Синичка, которая неосторожно влетела с мороза в теплый дом и села на форточку, запуталась в сетях, наброшенных им: в аналитической лаборатории эксперты-химики уже получили данные о наличии ядовитого гликозида брионина вместе со смертельной дозой наперстянки в том фужере вина, который Джейн поднесла миссис Томсон, и в изъятых во время обыска сердечных таблетках. Но в ушах подполковника еще стоял отчаянный писк синички; рука, которая держала ее, еще помнила трепещущие крылышки и чувствовала остренькие, хотя и слабые коготки. Все это почему-то тревожило душу, и Коваль хотел лишний раз увериться в своей правоте.
Перед Дмитрием Ивановичем теперь сидела в кабинете не энергичная, самоуверенная девушка, хорошо умевшая скрывать возраст, а осунувшаяся женщина старше своих лет. Джейн словно вся съежилась, сгорбилась, глаза потускнели, на щеках пятнами горел нездоровый румянец. Что-то новое, резкое появилось в ее жестах и взгляде за последний час. Она словно не замечала Коваля и, нахохлившись, отвернулась к окну.
- Джейн, - сказал подполковник, - теперь, когда все карты открыты, я хочу откровенно поговорить с вами.
Она вздрогнула, услышав его голос, но голову не повернула.
- Джейн, вы меня слышите? Ну как хотите... Это для вас последняя возможность... Дальше вами займется следователь.
Джейн повернулась к Ковалю, и погасшие глаза ее вспыхнули злым огнем.
- Ни с вами и ни с каким следователем я не буду говорить без представителя посольства. Я требую немедленного приезда посла или кого-нибудь от него! Я не разрешу издеваться надо мной... - На глазах у нее показались слезы.
- Если вы думаете, что мне очень приятно беседовать с вами, то ошибаетесь, - сердито пробурчал Коваль. - Но я должен еще раз поговорить. И это, кстати, не столько в моих, сколько в ваших интересах... А посольство мы уже известили, и их представитель прибудет... Джейн, вам не хочется спросить, что с мамой... то есть с миссис Томсон? Она жива, только в больнице. Вас, наверное, беспокоит ее здоровье? - не удержался от злой иронии.
- Да! Беспокоит! - закричала Джейн, вскочила, затопала ногами. - Да! Это моя мама, и я ее люблю! И вы не имеете права подозревать меня в гнусном преступлении! Как вам не стыдно!.. - Она разрыдалась, упала на стул.
Коваль понимал, что Джейн нужно выплакаться, и не трогал ее. Она плакала, прижавшись лбом к стеклу на столе, а подполковник терпеливо вышагивал по кабинету.
Когда Джейн успокоилась, Коваль сел напротив и пристально взглянул в ее покрасневшие глаза.
- Должен поставить вас в известность, - нарочито официальным тоном произнес он, - что в вине, которое вы подали матери, была та же отрава, от которой погиб Борис Сергеевич Залищук. Это уже установлено. Таким образом, мы не только подозреваем...
- Я бросила в фужер сердечную таблетку!
- Такую же самую, которую растворили в вине, выпитом в тот трагический вечер на даче?
Джейн кивнула.
- У мамы заболело сердце, а старые таблетки кончились.
- И мама не выпила то вино?
- Я не помню. Я не следила.
- Тот стакан выпил Залищук, когда все вышли в сад. В таблетке, растворенной вами в вине на даче, как и в остальных, была отрава. А в гостинице вы попытались бросить такую таблетку незаметно.
- Пряталась от мамы. Чтобы она не догадалась, что я боюсь за ее сердце. Вы думаете, ей легко отправлять меня одну. Она только вида не подавала! Но вы еще не сказали, как она себя чувствует.
- Более-менее. Возле нее врач. Надеюсь, перенесет этот удар потому, что рядом с ней еще и давний друг - Андрей Воловик... Теперь скажите, где вы купили эти сердечные таблетки, в какой аптеке, по чьему рецепту?
- Ни в какой аптеке, ни по какому рецепту. Я их не покупала. Таблетки мне дал Роберт, когда я летела сюда.
- Ваш брат? Гм...
Джейн умолкла.
Коваль тоже молчал. Они оба словно ухватились за одну и ту же нить, что-то общее появилось в их мыслях.
Еще тогда, на даче, когда, рассказывая о своих детях, миссис Томсон заметила, что Роберт работает в военной химической лаборатории, у Коваля промелькнула мысль: а не имеют ли отношение к смерти Залищука чужеземные гости? Мысль показалась нелепой, и подполковник сразу ее отбросил: что этим англичанам до какого-то пенсионера Залищука, жившего от них за тысячи километров, которого они раньше и в глаза не видели и о существовании которого не подозревали.
Но мысль эта полностью не исчезла и подспудно прорастала в нем, как зерно в ухоженной почве: если Джейн действительно не имела никакого отношения к Залищуку, то этого нельзя сказать о миссис Томсон. Ведь Борис Сергеевич был мужем ее родной сестры. Тут создавались какие-то причинно-следственные связи: Кэтрин - Таисия - Залищук. В этой цепочке все время появлялись новые звенья. Так происходит, когда тянут ведро из колодца: цепь выбирается постепенно, и на свет с каждым рывком показываются новые крепкие соединения.
И опять же - нелепая мысль о далеком Роберте. Молодой англичанин не имел как будто никакого отношения к Залищуку. Но, выходя замуж, Джейн забирала не только половину наследства, а еще и мастерскую, принадлежавшую теперь матери. И поэтому Роберт также включался в цепочку. Теперь здесь появились звенья, которые накрепко сплетались друг с другом: "Роберт Джейн - Генри", "Джейн - Генри - Роберт", "Роберт - миссис Томсон - Генри" и "миссис Томсон - Роберт - Джейн". И, наконец, прямая связь: "Роберт Джейн - миссис Томсон - Таисия Григорьевна Притыка - Борис Сергеевич Залищук". Белинский говорил, что вдохновение - это внезапное проникновение в истину. Очевидно, так и произошло в этот раз с подполковником Ковалем.
