поесть. Много раз я ловил рыбу через полыньи во льду, чтобы не голодать.
Позже, вытянув свое смуглое мускулистое тело на береговом песке
проточного пруда, он наслаждался теплыми лучами солнца и наблюдал за
Алексой. Стройная и привлекательная в своих белых шортах и купальной
шапочке, она неумело пыталась забросить удочку, а Мак-Ни с трубкой в зубах
работал, уютно устроившись под склоняющимся к воде навесом из ветвей.
Марианна безмятежно поедала сандвичи и с большим интересом наблюдала за
действиями коммуны муравьев. В воздухе висело глубокое не требующее слов
товарищеское чувство семьи и расы, связь, которая потянулась и коснулась
Линка, и затянула его в свою дружественную сердцевину.
"Вот это чувство, - подумал он. - Здесь я свой".
И разум Алексы ответил ему с тихой уверенностью:
"Ты один из Нас".
Месяцы теперь быстро текли для Линка, иногда нарушаемые случайными
визитами Дэйва Бартона, который становился все беспокойнее по мере того,
как зелень покрывала деревья и кусты, земли и лозу, как весна уступала
место лету, да и оно уже клонилось к недалекой осени. Теперь он редко
думал о кочевниках. В их маленькой группе царило что-то вроде молчаливого
взаимопонимания, он смутно ощущал, что Алекса многое знает о его прошлом,
но никогда не заговорит о Кэсси первой. Он не сомневался, что она начинает
любить его. Да и в том, что он любит ее, он не слишком сомневался. Кроме
того, Алекса была такой же, как он, чего не было у Кэсси.
Но он все равно мечтал о Кэсси. Иногда даже среди своего народа он
чувствовал себя одиноким. В такие минуты он страстно желал завершить свое
телепатическое обучение и присоединиться к Бартону в его борьбе с
параноиками. Бартону не терпелось заполучить Линка в союзники, но он
остерегался идти слишком широкими шагами.
- Параноики не дураки, - говорил он Линку. - Их нельзя недооценивать.
Я прожил так долго лишь потому, что я опытный охотник для большой охоты.
Моя реакция лишь чуть-чуть быстрее, чем у них, и я всегда стараюсь завести
их в такое положение, где телепатия бессильна. Если параноик оказался в
глубокой яме, он может узнать, что ты собираешься завалить его грудой
камней - но помешать тебе он не сможет.
- Есть какие-нибудь новости о Кэллахане? - спросил Мак-Ни.
- Ни одного слова за несколько месяцев. Есть какой-то план - может
быть, мощный всплеск пропаганды, может быть - убийства ведущих ученых. Я
этого не знаю. Ни в одном сознании я не смог прочитать правильных ответов.
Но я думаю, что скоро что-то должно открыться; я уже столько узнал. Мы
должны быть готовы к этому. Мы должны разгадать их код - или заполучить
свой собственный. Все по-прежнему, Даррил.
- Я знаю, - сказал Мак-Ни. Он пристально смотрел в пустынное синее
небо. - Я мало о чем могу говорить или даже думать. Да, все по-прежнему.
- Но ты не ошибся? Через несколько недель ты должен вернуться в
Ниагару.
Заговорил Линк:
- Послушай, а этот код... Я думал об этом, у кочевников есть что-то
вроде кода. Вроде этого... - он изобразил крики нескольких животных и
птиц. - Мы знаем, что они значат, но больше никто этого не знает.
- Кочевники не телепаты. Если бы они были таковыми, то это твой код
недолго оставался бы в тайне.
- Кажется, ты прав. Но все равно, мне бы так хотелось разбить
параноиков.
- У тебя будет шанс сделать это, - сказал Бартон. - Но, между тем,
задача Даррила - найти для нас новое оружие.
Бартон встал, нахмурившись.
- У меня есть дела на юге. Я встречусь с тобой, когда вернусь,
Даррил. Ты все же позаботься о себе. Если эта затея - что бы там ни
замышлялось - должна скоро выплыть наружу, не рискуй. Ты жизненно важен
для Нас, значительно больше, чем я сам.
Кивнув Линку, он вышел. Мак-Ни смотрел в пространство. Линк
поколебался, послал вопросительную мысль и встретил рассеянный отказ. Он
спустился вниз.
Алексы нигде не было. В конце концов он пошел в сады по дороге к
ручью. Заметив яркое пятно, он направился к нему.
Алекса сидела на скале, ее легкий спортивный костюм был расстегнут,
чтобы дать легкому бризу освежать ее кожу. Было так жарко, что она сняла
свой парик, и ее блестящий голый череп смотрелся нелепо и несовместимо с
ее искусственными ресницами и бровями. Линк впервые видел ее без парика.
Мгновенно, только он об этом подумал, она обернулась и стала надевать
парик. Но вдруг ее рука остановилась. Она полувопросительно посмотрела на
него, а потом в ее глазах появились боль и понимание.
- Надень его, Алекса, - сказал Линк.
Она вопросительно посмотрела на него.
- Зачем - теперь?
- Я... это не...
Алекса пожала плечами и водрузила парик на место.
- Это было... странно, - сказала она, намеренно произнося это вслух,
словно не хотела позволить своей мысли ускользнуть в каналы телепатической
сокровенности, где обида может так легко ранить. - Я настолько привыкла к
тому, что Болди - безволосы. Я никогда прежде не думала, что это зрелище
может... - она не закончила мысль вслух. Через мгновение она сказала: -
Ты, должно быть, был очень несчастлив среди кочевников, Линк. Даже более
несчастен, чем ты сознаешь. Если ты был воспитан в неприятии вида голого
черепа в такой степени...
- Этого не было, - слабо протестовал Линк. - Я не... ты не должна
думать...
- Все в порядке. Ты не можешь изменить настолько глубоко
укоренившиеся в тебе реакции. Когда-нибудь каноны красоты изменятся.
Отсутствие волос будет цениться. Сегодня этого нет, и, конечно, этого нет
у человека с твоим психологическим фоном. Тебя, должно быть, заставляли
очень остро чувствовать, что ты стоишь ниже из-за своего голого черепа.
Линк стоял, чувствуя себя неловко, не имея сил отрицать мысль, столь
живо вплывавшую в его сознание, сгорая от стыда и страха из-за сознания,
что она настолько же ясно, как и он сам, видела отвратительную картинку ее
голого черепа в его понимании. Словно он поднес к ее лицу кривое зеркало и
сказал вслух:
- Вот как ты выглядишь для меня.
Как будто он ни за что дал ей пощечину насмешкой на ее...
ненормальностью.
- Брось, - сказала Алекса, улыбаясь немного потрясенно. - Ты ничего
не можешь с этим поделать, если голый череп... беспокоит тебя. Забудь об
этом. Это не то, чтобы мы были ж-женаты или... что-то в этом роде.
