Кашшаи Ференц. Телечеловек

   Допустим, Нилл искал меня и, не найдя, отвез в клуб телевизионную установку, чтобы в порядке смелого эксперимента использовать ее для воспроизведения моей лекции. Но это слишком дерзкая и поистине "сенсационная" идея! К тому же установка в лучшем случае могла воспроизвести только вступительную часть лекции - ровно столько, сколько я успел передать в студии на ее запоминающее устройство.
   Я опустил до отказа стекло автомобиля; в машину ворвался прохладный, чудесный воздух, какой обычно бывает после дождя. Я с жадностью вздохнул полной грудью. Дождь только что перестал. Мостовая сверкала влажным блеском. Казалось, будто неоновые огни реклам насмешливо подмигивают мне, как бы намекая, что кто-то, выдающий себя за профессора Бирминга, свободно разгуливает нынче вечером по улицам города.
   Автомобиль свернул в парк, в центре которого высилось здание клуба, и, бесшумно проскользнув между вековыми деревьями, в горделивом безмолвии застывшими вдоль аллеи, резко затормозил у подъезда. Едва я успел войти в роскошный вестибюль с колоннами, как сразу заметил, что атмосфера приветливости и уюта, обычно царящая в клубе, на сей раз чем-то нарушена. Члены клуба, важные господа во фраках, собравшись группами, оживленно беседовали. Кто-то из них, заметив мое появление, обратил на меня внимание остальных. Все как один повернулись в мою сторону.
   "Не иначе пялят глаза на мой костюм, - подумал я. - Но не ехать же мне домой переодеваться!"
   Я обвел взглядом вестибюль, тщетно разыскивая Нилла Керсена. И только было хотел направиться в салон, как внезапно ко мне подскочил какой-то здоровенный детина. Не дав опомниться, он на ходу навел на меня объектив фотоаппарата и, щелкнув затвором, заснял. От удовольствия его широкое, губастое лицо расплылось в неудержимой улыбке. Трудно было представить, что эти растянутые до самых ушей губы способны выговаривать какието слова, но, к моему глубокому удивлению, он выпалил:
   - Господин профессор! Ваша сегодняшняя лекция произвела фурор!
   "И он о "моей лекпии", - промелькнуло у меня в голове. Значит, Дотти Скотт ничего не преувеличила?"
   - Газета дала мне задание взять у вас интервью. Чем вы руководствовались, утверждая...
   Однако репортеру не удалось закончить фразу. Его оттеснили сбежавшиеся со всех сторон корреспонденты других газет.
   Я вконец растерялся. Мне во что бы то ни стало нужно отыскать Нилла, а тут приходится давать интервью по поводу "моего" выступления!
   Журналисты, перебивая друг друга, забросали меня вопросами. Поднялась невообразимая сумятица. Нечленораздельные крики и обрывки фраз слились в форменную какофонию. Лишь на какое-то мгновение, подобно вспышкам магния, мое сознание пронизывали бессвязные слова, отдельные скороговоркой произнесенные фразы:
   - Интерв...
   - Вы сказали...
   - Значит, по-вашему, война...
   - Как вы понима...
   В этот миг, глядя поверх толпы, я вдруг увидел Нилла Керсена и Дотти Скотт. Они медленно спускались по широкой лестнице, ведущей в салон, и, улыбаясь друг другу, преспокойно беседовали. Нилл предложил Дотти сигарету и предупредительно чиркнул спичкой.
   Назойливость репортеров вывела меня из терпения. Воспользовавшись короткой паузой и стремясь избавиться от них, янеобдуманно выпалил:
   - И не спрашивайте! Я сам ничего не знаю, ровным счетом ничего!
   Эти слова как громом поразили всех. На лицах озадаченных репортеров появилось выражение крайнего изумления. Видимо, я переборщил. Пожалуй, раз уж выступление приписывалось профессору Бирмингу, следовало взять всю ответственность на себя.
