Казанцев Александр Петрович. Мост дружбы

   Во сне труба казалась ему туннелем, снаружи вокруг нее была вода, а сверху — лед пруда… и почему-то по трубе американцы что-то посылали…
   Разбудил его грохот, гулко отдававшийся в металлических стенках. Андрюша проворно выполз на лед.
   Тарахтел огромный трактор.
   Место работ было ярко освещено электрическими фонарями. Электрики успели дать свет.
   По пруду на гигантских, сколоченных из бревен санях везли насос: округлую громаду металла с зияющими отверстиями для присоединения патрубков.
   Андрюша побежал к трактору. Рядом с санями шел Денисюк и кричал на трактор, как на лошадь:
   — Гей, гей! Не хромай, налегай! Спать не будемо!
   Один из инженеров докладывал Степану:
   — Нужны чугунные патрубки. Из готовых не подберешь, по размеру не подходят… Придется отливать новые, обрабатывать… Это займет несколько дней.
   — Слушайте, вы, инженер, — жестко сказал Степан, — считайте, что вы на фронте. Если бы мы с вами сорвали наступление, нас бы расстреляли…
   — Да, но… — опешил инженер.
   — Возьмем готовые патрубки. Чтобы подошли к насосу, поставим свинцовые прокладки. Подгоним по месту.
   — Свинцовые? — поразился инженер. — Конечно, будет скорее, но…
   — Выполняйте! — распорядился Степан.
   Прошло два дня. На льду пруда выросла деревянная будка. В Андрюшину трубу уже нельзя было залезть: к ней через патрубок был присоединен огромный насос, скрытый в будке. Там же, на одной с ним оси, стоял мощный электромотор. Однако воды все еще не было. Насос никак не хотел засасывать воду. Очевидно, как предположил Степан, в приемный трубопровод, опущенный в пруд, попадал воздух.
   Степан не спал двое суток, не давая отдыхать ни Денисюку, ни другим рабочим и инженерам. Все падали с ног, но на Степана не жаловались.
   Андрюша тоже почти не покидал места работ.
   У Степана лицо стало серым, глаза ввалились, голос охрип, но по-прежнему был жестким.
   Директор вызвал к себе Степана и разнес его за срыв срока.
   Степан вернулся от него мрачный и безжалостный. Он не давал никому даже закурить, требовал предельного напряжения сил.
   Почти сутки понадобились, чтобы пригнать свинцовые прокладки к патрубкам, чтобы оградить всасывающий трубопровод от попадания воздуха.
   На Степана было страшно смотреть. Денисюка увезли на подводе.
   И наконец насос пошел.
   Андрюша в это время стоял около будки. Услышав в ней крики, он припал ухом к трубе. Металл жег его холодом, но он не замечал этого, он слышал только, как бурлит, клокочет в трубе вода…
   Андрюша был счастлив. Это сделал его Степан!
   На лед пришел генеральный и благодарил главного механика, хлопал его по плечу, смеялся, потом взял под руку и повел на завод. Оглянувшись, он увидел Андрюшу и поманил к себе.
   — Здравствуй, молодой человек, — сказал он. — Благодаря твоему брату доменные печи пошли. Сейчас будет первый выпуск чугуна. Пойдем посмотрим.
   Андрюша потерял дар речи.
   Он прошел через проходную вместе с директором и Степаном. Охрана почтительно пропустила их. Андрюша изо всех сил старался показать, что ничуть не удивлен.
   Но на заводе его все не только удивляло, а ошеломляло: и паровозики-кукушки, с пронзительным свистом толкавшие огромные ковши на колесах, и ажурные мостовые краны над головой, предупреждающе звонившие колоколом, и скиповый подъемник с вагонеткой, которая сама собой ползла в гору, и запах гари, дыма, жженой земли и еще чего-то, и наконец — люди, ловкие, бесстрашные и умелые, в широкополых шляпах с приделанными к полям темными очками.