Они молча смотрели друг на друга. Их мысли соприкоснулись и
отпрянули, и снова соприкоснулись, прощупывая, думая о легких вещах,
перескакивая с одного на другое так робко, словно прыгали по льдинам,
способным уйти под воду под тяжестью полной концентрации мысли.
"Мне казалось, что я люблю тебя... возможно, это так..."
"Да, я тоже... но теперь невозможно..."
(неожиданный яростный протест)...
"Нет, это невозможно, между нами не будет справедливости... как между
обычными людьми... мы всегда будем помнить эту картину, как я выглядел"
(резкое удаление из памяти)...
(агонизирующее отрицание этого)...
"Нет, это нельзя изменить... всегда между нами... слишком глубоко
укоренилось... и кроме того Кэс..."
(внезапное мгновенное закрытие обоих умов, прежде чем мысленный образ
успел сформироваться).
Алекса поднялась.
- Я иду в город, - сказала она. - Марианна у парикмахера. Я... я
сделаю себе завивку.
Он беспомощно поглядел на нее, неохотно отпуская ее, хотя он знал не
хуже чем она сама, как многое было обсуждено, взвешено и сброшено со
счетов в последний момент безмолвной речи.
- До свидания, Алекса, - сказал он.
- До свидания, Линк.
Линк еще долго стоял и смотрел на дорогу после ее ухода. Он должен
был уйти. Он не был здесь своим. Даже если после этого была бы возможность
близость с Алексой, он знал, что не может оставаться. Они были...
ненормальны. Теперь он бы более ясно видел их голые черепа, презренное,
вызывающее смех отсутствие волос, которое он так не любил в себе, чем
парики, которые они носили. Каким-то образом он до нынешнего момента не
осознавал столь полно...
Все же он не может уйти, не сказав Даррилу. Медленно, с трудом
передвигая ноги, он повернул обратно к дому. Подходя к боковому газону, он
послал вперед неуклюжую вопросительную мысль.
Что-то ответило ему из лаборатории в подвале, подозрительная,
странная, волнующая вибрация на миг прильнула к его сознанию и отпрянула.
Это не был Мак-Ни. Это был... чужой.
Мак-Ни стал спускаться к двери подвала. Внизу он остановился, пытаясь
разобраться в путанице ощущений после того, как он растопырил мысленные
пальцы. Дверь была открыта. Мак-Ни лежал на полу с погасшим сознанием,
кровь текла из раны у него в боку.
"Чужой?"
"Кто?.."
"Сергей Кэллахан."
"Где?.."
"Спрятался. Вооружен."
"Я тоже", - подумал Линк, сжав в руке кинжал.
"Ты неопытный телепат. В схватке ты не можешь победить."
Возможно, это было правдой. Телепатия у Болди заменяла предвидение.
Любой Болди мог предугадать и победить любого обыкновенного человека, а
Линк еще не был достаточно телепатически натренирован.
Он неловко разведывал. И неожиданно узнал, где находится Кэллахан.
За дверью. Откуда он мог ударить Линка в спину, когда парень войдет в
лабораторию. Он не ожидал, что неопытный Болди не обнаружит его засаду,
пока не станет слишком поздно, и как только Линк прочувствовал ситуация,
он попытался вырваться.
Линк всем весом навалился на панель, прижимая дверь обратно к стене.
Кэллахан оказался в ловушке. Беспомощно зажатый между двумя металлическими
пластинами - стеной и дверью, - он пытался отжаться, вывернуться на
свободу. Его рука, сжимавшая кинжал, змеей выскользнула наружу. Линк
выронил свое оружие, прижался спиной к двери и покрепче уперся ногами.
Дверная коробка давала ему отличную опору. Вены вздувались на лбу, пока он
удерживал, прижимал, и сдвигал дверь изо всех своих сил.
Что однажды сказал Дэйв Бартон? "Убивай их с помощью механизмов..."
Это и был механизм - один из древнейших. Рычаг.
Неожиданно Кэллахан закричал. Его агонизирующая мысль молила о
милосердии. (Через мгновенье его силы иссякнут), - молил он.
- Нет... не убивай меня!
Его силы иссякли.
Линк расправил тяжелые плечи. И был еще один мысленный ужасающий крик
Кэллахана, еще более агонизирующий, чем издаваемые им звуки, и Линк
позволил двери медленно отойти от стены. Вместе с ней сползло и тело. Линк
подобрал свой кинжал, умело им воспользовался и обернулся к Мак-Ни.
На полу растекалась лужа крови, но Мак-Ни был все еще жив. Кэллахан
не успел завершить свое дело.
Линк занялся оказанием первой помощи.
Так это произошло.
Было уже за полночь. В лаборатории в подвале Мак-Ни вытянулся в своем
кресле, морщась от давления повязок на ребрах. Он моргал от света
люминесцентных ламп, вздыхал и тер лоб.
Его рука замерла над блокнотом. Уравнение не сходилось. Он до сих пор
не был вполне готов думать об этом.
Но работа близилась к завершению. Она должна была, наконец, дать
Болди оружие против параноиков. Они не могли перехватывать код секретного
диапазона параноиков, но они могли...
Еще нет. Пока нельзя думать об этом.
Даже Линк помог, сам того не подозревая, одним из своих предложений.
Мимикрия. Да, таков был один из ответов. Параноики не могли даже
подозревать...
Еще нет.
Ладно, Линк ушел к своему племени кочевников и своей кочевнице-скво.
В конце концов, психологическая установка, внесенная в мозг мальчика,
оказалась сильнее, чем сильные расовые связи. Это плохо, ведь Линк обладал
кое-чем, чего не было у многих Болди - прирожденная твердость, умная сила,
которая могла здорово пригодиться в грядущие темные дни.
Темные дни, которые еще можно было оттянуть, если...
Марианна спала. Мак-Ни отогнал от нее свои мысли. После многих лет
брака, они были настолько чувствительны друг к другу, что ее могла
разбудить даже эта случайная мысль. И до тех пор, пока она не заснула, он
не решался думать о конечной задаче. Между Болди не может быть секретов.
Но это должно было оставаться в секрете - единственном секрете,
который должен был дать Дэйву Бартону оружие против параноиков. Это был
неразгадываемый шифр, который Мак-Ни искал уже два года.
Это был секретный способ связи для Болди.
Сейчас. Работать быстрее. Работать быстрее!
Перо Мак-Ни ускорило свой бег. Он кое-что поправил в стоявшей перед
ним машине, тщательно приладил несколько контактов и стал следить за
нарастающим потоком энергии. Через некоторое время что-то появилось из
маленького проема на одном конце машины: тонкая паутина проводов с
несколькими плоскими изогнутыми приспособлениями. Мак-Ни снял парик,
пристроил на голове шапочку из проводов и снова натянул парик. Взглянув в
зеркало, он удовлетворенно кивнул.
