Страница:
Во сне она выглядела совсем юной и очень ранимой. Она слегка пошевелилась, рука ее сдвинулась, и герцог увидел, что на безымянном пальце больше нет обручального кольца. Прошлой ночью оно было, герцог в этом не сомневался.
«Интересно, — сказал он себе, — выбросила ли она его в иллюминатор в порыве ненависти к тому, кто был ее мужем и причинил ей страдания, или сняла и спрятала где-то, в надежде ввести меня в заблуждение, заставить считать ее незамужней?»
Но, взглянув на Салену еще раз, он подумал, что такая девушка не стала бы никого обманывать.
В ней ощущалось что-то чистое, светлое; она выглядела такой невинной, что трудно было поверить в обратное.
И все же герцог спросил себя: а кто он такой, чтобы судить?
Он не раз сталкивался с женским коварством, и хотя Салена казалась неспособной на низкий обман, но все же кто-то ее избил, и этот кто-то, без сомнения, был ее мужем или, во всяком случае, тем человеком, который купил ей ту дорогую ночную сорочку, в которой Салена была, когда герцог вытащил ее из воды.
«Весьма необычная ситуация», — сказал себе герцог. С такой ситуацией ему еще не приходилось сталкиваться. Но, как бы то ни было, прежде всего следовало по возможности развеять страхи Салены, а потом уже решать, как быть с ней дальше.
Она была похожа на зверька, которого держали в клетке и мучили так, что он разучился отличать друзей от врагов.
Герцог понимал, что если он хочет ей помочь, то прежде всего должен заслужить ее доверие.
Но в эту минуту сон девушки был глубок, и страхи, владевшие ею, на какое-то время были забыты.
Герцог улыбнулся, представив себе, как в Монте-Карло десятки людей строят предположения относительно того, чем он сейчас занят, — и ни один из них не в состоянии даже вообразить себе истину.
Имоджин — да и любая другая женщина, к которой он в прошлом был благосклонен, — на месте Салены сразу же начала бы кокетничать, изобретая всяческие уловки, чтобы привлечь его внимание.
А Салена мирно спала. И герцог хорошо понимал, что если он сам проявит к ней хотя бы подобие интереса, то это приведет ее в такой ужас, что она, не задумываясь, бросится за борт.
«Возможно, — с издевкой сказал он себе, — я переоценивал свою привлекательность. Эта история послужит мне хорошим уроком».
Салена проснулась и, открыв глаза, чуть заметно вздрогнула.
Она посмотрела на герцога и тяжело вздохнула:
— Простите, я… я заснула, — сказала она. — Это очень… невежливо с моей стороны.
— Но вполне объяснимо. Вы очень устали, — ответил герцог. — Признаться, я думал, что сегодня вы останетесь в постели.
— Ваш камердинер… так и сказал, — ответила Салена. — Но я… я не хотела лежать.
Герцог догадался, что она боялась остаться наедине со своими мыслями, но вслух своей догадки не высказал, а вместо этого произнес:
— На борту «Афродиты» вы можете делать все, что хотите.
Ничего не ответив, она взглянула на залитую солнцем воду, и герцог подумал, что, помимо всего остального, у Салены есть еще одна довольно необычная черта: она ведет себя очень естественно.
Любая другая женщина, если бы она вообще умудрилась заснуть в его обществе, сейчас бы поправляла прическу, переживала бы по поводу своей внешности и без конца пудрилась, борясь с тем уроном, который наносили бы ее красоте морской ветер и соленые брызги.
А Салена по-прежнему лежала в кресле, сложив на коленях руки. Помолчав, герцог сказал:
— Вы назвали мне только свое имя, а слуги интересуются, как им следует обращаться к вам. В первую очередь — мисс или миссис?
Ее пальцы непроизвольно вздрогнули, и ответила она не сразу:
— Я… я… не замужем. Герцог приподнял брови.
«Вот почему она выбросила обручальное кольцо, — подумал он. — Но зачем же тогда до этого она его надевала?»
Быть может, это чья-то супруга, которая таким экстравагантным способом решила провести уикенд в обществе известного человека?
Но такое предположение противоречило поведению Салены, и герцог от него отказался.
Как можно равнодушнее он произнес:
— Итак, я скажу слугам, чтобы обращались к вам «мисс Салена» — если, конечно, вы не хотите сказать мне свое полное имя?
— Я… я не помню.
Ее ресницы дрогнули, и герцог понял, что она сказала неправду.
Но еще он понял и то, что эта ложь далась ей с огромным трудом. Он не сомневался, что даже мысль о том, чтобы солгать, казалась Салене грехом, — очевидно, так ее воспитывали в монастыре.
— Вы когда-нибудь бывали в Танжере? — спросил он.
— Нет… никогда.
— На мой взгляд, этот город очень красив, а в это время года погода там просто великолепная.
Молчание. А потом Салена внезапно спросила — тихо и очень испуганно:
— Это… французская колония?
Замерев, она ждала ответа, и герцог сказал успокаивающе:
— Нет, хотя Франция владеет определенной частью Марокко.
— Но не… Танжером?
— Нет — и Германия или Англия не позволят французам дальше углубиться в Северную Африку.
Говоря это, герцог терялся в догадках, почему мысль о французах ее так пугает.
«Возможно, — подумал он, — мужчина, избивший ее, был француз? А может быть, она нарушила какой-то французский закон и ее ищет полиция?»
Трудно было поверить, что это дитя — а по-другому о ней нельзя было сказать — может быть не в ладах с французскими властями, но, несомненно, причина ее страха заключалась именно в этом. Придя к такому выводу, герцог сказал:
— Не хочу показаться тщеславным, но я пользуюсь определенным влиянием не только в Англии, но и за границей, и поэтому могу вас заверить: со мной вы будете в безопасности. Никто и ничто не причинит вам зла.
В глазах Салены мелькнул проблеск надежды, но потом погас, и девушка печально покачала головой.
— Вы… не должны… быть в этом замешаны… Ваша репутация… может пострадать.
Герцог изумленно уставился на нее:
— Моя репутация?
— Па… — начала она и на мгновение замолчала, а потом, думая, что герцог ничего не заметил, торопливо поправилась: — Кто-то говорил мне, что вы… весьма значительная персона.
«Она хотела сказать — папа! — догадался герцог и подумал: — А что, если на самом деле ее поколотил отец? Но если так, то при чем тут обручальное кольцо?»
И какой дикарь даже после такого сурового наказания допустил бы, чтобы его ребенок бросился в море?
— Если я, как вы сказали, персона значительная, — произнес герцог вслух, — то это дает мне право помогать в беде другим людям, и я хочу помочь вам, Салена.