   На литейном дворе доменного цеха в земле были сделаны канавки, в которых должен был застывать чушками чугун. Здесь-то и пахло горелой землей. Рабочие в светлых комбинезонах что-то делали около желоба.
   И вдруг двор осветился. Посыпались искры, и ослепительно яркая жидкость потекла из пробитого отверстия. Люди отскочили, прикрываясь рукавицами.
   Генеральный директор, который ростом был чуть выше Андрюши, обнял его за плечи и стал шутить, смеяться, что-то говорить… Андрюша понял, как любит директор свой завод, доменную печь, расплавленный металл.
   По литейному двору торопливо шел полный седой человек. Сняв меховую шапку-ушанку, он издали махал ею директору.
   Андрюша узнал главного инженера.
   Главный инженер совсем запыхался. Подойдя к директору, он с трудом произнес:
   — Насос отказал, Михаил Сергеевич. Я приказал остановить доменные печи.
   — Как отказал?! — крикнул генеральный директор.
   Степан побледнел. Андрюша испугался за него. Ведь он после трех бессонных ночей едва держался на ногах.
   — Конечно, эти свинцовые прокладки мигом растрясло, как и следовало ожидать. Они деформировались, и теперь воздух проникает в трубу, — сердито говорил главный инженер.
   Генеральный повернулся к Степану:
   — Еще раз сорвать водоснабжение завода я вам не позволю! Идите! Быть там, пока насос не пойдет!
   Степан повернулся и зашагал прочь.
   Андрюша не знал, что ему делать.
   Директор ласково взял его за руку:
   — Я тебя провожу. Эх, мальчик мой, ведь это же металл, металл, который ждут. И как ждут!
   В голосе его была такая горечь, что Андрюша сам готов был рассердиться на Степана за то, что насос у него остановился.

Глава третья. ПРИЗНАНИЕ

   Прошла зима, вскрылась речка Светлая, сошел с пруда ледяной покров, поднялся уровень вешних вод, а около плотины так и осталась стоять деревянная будка с насосом, выручившим завод зимой.
   Ранним утром, выйдя с завода, Степан прошел мимо будки и с особым вниманием посмотрел на нее. Сколько суток проведено здесь! Говорят, материнское чувство крепнет во время бессонных ночей у детской кроватки.
   У Степана было почти материнское чувство к насосу, который он все-таки пустил зимой. Да и ко всему заводу — тоже. Вот и сейчас он шел с завода после двадцати восьми часов, проведенных в доменном цехе, где ремонтировали механизм подъема конусов. Степан Григорьевич считал долгом главного механика быть там. Несмотря на угар, он не уходил и не позволял уходить до окончания ремонта всем, кто был вместе с ним. К утру домна пошла.
   Возвращаясь домой, Степан думал о насосе, о домне, о людях, которым подавал пример своей неистовой работой, об Андрюше — его ведь следует воспитать в этом же духе, сделать инженером… «Наверное, он еще не ушел в школу».
   Он действительно еще застал Андрюшу дома, обрадовался, растрепал ему волосы и велел как следует позавтракать. Но сам есть не стал. Болела голова.
   Открыв окно, Степан смотрел, как братишка перебегает улицу. Собственно, это была не улица, даже и не просека в лесу, а просто нетронутый сосновый лес с приютившимися под сенью старых сосен маленькими, доверчивыми елочками.
   Степан с наслаждением вдыхал лесной воздух.
   Живешь одним заводом и не замечаешь, как проходит весна. Оказывается, на березках уже листва… И сколько оттенков зелени, если сравнивать сосны и ели, березы и траву… Хорошо бы пойти в лес с ружьем, не думать о колошниках и мартенах… Поспать бы на мху… или выкупаться в Светлой… Впрочем, конечно, купаться еще рано.