Машина теперь непрерывно производила эти шапочки для связи,
достаточно было лишь загружать в нее сырье. Матрица, схема, была встроена
в машину и в результате выдавала устройство связи, легко скрываемое под
париком, которое, возможно, в конце концов будет носить каждый
обыкновенный Болди. А что до сути устройства...
Нужно было отыскать секретное устройство связи вроде не поддающейся
перехвату длины волны параноиков. Сама телепатия - это просто трехфазное
колебание электромагнитно-гравитационной энергии, выделяемой специфическим
коллоидом человеческого мозга. Но телепатия, как таковая, может быть
принята любым чувствительным мозгом, находящимся в связи с передающим.
Весь фокус был в том, чтобы найти искусственный способ передачи.
Мозг, определенным образом возбужденный электрической энергией, выдаст
электромагнитно-гравитационную энергию, которую не сможет принять никто,
кроме телепатов, поскольку приборов, настроенных на этот диапазон, просто
нет. Но когда параноики получат такие сигналы, без дешифрующей помощи
одной из шапочек Мак-Ни они не смогут уловить в этом кода.
Потому что они будут слышать - ощущать - лишь помехи.
В этом и заключался камуфляж. Волны маскировались. Они прятались в
волновом диапазоне, которым никто не пользовался, поскольку тот был
слишком близок к каналам радиосвязи, который использовали тысячи
вертолетов. Для этих раций пять тысяч мегагерц были нормальной частотой;
пятнадцать тысяч казались безвредным гармоническим шумом, и устройство
Мак-Ни просто добавляло помеховых шумов к этой гармонической
интерференции.
Конечно, пеленгаторы могли принять сигналы и засечь их - но
вертолеты, как и Болди, были разбросаны по всей стране, и сама раса много
путешествовала, как по необходимости, так и по желанию. Параноики могли бы
установить, что пятнадцать тысяч мегагерц излучают проволочные шлемы - но
с чего бы им этим заниматься?
Это была своего рода имитация шифра кочевников, подражающих крикам
птиц и зверей. Новичок в лесу не усмотрел бы языка в крике или вое - так и
параноики не станут искать секретные сообщения в том, что на их взгляд
было лишь помехами.
Итак, эти легкие, сетчатые, легко скрываемые шлемы наконец решили
проблему. Источником энергии станет автоматический перехват свободной
энергии, незаметный отток с ближайшего электрогенератора, а сама машина,
изготавливавшая шлемы, была закрыта надолго. Никто, кроме самого Мак-Ни не
знал даже принципов новой системы связи. И если машина будет хорошо
охраняться, то параноики никогда не узнают больше, чем знает сам Бартон, о
том, что заставляет устройство работать. Бартон оценит его эффективность,
и этого достаточно. Список необходимых расходных материалов был
выгравирован на питающем бункере; больше ничего не требовалось. Так что
Бартон не будет знать никаких секретов, которые он мог бы неумышленно
выдать параноикам, поскольку все эти секреты были внутри машины и еще в
одном месте.
Мак-Ни снял свою шапочку и положил ее на стол. Выключил машину. Затем
быстро уничтожил формулы и следы записей и исходных материалов. Он написал
краткую записку для Бартона, объясняя все необходимое.
После этого времени уже не оставалось. Мак-Ни откинулся в кресле, его
простое усталое лицо ничего не выражало. Он не был похож на героя. И
только тогда он перестал думать о будущем расы Болди, и о том, что другим
местом, где таился секрет, был его мозг.
Когда его руки ослабили повязку на ребрах, он подумал о Марианне. И
когда его жизнь стала утекать вместе с кровью из открывшейся раны, он
подумал: "Как бы я хотел сказать тебе "Прощай", Марианна. Но я не должен
трогать тебя, даже в своих мыслях. Мы слишком близки. Ты можешь
проснуться, и..."
"Я надеюсь, что тебе не будет слишком одиноко, моя дорогая..."
Он возвращался. Кочевники не были его народом, но Кэсси была его
женой. И из-за этого он предал свою расу, предал, возможно, само будущее,
и следовал за кочующим племенем три штата до этого момента, вместе с
осенними ветрами, холодом дующими сквозь поблекшую листву, пока не достиг
конца своего поиска. Она была там, в ожидании. Она была там, отделенная от
него лишь скалой. Он мог почувствовать, ощутить это, и его сердце
трепетало при возвращении домой.
А это предательство... Один человек не мог ничего знать для жизни
всей расы. Но будет на несколько ребятишек-Болди меньше, чем было бы,
женись он на Алексе. Болди должны будут сами найти для себя спасение...
Но он не думал об этом, когда преодолев последнее препятствие, он
побежал туда, где у костра сидела Кэсси. Он думал о Кэсси, о блестящей
черноте ее волос, о мягкой округлости ее щек. Он звал ее по имени, снова и
снова.
Сперва она не поверила. Он видел сомнение в ее глазах и ее мыслях. Но
сомнения пропали, когда он упал рядом с ней - странная фигура в
экзотических городских одеяниях - и заключил ее в объятия.
- Линк, - сказала она, - ты вернулся.
Он умудрился сказать:
- Я вернулся, - и на время перестал говорить и думать. Прошло много
времени, прежде чем она решила показать ему кое-что интересное.
Так и вышло. Его глаза оставались расширенными, пока Кэсси смеялась и
говорила, что это далеко не первый ребенок в мире.
- Я... мы... ты хочешь сказать...
- Конечно. Наш. Это Линк-младший. Как он тебе нравится? Он, между
прочим, похож на своего папу.
- Что?
- Подержи его.
Когда Кэсси отдала ему ребенка, Линк понял, что она имела в виду.
Маленькая головка была совершенно лишена волос, не было и следа бровей и
ресниц.
- Но... ты же не Болди, Кэсси. Как...
- Но ты-то уж точно безволосый, Линк. Поэтому...
Линк обвил ее свободной рукой и крепко прижал к себе. Он не мог
видеть будущее; он не мог осознать последствий этой первой попытки
смешения рас. Он только испытывал глубокое и невыразимое облегчение от
того, что ребенок был таким же, как он. Это было глубже, чем простое
человеческое желание продолжить свой род. Это было оправдание. Если так,
то он не отрекся полностью от своей расы. Алекса никогда не родит ему
детей, но это не означает, что его дети будут от чужого корня.
То глубокое извращение, которое он приобрел у кочевников, не должно
произойти с его ребенком. "Я обучу его, - подумал он. - Он будет с самого
начала знать - он научится гордиться тем, что он - Болди. И потом, если он
когда-нибудь потребуется им... нет, если Нам он будет нужен... он будет
готов заменить меня."