— Вы… очень добры… Но было бы лучше, если бы вы… дали мне… умереть.
— Лучше для меня или лучше для вас? — быстро спросил герцог.
— Я думаю… для нас обоих, — очень серьезно ответила Салена.
— Ну, что до меня, то я рад, что спас вас, — сказал герцог. — И вижу руку судьбы в том, что «Афродита» проплывала мимо как раз в нужный момент.
Бросив взгляд на Салену и убедившись, что она внимательно слушает, он продолжал:
— Капитан сказал, что минутой позже мы бы вас не заметили. Так что, как видите, Салена, тут явно вмешалось Провидение, можно сказать, сам Всевышний.
— Самоубийство… большой грех, — сказала Салена слабым, дрожащим голосом. — Но мне… казалось, что больше… я ничего… не могу… сделать.
— Вы так подумали, но ваш ангел-хранитель рассудил иначе, — наставительно сказал герцог.
Салена слегка вздохнула.
— Я вам очень признательна, но… я не знаю, что мне теперь делать.
— Это простой вопрос, — ответил герцог. — Наслаждайтесь путешествием и ни о чем не заботьтесь. Уверяю вас, что многие хотели бы оказаться на вашем месте.
— Я знаю, — быстро сказала Салена. — И мне очень стыдно, что я вам навязалась.
— По-моему, это я навязал вам свое гостеприимство, — возразил герцог, — хотя вы отнюдь не собирались быть моим гостем.
Ему показалось, что на ее губах появилась слабая улыбка. Он продолжал:
— Мне всегда представлялось — разумеется, из-за тщеславия, — что люди счастливы получить от меня приглашение. Только это в известной степени отступление от моих правил. Строго говоря, это значит — похищать человека всего лишь для того, чтобы я мог получить удовольствие от его общества.
— Вы… очень добры, — сказала Салена. — Я знаю, что должна вас… развлечь… рассмешить… Но я уже никогда не смогу этого сделать.
Салена говорила отрывисто, вспомнив о том, как отец просил ее быть любезной и остроумной в обществе князя.
Она выполнила его просьбу — и вот к чему это привело. Теперь при одном воспоминании о князе ей делалось дурно.
Ее лицо лучше всяких слов говорило, что происходит у нее в душе. Герцог поднялся с кресла и подошел к поручням.
— Я высматриваю дельфинов, — сказал он. — Не вставайте. Я скажу вам, если увижу их.
«Он так ко мне добр! — подумала Салена. — Он, наверное, думает, что я унылый… скучный собеседник».
Она не забыла, с какой завистью отец говорил о герцоге, и подумала, что, хотя сейчас он один на яхте, здесь, несомненно, бывали многие блестящие дамы, увешанные драгоценностями, которые настойчиво добивались его внимания.
Когда Дэлтон принес ей великолепное кружевное белье, точно такое, какое ей присылала на виллу мадам Иветт, Салена была удивлена.
— Его светлость велели мне брать все, что вам может понадобиться, из вещей одной дамы, которая гостила на яхте, но осталась в Монте-Карло, — торопливо объяснил камердинер.
— А она не будет недовольна? — осторожно спросила Салена, в душе испытывая огромное облегчение оттого, что есть, что надеть.
В то же время она понимала, что пользоваться бельем, которое принадлежит другой женщине, не совсем прилично.
— Ее светлость не узнает, а даже если узнает, ей это будет безразлично, — ответил Дэлтон.
Камердинер не сомневался, что леди Мортон чем-то разозлила герцога до такой степени, что он просто бросил ее в Монте-Карло.
Естественно, на яхте только и разговоров было о том, что могло там случиться.
Все слуги и матросы были уверены, что герцог вот-вот объявит о своей помолвке с ее светлостью, и только Дэлтон в этом сомневался.
Он видел многих любовниц герцога, и они приходили и уходили.
Конечно, леди Мортон продержалась дольше других, но было в ней что-то, какая-то червоточинка, которая заставляла Дэлтона усомниться в том, что она подходит его хозяину, — а он искренне восхищался герцогом.
Никто лучше Дэлтона не знал, что его светлость никогда не был влюблен по-настоящему.
Он часто увлекался и порой даже бывал опьянен какой-нибудь обольстительной дамой, которая упорно преследовала его, как краснокожий, мечтающий повесить себе на пояс еще один скальп.
Но в тот момент, когда охотник уже был уверен, что жертве никуда не деться, герцог каким-то образом всегда ускользал из ловушки.
Вне всякого сомнения, он был очень привязан к леди Мортон, и, наблюдая за ними, даже Дэлтон иногда подумывал, что наконец-то в доме герцога появится хозяйка.
И все же кое-какие слова и поступки леди Мортон порой наводили его на мысль, что она слишком любит себя, чтобы искренне любить герцога, каким бы обаятельным и привлекательным для женщин он ни был.
Несмотря на это, к тому времени, когда яхта бросила якорь в Монте-Карло, леди Мортон уже не сомневалась в том, что их роман закончится свадьбой.
Однажды в разговоре о лондонском доме герцога она, забывшись, сказала Дэлтону:
— Ну, разумеется, я там все изменю.
Это прозвучало с такой уверенностью, что Дэлтон едва сдержался, чтобы не брякнуть:
— Цыплят по осени считают, ваша светлость!
«Как сердцем чувствовал, что так получится», — сказал он себе прошлой ночью, когда герцог со злым лицом поднялся на борт и «Афродита» вышла в море без леди Мортон.
Как все слуги, Дэлтон был до крайности любопытен, и его выводило из себя, что он никогда не узнает в деталях, что произошло между леди Мортон и герцогом.
Но одно можно было сказать наверняка: леди Мортон не станет герцогиней Темплекомской, и Дэлтон мог этому только порадоваться.
Именно поэтому он так старательно подготовил для Салены самые лучшие и экзотичные из предметов одежды, которые принадлежали Имоджин, жалея, что Салена слишком маленькая, чтобы надеть хотя бы одно из восхитительных бальных платьев и невероятно дорогих вечерних нарядов, которых было полным-полно в каюте ее светлости.
Туфли леди Мортон тоже оказались велики Салене. Из всего разнообразия обуви, принадлежащей ее светлости, она могла носить только домашние тапочки, да и то лишь после того, как набила в мыски порядочно ваты.
Надо сказать, что и платье, купленное капитаном для своей дочери, было Салене слегка длинновато, и подол волочился по полу. Поэтому Дэлтон решил, что, когда яхта войдет в Гибралтарский пролив, он попросит герцога зайти в пару-другую портов и купить Салене подходящую по размеру одежду.