   Пытаясь как-то поправить дело, пока еще не поздно, я примирительно произнес:
   - Лекция как лекция. Ничего особенного.
   Словом, чего уж тут скрывать, "интервью" оказалось маловразумительным. Но так не хотелось, чтобы газетчики подняли шум вокруг всей этой загадочной истории!
   Пока корреспонденты с лихорадочной быстротой что-то записывали в свои блокноты (любопытно, что именно они строчили?), я пробился сквозь толпу навстречу Дотти и Ниллу.
   Лицо Нилла не отражало ни малейших следов угрызения совести или смущения. Он направлялся ко мне со своей обычной приветливой, несколько сдержанной улыбкой. Выражение его лица хранило еще следы нежности, оставленные интимной беседой с Дотти. Беглого взгляда на него было достаточно, чтобы полностью отмести подозрение в похищении аппарата, а тем более в покушении на мою персону! Уж если бы он действительно завладел моим изобретением, то постарался бы давно скрыться и, во всяком случае, не заявился бы в клуб. А что, если... Н прежняя догадка с новой силой вспыхнула в моей памяти. Нет, нет, об этом даже подумать страшно... Мне было бы во сто крат легче, если бы преступление совершил именно Нилл!
   Нужно немедленно переговорить с ним с глазу на глаз. Но Дотти встретила меня такой очаровательной улыбкой, что просто духу не хватило оставить ее в одиночестве. Пришлось на некоторое время отложить объяснение с Ниллом.
   - Дорогой профессор, Нилл в восторге от вашей лекции!
   - О, милая Дотти, у меня не меньше оснований быть в восторге от Нилла.
   При этих словах я метнул подозрительный взгляд в его сторону, но лицо молодого человека сияло безмятежной радостью.
   - Где же госпожа Лиан? Почему ее нет с вами? - поинтересовалась Дотти.
   - А разве она была здесь?
   Дотти и Нилл уставились на меня. К счастью, я вспомнил свой разговор с вахтером и просьбу мнимого Бирминга, чтобы Лиан позвонила ему в клуб. "Так значит, Лиан приехала прямо сюда. - На какой-то миг я закрыл глаза, чтобы скрыть охватившее меня смятение, и попытался овладеть собой. - И мой теледвойник встретился с ней!.."
   - Извините, Дотти, но мне крайне необходимо переговорить с Ниллом с глазу на глаз.
   Кажется, девушка и сама догадалась, что произошло что-то необычное.
   - Может, вам лучше подняться наверх, в малую гостиную, предложила она с несвойственной ей робостью, неуверенным жестом откинув со лба прядь белокурых волос.
   - Зайду за тобой, как только освобожусь, - бросил Нилл.
   Десятки любопытных взглядов провожали нас до самой двери гостиной.
   Нилл заговорил первым:
   - Господин профессор, я даже представить себе не мог возможности столь быстрой эволюции.
   - ?
   - Я имею в виду эволюцию ваших взглядов.
   - Моих взглядов?
   Нилл явно растерялся, не зная, как реагировать на эти вопросы. С трудом поборов робость, он пытался продолжить прерванную мысль:
   - Вашу позицию по вопросу о войне... словом, вы прекрасно понимаете, господин профессор, о чем я говорю...
   - Да, да, разумеется, продолжайте, пожалуйста.
   - Конечно, вы наживете немало врагов, но я полагаю... нет, пожалуй, это не то слово... я абсолютно уверен, что...
   - Нилл, - перебил я, - напомните, пожалуйста, что именно я говорил сегодня вечером о войне?
   С этими словами мы вошли в гостиную.
   Сквозь плотно обитую дверь не проникало ни малейшего звука. Мягкие, удобные кресла располагали к откровенной, доверительной беседе. Но нам, видимо, недоставало полного взаимопонимания. Разговор не клеился.