Раса продолжится. Было добрым, справедливым и приносящим
удовлетворение то, что союз Болди и человека мог привести к рождению
детей-Болди. Род не должен приходить в тупик из-за того, что мужчина
женился за пределами своего племени. Человек должен следовать инстинкту,
как это делал Линк. Было приятно принадлежать к расе, допускавшей даже
такую измену традициям, и не требовавшей последующей расплаты. Род был
слишком сильным, чтобы прерваться. Доминирующая наследственность найдет
свое продолжение.
Возможно, изобретение Мак-Ни могло оттянуть день погрома, а может
быть, и не могло. Но даже если этот день наступит, то это не остановит
Болди. Подпольный, скрытый, гонимый, их род не прервется. И возможно, что
самое безопасное убежище будет найдено среди кочевников. Поскольку уже
сейчас там есть их агент.
"Может быть, все было правильно, - думал Линк, обняв Кэсси и ребенка.
- Прежде здесь я был своим. Сейчас уже нет. Я никогда уже не буду
полностью счастлив моей прежней жизнью. Я слишком много знаю. Но здесь я
являюсь связью между общественной жизнью и тайной жизнью беженцев. Может
быть, им когда-нибудь понадобится эта связь." - он задумался и усмехнулся.
Вдалеке послышался и стал нарастать рев песни. Мужчины племени
возвращались с дневной охоты. Он был немного удивлен, осознав, что больше
не чувствует прежнего глубокого недоуменного недоверия к нему. Теперь он
понял. Он знал их настолько, насколько они сами себя никогда не знали, и
он за последние месяцы узнал достаточно, чтобы оценить это знание.
Кочевники более не были недовольными и неприспособленными к цивилизации.
Поколения отбора очистили их. В американцах всегда было самоочищение
первопроходцев, рискованная оторванность от старого мира. Похороненный род
возродился в их потомках. Да, они стали теперь настоящими кочевниками; да,
они были жителями леса; но они всегда были бойцами. Как и первые
американцы. В них был тот же твердый стержень, который мог, в один из дней
дать убежище угнетенным и преследуемым.
Песня все громче раздавалась из-за деревьев, ревущий бас Джесса
Джеймса Хартвелла запевал, остальные подпевали.
"Ура! Ура! Мы несем праздник,
Ура! Ура! Флаг, несущий людям свободу..."
Снова опустилась ночь. Я лежал, глядя на холодно мерцающие звезды и
чувствовал, как мое сознание проваливается в бездонную пустоту
бесконечности.
Мой рассудок был ясен.
Я уже долго лежал здесь без движения, глядя на звезды. Снег недавно
прекратился, и свет звезд блестел на синих сугробах.
Больше не было смысла ждать. Я потянулся к поясу и вынул свой кинжал.
Я положил его лезвие поперек своего левого запястья и задумался. Это может
занять слишком много времени. Есть и более быстрые способы - там, где тело
более уязвимо.
Но я слишком устал, чтобы двигаться. Через мгновение я потяну лезвие
на себя с резким нажимом. И тогда все будет кончено - ведь какой смысл
ждать помощи теперь, когда я слеп, глух и нем здесь, за горной грядой.
Жизнь полностью оставила мир. Маленькие искры мерцающего тепла, которые
излучают даже насекомые, странный, пульсирующий ритм жизни, подобно волне
прибоя текущей по Вселенной, излучаемый, вероятно, везде существующими
микроорганизмами... свет и тепло - все это исчезло. Казалось, из всего
ушла душа.
Должно быть, я бессознательно послал мысль с просьбой о помощи,
потому что внутри моего сознания я услышал отзыв. Я едва не закричал,
прежде чем понял, что ответ пришел из моего собственного мозга, какие-то
воспоминания, вызванные ассоциациями.
Ты один из нас, - сказала мысль.
Почему я должен об этом помнить? Это напомнило мне о... Хобсоне.
Хобсон и Нищие в Бархате. Ведь Мак-Ни не решил конечной проблемы.
Следующее сражение тайной войны произошло в Секвойе.
Должен ли я это помнить?
Холодное лезвие кинжала лежало у меня на запястье. Умереть будет
нетрудно. Значительно легче, чем выжить, слепому, глухому и одинокому.
"Ты один из нас", - повторила мысль.
И моя мысль умчалась в солнечное утро, в город возле бывшей канадской
границы, в напоенный холодом и хвоей воздух, в перестук людских шагов на
Рэдвуд-Стрит - сто лет назад.
Он словно наступил на змею. То, что было скрыто в свежей зеленой
траве, извивалось под ногами, поворачивалось и злобно билось. Но мысль не
принадлежала рептилии или животному; только человек был способен на такую
злобность, которая была, по сути искажением интеллекта.
Темное лицо Беркхальтера не изменилось. Его легкий шаг не сбился. Но
его мысль мгновенно отпрянула от этой слепой злобы, настороженная и
готовая к действию, а тем временем Болди по всему поселению ненадолго
прервали работу и разговор, когда их мысли соприкоснулись с сознанием
Беркхальтера.
Ни один человек ничего не заметил.
В ярком утреннем солнечном свете Рэдвуд-Стрит весело и дружелюбно
изгибалась перед Беркхальтером. Но оттенок тревоги скользил по ней, тот же
холодный опасный ветер, который многие дни дул в мыслях каждого телепата в
Секвойе. Впереди были несколько ранних посетителей магазина, несколько
идущих в школу детей, группа, собравшаяся перед парикмахерской, один из
докторов госпиталя.
"Где он?"
Быстро пришел ответ:
"Не могу засечь его. Впрочем, рядом с тобой."
Кто-то - судя по оттенкам мыслей - женщина - прислал сообщение,
окрашенное эмоциональным смятением, почти истерикой:
"Один из пациентов госпиталя..."
Мгновенно мысли других поддерживающе сомкнулись вокруг нее, согревая
дружественностью и комфортом. Даже Беркхальтер нашел время, чтобы послать
ясную мысль единства. Среди других он узнал спокойную, знающую личность
Дюка Хита, Болди-священника-врача, с характерными психологическими
оттенками, которые мог ощутить лишь другой телепат.
"Это Сэлфридж, - говорит Хит женщине, пока остальные Болди слушали. -
Он просто пьян. Я думаю, я ближе всех, Беркхальтер. Я иду."