Он был крайне заинтригован ее появлением на борту и ломал голову, что могло ее напугать и почему она заплыла так далеко в открытое море.
Историю о том, что она хотела утопиться, конечно же, повторяли матросы, которые были в шлюпке, и в пересказе она становилась еще интереснее.
«Эта девушка слишком юна, чтобы страдать», — думал Дэлтон, и его симпатия к ней выражалась в том, что он приносил ей все, что бы она ни попросила.
Дельфины куда-то пропали. Подул свежий ветер, и герцог сказал Салене:
— Мне кажется, вам лучше спуститься вниз. После нервного потрясения вы можете легко простудиться, и хотя Дэлтон, несомненно, будет только рад поухаживать за вами, зато мне не с кем будет беседовать за столом.
— Но вы, должно быть… хотели побыть… в одиночестве? — сказала Салена.
— Я хотел отдохнуть от шумных приемов и назойливых сплетников, — возразил герцог. — Но вы ни то ни другое, и я могу, не покривив душой, сказать, что очень рад вашему обществу.
Это был весьма прозрачный комплимент, и на мгновение герцог подумал, что она вновь испугается. Но на самом деле Салена его просто не услышала.
Герцог не знал, что в эту минуту она опять вспоминает вечера на вилле князя Петровского и разговоры, которые там велись.
Князь, вероятно, считал, что никто из гостей не станет упоминать о его жене. А почему? «Не из-за мадам ли Версон, — подумала Салена, — не потому ли, что она считала князя своей собственностью?»
Впервые Салену посетила догадка, что мадам Версон была любовницей князя.
Она вспомнила, как эта француженка ревновала князя ко всем без исключения — и особенно к Салене. А ей-то казалось, что мадам Версон просто гостит на вилле!
Его любовница!
Ужасно, что, имея любовницу в Монте-Карло и супругу в России, князь пожелал получить еще и Салену. Он просто купил ее у отца!
Салена едва успела подавить стон. Она любила своего отца — всегда любила — и не могла поверить, что он опустился до того, чтобы торговать собственной дочерью!
Теперь она понимала, что он имел в виду, когда говорил: «Если бы у нас было время…»
Время, чтобы найти для нее настоящего мужа, а не мерзавца, которому она нужна только для развлечения.
Обрывки разговоров, настойчивость отца, его слова о том, что хотя он плохой отец, но все же любит ее, быстрота и секретность, с которой все было проделано, теперь получили свое объяснение.
Отец сам помог князю ее обмануть — просто потому, что не решился сказать ей правду. Какой позор!
Удивленный тем, что Салена не отвечает, герцог повернулся к ней и, увидев выражение ее лица, сразу все понял.
На ее лице отражалось бесконечное страдание: это было лицо человека, которому довелось испытать невероятное унижение.
«Что бы я ни сказал, это только ухудшит ее состояние», — подумал герцог.
И в то же время ему было так жаль эту девушку, что лишь невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы не упасть на колени и не умолять ее принять его помощь.
Он проводил ее до каюты. Салена была очень бледна, и герцог посоветовал ей прилечь и отдохнуть.
Он ждал возражений, но Салена покорно с ним согласилась, и он позвал Дэлтона, чтобы тот принес бутылки с горячей водой.
Вернувшись к себе, герцог взял книгу, которую не дочитал, но ему никак не удавалось сосредоточиться.
Застилая буквы, перед его глазами стояло личико, похожее на цветок, и в огромных глазах читалось неимоверное страдание.
— Что, черт возьми, могло случиться? — снова и снова спрашивал он себя и думал, что загадка Салены ему интереснее, чем любая тайна, которую можно найти в книге.
Он знал, что не успокоится, пока не узнает все, что с ней произошло.
Переодеваясь к обеду в вечерний костюм — а это герцог делал неукоснительно, независимо от того, были у него гости или нет, — он поймал себя на том, что с нетерпением ждет разговора с Саленой. И поэтому он немного расстроился, когда в кают-компанию вошел Дэлтон и сказал:
— Юная леди спит, ваша светлость, и я подумал, что не стоит ее будить.
— Разумеется, Дэлтон, сейчас ей нужнее всего подольше поспать.
— Сон — лучшее лекарство, — согласился камердинер.
— Значит, пусть наша гостья спит, Дэлтон. Надеюсь, к утру она будет чувствовать себя лучше.
— Без всякого сомнения, ваша светлость. Герцог отобедал в одиночестве, а потом прогуливался по палубе, пока тоже не захотел вздремнуть.
Уже засыпая, он сказал себе, что этот день доставил ему наслаждение. Поистине таких замечательных дней у него еще не было в жизни.
Вечером, когда Дэлтон укладывал его одежду, герцог спросил:
— Что слышно о мисс Салене? Она не просыпалась?
— Не думаю, ваша светлость. Я недавно заглядывал к ней, она спала. Я поменял бутылки с горячей водой, стараясь ее не разбудить.
— Правильно, Дэлтон. Я всегда могу на тебя положиться, если кто-то болеет.
— Легче вылечить тело, чем душу, ваша светлость, — заметил Дэлтон.
Спорить с этим не приходилось. Герцог лег в постель, намереваясь почитать на ночь, но скоро отложил книгу и, потушив свет, уснул с мыслями о Салене.
Он проспал, наверное, больше часа, когда его разбудил крик.
Насторожившись, герцог прислушался. Тишина. Потом он снова услышал крик.
Он доносился из каюты Салены.
Герцог зажег лампу возле кровати. Крик повторился. Еще раз. Еще.
Герцог вскочил с постели и выбежал в коридор.
В каюте Салены было темно — Дэлтон забыл оставить ночник. Герцог хотел зажечь лампу, но тут ему навстречу выбежала Салена.
Сорочка леди Мортон была ей длинна. Салена запуталась в ней и едва не упала. Герцог подхватил ее, и она вцепилась в него с криком:
— Они… за мной гонятся! Они… хотят меня схватить! Спасите!.. Спасите… меня!
— Все хорошо, — мягко сказал герцог. — Это только сон. Здесь некому за вами гнаться, вы в безопасности.
— Они… там! Я видела… их!
Крик застрял у нее в горле. Дрожа всем телом, Салена уткнулась герцогу в плечо.
— На «Афродите» вам ничего не угрожает, Салена.
Услышав название яхты, она на мгновение замерла, а потом разрыдалась, бессильно поникнув в руках герцога.
Он поднял ее и хотел уложить в кровать, но Салена не отпускала его, словно герцог олицетворял ее единственную надежду и она не могла с нею расстаться.
Тогда он принес ее в свою каюту.
