Кашшаи Ференц. Телечеловек

   - Денни, почему бы нам не поговорить начистоту? - Слова Лиан прозвучали вдруг необычайно торжественно. На какое-то мгновение мне даже показалось, будто она находится на сцене. Мой же голос звучал глухо, как у охрипшего суфлера.
   - Лиан, прошу вас, будьте снисходительны. Для меня все это очень важно, все, до мельчайших подробностей. Что еще я говорил вам о своем изобретении?
   Приходилось все время контролировать себя, чтобы не проговориться о мнимом Бирминге, не назвать его в третьем лице, иначе говоря, взять на себя все, что бы он ни натворил и ни наговорил. Довольно курьезный случай проявления солидарности!
   Лиан как-то сразу сникла. Замолчав, она села, лицо ее вдруг стало грустным.
   - Вы, Денни, не только крупный ученый, но и талантливый актер. У вас необычайный дар перевоплощения и умение с поразительной быстротой менять свое настроение... Еще так недавно вы сидели здесь, окрыленный победой, а теперь... Что же могло произойти за столь короткий срок?
   - Со временем узнаете. А теперь расскажите же, наконец, что я говорил вам о своем открытии?
   - Денни, почему вас это так волнует? Не понимаю, какая опасность может вам грозить? Перестаньте вести допрос. Ведь вы вернулись, чтобы разделить со мной свою радость, не так ли?
   Теперь пришла моя очередь шагать из угла в угол. Мне во что бы то ни стало нужно выяснить, что известно тому, другому Бирмингу, о моем изобретении. Но как это сделать, чтобы не вызвать подозрения Лиан?
   - Лиан, дорогая, вы знаете меня давно... И, наверное, лучше, чем любую свою роль.
   - Вы, профессор, для меня непостижимы, вы сложнее самой трудной роли.
   - Лиан, я рассказывал, в чем суть моего изобретения?
   - Из ваших восторженных слов я могла лишь понять, что речь идет о чем-то выдающемся, грандиозном, доселе невиданном... Но чем же вызваны ваши опасения?
   - А о принципе работы установки я тоже говорил?
   - Вы утверждали, что телевидение стоит на пороге величайшей технической революции, которая, несомненно, произведет колоссальный переворот в жизни всего человечества. Но как же тогда понять ваши слова, что вы сами во всем виноваты?
   - А так, что я поделился своим открытием с одним человеком и тот присвоил его и всю техническую документацию в придачу.
   - Кто же это?
   - Я сам, Лиан.
   По выражению ее лица было видно, что я совершил новый промах. К счастью, Лиан поспешила мне на выручку, бросив, как утопающему, спасательный круг. Она мягко спросила:
   - Денни, ты очень боишься, что твое открытие могут использовать совершенно в иных целях?
   Мы говорили друг другу "ты" только в самые интимные минуты.
   - Да, да, Лиан.
   - Но если тебя это так пугает, ты ведь не допустишь, чтобы дело приняло такой оборот...
   - Ox, дорогая, порой не все от нас зависит.
   - Тогда до поры до времени ты должен сохранить все в тайне!
   О, скольких усилий стоило мне, чтобы удержаться и не воскликнуть: в том-то все и дело, что сейчас это уже невозможно; мой теледвойник, то есть я сам и в то же время не я, прикрывается моим именем! Он знает все, что известно мне самому, приходит ко мне на квартиру, как к себе домой, словом, настоящий Денни Бирминг! И он ни за что не отвечает, за все в ответе я. При этой мысли я содрогнулся: что же, выходит, он волен делать все, что ему взбредет в голову, как ничем и никем не ограничиваемый в своих поступках индивидуум! В его власти опозорить, дискредитировать меня, ни в чем со мной не считаться...
   - Теперь ты понимаешь, Лиан, что я совершенно выбит из колеи? Вспомни, не приводил ли я сегодня каких-нибудь технических данных и не объяснял ли принцип устройства аппарата? Не говорил, в чем именно заключается само открытие?
   - Ты мне не верить, Денни? Неужели ты всерьез думаешь, что я способна предать тебя?...
   - Побойся бога, дорогая, мне надо лишь собраться с мыслями.
   - Ты утверждал, Денни, что говоришь мне то, что позволяешь сказать лишь самому себе, - медленно произнесла Лиан.
