Касслер Клайв. Атлантида

   – И он еще смеет меня критиковать! – театрально оскорбился Джиордино. – Да по сравнению с твоими страшилками мои звучат невиннее сказок Матушки Гусыни!
   – Что-то не нравится мне вон-то темное облачко на горизонте, – озабоченно заметил Питт, поглядев на небо.
   – Мне тоже. Успеем, как думаешь?
   – За последний час мы прошли двадцать одну милю. Если не будет задержек, то меньше чем через два часа будем на месте.
   Они должны были успеть во что бы то ни стало. Если штурмовая группа спецназа не справится с поставленной задачей, единственной надеждой на спасение останутся Питт и Джиордино, хотя что говорить – двух человек маловато. Но сейчас Питт больше всего опасался нарваться на слабый лед или влететь в не замеченную вовремя трещину. Пока им везло: ледяная пустыня не таила скрытых ловушек под припорошенной снегом поверхностью – сравнительно ровной и гладкой, если не считать застругов и борозд, как на свежевспаханном поле. Если на пути и попадались трещины, Питт замечал их загодя и после быстрой оценки ситуации либо переваливал через препятствие, либо объезжал его.
   Но, должно быть, однообразный ландшафт и ровное гудение дизелей притупили его внимание, потому что очередную трещину шириной не меньше полусотни ярдов Питт заметил, только оказавшись чуть ли не на самом ее краю. Вовремя спохватившись, он быстро крутанул штурвал вправо, машина послушно развернулась и пошла параллельно краю пропасти в каких-нибудь пяти футах от обрыва. Через полмили расщелина сузилась и сошла на нет, и Питт снова лег на прежний курс.
   Сверившись со спидометром, он отметил, что скорость возросла до двадцати четырех миль в час. Должно быть, в недрах машинного отделения «корабля снегов» таились до поры скрытые резервы, которые не без успеха старался выявить Джиордино, родившийся, по его собственным словам, с гаечным ключом в руке. Он увлеченно возился с инжекторами двух огромных дизелей, занимаясь тонкой регулировкой клапанов и варьируя впрыск горючего.
   Впереди по-прежнему простиралась ледяная пустыня – безжизненная, однообразная, зловещая, но одновременно величественная и прекрасная, завораживающая своим безмолвием и бескрайностью. Питт едва успел ударить по тормозам и переключить сцепление, ошеломленно наблюдая, как всего в сотне футов прямо по ходу внезапно разверзлась трещина и стала стремительно разбегаться в обе стороны ледяного поля.
   Он распахнул дверь кабины, спустился по трапу на лед, подошел к краю трещины и заглянул в нее. Открывшееся его глазам зрелище одновременно восхищало и ужасало. Стены расщелины отвесно уходили вниз на невообразимую глубину, теряясь во тьме провала. Серебристо-белые верхние слои льда уже на глубине нескольких ярдов приобретали зеленовато-голубую окраску. И чем глубже, тем темнее становился лед. Ширина трещины составляла около двадцати футов. Услышав за спиной скрип шагов по снегу, Питт обернулся.
   – Что делать будем? – озабоченно спросил Джиордино. – Тут на кривой не объедешь – по-моему, она через весь материк тянется.
   – Помнишь, Папаша рассказывал, что колеса могут втягиваться при переходе через трещины? Давай-ка посмотрим инструкцию, которую он нам вручил.
   Папаша не погрешил против истины, назвав конструктора «корабля снегов» Томаса Поултера гениальным изобретателем. Придуманный им способ преодоления трещин оказался не только действенным, но и достаточно простым на практике. Днище корпуса было плоским, как лыжа, а нос и корма выдавались футов на двенадцать над передними и задними парами колес. Питт привел в действие нужные рычаги и поднят передние колеса до уровня рамы. Затем, используя тягу задних колес, подал машину вперед. Как только передняя секция перевалила трещину и выдвинулась достаточно далеко за противоположный край, он снова выпустил передние колеса, втянул задние, переключил привод и тем же манером перетащил через расщелину корму «корабля снегов». Теперь осталось только вернуть заднюю пару на место – и можно смело продолжать движение.
   – Будь я репортером, я бы назвал это блистательным инженерным решением! – восхищенно заявил Джиордино. – Жаль, того парня уже нет в живых – с превеликим удовольствием пожал бы ему руку. И напоил до потери сознания, – добавил он по некотором размышлении.
