Кашин Владимир. По ту сторону добра (Справедливость - мое ремесло - 5)

   Лейтенанта словно холодной водой обдали.
   - Я спрашивал... Эксперты сказали, что следов никаких нет, и поэтому я письменных заключений не требовал... Да и какие тут следы, после преступления шел дождь, и все смылось.
   - Как знать, - засомневался Коваль, - могли и сохраниться, и это установить необходимо прежде всего. Во всяком случае, официально поставить перед экспертами вопрос и получить их документальное заключение. Вот если они подтвердят отсутствие следов, значит, стакан пролежал не одну или две ночи. Один дождь, даже вчерашний ливень, не мог смыть все следы. Ведь стакан лежал в высокой траве?
   - Да, - кивнул Струць.
   - А как лежал, на боку, донышком вниз или вверх?
   - На боку.
   - Вот-вот, - стоял на своем подполковник, - следы могли вполне сохраниться на той стороне, которая прилегала к земле. Так же, как и остатки яда.
   - Возможно, он брал его не голой рукой.
   - Кто?
   - Крапивцев.
   - А когда ставил стакан на стол и угощал соседа, перчатки натягивал?
   Струць промолчал.
   - В таком случае могли остаться отпечатки пальцев Залищука, ведь он ничего не подозревал и, конечно, брал стакан голой рукой. - В голосе подполковника послышалась легкая ирония.
   Струць только вздохнул, соглашаясь с логикой Коваля.
   - Еще, - Дмитрий Иванович помолчал, словно подыскивал для выражения своей мысли точные слова, - или стакан пролежал в траве очень долго, попав на мусорник значительно раньше, чем погиб Залищук, и никакого отношения к его смерти не имеет... Против этого, правда, сохранившиеся следы яда... Коваль будто рассуждал вслух. - Или эксперты оказались недостаточно внимательными. Если не нашли никаких отпечатков на стакане, то хотя бы ответили, сколько он пролежал на дворе...
   Лейтенант Струць был разочарован. "Вот бесова душа, - подумал он о Ковале. - Как же я сразу не сообразил, что подполковник будет прежде всего интересоваться следами? Элементарно!" И, размышляя о том, что с помощью школьных правил всех задач не решишь, он услышал, как Коваль негромко сказал:
   - Еще раз потребуем от экспертов точных ответов на все наши вопросы, а сейчас съездим на место происшествия. Надеюсь, кое в чем нам удастся разобраться и без них.
   На даче Бориса Сергеевича Залищука, как и во время первого приезда Коваля, было тихо и пустынно. Лейтенант Струць открыл вновь изнутри калитку. Они вошли во двор, и молодой инспектор повел подполковника к заросшему бурьяном, крапивою и кустами одичавшей малины углу двора, где утром нашел стакан.
   У Дмитрия Ивановича была привычка скрупулезно изучать все, что хотя бы отдаленно было связано с трагическим событием. Во время розыска и дознания он не раз возвращался на место происшествия, как бы надеясь найти там что-то забытое или неувиденное. Если бы находился при первом осмотре переулка, где жена обнаружила Залищука, то, наверное, не миновал бы и их дачи.
   Показывая заросли сорняка в углу двора, где остались чуть примятые стаканом стебельки травы, лейтенант обиженно подумал, что Коваль крайне недоверчив и даже в мелочах не хочет положиться на него, инспектора райотдела. "Типичный старый ворчун. И все-таки я, а не он нашел, возможно, самое важное вещественное доказательство".
   - Значит, по вашей версии, - сказал тем временем Коваль, осматривая место находки и весь запущенный угол двора, - стакан был брошен из сада Крапивцева?
   - Безусловно, - подтвердил Струць. - Ночь, темень, надвигается буря. Залищук ушел на заплетающихся ногах, как обычно при перепое, не догадываясь, что он отравлен. Тогда Крапивцев взял со стола стакан, вышел во двор и двинулся к соседу через сад. В конце своего участка прислушался, не увидел ли кто-нибудь его, и швырнул ядовитую посудину сюда.