   Наши взгляды встретились... "Самому себе?" Это меня ничуть не удивило. После всего случившегося такая фраза вполне объяснима и закономерна для моего двойника. Но любопытно, какое же значение приобретали мои действия или слова именно теперь, когда они совершались или произносились не мной самим...
   - Так оно и есть, Лиан. Ну, и дальше?
   - ...что доверяешь мне больше, чем самому себе.
   Как же может доверять самому себе тот, кто, в сущности, вовсе и не является самим собой?!
   - Лиан, все это верно... Но я, вероятно, наговорил кучу нелепостей. В том состоянии, в каком я был... Вряд ли у тебя сложилось ясное представление обо всем.
   - Денни, ведь я никогда даже и не пыталась просить, чтобы ты посвящал меня в свои дела больше, чем ты сам сочтешь нужным.
   - Но я и без того не таил, что было у меня на душе. Правда?
   - Да, Денни. Ты говорил чудесные слова...
   - Ты помнишь их?
   - Разве такое можно забыть? Ты говорил, Денни, что однажды уже испытал горечь разочарования и даже не представлял, что после Люси способен еще раз полюбить кого-то на всю жизнь... Да и сама жизнь представлялась тебе мгновенной вспышкой пламени, вслед за которой наступает тление и угасание... Но потом ты понял, что ничто не вечно под луной, все проходит, даже чувство разочарования. Денни, дорогой, я напоминаю тебе это потому, что, мне кажется, ты снова стал прежним: пытливым, полным сомнений, мудрым! Вспомни, не так давно ты утверждал, что мудрость - это вера во что-то.
   - Я так сказал?
   - Да, да, Денни, и не делай вид, будто ты все забыл. Ведь все это было так недавно.
   Бедняжка Лиан! Она догадывалась, что я скрываю от нее что-то. Она многое отдала бы за то, чтобы вновь видеть меня таким, каким видела того, другого Бирминга, по ее словам, "так недавно".
   - Прошу тебя, дорогая, продолжай.
   - Хорошо, продолжу, если это действительно поможет тебе собраться с мыслями. Ты сказал, что своим открытием обязан этой вере, поскольку работа - это не бегство от жизни; созидательный труд - это сама жизнь, в светлые начала которой человек должен верить...
   Нас прервал телефонный звонок. Лиан взяла трубку. По обрывкам слов я мог догадаться, что спрашивают меня. Лиан действительно передала трубку мне. И хотя голос на другом конце провода перешел почти в шепот, я узнал его сразу: то был мой собственный голос.
   - Говорит Денни Бирминг, - раздался приглушенный шепот. Вы профессор Бирминг?
   - Да. Слушаю вас. - Эти слова - о ужас! - я произнес так же приглушенно, как тот, другой "Бирминг"...
   - Никто, кроме вас, меня не слышит?
   - Нет, я держу трубку у самого уха, - ответил я, удивляясь не столько его словам, сколько тому, что я еще в состоянии произносить нечто членораздельное.
   - Пусть вас не раздражает мой шепот, - продолжал голос на другом конце провода, - я нарочно говорю так тихо, чтобы не вызвать подозрение у Лиан. Мне хотелось бы поставить вас в известность, что я взял пару ваших костюмов, а также прихватил несколько незаполненных бланков из чековой книжки. Не обессудьте за эти самочинные действия. Таким уж вы меня сконструировали, я вынужден позаботиться о том, чтобы быть респектабельным. И еще одна просьба: не пытайтесь преследовать меня. Когда понадобится, я сам явлюсь к вам.
   - Откуда вы говорите? - вырвалось у меня.
   - С проспекта Крети, разумеется. Вы уверены, что, кроме вас, меня никто не слышит?
   - Вполне, - ответил я.
   - В таком случае до свидания, профессор! Желаю вам всего наилучшего. Мне пора.
   Едва слышный щелчок возвестил, что нас разъединили.
   - Кто это? - спросила Лиан.
   - Один знакомый, - ответил я с напускным спокойствием.