   Мне не раз доводилось беседовать с Керсеном на самые различные темы. Нилл всегда был со мной откровенен и порой высказывал такие суждения, которые, доведись их слышать кому-нибудь из начальства, могли бы привести к серьезным последствиям. Признаться, воззрения Нилла, по молодости склонного к радикальным, свободолюбивым идеям, обычно не приводили меня в особый восторг. На сей раз я и подавно не испытывал ни малейшего желания вступать в дискуссию по этому поводу.
   Мой последний вопрос так поразил Нилла, что он долго не мог прийти в себя.
   - А разве вы, господин профессор, забыли...
   - Представьте, Нилл, - прервал я его, - решительно ничего не помню. Но зачем же вы-то притворяетесь, будто обо всем забыли?
   - Помилуйте, господин профессор...
   - Не перебивайте. Дайте мне кончить. Что вы натворили? Отвечайте, где телевизионная установка и что с ней стало?!
   Огорошенный Нилл от изумления совершенно лишился дара речи.
   - Вы имеете в виду батареи, господин профессор? - запинаясь, выдавил он.
   - Нет! Я говорю о моей телевизионной установке!
   - Но ведь я уже докладывал вам, господин профессор...
   - Когда и кому докладывали?
   Нилл побледнел.
   - Господин профессор, я вас решительно не понимаю.
   - Вы отлично понимаете, о чем идет речь.
   - Когда мы вместе с вами вышли из лаборатории, я подробно рассказал вам об обнаруженном дефекте в батарее...
   - Погодите. Я же вам сказал, что ничего не помню. Когда вы рассказывали?
   - Когда мы вышли из "Дворца".
   Я невольно подался вперед. Видимо, в эту минуту у меня был столь угрожающий вид, что Нилл инстинктивно отпрянул назад.
   - Имейте в виду, Нилл, все, что вы сейчас говорите, чрезвычайно важно!
   - Но, бога ради, что произошло? Скажите же наконец! Умоляю вас...
   - Это вы должны обо всем откровенно рассказать! Выкладывайте, что произошло после того, как вы поднялись в лабораторию проверить батареи.
   Нилл нерешительно переминался с ноги на ногу.
   - Ну, говорите же.
   - Только я собрался доложить вам об обнаруженном дефекте...
   - Дальше.
   - ...Как вы вошли в студию.
   - А потом?
   - Но ведь, господин профессор...
   - Что было потом, я вас спрашиваю?!
   - Потом мы отправились в клуб. По дороге я подробно рассказал вам о неисправности...
   - Вы не заметили во мне ничего особенного?
   - Тогда еще нет.
   - Так. Значит, позже все-таки заметили. И когда же?
   Нилл покраснел.
   - Не стесняйтесь. Тут не до церемоний!
   - Если начистоту, - только сейчас, господин профессор.
   Сколько раз мне приходилось впоследствии вспоминать об этой беседе!
   Нилл в эту минуту был серьезен как никогда, и все-таки я его одернул:
   - К черту ваши шутки! Мне сейчас не до них!
   Нилл промолчал. Мне вдруг стало жаль его. Я подумал, не проще ли сказать ему прямо: "Нилл, "репродуцированный Бирминг" исчез. Его кто-то похитил. Я подозреваю вас. Что вы можете на это сказать?" Однако какой-то внутренний голос предостерегал меня от этого шага: "Не раскрывай всего Ниллу, ведь если окажется, что твой двойник вовсе не похищен..."
   - Нилл, поймите: все, что произошло за последние несколько часов, совершенно изгладилось из моей памяти. Очевидно, я совершил нечто такое, за что теперь должен нести ответственность. Поэтому мне необходимо знать все до мельчайших подробностей - что я говорил и что делал.
   - Не хотите ли вы этим сказать, господин профессор, что прочли свою лекцию в невменяемом состоянии?
   - Вот именно, Нилл. Продолжайте.