   Может быть, действительно пойти в лес и там выспаться? Позвонить об этом заместителю? Со времени промерзания Светлой и установки насоса на пруду, после десяти дней и десяти ночей, которые провел Степан без сна на льду, старый директор стал относиться к своему молодому помощнику лучше, сердечнее. Да, десять суток без сна!.. Трое суток до первого пуска воды по трубе… и еще семь суток после объявленного Степану выговора за срыв срока и остановку насоса, который он сам же и надумал установить…
   Пришлось отлить и обработать новые патрубки…
   И все-таки завод пошел!..
   Теперь Степан стал другим — давал сроки «с запасом», а потому больше их не срывал.
   Зазвонил телефон. Степан снял трубку.
   Говорил директор Веков. Он требовал, чтобы Корнев немедленно явился к нему.
   Не в привычке Векова справляться, спал ли главный механик… и не в правилах Корнева напоминать об этом.
   Превозмогая головную боль, Степан Григорьевич пошел в заводоуправление.
   Веков ждал его. Был он теперь в штатском, мирный.
   — Ну, главный механик, славный механик! — встретил он его, выходя из-за стола и идя навстречу. — Кто старое помянет — тому глаз вон! За выговор «насосный» зла не имеешь?
   — Не имею, товарищ генеральный директор, — сухо ответил Корнев.
   Директор усмехнулся:
   — Ну, давай руку, поздравляю! С правительственной наградой. С орденом «Знак Почета», которым наградила тебя Москва за пуск завода зимой… наградила по моему представлению.
   — Орден? — удивился Степан.
   — Да, брат! И выговор и орден — за одно и то же. В этом, так сказать, диалектика… Сумей понять. Выговор тебя кое-чему научил. Орден — тому признание.
   — Признание?
   — Да, Корнев, признание. Садись. Разговор серьезный. Инженерное образование ты получил, но знай — образование без воспитания как колесо без оси. Вот эту ось мы старались приладить к твоему колесу. И теперь…
   Низенький директор вернулся на свое место за столом и уселся в вертящееся кресло. Степан сел на жесткий стул. В кабинете директора стояли только жесткие стулья с высокими неудобными спинками, как на железнодорожном вокзале.
   — Признание, — продолжал директор, — и в первую очередь мое признание. Я приказал заготовить тебе документы. Поедешь в Москву.
   — В Москву? А как же завод?
   — Это хорошо, что ты не представляешь себе завода без себя… и себя без завода. Вижу — мой ученик. Все же поедешь в Москву получать орден. И явишься к нашему министру. Только что с ним о тебе говорил по прямому проводу.
   — Обо мне с министром? — настороженно спросил Степан.
   — Да, Степан Григорьевич, о вас. Наш главный инженер, как вы знаете, безнадежно болен. Едва ли в строй вернется. Вот министр и хочет с вами, товарищ Корнев, познакомиться. По моему совету, конечно… — Перейдя со Степаном на «вы», директор подчеркнул особое значение того, что он сказал.
   Степан понял все и почувствовал, как жар приливает к лицу.
   — Разве я могу быть главным инженером такого объединения? — воскликнул он.
   — Ну, не главным инженером, — поправил директор, — а исполняющим обязанности главного инженера, а там посмотрим. Вот так. — И он впился острыми, близко поставленными глазами в зардевшееся лицо молодого инженера. — Мне показалось, что ты научился со мной работать, — снова перешел директор на короткую ногу со Степаном. — Себя, да и других не жалеешь. Не рисковать. Чувствовать, что важно. Стену не ломать, а обходить. Запретов не нарушать. Держать помощников в неослабном напряжении. Знать, что работа — цель жизни. Все мы — для нее! Ты это понял. Хвалю!
   — Михаил Сергеевич! Спасибо! — срывающимся голосом выговорил Степан.
   — В напряженной обстановке выдвигаются быстро, — поучал генеральный. — В другие годы тебе бы долго пришлось выбиваться. А сейчас, получив признание, знай: первое дело — дисциплина, производственная и финансовая. Помните, товарищ будущий главный инженер, о бухгалтере. Он и первый помощник вам, он же и «недремлющее око государства» одновременно! До сих пор вы были только инженером, а предстоит вам стать руководителем. Многое понять придется.