   - Ночь, темень, приближается гроза, - в тон лейтенанту повторил Коваль, - блеснул среди ночи светлый проем дверей, кто-то вышел из домика Залищуков, подошел к заброшенному мусорнику и бросил стакан. А если это было так, Виктор Кириллович? Ведь в обоих случаях - гадание на кофейной гуще...
   Лейтенант огорошенно смотрел на подполковника.
   - По-вашему, сама Таисия Григорьевна поднесла мужу отраву? растерялся Струць. - Больше ведь некому!
   Подполковник ничего не ответил.
   - Это нелогично, Дмитрий Иванович, - осмелился добавить лейтенант.
   - В жизни на первый взгляд много нелогичных поступков, - сказал наконец Коваль. - Или нелогичного понимания их. Например, стакан могли выбросить на мусорник две недели тому назад, еще до того как погиб Залищук; допустим, травили крыс, и эта посудина потом стала ненужной. Все эти логические и нелогические, как вы считаете, варианты событий нужно проверять и уточнять.
   "Ну, кажется, попал я в переплет с этим подполковником, - грустно вздохнул инспектор райотдела. - Так мы никогда не сдвинемся с места. Впрочем, - успокаивал он себя, - не я прежде всего отвечаю, а он..."
   6
   Председатель садового кооператива оказался долговязым пожилым человеком с острым птичьим носом и непропорционально длинными руками, которые, казалось, пригибали его к земле.
   Заметив, что незнакомый человек оглядывает садовый участок: аккуратно подстриженные деревья, ряды яблонь, усеянные крутобокими налитыми плодами, под которыми сгибались подпертые ветви, а также крепкий двухэтажный, на столбах, домик, - он быстро направился к низенькой калитке навстречу незваному гостю и сердито спросил:
   - Вы к кому?
   - К вам. Здравствуйте. Вы председатель кооператива Задорожный?
   - Да.
   - Подполковник милиции Коваль, - представился Дмитрий Иванович. И, уже не оглядываясь на хозяина, выражение лица которого сразу изменилось, прошел в глубину двора.
   Председатель кооператива двинулся следом, больше ничего не расспрашивал и терпеливо ждал, что скажет подполковник.
   - Хочу познакомиться с вашей документацией.
   - Пожалуйста, пожалуйста! - как можно приветливее сказал Задорожный. - А что именно вас интересует, если не секрет?
   - Не секрет, - не спеша ответил подполковник. - Протоколы правления, заявления... С вами хочу побеседовать. Ведь вы несменяемый председатель этого садового кооператива со дня его основания и всех здесь хорошо знаете.
   - Вроде бы так, - согласился Задорожный. - А кто конкретно вас интересует?
   - Крапивцев и его погибший сосед.
   - А-а-а, - понимающе закивал председатель кооператива. - Всякие слухи ходят. Болтают, отравил Крапивцев Залищука... Но я в это не верю. Не решится на такое. Характер не тот. Хитрец, себе на уме, прижимистый, деньги любит, но и трудиться не ленится. От зари до зари, как жук-навозник, в земле роется... - Задорожный умолк, как будто что-то припоминая. - Ох и надоел он мне! Да и покойный Борис Сергеевич, земля ему пухом, тоже. Оба замучили. Заявлений друг на друга кучу написали. А нам здесь, на правлении, разбирай их ссоры, будто нет других дел. Но чтобы отравить? Не поверю...
   - А заявления и жалобы их сохранились?
   - Это есть. Что-что, а бумажки храню. Теперь, известное дело, вокруг бумажки весь мир крутится. - При этих словах он полез в карман, будто все эти бумаги у него там лежали, хотя прекрасно знал, что, кроме коробки спичек и перочинного ножа, в кармане ничего нет. - Честно говоря, мы не всегда и рассматривали эти кляузы. Но сохраняю.
