специфичные навыки. Ты - биолог. У тебя реакция похуже, чем у меня, и если
бы ты оказалась одна, то мое внимание было бы отвлечено. А мне нужно
сосредоточиться.
- Так ты их убьешь?
- Конечно, я убью их. Хорошо, что их только трое, как сказала
Мелисса. Она не лгала; я мог бы засвидетельствовать.
- О, она честна, - согласилась Сью. - Но она определенно что-то
скрывает.
Бартон пожал плечами.
- Это неважно. Чего это требует, так это немедленных действий. Я не
могу вести долгого расследования. Если я вызову какие-то мысли или вопросы
в умах обычных людей, параноики заинтересуются. Я должен уничтожить этих
мерзавцев прежде, чем распространится инфекция. Болди-параноиков, которые
присоединились бы к подобному движению, если бы они могли владеть
секретным диапазоном.
- Так что же мне делать?
- Это неважно, - сказал Бартон, - сейчас. Ты свое дело сделала.
Теперь моя очередь.
Они оба поднялись. На улице он оставил ее, многозначительно пожав ей
руку. Вокруг них в ярком свете крутилась небрежная вечерняя жизнь городка
- символ всеобщей сложной системы проверки и баланса, которая удерживала
цивилизацию единой. Цивилизацию, которая терпела Болди и, пускай не очень
охотно, но давала им шанс обрести свое спасение. Они оба думали об одном и
том же: как легко эта привычная толчея может превратиться в жаждущую крови
стаю. Так уже случалось прежде, когда Болди были в диковинку, и эта
опасность все еще тлела.
И Бартон пошел один, неся в себе молчаливый приказ расы - сделать то,
к чему он готовился с самого своего рождения. Важна была раса, а не
отдельная личность. Его вертолет был уже готов, и он вылетел в Галилео на
побережье Атлантики, все еще думая о том, что ему нужно сделать. Он
настолько погрузился в собственные мысли, что только автопилот спасал его
от столкновений с другими вертолетами. Но наконец на горизонте замерцали
огни города ученых.
Галилео, как и большинство научных центров, был крупнее большинства
поселений. Ученые - народ мирный, и ни одному научному центру не грозило
уничтожение. В знаменитой своими энергетическими станциями Ниагаре народу
жило побольше, но Галилео превосходил ее по площади. Из опасности
некоторых экспериментов город раскинулся на много миль, чем здорово
отличался от обычно плотных компактных поселений Америки.
Поэтому здесь был и наземный транспорт, столь непривычный в других
местах. Бартон направился к коттеджу Дэнхема - в этой
индивидуалистической, хотя и взаимозависимой культуре, конечно, не было
многоквартирных домов - и удачно застал его дома. Дэнхем был мягким
круглолицым Болди, чьи парики с каждым годом становились все более седыми,
а нынешний был и вовсе белым. Он тепло приветствовал Бартона, но только
вслух, потому что на улице были люди, а Болди были тактичны в проявлении
своей силы.
- Дэйв! Я не знал, что ты вернулся. Как Африка?
- Жара! И я целых шесть месяцев не играл в скип-гандбол. Наверное,
порядочно ослабел.
- По тебе этого не скажешь, - заметил Дэнхем, окинув его завистливым
взглядом. - Заходи. Выпьем?


За коктейлем они болтали о разной чепухе, если не считать, что при
этом ртов они не открывали. Бартон все время помнил о том, что привело его
сюда и старался не рассказывать Дэнхему слишком много, особенно из-за
того, что здесь, в Галилео, был Сэм Фэйкс, и поэтому разговор вертелся
вокруг да около, ни к чему не приводя. Это оказалось несколько сложнее,
чем он себе представлял. В конце концов они оказались в игровой комнате и,
оставшись в шортах, встали перед вертикальной стеной с многочисленными
неровностями, состоящей из беспорядочно двигающихся сегментов. И они
играли в скип-гандбол. Можно было заранее сказать, насколько тяжело было
Дэнхему принимать мяч, но к тому же не было никакого способа угадать, куда
мяч отскочит. Оба достаточно напрыгались, выдержав основательное
испытание, и ведя во время игры телепатическую беседу.