- А почему Роберт дал таблетки? Где он их взял?
- Его таблетки всегда помогали маме лучше, чем другие... Делал он их сам, в своей лаборатории. Наши фармацевты все жулики и продают под видом лечебных таблеток что попало. Роберт не раз ловил их на этом. Кроме того, аптечные лекарства дорогие, а он приносил свои бесплатно... Но чтобы в них попала отрава?! - Джейн уставилась в Коваля. - Робин... отрава... - начала повторять она все тише и тише, словно взвешивая каждое слово. - Когда я ехала на аэродром, он дал мне эти таблетки, сказав: "Возьми для мамы - ей, наверное, не хватит старой коробки, которую взяла с собой... Я вложил их в фабричную упаковку, чтобы не прицепились на таможне..." Как же в них попала отрава?..
- А может, отраву сам Роберт добавил, - предположил Коваль и, увидев, как при этих словах у Джейн гневом вспыхнули глаза, добавил: - Сознательно или несознательно...
- Нет, нет! - закричала Джейн и стукнула кулачком по столу. - Что вы придумали! Не может быть, чтобы Роб маме... А может, случайно попала?.. Она на миг задумалась. - Да, да... Ведь он работает в химической лаборатории, и там уйма всяких отрав...
- Как Роберт относится к вашему браку с Генри? - спросил Коваль.
- Нормально. Это ведь он познакомил меня с Генри, своим одноклубником. Правда... потом подшучивал над Генри, говорил, что тот мог сделать лучший выбор... Хотя и Генри не очень молод и не богат... Да и не красавец... Но мне вот-вот тридцать, сколько можно ждать принца?..
- А как Роберт отнесся к поездке миссис Томсон в Советский Союз?
- Сначала отрицательно.
- А к вашей?
- О, тут он почему-то обрадовался... - Джейн вдруг замерла с открытым ртом и округлившимися глазами, словно увидела за спиной Коваля привидение. - Он сказ... ал... - Джейн зарыдала, - пре... красно, повезешь маме лекарство...
- Таблетки, которые дал Роберт, похожи на те, которые прежде были у миссис Томсон? Как он раньше приносил? В упаковке?
- В стек... лянной баночке...
- А вы сами никогда не пользовались этими таблетками?
Джейн перестала плакать.
- Я... я... не знала, что они... ядовиты... и тоже приняла...
- В Англии или здесь?
- Здесь, - прикрыв глаза и держа голову словно лунатик, идущий по обрывистому карнизу крыши, вспомнила Джейн. - Но я ведь не умерла! - вдруг вскрикнула на всю комнату.
- Не в тот ли вечер, когда вернулись из лесу?
- Да. Именно в тот. Я была очень взволнована, у меня разболелось сердце, и я решила принять лекарство. Но я только кусочек отломила... может, третью часть таблетки...
- Поэтому и остались живы и все обошлось промыванием желудка.
- А от целой я могла умереть?
- Точно так же, как бедняга Борис Сергеевич.
- Боже, какой мерзавец этот Роберт, какой бандит!.. - закричала Джейн, словно только сейчас все поняла. - Я давно знала, что он негодяй, знала, что якшается со всякой падалью, но Кэт всегда покрывала его, своего любимчика... А он, видите, хотел и меня отравить! Какой бандит!
Коваль отметил про себя, что Джейн впервые назвала миссис Томсон не мамой, а по имени.
- Я его сейчас своими руками задушила бы! - Гримаса ненависти исказила хорошенькое, мокрое от слез лицо Джейн. - Своими руками! - Не имея сил сдержать чувства, бушевавшие в ней, Джейн так сжала кулачки, что острые крашеные ноготки, наверное, впились в ладони. - Негодяй, какой негодяй!..
Коваль взглянул на часы. До встречи со Спиваком оставался час. Главное он уже для себя выяснил. К сожалению, в беседе с Джейн не освободил душу от тяжести. Наоборот, тот камень, казалось, стал еще тяжелее. Но в конце концов решать, умышленными или неумышленными были действия мисс Джейн Томсон и заслуживает ли она наказания, будут прокуратура и суд. Он, Коваль, свое сделал.
- Джейн, скажите еще одно, - произнес подполковник, - вы не жалеете, что чуть не посадили Виктора на много лет в тюрьму?
Джейн не сразу ответила. Ей было не до Струця.
- Я хотела вырваться домой! - наконец бросила Ковалю, лишь бы тот отстал от нее. - Ах, какой мерзавец, какой бандит! - продолжала проклинать Роберта.
- И надеялись, что шантаж вам поможет? В начале нашей беседы вы мне бросили фразу: "Как вам не стыдно!" Теперь возвращаю эти слова вам. Как бы ни закончились ваши дела в суде, но мне всегда будет стыдно за вас, Джейн, за то, что по земле ходят такие люди, как вы и ваш брат.
Коваль вызвал машину, чтобы отвезти Джейн в гостиницу, а сам собрался в прокуратуру. Какую меру пресечения следует применить к мисс Томсон, должны были решить следователь и прокурор.
* * *
В прокуратуре Дмитрий Иванович пробыл недолго. Новый следователь с самого утра забрал у Тищенко подшивку с материалами дела о смерти Залищука и к тому времени, когда подполковник появился, внимательно с ними ознакомился.
Раньше работать со Спиваком Ковалю не приходилось, но он много слышал о нем как о человеке принципиальном, преданном своей нелегкой работе. Теперь, приглядываясь к этому высокому худощавому молодому человеку, Дмитрий Иванович понял, что следователь привлекает своей скромностью и интеллигентностью, и не удивился, когда у того оказался тихий, мягкий голос, казалось лишенный категорических интонаций.
После того как подполковник дополнил документы своим рассказом, Спивак поднялся из-за стола и сказал:
- Ну что ж, Дмитрий Иванович, благодарю. Теперь пора и лично познакомиться с этой Джейн Томсон. Вас не подбросить по дороге?