   - Давайте посмотрим их, - предложил Коваль, когда председатель кооператива закончил свою тираду.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - засуетился тот, размахивая руками. Он направился к домику, приглашая подполковника следовать за ним. Там, в небольшой уютной комнатке, хранились бумаги кооператива.
   Посадив Коваля возле открытого окна, Задорожный полез в старый рассохшийся шкафчик и выложил на стол целую гору папок.
   - Здесь заявления, просьбы, жалобы, - он взял одну из них. - А это прием в кооператив.
   - Хорошо, - сказал Коваль. - Не буду отрывать вас от дела, я сам разберусь.
   - Пожалуйста, пожалуйста. Если хотите, устраивайтесь на воздухе.
   Коваль подумал, что без "Беломора" ему не обойтись, и, собрав папки, вышел на небольшую открытую веранду.
   С настороженным интересом разбирал Дмитрий Иванович пыльные бумажки. Разноцветные, разноформатные, некоторые - просто листки из школьных тетрадей, был даже обрывок обоев; все они, за редким исключением, были написаны небрежно, на скорую руку. Что он здесь ищет, что найдет? Больших надежд на какие-то открытия Коваль не возлагал. И все же не исключал ни одного источника, который мог пролить свет на отношения русановских садоводов. Да и сердце подсказывало, что здесь не обойдешься без интересных сюрпризов.
   Изучая заявления, Дмитрий Иванович услышал, что к председателю пришел какой-то посетитель.
   - Мне нужна справка, Иван Иванович, что я член кооператива, требовательно изложил свою просьбу невысокий кругленький человечек в майке и залатанных полотняных брюках, с бородкой колдуна-чародея. В руках он держал садовые ножницы. - Хочу в субботу повезти помидоры в Прибалтику. У меня в Риге сестра живет. Есть где остановиться.
   Задорожный ушел в свою комнатку и через несколько минут вынес справку. Краем глаза Коваль увидел, что она была написана тоже на листочке, вырванном из школьной тетради.
   - Иван Иванович, - обратился подполковник к председателю кооператива, когда мужичок с бородкой колдуна-чародея ушел. - Жалоб Крапивцева на Залищука я не обнаружил. Вот Залищук на Крапивцева действительно много писал. - Коваль показал на несколько бумажек, вынутых им из папки. - Чуть не каждый месяц.
   - Как же так?! - забеспокоился Задорожный. - Должны быть. - На его птичьем лице отразилось искреннее изумление. - У меня ничего не теряется. Ах, да! Ну конечно... - Глаза Ивана Ивановича осветились радостной улыбкой, и он хлопнул себя по бедрам. - Так ведь не от Крапивцева эти заявления! Самийленко их подписывал, зятек его... Тут дело такое, товарищ подполковник, что Крапивцев-то не мог вступить в наш кооператив. У него и прописки киевской долго не было. Членом кооператива является его зять Самийленко. Он все и подписывает. А фактически хозяйствует, конечно, старый Крапивцев. Это нам известно. Но мы не вмешиваемся. Дело ихнее, внутреннее, так сказать, семейное, нас оно не касается. Сам Крапивцев давно хочет купить участок, но никак не находит подходящего. На их линии все занято, а обзаводиться землей где-то за километр-два ему не с руки.
   - Вот оно что, - протянул Коваль, вспомнил беседу в пивной с "Мефистофелем". Кажется, интуиция и на этот раз его не подвела. Самийленко, говорите? Посмотрим. - И Дмитрий Иванович снова углубился в бумаги.
   Через несколько минут он действительно нашел два листика: один - из школьной тетрадки, другой - половинка пожелтевшей странички писчей бумаги, на которой подробно и четко излагалось возмутительное поведение Бориса Сергеевича Залищука, участок которого стал рассадником садовых и огородных вредителей.