Каюта герцога была самой большой на яхте. Она занимала почти всю кормовую часть, и с обеих сторон ее были иллюминаторы. У стены стоял мягкий диван, покрытый вельветом, и герцог сел на него, держа Салену на коленях, словно ребенка.
Она рыдала навзрыд, и он чувствовал, как горячие слезы просачиваются сквозь его рубашку.
Очень нежно, словно она и вправду была ребенком, герцог сказал:
— Не нужно плакать. Доверьтесь мне, и я помогу вам. Пока вы со мной, вас никто не обидит.
— Меня… отправят… на гильотину, — прошептала Салена сквозь слезы, и в первое мгновение герцогу показалось, что он ослышался.
— Я… у-убила его! — продолжала Салена, по-прежнему шепотом. — Я… не хотела… но подобрала ножик для резки бумаги, когда пыталась убежать… и он… упал… прямо… на… него.
Она сдавленно вскрикнула, словно ужасная картина вновь встала перед ее глазами.
— Кровь… по всей… кровати… кровь! И когда… он… у-умирал, то сказал, что я у-убила… его…
Последние слова герцог едва разобрал: она зарыдала еще сильнее.
Герцог погладил Салену по голове, и только сейчас заметил, что ночная сорочка едва прикрывает ей грудь: Имоджин обожала выглядеть соблазнительно.
— Послушайте, Салена, — сказал он. — Я уверен: что бы вы ни сделали, это произошло случайно, и я обещаю, что даже если кто-то узнает, где вы сейчас, что весьма маловероятно, на гильотину вас никто не отправит.
— Н-но… я… я убила… его!..
— Если вы имеете в виду того мужчину, который избил вас, то он этого заслужил.
Уверенный тон герцога оказал свое действие: рыдания стали тише, и Салена пробормотала:
— Он… избил меня… потому, что я… хотела… от него убежать.
— Почему вы хотели убежать? — осторожно спросил герцог. Он хотел услышать ее рассказ, но опасался, что вопросы заставят ее опять замкнуться в себе.
Несколько мгновений оба молчали. Потом Салена ответила:
— У него была… жена… и… дети.
— А вы думали, вы любите его? — спросил герцог.
Она приподняла голову и с упреком на него посмотрела.
Он увидел, как в свете лампы, стоящей возле кровати, блестят на ее щеках и на кончиках длинных ресниц крупные слезы.
Несмотря ни на что, в эту минуту Салена была прекрасна — и в то же время чрезвычайно трогательна. Она была похожа на потерявшегося ребенка.
— Он был… злой… дьявольский… старый… у… ужасный! — всхлипнув, пробормотала она. — Но он заплатил отцу… за меня… и я… ничего… не могла… сделать.
Она заплакала вновь, но уже не так сильно, и герцог почувствовал, что вместе со слезами страх понемногу покидает ее.
Картина того, что произошло с Саленой, в общих чертах герцогу стала ясна. Ему хотелось еще о многом ее расспросить, но он понимал, что делать это сейчас неразумно.
Поэтому он просто крепко прижал ее к себе, подумав при этом, что впервые в жизни держит в своих объятиях женщину, которая воспринимает его не как мужчину, а как безликое существо, чья единственная задача — спасти ее и утешить.
— Вы так много пережили, — тихо сказал герцог, когда Салена перестала плакать. — Я бы посоветовал вам вернуться в постель и попытаться заснуть.
Он почувствовал, что она опять вздрогнула.
— Мне снова приснится, что меня… хотят схватить… Я знаю, меня будут… искать.
— Весьма в этом сомневаюсь, — твердо сказал герцог. — Но в любом случае вас никто не найдет. У меня был один шанс из миллиона подобрать вас в море. Кто может подумать, что так и произошло?
— Они… решат… что я… утонула? — с надеждой в голосе спросила Салена.
— Я в этом уверен, — ответил герцог.
— И вы никому не… скажете, что я… здесь?
— Никто об этом не узнает.
Воцарилось молчание, и после минутной паузы герцог сказал нерешительно:
— Если вы сочтете меня достойным доверия, я готов выслушать вашу историю и обсудить с вами то, что вас тревожит. К тому же вы слишком слабы, и вам было бы трудно убить человека. Он мог и не умереть.
— Он… сказал: «Ты убила меня. Я… умираю». И его… глаза… закрылись.
Слова отрывисто слетали с губ Салены.
— Я понимаю, что это было ужасно, — сказал герцог. — Но поверьте, я выясню правду. Вы доверяете мне, Салена?
— Вы… не должны… вмешиваться, — прошептала она.
— Хорошо, я не буду, — ответил герцог, боясь, что у нее опять начнется истерика.
У Салены был очень измученный вид: казалось, она обессилена до такой степени, что не в состоянии даже пошевелить рукой.
— Давайте я уложу вас в кровать? — предложил герцог. — И, мне думается, неплохо бы вызвать Дэлтона и попросить его принести вам горячего молока.
— Нет… нет! — прошептала Салена, и герцог почувствовал, как она вся сжалась. — Я не… хочу, чтобы он… видел меня… Я просто… хочу быть… с вами.
Он понимал, что она сейчас не отдает себе отчета в том, что обычно означают эти слова; она говорила их и прижималась к нему просто потому, что хотела быть в безопасности.
Герцог встал, по-прежнему держа Салену на руках.
— И все же вам нужно лечь, — сказал он. — Я не буду гасить свет, и, если вы снова проснетесь, вам уже не будет так темно и страшно. Моя каюта рядом, и я услышу, если вы меня позовете.
На мгновение он подумал, что она скажет: «Я не вынесу одиночества», — но Салена сказала совсем по-детски:
— Вы… оставите дверь… открытой?
— И вашу дверь, и свою, — подтвердил герцог. — И позвольте сказать: я сплю очень чутко и услышу вас, даже если вы прошепчете слово.
Он перенес Салену в ее каюту и положил на кровать. Оказавшись в темноте, она опять вздрогнула, и герцог поспешно зажег свет.
Оглядевшись, он нарочито бодро сказал:
— Вы видите — здесь никого нет! Да и в самом деле, здесь некому и негде спрятаться. Вы в полной безопасности, Салена. Просто лежите и повторяйте себе: «Я в безопасности!» И помните: я в соседней каюте.
Укрывая Салену одеялом, герцог почувствовал вдруг непреодолимое желание наклониться и поцеловать ее. Но он понимал, что сделать так — значит не только напугать девушку, но и разрушить ее доверие.
Вместо этого он улыбнулся и сказал:
— Постарайтесь уснуть, Салена. Помните, вам стоит только шепнуть, и я сразу же буду здесь.