   Да, признаться, у Нилла было куда больше оснований отнестись ко мне с неподдельным состраданием. Он испуганно смотрел на меня. Что ж, винить его нельзя, внешне мое поведение не оставляло никаких сомнений в том, что Ниллу приходится иметь дело с умалишенным.
   - Господин профессор... Может быть, вы все-таки объясните, что с вами происходит? - с трудом выговорил он.
   - Сколько же можно повторять, Нилл: вопросы задаю я, ваше дело отвечать qa них!
   - Хорошо, хорошо. Так вот, господин профессор, вы рассказывали о своей юности. Говорили, что люди должны постоянно дерзать, добиваться осуществления своей сокровенной мечты.
   - Дальше.
   - А потом призывали меня хранить верность идеалам и не соглашаться ни на какие компромиссы.
   - Словом, я подстрекал вас к бунту?
   - Такого слова произнесено не было, господин профессор, вы лишь сказали, что наука должна способствовать не только техническому, но и общественному прогрессу.
   - Как же вы реагировали на это?
   - Я был бесконечно счастлив; признаться, для меня явилось полной неожиданностью, что господин профессор столь последовательно разделяет мои взгляды.
   - Гм, интересно! Дальше, Нилл, постарайтесь вспомнить все как можно точнее. И что же, мы шли пешком?
   - Господину профессору захотелось прогуляться после дождя. Мы решили пройтись по Национальному парку, но затем господин профессор вспомнил, что ему необходимо переодеться.
   - Ах, переодеться?
   - Да, к лекции.
   По мере того как я убеждался в искренности Нилла, во мне нарастало ощущение неотвратимой беды, такое чувство, словно я проваливаюсь в бездонную пропасть. Все мое существо безжалостно сжимали какие-то чудовищные тиски...
   - Интересно, где же я переоделся?
   - Разумеется, у себя дома.
   - На проспекте Крети?
   - Да, на вилле.
   - Вы проводили меня прямо домой?
   - Да.
   - А как мы добрались туда?
   - Помнится, вы, господин профессор, сказали, что не прочь хоть разок попробовать, как ездят простые смертные...
   - Простые смертные?
   - Да.
   - Стало быть, мы поехали на автобусе?
   - Нет, в метро.
   - А потом?
   - Вы переоделись, а затем мы направились сюда, в клуб.
   Мой мозг работал с молниеносной быстротой, и вместе с тем казалось, что в голове не рождается ни одной сколько-нибудь разумной мысли. Так что же, выходит, мой теледвойник является ко мне домой и ведет себя там, как хозяин? В таком случае напасть на его след и задержать несложно. Но насколько все это вероятно? Уму непостижимо...
   - Как мы добирались сюда?
   - На машине господина профессора.
   - Какой именно?
   - На синем "Беккере".
   - И вы утверждаете, что в клубе я выступил с докладом?
   - Разумеется!
   - Ну, а потом?
   - Незадолго до вашего выступления позвонила госпожа Лиан.
   - Не тяните, Нилл.
   - Вскоре она приехала сюда; очевидно, вы пригласили ее. После доклада вы вместе с ней сели в машину.
   - Куда мы отправились?
   - Вы не сказали.
   - А с вами мы о чем-нибудь условились?
   - Нет. Впрочем, договорились, что завтра утром продолжим эксперименты.
   - Где именно?
   - В нашей студии, во "Дворце".
   - Там, где находился "репродуцированный Бирминг"?
   - Да. Дело в том, что тот же дефект может обнаружиться в любой другой батарее...
   - В чем же, собственно, заключается этот дефект?
   - Происходит самопроизвольный контакт ступени бета-батареи с зоной гамма-лучей и в результате - короткое замыкание. При незначительном изменении конструкции этот недостаток легко устранить.
   - Согласен.
   Нилл вопросительно взглянул на меня, как бы ожидая дальнейших объяснений.
   - Нилл, как вы собираетесь провести остаток вечера и ночь?
   - Часов до 12 пробуду с Дотти в клубе, потом поеду домой.