Коваль согласился. Трудовой день заканчивался, и хотя у оперативного сотрудника служба не определяется часами, сегодня Дмитрий Иванович мог разрешить себе ровно в шесть сбросить с плеч груз ответственности. На улице разыгрался ветер, угрожая бурей, и воспользоваться машиной прокуратуры было удобно.
Спивак сел рядом с Ковалем на заднее сиденье служебной "Волги".
- Дмитрий Иванович, - сказал он, - мне еще такая деталь непонятна: на даче миссис Томсон стало плохо, Джейн опустила сердечную таблетку в стакан с вином, которое выпил вместо ее матери покойный Залищук. А миссис Томсон что же, обошлась без лекарства? Или Джейн дала ей еще одну таблетку? И почему надо было растворять ее, а не принимать, как обычно, запивая?
- Меня это тоже заинтересовало в свое время, Петр Яковлевич. Беседовал по этому поводу с Таисией Притыкой. "Да, - ответила она мне, Катенька пригубила вино. Из какого стакана, не знаю". - "Ей стало лучше?" - спрашивал дальше. "Нет... Тогда я дала ей валерьянку и сказала: "Что там ваши лекарства! Выпей моей простой валерьянки". Она выпила, и сердце отпустило. Одним помогают одни лекарства, другим - другие..." Этот пузырек валерьянки я забрал у Притыки и отправил на анализ. Обычное патентованное лекарство. Экспертное заключение в подшивке.
- Не видел.
- Возможно, Степан Андреевич посчитал его несущественным и не подшил. Тем более что эта экспертиза не была обязательной. Я ее потребовал на свой страх и риск. Проверить валерьянку натолкнул факт гибели в тот же вечер кота Бонифация. Кошки, Петр Яковлевич, как известно, дуреют, услышав запах валерьянки, и заберутся за ней куда угодно. А в стакане, выпитом Залищуком, оставались какие-то капли вина с легким запахом валерьянки, достаточным, очевидно, чтобы заинтересовать этого Бонифация. Кот прыгнул на стол, опрокинул стакан и вылизал пролитые капельки. Для него и этого хватило.
Коваль умолк.
Проехав почти через весь старый город, прокурорская "Волга" проскочила в зеленый гористый район Киева, который когда-то назывался Лукьяновкой.
- Я вас к дому подвезу, - любезно предложил Спивак. Его, очевидно, еще что-то мучило, какие-то невыясненные вопросы, сомнения, и он делал приличный крюк, оттягивая минуту расставания с подполковником.
Возле большого парка, где проходила детская железная дорога, недалеко от домика Коваля, машина остановилась. Когда подполковник вышел, "Волга" не двинулась дальше. Следом за Дмитрием Ивановичем из машины выбрался и Спивак. Он подошел к подполковнику, взял его под руку.
- Дмитрий Иванович, если не спешите, походим еще несколько минут.
Коваль понял коллегу. У того, как у каждого творческого человека, размышления о деле рождали все новые идеи и вопросы, и ему хотелось их проверить.
Они прохаживались по узкой асфальтированной дорожке, убегавшей мимо высоких тополей в густую зелень кустов, пустынную даже днем, и негромко беседовали.
- Квалификация? - переспросил Коваль. - О, здесь нашим юристам будет над чем поломать голову!
- По отношению к Залищуку все просто, - сказал Спивак. - Неумышленное убийство.
- Но ведь не в его стакан бросила Джейн отраву. Можно квалифицировать и как несчастный случай.
- А стаканы ведь не именные были. Каждый мог выпить из любого.
- Нет, у каждого был свой стакан.
- Но посягательство на жизнь вы, Дмитрий Иванович, отрицать не будете. Со стороны Джейн Томсон. Тут уже действует определенная закономерность. Когда яд растворен в стакане или в другой посудине, он убивает. Если не мать, то другого человека, в данном случае Залищука. Пусть по отношению к Залищуку это неумышленное преступление, но касательно матери - посягательство на жизнь, не состоявшееся по причинам, независимым от посягавшего. Ведь покушение было повторено в гостинице, и преступление не свершилось снова только благодаря тому, что вы помешали.
- А если это не умышленное действие, Петр Яковлевич? Если окажется, что Джейн действительно не знала, что таблетки, которые передал ей Роберт, ядовиты? В таком случае она только неосознанное орудие преступления... На таком же основании можно предъявить обвинение ножу за то, что его всадили в сердце человека...
- Э, нет, Дмитрий Иванович... - начал было следователь и умолк.
Ветер крепчал, прорываясь сквозь стену деревьев, легко лохматил поредевшие волосы подполковника, запутывался в густой черной шевелюре Спивака. Гудел листвой под ударами ветра старый парк, где-то за зеленой стеной пролетали с шумом машины.
- А как это можно установить, Дмитрий Иванович? - уже менее решительно спросил Спивак. - Чем подозреваемая может доказать, что виновата не она, а ее брат Роберт?
- Мы сами должны доказать вину подозреваемой, а не требовать этого от нее. Ведь бремя доказательства всегда лежит на нас.
- Это уже доказано, Дмитрий Иванович, и именно вами.
- У меня есть возражения, - заметил Коваль. - Я не считаю, что все доказано.
- Какие же у вас возражения?
- Их еще необходимо продумать, - уклончиво ответил подполковник. Ему почему-то не хотелось сразу раскрывать все карты. Дело Залищука было его делом; в течение нескольких дней, полных волнения, он выносил его под сердцем, как мать ребенка, и хотя полностью доверял Спиваку, но так же, как мать, отдающая ребенка в садик, в душе не разлучается с ним, так и он не мог еще расстаться с этим делом.
Спивак вздохнул так, что подполковнику стало неудобно.
- Прежде всего то, - сказал Коваль, - что сама Джейн чуть не отравилась. Это первый факт в ее пользу.