Дэнхем признался, что он все же больше любит играть в кости. Или в
рулетку. В них он мог играть со своими друзьями - обычными людьми, а вот
бридж или покер - ох! Кто же станет играть в покер с телепатом?
То ли дело игры, где все строится на везении или обычной физической
силе. "Да, - согласился Бартон, - но таких игр не так уж много. Борьба или
бокс требовали тактического мышления. Но многие олимпийские виды спорта
вроде толкания ядра, прыжков в высоту, бега - были вполне доступны.
Многие... в которых не было поединка с соперником. Любая "военная" игра
вроде шахмат была невозможна."
"Да, - подумал Дэнхем, - твое призвание сродни игре в войну."
"Игра в охоту?" - Бартон порылся в своей памяти, остановившись на
сытом тигре, апатичном, и с глубоким сознанием мощи, как у тихо гудящей
динамо-машины. Он легко связал этот образ с голодом и еще с чем-то смутным
и бесформенным, родственным символу, которым Мелисса обозначала Сэма
Фэйкса. Созданный им мысленный образ настолько напоминал Фэйкса, насколько
один музыкальный аккорд может быть созвучен другому. Если Дэнхем вообще
знал Фэйкса, то он должен был отозваться.
И он отозвался. Восторг охватил Бартона, когда в грудах хлама в
сознании Дэнхема он отыскал случайные обрывки ассоциаций. Перед ним возник
образ толстого переводчика-недоучки, иногда работавшего с учеными
различных языковых групп. Бартон поспешно переключился на другую тему, так
что Дэнхем не придал особой важности этой чисто мнемонической идее.
Спустя некоторое время Бартон решил уйти. Он позволил Дэнхему
выиграть, и тот настолько обрадовался, что принял извинения Бартона по
поводу назначенной встречи безо всякого скептицизма. Действительно,
человек, только что вернувшийся в Америку после шести месяцев жизни в
джунглях, вправе рассчитывать на что-нибудь более интересное, чем
скип-гандбол. И со стороны Бартона было так любезно заглянуть...


Бартон бродил по гладко вымощенным улицам парков, позволяя своему
восприимчивому сознанию впитывать кипящие вокруг мысли. Теперь он знал,
что надо искать, и это оказалось несложно, потребуется только терпение. На
него обрушилась беспорядочная мозаика обрывочной информации. И Бартон
сделал то, к чему Болди прибегали крайне редко - он послал наводящий
вопрос в мысли обычных людей.
Без этого ему было не обойтись, ведь Бартон мог читать только те
мысли, которые лежали на поверхности сознания. А для того, чтобы внедрить
в сознании обычного человека даже короткий стимулирующий импульс,
потребовалось довольно заметное усилие. Люди в большинстве своем не
являются телепатами и пытаться мысленно общаться с ними это все равно что
проталкивать иголку между плотно подогнанными черепицами. При определенных
условиях люди могут принимать мысли, но не в состоянии отличить их от
своих собственных.
Бартон вспотел, пока сделал это. Однако ему удалось узнать многое.
Более того, он сделал это так незаметно, что даже сам Фэйкс, обнаружь он
подобные мысли, ничего бы не заподозрил. Многие люди в этот вечер подумали
о Фэйксе - в этом не было ничего необычного - но только не для Бартона,
складывающего эту мозаику. Кусочек отсюда и кусочек отсюда. Наконец
картина была завершена: переводчик, искажающий оттенки смысла - что-то
вроде разговора жителя Тибета и бенгальца с американским
химиком-физиологом. Это было нетрудно, поскольку ученые, погруженные в
работу, не обращали внимания на тонкости человеческого общения, и это
привело к тому, что здесь, в Галилео, зарождалось нечто, что в конце
концов вызовет беду.