   Вряд ли стоит подробно останавливаться на том впечатлении, которое производило мое поведение на всех окружающих. Поставьте себя только на минутку на место моего слуги Давида, которому приходилось отвечать на такие вопросы: "Напомните, Давид, куда я должен идти?" или "Я вам случайно не говорил, когда вернусь домой?" Выяснялось, что "я" ни о чем не говорил, однако опустошения в гардеробе и чековой книжке, хранившейся в ящике письменного стола, произвел действительно немалые.
   Совершенно ясно, что нужно было как можно скорее напасть на след "телечеловека". В полном отчаянии я носился по этажам, обшаривая все помещения, углы и закоулки. Однако "репродуцированный Бирминг" не оставил ни малейших следов пребывания в моем доме. Уже совсем потеряв было всякую надежду, я вдруг обнаружил на журнальном столике в своем кабинете лист бумаги, исписанный моим почерком. Пробежав глазами записку, я убедился, что никогда не писал ее. В ней наспех, лаконичным стилем было написано буквально следующее: "2 октября 1968 года. После многочисленных экспериментов благодаря счастливой случайности изыскания неожиданно увенчались успехом. Я оживлен! Жизнь прекрасна! Я буду бороться! Завтра конгресс. Тра-та-та-та! Призывно трубите, горны!"
   В полном изнеможении я опустился в кресло. Но тут же, спохватившись, вскочил и стремглав бросился вниз по лестнице, сопровождаемый недоумевающим взглядом Давида. Усевшись в машину, я на предельной скорости помчался в лабораторию и решил не покидать "Дворца стереоскопического эффекта", пока не докопаюсь до сути дела.
   Машина послушно свернула на авеню Бари. Несмотря на поздний час, по улицам разгуливали шумные толпы людей. Яркие рекламные огни манили ночных гуляк, суля им неизведанные удовольствия. На мгновенье я представил себя в роли случайного посетителя ночного бара, нелепо восседающим на высоком табурете, с которого так беспомощно свисают ноги... Никогда прежде я не впадал в такое безмерно угнетенное состояние из-за жизненных невзгод, как теперь, когда по воле нелепого случая оказался во власти "человека", который принял мое обличье, воспользовался моей одеждой и все же остался мне совершенно чуждым, даже враждебным, хотя он и приходит в мое жилище, как к себе домой, и, судя по всему, принадлежащие мне вещи считает своим законным достоянием!
   Опыты по передаче биоэлектрических токов по телевидению велись уже давно, однако до сих пор результаты были весьма незначительными. Как выразился мой загадочный двойник, "оживление" достигнуто "благодаря счастливой случайности". Что ж, увидим...
   Машина въехала в ворота Монсенского научно-исследовательского телецентра. В свете фар засверкали широкие окна лаборатории. Перед стереотелевизионной студией машина, заскрежетав тормозами, остановилась. Из проходной выглянул заспанный вахтер.
   Теперь, когда я пишу свои воспоминания, передо мной с новой силой оживают картины той ужасной ночи: снова все кажется дьявольским наваждением, каким-то страшным кошмаром. В тот момент я чувствовал себя совершенно обессиленным.
   Скоростной лифт в мгновение ока поднял меня на четырнадцатый этаж. Вот здесь, у лестницы, меня ударили по голове, то бишь "я" сам себя стукнул. А вот и студия, зал стереотелевизионной приемной станции, лаборатория. Здесь хранились все записи с техническими выкладками, формулами, расчетами и описанием изобретения.
   Однако на обычном месте записей не оказалось и никаких материалов обнаружить не удалось. Я схватился за телефон:
   - Алло! Это квартира Нилла Керсена?
   Отозвался сонный, незнакомый мне мужской голос:
   - Керсен улетел с профессором Бирмингем.
   - Вы не ошибаетесь?
   - Я же ясно сказал, улетел с профессором Бирмингем!
   - Куда?
   - На конгресс.
   - На какой конгресс?
   - На антивоенный конгресс, в Бодиэн.
   - Когда они вылетели?
   - Ровно в полночь.
   Вот это сюрприз! Но в ту ночь, готовый ко всему, я уже ничему не удивлялся.
   Приближался рассвет. Я не стал возвращаться домой и не раздеваясь улегся на диване в комнате отдыха рядом с лабораторией.
   6
   Из утренних газет я окончательно убедился, что попал в пренеприятный переплет, из которого не так-то легко выбраться.