   - Мы неоднократно беседовали с ним, - сказал Задорожный в ответ на вопросительный взгляд Коваля. - И на правление вызывали, корили, грозили исключить, но Бориса Сергеевича, земля ему пухом, нелегко было в чем-то убедить или напугать. Он сразу сам в атаку шел. Хотя и давал обещания ухаживать за землей, но никогда их не выполнял. А нам обижать его тоже не хотелось. Человек он был больной, со странностями. Предлагали продать домик, тем более что в последнее время очень бедствовал человек. Даже покупателей ему находили. Да где там! Жена вроде была согласна, а он ни в какую!
   - А Крапивцев не пытался у него купить?
   - Не один он! Я же говорю, покупателей было хоть отбавляй.
   Коваль возвратил Задорожному папку с документами. Заявлений Самийленко он не изъял. Пока ему было достаточно познакомиться с ними и узнать, что участок, на котором хозяйничает Крапивцев, оформлен на чужое имя.
   - Вы сохраните эти бумаги, - на всякий случай попросил Коваль. - И заявления Залищука. Возможно, понадобятся... Но почему они написаны рукой пожилого человека, а не молодого? - спросил он, проверяя свои наблюдения.
   - Говорю же - писал их Крапивцев, а подписывал зять.
   - Разве Самийленко неграмотный?
   Задорожный только плечами пожал.
   Попрощавшись с председателем кооператива, Коваль отправился в прокуратуру за постановлением на обыск у Крапивцева. Изучение заявлений и жалоб обоих соседей еще раз подтверждало единственную пока версию.
   7
   Вооружившись санкцией прокурора, Коваль снова отправился в Русановку. Мощный газик - на "Волге" проехать по песчаным дорогам было невозможно быстро отвез Дмитрия Ивановича вместе с лейтенантом Струцем и экспертом-химиком Павловым на место. Остановившись возле высокого деревянного забора, отгораживавшего участок Крапивцева от переулка, Коваль послал Струця пригласить понятых.
   Пока лейтенант ходил по ближайшим дачам, Коваль осматривал забор зубцы его резко вырисовывались на фоне голубевшего неба. Уже во время первого осмотра Дмитрий Иванович отметил про себя, что Крапивцев беспардонно нарушает правила коллективного садоводства, по которым высоким забором отгораживать участки запрещалось.
   Вскоре явился Струць с понятыми, и все двинулись по узенькой дорожке между словно бы по ниточке высаженными и аккуратно подвязанными виноградными лозами. Коваль обратил внимание, что высокий домик в глубине сада был построен тоже против устава: из кирпича, на два этажа.
   - Дворец, да и только, - неодобрительно сказал лейтенант Струць, заметив, что Коваль, оглядывая особнячок, покачал головой.
   Поликарп Васильевич Крапивцев явно не ждал непрошеных гостей. Да и кому приятно появление оперативной группы милиции?
   По тому, как дрожала санкция прокурора в руках Крапивцева, Коваль понял, что хозяин дома в большой тревоге. Растерянный неожиданным визитом, Крапивцев жестом пригласил всех сесть на длинный, стоящий под стеной диван.
   - Мы не в гости, - буркнул лейтенант Струць.
   Коваль разделил группу по объектам обыска.
   Вскоре в большой комнате на стол легли пачки денег, сберегательные книжки. Подполковника они особо не интересовали. Только заметил с иронией: "И все это дал огород?" Увидев, как испуганно кивнул в ответ Крапивцев, понял, что именно этого боялся хозяин.
   Коваль искал следы убийства, следы еще не разгаданного экспертами яда. Лейтенант Струць и Павлов также искали это ядовитое вещество. Но если Коваль начинал обыск со сложным чувством, то у лейтенанта Струця оно было откровенное и прямое: он нашел стакан со следами отравы, сам вышел на преступника и теперь явился сюда, чтобы довести дело до конца. Бросая строгие взгляды на одетого в серую полосатую пижаму Крапивцева, он уже видел его в колонии.
   И яд был найден. Его действительно не очень прятали: почти открыто стоял в сенях в литровой банке с обычной пластмассовой крышкой.
   Лейтенант Струць с выражением особого удовлетворения поставил эту банку с темно-красной, почти бордовой жидкостью на стол перед Ковалем.