Каким образом - этого, конечно, не знал еще сам Фэйкс - но его
поверхностных технических знаний оказалось достаточно, чтобы приостановить
работы. Оттенок смысла в сознании одного человека, слегка искаженный в
сознании другого, когда требовалось полное совпадение - все это говорило
Бартону, что Фэйкс предавал расу.
Кроме того, он узнал, где жил Фэйкс.
Теперь, стоя перед бунгало этого человека, он пробовал связаться с
Мелиссой Карр. Ее мысль почти тотчас коснулась его в обычном диапазоне
связи.
"Действуй осторожно, - приказал он. - Используй общие рассуждения". -
Он вновь ощутил ее женственность, мягкость вьющихся полос и по-детски
круглые щеки. Сквозь прохладный свежий ветер ночи принес с собой
мимолетный аромат духов.
(Согласие.)
"Не могла бы ты быстро засечь для меня остальных? Причем точно?"
"Да. В..."
"Оставайся включенной... сама знаешь во что..."
Снова согласие и та же нежная женственная застенчивость, мягкая и
удивительно привлекательная. Она немного боялась. Бартон почувствовал это
и испытал сильное желание защитить ее. В его сознании начал формироваться
образ Мелиссы Карр, хотя он знал, что это предубеждение. Мысленные и
зрительные образы могут очень сильно различаться. Но ему казалось, что у
Мелиссы маленькое треугольное лицо, хрупкое и с тонкими чертами, и что это
лицо обрамлено блестящими и черными как смоль волосами. Ему казалось, что
он видит ее черты изнутри, выворачивая обычную процедуру, когда лицо
человека помогает сформировать мнение о его внутреннем мире.
Как она это делает? Он удивлялся этому счастливому случаю, пересекая
улицу. Она единственная в мире могла принимать эту длину волны.
(Барьер!)
Теперь он стоял на крыльце перед закрытой дверью. Сквозь волокнистую
фанеру проникли сомнение и вопрос, коснувшиеся его сознания и метнувшиеся
прочь. Человек в доме мгновенно установил собственный барьер.
Отлично. Пока в сознании существовал подобный барьер, Фэйкс,
возможно, не мог общаться с другими параноиками на своей особой волне.
Или... или мог?
Бартон шагнул к круглому окошку. Через поляроидное стекло он ничего
разглядеть не смог. Настороженно оглянувшись по сторонам, он поднял ногу и
выбил стекло. Он осторожно ступил в проем, оказавшись в неплохо
обставленной комнате, где у стены, глядя на него, замер толстяк. Чисто
мужская обстановка комнаты подсказала ему, что Фэйкс, вероятно, жил один -
обычное дело для параноиков, которые требовали от жены полного подчинения.
Фэйкс никогда не женился бы на Болди, а ни одна обычная женщина не смогла
бы долго жить с ним.
Лет двадцать назад Фэйкс должно быть не носил парика, но с тех пор
подобные люди стали осторожнее. Его парик был светло-желтым, что выглядело
странным при его тяжелом красном лице.
Неожиданно с сознания Фэйкса соскользнул покров, обнажив тревожный и
пустой разум, и Бартон послушал срочное предостережение Мелиссы,
заставившее его вздрогнуть. Он предупреждает остальных...
Бартон сорвал с пояса кинжал и прыгнул вперед. Барьер Фэйкса возник
вновь, с той же быстротой, с которой его собственное оружие оказалось в
его толстой руке. При поединке с другим телепатом было просто необходимо
удерживать свое сознание закрытым, и тогда ваши намерения не будут
предугаданы. Как только Фэйкс почувствовал серьезную угрозу для себя, он
больше не решился опустить барьер.