Над головой описывал дугу вертолет, за которым тянулись грузовые
планеры, стабилизированные гироскопами. Он перевалил через западный кряж и
ушел в сторону Тихого океана. Когда его рокот стих, Беркхальтер услышал
глухой рев водопада, находившегося выше по долине. Он живо чувствовал
перистую белизну водопада, низвергающегося со скалы, склоны, покрытые
елью, пихтой и мамонтовыми деревьями, окружавшие Секвойю, далекий шум
Позже, вытянув свое смуглое мускулистое тело на береговом песке
проточного пруда, он наслаждался теплыми лучами солнца и наблюдал за
Алексой. Стройная и привлекательная в своих белых шортах и купальной
шапочке, она неумело пыталась забросить удочку, а Мак-Ни с трубкой в зубах
работал, уютно устроившись под склоняющимся к воде навесом из ветвей.
Марианна безмятежно поедала сандвичи и с большим интересом наблюдала за
действиями коммуны муравьев. В воздухе висело глубокое не требующее слов
товарищеское чувство семьи и расы, связь, которая потянулась и коснулась
Линка, и затянула его в свою дружественную сердцевину.
"Вот это чувство, - подумал он. - Здесь я свой".
И разум Алексы ответил ему с тихой уверенностью:
"Ты один из Нас".
Месяцы теперь быстро текли для Линка, иногда нарушаемые случайными
визитами Дэйва Бартона, который становился все беспокойнее по мере того,
как зелень покрывала деревья и кусты, земли и лозу, как весна уступала
место лету, да и оно уже клонилось к недалекой осени. Теперь он редко
думал о кочевниках. В их маленькой группе царило что-то вроде молчаливого
взаимопонимания, он смутно ощущал, что Алекса многое знает о его прошлом,
но никогда не заговорит о Кэсси первой. Он не сомневался, что она начинает
любить его. Да и в том, что он любит ее, он не слишком сомневался. Кроме
того, Алекса была такой же, как он, чего не было у Кэсси.
Но он все равно мечтал о Кэсси. Иногда даже среди своего народа он
чувствовал себя одиноким. В такие минуты он страстно желал завершить свое
телепатическое обучение и присоединиться к Бартону в его борьбе с
параноиками. Бартону не терпелось заполучить Линка в союзники, но он
остерегался идти слишком широкими шагами.
- Параноики не дураки, - говорил он Линку. - Их нельзя недооценивать.
Я прожил так долго лишь потому, что я опытный охотник для большой охоты.
Моя реакция лишь чуть-чуть быстрее, чем у них, и я всегда стараюсь завести
их в такое положение, где телепатия бессильна. Если параноик оказался в
глубокой яме, он может узнать, что ты собираешься завалить его грудой
камней - но помешать тебе он не сможет.
- Есть какие-нибудь новости о Кэллахане? - спросил Мак-Ни.
- Ни одного слова за несколько месяцев. Есть какой-то план - может
быть, мощный всплеск пропаганды, может быть - убийства ведущих ученых. Я
этого не знаю. Ни в одном сознании я не смог прочитать правильных ответов.
Но я думаю, что скоро что-то должно открыться; я уже столько узнал. Мы
должны быть готовы к этому. Мы должны разгадать их код - или заполучить
свой собственный. Все по-прежнему, Даррил.
- Я знаю, - сказал Мак-Ни. Он пристально смотрел в пустынное синее
небо. - Я мало о чем могу говорить или даже думать. Да, все по-прежнему.
- Но ты не ошибся? Через несколько недель ты должен вернуться в
Ниагару.
Заговорил Линк:
- Послушай, а этот код... Я думал об этом, у кочевников есть что-то
вроде кода. Вроде этого... - он изобразил крики нескольких животных и
птиц. - Мы знаем, что они значат, но больше никто этого не знает.
- Кочевники не телепаты. Если бы они были таковыми, то это твой код
недолго оставался бы в тайне.
- Кажется, ты прав. Но все равно, мне бы так хотелось разбить
параноиков.
- У тебя будет шанс сделать это, - сказал Бартон. - Но, между тем,
задача Даррила - найти для нас новое оружие.
Бартон встал, нахмурившись.
- У меня есть дела на юге. Я встречусь с тобой, когда вернусь,
Даррил. Ты все же позаботься о себе. Если эта затея - что бы там ни
замышлялось - должна скоро выплыть наружу, не рискуй. Ты жизненно важен
для Нас, значительно больше, чем я сам.
Кивнув Линку, он вышел. Мак-Ни смотрел в пространство. Линк
поколебался, послал вопросительную мысль и встретил рассеянный отказ. Он
спустился вниз.
Алексы нигде не было. В конце концов он пошел в сады по дороге к
ручью. Заметив яркое пятно, он направился к нему.
Алекса сидела на скале, ее легкий спортивный костюм был расстегнут,
чтобы дать легкому бризу освежать ее кожу. Было так жарко, что она сняла
свой парик, и ее блестящий голый череп смотрелся нелепо и несовместимо с
ее искусственными ресницами и бровями. Линк впервые видел ее без парика.
Мгновенно, только он об этом подумал, она обернулась и стала надевать
парик. Но вдруг ее рука остановилась. Она полувопросительно посмотрела на
него, а потом в ее глазах появились боль и понимание.
- Надень его, Алекса, - сказал Линк.
Она вопросительно посмотрела на него.
- Зачем - теперь?
- Я... это не...
Алекса пожала плечами и водрузила парик на место.
- Это было... странно, - сказала она, намеренно произнося это вслух,
словно не хотела позволить своей мысли ускользнуть в каналы телепатической
сокровенности, где обида может так легко ранить. - Я настолько привыкла к
тому, что Болди - безволосы. Я никогда прежде не думала, что это зрелище
может... - она не закончила мысль вслух. Через мгновение она сказала: -
Ты, должно быть, был очень несчастлив среди кочевников, Линк. Даже более
несчастен, чем ты сознаешь. Если ты был воспитан в неприятии вида голого
черепа в такой степени...
- Этого не было, - слабо протестовал Линк. - Я не... ты не должна
думать...
- Все в порядке. Ты не можешь изменить настолько глубоко
укоренившиеся в тебе реакции. Когда-нибудь каноны красоты изменятся.
Отсутствие волос будет цениться. Сегодня этого нет, и, конечно, этого нет
у человека с твоим психологическим фоном. Тебя, должно быть, заставляли
очень остро чувствовать, что ты стоишь ниже из-за своего голого черепа.
Линк стоял, чувствуя себя неловко, не имея сил отрицать мысль, столь
живо вплывавшую в его сознание, сгорая от стыда и страха из-за сознания,
что она настолько же ясно, как и он сам, видела отвратительную картинку ее
голого черепа в его понимании. Словно он поднес к ее лицу кривое зеркало и
сказал вслух:
- Вот как ты выглядишь для меня.
Как будто он ни за что дал ей пощечину насмешкой на ее...
ненормальностью.
- Брось, - сказала Алекса, улыбаясь немного потрясенно. - Ты ничего
не можешь с этим поделать, если голый череп... беспокоит тебя. Забудь об
этом. Это не то, чтобы мы были ж-женаты или... что-то в этом роде.