   Дмитрию Ивановичу ретивость Струця не понравилась. Подумал, что лейтенанта еще надо воспитывать, чтобы одновременно с естественным удовлетворением при обнаружении доказательств, подтверждающих избранную им версию, у него не пропало и чувство горечи от того, что преступление произошло, что совершил его человек, по внешним данным такой же, как и все люди, как и сам он, лейтенант Струць.
   Несколько граненых стаканов, находившихся в доме Крапивцева, оказались той же формы и размера, что и найденный лейтенантом в траве.
   Их было четыре.
   - Где остальные? - допытывался Струць.
   - Там, - Крапивцев показал на красивые, из тонкого стекла стаканы в небольшом буфете.
   - Нет, такие, как эти. Граненые!
   Крапивцев недоуменно пожал плечами и кивнул на стол, на котором были выставлены в ряд найденные стаканы.
   - Вы что, только четыре купили?
   - Брали больше. Один был с настойкой от радикулита... - Крапивцев указал на банку с подозрительным зельем. При этих словах Струць насторожился, словно гончая, учуявшая зайца. - Другой разбился...
   - Когда?
   - Не помню. Наверное, давно.
   - А тот, что с лекарством был?
   - Выбросил.
   - Куда, не помните?
   - Нет.
   - И вы не знаете? - обратился лейтенант к жене Крапивцева.
   Полная, немолодая, но еще крепкая, до черноты загоревшая женщина сидела в углу на диване не шевелясь, с застывшим испуганным взглядом.
   Когда Струць обратился к ней, она тупо посмотрела на него и затрясла головой.
   - Не к Залищуку во двор подбросили?
   На лице Крапивцева уже после первых вопросов лейтенанта появилось удивленное выражение: почему милиция интересуется какими-то стаканами, зачем поставили на стол пыльную, обернутую тряпкой банку с настоем?
   Но когда Павлов освободил банку от тряпья, снял крышку и начал принюхиваться к содержимому, как кот к горячей каше, Крапивцев побледнел.
   - Вы с банкой поосторожнее, - глухо проговорил он. - Лекарство кусачее, только поясница терпит. А в рот занесете, не дай бог, - беды не оберетесь...
   - Что это за настой? - строго спросил Коваль.
   При этих словах подполковника Струць снова воспрял духом.
   Понятые напряженно следили за Ковалем и Крапивцевым.
   - Да говорю же, от радикулита, поясницу натираю, когда болит. Побьешь целый день поклоны на грядке - разогнуться не можешь.
   - На чем настаиваете? - спросил Павлов.
   - У людей покупал. Разные корни и травы: и обвойник греческий, и крестовник, и еще какая-то пакость, не знаю точно, но жжет здорово...
   - А то, что держите в доме смертельную отраву, это знаете хорошо? строго спросил Коваль.
   - Так я же ее прячу!
   Подполковник еще больше напугал Крапивцева, когда спросил, где он хранит домашнее вино, в какой посуде, не в похожей ли, и не стоит ли оно у него в сенях, рядом с ядовитым настоем...
   Эти вопросы удивили Струця. Он подумал, что подполковник дает Крапивцеву возможность избежать обвинения в предумышленном убийстве и объяснить отравление Залищука как несчастный случай, который произошел по неосторожности.
   Однако Крапивцев или не понимал, или не хотел воспользоваться подсказкой. Упрямо твердил, что вино хранит не в таких банках, а в больших бутылях, которые никогда не держит в сенцах. Для вина, сказал он, имеется маленький, но удобный погребок под кухней, и он повел Коваля в подвал, чтобы подтвердить свои слова.
   Поручив лейтенанту допросить дочь и зятя Крапивцева, которые сидели в другой комнатке, подполковник двинулся за хозяином.