Бартон сдвинулся с места с расчетливо-настороженными глазами, какими
он наблюдал бы за извивающимся капюшоном кобры. Он положил большой палец
на рукоять кинжала, держа клинок на уровне бедра. Толстяк отступил от
стены, выжидательно покачиваясь на носках.
Однако все оказалось слишком просто. Чтобы предупредить удар этого
неуклюжего воина, телепатия не потребовалась. С хирургической
аккуратностью Бартон убрал свой кинжал в ножны, затем убедился, что Фэйкс
перед смертью не связывался со своими коллегами. Потом, удовлетворенный,
он вышел из дома через переднюю дверь и спокойно направился к транспортной
дороге.
Вот и все. Он послал мысль на поиски Мелиссы. Где-то далеко в
скрывавшей все тьме она услышала и откликнулась.


"Они получили вызов Фэйкса?"
"Нет. Нет, ты был слишком быстр, а они не ожидали от него вызова."
"Хорошо. Тогда теперь Варган и Смит."
"Сегодня ночью?"
"Да."
"Хорошо. Правда, скорее всего завтра ты еще не сможешь меня увидеть."
"Почему?"
"Потому. Варган в Рэйе."
"Слушай. Это важно. Если их всего трое, то хорошо. Но если они
постараются связаться с остальными, непременно сообщи мне."
"Да. Вот и все..." - но лицо Мелиссы преследовало его, пока Бартон
вел свой вертолет сквозь ночь на северо-запад. Его нисколько не волновало,
что он совершил убийство. Он вообще смотрел на это по-другому. Что ж, в
том, как Болди относились к предательству расы, чувствовалась примесь
фанатизма. Но это не было обычным предательством. Средства связи, открытые
Фэйксом и его сообщниками, были самой смертельной угрозой для расы из
всех, когда-либо существовавших - куда страшнее, чем суды Линча через
несколько десятилетий после Взрыва.
Бартон погрузился в мысленные образы, которые всегда преобладали во
время охоты. Сейчас дичью для него был человек, правда, гораздо более
хищный, чем плотоядные звери джунглей. Звери убивали, чтобы есть. Это был
чистый дарвинизм и основной закон природы. Но эти трое параноиков
полностью нарушили другой основной закон: неприкосновенность себе
подобных. Они угрожали им.
"В любой новой культуре обязательно возникает конфликт, - думал
Бартон, наблюдая за смутными огнями, мерцающими далеко внизу, мириадами
огней разбросанных по Америке городов. - И Болди определенно обладали этой
культурой. Она была еще в зачаточном состоянии, как и сама мутация,
двигавшаяся к конечному положению, еще совершенно непостижимому. Но это
был первый реальный шаг вперед, который человечество сделало за миллион
лет. В прошлом мутации были слабы и обречены на неудачу. Сейчас,
ускорившись от жесткого излучения, правильная мутация открыла перед
человечеством множество дверей. И возле каждой двери поджидали скрытые
ловушки.
Различают основные и вторичные, привнесенные характеристики. Для
Болди вторичным было отсутствие волос, но могло быть и что-то скрытое, что
проявится в третьем или четвертом поколении. Этот необычный способ
субтелепатического общения - был ли он естественным? В случае с Мелиссой
это выглядело так, хотя это могла быть уловка Фэйкса и остальных. Если
так, значит в каждом Болди заложены скрытые возможности. И это означало
действительную опасность.
Это был настоящий очаг заражения. Могли быть заражены здоровые
клетки. Секрет мог распространиться, и Бартон представил себе абсолютно
секретную подпольную сеть параноиков, общающихся в полной тайне,
планирующих все что угодно. Мысль была не из приятных.
Хотел бы он знать, сколько социально-активных Болди могли бы
сражаться с такой угрозой. Немногие; они не были подготовлены к войне.
Атомные бомбы сделали войну невозможной, но появился новый вид сражения.