- Она приняла настолько мизерную дозу, что это могло быть хитрейшей маскировкой на случай провала. Неужели вы, Дмитрий Иванович, извините, клюнули на эту приманку? - улыбнулся Спивак.
- Нет, Петр Яковлевич, - покачал головой Коваль. - Имею в виду другое, хотя и это, как говорится, пойдет в борщ. Здесь мог иметь место истинно дьявольский замысел, который созрел в голове Роберта... Сейчас "по ту сторону" среди определенной части молодых людей очень распространился вандализм. Некоторые данные о Роберте свидетельствуют, что ему не чужды такие влияния... Я, Петр Яковлевич, сегодня снова побывал в аналитической лаборатории. Как вам уже известно, в таблетках кроме брионина и валерьянки обнаружили наперстянку, дигиталис. Наперстянка принадлежит к интракардиальным сердечным лекарствам. Ее препараты применяются при недостаточности сердечно-сосудистой системы у человека. Но она имеет одну особенность: при правильном дозировании помогает, при слишком большой дозе разрушает сердце. Особенно поражает человека, страдающего гипертонией, стенокардией. Эта болезнь была у Бориса Сергеевича, она терзает сейчас и Кэтрин Томсон. Таким образом, для отравления матери Роберту достаточно было увеличить в таблетках дозу наперстянки, и никакой эксперт не обнаружил бы преступления. В судебной практике очень редко встречаются такие убийства. Известен только случай врача-гомеопата Ля Поммера, который в 1863 году в Париже отравил дигиталисом женщину с целью завладеть ее богатством... Нет, и это не все, - продолжал Коваль, - преступник в таком случае не достиг бы своей цели... Допустим, отравилась бы и умерла Кэтрин Томсон. Что из этого? Джейн поплакала бы, похоронила мать и возвратилась бы в Англию. Половину наследства Роберту все равно пришлось бы отдавать сестре... Теперь я начинаю склоняться к мысли, что преступнику нужно было убрать их обеих, и он, повторяю, с дьявольской хитростью использовал поездку Джейн сюда, к матери. Рассуждал, думаю, очень просто и довольно точно. Смерть матери потрясет Джейн. У нее, конечно, разболится сердце, и она примет таблетку брата - самую лучшую! - которая, кстати, будет под рукой.
- Ну, а если Джейн не приняла бы таблетку, не умерла бы?
- Рассчитал, что все равно за отравление Кэтрин ее здесь будут судить...
- А для чего добавил еще и брионин? Ведь достаточно было, как вы говорите, одной наперстянки.
- Специально. Чтобы эксперты не ошиблись и сразу обнаружили преступное отравление и мы не выпустили бы Джейн. Он понимал, что смерть Кэтрин не пройдет незамеченной, и решил, так сказать, "помочь" нашему правосудию найти убийцу. Вот для этого и добавил в таблетки лишний ядовитый компонент - брионин, переступень.
- Да-а, - задумчиво произнес следователь. - Интересно настолько, что хочется еще раз изучить эту версию.
- Петр Яковлевич, это пока не доказано, это только мои логические выкладки. Вы с ними можете считаться или не считаться, но знать их должны.
- Благодарю, большое спасибо, Дмитрий Иванович. И еще такая мысль: брионин, переступень в сердечных таблетках ведь разоблачает его, этого Роберта. Как же он не побоялся?
- А чего ему бояться? Согласно традиционным правилам юриспруденции, в частности принципа территориальности, как вы знаете, преступник должен быть судим и отбывать наказание в государстве, в котором совершил преступление, если, конечно, он не успел удрать на свою родину. С Англией у нас нет конвенции о передаче уголовных преступников для расследования и наказания, так называемой экстрадиции. Таким образом, заниматься им мы не смогли бы. А в Англии его судить никто не будет... Играя на смерти матери и сестры, этот негодяй еще и политический скандал поднял бы. Вместе со своими друзьями, кажется весьма правых настроений, кричал бы: мол, поехала в гости через тридцать лет уроженка Украины, бывшая немецкая пленница, которая не возвратилась домой после войны, так ей теперь, подданной королевы Великобритании, коммунисты отомстили, отравили вместе с дочерью и тому подобное. И проливал бы крокодильи слезы... Он все это предусмотрел!.. Очень не просто, - вздохнул Коваль, - доказать, что Роберт дал сестре ядовитые таблетки и она не догадывалась об этом. В таком случае, оставаясь преступницей, пусть даже действуя без умысла, она и сама становится жертвой предумышленного преступления Роберта...
- Да, тут действительно есть над чем голову поломать... - согласился следователь. Он крепко пожал руку подполковнику. - Еще раз спасибо за помощь. При необходимости, я надеюсь, не откажете и в будущем... Хотя свои обязанности вы уже выполнили...
Коваль кивнул. Он вдруг почувствовал себя таким уставшим, словно воз дров нарубил. Не мог и шага сделать. Придерживая рукой взлохмаченные волосы, глядел вслед "Волге", пока она не исчезла за поворотом.
Уже второй день над городом собиралась гроза. Голубое в начале дня, небо постепенно покрывалось тучками и тучами, которые росли, чернели и становились все грознее. Ветер, с утра слабый, после полудня усиливался, расшвыривал тучи, и тогда небо снова испепеляло землю нестерпимым зноем.
Но сегодня дождь наконец должен был прорваться и освежить задыхающийся город.
Дмитрию Ивановичу тоже было душно, и он с нетерпением ждал этого дождя. Сейчас, преодолев минутную слабость, он медленно, словно человек после болезни, направился по асфальтированной дорожке вдоль ограды. Плечи, с которых сбросил груз, еще не привыкли к облегчению. Всю свою сознательную жизнь он занимался чужими проблемами, которые постепенно становились его собственными, успокаивал чужую боль, которая потом еще долго отдавалась в его сердце.
На углу одиноко скрипел под ветром старый ясень.