   Питт переключил передачу и снова развернул бульдожью морду «корабля снегов» в направлении остроконечного пика, на добрую тысячу футов возносящегося над другими вершинами.
   – Полностью с тобой согласен, – заметил он, – но вот как мог такой человек ошибиться в расчете коробки передач да еще обуть свое детище в лысые протекторы?
   – Никто не идеален, – философски пожал плечами итальянец. – Кроме меня, разумеется.
   Питт принял это заявление с привычной снисходительностью, но не преминул уколоть:
   – Кто же спорит, старина. Кстати, пощупай лопатки – крылышки еще не проклюнулись?
   Джиордино снова нырнул в машинное отделение, прихватив с собой инструкцию.
   Питт надеялся, что темнота прикроет их проникновение на территорию комплекса, но в это время года в Антарктиде почти не бывает промежутка между закатом и рассветом. Он понимал, что в ближайшие полтора часа непременно должен что-то придумать. Миля за милей ложились под колеса вездехода, и скоро на горизонте должны были показаться корпуса комбината.
   В голове у Питта начали понемногу складываться в единое целое кирпичики рискованного плана – дерзкого и отчаянного, однако сулящего неплохие шансы на успех. Но в тот самый миг, когда к нему пришло озарение, вмешались невидимые силы, сама природа, как будто ведомая злой волей, взбунтовалась против осуществления его замыслов. Воздух внезапно сгустился и сделался непрозрачным, как кружевной занавес. Из глубин материка вырвался ураганной силы шквалистый ветер. Видимость упала до нуля, и все вокруг приобрело неясные, размытые очертания. Синий небосвод в считанные секунды застлало белесой пеленой, солнца как не бывало, и только ветер разъяренным чудовищем метался над ледником, зловеще завывая на все лады. Окружающий мир сузился до предела и превратился в сплошной белый вихрь.
   Питт вдавил акселератор до упора и вцепился в руль, изо всех сил стараясь удержать многотонную громадину на прямом курсе. Времени оставалось в обрез, и он не собирался останавливаться, бросая вызов стихиям и идя наперекор капризам природы.
   Ураганный ветер подхватывал и закручивал смерчем охапки снежной крупы и мелких льдинок, обстреливая ими кабину, как картечью, с такой силой, что Питт всерьез начал опасаться, выдержит ли трехслойное небьющееся стекло довоенного производства. Его сильно швырнуло вперед, когда «корабль снегов» наткнулся на невидимую преграду. Питт напрягся, ожидая повторного толчка, но машина уже перевалила через препятствие и снова покатила по гладкому льду. Из люка машинного отделения высунулась голова Джиордино.
   – Проверь приборы, двигатели греются. Тут нет циркуляции воздуха, и из радиатора уже пар валит.
   Питт перевел взгляд на приборную панель. Давление масла чуть понижено, но в пределах нормы, а вот стрелки температурных датчиков уже зашкалило в красную зону. Вода из радиаторов испарялась с необыкновенной скоростью и грозила окончательно выкипеть. Если это случится, лопнет водяной шланг двигателя, а затем прогорят и заклинятся в цилиндрах поршни. Уже сейчас ровный гул дизелей стал перемежаться натужным покашливанием.
   – Скорей напяливай все свои теплые шмотки! – крикнул Питт. – Как только оденемся, откроешь дверь кабины с правой стороны. Пусть двигатели остудит холодным воздухом.
   – А нас заморозит в сосульки?! – послышался из трюма возмущенный голос итальянца.
   – Придется потерпеть, пока двигатели не остынут до нормальной температуры.
   Оба поспешно натянули комбинезоны и парки, при этом Питт героически сражался на два фронта, натягивая на себя тяжелую меховую одежду и одновременно удерживая машину на курсе. Полностью экипировавшись, он подал знак Джиордино, и тот распахнул дверь. Клубящийся хаос проник в кабину, мгновенно выдув из нее теплый воздух. Питт скорчился за рулем, полузажмурив глаза, а вокруг него бесновался полярный ветер, завывая на все лады и воем своим перекрывая даже рев дизелей.