То, что сделало бомбы полезными через пропаганду страха - необходимость
централизации прежде чем может быть организована какая-либо группа - было
неприменимо. Ведь не будет смысла объединяться, если параноики смогут
общаться ежеминутно и тайно. Слепая удача выступила в лице Мелиссы, но
нельзя было зависеть от удачи."
Его коснулась мысль Мелиссы.
"Варган связался со Смитом; Смит вылетел в Рэй."
"Что им известно?"
"Варган велел Смиту прибыть немедленно. И все."
"В Рэй?"
"Должно быть, новое место встречи." - Он дал указания. - "Она
передала их Бартону."
"О'кей. Продолжай слушать."
Озадаченный и слегка встревоженный Бартон повел вертолет быстрее.
Теперь он мчался на север к озеру Эри, минуя Конестогу. До Рэйя лететь
недолго. Но вдруг Фэйксу удалось предупредить их? Для телепатического
послания требуется мгновение. Возможно, Варган получил от толстяка SOS. И
если Фэйкс сообщил своим сообщникам, что его убил Болди, и почему он это
сделал... Бартон пожал плечами. Тогда они будут ждать его. Они будут
знать, что Фэйкс мертв. Если он только успел связаться с ними и установить
мысленный контакт, то они будут знать. Этот... хаос мыслей... когда жизнь
покидает тело - его невозможно ни с чем спутать. Сейчас, пытаясь отыскать
Фэйкса, они неизменно будут натыкаться на явную пустоту, что-то вроде
пустоты в эфире, словно воздух еще не успел заполнить место, где еще час
назад был человек. Ошибка исключалась; ни один телепат сознательно не
нарушил бы этой дрожащей паузы. Но она бы вторгалась в каждый
восприимчивый ум, оказавшийся поблизости, и среди живущих в городке Болди
разлетелась бы безмолвная весть. Один из Нас умер. Да, Варган и Смит знали
об этом. Но, по всей вероятности, они еще не знали как он умер. Это мог
быть несчастный случай, это могла быть естественная смерть. Это могло быть
убийство. Они будут действовать согласно предположению, что это было
именно убийство. Они будут ждать.


Ближайшая к месту его назначения посадочная площадка в Рэйе была
пуста, и когда он приземлился, там только мигали автоматические посадочные
огни. Указания Мелиссы были точны. Он прошел полмили по дороге, свернул в
узкую улочку, где лунный свет создавал сверхъестественные блики на
колеблющихся листьях, и остановился перед неосвященным коттеджем.
"Входи". - Это был Варган, с погруженным в сознание ощущением разницы
в размере, подобно образу под потоком воды. Входи. Но Варган не знал
Бартона; его излучение было слепо и содержало лишь сознание, что на улочке
перед коттеджем ждет Болди.
Зажегся свет. Дверь открылась. На пороге показался черный силуэт
маленького человечка, вряд ли выше пяти футов, с необычно большой головой.
Это не ловушка?
Ловушка здесь была, но только в численном превосходстве. Бартон
ощутил, что на его вопрос ответили. Варган отошел в сторону, пропуская
более высокого человека, и Бартон оказался в комнате, разглядывая
противника.
У Варгана было изможденное настороженное лицо и глаза навыкате. Его
как-то по-мышиному коричневый парик был в беспорядке. Он носил контактные
линзы, отражавшие свет подобно глазам рептилий, и некоторое время он
критическим взглядом оценивал Бартона. Потом он улыбнулся.
- Хорошо, - сказал он вслух. - Проходи, садись. - В воздухе висела
презрительная мысль. Разговаривать вслух с другим Болди, когда не
требовалась осторожность, было оскорбительно снисходительным, но Бартон не
был удивлен.
"Параноик", - подумал он.
"Что означает сверхчеловек!" - откликнулась мысль Варгана.
Открылась дверь кухни, и вошел Бертрам Смит, красивый светловолосый
гигант с бледно-голубыми глазами и бесстрастным лицом. Он нес поднос с
бутылками, бокалами и льдом. Он кивнул Бартону.
