— Принеси бренди, — приказал герцог. — И еще полотенца!
   — Одну минуту, ваша светлость.
   Теперь, при свете ламп, герцог смог лучше рассмотреть спасенную им девушку.
   На ней действительно оказалась только ночная сорочка — причем весьма дорогая и сшитая очень искусно. На пальце у девушки он заметил обручальное кольцо и подумал, не выбросил ли ее за борт муж, который хотел таким образом избавиться от жены. Но тут он вспомнил ее слова о желании умереть и утвердился в мысли, что выловил из воды самоубийцу.
   Но откуда она взялась? Ему с трудом верилось, что она сумела уплыть так далеко от берега. Среди знакомых герцогу женщин лишь немногие умели вообще хоть как-то держаться на воде.
   «Настоящая загадка», — вздохнул про себя герцог. Еще он заметил, что она была не только юной, но и очень хорошенькой, несмотря на то, что сейчас ее портили мокрые волосы, налипшие на щеки и лоб.
   Сбросив вымокший смокинг — тесный и не слишком подходящий для такого рода занятий, — герцог решил, что первым делом нужно снять с девушки мокрую насквозь ночную сорочку.
   Расстегнув жемчужные пуговицы, герцог, благопристойно прикрыв девушку ниже талии полотенцем, потянул ночную сорочку вверх.
   Теперь у него не осталось никаких сомнений в том, что спасенная им девушка действительно великолепно сложена. Поистине ее можно было бы назвать Афродитой, рожденной из пены морской.
   «Я слишком поэтичен», — едва ли не со злостью сказал себе герцог.
   Всего час назад он ненавидел всех женщин и сейчас корил себя за ту невольную заинтересованность, которую вызвало у него это юное создание, столь неожиданно ворвавшееся в его жизнь.
   Приподняв Салене голову и плечи, чтобы окончательно снять сорочку, князь заметил, что кокетка сорочки порвана.
   А потом он увидел такое, что с трудом поверил своим глазам.
   Плетка князя исполосовала Салене спину крест-накрест, и некоторые рубцы еще кровоточили.
   Теперь князю стало ясно, что заставило ее прыгнуть за борт и искать смерти.
   Услышав, что возвращается Дэлтон, герцог сдернул сорочку, и торопливо накрыл Салену еще одним полотенцем.
   — Вот бренди, ваша светлость, — сказал Дэлтон, ставя на столик бокал, — и два полотенца. Я сейчас принесу еще.
   — Неси.
   Когда Дэлтон ушел, герцог заботливо вытер Салене волосы и заметил, что они вовсе не были распущены, как он сначала подумал. В них еще оставались шпильки, и прическа, несомненно, была сделана рукой умелого парикмахера. Даже морская вода не разрушила ее окончательно.
   «Еще одна тайна», — подумал герцог. Волосы у девушки оказались очень светлыми, и ему вдруг стало интересно, какого цвета у нее глаза.
   «Наверное, голубые», — сказал он сам себе.
   Девушка все еще была без сознания, когда вернулся Дэлтон с целой охапкой полотенец. Герцог сказал ему:
   — Расстели полотенца на кровати и принеси бутылки с горячей водой. Она очень замерзла.
   Камердинер расстелил большое полотенце на простыни и маленькое — на подушке.
   — Укройте ее пока чем-нибудь, ваша светлость, а я мигом.
   С этими словами Дэлтон выбежал из каюты. Герцог подождал, пока он удалится, и только тогда поднял Салену на руки.
   Почему-то ему не хотелось, чтобы кто-то, кроме него, видел ее обнаженной. Перекладывая девушку на кровать, он еще раз поразился ее легкости.
   «Как кто-то посмел избить такое хрупкое создание?» — подумал герцог.
   И тут же спросил себя: а что, если муж уличил ее в измене?
   Но даже если и так — все равно столь грубое и жестокое наказание мог придумать только мерзавец.