   Принимая столь радикальное решение, Питт не предусмотрел одного обстоятельства: резкое понижение температуры – на сорок градусов в считанные секунды – может вызвать шок. Если человек должным образом одет для защиты от холода, он может в безветренную погоду при температуре в шестьдесят семь градусов ниже нуля выдержать от двадцати до тридцати минут без обморожения и других неприятных последствий. Но, когда к трескучему морозу присоединяется ураганный ветер, охлаждение способно убить человека буквально за несколько минут. Одежда Питта достаточно надежно защищала его от мороза, но не могла противостоять натиску полярной бури, жадно высасывающей из-под нее последние крохи тепла.
   Джиордино в машинном отделении имел некоторое преимущество перед напарником. Он забился в щель между двумя двигателями, греясь у пока еще теплых радиаторов. За себя он не волновался, но его сильно беспокоило, выдержит ли Питт следующие несколько минут, пока радиаторные решетки не охладятся до приемлемого уровня. Общаться они уже не могли – вой ветра заглушал все прочие звуки.
   Следующие несколько минут показались Питту самыми длинными в его жизни. Такого жутчайшего холода он еще никогда не испытывал. Ветер пронизывал насквозь, будто кромсая невидимым скальпелем кожу и внутренности. Он не сводил глаз со стрелок температурных датчиков, которые неуклонно ползли вниз, но ползли мучительно медленно. Пригоршни льдинок назойливо барабанили в ветровые стекла и осиным роем врывались в открытую дверь, покрывая приборную доску и самого Питта белой коркой. Включенный на полную мощность обогреватель потерпел полное поражение в неравной схватке с морозным воздухом: ветровое стекло быстро обледенело изнутри, а дворники снаружи намертво завязли в сугробах, наметенных на него снежной бурей. Уже не видя перед собой ничего дальше руля, Питт сжался и застыл в бурном водовороте сплошной белизны. Ощущение было такое, будто он угодил прямо в пасть злобному призраку с тысячами острых, мелких зубов.
   Питт стиснул челюсти, чтобы не стучали зубы Борьба со стихиями, ему неподвластными, понимание того, что от него зависит спасение миллиардов жизней, придавали сил удерживать курс, невзирая на леденящий ветер и жалящий лед. Больше всего Питта пугала перспектива заехать в какую-нибудь трещину. Единственно разумным выходом в данной ситуации было бы замедлить скорость до черепашьей и выслать Джиордино вперед прощупывать лед. Но это не только подвергало бы смертельному риску жизнь друга, но и означало потерю драгоценного времени, а позволить себе подобную роскошь Питт просто не имел права. Ноги онемели, налились свинцовой тяжестью и перестали слушаться, поэтому он не снимал ступни с педали акселератора, как будто примерзшей к полу.
   Не предвещавшая в самом начале никаких неприятностей поездка в считанные минуты обернулась леденящим кошмаром. Вернуться нельзя – надо выполнить задачу или погибнуть. Между тем неистовая ярость снежной бури не выказывала никаких признаков ослабления. Плохо повинующейся рукой Питт кое-как смахнул с приборов толстую ледяную корку. Стрелки термодатчиков вышли-таки наконец из красной зоны. Но чтобы добраться до места без дальнейших задержек, необходимо выждать, пока они не удалятся от критической черты еще минимум на двадцать градусов.
   Питт был слепцом в ослепшем мире. Все чувства его притупились, отказывая одно за другим. Первым он лишился осязания. Конечности окоченели и потеряли чувствительность. Тело сделалось чужим и отказывалось отзываться на команды. Дыхание стало прерывистым и затрудненным, каждый вдох морозного воздуха опалял легкие жгучим пламенем. Кровь загустевала, ледяное оцепенение просачивалось сквозь кожу, жалящая боль терзала тело и высасывала силы. Питт и представить не мог, что холод способен убивать так быстро. Только невероятным усилием воли удерживался он от соблазна дать Джиордино команду закрыть дверь. Сильнее ветра и холода была в нем воля к победе.
   Питту неоднократно доводилось сталкиваться лицом к лицу со старухой с косой, но всякий раз удавалось плюнуть ей в глаза и благополучно улизнуть восвояси. Пока он способен дышать и мыслить, у него остается шанс. Только бы ветер стих! Питт знал, что снежная буря часто прекращается так же внезапно, как и началась. «Почему бы и этой не поступить так же?» – спрашивал он у себя, потому что больше не у кого было спросить. Черным облаком расползалась внутри страшная пустота. Вслед за осязанием начались нелады со зрением, а проклятые стрелки все никак не могли доползти до зоны нормальной температуры.