Они молча смотрели друг на друга. Их мысли соприкоснулись и
отпрянули, и снова соприкоснулись, прощупывая, думая о легких вещах,
перескакивая с одного на другое так робко, словно прыгали по льдинам,
способным уйти под воду под тяжестью полной концентрации мысли.
"Мне казалось, что я люблю тебя... возможно, это так..."
"Да, я тоже... но теперь невозможно..."
(неожиданный яростный протест)...
"Нет, это невозможно, между нами не будет справедливости... как между
обычными людьми... мы всегда будем помнить эту картину, как я выглядел"
(резкое удаление из памяти)...
(агонизирующее отрицание этого)...
"Нет, это нельзя изменить... всегда между нами... слишком глубоко
укоренилось... и кроме того Кэс..."
(внезапное мгновенное закрытие обоих умов, прежде чем мысленный образ
успел сформироваться).
Алекса поднялась.
- Я иду в город, - сказала она. - Марианна у парикмахера. Я... я
сделаю себе завивку.
Он беспомощно поглядел на нее, неохотно отпуская ее, хотя он знал не
хуже чем она сама, как многое было обсуждено, взвешено и сброшено со
счетов в последний момент безмолвной речи.
- До свидания, Алекса, - сказал он.
- До свидания, Линк.
Линк еще долго стоял и смотрел на дорогу после ее ухода. Он должен
был уйти. Он не был здесь своим. Даже если после этого была бы возможность
близость с Алексой, он знал, что не может оставаться. Они были...
ненормальны. Теперь он бы более ясно видел их голые черепа, презренное,
вызывающее смех отсутствие волос, которое он так не любил в себе, чем
парики, которые они носили. Каким-то образом он до нынешнего момента не
осознавал столь полно...
Все же он не может уйти, не сказав Даррилу. Медленно, с трудом
передвигая ноги, он повернул обратно к дому. Подходя к боковому газону, он
послал вперед неуклюжую вопросительную мысль.
Что-то ответило ему из лаборатории в подвале, подозрительная,
странная, волнующая вибрация на миг прильнула к его сознанию и отпрянула.
Это не был Мак-Ни. Это был... чужой.
Мак-Ни стал спускаться к двери подвала. Внизу он остановился, пытаясь
разобраться в путанице ощущений после того, как он растопырил мысленные
пальцы. Дверь была открыта. Мак-Ни лежал на полу с погасшим сознанием,
кровь текла из раны у него в боку.
"Чужой?"
"Кто?.."
"Сергей Кэллахан."
"Где?.."
"Спрятался. Вооружен."
"Я тоже", - подумал Линк, сжав в руке кинжал.
"Ты неопытный телепат. В схватке ты не можешь победить."
Возможно, это было правдой. Телепатия у Болди заменяла предвидение.
Любой Болди мог предугадать и победить любого обыкновенного человека, а
Линк еще не был достаточно телепатически натренирован.
Он неловко разведывал. И неожиданно узнал, где находится Кэллахан.
За дверью. Откуда он мог ударить Линка в спину, когда парень войдет в
лабораторию. Он не ожидал, что неопытный Болди не обнаружит его засаду,
пока не станет слишком поздно, и как только Линк прочувствовал ситуация,
он попытался вырваться.
Линк всем весом навалился на панель, прижимая дверь обратно к стене.
Кэллахан оказался в ловушке. Беспомощно зажатый между двумя металлическими
пластинами - стеной и дверью, - он пытался отжаться, вывернуться на
свободу. Его рука, сжимавшая кинжал, змеей выскользнула наружу. Линк
выронил свое оружие, прижался спиной к двери и покрепче уперся ногами.
Дверная коробка давала ему отличную опору. Вены вздувались на лбу, пока он
удерживал, прижимал, и сдвигал дверь изо всех своих сил.
Что однажды сказал Дэйв Бартон? "Убивай их с помощью механизмов..."
Это и был механизм - один из древнейших. Рычаг.
Неожиданно Кэллахан закричал. Его агонизирующая мысль молила о
милосердии. (Через мгновенье его силы иссякнут), - молил он.
- Нет... не убивай меня!
Его силы иссякли.
Линк расправил тяжелые плечи. И был еще один мысленный ужасающий крик
Кэллахана, еще более агонизирующий, чем издаваемые им звуки, и Линк
позволил двери медленно отойти от стены. Вместе с ней сползло и тело. Линк
подобрал свой кинжал, умело им воспользовался и обернулся к Мак-Ни.
На полу растекалась лужа крови, но Мак-Ни был все еще жив. Кэллахан
не успел завершить свое дело.
Линк занялся оказанием первой помощи.
Так это произошло.
Было уже за полночь. В лаборатории в подвале Мак-Ни вытянулся в своем
кресле, морщась от давления повязок на ребрах. Он моргал от света
люминесцентных ламп, вздыхал и тер лоб.
Его рука замерла над блокнотом. Уравнение не сходилось. Он до сих пор
не был вполне готов думать об этом.
Но работа близилась к завершению. Она должна была, наконец, дать
Болди оружие против параноиков. Они не могли перехватывать код секретного
диапазона параноиков, но они могли...
Еще нет. Пока нельзя думать об этом.
Даже Линк помог, сам того не подозревая, одним из своих предложений.
Мимикрия. Да, таков был один из ответов. Параноики не могли даже
подозревать...
Еще нет.
Ладно, Линк ушел к своему племени кочевников и своей кочевнице-скво.
В конце концов, психологическая установка, внесенная в мозг мальчика,
оказалась сильнее, чем сильные расовые связи. Это плохо, ведь Линк обладал
кое-чем, чего не было у многих Болди - прирожденная твердость, умная сила,
которая могла здорово пригодиться в грядущие темные дни.
Темные дни, которые еще можно было оттянуть, если...
Марианна спала. Мак-Ни отогнал от нее свои мысли. После многих лет
брака, они были настолько чувствительны друг к другу, что ее могла
разбудить даже эта случайная мысль. И до тех пор, пока она не заснула, он
не решался думать о конечной задаче. Между Болди не может быть секретов.
Но это должно было оставаться в секрете - единственном секрете,
который должен был дать Дэйву Бартону оружие против параноиков. Это был
неразгадываемый шифр, который Мак-Ни искал уже два года.
Это был секретный способ связи для Болди.
Сейчас. Работать быстрее. Работать быстрее!
Перо Мак-Ни ускорило свой бег. Он кое-что поправил в стоявшей перед
ним машине, тщательно приладил несколько контактов и стал следить за
нарастающим потоком энергии. Через некоторое время что-то появилось из
маленького проема на одном конце машины: тонкая паутина проводов с
несколькими плоскими изогнутыми приспособлениями. Мак-Ни снял парик,
пристроил на голове шапочку из проводов и снова натянул парик. Взглянув в
зеркало, он удовлетворенно кивнул.