- Варган хотел поговорить с тобой, - сказал он. - Не вижу смысла в
этом, но...
- Что случилось с Фэйксом? - спросил Варган. - Не беспокойся. Сперва
выпей.
"Яд?"
(Искреннее опровержение)
"Мы сильнее тебя..."
Бартон взял бокал и уселся на неудобный стул; он не собирался слишком
расслабляться. Его разум был насторожен, хотя он понимал бессмысленность
выставляемой защиты. Варган, ссутулившись, погрузил свое тело гнома в
кресло и отхлебнул ликер. Его взгляд был неподвижен.
- Так что там с Фэйксом?
- Я убил его, - сказал Бартон.
- Он был самым слабым из всех нас...
"Всех?"
"Нас троих..."
"Хорошо. Осталось только двое."
Варган ухмыльнулся.
- Ты уверен, что можешь убить нас, а мы уверены, что можем убить
тебя. А поскольку наше секретное оружие неощутимо - а самоуверенность не
может быть измерена со стороны - мы можем разговаривать на равных. Как ты
узнал о наших средствах связи?
Он не мог спрятать мысль о Мелиссе Карр. Разум временами бывает
слишком своеволен.
- Нам придется убить и ее. И ту, другую женщину - Сью Коннот, о
которой он думал, - сказал Смит.
Было бессмысленно поддерживать бесполезную защиту. Бартон коснулся
сознания Мелиссы.
"Они знают. Слушай. Если они используют тайный диапазон, немедленно
сообщи мне."
- Немедленно - это очень быстро, - сказал Варган.
- Мысль быстра.
- Ладно. Ты недооцениваешь нас. Фэйкс вступил в нашу группу очень
недавно; он был тугодумом, и оказался для тебя легкой добычей.
"Наше сознание тренировано лучше и быстрее твоего". - Это была
догадка; он не мог знать этого наверняка. Мешал эгоизм.
- Ты думаешь, - спросил Бартон, - что сумеешь выйти сухим из воды
после всего, что ты задумал?
- Да, - сказал Смит, и в его сознании подобно солнечному свету
вспыхнул огонь фанатизма. - Мы должны.
- Хорошо. Что вы собираетесь сделать?
- Защитить расу, - сказал Варган. - Но активно, а не пассивно.
Истинные Болди, - он продолжал использовать это понятие, хотя сам носил
парик, - не желают кланяться перед низшей расой, homo sapiens.
- Старый софизм. Кто сказал, что Болди - это homo superior? У них
просто есть дополнительное чувство.
- Это единственное, что отличает человека от зверя. Дополнительное
чувство. Здравый смысл. А теперь рождается новая раса. Раса телепатов.
Может быть, следующая раса будет обладать предвидением. Я не знаю. Но я
знаю, что Болди - это будущее мира. Бог не дал бы нам нашу мощь, если бы
не предполагал, что мы ее используем.


Это была просто дуэль, и в то же время нечто большее. Бартон
настойчиво задавал вопросы - причин тому было множество.
- Ты пытаешься убедить меня?
- Конечно. Чем больше людей к нам присоединится, тем быстрее мы
вырастем. Если ты скажешь "нет", мы убьем тебя.
Именно здесь, среди подобных тонкостей, таилась возможность мысленной
секретности. Семантика никогда не смогла бы уловить различие безусловных
мнений.
- Каков ваш план?
- Расширение, - Варган взъерошил свой неряшливый парик. - И полная
секретность, конечно. Направленный саботаж - мы только начинаем это
делать. В конце концов это будет большое дело. А сейчас мы заняты тем, что
можем сделать...
- Саботаж - а что вы можете предложить взамен?
Волна необычайной самоуверенности накатила на Бартона.
- Нас самих. Мы - homo superior. Когда наша раса сбросит с себя иго
рабства обычных людей, мы сможем отправиться к звездам, стоит нам только
захотеть этого!