   - Минутку, Нилл. Мне хотелось бы удостовериться, действительно ли все было так, как вы говорили. Не откажите в любезности позвонить ко мне на виллу, на проспект Крети. Выясните, пожалуйста, когда я ушел из дому. Трубку сразу же передайте мне: я хочу сам услышать ответ.
   Бедняга Нилл, какое Же испытание выпало на его долю в этот злополучный вечер! Дрожащей рукой он набрал номер.
   К телефону подошел Давид, мой слуга.
   - Добрый вечер! Говорят из клуба Бэклахэм, попросите, пожалуйста, профессора Бирминга... Уехал? Когда? Без четверти восемь? Благодарю вас.
   Я отчетливо слышал ответы.
   - Вам нездоровится, профессор?
   Признаться, вся эта комедия мне изрядно надоела, но иначе не удалось бы выудить у Нилла ни единого слова о похождениях мнимого Бирминга. Интуитивно я чувствовал что попрежнему должен хранить в строжайшей тайне этот из ряда вон выходящий случай. Волей-неволей приходилось продолжать спектакль.
   - Да, Нилл. Прескверно себя чувствую.
   - Что-нибудь случилось?
   - Длинная история. Как-нибудь в другой раз.
   - Могу ли я чем-либо вам помочь?
   - Да, да, безусловно.
   - К вашим услугам. - Нилл церемонно поклонился.
   - Пока прошу вас об одном: постарайтесь задержаться в клубе до полуночи, как намечали, а в полночь отправляйтесь домой. Ночью я вам позвоню, возможно даже не один раз.
   - А не лучше ли проводить вас домой и остаться с вами на ночь?
   - Благодарю вас, Нилл, этого не нужно. И, предупреждаю, поступайте, как договорились. Это в ваших же интересах.
   У меня даже мелькнула мысль, не лучше ли позвонить в полицию и недолго думая посадить Нилла за решетку, обвинив его в похищении "репродуцированного Бирминга". Однако я тут же отверг эту мысль. Ясно, что Нилл говорил чистую правду. Это подтвердил и Давид, мой слуга. Но, с другой стороны, не могу же я рисковать и допустить, чтобы все случившееся было предано гласности. К тому же сейчас невозможно предугадать, к каким последствиям приведет это происшествие. В течение этой ночи я должен убедиться, действительно ли мой двойник обрел самостоятельное существование или тут замешан Нилл. Если вопреки нашей договоренности Нилл сбежит, его виновность будет доказана, и тогда придется поднять на ноги полицию.
   Провожаемый тревожным взглядом Нилла, я вышел из клуба, преисполненный решимости найти и обезвредить искусственно созданного профессора Бирминга. Уже в тот момент у меня не оставалось сомнения, что в результате моего недосмотра биокамеры случайно были включены.
   НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В КЛУБЕ БЭКЛАХЭМ! ПРОФЕССОР БИРМИНГ
   ВЫСТУПАЕТ ПРОТИВ НАШЕГО ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ
   Сегодня вечером в клубе Бэклахэм профессор Бирминг выступил с лекцией "Наука и будущее человечества", которую ожидали с огромным нетерпением. В переполненном до отказа конференц-зале клуба можно было встретить наиболее знатных особ и выдающихся деятелей нашей столицы, приехавших на выступление всемирно известного ученого. Среди собравшихся был Моресс К. Эррестон, вице-председатель сената, с супругой. На госпоже Эррестон было вечернее платье из фосфоресцирующего материала, которое произвело колоссальное впечатление на присутствующих. Если смотреть на него с разных сторон, оно приобретает не только самые различные оттенки, переливаясь яркими красками, но и совершенно новый покрой и фасон. Однако наибольшую сенсацию произвело выступление профессора Бирминга. Обычно лояльный, неизменно здравомыслящий ученый, далекий от политики и широко известный своей гуманностью, человек независимых суждений, что не позволяло ему примкнуть ни к одной политической партии, на сей раз пренебрег своими принципами и допустил крайне резкие выпады в адрес общественного строя Миклана.