Коваль с удовольствием подумал, что ему сегодня уже не нужно никуда бежать, никого ловить и допрашивать, что он сейчас придет домой, наденет пижаму и сможет хотя бы на время забыть о всяких трагедиях, превратиться в обыкновенного служащего, который после рабочего дня любит почитать газеты и отдохнуть у телевизора...
Ирпень - Киев
1978 - 1979
Перед Дмитрием Ивановичем теперь сидела в кабинете не энергичная, самоуверенная девушка, хорошо умевшая скрывать возраст, а осунувшаяся женщина старше своих лет. Джейн словно вся съежилась, сгорбилась, глаза потускнели, на щеках пятнами горел нездоровый румянец. Что-то новое, резкое появилось в ее жестах и взгляде за последний час. Она словно не замечала Коваля и, нахохлившись, отвернулась к окну.
- Джейн, - сказал подполковник, - теперь, когда все карты открыты, я хочу откровенно поговорить с вами.
Она вздрогнула, услышав его голос, но голову не повернула.
- Джейн, вы меня слышите? Ну как хотите... Это для вас последняя возможность... Дальше вами займется следователь.
Джейн повернулась к Ковалю, и погасшие глаза ее вспыхнули злым огнем.
- Ни с вами и ни с каким следователем я не буду говорить без представителя посольства. Я требую немедленного приезда посла или кого-нибудь от него! Я не разрешу издеваться надо мной... - На глазах у нее показались слезы.
- Если вы думаете, что мне очень приятно беседовать с вами, то ошибаетесь, - сердито пробурчал Коваль. - Но я должен еще раз поговорить. И это, кстати, не столько в моих, сколько в ваших интересах... А посольство мы уже известили, и их представитель прибудет... Джейн, вам не хочется спросить, что с мамой... то есть с миссис Томсон? Она жива, только в больнице. Вас, наверное, беспокоит ее здоровье? - не удержался от злой иронии.
- Да! Беспокоит! - закричала Джейн, вскочила, затопала ногами. - Да! Это моя мама, и я ее люблю! И вы не имеете права подозревать меня в гнусном преступлении! Как вам не стыдно!.. - Она разрыдалась, упала на стул.
Коваль понимал, что Джейн нужно выплакаться, и не трогал ее. Она плакала, прижавшись лбом к стеклу на столе, а подполковник терпеливо вышагивал по кабинету.
Когда Джейн успокоилась, Коваль сел напротив и пристально взглянул в ее покрасневшие глаза.
- Должен поставить вас в известность, - нарочито официальным тоном произнес он, - что в вине, которое вы подали матери, была та же отрава, от которой погиб Борис Сергеевич Залищук. Это уже установлено. Таким образом, мы не только подозреваем...
- Я бросила в фужер сердечную таблетку!
- Такую же самую, которую растворили в вине, выпитом в тот трагический вечер на даче?
Джейн кивнула.
- У мамы заболело сердце, а старые таблетки кончились.
- И мама не выпила то вино?
- Я не помню. Я не следила.
- Тот стакан выпил Залищук, когда все вышли в сад. В таблетке, растворенной вами в вине на даче, как и в остальных, была отрава. А в гостинице вы попытались бросить такую таблетку незаметно.
- Пряталась от мамы. Чтобы она не догадалась, что я боюсь за ее сердце. Вы думаете, ей легко отправлять меня одну. Она только вида не подавала! Но вы еще не сказали, как она себя чувствует.
- Более-менее. Возле нее врач. Надеюсь, перенесет этот удар потому, что рядом с ней еще и давний друг - Андрей Воловик... Теперь скажите, где вы купили эти сердечные таблетки, в какой аптеке, по чьему рецепту?
- Ни в какой аптеке, ни по какому рецепту. Я их не покупала. Таблетки мне дал Роберт, когда я летела сюда.
- Ваш брат? Гм...
Джейн умолкла.
Коваль тоже молчал. Они оба словно ухватились за одну и ту же нить, что-то общее появилось в их мыслях.
Еще тогда, на даче, когда, рассказывая о своих детях, миссис Томсон заметила, что Роберт работает в военной химической лаборатории, у Коваля промелькнула мысль: а не имеют ли отношение к смерти Залищука чужеземные гости? Мысль показалась нелепой, и подполковник сразу ее отбросил: что этим англичанам до какого-то пенсионера Залищука, жившего от них за тысячи километров, которого они раньше и в глаза не видели и о существовании которого не подозревали.
Но мысль эта полностью не исчезла и подспудно прорастала в нем, как зерно в ухоженной почве: если Джейн действительно не имела никакого отношения к Залищуку, то этого нельзя сказать о миссис Томсон. Ведь Борис Сергеевич был мужем ее родной сестры. Тут создавались какие-то причинно-следственные связи: Кэтрин - Таисия - Залищук. В этой цепочке все время появлялись новые звенья. Так происходит, когда тянут ведро из колодца: цепь выбирается постепенно, и на свет с каждым рывком показываются новые крепкие соединения.
И опять же - нелепая мысль о далеком Роберте. Молодой англичанин не имел как будто никакого отношения к Залищуку. Но, выходя замуж, Джейн забирала не только половину наследства, а еще и мастерскую, принадлежавшую теперь матери. И поэтому Роберт также включался в цепочку. Теперь здесь появились звенья, которые накрепко сплетались друг с другом: "Роберт Джейн - Генри", "Джейн - Генри - Роберт", "Роберт - миссис Томсон - Генри" и "миссис Томсон - Роберт - Джейн". И, наконец, прямая связь: "Роберт Джейн - миссис Томсон - Таисия Григорьевна Притыка - Борис Сергеевич Залищук". Белинский говорил, что вдохновение - это внезапное проникновение в истину. Очевидно, так и произошло в этот раз с подполковником Ковалем.
- А почему Роберт дал таблетки? Где он их взял?