— Правда?
Салена высвободила руку из-под одеяла и взяла его пальцы в свои.
«Интересно, — сказал он себе, — выбросила ли она его в иллюминатор в порыве ненависти к тому, кто был ее мужем и причинил ей страдания, или сняла и спрятала где-то, в надежде ввести меня в заблуждение, заставить считать ее незамужней?»
Но, взглянув на Салену еще раз, он подумал, что такая девушка не стала бы никого обманывать.
В ней ощущалось что-то чистое, светлое; она выглядела такой невинной, что трудно было поверить в обратное.
И все же герцог спросил себя: а кто он такой, чтобы судить?
Он не раз сталкивался с женским коварством, и хотя Салена казалась неспособной на низкий обман, но все же кто-то ее избил, и этот кто-то, без сомнения, был ее мужем или, во всяком случае, тем человеком, который купил ей ту дорогую ночную сорочку, в которой Салена была, когда герцог вытащил ее из воды.
«Весьма необычная ситуация», — сказал себе герцог. С такой ситуацией ему еще не приходилось сталкиваться. Но, как бы то ни было, прежде всего следовало по возможности развеять страхи Салены, а потом уже решать, как быть с ней дальше.
Она была похожа на зверька, которого держали в клетке и мучили так, что он разучился отличать друзей от врагов.
Герцог понимал, что если он хочет ей помочь, то прежде всего должен заслужить ее доверие.
Но в эту минуту сон девушки был глубок, и страхи, владевшие ею, на какое-то время были забыты.
Герцог улыбнулся, представив себе, как в Монте-Карло десятки людей строят предположения относительно того, чем он сейчас занят, — и ни один из них не в состоянии даже вообразить себе истину.
Имоджин — да и любая другая женщина, к которой он в прошлом был благосклонен, — на месте Салены сразу же начала бы кокетничать, изобретая всяческие уловки, чтобы привлечь его внимание.
А Салена мирно спала. И герцог хорошо понимал, что если он сам проявит к ней хотя бы подобие интереса, то это приведет ее в такой ужас, что она, не задумываясь, бросится за борт.
«Возможно, — с издевкой сказал он себе, — я переоценивал свою привлекательность. Эта история послужит мне хорошим уроком».
Салена проснулась и, открыв глаза, чуть заметно вздрогнула.
Она посмотрела на герцога и тяжело вздохнула:
— Простите, я… я заснула, — сказала она. — Это очень… невежливо с моей стороны.
— Но вполне объяснимо. Вы очень устали, — ответил герцог. — Признаться, я думал, что сегодня вы останетесь в постели.
— Ваш камердинер… так и сказал, — ответила Салена. — Но я… я не хотела лежать.
Герцог догадался, что она боялась остаться наедине со своими мыслями, но вслух своей догадки не высказал, а вместо этого произнес:
— На борту «Афродиты» вы можете делать все, что хотите.
Ничего не ответив, она взглянула на залитую солнцем воду, и герцог подумал, что, помимо всего остального, у Салены есть еще одна довольно необычная черта: она ведет себя очень естественно.
Любая другая женщина, если бы она вообще умудрилась заснуть в его обществе, сейчас бы поправляла прическу, переживала бы по поводу своей внешности и без конца пудрилась, борясь с тем уроном, который наносили бы ее красоте морской ветер и соленые брызги.
А Салена по-прежнему лежала в кресле, сложив на коленях руки. Помолчав, герцог сказал:
— Вы назвали мне только свое имя, а слуги интересуются, как им следует обращаться к вам. В первую очередь — мисс или миссис?
Ее пальцы непроизвольно вздрогнули, и ответила она не сразу:
— Я… я… не замужем. Герцог приподнял брови.
«Вот почему она выбросила обручальное кольцо, — подумал он. — Но зачем же тогда до этого она его надевала?»
Быть может, это чья-то супруга, которая таким экстравагантным способом решила провести уикенд в обществе известного человека?
Но такое предположение противоречило поведению Салены, и герцог от него отказался.
Как можно равнодушнее он произнес:
— Итак, я скажу слугам, чтобы обращались к вам «мисс Салена» — если, конечно, вы не хотите сказать мне свое полное имя?
— Я… я не помню.
Ее ресницы дрогнули, и герцог понял, что она сказала неправду.
Но еще он понял и то, что эта ложь далась ей с огромным трудом. Он не сомневался, что даже мысль о том, чтобы солгать, казалась Салене грехом, — очевидно, так ее воспитывали в монастыре.
— Вы когда-нибудь бывали в Танжере? — спросил он.
— Нет… никогда.
— На мой взгляд, этот город очень красив, а в это время года погода там просто великолепная.
Молчание. А потом Салена внезапно спросила — тихо и очень испуганно:
— Это… французская колония?
Замерев, она ждала ответа, и герцог сказал успокаивающе:
— Нет, хотя Франция владеет определенной частью Марокко.
— Но не… Танжером?
— Нет — и Германия или Англия не позволят французам дальше углубиться в Северную Африку.
Говоря это, герцог терялся в догадках, почему мысль о французах ее так пугает.
«Возможно, — подумал он, — мужчина, избивший ее, был француз? А может быть, она нарушила какой-то французский закон и ее ищет полиция?»
Трудно было поверить, что это дитя — а по-другому о ней нельзя было сказать — может быть не в ладах с французскими властями, но, несомненно, причина ее страха заключалась именно в этом. Придя к такому выводу, герцог сказал:
— Не хочу показаться тщеславным, но я пользуюсь определенным влиянием не только в Англии, но и за границей, и поэтому могу вас заверить: со мной вы будете в безопасности. Никто и ничто не причинит вам зла.
В глазах Салены мелькнул проблеск надежды, но потом погас, и девушка печально покачала головой.
— Вы… не должны… быть в этом замешаны… Ваша репутация… может пострадать.
Герцог изумленно уставился на нее:
— Моя репутация?
— Па… — начала она и на мгновение замолчала, а потом, думая, что герцог ничего не заметил, торопливо поправилась: — Кто-то говорил мне, что вы… весьма значительная персона.
«Она хотела сказать — папа! — догадался герцог и подумал: — А что, если на самом деле ее поколотил отец? Но если так, то при чем тут обручальное кольцо?»
И какой дикарь даже после такого сурового наказания допустил бы, чтобы его ребенок бросился в море?
— Если я, как вы сказали, персона значительная, — произнес герцог вслух, — то это дает мне право помогать в беде другим людям, и я хочу помочь вам, Салена.
— Вы… очень добры… Но было бы лучше, если бы вы… дали мне… умереть.