   — Пойму! — Степан неожиданно встал с жесткого стула.
   В позе его было что-то торжественное.
   Директор тоже поднялся.
   — Когда ехать? — спросил Степан.
   — Сегодня.
   — Но ведь пассажирский поезд уже ушел.
   — Для тебя к товарному экспрессу прицепят служебный вагон. К министру едешь! Пассажирский поезд ты еще перед Прудовкой обгонишь. Кстати, проследи за быстрым продвижением наших грузов.
   — Понятно.
   — Иди готовься к отъезду. Имей в виду: на тебя курс держу, потому что на молодежь у меня ставка. Ночь-то спал?
   — Не спал.
   — В пути выспишься.
   — Есть выспаться в пути! — весело ответил Степан и почти выбежал из кабинета.
   Он ликовал. Да, ликовал! Получить в его годы, с его небольшим инженерным стажем такое высокое назначение, стать главным инженером крупного объединения с рудниками, металлургическим заводом и машиностроительными цехами — это неслыханная победа!
   Степан забыл об усталости, он даже насвистывал что-то, хотя отличался редким отсутствием музыкальности.
   Идти сразу домой было нельзя, пришлось заглянуть на завод, чтобы передать заместителю дела «на время отъезда» — ведь говорить о возможном назначении на пост главного инженера недопустимо!
   Степан вернулся домой почти одновременно с Андрюшей и, как только тот показался, объявил ему о своем отъезде.
   — В Москву? — удивился Андрюша. — Зачем?
   Степан пожал плечами:
   — Я не могу сказать тебе всего. Но кое-что скажу. Получу в Москве орден, которым меня наградили.
   Андрюша даже подпрыгнул:
   — Орден? Ленина? За что?
   Степан рассмеялся:
   — Нет. «Знак Почета». За установку насоса.
   — Так ведь тебе же за это выговор объявили!..
   — Выговор — за опоздание. А за пуск завода — орден. Такова диалектика, дорогой мой братец Андрюша! — И Степан взъерошил волосы у него на голове. — Достань из-под кровати чемодан.
   Андрюша сначала торжественно пожал брату руку, а потом бросился исполнять приказание. Никогда еще мальчик не был так горд, как в этот момент, стоя на четвереньках перед кроватью и вытаскивая из-под нее пыльный чемодан. Степан — орденоносец! Там, в Москве, одобрили его идею, оценили, что он не спал десять суток и пустил завод! Значит, из Москвы виднее!
   — Подожди! — вдруг вскрикнул Андрюша и сел на пол, смотря снизу вверх на брата. — А как же бак?
   — Бак? — нахмурился Степан Григорьевич.
   Нефтяной бак, на котором давно стерлись буквы «Нобель», старый, никому не нужный, стоял, примыкая к новому школьному зданию. Огромный, наполовину врытый в землю, он занимал часть предполагаемой спортивной площадки, Андрюша от имени пионерской организации школы — он был председателем совета отряда — приставал к брату, настаивая, чтобы он, как главный механик завода-шефа, распорядился убрать бак. Сначала брат обещал это сделать, хотя и говорил, что поднять бак очень трудно и дорого. Но он все-таки обещал. И вот теперь он уезжает, а в школе скоро начнется спортивный сезон…
   — Бак? — повторил Степан, отворачиваясь. — Видишь ли… положение несколько изменилось. Ты не знаешь, что такое финансовая дисциплина. Я не могу оплатить работы, связанные с подъемом бака, ибо подобные расходы нигде не предусмотрены.
   Андрюша не верил ушам:
   — Но ведь ты обещал!
   Степан поморщился:
   — Я не могу послать рабочих за пределы завода. Подобное распоряжение повредило бы делу… и мне… И вообще это недопустимо. На месте главного инженера я бы этого не позволил.
   Андрюша вскочил, тонкий, бледный, со взъерошенными волосами. Глаза его сверкали, на скулах выступили красные пятна.
