вот на лужайках появились люди, так что это был уже не рисунок. Потом я увидела Карлтона, бегущего к Эдвину и пытающегося отнять у него змея. Эдвин не сдавался и кричал: «Осторожно, мама! Осторожно!»А потом в меня со всех сторон полетели глиняные пули из игрушечного ружья… и от испуга я проснулась.
Совершенно глупые сны, однако они были характерны для моего душевного состояния. Лучше бы Барбари не делилась со мной своими размышлениями, но, раз уж они у нее были, мне следовало о них знать.
Приближалось Рождество тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года. Мальчики готовились праздновать дни рождения — сразу после Рождества им должно было исполниться по пять лет. Стоял холодный день, снег падал крупными хлопьями, во всех комнатах топились камины. Мальчики стояли на коленях на приоконном сиденье в учебной комнате, любуясь летящим снегом, и вдруг Ли воскликнул:
— Кто-то едет!
— Я вижу мужчину. Он уже въезжает во двор, — подхватил Эдвин.
— Какой-то путник, — сказала я Салли. — Наверное, погода показалась ему слишком плохой. Сегодня у нас будет гость. Спущусь посмотрю, кто это.
Дети увязались со мной.
Карлотта уже была в холле. Когда зазвонил колокольчик, она открыла дверь, и на пороге появился мужчина.
— Добрый день! — воскликнул он. — Веселый добрый день! Ну и погодка! Впрочем, я рад оказаться дома!
Он удивленно взглянул на меня, а затем улыбнулся Карлотте.
— Ну, которая из вас моя племянница Карлотта? — спросил он.
Карлотта сделала шаг вперед. Он обнял и расцеловал ее.
— Твой отец дома?
— Да, я пошлю за ним. Вы, должно быть… — начала Карлотта.
— Твой дядюшка Тобиас, племянница. То есть дядя Тоби. Вернулся из Вирджинии. Надеюсь, прием окажется более теплым, чем погода.
На лестничной площадке показалась Матильда Эверсли, и он направился к ней.
— Матильда, дорогая моя сестра, а где Джон?
— Что? — воскликнула Матильда. — Вы, вероятно…
— Неужели ты меня не узнала? Ну да, минуло столько лет. Многое произошло с тех пор, как я уехал, верно?
За спиной жены показался лорд Эверсли.
— Да это Тобиас! — вскричал он. — Добро пожаловать, Тобиас! Все эти годы я думал, что ты погиб.
— Только не я, братец. Цел и невредим, как говорится. Ну что, как я и думал, вы все удивлены. Мне нужно выслушать кучу новостей и рассказать вам о себе.
— Для начала, — сказала Матильда, — ты должен как следует подкрепиться, а мы пока подготовим комнату. Карлотта…
— Я позабочусь об этом, мама.
— Дорогой мой Тоби… после стольких лет… мы думали…
— Что я умер. Да, я знаю, Джон только что сказал мне. Нет, старый пес еще жив, сестрица! Да, хорошо оказаться дома. Эверсли не слишком изменился. Я слышал, у вас здесь были трудные времена. Но теперь, надеюсь, все в порядке. Король вернулся. Поэтому я подумал, что пора и Тоби Эверсли сделать то же самое.
— Что за чудесный сюрприз! — сказал лорд Эверсли. — А у нас прибавление семейства. Это жена Эдвина.
— Как, у юного Эдвина есть жена? А где он сам? Воцарилось молчание, а затем лорд Эверсли сказал:
— Мне следовало назвать ее вдовой Эдвина.
— Ох!..
Дети, спустившиеся в холл, с изумлением таращились на пришельца.
— Мой внук, — с гордостью сказал лорд Эверсли. — Подойди, Эдвин, и поздоровайся со своим двоюродным дедушкой Тоби.
— Двоюродный дедушка, — повторил Эдвин, с восхищением глядя вверх.
— Да, мой мальчик, я твой двоюродный дедушка. Думаю, мы с тобой подружимся.
— Я подружусь, — согласился Эдвин.
— Я тоже! — воскликнул Ли, выскочив вперед.
— Еще один племянник? — спросил Тобиас.
— Нет… Ли — приемный ребенок.
— Видно, мне многое придется узнать, — вздохнул Тобиас.
— Для начала садись за стол, — сказала Матильда.
— Как хорошо оказаться дома! — радостно ответил Тобиас.
Итак, это был Тоби, дядя Эдвина. Семья так привыкла считать его погибшим, что мне даже не рассказывали о нем. Насколько я понимала, он был средним братом отцов Эдвина и Карлтона, должно быть, года на два моложе лорда Эверсли, но бронзовый цвет лица и довольно пышная шевелюра делали его гораздо моложе.
Он колоритно дополнял семейство, и вскоре стало ясно, что он намерен обосноваться здесь. Будучи очень общительным, дядя Тоби завоевал огромную популярность. Его слабостью было пристрастие к вину, и обычно он задерживался за столом после обеда и пил до тех пор, пока не становился совсем добродушным и очень разговорчивым.
Дядя Тоби сделал состояние на табаке в Вирджинии и был богат. Он давным-давно хотел вернуться домой, но, не чувствуя симпатии к пуританам, выжидал до тех пор, пока до него не дошли вести о возращении короля.