   Вот что заявил Бирминг: "В наши дни много говорят о войне. В решении вопроса - быть или не быть войне - многое зависит от науки. Ученые не имеют права оставаться в стороне от борьбы народов за упрочение мира, они обязаны открыто выступать перед широкой общественностью. Необходимо разъяснять людям, что противоречия и столкновения интересов, противопоставление друг другу различных индивидуумов, групп, народов и стран проистекают отнюдь не из самой природы человека, они ей вовсе не присущи...
   Нам, деятелям науки, надлежит выполнить благородную миссию: нести правду в народ, е,сли мы хотим оправдать высокое звание ученого. Наука всегда активна в борьбе за прогресс, и мы должны неустанно проявлять эту активность! Мы обязаны создать общество, которое зиждется на признании общности интересов всего человечества. В наши дни величайшее благо человечества - прочный мир. Но решение вопроса о войне и мире не должно быть привилегией отдельных лиц. Иначе говоря, право решать столь жизненно важные для народов вопросы не может быть узурпировано отдельными личностями, подобно тому как они распоряжаются своей частной собственностью. Господству частной собственности приходит конец!"
   Слова профессора Бирминга буквально ошеломили собравшихся. Они встретили речь ученого гробовым молчанием (если не считать жидких аплодисментов отдельных почитателей). Однако атмосфера в зале постепенно накалялась и достигла апогея, когда слушатели начали задавать вопросы лектору.
   - Вы что, стали красным? - в упор спросил известный банкир Хиггенс.
   Профессор Бирминг, насупив брови, некоторое время обдумывал ответ, затем возразил с иронией:
   - Вы столь бесцеремонно подчеркнули свое презрение, господин банкир, словно сомневаетесь, имеется ли у меня вклад в банке. Смею вас заверить, имеется, но только не в вашем. Надеюсь, вы удовлетворены?
   Ответ Бирминга вызвал в зале ропот неодобрения.
   Дж. Акхим, глава правительства штата Среднего Миклана, спросил:
   - Значит ли ваше выступление, профессор, что вы сторонник общества, созданного по принципу коллективизма?
   - Я сторонник любой разумной идеи! - парировал ученый.
   Ответив еще на несколько вопросов, профессор Бирминг неожиданно заявил, что в настоящий момент он не располагает временем и на остальные вопросы охотно ответит в следующий раз.
   Столь бесцеремонный уход только подлил масла в огонь. Наш специальный корреспондент обратился к некоторым общественным деятелям, присутствовавшим на лекции, с просьбой высказать свое мнение по поводу этого беспрецедентного выступления. Приводим выдержки из их ответов:
   С. Редди (директор Юго-Восточной нефтяной компании) : "По-моему, профессор Бирминг стремится поразить нас политическими сенсациями, поскольку он уже не способен удивить мир научными открытиями. Не думаю, чтобы его откровения следовало принимать всерьез".
   Г. Рихардс (председатель сенатской комиссии по делам просвещения, профессор университета): "Я давно знаю коллегу Денни Бирминга и считаю его талантливым ученым. У него, безусловно, выдающиеся способности. Но вряд ли я кого-нибудь удивлю, если скажу, что он не политик. Профессор Бирминг гуманист. Я мог бы привести его же собственные слова из только что прочитанной лекции "Наука и будущее человечества" (цитирует на память): "Никому не дано права говорить от имени всего человечества, ибо каждый человек - это всего лишь отдельный индивидуум. Поэтому выступать от имени всего человечества означает, по существу, не более как говорить от имени отдельной личности, отдельного индивидуума. Любая концепция, исходящая из принципа коллективизма, таит в себе серьезную угрозу личности. Допустима лишь одного рода общественная идея: такая договоренность между людьми, в соответствии с которой они перестанут навязывать друг другу свои идеи и свой волю". Сегодняшнее выступление профессора Бирминга находится в вопиющем противоречии со взглядами, которых он придерживался до сего времени, и мне кажется, оно объясняется политической неискушенностью моего ученого коллеги".