- Его таблетки всегда помогали маме лучше, чем другие... Делал он их сам, в своей лаборатории. Наши фармацевты все жулики и продают под видом лечебных таблеток что попало. Роберт не раз ловил их на этом. Кроме того, аптечные лекарства дорогие, а он приносил свои бесплатно... Но чтобы в них попала отрава?! - Джейн уставилась в Коваля. - Робин... отрава... - начала повторять она все тише и тише, словно взвешивая каждое слово. - Когда я ехала на аэродром, он дал мне эти таблетки, сказав: "Возьми для мамы - ей, наверное, не хватит старой коробки, которую взяла с собой... Я вложил их в фабричную упаковку, чтобы не прицепились на таможне..." Как же в них попала отрава?..
- А может, отраву сам Роберт добавил, - предположил Коваль и, увидев, как при этих словах у Джейн гневом вспыхнули глаза, добавил: - Сознательно или несознательно...
- Нет, нет! - закричала Джейн и стукнула кулачком по столу. - Что вы придумали! Не может быть, чтобы Роб маме... А может, случайно попала?.. Она на миг задумалась. - Да, да... Ведь он работает в химической лаборатории, и там уйма всяких отрав...
- Как Роберт относится к вашему браку с Генри? - спросил Коваль.
- Нормально. Это ведь он познакомил меня с Генри, своим одноклубником. Правда... потом подшучивал над Генри, говорил, что тот мог сделать лучший выбор... Хотя и Генри не очень молод и не богат... Да и не красавец... Но мне вот-вот тридцать, сколько можно ждать принца?..
- А как Роберт отнесся к поездке миссис Томсон в Советский Союз?
- Сначала отрицательно.
- А к вашей?
- О, тут он почему-то обрадовался... - Джейн вдруг замерла с открытым ртом и округлившимися глазами, словно увидела за спиной Коваля привидение. - Он сказ... ал... - Джейн зарыдала, - пре... красно, повезешь маме лекарство...
- Таблетки, которые дал Роберт, похожи на те, которые прежде были у миссис Томсон? Как он раньше приносил? В упаковке?
- В стек... лянной баночке...
- А вы сами никогда не пользовались этими таблетками?
Джейн перестала плакать.
- Я... я... не знала, что они... ядовиты... и тоже приняла...
- В Англии или здесь?
- Здесь, - прикрыв глаза и держа голову словно лунатик, идущий по обрывистому карнизу крыши, вспомнила Джейн. - Но я ведь не умерла! - вдруг вскрикнула на всю комнату.
- Не в тот ли вечер, когда вернулись из лесу?
- Да. Именно в тот. Я была очень взволнована, у меня разболелось сердце, и я решила принять лекарство. Но я только кусочек отломила... может, третью часть таблетки...
- Поэтому и остались живы и все обошлось промыванием желудка.
- А от целой я могла умереть?
- Точно так же, как бедняга Борис Сергеевич.
- Боже, какой мерзавец этот Роберт, какой бандит!.. - закричала Джейн, словно только сейчас все поняла. - Я давно знала, что он негодяй, знала, что якшается со всякой падалью, но Кэт всегда покрывала его, своего любимчика... А он, видите, хотел и меня отравить! Какой бандит!
Коваль отметил про себя, что Джейн впервые назвала миссис Томсон не мамой, а по имени.
- Я его сейчас своими руками задушила бы! - Гримаса ненависти исказила хорошенькое, мокрое от слез лицо Джейн. - Своими руками! - Не имея сил сдержать чувства, бушевавшие в ней, Джейн так сжала кулачки, что острые крашеные ноготки, наверное, впились в ладони. - Негодяй, какой негодяй!..
Коваль взглянул на часы. До встречи со Спиваком оставался час. Главное он уже для себя выяснил. К сожалению, в беседе с Джейн не освободил душу от тяжести. Наоборот, тот камень, казалось, стал еще тяжелее. Но в конце концов решать, умышленными или неумышленными были действия мисс Джейн Томсон и заслуживает ли она наказания, будут прокуратура и суд. Он, Коваль, свое сделал.
- Джейн, скажите еще одно, - произнес подполковник, - вы не жалеете, что чуть не посадили Виктора на много лет в тюрьму?
Джейн не сразу ответила. Ей было не до Струця.
- Я хотела вырваться домой! - наконец бросила Ковалю, лишь бы тот отстал от нее. - Ах, какой мерзавец, какой бандит! - продолжала проклинать Роберта.
- И надеялись, что шантаж вам поможет? В начале нашей беседы вы мне бросили фразу: "Как вам не стыдно!" Теперь возвращаю эти слова вам. Как бы ни закончились ваши дела в суде, но мне всегда будет стыдно за вас, Джейн, за то, что по земле ходят такие люди, как вы и ваш брат.
Коваль вызвал машину, чтобы отвезти Джейн в гостиницу, а сам собрался в прокуратуру. Какую меру пресечения следует применить к мисс Томсон, должны были решить следователь и прокурор.
* * *
В прокуратуре Дмитрий Иванович пробыл недолго. Новый следователь с самого утра забрал у Тищенко подшивку с материалами дела о смерти Залищука и к тому времени, когда подполковник появился, внимательно с ними ознакомился.
Раньше работать со Спиваком Ковалю не приходилось, но он много слышал о нем как о человеке принципиальном, преданном своей нелегкой работе. Теперь, приглядываясь к этому высокому худощавому молодому человеку, Дмитрий Иванович понял, что следователь привлекает своей скромностью и интеллигентностью, и не удивился, когда у того оказался тихий, мягкий голос, казалось лишенный категорических интонаций.
После того как подполковник дополнил документы своим рассказом, Спивак поднялся из-за стола и сказал:
- Ну что ж, Дмитрий Иванович, благодарю. Теперь пора и лично познакомиться с этой Джейн Томсон. Вас не подбросить по дороге?
Коваль согласился. Трудовой день заканчивался, и хотя у оперативного сотрудника служба не определяется часами, сегодня Дмитрий Иванович мог разрешить себе ровно в шесть сбросить с плеч груз ответственности. На улице разыгрался ветер, угрожая бурей, и воспользоваться машиной прокуратуры было удобно.