   С газетными отчетами я ознакомился в несколько необычной обстановке - в Государственном комитете по научным исследованиям, в кабинете министра. Это произошло после того, как мне удалось на время убедить министра, что мои умственные способности находятся, увы, не б лучшем состояний, правда, по не зависящим от меня обстоятельствам.
   Рано утром раздался телефонный звонок и кто-то весьма вежливо, но не терпящим возражений тоном попросил меня явиться в Комитет по научным исследованиям ровно к двум часам пополудни для консультации с членами правительства по весьма неотложному делу.
   Меня ввели в просторный комфортабельный кабинет министра. Однако на сей раз ни широкий кожаный диван, ни глубокие кресла, ни двери, обитые звуконепроницаемой материей, ни окна, занавешенные плотными гардинами, не создали у меня иллюзии уюта и полной изолированности от внешнего мира. Это объяснялось не только тем, что в кабинете, помимо министра, находился незнакомый мне человек, но главным образом тем, что в пристальном взгляде министра мне почудилась какая-то предвзятость, недоброжелательность, почти нескрываемое раздражение. Однако вначале весь разговор проходил в неизменно учтивой форме. При виде меня министр встал, вышел из-за стола и, протягивая руку, произнес:
   - Прежде чем представить вас нашему гостю, позвольте от души поздравить вас, уважаемый профессор.
   - Простите, господин министр, с чем именно?
   Министр широко осклабился, словно норовя выковырнуть языком кусочек мяса, застрявший в зубах.
   - Ну, ну, не скромничайте! Разумеется, с величайшим, эпохальным открытием, господин профессор.
   Затем, не дав мне произнести ни слова, он представил присутствовавшего в кабинете незнакомца. Мы обменялись рукопожатием. Министр жестом пригласил нас за стол, на котором рядами стояли сверкающие хрустальные бокалы и бутылки виски.
   Наполняя бокалы, министр заметил:
   - В присутствии представителя сената вы можете быть предельно откровенным.
   - Собственно говоря, мне непонятно, что именно хотят от меня услышать...
   Внезапно дверь распахнулась, и в кабинет буквально влетел Монсен. Его взъерошенный чуб и громоподобный бас сразу же внесли какую-то разрядку.
   - Прошу прощения, господа! Задержался на совещании ревизионной комиссии, отчет, обсуждение финансов... Черт возьми, профессор, ну и кашу вы заварили!
   Заметив, что все хранят молчание, как в палате тяжелобольных, Монсен оборвал свою тираду и укоризненно посмотрел на меня.
   Министр поднял бокал:
   - За ваше изобретение, профессор.
   От удивления я только и нашелся, что сказать:
   - Откуда вы о нем знаете?
   Монсен сдвинул свои мохнатые брови:
   - Дорогой Бирминг, в конце концов вы довольно длительное время экспериментируете в нашем телецентре, на наши средства, и я полагаю, что...
   - Но достигнутые результаты - это всего лишь фикция.
   - Фикция? - Министр сделал большие глаза.
   - Разумеется, мы еще далеки от поставленной цели.
   - Но разве не вы громогласно заявили о блестящем завершении экспериментов?
   - Я?
   Все трое уставились на меня. Монсен потирал лоб, остальные, чувствуя неловкость, заерзали в креслах.
   Министр поставил бокал.
   - Значит, господин профессор, вы опровергаете собственные слова?
   - Прежде всего я хотел бы знать, что именно я говорил.
   Министр резко повернулся, опрокинув бокал с золотистым напитком.
   - Не взыщите, уважаемый профессор, но ваши слова... у нас такое впечатление, что вы, простите, не совсем в своем... словом, вы, вероятно, чрезмерно переутомлены.
   - Так оно и есть, - с живостью подхватил я.
   - Тут, как я вижу, собирались делить шкуру неубитого медведя? - презрительно бросил незнакомец.
   - Прошу вас выражаться яснее, - попросил я.
   - Читайте газеты - там сказано достаточно ясно, - заметил министр и, взяв из пачки, лежавшей на письменном столе, свежую газету, сунул ее мне.