   Уложив Салену на кровать, герцог укрыл ее полотенцем, а сверху еще простыней и одеялом.
   Бледность ее щек могла сравниться с белизной простыни, и герцог подумал, что, может быть, лучше не тревожить девушку, но потом он испугался, что, если не привести ее в чувство сейчас, она может впасть в коматозное состояние.
   Приподняв ей голову, он поднес к ее губам бокал с бренди и настойчиво произнес:
   — Очнитесь! Очнитесь и выпейте это! Почему-то ему казалось, что она вот-вот придет в себя, только ей надо немного помочь.
   Его предположения оказались верны: веки ее слегка дрогнули, и, почувствовав у своих губ бокал, она сделала слабую попытку отвернуться.
   — Пейте! — повелительно сказал герцог. Салена была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Она сделала несколько глотков и, переведя дыхание, попыталась поднять руку, чтобы отстранить бокал.
   — Лежите и пейте! — приказал герцог.
   — Н-нет!
   Голос ее был очень слаб. «Удивительно, — подумал герцог, — как она вообще нашла в себе силы выговорить это слово».
   Он настойчиво держал бокал возле ее губ. Превозмогая себя, она сделала еще несколько глотков, и наконец ее глаза открылись.
   Она с ужасом посмотрела на герцога и вся напряглась, почувствовав его руку у себя под головой.
   — Все хорошо, — сказал он успокаивающе. — Вы в безопасности.
   — Н-нет! — вновь с трудом прошептала она. — Нет… нет! Позвольте мне… умереть!
   — Слишком поздно, — ответил герцог и осторожно опустил ее голову назад на подушку.
   Она пристально смотрела на него, и в ее глазах по-прежнему стоял ужас, но герцог не мог сказать наверняка, видит ли она его или перед ее внутренним взором стоит то, что напугало ее до такой степени, что она бросилась в море.
   — Вы в безопасности, — повторил он. — И может быть, скажете мне, откуда вы взялись и куда вас отвезти?
   Она молчала. Герцог подумал, что она его просто не услышала, и спросил по-другому:
   — Наверное, для начала вам лучше сказать, кто вы? Как вас зовут?
   — Са… ле… на, — медленно, по слогам произнесла она.
   — А дальше?
   Она вскрикнула, но так тихо и слабо, что этот звук был больше похож на писк новорожденного котенка, и закрыла глаза, словно хотела вновь потерять сознание. Герцог увидел, что она дрожит.
   Герцог никогда еще не видел человека в таком состоянии и не знал, как себя с ней вести.
   И он терялся в догадках, что могло испугать ее до такой степени. Конечно, побои — это ужасно, но герцог понимал, что одних побоев недостаточно, чтобы довести — пусть даже очень хрупкую и юную — девушку до такого состояния.
   Он молчал, размышляя. Салена, словно желая посмотреть, не ушел ли он, приоткрыла глаза.
   Увидев, что он никуда не делся, она вновь вся напряглась и вжалась в кровать, как будто хотела исчезнуть.
   — Вас никто не обидит, — тихо сказал герцог. — И здесь нет ничего, что могло бы вас напугать.
   Он не был уверен, что она его поняла. На ее лице было только выражение ужаса, и зрачки так расширились, что казались черными.
   Появился Дэлтон с двумя бутылками горячей воды.
   — Я положу бутылку в ногах молодой дамы, ваша светлость, — сказал он, протягивая другую бутылку герцогу.
   Очень осторожно герцог, приподняв простыню и одеяло, положил бутылку рядом с Саленой.
   — Так вам будет теплее, — сказал он. — Вы, наверное, замерзли в воде.
   Она вздрогнула так, словно герцог положил рядом с нею змею.
   «Что бы с ней ни случилось, — подумал герцог, — это было что-то ужасное».
   Он внимательно посмотрел на Салену, отметив ее детское, похожее на цветок лицо, ее огромные, широко расставленные глаза и идеальные очертания дрожащих губ.