   — Ты не можешь так говорить! Что подумают ребята и директор, которым я от твоего имени обещал!
   Степан усмехнулся:
   — Что ж… очевидно, ты поторопился, ибо…
   — Что — ибо? — почти плачущим голосом закричал Андрюша. — Ибо мой брат не умеет держать слово!
   — Ну как ты не понимаешь? — не обращая внимания на Андрюшину резкость, мягко сказал Степан. — Обстоятельства изменились. Не всегда возможно поступать опрометчиво. Расходы, деньги… А что я скажу бухгалтеру?
   — Сын главного бухгалтера завода у нас в школе учится, — наивно сказал Андрюша.
   — Какой он еще ребенок! Я начал его любовно воспитывать, а он на меня смотрит гневными глазами! В кого это ты такой огнеопасный? Не беда, постоит еще перед школой ваш бак. Горючего в нем давно нет. Вот кончится год, предусмотрим специальные расходы на ваш дурацкий бак, тогда…
   — А мы не будем ждать! Не будем! — топнул ногой Андрюша. — У нас ребят много… Тысяча! Алексея Денисовича Денисюка попросим, он нам скажет как… Все возьмемся, так вытащим!.. И пусть тебе будет стыдно!
   — Ну и дурак! Тысяча ребят! Это тебе не сказка про репку. Даже если Жучка в штаны тебе вцепится — не поможет! Здесь не просто люди нужны, а деньги, ибо потребуется построить целое сооружение… козлы такие здоровенные, к которым тали и подъемные блоки можно привесить… Иначе бак не вынешь.
   — Нет, вынем, — твердил Андрюша.
   На шум из-за перегородки вышел хозяин квартиры Денисюк. Сощурившись, теребя свисающий ус, он озорно посмотрел на Андрюшу:
   — То же кочет! Кочеток! Чи правда, чи нет, Денисюка тут поминали?
   — Да вот, — пренебрежительно махнул Степан рукой, — с твоей помощью школьники хотят нефтяной бак вытащить.
   — То ж можно, — неожиданно заверил Денисюк.
   — Пустой разговор, Алексей Денисович, — сказал Степан, укладывая вещи в чемодан. — Тут ты ничем не поможешь. Сейчас время трудное. Денег у завода нет строить целое сооружение, чтобы проклятый бак вынуть. Пусть стоит пока…
   — Нет, не пусть стоит! — перебил Андрюша.
   — Когда ты научишься вежливости? — повысил голос Степан.
   Алексей Денисович погрозил Андрюше пальцем и пригладил у него на голове озорной хохолок.
   — Раз грошей немае, так и не треба никаких грошей, — сказал он.
   — Без затрат не сделаешь, — буркнул Степан.
   — Можно и без грошей, — упрямо повторил Денисюк и подмигнул Андрюше. — Про тот бак я еще от моего хлопца, от Дениски, слышал. Зараз бак выну.
   — Так ведь нет же ни людей, ни средств! — раздраженно отмахнулся Степан.
   — Да я ж так разумию: не треба ни рабочих, ни талей. Я бак так вытащу. Один.
   — Нет у меня сейчас времени для шуток.
   — Та я ж без шуток, Степан Григорьевич. Один выну.
   Андрюша, полуоткрыв рот, смотрел на Денисюка. Степан сердито снова махнул рукой. Потом все-таки спросил:
   — А как вынимать станешь?
   — Так то ж вам виднее, Степан Григорьевич, — лукаво сощурился Денисюк. — Вы инженер, вам и решать, как вынимать, раз Денисюку не поверили. А он вынет.
   — Некогда мне спорить, — сказал Степан. — Вон машину за мной прислали. Андрей, поедешь меня провожать?
   — Не поеду, — опустив голову, сказал Андрюша, потом поднял глаза на Денисюка. — А вы взаправду бак один вынете?
   Тот рассмеялся:
   — Тильки ты ж мне и поможешь заодно с Дениской.