   СЕНСАЦИЯ! ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ BEKAI
   ПРИ ПОМОЩИ БИОЭЛЕКТРОТЕЛЕВИЗИОННОГО АППАРАТА МОЖНО РАЗМНО
   ЖАТЬ ЛЮДЕЙ
   Наш специальный корреспондент сообщает из Бодиэна:
   После вчерашнего памятного выступления профессора Бирминга в клубе Бэклахэм его появление на Бодиэнском антивоенном конгрессе ни для кого не явилось неожиданностью. По мнению здешних комментаторов, сенсационное сообщение ученого преследовало главным образом одну цель - привлечь к Бодиэну внимание широкой общественности, до сих пор проявлявшей недостаточный интерес к происходящему здесь конгрессу сторонников мира. Надо признаться, эта цель, несомненно, достигнута. Что же способствовало успеху ученого? О чем он говорил? В переполненном до отказа зале заседания конгресса Бирминг подробно рассказал о, пожалуй, величайшем за всю историю цивилизации открытии. Он заявил, в частности (цитируем дословно):
   "Современная наука достигла невиданных успехов. Но подобно тому как промышленное производство немыслимо без четкого трудового содружества всего коллектива, так и современный уровень развития науки настоятельно выдвигает задачу рациональной организации всего общества. Без этого его гармоничное развитие невозможно. Более того, в противном случае научные открытия могут привести человечество к гибели.
   Теперь позвольте перейти к сущности открытия, которое несправедливо приписывать исключительно мне одному, ибо его осуществление было бы абсолютно невозможно без использования достижений целого ряда ученых всего мира.
   Изобретение основано на следующем принципе. Как с достоверностью установлено наукой, все клетки человеческого организма, все железы, в том числе и железы внутренней секреции, мышечные ткани и т. д., излучают электрические импульсы. Эти сигналы при помощи специальных приборов мы можем улавливать, репродуцировать, транслировать и т. д.
   Об использовании биотоков человеческого организма в лечебных целях вы, вероятно, уже слышали. Несколько лет назад проводились успешные опыты но оживлению.
   Примерно в то же время была сконструирована искусственная рука, электронное запястье которой управляет движениями пальцев с точностью, не уступающей действию нормальной человеческой руки. Электрический импульс, возникающий в силу нервного возбуждения, вызванного мыслью: "Сделаю такое-то движение рукой", улавливают при помощи электродного браслета, затем этот импульс усиливают, трансформируют, и этот эффект приводит в действие искусственную металлическую руку. На аналогичном принципе основано устройство искусственной ноги, снабженной радиолокационной установкой; такая нога реагирует на любое препятствие, даже на неровность почвы.
   С той поры наука и техника шагнули далеко вперед, особенно после того, как были созданы специальные устройства, позволяющие осуществлять дистанционную передачу биотоков от различных органов человека.
   Представьте себе нечто подобное стереоскопическому телевизионному аппарату, который вместе со всеми исключительно сложными компонентами и деталями изготовлен из вещества, состоящего из сверхчувствительных молекул и на ощупь поразительно напоминающего ткань человеческого тела. Это вещество чрезвычайно чувствительно к малейшему воздействию биотоков.
   Ферленские исследователи уже с 1939 года успешно работают над созданием искусственных мышц из пластических материалов. На одной из всемирных выставок они экспонировали микроскопическое синтетическое "мышечное волокно", способное поднять и опустить предмет весом два грамма.
   Ферленские ученые и инженеры недавно осуществили заветную мечту человека - самому летать по воздуху. Несколько недель назад они демонстрировали в нашей столице людей, снабженных специальными придатками к конечностям. Биотоки центральной нервной системы передают волевой импульс "Я хочу летать" особому устройству - искусственным крыльям, благодаря которым человек может подняться в воздух.
   Мышечные волокна, из которых сотканы искусственные крылья, превосходно реагировавшие на импульсы, идущие из мозга, были изготовлены из совершенно нового, никому не известного материала. Этот материал, состоящий из сверхчувствительных молекул, обладает чудесным свойством: под воздействием биотоков, аккумулируемых специальными батареями, размещенными в аппарате, он может принимать форму человеческого тела!