   Но даже в эти роковые минуты, когда жизнь его повисла на волоске, Питта поддерживала не иллюзорная надежда, а непоколебимая вера в себя, в Джиордино и в свою удачу. Нет, от помощи Всевышнего он бы тоже не отказался, но это уж на Его усмотрение. Питту изначально претило приветствовать Великое Ничто распростертыми объятиями. И кто бы ни явился по его душу, будь то ангелы или демоны, он твердо решил для себя, что будет драться до конца. А там пускай Большое жюри^[8]решает, что перевесит – его хорошие поступки или плохие. Повлиять на исход он в любом варианте не имел возможности, и этот неоспоримый факт был единственной реальностью, четко осознаваемой Питтом в последние минуты перед тем, как окончательно обратиться в ледяную статую.
   Если кто-то там наверху замыслил устроить ему испытание, Питт решительно не понимал, в чем же, черт побери, заключается его смысл. Он быстро коченел, постепенно отрешаясь от всего земного и одновременно возвышаясь от простого смертного до человека, вышедшего за отведенные ему пределы. Голова по-прежнему оставалась ясной, мозг работал в нормальном ритме, четко просчитывая шансы и последствия. Он отбросил прочь сгущающийся черный кошмар; физические страдания и тягостные предчувствия утратили смысл и значение. И в этот миг возвышенного просветления все его существо взбунтовалось, наотрез отказываясь признать неизбежность конца. Всякая мысль о смерти внушала такое непреодолимое отвращение, что моментально отбрасывалась и изгонялась, не успев оформиться.
   Организм каждой клеточкой взывал: тепла, тепла! Инстинкт самосохранения настойчиво требовал выбросить белый флаг и сдаться, но железная воля помогла Питту вынести еще десять минут этой добровольной пытки. И ни разу за эти бесконечные минуты у него не возникло и тени сомнения в том, что они с Джиордино вытерпят всё до конца и выдержат все испытания – вопреки погоде, вопреки греющимся двигателям, вопреки самим себе, вопреки всему миру. Есть долг, который надо выполнить, а все остальное не имеет значения. Снова смахнув снежное крошево с приборов, он увидел, что стрелки двигаются быстрее и почти приблизились к желанной отметке. «Еще двадцать секунд», – убеждал он себя, и потом снова – «еще двадцать». И вдруг ликующее чувство невероятного облегчения – когда дрогнувшие стрелки коснулись наконец долгожданной черты безопасности.
   Питт так замерз, что вряд ли сумел бы раскрыть рот, чтобы окликнуть Джиордино. Но того и звать не пришлось – он сам понял, что настало время, приложив ладонь к решетке радиатора. Пулей вылетел из машинного отделения, захлопнул дверь, перекрыв доступ в кабину бешеной снежной круговерти, убедился, что отопление работает на полную мощность, бес церемонно выволок Питта из кресла водителя, сел на его место и остановил машину.
   – Все, хорош прохлаждаться! – решительно заявил Джиордино, с болью в сердце отметив про себя, что его лучший друг балансирует на грани смерти от переохлаждения. – Ты уже достаточно потрудился на благо человечества, пора и отдохнуть. Сейчас я отведу тебя вниз, прислоню спинкой к одной теплой решетке, а ножками к другой – и сразу согреешься.
   – «Корабль снегов», – прохрипел Питт, с трудом шевеля замерзшими губами. – Держи его на курсе.
   – Не переживай. Дядюшка Ал не хуже твоего справится с этим бегемотом.
   Удобно устроив напарника на полу между двумя дизелями, Джиордино вернулся в обледеневшую кабину, сел за штурвал и включил первую скорость. А минуту спустя красный вездеход уже продирался напрямик сквозь шторм и метель со скоростью двадцати четырех миль в час.
   Согласное тарахтение дизелей, снова работающих нормально, звучало для ушей Питта лучше всякой музыки, словно песня возрожденной надежды. Никогда в жизни не было ему так хорошо и покойно, как сейчас. Он купался в волнах горячего воздуха, щедро нагреваемого двигателями, жадно поглощая живительное тепло каждой клеточкой тела. Вновь забурлила и побежала по жилам оттаявшая кровь, и Питт позволил себе немыслимую роскошь просто расслабиться и подремать полчасика, твердо зная, что штурвал «корабля снегов» в надежных руках.