   Пока Струць строго расспрашивал молодых людей о стаканах и настое, в соседнюю комнату вернулся Коваль и повел дальше допрос Крапивцева. Но интересовался он вещами, казалось, далекими от конкретного дела. Разглядывая хозяина, загорелого, напоминавшего своими крепкими руками с узловатыми, почерневшими от земли пальцами большую корягу, Коваль не спешил.
   Неторопливость подполковника нервировала Крапивцева, и его глубоко посаженные глаза все время испуганно поблескивали. Он молчал. Наконец, внимательно осмотрев небольшую комнатку, обставленную по-городскому, с красивым ковром на всю стену, Коваль сказал:
   - Я обязан допросить вас, гражданин Крапивцев Поликарп Васильевич, в связи с отравлением гражданина Залищука Бориса Сергеевича.
   Крапивцев, давясь, сглотнул подступивший ком и вцепился в столешницу.
   - Да вы что! - Он растерянно посмотрел на жену, словно ища у нее поддержку и защиту, потом вскочил, тут же сел. - Да вы что?! Это я Бориса?
   - В тот вечер, возвращаясь домой после вашего угощения, гражданин Залищук упал и умер. Причиной смерти было отравление... Об этом вы знаете?
   - Слышал, - еле ворочая языком, произнес Крапивцев. - Чтобы я?.. Как можно такое говорить!.. - Он даже перекрестился.
   Жена Крапивцева тихо ойкнула и заплакала, сжавшись в углу дивана. Мельком глянув на нее, Коваль продолжал:
   - Давайте последовательно. Расскажите о ваших взаимоотношениях с погибшим.
   Крапивцев тяжело дышал, грудь ходила ходуном.
   - А что сказать...
   - Как вы узнали о смерти Залищука?
   - Жена его, Таисия, среди ночи подняла крик, сбежались люди. Мы с соседом Миколой Галаганом понесли его в хату... Потом побежали к метро, вызвали "скорую", но было поздно...
   Крапивцев все еще тяжело дышал, словно только что бежал к телефону.
   - В каких вы с Борисом Сергеевичем были отношениях?
   - Нормальных, - поежился Крапивцев. - Не целовались, но и не дрались.
   - Ссорились?
   - Это как сказать... - Крапивцев понемногу успокаивался, и голос его стал уверенней. - Я с ним не ссорился, нечего было нам делить... Правда, если хватит лишнего, любил поругать меня за то, что я на рынке торгую. Но я на это не обижался - пьяный... как голый, что с них возьмешь! Случалось, и в гости приходил, как в тот вечер... Я угощал, не скрываю, чего уж тут...
   - Несмотря на то что он везде выступал против вас?
   - А это он делал не от большого ума, а может, из зависти! Сейчас государство поддерживает людей, которые имеют подсобное хозяйство. Даже постановление есть. Если все двести семьдесят миллионов навалятся на государственные магазины, то и прилавки разнесут...
   - Что-то я ни в одном универмаге не видел разбитых прилавков, висят себе костюмы, пальто и другие товары...
   - Я о продовольственных говорю, - мрачно сказал Крапивцев. - Стыдно смотреть, когда из села едут в город не только за хлебом, потому что забыли, как его выпекать, но даже за луком, буряком, капустой... Грядку ленятся вскопать, чтоб вырастить себе эту несчастную луковичку или редиску... А на того, кто руки к земле прикладывает, поливает ее своим потом, волком смотрят, будто он вор какой... Вот и я не могу без земли, без того, чтобы в руках не подержать, комочек не размять... Сколько можно было бы на днепровских поймах и на озерах уток выращивать, а на дачах кроликов держать, поросенка завести... Так ведь запрещали... Устав садоводов, говорили, не разрешает. Дыши воздухом и цветочками, а земля пускай гуляет... Вот и покойный, пусть ему земля будет пухом, этого не понимал. И не один он. Это большая беда, что таких людей, как Залищук, от земли отлучили, лодырями сделали...
   - Против ваших рассуждений возражений нет. Что землю любите, это прекрасно. Но и Залищук, как мне кажется, выступал не против хозяйствования, а против спекуляции и наживы на земле. Плохо, когда человек на земле только рубли видит...