Машина теперь непрерывно производила эти шапочки для связи,
достаточно было лишь загружать в нее сырье. Матрица, схема, была встроена
в машину и в результате выдавала устройство связи, легко скрываемое под
париком, которое, возможно, в конце концов будет носить каждый
обыкновенный Болди. А что до сути устройства...
Нужно было отыскать секретное устройство связи вроде не поддающейся
перехвату длины волны параноиков. Сама телепатия - это просто трехфазное
колебание электромагнитно-гравитационной энергии, выделяемой специфическим
коллоидом человеческого мозга. Но телепатия, как таковая, может быть
принята любым чувствительным мозгом, находящимся в связи с передающим.
Весь фокус был в том, чтобы найти искусственный способ передачи.
Мозг, определенным образом возбужденный электрической энергией, выдаст
электромагнитно-гравитационную энергию, которую не сможет принять никто,
кроме телепатов, поскольку приборов, настроенных на этот диапазон, просто
нет. Но когда параноики получат такие сигналы, без дешифрующей помощи
одной из шапочек Мак-Ни они не смогут уловить в этом кода.
Потому что они будут слышать - ощущать - лишь помехи.
В этом и заключался камуфляж. Волны маскировались. Они прятались в
волновом диапазоне, которым никто не пользовался, поскольку тот был
слишком близок к каналам радиосвязи, который использовали тысячи
вертолетов. Для этих раций пять тысяч мегагерц были нормальной частотой;
пятнадцать тысяч казались безвредным гармоническим шумом, и устройство
Мак-Ни просто добавляло помеховых шумов к этой гармонической
интерференции.
Конечно, пеленгаторы могли принять сигналы и засечь их - но
вертолеты, как и Болди, были разбросаны по всей стране, и сама раса много
путешествовала, как по необходимости, так и по желанию. Параноики могли бы
установить, что пятнадцать тысяч мегагерц излучают проволочные шлемы - но
с чего бы им этим заниматься?
Это была своего рода имитация шифра кочевников, подражающих крикам
птиц и зверей. Новичок в лесу не усмотрел бы языка в крике или вое - так и
параноики не станут искать секретные сообщения в том, что на их взгляд
было лишь помехами.
Итак, эти легкие, сетчатые, легко скрываемые шлемы наконец решили
проблему. Источником энергии станет автоматический перехват свободной
энергии, незаметный отток с ближайшего электрогенератора, а сама машина,
изготавливавшая шлемы, была закрыта надолго. Никто, кроме самого Мак-Ни не
знал даже принципов новой системы связи. И если машина будет хорошо
охраняться, то параноики никогда не узнают больше, чем знает сам Бартон, о
том, что заставляет устройство работать. Бартон оценит его эффективность,
и этого достаточно. Список необходимых расходных материалов был
выгравирован на питающем бункере; больше ничего не требовалось. Так что
Бартон не будет знать никаких секретов, которые он мог бы неумышленно
выдать параноикам, поскольку все эти секреты были внутри машины и еще в
одном месте.
Мак-Ни снял свою шапочку и положил ее на стол. Выключил машину. Затем
быстро уничтожил формулы и следы записей и исходных материалов. Он написал
краткую записку для Бартона, объясняя все необходимое.
После этого времени уже не оставалось. Мак-Ни откинулся в кресле, его
простое усталое лицо ничего не выражало. Он не был похож на героя. И
только тогда он перестал думать о будущем расы Болди, и о том, что другим
местом, где таился секрет, был его мозг.
Когда его руки ослабили повязку на ребрах, он подумал о Марианне. И
когда его жизнь стала утекать вместе с кровью из открывшейся раны, он
подумал: "Как бы я хотел сказать тебе "Прощай", Марианна. Но я не должен
трогать тебя, даже в своих мыслях. Мы слишком близки. Ты можешь
проснуться, и..."
"Я надеюсь, что тебе не будет слишком одиноко, моя дорогая..."
Он возвращался. Кочевники не были его народом, но Кэсси была его
женой. И из-за этого он предал свою расу, предал, возможно, само будущее,
и следовал за кочующим племенем три штата до этого момента, вместе с
осенними ветрами, холодом дующими сквозь поблекшую листву, пока не достиг
конца своего поиска. Она была там, в ожидании. Она была там, отделенная от
него лишь скалой. Он мог почувствовать, ощутить это, и его сердце
трепетало при возвращении домой.
А это предательство... Один человек не мог ничего знать для жизни
всей расы. Но будет на несколько ребятишек-Болди меньше, чем было бы,
женись он на Алексе. Болди должны будут сами найти для себя спасение...
Но он не думал об этом, когда преодолев последнее препятствие, он
побежал туда, где у костра сидела Кэсси. Он думал о Кэсси, о блестящей
черноте ее волос, о мягкой округлости ее щек. Он звал ее по имени, снова и
снова.
Сперва она не поверила. Он видел сомнение в ее глазах и ее мыслях. Но
сомнения пропали, когда он упал рядом с ней - странная фигура в
экзотических городских одеяниях - и заключил ее в объятия.
- Линк, - сказала она, - ты вернулся.
Он умудрился сказать:
- Я вернулся, - и на время перестал говорить и думать. Прошло много
времени, прежде чем она решила показать ему кое-что интересное.
Так и вышло. Его глаза оставались расширенными, пока Кэсси смеялась и
говорила, что это далеко не первый ребенок в мире.
- Я... мы... ты хочешь сказать...
- Конечно. Наш. Это Линк-младший. Как он тебе нравится? Он, между
прочим, похож на своего папу.
- Что?
- Подержи его.
Когда Кэсси отдала ему ребенка, Линк понял, что она имела в виду.
Маленькая головка была совершенно лишена волос, не было и следа бровей и
ресниц.
- Но... ты же не Болди, Кэсси. Как...
- Но ты-то уж точно безволосый, Линк. Поэтому...
Линк обвил ее свободной рукой и крепко прижал к себе. Он не мог
видеть будущее; он не мог осознать последствий этой первой попытки
смешения рас. Он только испытывал глубокое и невыразимое облегчение от
того, что ребенок был таким же, как он. Это было глубже, чем простое
человеческое желание продолжить свой род. Это было оправдание. Если так,
то он не отрекся полностью от своей расы. Алекса никогда не родит ему
детей, но это не означает, что его дети будут от чужого корня.
То глубокое извращение, которое он приобрел у кочевников, не должно
произойти с его ребенком. "Я обучу его, - подумал он. - Он будет с самого
начала знать - он научится гордиться тем, что он - Болди. И потом, если он
когда-нибудь потребуется им... нет, если Нам он будет нужен... он будет
готов заменить меня."