— Лучше для меня или лучше для вас? — быстро спросил герцог.
— Я думаю… для нас обоих, — очень серьезно ответила Салена.
— Ну, что до меня, то я рад, что спас вас, — сказал герцог. — И вижу руку судьбы в том, что «Афродита» проплывала мимо как раз в нужный момент.
Бросив взгляд на Салену и убедившись, что она внимательно слушает, он продолжал:
— Капитан сказал, что минутой позже мы бы вас не заметили. Так что, как видите, Салена, тут явно вмешалось Провидение, можно сказать, сам Всевышний.
— Самоубийство… большой грех, — сказала Салена слабым, дрожащим голосом. — Но мне… казалось, что больше… я ничего… не могу… сделать.
— Вы так подумали, но ваш ангел-хранитель рассудил иначе, — наставительно сказал герцог.
Салена слегка вздохнула.
— Я вам очень признательна, но… я не знаю, что мне теперь делать.
— Это простой вопрос, — ответил герцог. — Наслаждайтесь путешествием и ни о чем не заботьтесь. Уверяю вас, что многие хотели бы оказаться на вашем месте.
— Я знаю, — быстро сказала Салена. — И мне очень стыдно, что я вам навязалась.
— По-моему, это я навязал вам свое гостеприимство, — возразил герцог, — хотя вы отнюдь не собирались быть моим гостем.
Ему показалось, что на ее губах появилась слабая улыбка. Он продолжал:
— Мне всегда представлялось — разумеется, из-за тщеславия, — что люди счастливы получить от меня приглашение. Только это в известной степени отступление от моих правил. Строго говоря, это значит — похищать человека всего лишь для того, чтобы я мог получить удовольствие от его общества.
— Вы… очень добры, — сказала Салена. — Я знаю, что должна вас… развлечь… рассмешить… Но я уже никогда не смогу этого сделать.
Салена говорила отрывисто, вспомнив о том, как отец просил ее быть любезной и остроумной в обществе князя.
Она выполнила его просьбу — и вот к чему это привело. Теперь при одном воспоминании о князе ей делалось дурно.
Ее лицо лучше всяких слов говорило, что происходит у нее в душе. Герцог поднялся с кресла и подошел к поручням.
— Я высматриваю дельфинов, — сказал он. — Не вставайте. Я скажу вам, если увижу их.
«Он так ко мне добр! — подумала Салена. — Он, наверное, думает, что я унылый… скучный собеседник».
Она не забыла, с какой завистью отец говорил о герцоге, и подумала, что, хотя сейчас он один на яхте, здесь, несомненно, бывали многие блестящие дамы, увешанные драгоценностями, которые настойчиво добивались его внимания.
Когда Дэлтон принес ей великолепное кружевное белье, точно такое, какое ей присылала на виллу мадам Иветт, Салена была удивлена.
— Его светлость велели мне брать все, что вам может понадобиться, из вещей одной дамы, которая гостила на яхте, но осталась в Монте-Карло, — торопливо объяснил камердинер.
— А она не будет недовольна? — осторожно спросила Салена, в душе испытывая огромное облегчение оттого, что есть, что надеть.
В то же время она понимала, что пользоваться бельем, которое принадлежит другой женщине, не совсем прилично.
— Ее светлость не узнает, а даже если узнает, ей это будет безразлично, — ответил Дэлтон.
Камердинер не сомневался, что леди Мортон чем-то разозлила герцога до такой степени, что он просто бросил ее в Монте-Карло.
Естественно, на яхте только и разговоров было о том, что могло там случиться.
Все слуги и матросы были уверены, что герцог вот-вот объявит о своей помолвке с ее светлостью, и только Дэлтон в этом сомневался.
Он видел многих любовниц герцога, и они приходили и уходили.
Конечно, леди Мортон продержалась дольше других, но было в ней что-то, какая-то червоточинка, которая заставляла Дэлтона усомниться в том, что она подходит его хозяину, — а он искренне восхищался герцогом.
Никто лучше Дэлтона не знал, что его светлость никогда не был влюблен по-настоящему.
Он часто увлекался и порой даже бывал опьянен какой-нибудь обольстительной дамой, которая упорно преследовала его, как краснокожий, мечтающий повесить себе на пояс еще один скальп.
Но в тот момент, когда охотник уже был уверен, что жертве никуда не деться, герцог каким-то образом всегда ускользал из ловушки.
Вне всякого сомнения, он был очень привязан к леди Мортон, и, наблюдая за ними, даже Дэлтон иногда подумывал, что наконец-то в доме герцога появится хозяйка.
И все же кое-какие слова и поступки леди Мортон порой наводили его на мысль, что она слишком любит себя, чтобы искренне любить герцога, каким бы обаятельным и привлекательным для женщин он ни был.
Несмотря на это, к тому времени, когда яхта бросила якорь в Монте-Карло, леди Мортон уже не сомневалась в том, что их роман закончится свадьбой.
Однажды в разговоре о лондонском доме герцога она, забывшись, сказала Дэлтону:
— Ну, разумеется, я там все изменю.
Это прозвучало с такой уверенностью, что Дэлтон едва сдержался, чтобы не брякнуть:
— Цыплят по осени считают, ваша светлость!
«Как сердцем чувствовал, что так получится», — сказал он себе прошлой ночью, когда герцог со злым лицом поднялся на борт и «Афродита» вышла в море без леди Мортон.
Как все слуги, Дэлтон был до крайности любопытен, и его выводило из себя, что он никогда не узнает в деталях, что произошло между леди Мортон и герцогом.
Но одно можно было сказать наверняка: леди Мортон не станет герцогиней Темплекомской, и Дэлтон мог этому только порадоваться.
Именно поэтому он так старательно подготовил для Салены самые лучшие и экзотичные из предметов одежды, которые принадлежали Имоджин, жалея, что Салена слишком маленькая, чтобы надеть хотя бы одно из восхитительных бальных платьев и невероятно дорогих вечерних нарядов, которых было полным-полно в каюте ее светлости.
Туфли леди Мортон тоже оказались велики Салене. Из всего разнообразия обуви, принадлежащей ее светлости, она могла носить только домашние тапочки, да и то лишь после того, как набила в мыски порядочно ваты.
Надо сказать, что и платье, купленное капитаном для своей дочери, было Салене слегка длинновато, и подол волочился по полу. Поэтому Дэлтон решил, что, когда яхта войдет в Гибралтарский пролив, он попросит герцога зайти в пару-другую портов и купить Салене подходящую по размеру одежду.
Он был крайне заинтригован ее появлением на борту и ломал голову, что могло ее напугать и почему она заплыла так далеко в открытое море.