   «Тот, кто посмел избить ее, — свинья! — с негодованием подумал герцог. — С удовольствием дал бы ему попробовать его же лекарства!»
   Дэлтон поднял с пола мокрые полотенца и пропитанную водой ночную сорочку.
   Уже выходя из каюты, он остановился и сказал:
   — Не разрешит ли ваша светлость принести юной леди одну из ночных сорочек ее светлости? Она будет немного велика, но, я уверен, в ней юной леди будет значительно удобнее.
   — Хорошая мысль, Дэлтон, — ответил герцог. — Но пока не стоит ее тревожить. А сорочку ты все-таки принеси — и еще платье и тапочки.
   Герцог подумал, что есть какая-то злая ирония в том, что он без зазрения совести использует вещи Имоджин: ведь почти все они были куплены на его деньги.
   Салена лежала, полузакрыв глаза, но герцог не сомневался, что она наблюдает за ним.
   Так следят за свирепым животным и боятся отвести взгляд, чтобы оно не застало врасплох.
   Герцог отошел в дальний угол каюты, чтобы хоть немного ее успокоить, и оттуда сказал как можно дружелюбнее:
   — И все же мне нужно знать, что вы намерены делать. Капитан положил яхту в дрейф, чтобы подобрать вас, и теперь ждет от меня приказа, куда направить корабль.
   Он говорил медленно, как с ребенком, и чувствовал, что на сей раз она прекрасно понимает его слова. Не дождавшись ответа, он снова спросил:
   — Вы желаете вернуться в Монте-Карло?
   — Нет! Нет!
   Без сомнения, в ее голосе прозвучал неподдельный ужас.
   — Тогда куда же?
   — Прочь…..
   Это было сказано так тихо, что герцог едва расслышал.
   — Очень хорошо, — сказал герцог. — Но мы и так плывем прочь от Монте-Карло, и, поскольку у вас нет других предложений, я возьму вас с собой в Танжер, там у меня вилла. Плавание займет несколько дней, и за это время вы, может быть, немного расскажете о себе.
   Салена не ответила, и герцог направился к двери.
   — Попытайтесь заснуть, — сказал он, уже выходя. — Утро вечера мудренее.
   Она по-прежнему не отвечала. Герцог погасил все лампы, кроме ночника у изголовья кровати, и вышел, но тут ему пришла в голову тревожная мысль.
   Эта девушка так стремилась покончить с собой — не исключено, что она повторит попытку, когда у нее будет достаточно сил, чтобы встать.
   А сейчас она так слаба, что быстро утонет.
   Герцог шагнул назад и осторожно закрыл дверь на защелку.
   Защелка была с секретом — такими были снабжены все помещения на «Афродите». Тот, кто секрета не знал, не смог бы открыть ни одну дверь.
   Герцогу было известно по опыту, что, когда судно стоит в бухте, проникнуть на него, несмотря на охрану, не представляет особого труда, и эти защелки служили мерой предосторожности против воров.
   Этот механизм герцог придумал сам, и на яхте, кроме них, было немало других приспособлений, которые делались по специальным заказам.
   Герцог с большим удовольствием принимал участие в постройке «Афродиты» и был польщен, когда его друзья, впервые увидев ее в Марселе, дали судну высокую оценку.
   Переодеваясь у себя в каюте, герцог подумал, что его неожиданное исчезновение причинит неудобства приглашенным им людям, и решил с утра первым делом послать в Монте-Карло телеграмму и в ней предложить всем оставаться его гостями в отеле «Париж».
   Эти люди достаточно искушены, думал он, им не понадобится много времени, чтобы сообразить, почему он уехал, — и уехал один, без Имоджин.
   — Ну и пусть сплетничают! — в ярости воскликнул герцог, и неожиданно в голову ему пришло, что, если бы они узнали о случившемся на борту «Афродиты», это был бы куда более лакомый кусочек для сплетен.