   - А кто же даром будет горб гнуть? Всякий труд должен свою оплату иметь.
   - Именно свою. А не спекулятивную.
   - Это с какой стороны посмотреть. Если, простите, с асфальта Крещатика, то конечно. Мне одна дамочка так и сказала: "Ваши дары полей и садов сами из земли лезут, божьей милостью, а вы такие деньги дерете!" Хотел бы я видеть, что у нее, с ее маникюром, само из земли полезет, - и Крапивцев невольно протянул свои похожие на грабли руки, потряс ими перед Ковалем. - На овощи и фрукты, простите, никто цены не ограничил, сам рынок их диктует... А у меня не просто овощи - огурцы элитного сорта "росинка", помидор "пионерский", лук-порей, в котором больше всего витаминов... А вы были на участке Залищука? - вдруг метнул из-под бровей взглядом Крапивцев. - Видели, что у него там растет? Сорняк отборный... Я не торгаш, не спекулянт, чужой труд не пользую, а Борису Сергеевичу мои грядочки и яблоньки глаза выели... Зависть - и все... Я вот думаю, что...
   - Ну, хорошо, - перебил его Коваль, - вернемся к нашим баранам. Расскажите о последней встрече с Залищуком.
   Крапивцев поперхнулся на полуслове.
   - О каких баранах говорить?
   - Это такая пословица, - пояснил Коваль. - Означает, что вернемся к нашим делам. Меня интересует тот вечер...
   - Ага. Притащился Борис уже под мухой... Я знаю, что, когда он подвыпьет, от него не просто отвязаться. Ну, поставил вино, закуску.
   - А вино, которое пили, осталось?
   - Из графинчика наливаю.
   - Где он?
   Крапивцев поднялся и достал из буфета простенький графинчик. Коваль посмотрел содержимое на свет: на дне виднелся красный осадок.
   - Возьмем на анализ, - сказал подполковник. - Вы тоже с ним пили?
   - Пустяк, чтобы скандала не было.
   - Только вдвоем выпивали?
   - Зятя к вину не допускаю, а жена, - он кивнул в сторону дивана, где сидела перепуганная женщина, - в рот не берет.
   - Больше ничего не пили?
   - Только это. Самодельное... В магазине не покупаю.
   - Борис Сергеевич много выпил?
   - Да нет, он уже и так был тепленький...
   - Зачем же вы его угощали?
   - Иначе не отвяжешься... Пускай, думаю, беда спит.
   - Вот и заснул... Навсегда. - Коваль потер бровь, которая вдруг зачесалась. - Так сколько же выпил у вас Залищук?
   - Один или два стакана. Точно не помню...
   - Как он себя чувствовал, когда уходил?
   - Для него нормально.
   - То есть как "нормально"?
   - На ногах держался, хотя и не твердо...
   - Почему не проводили?
   - Я сам чуть выпил. Да и сколько тут идти... Рядом, можно сказать.
   - Могли бы до межи проводить...
   - А он пошел кругом, переулком, спьяну через проволоку не переволокся бы... Да я и не пустил бы его топтаться по грядкам... - И вдруг в глазах Крапивцева загорелась надежда. - А может, он еще где-то побывал после меня?.. Друзей по рюмке у него хватает.
   - Когда он ушел от вас?
   - Я на часы не смотрел. Таисия не скоро крик подняла. Не иначе блуждал где-нибудь...
   Коваль вспомнил выводы экспертизы о времени смерти Залищука и решил допросить членов семьи Крапивцева, чтобы уточнить это.
   Лейтенант Струць, так ничего толком и не добившись у молодых людей, пришел в комнату, где Коваль допрашивал Крапивцева, и уселся на диван рядом с женой хозяина.
   Обыск и допросы кончились тем, что были изъяты банка с настойкой и графинчик со стаканами. Требовалось провести экспертизы и установить, идентичен ли найденный во дворе Залищука стакан с остальными.