Спивак сел рядом с Ковалем на заднее сиденье служебной "Волги".
- Дмитрий Иванович, - сказал он, - мне еще такая деталь непонятна: на даче миссис Томсон стало плохо, Джейн опустила сердечную таблетку в стакан с вином, которое выпил вместо ее матери покойный Залищук. А миссис Томсон что же, обошлась без лекарства? Или Джейн дала ей еще одну таблетку? И почему надо было растворять ее, а не принимать, как обычно, запивая?
- Меня это тоже заинтересовало в свое время, Петр Яковлевич. Беседовал по этому поводу с Таисией Притыкой. "Да, - ответила она мне, Катенька пригубила вино. Из какого стакана, не знаю". - "Ей стало лучше?" - спрашивал дальше. "Нет... Тогда я дала ей валерьянку и сказала: "Что там ваши лекарства! Выпей моей простой валерьянки". Она выпила, и сердце отпустило. Одним помогают одни лекарства, другим - другие..." Этот пузырек валерьянки я забрал у Притыки и отправил на анализ. Обычное патентованное лекарство. Экспертное заключение в подшивке.
- Не видел.
- Возможно, Степан Андреевич посчитал его несущественным и не подшил. Тем более что эта экспертиза не была обязательной. Я ее потребовал на свой страх и риск. Проверить валерьянку натолкнул факт гибели в тот же вечер кота Бонифация. Кошки, Петр Яковлевич, как известно, дуреют, услышав запах валерьянки, и заберутся за ней куда угодно. А в стакане, выпитом Залищуком, оставались какие-то капли вина с легким запахом валерьянки, достаточным, очевидно, чтобы заинтересовать этого Бонифация. Кот прыгнул на стол, опрокинул стакан и вылизал пролитые капельки. Для него и этого хватило.
Коваль умолк.
Проехав почти через весь старый город, прокурорская "Волга" проскочила в зеленый гористый район Киева, который когда-то назывался Лукьяновкой.
- Я вас к дому подвезу, - любезно предложил Спивак. Его, очевидно, еще что-то мучило, какие-то невыясненные вопросы, сомнения, и он делал приличный крюк, оттягивая минуту расставания с подполковником.
Возле большого парка, где проходила детская железная дорога, недалеко от домика Коваля, машина остановилась. Когда подполковник вышел, "Волга" не двинулась дальше. Следом за Дмитрием Ивановичем из машины выбрался и Спивак. Он подошел к подполковнику, взял его под руку.
- Дмитрий Иванович, если не спешите, походим еще несколько минут.
Коваль понял коллегу. У того, как у каждого творческого человека, размышления о деле рождали все новые идеи и вопросы, и ему хотелось их проверить.
Они прохаживались по узкой асфальтированной дорожке, убегавшей мимо высоких тополей в густую зелень кустов, пустынную даже днем, и негромко беседовали.
- Квалификация? - переспросил Коваль. - О, здесь нашим юристам будет над чем поломать голову!
- По отношению к Залищуку все просто, - сказал Спивак. - Неумышленное убийство.
- Но ведь не в его стакан бросила Джейн отраву. Можно квалифицировать и как несчастный случай.
- А стаканы ведь не именные были. Каждый мог выпить из любого.
- Нет, у каждого был свой стакан.
- Но посягательство на жизнь вы, Дмитрий Иванович, отрицать не будете. Со стороны Джейн Томсон. Тут уже действует определенная закономерность. Когда яд растворен в стакане или в другой посудине, он убивает. Если не мать, то другого человека, в данном случае Залищука. Пусть по отношению к Залищуку это неумышленное преступление, но касательно матери - посягательство на жизнь, не состоявшееся по причинам, независимым от посягавшего. Ведь покушение было повторено в гостинице, и преступление не свершилось снова только благодаря тому, что вы помешали.
- А если это не умышленное действие, Петр Яковлевич? Если окажется, что Джейн действительно не знала, что таблетки, которые передал ей Роберт, ядовиты? В таком случае она только неосознанное орудие преступления... На таком же основании можно предъявить обвинение ножу за то, что его всадили в сердце человека...
- Э, нет, Дмитрий Иванович... - начал было следователь и умолк.
Ветер крепчал, прорываясь сквозь стену деревьев, легко лохматил поредевшие волосы подполковника, запутывался в густой черной шевелюре Спивака. Гудел листвой под ударами ветра старый парк, где-то за зеленой стеной пролетали с шумом машины.
- А как это можно установить, Дмитрий Иванович? - уже менее решительно спросил Спивак. - Чем подозреваемая может доказать, что виновата не она, а ее брат Роберт?
- Мы сами должны доказать вину подозреваемой, а не требовать этого от нее. Ведь бремя доказательства всегда лежит на нас.
- Это уже доказано, Дмитрий Иванович, и именно вами.
- У меня есть возражения, - заметил Коваль. - Я не считаю, что все доказано.
- Какие же у вас возражения?
- Их еще необходимо продумать, - уклончиво ответил подполковник. Ему почему-то не хотелось сразу раскрывать все карты. Дело Залищука было его делом; в течение нескольких дней, полных волнения, он выносил его под сердцем, как мать ребенка, и хотя полностью доверял Спиваку, но так же, как мать, отдающая ребенка в садик, в душе не разлучается с ним, так и он не мог еще расстаться с этим делом.
Спивак вздохнул так, что подполковнику стало неудобно.
- Прежде всего то, - сказал Коваль, - что сама Джейн чуть не отравилась. Это первый факт в ее пользу.
- Она приняла настолько мизерную дозу, что это могло быть хитрейшей маскировкой на случай провала. Неужели вы, Дмитрий Иванович, извините, клюнули на эту приманку? - улыбнулся Спивак.