   Известие о том, что герцог спас из моря полуобнаженную, жестоко избитую незнакомку, взбудоражит их воображение, и они не успокоятся, пока не выяснят личность неожиданного пассажира.
   «Что до меня, то я уверен, что никогда ее не видел», — подумал герцог.
   Если бы столь юное и прекрасное создание встретилось ему в Монте-Карло, он непременно бы его запомнил.
   Позже, уже вернувшись в кровать, герцог снова и снова возвращался мыслями к молодой женщине, которая спала в соседней каюте.
   Очевидно было, что она не жила в нищете — свидетельством этому служила дорогая ночная сорочка, которая была на ней. Она носила обручальное кольцо, но была слишком юна и скорее всего вышла замуж недавно.
   Она была красива — но, возможно, именно ее красота послужила причиной тому, что теперь она испытывает смертельный страх перед любым мужчиной.
   «В одном мы, безусловно, схожи, — сказал самому себе герцог. — В данный момент я ненавижу женщин, а она — мужчин. Ее рассказ, если мне удастся разговорить эту девушку, несомненно, должен быть поучительным».
   Утром, когда герцог завтракал, к нему подошел Дэлтон и сообщил, что таинственная ночная пассажирка проснулась.
   — Я принес молодой леди кофе, ваша светлость, — сказал камердинер, — и спросил, что она хотела бы на завтрак. У нее такой же испуганный вид, как и вчера, ваша светлость
   — Но она что-нибудь тебе ответила? — спросил герцог.
   Сам он после ночных событий проснулся с чувством зверского голода.
   — Она ответила: «Что угодно!», ваша светлость. Просто — «Что угодно!». И вся дрожала, когда говорила. Наверное, вчера она ненароком упала в воду и так перепугалась, что до сих пор не пришла в себя.
   — Да, скорее всего именно так, — сказал герцог небрежно и добавил: — Отнеси даме завтрак, Дэлтон, и возвращайся. Мне нужно с тобой посоветоваться.
   — Слушаюсь, ваша светлость.
   Когда Дэлтон вернулся, герцог допивал кофе. Поставив чашку на стол, он повернулся к камердинеру:
   — Нам предстоит проявить изобретательность, Дэлтон, и найти юной леди какую-нибудь одежду.
   — Я уже думал об этом, ваша светлость.
   — И что же?
   — Ну, учитывая, что молодая леди такая маленькая, я пришел к выводу, что единственный способ ее одеть — это перешить что-нибудь из вещей ее светлости…
   — Разумеется, — согласился герцог. — Об этом я и сам думал.
   — Но потом, ваша светлость, — продолжал Дэлтон, — я вспомнил, что у капитана есть дочь четырнадцати лет и он купил ей два платья, когда мы стояли в Марселе. Они сшиты по французской моде и очень славные, а главное — как раз подходящего размера.
   — Спасибо, Дэлтон, ты мне очень помог, — сказал герцог. — Предложите молодой леди надеть их, когда она будет лучше себя чувствовать. Если ей понадобится другая одежда, можешь брать из каюты леди Мортон все, что нужно.
   — Благодарю вас, ваша светлость.
   — И скажи капитану, что я возмещу ему убытки. Я уверен, в Танжере или в Марселе он купит своей дочери что-нибудь подходящее.
   — Слушаюсь, ваша светлость.
   Герцог не забыл и лично поблагодарить капитана, поднявшись к нему на мостик.
   — Нам очень повезло, ваша светлость, — заметил капитан Барнет, — что мы нашли молодую леди. Минутой позже мы бы ее уже не увидели.
   — Само Провидение спасло ее от гибели, капитан, — ответил герцог.
   — Очень странно, что такая молодая девушка пыталась покончить с собой, — сказал капитан Барнет.
   Герцог вспомнил рубцы на спине у Салены и подумал, что знает хотя бы одну из причин, заставивших ее не дорожить жизнью. Впрочем, он не собирался делиться тем, что увидел, ни с капитаном Барнетом, ни с кем-либо другим.