— И не спорьте, — говорил он, грозя мне пальцем, как будто я действительно собиралась спорить с ним. — У меня там была масса дел. Я не мог просто так встать и поехать… Проворачивая такие дела… О нет, дорогие мои! Мне нужно найти управляющих, людей, которым я мог бы доверять. Я не собирался сворачивать свои дела. Если вернутся «круглоголовые», я опять вернусь туда. Я не собираюсь жить здесь при них, это точно.
— Они никогда не вернутся, — уверял его лорд Эверсли. — Люди сыты ими по горло.
— Ну, тогда я осяду здесь… до тех пор, пока вы будете меня терпеть.
— Дорогой мой Тоби! — сказал его брат. — Этот дом твой в такой же степени, как и мой.
Тоби кивнул. Его глаза слегка затуманились.
— И что только творят с человеком родные места? — спросил он. — Они задевают тебя за живое… проникают в кровь. Их не забываешь, как бы далеко ты ни забрался. А если к тому же у тебя там родственники — ну, тогда уж совсем… — Он пристально взглянул на меня. — А вы знаете, что, если бы не юный господин Эдвин, наследником был бы я, верно, братец «?
Лорд Эверсли подтвердил, что это и в самом деле так.
— Ничего, — ответил Тоби, гулко расхохотавшись — Судя по всему, ты переживешь меня. Я больше тебя люблю бутылочку, братец. А говорят, что если пьешь помаленьку, то это на пользу желудку, а если перебираешь, так кишки горят. Ну вот, дамы возмущены, простите. Я несколько загрубел в странствиях. А что там с парнишкой Гарри?
— Его зовут Карлтон, — подсказала Матильда. — О, он здесь. Я уверена, что он скоро сюда приедет. Он постоянно разъезжает между замком и Лондоном.
— Я хорошо помню Карлтона. Ему было годика два, когда я уехал. Вот это был мальчишка! Помню, как он задавался, уже считая себя владельцем замка. Конечно, тогда мы не думали, что у тебя появится сын, а я собирался в путешествие и все решили, что меня по пути съедят акулы или индейцы. Юный Карлтон был очень самоуверен, как я припоминаю. Пришлось ему на шаг отступить, верно?.. Ну ладно, неважно. У нас есть юный Эдвин, чудесный молодой человек, а? Мадам, я поздравляю вас с тем, что вы подарили нам столь великолепного наследника.
Он продолжал болтать, а я, нужно признать, ощутила несколько недостойное удовлетворение оттого, что Карлтону пришлось отступить еще на шаг назад.
Дети были восхищены дядей Тоби. Будучи большим любителем поговорить (к тому же обожающим свой голос, как заметила Карлотта), он нуждался в чуткой аудитории. По утрам его разговоры казались занимательными, к вечеру они несколько утомляли; но дети, разумеется, слушали его по утрам. Они были готовы забросить свои воздушные змеи, свои игрушечные ружья и трубы, лишь бы сидеть у его ног и выслушивать занимательные истории. Я тоже присоединялась к ним. Чаще всего он рассказывал о капитане Смите, который был его кумиром и которого он называл основателем Вирджинии.
— Названной, мои милые, в честь королевы-девственницы человеком по имени Уолтер Рэйли.
Дядя Тоби рассказывал нам про Уолтера Рэйли и про то, как он стал фаворитом королевы, бросив свой плащ в грязь, когда королева выходила из кареты, и не позволив ей тем самым испачкать ее прелестные башмачки.
Рэйли привез в Англию табак, а табак произрастал в Вирджинии, и именно табак сделал его богатым человеком.
Я хорошо помню горящие неподдельным интересом личики детей; время от времени, когда описывались самые ужасные приключения, они повизгивали от восторга. К ним примкнула и Частити. Она стала такой же страстной почитательницей дяди Тоби, как и мальчики.
А какие истории он рассказывал о капитане Джоне Смите, который еще мальчиком решил стать великим искателем приключений!
— Я тоже собираюсь стать великим искателем приключений! — подпрыгивая, кричал Ли.
Его глазки сияли, он был очень похож на свою мать. Я вспомнила, как она говорила о необходимости пускаться в авантюру для достижения жизненных благ, если они сами не идут тебе в руки.
Эдвин сказал, что он тоже был бы не прочь этим заняться, но ему придется оставаться дома, чтобы присматривать за Эверсли.
Значит, он уже знал. Наверное, он прислушивался к нашим разговорам.
Дядя Тоби потрепал его по головке.
— О да, мальчик, — сказал он. — Тебе придется содержать это местечко в порядке, а это тоже, я тебе доложу, приключение.
— Я поеду в Вирджинию, — похвастался Ли, — а потом вернусь и… и… буду вам про это рассказывать.
— А пока давайте послушаем дядю Тоби, — предложила я.
Все были не против, и мы узнали о том, как капитан Смит присоединился к Христианской армии и отправился воевать с турками, о том, как он в одном бою убил сразу трех турок, как потом стал пленником неверного Тимора и ему не шею надели железный ошейник, как он сумел обмануть Тимора и бежал, поборов все трудности, и как, наконец, он высадился в Вирджинии, где его жизнь спасла прекрасная принцесса-индианка Покахонтас.