   На экране биоэлектронного аппарата появляется изображение человека (разумеется, наше описание весьма условно, ибо экрана мы даже не видим), причем изображение объемное, в натуральную величину. Однако на батарейный приемник из студии передает не только изображение человека, но и биотоки абсолютно всех органов и систем репродуцируемого человеческого организма: нервной системы, мозга, сердца, мышц и т. д. Вещество из сверхчувствительных молекул, восприняв импульсы биоэлектрических токов, тотчас же начинает функционировать. До тех пор пока "передача" (повторяю, и это выражение также условно, так как в данном случае речь идет о неизмеримо более сложном процессе, нежели обычная телевизионная передача) продолжается, телечеловек, или будем называть его "репродуцированный человек", стоящий перед телевизионной камерой, обладает всеми способностями и особенностями, присущими его "оригиналу", который находится в студии. Это значит, он обладает способностью мыслить, принимать решения, разговаривать, действовать и т. п.".
   Заключительные слова знаменитого ученого были встречены с огромным воодушевлением. Делегаты, стоя, восторженно приветствовали эпохальное достижение научной мысли. Когда возгласы одобрения и бурные овации несколько утихли, профессор Бирминг продолжал:
   "Это историческое достижение современной науки может послужить на благо всему человечеству. Но не следует забывать, что при определенных обстоятельствах оно может навлечь на него и неисчислимые бедствия. Я подчеркиваю со всей ответственностью, что теледвойник является точной копией человека, с которого он репродуцирован, следовательно, было бы грубейшей ошибкой называть его искусственным человеком. Но, дорогие друзья, вы только вдумайтесь как следует, что это означает: ведь достаточно несколько затормозить репродуцирование биотоков мозга и нервной системы на создаваемых нами людей, как мы получим уродливое существо, лишенное, например, таких человеческих качеств, как способность трезво мыслить и чувствовать! С помощью подобных "роботов" можно совершать самые чудовищные злодеяния! Поэтому я еще раз повторяю: обладателем столь важного научного открытия может стать только высокоорганизованное, всесторонне и гармонично развитое общество, общество, в котором будет исключена любая возможность злоупотребления этим открытием и использования его во вред человечеству. В противном случае в любой момент мы можем стать свидетелями ужасных трагедий: существа, лишенные способности мыслить и чувствовать, могут совершать самые неслыханные преступления. В то же время, повторяю, это открытие может стать источником небывалого подъема благосостояния и процветания всего человечества. Мы сможем репродуцировать с одного человека сотни, тысячи копий. Если, например, таким образом воспроизвести меня, то я буду обладать тысячами рук и мне станет под силу обратить вспять многоводные реки, превратить безжизненные пустыни в цветущие края или построить небоскребы до самого поднебесья... В одно и то же время я смогу отдыхать где-нибудь на берегу Тихого океана и прокладывать дорогу в непроходимых джунглях ЮгоВосточной Азии. Человек получит возможность гармонично развивать удивительные способности, которыми его столь щедро наделила природа, и он станет ее властелином. Однако такое всестороннее развитие личности возможно только в рационально организованном обществе. Нельзя допустить использования репродуцированных людей в военных целях!"
   Наш комментатор пишет:
   Если не придавать особого значения словам профессора Бирминга, который недостаточно убедительно объяснил, почему он предоставил пропагандистский материал Бодиэнскому конгрессу, мы должны признать (если только его сообщение не очередной пропагандистский трюк), что стоим перед фактом всемирно-исторического значения. Верная своим традициям левая печать поднимает невероятный шум вокруг всей этой истории и старается нажить на ней политический капитал. Однако мы со своей стороны хотим подчеркнуть ту непреложную истину, что открытия, подобные изобретению профессора Бирминга, возможны только в нашем подлинно свободном мире, в технически развитом обществе и лишь при наличии такого уровня культуры, какого достиг профессор Бирминг. Только свободная личность и общество, способное максимально гарантировать ее священные права, могут создать такие замечательные творения. Этот неоспоримый факт ничем нельзя опровергнуть, даже' совершенно неожиданной политической переориентацией известного ученого и его по меньшей мере странными воззрениями на рационально организованное общество.
   В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС
   Сегодня в полдень профессор Бирминг вернулся в столицу, где, как он заявил, намерен продолжать свои эксперименты.
   "Ну, как?" - прочитал я немой вопрос в глазах моих собеседников, хотя никто не высказал его вслух.
   - Я привык с уважением относиться к убеждениям моих противников и терпеливо выслушивать их точку зрения. - Надо же было сказать хоть что-то!