Историю о том, что она хотела утопиться, конечно же, повторяли матросы, которые были в шлюпке, и в пересказе она становилась еще интереснее.
«Эта девушка слишком юна, чтобы страдать», — думал Дэлтон, и его симпатия к ней выражалась в том, что он приносил ей все, что бы она ни попросила.
Дельфины куда-то пропали. Подул свежий ветер, и герцог сказал Салене:
— Мне кажется, вам лучше спуститься вниз. После нервного потрясения вы можете легко простудиться, и хотя Дэлтон, несомненно, будет только рад поухаживать за вами, зато мне не с кем будет беседовать за столом.
— Но вы, должно быть… хотели побыть… в одиночестве? — сказала Салена.
— Я хотел отдохнуть от шумных приемов и назойливых сплетников, — возразил герцог. — Но вы ни то ни другое, и я могу, не покривив душой, сказать, что очень рад вашему обществу.
Это был весьма прозрачный комплимент, и на мгновение герцог подумал, что она вновь испугается. Но на самом деле Салена его просто не услышала.
Герцог не знал, что в эту минуту она опять вспоминает вечера на вилле князя Петровского и разговоры, которые там велись.
Князь, вероятно, считал, что никто из гостей не станет упоминать о его жене. А почему? «Не из-за мадам ли Версон, — подумала Салена, — не потому ли, что она считала князя своей собственностью?»
Впервые Салену посетила догадка, что мадам Версон была любовницей князя.
Она вспомнила, как эта француженка ревновала князя ко всем без исключения — и особенно к Салене. А ей-то казалось, что мадам Версон просто гостит на вилле!
Его любовница!
Ужасно, что, имея любовницу в Монте-Карло и супругу в России, князь пожелал получить еще и Салену. Он просто купил ее у отца!
Салена едва успела подавить стон. Она любила своего отца — всегда любила — и не могла поверить, что он опустился до того, чтобы торговать собственной дочерью!
Теперь она понимала, что он имел в виду, когда говорил: «Если бы у нас было время…»
Время, чтобы найти для нее настоящего мужа, а не мерзавца, которому она нужна только для развлечения.
Обрывки разговоров, настойчивость отца, его слова о том, что хотя он плохой отец, но все же любит ее, быстрота и секретность, с которой все было проделано, теперь получили свое объяснение.
Отец сам помог князю ее обмануть — просто потому, что не решился сказать ей правду. Какой позор!
Удивленный тем, что Салена не отвечает, герцог повернулся к ней и, увидев выражение ее лица, сразу все понял.
На ее лице отражалось бесконечное страдание: это было лицо человека, которому довелось испытать невероятное унижение.
«Что бы я ни сказал, это только ухудшит ее состояние», — подумал герцог.
И в то же время ему было так жаль эту девушку, что лишь невероятным усилием воли он удержался от того, чтобы не упасть на колени и не умолять ее принять его помощь.
Он проводил ее до каюты. Салена была очень бледна, и герцог посоветовал ей прилечь и отдохнуть.
Он ждал возражений, но Салена покорно с ним согласилась, и он позвал Дэлтона, чтобы тот принес бутылки с горячей водой.
Вернувшись к себе, герцог взял книгу, которую не дочитал, но ему никак не удавалось сосредоточиться.
Застилая буквы, перед его глазами стояло личико, похожее на цветок, и в огромных глазах читалось неимоверное страдание.
— Что, черт возьми, могло случиться? — снова и снова спрашивал он себя и думал, что загадка Салены ему интереснее, чем любая тайна, которую можно найти в книге.
Он знал, что не успокоится, пока не узнает все, что с ней произошло.
Переодеваясь к обеду в вечерний костюм — а это герцог делал неукоснительно, независимо от того, были у него гости или нет, — он поймал себя на том, что с нетерпением ждет разговора с Саленой. И поэтому он немного расстроился, когда в кают-компанию вошел Дэлтон и сказал:
— Юная леди спит, ваша светлость, и я подумал, что не стоит ее будить.
— Разумеется, Дэлтон, сейчас ей нужнее всего подольше поспать.
— Сон — лучшее лекарство, — согласился камердинер.
— Значит, пусть наша гостья спит, Дэлтон. Надеюсь, к утру она будет чувствовать себя лучше.
— Без всякого сомнения, ваша светлость. Герцог отобедал в одиночестве, а потом прогуливался по палубе, пока тоже не захотел вздремнуть.
Уже засыпая, он сказал себе, что этот день доставил ему наслаждение. Поистине таких замечательных дней у него еще не было в жизни.
Вечером, когда Дэлтон укладывал его одежду, герцог спросил:
— Что слышно о мисс Салене? Она не просыпалась?
— Не думаю, ваша светлость. Я недавно заглядывал к ней, она спала. Я поменял бутылки с горячей водой, стараясь ее не разбудить.
— Правильно, Дэлтон. Я всегда могу на тебя положиться, если кто-то болеет.
— Легче вылечить тело, чем душу, ваша светлость, — заметил Дэлтон.
Спорить с этим не приходилось. Герцог лег в постель, намереваясь почитать на ночь, но скоро отложил книгу и, потушив свет, уснул с мыслями о Салене.
Он проспал, наверное, больше часа, когда его разбудил крик.
Насторожившись, герцог прислушался. Тишина. Потом он снова услышал крик.
Он доносился из каюты Салены.
Герцог зажег лампу возле кровати. Крик повторился. Еще раз. Еще.
Герцог вскочил с постели и выбежал в коридор.
В каюте Салены было темно — Дэлтон забыл оставить ночник. Герцог хотел зажечь лампу, но тут ему навстречу выбежала Салена.
Сорочка леди Мортон была ей длинна. Салена запуталась в ней и едва не упала. Герцог подхватил ее, и она вцепилась в него с криком:
— Они… за мной гонятся! Они… хотят меня схватить! Спасите!.. Спасите… меня!
— Все хорошо, — мягко сказал герцог. — Это только сон. Здесь некому за вами гнаться, вы в безопасности.
— Они… там! Я видела… их!
Крик застрял у нее в горле. Дрожа всем телом, Салена уткнулась герцогу в плечо.
— На «Афродите» вам ничего не угрожает, Салена.
Услышав название яхты, она на мгновение замерла, а потом разрыдалась, бессильно поникнув в руках герцога.
Он поднял ее и хотел уложить в кровать, но Салена не отпускала его, словно герцог олицетворял ее единственную надежду и она не могла с нею расстаться.
Тогда он принес ее в свою каюту.