   Спустившись к ленчу в кают-компанию, герцог с удивлением обнаружил там Салену.
   От него не ускользнуло, что когда он вошел, она сделала такое движение, словно хотела убежать.
   Но герцог загораживал единственную дверь, и поэтому Салена только сжалась в углу дивана, сразу став еще меньше.
   — Доброе утро, Салена, — мягко проговорил герцог. — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше. Позволено ли мне будет сказать, что платье вам очень к лицу?
   Белое платье, украшенное английской вышивкой, было простеньким и недорогим, но действительно весьма шло Салене.
   — Б-благо дарю… вас… за… вашу… доброту, — запинаясь, сказала Салена. — Я… хотела… умереть… но только…
   Она замолчала, и через мгновение герцог напомнил:
   — Только?
   — Я умею плавать, и мне было нелегко утопиться. Салена училась плавать в Бате — знаменитых римских термах, — куда ездила с матерью после того, как леди Карденхэм перенесла легкую пневмонию.
   В то время Салена была совсем маленькой, и отец неизменно смеялся, видя, как она барахтается в воде.
   — Вылитый маленький головастик! — говорил он.
   А отец леди Карденхэм жил в загородном особняке, и в парке у него было озеро.
   Салена и ее кузены летом плавали через озеро наперегонки и специально опрокидывали лодку, чтобы научиться спасать друг друга — на случай, если они попадут в кораблекрушение.
   Салена обожала купаться и очень жалела, что последние два года ей негде было вволю поплавать.
   Бросившись прошлой ночью в море, она намеревалась плыть и плыть без остановки, пока не выбьется из сил и не пойдет ко дну.
   Никто и никогда ее не найдет, и она избавится от наказания за преступление, которое совершила, не предстанет перед судом, не попадет в тюрьму или, возможно, даже на гильотину.
   Воспоминания о стонах князя, о крови, залившей кровать, причиняли ей невыразимые муки.
   Она гнала прочь ужасные образы, но они возвращались снова и снова, и Салена была на грани того, чтобы сойти с ума от отчаяния и страха.
   Едва взглянув на герцога, она вновь почувствовала тот ужас, который испытала, когда князь избивал ее.
   Герцог сел в кресло недалеко от Салены.
   — Прошлой ночью, — сказал он, — вы назвали мне свое имя, по крайней мере часть его, и, думаю, хотите узнать и мое. Я — герцог Темплекомский.
   По взгляду Салены герцог понял, что его имя ей известно.
   — Вы слышали обо мне? — спросил он.
   — Значит… мы на «Афродите»?
   — Да, так называется моя яхта.
   — Она… очень красива.
   Салена вспомнила, как они ехали с отцом в экипаже, вспомнила прекрасную яхту, рассекающую волны, вспомнила свою радость…
   Тогда она еще не знала, что ждет ее впереди… Салена опять вздрогнула, подумав о князе.
   Герцог смотрел, как меняется выражение ее лица, и думал, что еще никогда не видел женщины с такими выразительными глазами, такой маленькой и такой трогательной.
   Он был достаточно восприимчив, чтобы догадаться, какие мысли мучают девушку, и понимал, что должен постараться не говорить ничего, что могло бы ее огорчить.
   — Надеюсь, вам нравится моя яхта? — сказал он небрежно. — Она совсем новая. Я сам ее спроектировал и очень ею горжусь. У нее много качеств, которыми не обладает ни одно судно этого класса. Когда вы будете себя лучше чувствовать, я устрою вам небольшую экскурсию по «Афродите».
   Страх, казалось, ушел из глаз Салены. Немного помолчав, она спросила:
   — Так мы… не плывем назад, в Монте-Карло?
   — Вы дали мне ясно понять, что у вас нет никакого желания туда возвращаться, — ответил герцог. — Поэтому мы направляемся в Танжер. Прошлой ночью я уже сказал вам об этом, но, боюсь, вы были слишком расстроены и не услышали.