- Нет, Петр Яковлевич, - покачал головой Коваль. - Имею в виду другое, хотя и это, как говорится, пойдет в борщ. Здесь мог иметь место истинно дьявольский замысел, который созрел в голове Роберта... Сейчас "по ту сторону" среди определенной части молодых людей очень распространился вандализм. Некоторые данные о Роберте свидетельствуют, что ему не чужды такие влияния... Я, Петр Яковлевич, сегодня снова побывал в аналитической лаборатории. Как вам уже известно, в таблетках кроме брионина и валерьянки обнаружили наперстянку, дигиталис. Наперстянка принадлежит к интракардиальным сердечным лекарствам. Ее препараты применяются при недостаточности сердечно-сосудистой системы у человека. Но она имеет одну особенность: при правильном дозировании помогает, при слишком большой дозе разрушает сердце. Особенно поражает человека, страдающего гипертонией, стенокардией. Эта болезнь была у Бориса Сергеевича, она терзает сейчас и Кэтрин Томсон. Таким образом, для отравления матери Роберту достаточно было увеличить в таблетках дозу наперстянки, и никакой эксперт не обнаружил бы преступления. В судебной практике очень редко встречаются такие убийства. Известен только случай врача-гомеопата Ля Поммера, который в 1863 году в Париже отравил дигиталисом женщину с целью завладеть ее богатством... Нет, и это не все, - продолжал Коваль, - преступник в таком случае не достиг бы своей цели... Допустим, отравилась бы и умерла Кэтрин Томсон. Что из этого? Джейн поплакала бы, похоронила мать и возвратилась бы в Англию. Половину наследства Роберту все равно пришлось бы отдавать сестре... Теперь я начинаю склоняться к мысли, что преступнику нужно было убрать их обеих, и он, повторяю, с дьявольской хитростью использовал поездку Джейн сюда, к матери. Рассуждал, думаю, очень просто и довольно точно. Смерть матери потрясет Джейн. У нее, конечно, разболится сердце, и она примет таблетку брата - самую лучшую! - которая, кстати, будет под рукой.
- Ну, а если Джейн не приняла бы таблетку, не умерла бы?
- Рассчитал, что все равно за отравление Кэтрин ее здесь будут судить...
- А для чего добавил еще и брионин? Ведь достаточно было, как вы говорите, одной наперстянки.
- Специально. Чтобы эксперты не ошиблись и сразу обнаружили преступное отравление и мы не выпустили бы Джейн. Он понимал, что смерть Кэтрин не пройдет незамеченной, и решил, так сказать, "помочь" нашему правосудию найти убийцу. Вот для этого и добавил в таблетки лишний ядовитый компонент - брионин, переступень.
- Да-а, - задумчиво произнес следователь. - Интересно настолько, что хочется еще раз изучить эту версию.
- Петр Яковлевич, это пока не доказано, это только мои логические выкладки. Вы с ними можете считаться или не считаться, но знать их должны.
- Благодарю, большое спасибо, Дмитрий Иванович. И еще такая мысль: брионин, переступень в сердечных таблетках ведь разоблачает его, этого Роберта. Как же он не побоялся?
- А чего ему бояться? Согласно традиционным правилам юриспруденции, в частности принципа территориальности, как вы знаете, преступник должен быть судим и отбывать наказание в государстве, в котором совершил преступление, если, конечно, он не успел удрать на свою родину. С Англией у нас нет конвенции о передаче уголовных преступников для расследования и наказания, так называемой экстрадиции. Таким образом, заниматься им мы не смогли бы. А в Англии его судить никто не будет... Играя на смерти матери и сестры, этот негодяй еще и политический скандал поднял бы. Вместе со своими друзьями, кажется весьма правых настроений, кричал бы: мол, поехала в гости через тридцать лет уроженка Украины, бывшая немецкая пленница, которая не возвратилась домой после войны, так ей теперь, подданной королевы Великобритании, коммунисты отомстили, отравили вместе с дочерью и тому подобное. И проливал бы крокодильи слезы... Он все это предусмотрел!.. Очень не просто, - вздохнул Коваль, - доказать, что Роберт дал сестре ядовитые таблетки и она не догадывалась об этом. В таком случае, оставаясь преступницей, пусть даже действуя без умысла, она и сама становится жертвой предумышленного преступления Роберта...
- Да, тут действительно есть над чем голову поломать... - согласился следователь. Он крепко пожал руку подполковнику. - Еще раз спасибо за помощь. При необходимости, я надеюсь, не откажете и в будущем... Хотя свои обязанности вы уже выполнили...
Коваль кивнул. Он вдруг почувствовал себя таким уставшим, словно воз дров нарубил. Не мог и шага сделать. Придерживая рукой взлохмаченные волосы, глядел вслед "Волге", пока она не исчезла за поворотом.
Уже второй день над городом собиралась гроза. Голубое в начале дня, небо постепенно покрывалось тучками и тучами, которые росли, чернели и становились все грознее. Ветер, с утра слабый, после полудня усиливался, расшвыривал тучи, и тогда небо снова испепеляло землю нестерпимым зноем.
Но сегодня дождь наконец должен был прорваться и освежить задыхающийся город.
Дмитрию Ивановичу тоже было душно, и он с нетерпением ждал этого дождя. Сейчас, преодолев минутную слабость, он медленно, словно человек после болезни, направился по асфальтированной дорожке вдоль ограды. Плечи, с которых сбросил груз, еще не привыкли к облегчению. Всю свою сознательную жизнь он занимался чужими проблемами, которые постепенно становились его собственными, успокаивал чужую боль, которая потом еще долго отдавалась в его сердце.
На углу одиноко скрипел под ветром старый ясень.
Коваль с удовольствием подумал, что ему сегодня уже не нужно никуда бежать, никого ловить и допрашивать, что он сейчас придет домой, наденет пижаму и сможет хотя бы на время забыть о всяких трагедиях, превратиться в обыкновенного служащего, который после рабочего дня любит почитать газеты и отдохнуть у телевизора...
Ирпень - Киев
1978 - 1979