Каюта герцога была самой большой на яхте. Она занимала почти всю кормовую часть, и с обеих сторон ее были иллюминаторы. У стены стоял мягкий диван, покрытый вельветом, и герцог сел на него, держа Салену на коленях, словно ребенка.
Она рыдала навзрыд, и он чувствовал, как горячие слезы просачиваются сквозь его рубашку.
Очень нежно, словно она и вправду была ребенком, герцог сказал:
— Не нужно плакать. Доверьтесь мне, и я помогу вам. Пока вы со мной, вас никто не обидит.
— Меня… отправят… на гильотину, — прошептала Салена сквозь слезы, и в первое мгновение герцогу показалось, что он ослышался.
— Я… у-убила его! — продолжала Салена, по-прежнему шепотом. — Я… не хотела… но подобрала ножик для резки бумаги, когда пыталась убежать… и он… упал… прямо… на… него.
Она сдавленно вскрикнула, словно ужасная картина вновь встала перед ее глазами.
— Кровь… по всей… кровати… кровь! И когда… он… у-умирал, то сказал, что я у-убила… его…
Последние слова герцог едва разобрал: она зарыдала еще сильнее.
Герцог погладил Салену по голове, и только сейчас заметил, что ночная сорочка едва прикрывает ей грудь: Имоджин обожала выглядеть соблазнительно.
— Послушайте, Салена, — сказал он. — Я уверен: что бы вы ни сделали, это произошло случайно, и я обещаю, что даже если кто-то узнает, где вы сейчас, что весьма маловероятно, на гильотину вас никто не отправит.
— Н-но… я… я убила… его!..
— Если вы имеете в виду того мужчину, который избил вас, то он этого заслужил.
Уверенный тон герцога оказал свое действие: рыдания стали тише, и Салена пробормотала:
— Он… избил меня… потому, что я… хотела… от него убежать.
— Почему вы хотели убежать? — осторожно спросил герцог. Он хотел услышать ее рассказ, но опасался, что вопросы заставят ее опять замкнуться в себе.
Несколько мгновений оба молчали. Потом Салена ответила:
— У него была… жена… и… дети.
— А вы думали, вы любите его? — спросил герцог.
Она приподняла голову и с упреком на него посмотрела.
Он увидел, как в свете лампы, стоящей возле кровати, блестят на ее щеках и на кончиках длинных ресниц крупные слезы.
Несмотря ни на что, в эту минуту Салена была прекрасна — и в то же время чрезвычайно трогательна. Она была похожа на потерявшегося ребенка.
— Он был… злой… дьявольский… старый… у… ужасный! — всхлипнув, пробормотала она. — Но он заплатил отцу… за меня… и я… ничего… не могла… сделать.
Она заплакала вновь, но уже не так сильно, и герцог почувствовал, что вместе со слезами страх понемногу покидает ее.
Картина того, что произошло с Саленой, в общих чертах герцогу стала ясна. Ему хотелось еще о многом ее расспросить, но он понимал, что делать это сейчас неразумно.
Поэтому он просто крепко прижал ее к себе, подумав при этом, что впервые в жизни держит в своих объятиях женщину, которая воспринимает его не как мужчину, а как безликое существо, чья единственная задача — спасти ее и утешить.
— Вы так много пережили, — тихо сказал герцог, когда Салена перестала плакать. — Я бы посоветовал вам вернуться в постель и попытаться заснуть.
Он почувствовал, что она опять вздрогнула.
— Мне снова приснится, что меня… хотят схватить… Я знаю, меня будут… искать.
— Весьма в этом сомневаюсь, — твердо сказал герцог. — Но в любом случае вас никто не найдет. У меня был один шанс из миллиона подобрать вас в море. Кто может подумать, что так и произошло?
— Они… решат… что я… утонула? — с надеждой в голосе спросила Салена.
— Я в этом уверен, — ответил герцог.
— И вы никому не… скажете, что я… здесь?
— Никто об этом не узнает.
Воцарилось молчание, и после минутной паузы герцог сказал нерешительно:
— Если вы сочтете меня достойным доверия, я готов выслушать вашу историю и обсудить с вами то, что вас тревожит. К тому же вы слишком слабы, и вам было бы трудно убить человека. Он мог и не умереть.
— Он… сказал: «Ты убила меня. Я… умираю». И его… глаза… закрылись.
Слова отрывисто слетали с губ Салены.
— Я понимаю, что это было ужасно, — сказал герцог. — Но поверьте, я выясню правду. Вы доверяете мне, Салена?
— Вы… не должны… вмешиваться, — прошептала она.
— Хорошо, я не буду, — ответил герцог, боясь, что у нее опять начнется истерика.
У Салены был очень измученный вид: казалось, она обессилена до такой степени, что не в состоянии даже пошевелить рукой.
— Давайте я уложу вас в кровать? — предложил герцог. — И, мне думается, неплохо бы вызвать Дэлтона и попросить его принести вам горячего молока.
— Нет… нет! — прошептала Салена, и герцог почувствовал, как она вся сжалась. — Я не… хочу, чтобы он… видел меня… Я просто… хочу быть… с вами.
Он понимал, что она сейчас не отдает себе отчета в том, что обычно означают эти слова; она говорила их и прижималась к нему просто потому, что хотела быть в безопасности.
Герцог встал, по-прежнему держа Салену на руках.
— И все же вам нужно лечь, — сказал он. — Я не буду гасить свет, и, если вы снова проснетесь, вам уже не будет так темно и страшно. Моя каюта рядом, и я услышу, если вы меня позовете.
На мгновение он подумал, что она скажет: «Я не вынесу одиночества», — но Салена сказала совсем по-детски:
— Вы… оставите дверь… открытой?
— И вашу дверь, и свою, — подтвердил герцог. — И позвольте сказать: я сплю очень чутко и услышу вас, даже если вы прошепчете слово.
Он перенес Салену в ее каюту и положил на кровать. Оказавшись в темноте, она опять вздрогнула, и герцог поспешно зажег свет.
Оглядевшись, он нарочито бодро сказал:
— Вы видите — здесь никого нет! Да и в самом деле, здесь некому и негде спрятаться. Вы в полной безопасности, Салена. Просто лежите и повторяйте себе: «Я в безопасности!» И помните: я в соседней каюте.
Укрывая Салену одеялом, герцог почувствовал вдруг непреодолимое желание наклониться и поцеловать ее. Но он понимал, что сделать так — значит не только напугать девушку, но и разрушить ее доверие.
Вместо этого он улыбнулся и сказал:
— Постарайтесь уснуть, Салена. Помните, вам стоит только шепнуть, и я сразу же буду здесь.
— Правда?
Салена высвободила руку из-под одеяла и взяла его пальцы в свои.