   — Мне… показалось, что вы так сказали… Но я боялась, что… неправильно вас поняла.
   — Мы идем в Танжер, — повторил герцог. — У меня там вилла, и так случилось, что некоторое время я не бывал на ней. Надеюсь, она покажется вам не менее красивой, чем «Афродита».
   — У меня… нет… денег, — сказала Салена.
   — Поскольку вы у меня в гостях, это не имеет значения, — ответил герцог. — А если по приезде в Танжер вы пожелаете поехать куда-то еще, я с удовольствием одолжу вам нужную сумму.
   Он сделал паузу и быстро добавил:
   — Возможно, вы хотели бы связаться с вашей семьей?
   — Нет! Нет!
   Возглас, который герцог уже слышал, вновь сорвался с губ Салены, и она опять вздрогнула в ужасе.
   «Отец никогда не простит мне моего поступка! — пронеслось в голове у Салены. — Он должен верить, что я умерла».
   Ей оставалось только надеяться, что отцу удастся сохранить те деньги, которые князь ему дал. Но тут Салена подумала, что об этом можно не беспокоиться: ведь князь мертв и не может отнять у отца деньги.
   «У папы все будет хорошо, — сказала она себе. — Только он никогда не должен узнать, что я жива».
   Но как же ей жить без денег и крыши над головой?
   Салена непроизвольно бросила на герцога жалобный взгляд и умоляюще сложила ладони, как маленький ребенок, которому нужна помощь.
   — Я вижу, вы еще очень расстроены, — заметив это, сказал герцог. — Поэтому не буду больше терзать вас расспросами. Постарайтесь просто отдохнуть. Несмотря ни на что, сегодня прекрасный день. Мы одни в Средиземном море, и никто не знает, что мы здесь.
   Ему показалось, что ее глаза просветлели, и он добавил:
   — Я часто думал, как забавно внезапно исчезнуть и начать жизнь сначала, как будто новую книгу о самом себе.
   Герцог помолчал и, видя, что он на верном пути, продолжал:
   — Если кто-то ищет вас, то, узнав, что вы бросились в море, он будет расстроен и прекратит поиски. Никто в Монте-Карло не знает, куда я исчез, и тем более никто не подумает, что вы попали ко мне на яхту. — Он улыбнулся: — Вы свободны — свободны от всего, что тревожит вас. Никому не известно, где вы и что сделали в прошлом!
   — Это… действительно… так? — нерешительно спросила Салена.
   — Без сомнения, — подтвердил герцог.
   — Но… Бог… знает!
   Она произнесла это почти шепотом, но герцог расслышал.
   — Да, Бог знает, — ответил он. — Но нас всегда учили, что Он милостив и чуток, и я уверяю вас, Салена, что вам — именно вам — не нужно Его бояться.
   Говоря это, герцог подумал, что высказывания такого рода раньше были ему несвойственны.
   Но, увидев, что Салена слегка успокоилась, понял, что нашел правильные слова.
   «Какое же преступление могла совершить эта девочка, — спросил он себя, — если она боится возмездия Божьего больше, чем человеческого?»

Глава 4

   В кают-компанию вошел стюард и объявил, что ленч подан. При его появлении Салена вздрогнула, как будто боялась увидеть кого-то другого.
   Сделав вид, что ничего не заметил, герцог произнес, вставая:
   — Я решил, что в такой жаркий день на палубе будет приятнее.
   Он проводил Салену туда, где стояли два больших плетеных кресла, на которых лежали мягкие подушки.
   Салена осторожно опустилась в кресло и поморщилась от боли в спине. Она смотрела на герцога с опаской, словно боялась того, что произойдет в следующий момент.
   Герцог укрыл ее пледом, а потом стюард поставил перед ней столик, ножки которого вошли в специальные пазы в кресле.