   Сообщение, полученное после того, как приведенный выше материал был уже сверстан:
   БИРМИНГ ИДЕТ НА ПОПЯТНУЮ!
   Примерно через час после своего внезапного ухода профессор Бирминг вновь появился в клубе Бэклахэм. Одетый в свой обычный рабочий костюм, он выглядел явно смущенным и даже встревоженным. Пытаясь вначале уклониться от ответов на многочисленные вопросы журналистов, Бирминг вынужден был все же заявить: "И не спрашивайте! Я сам ничего не знаю!" И добавил, уже более примирительным тоном: "Лекция как лекция. Ничего особенного". Не означает ли это замечание, что профессор Бирминг выступал с лекцией в состоянии аффекта?"
   Восстанавливая сейчас события того памятного вечера, я должен со всей объективностью признать, что и впрямь производил впечатление невменяемого. Суди сам, читатель: может ли человек в здравом уме доискиваться истины, интересуясь тем, что он сам сделал или сказал и куда направился. Но не мог же я признаться, что тот Бирминг - это вовсе не я. Вот и пришлось мне взять на себя столь неблаговидную роль и играть ее до конца. Я пустился по следу своего "двойника" в надежде помешать ему натворить таких дел, которые мне, истинному Бирмингу, грозили непредвиденными последствиями.
   Когда я пришел к Лиан, та удивилась не меньше Нилла, но затем успокоилась, решив, что я несколько поглупел от радости по поводу столь выдающегося научного открытия.
   - Хелло, профессор! Ведь вы собирались спать? - шутливо встретила она мое появление.
   - С чего вы взяли, дорогая?
   - А разве не вы сами недавно заявили мне, что после всех треволнений непременно должны отдохнуть?
   - Отдохнуть? Где?
   Лиан бросила на меня насмешливо-удивленный взгляд:
   - Разумеется, у себя дома!
   - Да, да! Вы правы... Простите за столь поздний визит... Столько волнений! Мне действительно пора домой.
   - Дорогой профессор, не собираетесь ли вы раскачиваться, как маятник, между проспектом Крети и моим домом?
   - Не шутите, Лиан, на мою долю нынче выпало столько всего...
   - Я по крайней мере знаю лишь о ваших поразительных экспериментах. Вы с таким жаром рассказывали о них!
   - Разве? - недоуменно переспросил я.
   В темных глазах Лиан вспыхнула тревога.
   - Я велю приготовить крепкий кофе, хорошо?
   И она потянулась было к звонку, но я ее отстранил. Прикоснувшись к ее руке, я почувствовал, как дрожат мои пальцы.
   - Прошу вас, Лиан, расскажите все по порядку.
   - О чем, мой дорогой?
   - О каких экспериментах я рассказывал?
   - Помнится, вы говорили, что человечество обогатилось эпохальным открытием - колоссальным достижением современной цивилизации, способным ускорить прогресс, придать ему невиданный размах... Но, бога ради, чем вы так встревожены?
   - Лиан, мне грозит непоправимая беда.
   - Уж не присвоил ли кто-нибудь ваше изобретение?
   - Гораздо хуже. Главное, я сам во всем виноват. Но прошу вас, продолжайте.
   Поднявшись со стула, Лиан принялась порывисто ходить по комнате. Пушистый ковер полностью поглощал звук ее шагов, и это еще больше раздражало меня, усугубляя и без того тягостное молчание. Я заранее знал, о чем она станет спрашивать, и прекрасно понимал, что лучше всего самому откровенно признаться во всем. Может быть, нам вдвоем и удалось бы найти выход из создавшегося положения. Но так не хотелось впутывать Лиан в эту историю: ведь тот, кого посвящают в тайну криминального дела, невольно становится соучастником преступления.