   И уже на грани засыпания болезненно кольнула вдруг тревожная мысль: успели высадиться штурмовые группы спецназа, или десант накрыло снежным зарядом и они теперь заняты исключительно тем, что пытаются выжить поодиночке?

39

   Подобно беспёрому птеродактилю, парящему над мезозойским ландшафтом, «Макдоннел-Дуглас С-17» без опознавательных знаков, кроме маленького звездно-полосатого флажка на хвостовом стабилизаторе, летел над океаном жемчужных облаков, укрывших плотным непроницаемым слоем ослепительно белые льды и снега Антарктиды.
   Капитан ВВС Лайл Стаффорд, сидя за штурвалом в пилотской кабине самолета, летящего над замерзшим континентом, чувствовал себя так же комфортно, как у себя дома. Обычно он совершал регулярные рейсы между Крайстчерчем в Новой Зеландии и американскими полярными станциями, рассеянными по всей Антарктиде, перевозя ученых, оборудование и провиант. Но на этот раз контингент пассажиров заметно отличался от того, к которому он привык. Кому-то понадобилось срочно доставить спешно сформированные штурмовые группы на ледник Росса и выбросить их над побережьем залива Окума в районе расположения обогатительного предприятия «Дестини Энтерпрайзес».
   Внешностью Стаффорд больше походил на пресс-секретаря процветающей фирмы, чем на полярного летчика. Аккуратно подстриженные седеющие волосы, уверенная манера держаться и легкая доброжелательная улыбка на породистом лице. Он с неизменной готовностью принимал участие во всех благотворительных кампаниях и акциях, проводимых под эгидой ВВС. Во время полета Стаффорд, как правило, читал книгу, пока второй пилот, лейтенант Роберт Брэннон из Калифорнии, такой долговязый, что в пилотском кресле его колени задирались чуть ли не до подбородка, вел машину и следил за приборами. Капитан неохотно оторвался от чтения, выглянул в боковой иллюминатор, потом бросил взгляд на дисплей ГНС.
   – Пора браться за работу, – объявил он, откладывая книгу в сторону. Потом с улыбкой повернулся к майору Тому Клири, который устроился на табуретке между пилотами. – Распорядитесь включить дыхательные аппараты, майор, пусть ваши парни немного привыкнут к кислороду.
   Клири вытянул шею, посмотрел в иллюминатор поверх голов пилотов, но увидел только сплошной облачный покров.
   Оставалось надеяться, что приборы не обманули и впереди по курсу действительно показалась северная оконечность ледника Росса.
   – Как там со временем?
   Стаффорд мотнул головой в сторону приборной панели:
   – Будем над точкой выброса через час. Полагаю, ваши ребята готовы и горят нетерпением?
   – Готовы – несомненно, а вот насчет нетерпения я не так уверен. У всех имеется опыт прыжков с реактивного самолета, летящего на высоте тридцать пять тысяч футов, но только не со скоростью четыреста миль в час. Мы как-то уже привыкли, что пилот сначала сбавляет скорость и лишь потом открывает люк.
   – Извините, но ни ближе, ни ниже, ни медленнее я вас подвезти не могу, – сочувственно покачал головой Стаффорд. – Вся штука в том, что вам необходимо приземлиться таким образом, чтобы ваши парашюты не засекли в воздухе. Полученный мною приказ недвусмысленно гласит, что я иду по программе обычного рейса на Мак-Мердо, не отклоняясь от трассы. Миля-другая в сторону или резкое торможение – и у операторов наземных систем слежения могут возникнуть подозрения. Хочешь не хочешь, но вам придется планировать почти десять миль к точке приземления рядом с периметром охраны.
   – Ветер с моря, это вам на руку, – заметил Брэннон.
   – Верно. Да и облачность тоже немалый плюс в нашу пользу, – согласился Клири. – Если даже их радары направлены в нашу сторону, оператору надо будет иметь минимум четыре глаза, чтобы засечь нас в промежуток от выброса до раскрытия парашютов.
   Стаффорд чуть скорректировал курс и с чувством произнес:
   – Ох и не завидую я вам, майор! Прямо из уютного теплого салона окунуться с головой в ледяной вихрь и семидесятиградусный мороз...
   Клири улыбнулся:
   – Спасибо хотя бы за то, что не повторяете ту бородатую пилотскую примочку насчет прыжка с «абсолютно исправного самолета». Я боялся, что вы ее непременно вспомните.