   Салена с любопытством разглядывала эту конструкцию, а герцог, усевшись в такое же кресло напротив, пояснил:
   — Мое собственное изобретение — чтобы не возиться с большими столами. А если у меня гости, то каждый может есть там, где ему нравится. — Он улыбнулся и добавил: — Вы будете первой, кто испытает его на себе, а я посмотрю, как это выглядит со стороны.
   — Это… весьма остроумно… придумано… — сказала Салена.
   Стюард поставил на импровизированный столик поднос с белой скатертью, бокалами, ножами и вилками, а потом принес блюда, которые отличались необыкновенной изысканностью. Салена подумала, что есть за таким столиком довольно оригинально, но очень удобно.
   Тент защищал их от солнца, море было спокойным; тишину нарушали только мягкий шум двигателей и крики чаек.
   Этот ленч разительно отличался от тех, в которых Салена принимала участие на вилле князя, где говорили по-французски или по-русски, где подавалось много вина, где все быстро пьянели и начинали шуметь.
   — Я настоятельно рекомендую вам выпить небольшой бокал шампанского, — сказал герцог Салене. — Оно вернет цвет вашему лицу и поможет вновь почувствовать себя счастливой.
   Салена хотела сказать, что это невозможно, но ее слова прозвучали бы неучтиво, поэтому она взяла предложенный герцогом бокал и сделала маленький глоток.
   Герцог, впрочем, уже смотрел на море.
   — По-моему, я вижу дельфинов, — сказал он. — Надеюсь, они подплывут поближе — я очень люблю наблюдать за их игрой среди волн.
   — Дельфины! — воскликнула Салена. — Я столько о них слышала, но ни разу не видела.
   — В Средиземном море они встречаются часто, — ответил герцог.
   — Одна… монахиня… в монастыре, — дрожащим голосом тихо проговорила Салена, — рассказывала, что там, где… она родилась, на юге Италии, дельфины… Люди верят, что, когда моряк… тонет… в море, его душа… переселяется в дельфина.
   Ее голос замер, и герцог не сомневался, что в этот момент она думает о том, что случилось бы с ее душой, если бы она утонула.
   — У многих невежественных людей, живущих на побережье, существует такое поверье. Например, на Оркнейских и Шетлендских островах считается, что душа рыбака переселяется в тюленя, — поэтому коренные жители там никогда не убивают тюленей.
   Про себя герцог подумал, что в мозаику под названием «Салена» добавился еще один кусочек. Она была в монастыре.
   Он чувствовал себя археологом в поисках следов забытых цивилизаций или орнитологом в погоне за неизвестным видом птиц.
   Ни разу в жизни он еще не оставался наедине с женщиной, которая не считала его привлекательным, которая была напугана до такой степени, что вздрагивала и отстранялась всякий раз, когда он к ней приближался.
   Для герцога все это было внове. Он поймал себя на том, что его интерес к Салене растет с каждой минутой.
   Герцог дал себе клятву, что рано или поздно найдет того, кто обидел Салену, и узнает о ней все.
   Тем не менее, пока они ели, он невозмутимо говорил на общие темы. Потом тарелки опустели и, подняв голову, чтобы взглянуть на Салену, герцог увидел, что она спит.
   Он понимал, что этот сон — следствие полнейшего изнеможения: страдания, которые ей пришлось пережить за минувшие сутки, лишили бы сил даже крепкого мужчину, не говоря уже о слабой женщине.
   Появился стюард, и герцог приложил палец к губам в знак того, что нужно сохранять тишину.
   Стюард осторожно взял со столика Салены поднос и неслышно с ним удалился.
   Другой стюард убрал поднос со столика герцога и предложил принести бренди, но герцог отказался.
   Теперь, когда ничто не потревожит сон Салены, у герцога появилась возможность как следует ее рассмотреть.
   Голубая подушка оттеняла белизну ее кожи, и белокурые волосы на этом фоне тоже казались светлее.