   — Да мы всей школой, Алексей Денисович! Я уже говорил…
   — Э-э… нет! Один я буду подымать. Вы с Дениской мне трошки поможете. Тильки втроем будемо.
   — Зачем ты ребенка дразнишь, Алексей Денисыч? — сердито сказал Степан и с силой захлопнул чемодан.
   — То ж вы дразните, Степан Григорьевич, то не я. Вы насос на пруду поставили — то добре! А мы вам бак зараз вынем без всяких средств — и то добре!
   И Денисюк вышел из комнаты.
   Степан хмуро посмотрел ему вслед.
   — Поглядим, — решительно сказал он и распорядился: — Андрей, снеси чемодан в машину. Я позвоню директору, попрощаюсь.
   Андрюша взялся за чемодан и сердито поволок его на улицу. Лицо его было напряженным, сосредоточенным, как у брата, когда тот шел по пруду к будущему месту установки насоса. Андрюша тоже пытался решить непостижимую для него задачу: как это можно вынуть бак из земли без людей и приспособлений?

Глава четвертая. БАК

   По всему светлорецкому заводу прошла молва о том, что старый Денисюк с двумя парнишками взялся вынуть из земли нефтяной бак. Никто не мог понять, как ухитрится он это сделать.
   Андрюша, взволнованный и гордый предстоящим участием в поднятии бака, тщетно ломал голову, но отгадать замысел Денисюка не мог. Дениска тоже ничего не знал об идее отца.
   — И не пытай, — сказал он Андрюше. — Батьку знаю — не скажет.
   А Денисюк молчал. Только рано утром, когда поднял ребят, чтобы идти с лопатами к баку, сказал:
   — Я так разумию, Андрей: догадаешься, как бак поднять, — чоловиком станешь.
   Андрюша промолчал. Но одно дело — решить быть таким же изобретательным, как Денисюк, другое — разгадать замысел старого такелажника, который в прошлом был и матросом и сапером.
   Начатая у бака работа показалась Андрюше, который ждал всяких чудес, скучной. Пришлось окапывать врытый в землю бак. Конечно, не окопаешь — не вынешь!..
   Денисюк после ремонта домны взял отгул. Завтра было воскресенье. Дениска отпросился из ремесленного училища, куда перешел учиться из школы.
   Андрюша получил разрешение от директора школы пропустить субботние уроки. К выходному дню предстояло закончить все подготовительные работы.
   Школьники вызвались помочь, но Денисюк отказался. Хитро посмеиваясь, изредка поплевывая на руки, он с покрякиванием выбрасывал землю лопату за лопатой, постепенно окапывая весь бак.
   К обеду бак окопали, но до дна было еще далеко.
   Неожиданно пришел сам Веков.
   — Ты что задумал, товарищ Денисюк? — спросил он, осмотрев место работ.
   Андрюша, искоса поглядывая на директора, продолжал выбрасывать землю.
   Денисюк выбрался из канавы, отер рукавом пот со лба, поздоровался с генеральным за руку и оперся о лопату:
   — Бак вынимаем, Михаил Сергеевич.
   — Вот что, товарищ Денисюк. Не годится такая кустарщина. Я пришлю с завода людей с талями и блоками, бревна для козел. Надо делать по-настоящему. Школа — наша подшефная.
   — Никак не можно, товарищ директор. Бак мы одни подымать будемо.
   — Что за чепуха? Почему одни?
   — Об заклад ударили, Михаил Сергеевич, — сказал Денисюк и выразительно подмигнул, — с инженерами… Дозвольте заклад выиграть, — и он указал на канаву.
   — Ага, понятно, — сказал Веков, словно догадавшись. — Ну, добре, добре!
   По-хозяйски обойдя бак, он не спеша подошел к ожидавшей его «Волге».
   Денисюк посмотрел ему вслед, подмигнул Андрюше и взялся за лопату.
   Дениска, широкоплечий, крепкий, признанный силач среди мальчишек, работал весело и, казалось, ни о чем не думал.