- Рабства? Я смотрю на это иначе.
- Ты-то нет. Ты привык к кашке, которой тебя кормят эти трусы. Это
нелогично. Это неверно и неестественно. Когда возникает новая раса, она
должна править.
- Помнишь те прежние суды Линча? - спросил Бартон.
- Конечно, - кивнул Варган. - У людей есть единственное преимущество
перед нами: численность. И они организованы. Весь фокус в том, чтобы
разрушить эту организацию. На чем она основана?
- На общении.
- Которое опирается на технику. Весь мир - это ритмично работающая
машина с человечеством в водительской кабине. Если машина сломается...
- И вы можете это сделать? - засмеялся Бартон.
И снова огонь фанатизма вспыхнул в мозгу Смита.
"Сотня... тысяча обыкновенных людей... не стоят одного из нас!"
- Ладно, - трезво сказал Варган, - десять человек могут линчевать
Болди, если они не дезорганизованы и не находятся в условиях социального
хаоса. И именно это должны сделать мы. Полный социальный хаос. Наша цель -
полное разорение. Когда люди потерпят крах, мы возьмем верх.
- Сколько это займет времени? Миллион лет?
- Могло бы, - сказал Варган, - если бы не были телепатами, и если бы
у нас не было тайного диапазона. Здесь, правда, потребуется время для
освоения, но этому может научиться практически любой Болди. Но мы
осторожны; среди нас не будет предателей. Да и откуда им взяться?
Они не могли появиться. Мысль сомнения, предательства могла быть
прочитана. Это будет абсолютно защищенная организация.
Варган кивнул.
- Ты понимаешь? Тысячи Болди, в тайне готовящих катастрофу,
саботирующих, где нужно - убивающих, и всегда, всегда находящихся вне
подозрения.
- Что ж, на этот счет у вас есть интуиция, - сказал Бартон. - Даже
эта тень может оказаться роковой.
- Я знаю это. - (Гнев.) - Люди терпят нас, пусть. Пусть. Придет
время, и мы займем место, которое принадлежит нам по праву.
- Со временем мы так или иначе его займем. Кроме того, мы - незванные
гости в мире обычных людей. Люди признали нас. И в конце концов мы получим
их полное доверие и понимание.
- И - навечно - жизнь на терпении, беспомощным меньшинством? Поедая
крохи, которые наши "меньшие братья" соизволят бросить нам - если мы
оближем их ботинки?
- И многие Болди недовольны?
- Достаточно.
- Они были бы недовольны даже в раю. Подавляющее большинство
приспособилось. Я получил работу, которую хотел...
- Неужели? И тебя никогда не раздражало то, как люди смотрели на
тебя, когда узнавали, что ты - Болди?
- Абсолютное счастье - вещь невозможная. Конечно, мир Болди будет в
некотором смысле более приятен, но от этого не уйдешь. И полно миров,
которые в конце концов станут достижимыми. Например Венера.
- Поэтому мы сидим и ждем межпланетных путешествий, - передразнил его
Варган. - И что тогда? И появятся лозунги. Земля - для людей. Никаких
Болди на Венере. Ты глупец. Тебе никогда не приходило в голову, что Болди
- новая раса? - Он взглянул на Бартона. - Я вижу, что приходило. Каждый из
нас думает об одном и том же. Но нас приучили подавлять свои мысли.
Слушай. Какое испытание может быть для новой расы? Она должна быть
способна преобладать. И мы можем; у нас есть сила, которую не в состоянии
постичь ни один обычный человек. Мы словно боги, играющие людей - из-за
того, что это приятно людям.
- Мы не боги.
- По сравнению с людьми - мы боги. Неужели ты доволен, когда
воспитываешь своих детей в страхе, учишь их никогда не нападать на своих
низших собратьев, заставляя их носить... парики? - Рука Варгана метнулась
к голове, пальцы судорожно сжались. - Это клеймо нашей трусости. День,