Раса продолжится. Было добрым, справедливым и приносящим
удовлетворение то, что союз Болди и человека мог привести к рождению
детей-Болди. Род не должен приходить в тупик из-за того, что мужчина
женился за пределами своего племени. Человек должен следовать инстинкту,
как это делал Линк. Было приятно принадлежать к расе, допускавшей даже
такую измену традициям, и не требовавшей последующей расплаты. Род был
слишком сильным, чтобы прерваться. Доминирующая наследственность найдет
свое продолжение.
Возможно, изобретение Мак-Ни могло оттянуть день погрома, а может
быть, и не могло. Но даже если этот день наступит, то это не остановит
Болди. Подпольный, скрытый, гонимый, их род не прервется. И возможно, что
самое безопасное убежище будет найдено среди кочевников. Поскольку уже
сейчас там есть их агент.
"Может быть, все было правильно, - думал Линк, обняв Кэсси и ребенка.
- Прежде здесь я был своим. Сейчас уже нет. Я никогда уже не буду
полностью счастлив моей прежней жизнью. Я слишком много знаю. Но здесь я
являюсь связью между общественной жизнью и тайной жизнью беженцев. Может
быть, им когда-нибудь понадобится эта связь." - он задумался и усмехнулся.
Вдалеке послышался и стал нарастать рев песни. Мужчины племени
возвращались с дневной охоты. Он был немного удивлен, осознав, что больше
не чувствует прежнего глубокого недоуменного недоверия к нему. Теперь он
понял. Он знал их настолько, насколько они сами себя никогда не знали, и
он за последние месяцы узнал достаточно, чтобы оценить это знание.
Кочевники более не были недовольными и неприспособленными к цивилизации.
Поколения отбора очистили их. В американцах всегда было самоочищение
первопроходцев, рискованная оторванность от старого мира. Похороненный род
возродился в их потомках. Да, они стали теперь настоящими кочевниками; да,
они были жителями леса; но они всегда были бойцами. Как и первые
американцы. В них был тот же твердый стержень, который мог, в один из дней
дать убежище угнетенным и преследуемым.
Песня все громче раздавалась из-за деревьев, ревущий бас Джесса
Джеймса Хартвелла запевал, остальные подпевали.
"Ура! Ура! Мы несем праздник,
Ура! Ура! Флаг, несущий людям свободу..."
Снова опустилась ночь. Я лежал, глядя на холодно мерцающие звезды и
чувствовал, как мое сознание проваливается в бездонную пустоту
бесконечности.
Мой рассудок был ясен.
Я уже долго лежал здесь без движения, глядя на звезды. Снег недавно
прекратился, и свет звезд блестел на синих сугробах.
Больше не было смысла ждать. Я потянулся к поясу и вынул свой кинжал.
Я положил его лезвие поперек своего левого запястья и задумался. Это может
занять слишком много времени. Есть и более быстрые способы - там, где тело
более уязвимо.
Но я слишком устал, чтобы двигаться. Через мгновение я потяну лезвие
на себя с резким нажимом. И тогда все будет кончено - ведь какой смысл
ждать помощи теперь, когда я слеп, глух и нем здесь, за горной грядой.
Жизнь полностью оставила мир. Маленькие искры мерцающего тепла, которые
излучают даже насекомые, странный, пульсирующий ритм жизни, подобно волне
прибоя текущей по Вселенной, излучаемый, вероятно, везде существующими
микроорганизмами... свет и тепло - все это исчезло. Казалось, из всего
ушла душа.
Должно быть, я бессознательно послал мысль с просьбой о помощи,
потому что внутри моего сознания я услышал отзыв. Я едва не закричал,
прежде чем понял, что ответ пришел из моего собственного мозга, какие-то
воспоминания, вызванные ассоциациями.
Ты один из нас, - сказала мысль.
Почему я должен об этом помнить? Это напомнило мне о... Хобсоне.
Хобсон и Нищие в Бархате. Ведь Мак-Ни не решил конечной проблемы.
Следующее сражение тайной войны произошло в Секвойе.
Должен ли я это помнить?
Холодное лезвие кинжала лежало у меня на запястье. Умереть будет
нетрудно. Значительно легче, чем выжить, слепому, глухому и одинокому.
"Ты один из нас", - повторила мысль.
И моя мысль умчалась в солнечное утро, в город возле бывшей канадской
границы, в напоенный холодом и хвоей воздух, в перестук людских шагов на
Рэдвуд-Стрит - сто лет назад.
Он словно наступил на змею. То, что было скрыто в свежей зеленой
траве, извивалось под ногами, поворачивалось и злобно билось. Но мысль не
принадлежала рептилии или животному; только человек был способен на такую
злобность, которая была, по сути искажением интеллекта.
Темное лицо Беркхальтера не изменилось. Его легкий шаг не сбился. Но
его мысль мгновенно отпрянула от этой слепой злобы, настороженная и
готовая к действию, а тем временем Болди по всему поселению ненадолго
прервали работу и разговор, когда их мысли соприкоснулись с сознанием
Беркхальтера.
Ни один человек ничего не заметил.
В ярком утреннем солнечном свете Рэдвуд-Стрит весело и дружелюбно
изгибалась перед Беркхальтером. Но оттенок тревоги скользил по ней, тот же
холодный опасный ветер, который многие дни дул в мыслях каждого телепата в
Секвойе. Впереди были несколько ранних посетителей магазина, несколько
идущих в школу детей, группа, собравшаяся перед парикмахерской, один из
докторов госпиталя.
"Где он?"
Быстро пришел ответ:
"Не могу засечь его. Впрочем, рядом с тобой."
Кто-то - судя по оттенкам мыслей - женщина - прислал сообщение,
окрашенное эмоциональным смятением, почти истерикой:
"Один из пациентов госпиталя..."
Мгновенно мысли других поддерживающе сомкнулись вокруг нее, согревая
дружественностью и комфортом. Даже Беркхальтер нашел время, чтобы послать
ясную мысль единства. Среди других он узнал спокойную, знающую личность
Дюка Хита, Болди-священника-врача, с характерными психологическими
оттенками, которые мог ощутить лишь другой телепат.
"Это Сэлфридж, - говорит Хит женщине, пока остальные Болди слушали. -
Он просто пьян. Я думаю, я ближе всех, Беркхальтер. Я иду."
Над головой описывал дугу вертолет, за которым тянулись грузовые
планеры, стабилизированные гироскопами. Он перевалил через западный кряж и
ушел в сторону Тихого океана. Когда его рокот стих, Беркхальтер услышал
глухой рев водопада, находившегося выше по долине. Он живо чувствовал
перистую белизну водопада, низвергающегося со скалы, склоны, покрытые
елью, пихтой и мамонтовыми деревьями, окружавшие Секвойю, далекий шум