   Скоро жена Денисюка, тетя Оксана, принесла всем троим поесть. Когда они обедали, из школы выбежала шумная гурьба мальчишек. Они остановились и молча смотрели, открыв рты, как обедают трое героев дня. Никто не понимал, как будут поднимать бак.
   К вечеру канава вокруг бака стала глубокой, как траншея. Старый Денисюк приказал подкапываться под дно бака…
   Под дно! Андрюша просиял. Под дно!.. Так вот зачем нужно дно! И Андрюша сразу понял все… Как же он раньше не мог догадаться!.. Только так и можно поднять бак без всяких усилий! Ох, и голова же у старого Денисюка!
   Мальчики продолжали яростно подкапываться под бак.
   Андрюша шепотом сказал Дениске о своем предположении. Тот удивленно посмотрел на него:
   — Да что ты! Ай да батька!
   Андрюше стало немного обидно. Дениска похвалил не его за догадку, а отца. Но в следующий миг Андрюша уже возмущался собой. Он только догадался, а старый Денисюк придумал. Даже Степан не мог придумать, а Денисюк придумал! А если он, Андрюша, догадался, когда увидел, что под дно подкапываются, это значит, что и он когда-нибудь станет изобретателем… Только он больше никому не скажет о том, что догадался: пусть не подумают, что он хвастается…
   Не подозревал тогда Андрюша, какую роль в его жизни сыграет эта догадка!
   К вечеру, совсем измученные, Денисюк и два юных помощника пошли спать.
   Андрюша даже не смог раздеться — он упал на кровать и мгновенно заснул.
   И тотчас, как ему показалось, его кто-то стал будить. Андрюша думал, что это Дениска требует, чтобы он разделся, и решил ни за что не просыпаться. Но чьи-то сильные руки подняли его с кровати и поставили на пол.
   Андрюша открыл глаза. За окнами, в лесу, было еще сумрачно. Чуть светало. Денисюк улыбался Андрюше.
   — Пишлы! — скомандовал он.
   Денисюк торопился прорыть траншею до двух часов дня, когда кончится на заводе первая смена и рабочие пойдут домой. Конечно, кое-кто завернет к школе. Старый такелажник считал себя артистом и готовил «представление».
   Школьники тоже явились, и все с лопатами. Денисюк прикинул оставшийся объем работы и велел им делать из выкинутой снизу земли метровый вал вокруг всего бака, чтобы тот оказался как бы в земляной чаше.
   К назначенному времени около школы собралось много народу. И как бы случайно туда заехал директор.
   Все шептались, ничего не понимая. Близ окруженного земляным валом бака не было видно никаких подъемных приспособлений. Правда, одна лебедка была, но далеко в стороне. От нее к баку шел трос, которым Денисюк, приставив лестницу, еще в самом начале работы зацепил за имевшееся на самом верху бака ушко.
   — Ну как, Архимед? — весело окликнул Денисюка генеральный. — Дай тебе точку опоры, и ты перевернешь мир?
   — То можно, — в тон ему отозвался Денисюк. — Бак повернем, а мир еще в октябре семнадцатого повернули…
   — Это верно, — согласился директор.
   Выполняя приказание Денисюка, Андрюша с Дениской тянули от школы пожарный рукав. Собственно, тянул один только Андрюша; Дениска остался у пожарного крана.
   Неожиданно громким басом Денисюк рявкнул:
   — А ну, давай, хлопцы, давай, як на пожар!
   Андрюша стал на земляной вал и направил из брандспойта струю воды вниз, в траншею.
   — Что это он? Размыть канаву, что ли, хочет? — послышались голоса из толпы.
   Дениска разматывал второй рукав.
   Скоро канава стала наполняться сначала в две, а потом в четыре струи.
   Денисюк скромненько отошел в сторону и принялся сворачивать козью ножку. Генеральный предложил ему сигарету, но тот отказался.
   В толпе теперь начали понимать, что задумал старый Денисюк. Кто-то в восхищении цокал языком. Денисюк не оборачивался, только в узких глазах его играли огоньки.