   Все засмеялись шутке, понятной только профессионалам Десятки лет пилоты задавали парашютистам один и тот же вопрос: «Зачем вы прыгаете с абсолютно исправного самолета?» Впрочем, Клири на этот вопрос давно заготовил фирменный ответ: «Покажите мне абсолютно исправный самолет, и я перестану прыгать».
   – А что касается мороза, – продолжал майор, – так у нас костюмы с электроподогревом, и они не дадут нам превратиться в сосульки, пока мы не опустимся на более теплые уровни.
   – Облачный слой тянется вниз до высоты в тысячу футов, так что почти весь спуск придется проводить вслепую, поскольку компасы и приборы ГНС здесь не работают, – сообщил Брэннон.
   – Ребята натренированы прыгать и в таких условиях. Главное в затяжном прыжке с большой высоты с целью тайного проникновения в расположение противника – точно придерживаться сетки выброса и всем покинуть борт примерно на одной высоте.
   – Мы вас выбросим на одном пятачке. Но на пикник не рассчитывайте.
   – Мы и не рассчитываем, – очень серьезно ответил Клири. – Более того, на все сто уверен, что в первые же секунды свободного падения любой из нас предпочтет очутиться в преисподней.
   Стаффорд снова взглянул на приборы:
   – Как только закончите дыхательную подготовку, я разгерметизирую салон. Сразу после этого даю вам двадцатиминутное, потом десятиминутное предупреждение. Дальше объявлю по интеркому шестиминутную готовность, а за две минуты до цели открываю люк.
   – Понял.
   – За минуту до выброса даю один тревожный звонок. Когда окажемся над точкой, включаю зеленый свет. На такой скорости вам необходимо вываливаться с минимальным интервалом, иначе я не ручаюсь за кучность приземления.
   – Именно так мы и собираемся поступить, – заверил Клири.
   – Тогда удачи, – тепло пожелал Стаффорд, пожимая руку майору.
   – Спасибо, что подвезли, капитан.
   – Ну что вы, не стоит благодарности, – добродушно отмахнулся пилот. – Надеюсь, однако, что в ближайшее время мои услуги вам больше не понадобятся.
   – Взаимно, – усмехнулся Клири.
   Он встал, выпрямился и вышел из кабины в просторный грузовой отсек, где вдоль фюзеляжа разместились пятьдесят шесть спецназовцев его команды. У всех серьезные, абсолютно спокойные лица и холодная решимость в глазах. Безусловно, они не могли не думать о предстоящем прыжке в неизвестность и неведомых опасностях, ожидающих их на земле, но если кто и терзался сомнениями и страхом, ни один сторонний наблюдатель не нашел бы и тени неуверенности на сосредоточенных физиономиях этих молодых парней, самому старшему из которых не исполнилось еще двадцати пяти лет. Ни смеха, ни пустых разговоров, ни дружеских подначек, но и ворчания или жалоб тоже не слышно. Все, как один, поглощены проверкой и перепроверкой снаряжения. Лучшие из лучших солдат Америки, наспех, но не наугад, отобранные из элитных подразделений, размещенных на ближайших к Антарктиде военных базах США. Часть десантников составляли бойцы спецотрядов, занимающихся борьбой с наркотиками в Южной Америке, а остальные члены штурмовой группы представляли собой сборную команду из флотских «котиков», диверсантов из армейской «Дельты» и скаутов разведки морской пехоты. Всем им предстояло решить задачу, которой раньше никогда перед ними не ставили – по той простой причине, что никому и никогда ничего подобного не могло привидеться даже в кошмарном сне.
   Когда Пентагон был поставлен Белым домом в известность о необходимости срочного проведения войсковой операции, единственным, что оказалось у военных в дефиците, было время. Крупное подразделение спецназа численностью более тысячи бойцов уже находилось в пути от Соединенных Штатов – к заливу Окума, но его прибытие ожидалось только через три часа – срок, который мог оказаться критическим. Предупреждения адмирала Сэндекера были без восторга восприняты высокопоставленными помощниками президента и Объединенным комитетом начальников штабов. Вначале вообще никто не хотел верить в столь невероятную историю, и только когда Лорен Смит и несколько ученых с мировым именем бросили на чашу весов свою репутацию и подкрепили слова адмирала Документальными данными, президент убедился наконец в реальности угрозы и отдал приказ Пентагону любой ценой предотвратить надвигающийся катаклизм.